- При чём тут романтика? – ощущение, в котором я безошибочно распознала румянец, предательски приливающий к щекам, раздражало не меньше разговора, с каждой минутой становившегося всё более дурацким. – Наверняка он просто мимо проходил. И больше я его в жизни не увижу.
- И тебя это совсем не огорчает?
- Нет! И мне не хочется вспоминать, как я чуть не погибла в цвете лет из-за собственной глупости и нашей общей нелюбви к правилам дорожного движения! И если ты собираешься весь день обсасывать то, что произошло на этом треклятом перекрёстке, хотя мы собирались дальше смотреть «Кодекс», так и скажи, чтобы я знала, что могу пойти домой и заниматься этим в гордом одиночестве!
Гвен хмыкнула, но всё же достала из кармана графон.
Впрочем, менее хитрым её прищур не стал.
- Мы на какой серии остановились? – мирно уточнила подруга, подвинув коробку с печеньем, чтобы положить на его место серебристую трубку.
…я ненавидела отца. Пусть и не помнила его. Он прожил с мамой больше пяти лет и, по её словам, был не только прекрасным любовником, но и любящим родителем. И это не помешало ему в конце концов затосковать по дому и бросить как меня, так и маму, беременную вторым его ребёнком; поэтому мне не хотелось думать, что сид, который меня спас, может иметь с ним хоть что-то общее. В принципе не хотелось думать о сидах. Под самым красивым лицом и самыми красивыми поступками любого из них скрыто одно и то же: сахарная фея, жестокая и эгоистичная, надутая собственная гордыней, для которой обмануть и предать смертного – не обман и не предательство, а уморительная шалость. Всё равно что с котёнком поиграть: раздразнить того конфетным фантиком на нитке, позволить схватить его, а потом дёрнуть рукой – и хохотать, глядя на злую мордочку, с которой тот смотрит, как трофей ускользает из-под носа…
- Семнадцатая, кажется.
Убедившись, что мы наконец перевели тему, я сползла с кресла. Подобрав потеющую, восхитительно холодную бутылку с газировкой, села на полу рядом с Гвен, облокотившись на медвежью лапу. Подруга уже развернула полноразмерный голографический экран, прибавила яркость на полную, чтобы сквозь картинку не просвечивала мебель, и ткнула кончиком пальца в иконку браузера. Первым открылся новостной сайт, и заголовок, на который упал мой взгляд, гласил: «Серийный убийца по кличке Ликорис снова в деле!». Мелкие буквы ниже услужливо поясняли, что в Динэ найден изуродованный труп молодой девушки, пропавшей два месяца назад…
…вот почему я предпочитаю не читать новости. Ничего хорошего в них всё равно не пишут.
- Дался тебе этот сериал, - всё-таки буркнула Гвен, сменив тошнотворный сайт на вкладку с красноречивой подписью «Лучшие фильмы онлайн». – У тебя тут в реале такое произошло, что любой сериал отдыхает, а ты… Я понимаю, конечно, уважение к памяти предка, бла-бла-бла, но…
Я промолчала. Повернула крышку на стеклянной бутылке – осторожно, чтобы взболтанная газировка не брызнула мне в лицо. Глотнув сладкую гадость со вкусом манго, протянула бутылку Гвен: мы давно уже не стеснялись пить из горла друг за дружкой.
Да, со вчерашнего дня в моей жизни творится такое, что любой сериал и правда отдыхает. Именно поэтому я хотела хотя бы на пару часов забыть об этом.
***
Дядя Ахайр вошёл в комнату на самом интересном месте – и палец Гвен моментально метнулся к экрану, заглушая сладострастные стоны, лившиеся из динамиков.
- Привет, пап, - невинно произнесла подруга, свернув браузер.
Отец Гвен возмущённо переступил с ноги на ногу, топнув копытами по порогу:
- Что вы смотрите?!
- «Кодекс Форбидена». Сериал про Охотников и Инквизиторов в девятнадцатом веке. Как они охотились на нечисть и всё такое. Я вам с мамой уже рассказывала, помнишь? Та штука, которую снимали по запискам Лайзиного прадедушки.
- Там вообще всё прилично, - быстро добавила я, - просто главный герой… мой прадедушка… тут как раз арка про то, как они познакомились с моей прабабушкой, и в прошлой серии его возлюбленная едва не погибла от лап оборотня, а потом им долго было не до отношений, но теперь… В общем, вы вошли в тот момент, когда они наконец объяснились, и…
- Привет, Лайза, - вздохнул дядя Ахайр. – Прилично, говоришь? Тогда почему, как я ни войду, у вас на экране то убивают, то насилуют кого-то?
- И вовсе даже не насилуют, а красиво занимаются любовью. В данный момент, - уточнила Гвен. – Просто сериал такой: показывает викторианскую эпоху и деяния тёмных сил без прикрас. И вообще, на обнажёнку на экране сейчас мода! Это ты ещё не видел, как «Ведьмака» экранизировали – с оргией!
- Вот активирую на твоём графоне родительский контроль, и будут вам Ведьмаки, оргии, Инквизиторы и Лайзины прадедушки, - буркнул дядя Ахайр, отворачиваясь. – Мама зовёт вас чай пить. Так что заканчивайте со своим развратом и бегом на кухню.
- Родители, - закатила глаза Гвен, когда глава семейства Хайлин удалился, закрыв за собой дверь. Закинула в рот очередное печенье – за две с половиной серии коробка почти опустела, и в основном её стараниями. – Никогда не замечала такого спецэффекта: если на весь фильм или на весь сериал, который ты смотришь, будет ровно одна постельная сцена, твой строгий папа войдёт в комнату именно в этот момент?
- Не замечала. У меня, если ты успела забыть, нет папы.
В неловкой тишине, расползшейся над нашими головами, графоном и плюшевым медведем, я почувствовала, как в груди снова заворочался склизкий ком тревоги и страха, подзабытый за бедами и драмами людей, живших задолго до моего рождения.
Наверное, меня должно было утешать, что им – моим предкам – приходилось куда хуже. Внезапный отъезд из дому и брошенная практика не сравнятся с тем, что пришлось пережить моей прабабке, и тем более с кровавыми ужасами, которых за свою карьеру наш знаменитый прадед повидал немало. Да только чужие несчастья не отменяют и не обесценивают твои собственные. Даже если ты понимаешь, что на твою долю выпали несчастья куда менее горькие. Когда тебе без анестезии удаляют зуб, лекарь может бесконечно твердить «радуйся, что не ногу», но это не умерит боли.
И я не знала, насколько страшной в конечном счёте окажется та беда, с которой столкнулись мы.
- …и вообще мне домой пора, - невпопад закончила я, поднимаясь с ковра.
- Что, даже серию не досмотрим?
- Мы и так уже две посмотрели. И я задержалась дольше, чем хотела.
Гвен, приуныв, повернула графон к себе; принялась закрывать в браузере ненужные вкладки – и замерла.
- Боги, как же я сразу не вспомнила! – двумя пальцами взявшись за край экрана, подруга развернула голографический прямоугольник в мою сторону. – Та тварь, которая снилась мне и тебе! Это же Кромешник!
Я пригляделась – и дёрнулась, задев мыском кеда пустую бутылку из-под газировки, заставив её упасть.
Статья была озаглавлена «Дюнетэни – воплощение кромешной тьмы». Сразу под заголовком располагалась картинка худощавого мужчины в деловом костюме: чёрный пиджак, белая рубашка, галстук-бабочка… и абсолютное гладкое, без единой черты лицо.
- У меня вкладка про него, наверное, уже месяц висит! Кузина ссылку кинула! Его называют Кромешником, говорят, он – порождение Дикой Охоты, охотится на детей и подростков, и за последние годы его видели по всему Харлеру!
- Он что, фомор какой-то?..
- Никто не знает! Только говорят, что вместо рук у него щупальца, живёт он в лесу и забирает детей, которые ушли гулять без спроса!
Поднимая многострадальную бутылку, я качнула головой, успев взять себя в руки.
В первый миг рисунок и правда меня напугал… да только, присмотревшись, я нашла в нём не слишком много сходства с героем моего кошмара. У существа с картинки голова была лысая, пепельно-серая, с язвами и чуть ли не следами гниения на том месте, где у нормальных людей располагалось лицо. И костюм выглядел вполне обыденно: такие продают в любом магазине вечерней одежды.
- Не похож. – Стеклянное донышко звякнуло о дерево, когда я поставила бутылку на стол. – Тот, что мне снился… он весь был из мрака. Ни рубашки, ни пиджака, ни бабочки. И голова была чёрной. Да и щупалец я не заметила.
- Я тоже, - нехотя согласилась Гвен. – Но это же мелочи! Вдруг он умеет облик менять?
- Гвен, ты хоть видела, что это за форум? «Сказки не на ночь». Я пару раз почитывала там байки о клоунах-убийцах, восставших из могилы и отрастивших рога. Если б этот Кромешник-Дюнетэни правда объявился в Харлере и похищал детей, о таком трубили бы во всех новостях, и на уроках духоведения не преминули бы рассказать, что в учебники пора вносить изменения. Я скорее поверю, что Повелитель Кошмаров сверхурочно выехал в наш бренный мир, чем в какого-то сетевого монстра.
- И то верно. – Свернув экран графона, разочарованная Гвен кинула его на кровать. – Ладно, идём. Я тебя провожу.
Из комнаты выходили в молчании, перед уходом всё же заглянув на кухню. Сбегать, не попрощавшись с родителями Гвен, было бы совсем уж невежливо. Мне стоило немалых усилий убедить тётю Лейн, что маме срочно нужна моя помощь в одном деле, так что одну чашку её восхитительного мятного чая с персиковым пирогом я всё-таки выпью, но потом – сразу домой; дядя Ахайр пробовал поддержать любимую супругу и задержать меня на ужин, но не слишком рьяно: первый день рабочей недели явно выдался для отца Гвен не самым простым, и даже любимый пирог он жевал с усталым видом.
- Спасибо за угощение, - расправившись с десертом, сказала я на прощание, тоскливо думая, что в следующий раз приду в этот дом и посижу на этой кухне нескоро. – За ваши кулинарные способности, тётя Лэйн, многие шеф-повара душу бы фоморам продали.
- Льстите вы мне безбожно, мисс Форбиден, но я не против, - улыбнулась мама Гвен. – Ждём тебя завтра. Ахайр заказал мне клубничный торт, думаю, ты от него тоже не откажешься.
Я только кивнула, прежде чем отвернуться: слишком совестно мне было глядеть в их длинные добродушные лица.
- Завтра же как обычно? – открывая передо мной входную дверь, спросила Гвен.
- Да. В полдень у моего дома.
Каждая новая ложь давалась всё тяжелее.
- Тогда до завтра.
Меня сердечно обняли за плечи – вынудив сглотнуть ком в горле, прежде чем обнять подругу в ответ. Тут же разорвав объятие, шагнуть вперёд, на крыльцо: так торопливо, точно меня могли удержать.
Шагая по дорожке мимо кустов садового жасмина – прочь от домика с камышовой кровлей, словно сошедшего со страниц старинных легенд, прочь от тепла и уюта, на пару часов заставивших забыть и о неведомой опасности, и о безликой тьме, и о том, что ждёт меня завтра, – я ни разу не обернулась. Ни до того, как услышала стук захлопнутой двери, ни после. Как никогда остро понимая, насколько дорога мне и наша дружба с Гвен, и эти сериальные вечера, и трапезы с её родителями, такими гостеприимными к замкнутой человеческой девчонке.
Надеюсь, когда всё это безумие закончится и я вернусь в Мойлейц, я смогу объяснить Гвен своё исчезновение. Надеюсь, она не обидится на меня настолько, чтобы больше мы никогда уже не собрались за обеденным столом в её доме.
…если я вернусь…
Я вдохнула жаркий золотистый воздух, подкрашенный солнцем, клонившимся к верхушкам невысоких яблонь в садах, – и, оглядевшись по сторонам, перебежала дорогу, спеша к дому.
Когда я толкнула калитку, Эш сидел на веранде, уткнувшись в свой графон. Наверное, читал что-то: типичное агрегатное состояние моего брата.
- Ты собрался? – спросила я, взбегая по деревянным ступенькам. – Как мама?
- Утрамбовал чемодан ещё ночью. – Эш не отрывал взгляда от экрана. Выразительности в его голосе было так мало, что в иных мраморных глыбах отыщется больше, особенно в тех, что побывали в руках умелого скульптора. – Мама весь день притворяется спящей. Даже не ела.
- Эш, если мама не выходит из комнаты, это ещё не значит, что она притворяется. Она плохо себя чувствует и вполне может на самом деле целый день…
- Я время от времени проверяю её странички в соцсетях. Она была онлайн – даже не раз. И точно спит не целый день.
Я растерянно уставилась на корявые яблони за спиной брата: старые деревья росли на участке, уже когда мы его купили.
- Но зачем…
- Хотел бы я знать. Осмелюсь предположить, что она по каким-то причинам не желает со мной разговаривать.
Я нахмурилась. Взялась за ручку входной двери – но, вспомнив кое-что, обернулась.
- Эш, тебе сегодня ночью кошмары не снились?
Брат резко вскинул голову:
- Чёрный человек без лица?
Мы смотрели друг на друга – и склизкий ком, жабой поселившийся в груди, вновь давал о себе знать.
Даже если это действительно проделки Повелителя Дикой Охоты, после случая на дороге считать происходящее простым совпадением я уже не могла.
- Он и Гвен снился. – Я сжала дверную ручку до боли в ногтях. – Что за фоморщина?..
- Не знаю. – Эш вновь опустил взгляд на экран. – Но предполагать, что она не связана с нашим неожиданным бегством, глупо.
Какое-то время я смотрела, как он читает – или пытается читать, чтобы не ввязываться в разговор, который всё равно не мог дать никому из нас ни успокоения, ни желанных ответов. Потом, рывком провернув ручку, вошла в дом.
На то, чтобы скинуть кеды и дойти до маминой комнаты, ушло не больше минуты.
- Я знаю, что ты не спишь, - толкнув дверь, с порога требовательно произнесла я.
Солнечный луч, пробиравшийся в комнату сквозь щель между закрытыми шторами, рассекал полумрак узкой золотой полосой. Мама лежала в кровати, отвернувшись к стене. Рамки с нашими детскими фото поблескивали на комоде, чистый письменный стол ждал, когда за ним начнут работать; в стеллаже покоились на полках контейнеры с костями, картами и поделочными камнями, готовые к моменту, когда их хозяйка начнёт разгребать маленькую очередь из скопившихся заказов.
Если в моей спальне царил бардак – отражение того, чем стремительно оборачивалась моя жизнь, – здесь всё оставалось в идеальном, заведённом, привычном порядке. Зрелище которого сейчас казалось невыносимым.
- Я понятия не имею, что происходит, - приблизившись к кровати, продолжила я, - но ты должна….
Она повернулась так, словно ждала этого момента весь день.
Когда я увидела её красные, опухшие, безнадёжно заплаканные глаза, все невысказанные слова замерли у меня в горле.
- Ты вернулась. – Мама села. Вцепившись в мои руки, вынудила сесть на край кровати; обняла крепко, будто цеплялась за собственную жизнь. – Лайза, я так боялась… так боялась, что ты…
Судорожный вздох, прервавший фразу на середине, не мог быть ничем иным, кроме как всхлипом.
…мне вдруг вспомнилось, как полгода назад у меня воспалилось ухо. Оно разболелось посреди ночи, когда звонить лекарям было уже поздно, а без опасности для жизни ни один не согласился бы принять экстренный вызов. В ухе стреляло так, что я не могла заснуть. Обезболивающее не спешило помогать. Обычно я стоически переношу недомогания, но тут в конце концов расплакалась; тогда мама обняла меня – так же, как сейчас – и легонько укачивала, пока я плакала у неё на плече, словно мне снова семь и я реву, рассадив коленку.
Мама всегда защищала меня. Поддерживала. Утешала, когда я плакала. Это я была слабой, а она – тем, кто может оберегать.
