– И ты думаешь, что Мар бы не проверил? Зная Сыта?
– Да проверил, конечно. Только, вот чем хочешь поручиться могу, что, когда он проверял – ключ подошел отлично!
– Совсем не сломать никак? – Алька тоже покрутил в руках замок.
– А ты вот будто много в замках разбираешься!? У вас дом вовсе не запирается!
– Да а что у нас брать-то? Вот, – парень одернул пять своих рубашек, штаны, и пару браслетов с бусинами, – что ни есть, все на мне!
– Ну все, не успеет пройти неделя – и завидный жених!
– А то!
Алька выпятил было грудь, но пустой живот тут же напомнил о себе, и снова заставил его скрючиться в привычном сутулом положении.
– Слуш, Инка, жрать-то уж совсем сильно хочется! Что делать-то будем? Может, тут окно какое расхреначим?
Что-что, а спихнуть разбитое окно на обычную деградацию и разруху Эо было проще простого. Я задумалась. Не хотелось открывать Альке (да и кому-то другому) эту страницу своей жизни. Жаль, ключи все же подвели.
– Ладно.
– Ладно? Так просто?! И даже не нужно уговаривать тебя, чтобы совершить преступление?!
– Да. Просто – ладно. Тем более, что ты – соучастник, – добавляю я.
Алька хмыкнул.
– А ты думала, я тебя одну бы туда отпустил? – я уже мысленно успела похвалить моральные качества Альки, когда он вдруг выпалил. – Это же такая отличная игра!
Вот тут меня взъярило. Игра?! Мы остались совершенно одни в Городе, у нас назревает продовольственный кризис, а этому мелкому паршивцу это – игра? Ну хорошо же, мальчик-пять-рубашек!
Я маню Альку за угол.
– Думаешь, можно забраться через пристройку? – с сомнением спрашивает тот. – Сыт ее охраняет едва ли не так же, как мерс!
– Поклянись, что никому не расскажешь!
– Кому? – оглядывается парень.
– Кому-нибудь, когда мы их найдем.
Я жду. Алька, почему-то, раздумывает.
– Ладно, – наконец говорит он. – Так в чем дело?
– Нам не нужна пристройка. Кое-что Сыт хранит и так.
– Сыт?! Без замка?!
Киваю. Указываю на стык пристройки и основного здания мерсенария. Вроде бы, ничего особенного. Изъеденные ржавчиной железные листы и кирпичи, в которых тут и там уже не хватает раствора. Часть шва поросла мелкой жухлой травой вперемешку со мхом. Все, как во всем Эо. Алька пожимает плечами. Зову его ближе, сама подхожу почти впритык ко шву, тяну к нему руку и – неожиданно рука исчезает. Алька округляет глаза.
– Что за фокусы?
– Фокус и есть! Точнее – иллюзия! – мои пальцы наконец нащупывают что-то в скрытой расщелине между мерсом и пристройкой, и я с усилием тяну. – Алька, помоги уже!
Вместо того, чтобы тоже повторить за мной тот же фокус, он подходит ко мне вплотную, его рука скользит по моей, и только потом уже хватается за то же, что держу я. За пару рывков, во время которых Алька умудряется прижаться ко мне как-то уж слишком плотно, мы вдвоем, наконец, вытягиваем из своего укрытия складную лестницу.
– Никогда! Больше! Так! Не делай! – рычу на все еще дышащего в мой затылок мальчишку.
– То помоги ей, то не помогай ей, ты уж определись! – бормочет тот, и получает еще один мой яростный взгляд.
Но, впрочем, то, как он пытается скрыть за бравадой свою неловкость, даже мило. Однако, игру мы еще только начали. И я указываю на следующую цель.
– Как думаешь, зачем лестница нужна? – тыкаю локтем в бок Альку. Тот делает вид, что ему больно, причем больше – именно душевно.
– С нее едят? – с надеждой в голове спрашивает он.
– Кто про что, а...
– ...А голодный – про брюхо!
– Только для голодного ты слишком много говоришь, и слишком мало делаешь!
Алька наконец обращает взор на то, что я указываю: совсем небольшое окошко на высоте эдак третьего этажа.
– ...Ты сюда уже пробиралась??!
Выжидательно смотрю на него.
– А ты думаешь, у меня всегда-всегда было достаточно перлов даже на самое необходимое? – я горько усмехаюсь. Про Янна я, почему-то, опять молчу, хотя это именно для него я иногда устраивала эти вылазки. На словах он их, конечно же, не одобрял, но аппетит, с которым он поглощал принесенных моллюсков, подталкивал меня совершать свои злодеяния и дальше.
Алька, меж тем, уже карабкался по лестнице. Молодец, хороший мальчик, даже и не пришлось просить его первым идти.
– Инка! – кричит он сверху, – Я, кажется, камень забыл прихватить, кинь мне какой-нибудь?
– Не ори! – шиплю я, с почти блаженным удовольствием представляя, как исполняю его нелепую просьбу, и кидаю в него камень. – Ты совсем свихнулся?
– Тут же нет никого!
– До того, как появился ты, я тоже так думала!
Алька пожимает плечами, но все же сбавляет тон.
– Слева, внизу, – подсказываю я. Алька пробегается пальцами вдоль рамы окна, натыкается на нужную точку, и вот – окно открыто!
– Инка! – Алька протиснулся половиной туловища внутрь мерса, оставив моему взору вторую тощую половину. – А тут высоко! Как тут спуститься-то?
А вот тут – самое интересное!
– Придется прыгать!
Алька застыл. Он, наверное, хотел развернуться, и что-то важное сказать мне одним взглядом, но был уже в тот момент надежно зафиксирован окном. Рыбка была на крючке.
– А ты как думал? Что это будет легко, и мы просто войдем через дверь?
Изнутри донеслось что-то бурное и невнятное. Потом переспрошу. Рыбка дернулась, оценив, что путь тут только один, замерла, а, затем, махнув хвостиком, с совсем не свойственным рыбам криком сиганула вниз.
Некоторое время ничего не происходит, и я даже всерьез начинаю уже беспокоиться. Но потом доносится снова что-то неразборчивое, среди чего многократно вплетается мое имя. Лезу, просовываю в окно только голову. Внизу, на старом матрасе, корчится Алька. Мысленно благодарю неприязнь Сыта к уборке, которая, за столько-то лет, так и не позволила никуда сдвинуть этот трухлявый матрас, валяется – ну и пусть валяется! Как это качество сочеталось у Сыта с маниакальной способностью к учету всего и вся – оставалось загадкой. Недоимку он обнаруживал сразу, потому что-то брать столько раз, и оставаться непойманной, можно было только одним способом. Нужно было брать из того, что Сыт уже стырил себе. Собственно, прозвище, хотя в глаза его так никто не называл, Сыт получил как раз из-за такого вот поведения, которое никак не допускало хоть в чем-то самого себя обделить.
– Живой? – громко шепчу Альке из окна. В ответ он выдает еще одну тираду чего-то сложносочиненного.
– Эх, а еще с утра ты мне в любви признавался! – с укоризной цокаю языком, закрываю окно и убираю лестницу обратно в тайник.
Хотя стены и мешают видеть лицо Альки в этот момент, почему-то его недоумение и замешательство представляется мне очень живо. И мои фантазии оказываются не так далеки от реальности, потому что, когда я забираюсь в мерсенарий через удобный лаз, скрытый скатом крыши пристройки, выражение его лица уже не может принять еще более абсолютное значение. Вместо этого он начал заикаться.
– К-как...? П-поч-чему...? Инка! Вот т-ты...!
Я…
Я посвятила тебя сейчас в один очень укромный уголок моей души, Алька!
– Ну, как тебе первый раунд игры? – с размаху кладу Альке руку на плечо и усаживаю обратно на матрас. Сама сажусь рядом. Надо же, он все еще удобный! – Ты, наверное, хочешь спросить, как я сюда забралась, и почему мы оба не могли забраться сюда этим путем, так? – выжидательно смотрю на него. Алька, все еще заикаясь, кивает.
– Т-так...
– Ну, ничего, ничего, это скоро пройдет! В первый раз с такой высоты прыгать, конечно, то еще приключение! Зато как захватывающе, да? И не сравнить с тем, чтобы камнем стекла выбивать, ведь верно? – Алька, сглатывая, кивает снова. – А представь, каково это без матрасика было, а? Это мы потом уж его сюда притащили, кстати, не с первого раза еще траекторию рассчитали, несколько раз все равно мимо промахивались. А лаз тот, и вовсе, еще позже сделали, когда надоело прыжками без парашюта заниматься, а Сыт грозил наш тайник с лестницей обнаружить.
– Обнаружил? – выдавил разинувший рот Алька.
– Как видишь... Не успел. Янн нашел вход в Зазеркалье из библиотеки, и как-то резко из изгоя стал самым почитаемым жителем Эо. Не считая Марика, конечно. И необходимость в вылазках отпала сама собой. А потом...
..А потом Янн ушел. Но это я уже не произношу. Впрочем, Алька, кажется, понимает. Снаружи доносится странный, похожий на тявканье, звук.
– Ну, как, ты в порядке? Тогда подожди минуту! – и я снова исчезаю в лазе затем, чтобы, почти тут же, появиться оттуда уже с рюкзаком и зверенышем в руках.
– Я придумал ему кличку, – Алька разглядывает зверька в скудных лучах света. – Зеленый.
– Зеленый? Почему? – зверек, принявшийся рыскать по всем углам, тоже остановился в ожидании объяснений.
– Это же цвет жизни. В Городе так мало живого, а что может говорить о жизни, если не этот зверек? Да и – ну он же зеленый на самом деле! – развел руками Алька. Новоиспеченный Зеленый высунул, дразнясь, язык. Но отказываться от клички не стал.
– Ну, если он не против, то и я тоже. Зеленый – так Зеленый! Лён, – тут же сократила я, – иди сюда, поищем чего-нибудь вкусного нам.
Зверек, перебирая лапками, тут же затрусил ко мне, на ходу еще раз обернувшись на Альку.
– После таких прыжков и издевательств я тоже на ручки...! – в очередной раз проныл Алька, но осекся.
– Пока что, нежный ты мой, только на ножки! Давай, вставай, запасемся, и там откроем второй раунд игры!
– Второй раунд? Инка, что ты задумала?!!
– Видишь ли, Алька, попасть сюда, минуя входную дверь, как ты мог заметить, можно либо через окно под потолком, либо через лаз. – Мы уже пополнили рюкзак и животы приготовленными мерсенариями и остатками овощей. Как ни странно, и того, и другого, в мерсе нам удалось обнаружить не так уж много. Был еще, конечно, некоторый запас сырых моллюсков, но в таком виде они были весьма на любителя, и вне холодильной камеры хранились крайне мало. – И вот тут-то нас настигает вопрос второй: а как же отсюда выбраться? Для того, чтобы выбраться через окно, нужно до него добраться, а летать по воздуху я еще пока не научилась. А, чтобы выбраться через лаз, нужно, чтобы его кто-то держал с той стороны. Ну, или чтобы его что-то фиксировало. Но вот знаешь в чем дело?
Алька начал догадываться.
– О, нет!
– Ага, ага. Когда я возвращалась за Лёном и вещами, я фиксатор, того, убрала...
– Ой, Инка-а-а!!... – мальчишка закрыл руками лицо. – Ты это нарочно, да?
– Конечно! – сообщаю ему невозмутимым тоном. – А ты до сих пор еще сомневался в этом, и предполагал, что я просто забывчивая дура?
– Я на это надеялся. Исключительно из самых лучших побуждений! – тут же добавил он, уворачиваясь от моего тычка. – Я за телесные контакты, но совсем не такого рода! – совсем уж неэротично проверещал Алька.
– Сытый ты такой же, как и голодный, но еще и буйный!
– Это исключительно из-за невосполнения моих базовых потребностей!
– Мне кажется, в твою базу неплохо бы вбить кое-что другое! Соответственно возрасту и воспитанности!
– Да, займись, мною, пожалуйста! Я совсем отбился от рук! – Алька принимает незащищенную позу, делает большие глаза, и приближается ко мне почти вплотную. Тьху.
Торжествуя, что выиграл этот маленький бой, Алька спрашивает уже серьезным тоном:
– Но как же вы выбирались отсюда? Ты же говоришь, что лаз вы построили уже позднее?
– А вот это, друг мой, правильный вопрос! И сейчас я поведу тебя туда, где удалось побывать мало кому из Эо, – набираю в грудь воздуха, – еще один выход отсюда есть – и он идет через плантации.
Алька то ли хочет что-то сказать, то ли опять очень хочет есть, но рот он открывает широко.
– Т-туда?!!
– Знаешь, когда мечешься в закрытом пространстве, пробуя все границы на прочность, еще и не туда зайдешь... Ну так что, идешь со мной?
Алька мнется, вздыхает, но выхода у него, конечно же, нет.
– Ну а куда я денусь из закрытого мерсенария?
– Всегда остается вариант посидеть тут и дождаться Сыта, – развожу руками. – Еда есть еще, с остальным... С остальным сам как-нибудь разберешься! Ну так что?
В глазах Альки читается странная смесь безысходности, озорства и восхищения.
– Понятно, – хмыкаю я, – следуй за мной!
Из подсобки мы выходим в непривычно пустой торговый зал – как правило, здесь всегда много народу, кто за своим пайком, кто-то торгуется из-за дополнительной порции особенно редких в этом сезоне дрейсен, а кто-то и вовсе меняет часть, и без того небогатого, пайка, на горстку красного чая. Но сегодня здесь никого. И такое ощущение, будто никого и не было уже, как минимум, несколько дней. Гоню грустные мысли, машу Альке, так же озирающемуся на зал, рукой. Нельзя унывать нам обоим. Должен быть хотя бы кто-то из нас, кто будет способен действовать и размышлять. Янн рассказывал, что уныние считалось грехом, то есть тем, что нельзя делать и допускать – потому что, иначе, человечество, сложившее в трудной обстановке руки, просто не смогло бы выжить. Сейчас человечество – это мы двое, и унывать нам нельзя. Вот, Лён, уже освоившийся без наших рук, носится кругами между Алькой и мной, и, кажется, и печали не знает. И только один его вид напоминает мне, что, раз он попал в Эо, то и отсюда должен быть выход.
Может, все туда и ушли?
Дружно. Разом. Забыв меня. И Альку, по случайности.
Если все уходят, оставляя намеренно кого-то одного, такое может считаться изгнанием?
Сворачиваем в проход в другом конце зала. Налево – и мы попадаем в сортировочную. И тут тоже ленты конвейера пусты, ящики будто вычищены и аккуратно сложены один на другой. Эта слаженность и аккуратность пугает. Она говорит о явной подготовке к долгому отсутствию.
..Или же Сыт делает так в конце каждого дня, когда привозят моллюсков?
Ворота, ведущие в туннель, сегодня раскрыты нараспашку. И это пугает тоже. Мы уже не переговариваемся, и совсем в тишине, проходим через резиновые полосы заслона, и оказываемся в совсем прямом, уходящем куда-то вдаль, широком коридоре. Уже сделав несколько шагов, я даю Альке знак остановиться, и быстро возвращаюсь в мерс. Захватив там, замеченный ранее краем глаза, фонарик, я снова присоединилась к Альке.
– Инка, – через пятнадцать минут хода шепчет мне Алька, – а тут всегда такое ощущение?
– Какое? – так же шепотом спрашиваю я. Говорить громко тут, и правда, не хочется. Даже при шепоте, звук распадется на сотни крошечных частей, и начинает плясать, прыгая между стенами коридора, многократно соударяясь и размножаясь, создавая и без того, нервную обстановку.
– Будто все это – иллюзия?
– ...юзия.., юзия.., зи... я... – тут же противно передразнил коридор.
– Мы идем – а ничего вокруг не меняется, светильники-балки, светильники-балки, будто мы топчемся на месте, – продолжил мысль Алька. Коридор на сей раз смолчал.
– По-разному. Иногда мне казалось, что, не успели мы зайти в туннель, как раз – и он кончился. А иногда...
– Да! Да! – засмеялся коридор, и в этот момент мы практически уперлись в стену.
То, что с расстояния двух шагов можно было посчитать тупиком, на деле оказывалось резким поворотом. Да, не только я сегодня играла с Алькой, но и Эо – с нами обоими. Ну да когда он прекращал?! Но сюрприз был не только в этом. Дальше, за поворотом, расстилалась кромешная тьма. Эо, даже не думала, что ты можешь оставлять подсказки! И я включаю фонарик.
Света хватает только чтобы слегка рассеять темноту на пару шагов впереди.
– Да проверил, конечно. Только, вот чем хочешь поручиться могу, что, когда он проверял – ключ подошел отлично!
– Совсем не сломать никак? – Алька тоже покрутил в руках замок.
– А ты вот будто много в замках разбираешься!? У вас дом вовсе не запирается!
– Да а что у нас брать-то? Вот, – парень одернул пять своих рубашек, штаны, и пару браслетов с бусинами, – что ни есть, все на мне!
– Ну все, не успеет пройти неделя – и завидный жених!
– А то!
Алька выпятил было грудь, но пустой живот тут же напомнил о себе, и снова заставил его скрючиться в привычном сутулом положении.
– Слуш, Инка, жрать-то уж совсем сильно хочется! Что делать-то будем? Может, тут окно какое расхреначим?
Что-что, а спихнуть разбитое окно на обычную деградацию и разруху Эо было проще простого. Я задумалась. Не хотелось открывать Альке (да и кому-то другому) эту страницу своей жизни. Жаль, ключи все же подвели.
– Ладно.
– Ладно? Так просто?! И даже не нужно уговаривать тебя, чтобы совершить преступление?!
– Да. Просто – ладно. Тем более, что ты – соучастник, – добавляю я.
Алька хмыкнул.
– А ты думала, я тебя одну бы туда отпустил? – я уже мысленно успела похвалить моральные качества Альки, когда он вдруг выпалил. – Это же такая отличная игра!
Вот тут меня взъярило. Игра?! Мы остались совершенно одни в Городе, у нас назревает продовольственный кризис, а этому мелкому паршивцу это – игра? Ну хорошо же, мальчик-пять-рубашек!
Я маню Альку за угол.
– Думаешь, можно забраться через пристройку? – с сомнением спрашивает тот. – Сыт ее охраняет едва ли не так же, как мерс!
– Поклянись, что никому не расскажешь!
– Кому? – оглядывается парень.
– Кому-нибудь, когда мы их найдем.
Я жду. Алька, почему-то, раздумывает.
– Ладно, – наконец говорит он. – Так в чем дело?
– Нам не нужна пристройка. Кое-что Сыт хранит и так.
– Сыт?! Без замка?!
Киваю. Указываю на стык пристройки и основного здания мерсенария. Вроде бы, ничего особенного. Изъеденные ржавчиной железные листы и кирпичи, в которых тут и там уже не хватает раствора. Часть шва поросла мелкой жухлой травой вперемешку со мхом. Все, как во всем Эо. Алька пожимает плечами. Зову его ближе, сама подхожу почти впритык ко шву, тяну к нему руку и – неожиданно рука исчезает. Алька округляет глаза.
– Что за фокусы?
– Фокус и есть! Точнее – иллюзия! – мои пальцы наконец нащупывают что-то в скрытой расщелине между мерсом и пристройкой, и я с усилием тяну. – Алька, помоги уже!
Вместо того, чтобы тоже повторить за мной тот же фокус, он подходит ко мне вплотную, его рука скользит по моей, и только потом уже хватается за то же, что держу я. За пару рывков, во время которых Алька умудряется прижаться ко мне как-то уж слишком плотно, мы вдвоем, наконец, вытягиваем из своего укрытия складную лестницу.
– Никогда! Больше! Так! Не делай! – рычу на все еще дышащего в мой затылок мальчишку.
– То помоги ей, то не помогай ей, ты уж определись! – бормочет тот, и получает еще один мой яростный взгляд.
Но, впрочем, то, как он пытается скрыть за бравадой свою неловкость, даже мило. Однако, игру мы еще только начали. И я указываю на следующую цель.
– Как думаешь, зачем лестница нужна? – тыкаю локтем в бок Альку. Тот делает вид, что ему больно, причем больше – именно душевно.
– С нее едят? – с надеждой в голове спрашивает он.
– Кто про что, а...
– ...А голодный – про брюхо!
– Только для голодного ты слишком много говоришь, и слишком мало делаешь!
Алька наконец обращает взор на то, что я указываю: совсем небольшое окошко на высоте эдак третьего этажа.
– ...Ты сюда уже пробиралась??!
Выжидательно смотрю на него.
– А ты думаешь, у меня всегда-всегда было достаточно перлов даже на самое необходимое? – я горько усмехаюсь. Про Янна я, почему-то, опять молчу, хотя это именно для него я иногда устраивала эти вылазки. На словах он их, конечно же, не одобрял, но аппетит, с которым он поглощал принесенных моллюсков, подталкивал меня совершать свои злодеяния и дальше.
Алька, меж тем, уже карабкался по лестнице. Молодец, хороший мальчик, даже и не пришлось просить его первым идти.
– Инка! – кричит он сверху, – Я, кажется, камень забыл прихватить, кинь мне какой-нибудь?
– Не ори! – шиплю я, с почти блаженным удовольствием представляя, как исполняю его нелепую просьбу, и кидаю в него камень. – Ты совсем свихнулся?
– Тут же нет никого!
– До того, как появился ты, я тоже так думала!
Алька пожимает плечами, но все же сбавляет тон.
– Слева, внизу, – подсказываю я. Алька пробегается пальцами вдоль рамы окна, натыкается на нужную точку, и вот – окно открыто!
– Инка! – Алька протиснулся половиной туловища внутрь мерса, оставив моему взору вторую тощую половину. – А тут высоко! Как тут спуститься-то?
А вот тут – самое интересное!
– Придется прыгать!
Алька застыл. Он, наверное, хотел развернуться, и что-то важное сказать мне одним взглядом, но был уже в тот момент надежно зафиксирован окном. Рыбка была на крючке.
– А ты как думал? Что это будет легко, и мы просто войдем через дверь?
Изнутри донеслось что-то бурное и невнятное. Потом переспрошу. Рыбка дернулась, оценив, что путь тут только один, замерла, а, затем, махнув хвостиком, с совсем не свойственным рыбам криком сиганула вниз.
Некоторое время ничего не происходит, и я даже всерьез начинаю уже беспокоиться. Но потом доносится снова что-то неразборчивое, среди чего многократно вплетается мое имя. Лезу, просовываю в окно только голову. Внизу, на старом матрасе, корчится Алька. Мысленно благодарю неприязнь Сыта к уборке, которая, за столько-то лет, так и не позволила никуда сдвинуть этот трухлявый матрас, валяется – ну и пусть валяется! Как это качество сочеталось у Сыта с маниакальной способностью к учету всего и вся – оставалось загадкой. Недоимку он обнаруживал сразу, потому что-то брать столько раз, и оставаться непойманной, можно было только одним способом. Нужно было брать из того, что Сыт уже стырил себе. Собственно, прозвище, хотя в глаза его так никто не называл, Сыт получил как раз из-за такого вот поведения, которое никак не допускало хоть в чем-то самого себя обделить.
– Живой? – громко шепчу Альке из окна. В ответ он выдает еще одну тираду чего-то сложносочиненного.
– Эх, а еще с утра ты мне в любви признавался! – с укоризной цокаю языком, закрываю окно и убираю лестницу обратно в тайник.
Хотя стены и мешают видеть лицо Альки в этот момент, почему-то его недоумение и замешательство представляется мне очень живо. И мои фантазии оказываются не так далеки от реальности, потому что, когда я забираюсь в мерсенарий через удобный лаз, скрытый скатом крыши пристройки, выражение его лица уже не может принять еще более абсолютное значение. Вместо этого он начал заикаться.
– К-как...? П-поч-чему...? Инка! Вот т-ты...!
Я…
Я посвятила тебя сейчас в один очень укромный уголок моей души, Алька!
– Ну, как тебе первый раунд игры? – с размаху кладу Альке руку на плечо и усаживаю обратно на матрас. Сама сажусь рядом. Надо же, он все еще удобный! – Ты, наверное, хочешь спросить, как я сюда забралась, и почему мы оба не могли забраться сюда этим путем, так? – выжидательно смотрю на него. Алька, все еще заикаясь, кивает.
– Т-так...
– Ну, ничего, ничего, это скоро пройдет! В первый раз с такой высоты прыгать, конечно, то еще приключение! Зато как захватывающе, да? И не сравнить с тем, чтобы камнем стекла выбивать, ведь верно? – Алька, сглатывая, кивает снова. – А представь, каково это без матрасика было, а? Это мы потом уж его сюда притащили, кстати, не с первого раза еще траекторию рассчитали, несколько раз все равно мимо промахивались. А лаз тот, и вовсе, еще позже сделали, когда надоело прыжками без парашюта заниматься, а Сыт грозил наш тайник с лестницей обнаружить.
– Обнаружил? – выдавил разинувший рот Алька.
– Как видишь... Не успел. Янн нашел вход в Зазеркалье из библиотеки, и как-то резко из изгоя стал самым почитаемым жителем Эо. Не считая Марика, конечно. И необходимость в вылазках отпала сама собой. А потом...
..А потом Янн ушел. Но это я уже не произношу. Впрочем, Алька, кажется, понимает. Снаружи доносится странный, похожий на тявканье, звук.
– Ну, как, ты в порядке? Тогда подожди минуту! – и я снова исчезаю в лазе затем, чтобы, почти тут же, появиться оттуда уже с рюкзаком и зверенышем в руках.
– Я придумал ему кличку, – Алька разглядывает зверька в скудных лучах света. – Зеленый.
– Зеленый? Почему? – зверек, принявшийся рыскать по всем углам, тоже остановился в ожидании объяснений.
– Это же цвет жизни. В Городе так мало живого, а что может говорить о жизни, если не этот зверек? Да и – ну он же зеленый на самом деле! – развел руками Алька. Новоиспеченный Зеленый высунул, дразнясь, язык. Но отказываться от клички не стал.
– Ну, если он не против, то и я тоже. Зеленый – так Зеленый! Лён, – тут же сократила я, – иди сюда, поищем чего-нибудь вкусного нам.
Зверек, перебирая лапками, тут же затрусил ко мне, на ходу еще раз обернувшись на Альку.
– После таких прыжков и издевательств я тоже на ручки...! – в очередной раз проныл Алька, но осекся.
– Пока что, нежный ты мой, только на ножки! Давай, вставай, запасемся, и там откроем второй раунд игры!
– Второй раунд? Инка, что ты задумала?!!
– Видишь ли, Алька, попасть сюда, минуя входную дверь, как ты мог заметить, можно либо через окно под потолком, либо через лаз. – Мы уже пополнили рюкзак и животы приготовленными мерсенариями и остатками овощей. Как ни странно, и того, и другого, в мерсе нам удалось обнаружить не так уж много. Был еще, конечно, некоторый запас сырых моллюсков, но в таком виде они были весьма на любителя, и вне холодильной камеры хранились крайне мало. – И вот тут-то нас настигает вопрос второй: а как же отсюда выбраться? Для того, чтобы выбраться через окно, нужно до него добраться, а летать по воздуху я еще пока не научилась. А, чтобы выбраться через лаз, нужно, чтобы его кто-то держал с той стороны. Ну, или чтобы его что-то фиксировало. Но вот знаешь в чем дело?
Алька начал догадываться.
– О, нет!
– Ага, ага. Когда я возвращалась за Лёном и вещами, я фиксатор, того, убрала...
– Ой, Инка-а-а!!... – мальчишка закрыл руками лицо. – Ты это нарочно, да?
– Конечно! – сообщаю ему невозмутимым тоном. – А ты до сих пор еще сомневался в этом, и предполагал, что я просто забывчивая дура?
– Я на это надеялся. Исключительно из самых лучших побуждений! – тут же добавил он, уворачиваясь от моего тычка. – Я за телесные контакты, но совсем не такого рода! – совсем уж неэротично проверещал Алька.
– Сытый ты такой же, как и голодный, но еще и буйный!
– Это исключительно из-за невосполнения моих базовых потребностей!
– Мне кажется, в твою базу неплохо бы вбить кое-что другое! Соответственно возрасту и воспитанности!
– Да, займись, мною, пожалуйста! Я совсем отбился от рук! – Алька принимает незащищенную позу, делает большие глаза, и приближается ко мне почти вплотную. Тьху.
Торжествуя, что выиграл этот маленький бой, Алька спрашивает уже серьезным тоном:
– Но как же вы выбирались отсюда? Ты же говоришь, что лаз вы построили уже позднее?
– А вот это, друг мой, правильный вопрос! И сейчас я поведу тебя туда, где удалось побывать мало кому из Эо, – набираю в грудь воздуха, – еще один выход отсюда есть – и он идет через плантации.
Алька то ли хочет что-то сказать, то ли опять очень хочет есть, но рот он открывает широко.
– Т-туда?!!
– Знаешь, когда мечешься в закрытом пространстве, пробуя все границы на прочность, еще и не туда зайдешь... Ну так что, идешь со мной?
Алька мнется, вздыхает, но выхода у него, конечно же, нет.
– Ну а куда я денусь из закрытого мерсенария?
– Всегда остается вариант посидеть тут и дождаться Сыта, – развожу руками. – Еда есть еще, с остальным... С остальным сам как-нибудь разберешься! Ну так что?
В глазах Альки читается странная смесь безысходности, озорства и восхищения.
– Понятно, – хмыкаю я, – следуй за мной!
Из подсобки мы выходим в непривычно пустой торговый зал – как правило, здесь всегда много народу, кто за своим пайком, кто-то торгуется из-за дополнительной порции особенно редких в этом сезоне дрейсен, а кто-то и вовсе меняет часть, и без того небогатого, пайка, на горстку красного чая. Но сегодня здесь никого. И такое ощущение, будто никого и не было уже, как минимум, несколько дней. Гоню грустные мысли, машу Альке, так же озирающемуся на зал, рукой. Нельзя унывать нам обоим. Должен быть хотя бы кто-то из нас, кто будет способен действовать и размышлять. Янн рассказывал, что уныние считалось грехом, то есть тем, что нельзя делать и допускать – потому что, иначе, человечество, сложившее в трудной обстановке руки, просто не смогло бы выжить. Сейчас человечество – это мы двое, и унывать нам нельзя. Вот, Лён, уже освоившийся без наших рук, носится кругами между Алькой и мной, и, кажется, и печали не знает. И только один его вид напоминает мне, что, раз он попал в Эо, то и отсюда должен быть выход.
Может, все туда и ушли?
Дружно. Разом. Забыв меня. И Альку, по случайности.
Если все уходят, оставляя намеренно кого-то одного, такое может считаться изгнанием?
Сворачиваем в проход в другом конце зала. Налево – и мы попадаем в сортировочную. И тут тоже ленты конвейера пусты, ящики будто вычищены и аккуратно сложены один на другой. Эта слаженность и аккуратность пугает. Она говорит о явной подготовке к долгому отсутствию.
..Или же Сыт делает так в конце каждого дня, когда привозят моллюсков?
Ворота, ведущие в туннель, сегодня раскрыты нараспашку. И это пугает тоже. Мы уже не переговариваемся, и совсем в тишине, проходим через резиновые полосы заслона, и оказываемся в совсем прямом, уходящем куда-то вдаль, широком коридоре. Уже сделав несколько шагов, я даю Альке знак остановиться, и быстро возвращаюсь в мерс. Захватив там, замеченный ранее краем глаза, фонарик, я снова присоединилась к Альке.
– Инка, – через пятнадцать минут хода шепчет мне Алька, – а тут всегда такое ощущение?
– Какое? – так же шепотом спрашиваю я. Говорить громко тут, и правда, не хочется. Даже при шепоте, звук распадется на сотни крошечных частей, и начинает плясать, прыгая между стенами коридора, многократно соударяясь и размножаясь, создавая и без того, нервную обстановку.
– Будто все это – иллюзия?
– ...юзия.., юзия.., зи... я... – тут же противно передразнил коридор.
– Мы идем – а ничего вокруг не меняется, светильники-балки, светильники-балки, будто мы топчемся на месте, – продолжил мысль Алька. Коридор на сей раз смолчал.
– По-разному. Иногда мне казалось, что, не успели мы зайти в туннель, как раз – и он кончился. А иногда...
– Да! Да! – засмеялся коридор, и в этот момент мы практически уперлись в стену.
То, что с расстояния двух шагов можно было посчитать тупиком, на деле оказывалось резким поворотом. Да, не только я сегодня играла с Алькой, но и Эо – с нами обоими. Ну да когда он прекращал?! Но сюрприз был не только в этом. Дальше, за поворотом, расстилалась кромешная тьма. Эо, даже не думала, что ты можешь оставлять подсказки! И я включаю фонарик.
Света хватает только чтобы слегка рассеять темноту на пару шагов впереди.
