Пролог.
Качели с тихим скрипом раскачивались над пропастью мерно и как бы нехотя. Безликая девочка, одетая в лёгенькое жёлтое платьице, раскачивала ножками, отталкиваясь от воздуха в попытке заставить качельки взлететь ввысь. Не замечая никого вокруг, она подобно видению летала над пропастью, весело улыбаясь и постоянно проваливаясь в мечты. Она знала больше, чем кто либо. И она прекрасно осознавала эту важность.
Никто не видел, что творилось на самом деле. Все только видели раскачивающие порывами ветра качели над пропастью. И лишь один мальчишка, ненамного старше Безликой, понимал, отчего кроны многовекового дерева так наклонены, отчего ветер злее пущего, отчего из дыры доносились странные звуки, леденящие саму душу человечества. Мальчик плакал. От страха его маленькое сердечко сжималось в изюминку при одной только мысли, что будет сейчас на самом деле.
Стараясь не показаться на глаза Безликой, он, вытирая рукавами рубашки слёзы, со всех ног бросил бежать подальше от пропасти в деревню. Нужно было предупредить, нужно было…
Мысли хаотично бегали в голове мальчика. Он уже не понимал, где бежит, куда и зачем. Страх сковал его тело, превратил в жалкую марионетку, по прихоти кукловода выполнявшую всё, что угодно. И только доносившие вслед слова с ветром девчушки возвращались его к жизни. К последней жизни, заставляя двигаться дальше, пока ещё было не поздно…
- Я считаю до пяти, не могу до десяти. Рад, два, три, четыре, пять…
Кто-то будет умирать…
Часть первая. Знамения
Стук каблучков уже действовал на нервы, но от него было не избавиться. А всё потому, что одна недоразвитая особа решила вычурнуться, показать себя во всей красе, чтоб не думали о ней чего дурного. И вот сейчас, ругаясь на чем только свет стоит, девушка мысленно сотню раз надавала себе тумаков, клятвенно пообещав, что больше в жизни не наденет эти треклятые туфли.
Нервно одёрнув и так идеально сидевшую на ней юбку-карандаш, девушка дошла до нужной двери, задержавшись около неё лишь на секунду, чтобы успокоить своё сердце и нацепить на лицо улыбку. Не с высунутым, как у собаки после забега, языком предстать перед дорогим же человеком!
Досчитав медленно до пяти, девушка дернула за ручку и открыла дверь, собираясь уже сказать слова приветствия, но взамен…
По всему бесконечному коридору раздался вздох разочарования и отчаяния.
За дверью оказался ещё один точно такой же бесконечный серый офисный коридор с множеством дверей, за которыми не было никого – Саша это уже успела проверить. В какой-то момент ей показалось, что здание вымерло, просто вымерло в миг, оставив её, Сашу, здесь одну блуждать по бесконечным коридорам смерти. Но Александре не было свойственно верить в магию и чудеса, поэтому она больше склонялась к версии, что это испытание. Очередное особо извращённое испытания, пройдя которое она отыщет не только дорогого ей человека, но и станет счастлива на всю отставшую жизнь.
В очередной раз убедив себя, что бесконечно блуждать по одному и тому же этажу она не сможет, а значит рано или поздно (лучше рано, конечно, а то так и свихнуться можно) наткнётся на нужную ей дверь с номером 366, которых здесь, к слову, просто пруд пруди, и, наконец, уже сможет увидеться со своей подругой. С некой загадочной А.А.
Глава 1. С чего же начинался день.
Актёр
Резко выдохнув, как от удара, я вмиг присела, не разлапая глаз. Руки сами нашли мой короткий клинок за подушкой, выставив его в защищающем жесте. Отточенные годами движения, пожалуй, уже не требовали особой концентрации, моего внимания и даже полного управления телом. Всё делалось само по себе, словно жило отдельно собственной жизнью. Многих такое пугало. Даже, откровенно говоря, вводило в ступор. Но только не меня. Я привыкла к этой жизни, я привыкла к таким обособлениям. Для меня, как Актёра, отделения одного «я» от другого было настолько повседневным, обыденным, что пропой я во сне арию моему убийце и пристрели того на месте, продолжая спать, из арбалета, то проснувшись даже бы и не удивилась. А только б похвалила ту частичку внутреннего «меня», что воевала ночью, за такую хорошо проделанную работу и мастерство. Ведь кем бы ни была эта частичка «меня», находится она во мне, в моём теле.
Услышав лишь тихий визг лезвия по воздуху, и тут же сосредоточившись полностью на своих ощущениях, я поняла, что в комнате нахожусь совершенно одна, и чужого присутствия здесь не обнаруживается. Открыв глаза и подтвердив свои доводы, я вернула клинок на место, подавив в себе полный отчаяния вздох. Это была уже четвёртая ночь по счёту, после которой я просыпалась полностью уставшая, вымотавшаяся и выжитая до капельки, как лимон. Из моих знакомых в городе никто не мог сказать, отчего такое происходит с обычным человеком. Да и будь они хоть трижды высококвалифицированными лекарями, то не смогли б всё равно.
Привычно зажмурив глаза и сомкнув пальцы у висков, я попыталась сосредоточиться на том, что снилось мне этой ночью. Для кого-то может такая мелочь и маловажна, но ведь по сути: как понять, отчего с утра в теле такая устлалась, если не знать, чем же ночью занималось это самое тело? Для этого, конечно, есть много разных вариантов, действий и процедур. Но разве я похожа на того маразматика, что решится взять и просто так открыться перед всей публикой?
Откинув, наконец, все посторонние мысли из головы, в красках представила себе всю живость сонной картины, её детали, контуры, рамки холста. Такому ещё в детстве научила меня моя лучшая и единственная на свете подруга – сводная сестра. Она, как Художник, разбиралась в этом намного лучше меня и могла за секунды проделать подобнее, пробираясь червём в недра собственного разума и сознания. Я же, как Актёр, постоянно сторонилась этого, внутренне боясь и дрожа только от мысли, что вдруг не смогу с собой справиться и навечно застряну там, в собственных воспоминаниях, рассеяв собственный дар по воздуху и опустошив саму себя до дна тем самым. Такого потрясения я б уж точно не пережила…
Ухватившись за хвостик воспоминания сна, я несколько раз прокрутила уже увиденную ночью в голове картину, пытаясь понять, что в этом такого необычного. Видеть другие миры мне приходилось не раз, и эта ночь не была исключением (хотя о существовании этих самых других миров очень и очень многие учёные спорят. В любом случае, пока не отыщут истину или проход в любое из измерений – не затихнут, а так и продолжат друг другу мозги мурыжить). Мир будущего, без магии, со сплошными технологиями – ужасно холодное и отчуждённое место. Хотя для обычного человека всё это приемлемо. Каблуки, до ужаса просто короткая обтягивающая юбка, блузон – вроде бы ничего необычного. Или же…
Хм. «А.А.» что-то мне это напоминает!
- Агнел! – вскрикнула я, резво вскочив и начав собираться. До меня дошёл смысл приснившегося, и нашлась причина моей такой усталости. Ничего необычного – моя сестрёнка-художник таким способом просто пыталась до меня достучаться, показать, что я ей необходима, как рыбе вода, как человеку – воздух или земля. С ней что-то случилось… наверняка! Иначе б Агнел не стала заставлять меня во сне бегать по бесконечным коридорчикам, ища заветную комнатку для встречи с ней.
Ретиво заправив кровать, и быстрее обычного посетив ванную, я надела лёгкое летнее платьице, нацепила на распущенный каскад золотых волос соломенную шляпку с ярко-розовым бантом сзади и, прихватив сумочку, выбежала из комнаты.
У меня был собственный небольшой двухэтажный особнячок, где я проживала с время от времени гостившими у меня актёрами из бардовых трупп. Когда-то я многих из них в лицо знала, с некоторыми даже жила, играла и выступала. Давно было это – ещё при прошлых создаваемых мною лиц и образов. Жаль, конечно, им самим не суждено узнать меня в новом теле – ведь тогда б общение и мнение о моей новой персоне было совершенно обратное. Но, увы, это цена за моё бессмертие. Или точнее сказать – долголетие. Несколько тысяч лет – немалый срок, чтобы успеть устать от жизни, мира и творившегося вокруг хаоса. Смысл тот же – приходится менять свой образ, стиль, тело и жизнь вцелом.
Но вернусь я к бардам. Что сказать: принимаю всех их у себя в гостях и предлагаю свой кров как временное пристанище. Конечно же, по доброте душевной и дружбе старой. Однако все считают иначе – молодая двадцатилетняя неопытная, неизвестная, но подающая надежды богатенькая актриска из богом забытого городка подлизывается ко всем подряд, лишь бы её приняли в свою труппу, предложили покровительство и на блюдечке с голубой каёмочкой предложили всемирную славу и известность. Да - да! Именно так все и говорят. Хотя, что ещё можно-то подумать о моём новом образе легкомысленной девчонки, любящей и всеми силами пытающейся привлечь к своей персоне как можно больше внимания? Ничего уж путного так точно.
Криво усмехнувшись собственным мыслям и кивком головы поздоровавшись с очередной остановившейся у меня на несколько дней труппой, быстро сбежала вниз по лестнице и выпорхнула на улицу. Бессмертным всем приходится платить в этой жизни. И их тело – не исключение. Оно формируется медленно, словно нехотя и почти даже не взрослея. Наша регенерация клеток настолько быстра и сильна, что успей я только порезаться – как тут же кожа стянется и не останется на месте пореза даже шрамика. Возможно, многим подобная неуязвимость и покажется очень привлекательной, но скажите… что мне делать со всем этим? Как мне жить, если в свои почти четыреста выгляжу едва на двадцать лет? И что б придать себе серьёзности, приходится наносить актёрский грим, маску и призывать к помощи внутреннего Мастера? А это очень даже болезненно, скажу я вам, призывать собственный дар, собственного Мастера своего дела, приучая и подчиняя того, что б хорошо выполнять заданную «не по возрасту» мне роль.
- Госпожа Сайнс, Вы надолго? – поймал меня на дорожке, ведущий к калитке, дворецкий. Суховатый старичок лет шестидесяти охотно работал на меня, управляя домом, хозяйством и прочими слугами. Отчасти от того, что служил прежним владельцам сего особняка, отчасти от получаемой заработной платы и совсем немного – от моей похожести на его уже взрослую, состоявшуюся дочь. Порой я замечала и ловила на себе его взгляды: тёплые, обеспокоенные, заботливые. Такие, какими только смотрят родители на своё любимое чадо. От этого в подобные моменты так становилось тепло, приятно… Ведь обо мне давно никто не заботился, последние лет так триста пятьдесят - восемьдесят так точно.
Ах да… забыла представиться! Сайнс, Алексис Сайнс, если можно. Хотя это не моё настоящее имя, а всего лишь очередной выдуманный псевдоним. Но большее никому знать и не положено! В Мире Масок это не приветствуется – ибо опасно, перекроют кислород вам сразу.
- Навечно! – как подобает моему образу, беззаботно ответила я, радостно пробегая мимо старика прямо к заветной двери.
Опечаленный вздох донес мне в спину, и я недовольно скривилась, понимая, что мужчина опять всё принял близко к сердцу и будет теперь весь день ходить как в воду опущенный. Вот же старый чёрт…
Дойдя до двери и уже выйдя на улицу, застыла на секунду:
- Буду вечером! Передайте «Грустным сирам», что б дождались моего приходи и не скучали там без меня! – отозвалась уже по ту сторону заборной каменной стены, что плющ закрыл полностью собой от глаз людских и посторонний. Признаюсь, эта чёртова гадина есть у меня! Совесть, что б её на бой с самим Пирном отправить.
А всё из-за чего? А всё из-за этого нового глупого образа! Что поделать – чем больше вживаешься в роль, тем сильнее меняешься ты, меняются твои привычки. Глупо звучит, особенно для нас, Бессмертных, которым потерять собственную сущность сродни потери души, потери жизни. Я не раз видела, как сходят некоторые с ума Актёры, как ломаются тела многих Танцоров. Они слишком сильно привязывались к этому миру, к своей новой «жизни», забывая о том, кто есть они на самом деле, кем являются и для чего нужны. Глупо, глупо… как же глупо взять и полностью себя отдать новому телу, новому образу, перестать укреплять внутренний стержень, внутренне оболочку своего настоящего «я», истинного и не прирожденного Бессмертного. И это ещё один из непреодолимых страхов у меня – боязнь потерять рассудок, перестать ощущать настоящее «я» и стать одной из тех марионеток, что каждый день изображаю я.
Пройдясь по улицам небольшого городка, где проживает Алексис, засветившись перед жителями, публикой и заскочив узнать, есть ли у меня на ближайшие пару дней какие-то выступления, я с чувством выполненного долга скрылась в подворотнях, убегая ото всех и кротчайшим путём приходя к своему месту. Своим местом я называла небольшую заброшенную хибарку, где могла спокойно вдали от всех тренировать собственное тело, медитировать и блуждать по магическим потокам и каналам связи. Чем, собственно, и решила заняться сейчас. К сожалению, на таком огромном расстоянии связаться мысленно с Агнел не представляет возможным – увы и ах, я ещё не настолько сильна, чтобы проделывать подобные трюки, но вот отыскать её месторасположение - пожалуйста! Жль только, что пока в общих чертах и вдали от её временно пристанища, но главное пока знать, куда отправляться.
Присев на старый ворсяной коврик, облюбованный мною для медитации, я скрестила ноги, закрыла глаза и… начала играть пьесу собственного сочинения. Именно так – я исполняла роль, свою роль в собственном спектакле. Мысленно представляя, как я хожу по сцене, произношу заветные слова и, ни видя ничего вокруг, кружусь, кружусь по грубо обтёсанным доскам, пока ни припадаю в объятия героя и тот не шепчет мне:
- Империя заката, Рейденский пролив.
А после, поблагодарив мужчину, я мягко отстраняюсь и продолжаю свою партию, пока не подвожу ту к логическому завершению.
- Поторопись, - слышу напутствие я перед выходом из медитации и, мысленно поблагодарив, открываю медленно глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и сфокусировать свой взгляд на стене напротив. Звёздочки в глазах всё продолжали отчаянно отплясывать свой ритуальный танец, кровь гулко стучала в ушах, а налитая свинцом голова того и гляди сейчас свалится набок или, чего хуже, отвалится совсем, с громким стуком покатившись по полу и оставляя за собой крохотные крови следы.
Так мы и жили, так мы и узнавали новости мира и нашей империи. Каждый из Бессмертных, закрывая глаза и представляя свой собственный инструмент, начинал выполнять своё дело. Так, Танцоры кружась в своём любимом танце, узнавали что-то, как я, от партнеров, Музыканты, играя музыку, различали в ней голоса, а Художники – видели всё происходящее на своих воображаемо-нарисованных картинах. Всё это был – наш дар, всё это был каждого дела – свой Мастер. А с ним, как уже говорила я, общение происходит не из самых лёгких. Поэтому и прибегали к подобным методам очень и очень редко в самых крайних случаях. Как сейчас, например.
Потянувшись до хруста костей, я привстала, взглянув на часы.
Отлично, вновь быстрее обычного! Всего-то шесть часов общения с мастером, в прошлый раз мне подобное обошлось чуть ли не в двенадцать. Растём и совершенствуемся.
Мысленно похвалив себя, и отдохнув минуток с пять, я принялась разминаться.
