Она снова кивнула, соглашаясь. Это отчего-то начало раздражать. Слишком не подходило к тому, что и как она говорила. И что делала. Хоть бы пожаловалась раз. Или возмутилась...
Напоминать себе, что танерретская наследница – всего лишь один из инструментов, который позволит брату удержать власть в стране, приходилось всё чаще.
Был ли он зол на отца, который в очередной раз круто изменил его жизнь, заставив вернуться в Танеррет? Шедде не смог бы дать точного ответа. Он когда-то присягал наместнику, и эта присяга не позволяла ему воспринимать решения Хеверика как направленные против себя лично. Всю свою взрослую жизнь он был ему скорей верным, но не слишком нужным слугой, чем сыном. В отличие от Кинне, которого растили, как будущего наместника, и который был единственной, кажется, отрадой старику.
Едва Шеддерик вернулся из Коанеррета, соседнего небольшого рэтаха на юго-западе, за хребтом, как старик одним не самым добрым утром призвал их с Кинне в молельню, где строго от круглой чаши с морской водой смотрели Повелители Бурь. Призвал и вынудил дать обещание перед их идольцами. Кинне обещал принять власть в Танеррете и любым способом удержать её, а Шедде должен был помогать брату и по мере сил защищать его от любых происков врагов.
Вразрез с собственными планами Шедде это не шло, так что он совершенно спокойно выполнил просьбу наместника. Кто же знал-то, что нехитрая служба в стороне от парадных приёмов и шумных дворцовых залов вскоре обернётся для него несколькими нешуточными интригами, и не пройдёт и месяца, как из отцова телохранителя он дорастет до должности главы тайной управы.
Впрочем, Шеддерик был далёк от того чтобы себе льстить: он слишком недолго ещё пробыл в стране, слишком мало успел сделать. Дом Шевека знал о нём и старался держаться подальше, но вряд ли это касалось рядовых наёмных убийц и воров. Если бы его заказали, пожалуй, он и сам не заметил бы, как умер. Даже слепую охотницу можно переиграть – если знать, как.
Сейчас на не слишком наезженной монастырской дороге на них напал кто угодно, но не профессионалы из одной из старейших в мире теневых гильдий.
Эти наёмники наверняка не из самых дорогих, может, одна из городских банд Тоненга. Такие на многое согласны, лишь бы им платили. Это могло означать, что заказчик плохо знал уголовный мир столицы и обратился к первым попавшимся головорезам. А могло – что это вовсе были местные разбойники. Которым всё равно, кого грабить…
Хотя, они видели, что охрана кареты вооружена, и всё равно лезли под пули. Значит, куш должен был быть большой… опять же, он сам слышал и мальканскую, и ифленскую речь.
И значит, в покое их не оставят. Выдержит ли мальканка этот полный опасностей путь через лес?
Темершана та Сиверс из далёкой абстрактной фигуры превратилась в живого человека. Человека, который успел проникнуться к его персоне сильной антипатией. Пожалуй, только данное слово и может ещё – случай удержали её от попытки побега. Да и сейчас она оставалась рядом лишь потому, что в одиночку не смогла бы выбраться в обжитые места. А может быть, и это вероятней, она просто понимает, что никто ей шанса сбежать не даст.
Да, пожалуй, раздражало в ней именно это. Непредсказуемость. Невозможность предугадать её дальнейшие шаги и действия. Просто потому что она сдерживается, не позволяя своей натуре в полной мере себя проявить. Потому, что она вроде как полностью отстранилась от происходящего, сосредоточившись на мелких бытовых проблемах, которые в силах решить сама. И это не оставило ему шанса разобраться, какая она на самом деле, что из себя представляет, что сделает, когда прибудет в Тоненг?
А ещё может потому, что сам Шеддерик та Хенвил в такой ситуации постарался бы скрыться ещё в первый день. А то и – избавиться от конвоя более радикальным способом.
Можно было до бесконечности любоваться холодным пейзажем внизу. Да только каждый потерянный час играл на руку врагу, кем бы он ни был. Каждый час они теряли силы идти вперед. А где-то в далёком Тоненге, возможно, как раз сейчас начинался или народный бунт, или чего похуже.
Шеддерик должен был быть там. Прямо сейчас, а лучше – вчера.
Темершана та Сиверс
Идти, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд ифленца, было тяжело. Но Темери терпела. Лучше так, чем вести отвлечённые беседы с врагом. Нет, он сколько угодно может считать себя благодетелем и спасителем. Это не отменяло, что лишь ифленцы повинны во всех унижениях и бедах её народа, и она до конца жизни будет считать их врагами. Теперь сомневаться уже не приходилось. Этот брак – смешно надеяться, что ифленцы станут считаться с её условием! – продлится недолго и закончится её смертью. Она не ляжет в постель ни с одним из них.
А значит, вся жизнь без остатка, которая у неё ещё есть – это вот этот путь по заснеженному лесу. Ах, как было бы хорошо, если б благородный чеор куда-нибудь сгинул. Провалился под землю, исчез, сдох… но ждать чуда бессмысленно. Так что нужно просто идти. Идти и наслаждаться этими последними своими днями. Даже если болит стёртая нога, а несчастный кулёк разваливается под пальцами, и драгоценные ягоды готовы просыпаться в снег.
Идти вперёд, не оглядываясь. Потому что там, за спиной, у неё больше нет дома.
Монахини её предали. Хотя нужно быть справедливой: она сама решила согласиться на брак с ифленцем. А они… они просто промолчали. Позволили этому случиться.
«Они не виноваты, – уговаривала она себя, одними губами. – Они же не знали… они не хотели мне зла… это я сама. Но за что они со мной так»…
И с каждым шагом убедить себя в том, что монахини не ведали, какую судьбу уготовили одной из своих оречённых, становилось всё труднее.
Днём стало немного теплей, так что Темери, выбрав момент, просто стянула с головы капор, да и увязала в него их единственную еду. Так надёжней, и нести проще. Длинные лямки позволили превратить головной убор во что-то вроде кружевной сумки. Всё равно капор был мокрый и совершенно не согревал.
Влажные волосы рассыпались по плечам.
Солнечные лучи легко пробивались сквозь кроны светлого соснового леса, по такому легко идти, и Темери – всё-таки невозможно всё время бояться и думать о плохом – немного успокоилась, даже стала представлять, что просто идёт на какую-нибудь зимнюю ярмарку в далёкую деревню.
Просто спутник в этот раз ей достался не из приятных. Но это ничего, это только до деревни. И вообще не важно. Можно ведь просто не смотреть в его сторону. Просто улыбаться солнцу, сосновому воздуху, запаху снега и хвои.
Всё было спокойно. Как вдруг ифленец поймал её за плечо и заставил пригнуться:
– Тихо!
Темери, не успев даже подумать, что делает, стряхнула его руку. Но всё же пригнулась, постаравшись укрыться за единственной поблизости невысокой ёлочкой.
Чеор та Хенвил через мгновение оказался рядом.
– Лошади. Слушайте!
И вправду, где-то неподалёку по твёрдому дорожному покрытию цокали лошадиные подковы. Темери попыталась определить, сколько слышит лошадей, но не смогла. Не одна, это ясно. Но вот сколько…
– Дорога рядом, – шепнул ифленец. – Или мост. Оставайтесь здесь, я попробую посмотреть.
И ушёл, не дожидаясь ответа. Да она отвечать и не собиралась.
Темери очистила от снега сухую коряжину и села на неё в ожидании. Хоть она и не признавалась, а ноги уже гудели от усталости – всё-таки за минувшие сутки поспать так и не удалось, да и отдых был слишком коротким. Стёртая пятка сейчас, во время остановки, беспощадно болела. Ей казалось, что если снять сапог, то снова надеть его она не сможет.
Чеор та Хенвил вернулся быстро. Она даже не успела толком перевести дух.
– Мост рядом. – Говорил он ровно, но Темери всё равно уловила в голосе ифленца нешуточную тревогу. – Там нас, похоже, ждут, но с другого берега. Они думают, мы идём по дороге. Так что попробуем уйти дальше, за поворот, и там её пересечь. Устали?
– Я могу идти.
Ифленец усмехнулся, кивнул удовлетворённо.
Темери не собиралась жаловаться, даже если будет умирать от усталости.
Дорога, как назло, сразу за мостом тянулась прямо на запад и была ярко освещена солнцем, уходящим к закату, так что до первого поворота пришлось идти довольно далеко. Притом шли они, пробираясь сквозь подлесок в стороне от дороги. Было тяжело, но оно того стоило. За прошедшее время они увидели ещё несколько всадников.
Когда, наконец, дорога заложила петлю, ифленец снова ненадолго дал ей отдохнуть от своего общества – проверял, свободен ли путь. А вернувшись, поторопил:
– Похоже, выставили патруль. Это не разбойники, не похожи. И оружие у них неплохое. Надо спешить…
Что же, торопиться – значит, торопиться.
Но они не успели.
Спасло то, что всадники были увлечены беседой и не слишком хорошо выполняли свои обязанности.
Беседа «патруля» добрых новостей не принесла, говорили они как раз о беглецах.
Тот, что постарше, в тяжёлом кожаном плаще, отороченном лисьим мехом, успокаивал младшего:
– Да дня не пройдёт, найдём их. Всё уже продумано, бежать им некуда, кроме как сюда…
– А если они на броды пойдут? Или вовсе к Побережью?
– Дурак ты, Лури, подумай башкой, какое Побережье?! Там такие болота, что если сунутся, то только нам работы убавят…
– А если…
– Некуда им идти. А если нас каким-то образом чудесным обойдут, так пойдут куда?
– В деревню, – разулыбался молодой. – Как есть, или в Рыбачий Омут, или к большаку. Так мы, что ли, зря здесь-то ждём? Может, надо было всем сразу в засаду сесть да и…
– Лури, с такой башкой как у тебя – только коров пасти…
Всадники скрылись за поворотом.
Ифленец проводил их взглядом, а потом бросил пытливый взгляд на Темершану. И вдруг спросил:
– Чему вы улыбаетесь? У нас всё меньше шансов выбраться живыми.
– Вот именно, – тихо ответила она. – Я ничего не теряю…
Чеор та Хенвил вдруг резко провёл руками по голове, от чего его светлые прямые волосы встопорщились лохматым ежом.
– Послушайте. Я не собираюсь причинять вам вред. Мой брат тоже. Так какого морского жуфа вы ведёте себя так, словно я тащу вас на казнь?
Темери опустила взгляд. На казнь? Что же. Это очень точное определение.
Но на самом деле ему не нужны объяснения. Ему нужно лишь подтверждение, что она и дальше будет послушно выполнять все приказы и не станет устраивать никаких сюрпризов.
– Я не буду намеренно пытаться себя убить… или выдать вас. – Как ни старалась, а с голосом справиться не удалось. Слова прозвучали хрипло и неубедительно.
Чеор та Хенвил несколько мгновений ещё вглядывался в её лицо, так словно хотел прочитать мысли или ударить. Но потом всё же первым отвёл взгляд.
– Идёмте! – словно кнутом щёлкнул.
Дорогу перебежали чуть не бегом. Там негде было спрятаться – чистый бор. Только внизу – сухие стволы и кочки. Прыгать через них было тяжело. Пару раз она чуть не упала, но всё же старалась бежать так, чтобы у ифленца не было шанса помочь.
Выдохнуть смогли, лишь перевалив за пологий холм, от которого уж точно дорога была не видна. Правда, их следы остались хорошо различимыми на снегу. Темери подумала, что по следам их и найдут, но вслух говорить не стала – молчание вошло в привычку.
Помочь могло разве только то, что солнце село уже низко, приближались сумерки.
Темери ждала, какое решение примет ифленец. Он медлил, словно взвешивая какие-то одному ему ведомые варианты. Потом всё же решил:
– Идём к деревне. Попробую добыть нам лошадей.
За холмом местность снова понизилась. А потом начались овраги, так что через какое-то время стало ясно, что двигаются они слишком медленно. Темери быстро потеряла представление о направлении. Стало очень темно – до восхода луны ещё несколько часов. И хотя чеор та Хенвил прокладывал путь уверенно, словно умел видеть в темноте, Темери начала отставать – у неё-то ночного зрения не было.
В довершение, порывами откуда-то начал налетать сырой холодный ветер, так что она пожалела, что пожертвовала капор под ягоды. Может, он хоть немного защитил бы от непогоды.
Еще шагов через двадцать ифленец попытался вести её за руку: поймал за предплечье, потянул за собой. Темери невольно дёрнулась, вырываясь, и села на заснеженную кочку. Тут же вскочила, конечно – верней, попыталась вскочить, но у неё вышло не сразу. Усталость взяла своё.
Ифленец урок усвоил – ждал в шаге, пока она сама неуклюже поднимется, стряхнёт с себя тонкий лёгкий снег. Сказал, словно сдерживая злость:
– Надо пройти ещё немного. Впереди несколько больших ёлок, попробуем укрыться под ними.
Она вгляделась в силуэты ночных деревьев и поняла, о чём он. Три густые лесные красавицы застыли на склоне оврага в нескольких десятках шагов перед ними.
Сжала челюсти покрепче, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула – готова ли? Готова. Не такое уж это большое расстояние. За день прошли куда больше…
Под ёлками ветра не было. Но и с мечтой присесть хоть на что-нибудь пришлось расстаться – на этот склон даже взобраться-то трудно, а земля под елью, хоть и присыпана хвоей, а всё равно очень холодная.
– Прислонитесь к стволу, – велел ифленец. – Спиной. Вот так.
Ветви у ёлки начинались довольно высоко. Темери легко поместилась под ними, а вот чеору та Хенвилу пришлось наклониться. Он даже выломал несколько нижних веток, чтобы было удобно стоять. Ветер сюда не долетал, и от этого, казалось, было теплее.
– Как ваша нога? Вы хромаете.
– Я. Смогу. Идти, – раздельно повторила Темершана вслух то, что уже давно повторяла про себя.
– Я понял.
Может, ей показалось, но на сей раз в голосе благородного чеора сквозила не то улыбка, не то лёгкое одобрение.
– Я понял, вы сильная. Вы со всем можете справиться сами. Я не имел в виду ничего дурного, и не собираюсь тащить вас на руках. Это и неудобно и… вы же мне не позволите.
Темери кивнула, подтверждая. В темноте она не видела лица чеора та Хенвила. И отчего-то никак не могла сообразить, что он имеет в виду. Что скрывается за его шутовской заботой.
Так и не дождавшись ответа, он распорядился:
– Оставайтесь здесь. Попробую найти нам укрытие на ночь.
Будто так и привык разговаривать со всеми – отдавая короткие приказы. Которые должны неукоснительно выполняться. Впрочем, устала она настолько, что даже захоти сейчас убежать от ифленца, не справилась бы.
Вернулся он с плохими новостями.
– Внизу ручей, там укрыться не получится. Так что попробуем устроиться здесь…
Он куда-то снова ушёл. Темери слышала тихий равномерный стук, но ей было всё равно. До смерти хотелось сесть, но внизу только острый корень, кусты и покатый склон. Ног она почти не чувствовала, но отлепиться от елового ствола – прав оказался ифленец, – была не в состоянии. Хоть какая-то опора!
Через время стук прекратился. Темери услышала:
– Чеора та Сиверс, идите сюда. Осторожней!
Нога соскользнула на хвое, и Темери улетела бы вниз, если бы ифленец не прервал полёт, снова ухватив её за руку. Правда, тут же разжал пальцы.
За время, что она провела под ёлкой, погода разительно изменилась. Ветер ещё усилился, он нёс мелкий колючий снег, а звёздное небо вверху быстро переставало быть звёздным. Темери не помнила такой холодной зимы. В монастыре за все эти годы она видела снег лишь пару раз. А тут – словно сама природа пыталась воспротивиться её возвращению в Тоненг.
Ифленец показал ей на вторую ель, пониже той, возле которой они расположились сначала, её ветви достигали земли.
Напоминать себе, что танерретская наследница – всего лишь один из инструментов, который позволит брату удержать власть в стране, приходилось всё чаще.
Был ли он зол на отца, который в очередной раз круто изменил его жизнь, заставив вернуться в Танеррет? Шедде не смог бы дать точного ответа. Он когда-то присягал наместнику, и эта присяга не позволяла ему воспринимать решения Хеверика как направленные против себя лично. Всю свою взрослую жизнь он был ему скорей верным, но не слишком нужным слугой, чем сыном. В отличие от Кинне, которого растили, как будущего наместника, и который был единственной, кажется, отрадой старику.
Едва Шеддерик вернулся из Коанеррета, соседнего небольшого рэтаха на юго-западе, за хребтом, как старик одним не самым добрым утром призвал их с Кинне в молельню, где строго от круглой чаши с морской водой смотрели Повелители Бурь. Призвал и вынудил дать обещание перед их идольцами. Кинне обещал принять власть в Танеррете и любым способом удержать её, а Шедде должен был помогать брату и по мере сил защищать его от любых происков врагов.
Вразрез с собственными планами Шедде это не шло, так что он совершенно спокойно выполнил просьбу наместника. Кто же знал-то, что нехитрая служба в стороне от парадных приёмов и шумных дворцовых залов вскоре обернётся для него несколькими нешуточными интригами, и не пройдёт и месяца, как из отцова телохранителя он дорастет до должности главы тайной управы.
Впрочем, Шеддерик был далёк от того чтобы себе льстить: он слишком недолго ещё пробыл в стране, слишком мало успел сделать. Дом Шевека знал о нём и старался держаться подальше, но вряд ли это касалось рядовых наёмных убийц и воров. Если бы его заказали, пожалуй, он и сам не заметил бы, как умер. Даже слепую охотницу можно переиграть – если знать, как.
Сейчас на не слишком наезженной монастырской дороге на них напал кто угодно, но не профессионалы из одной из старейших в мире теневых гильдий.
Эти наёмники наверняка не из самых дорогих, может, одна из городских банд Тоненга. Такие на многое согласны, лишь бы им платили. Это могло означать, что заказчик плохо знал уголовный мир столицы и обратился к первым попавшимся головорезам. А могло – что это вовсе были местные разбойники. Которым всё равно, кого грабить…
Хотя, они видели, что охрана кареты вооружена, и всё равно лезли под пули. Значит, куш должен был быть большой… опять же, он сам слышал и мальканскую, и ифленскую речь.
И значит, в покое их не оставят. Выдержит ли мальканка этот полный опасностей путь через лес?
Темершана та Сиверс из далёкой абстрактной фигуры превратилась в живого человека. Человека, который успел проникнуться к его персоне сильной антипатией. Пожалуй, только данное слово и может ещё – случай удержали её от попытки побега. Да и сейчас она оставалась рядом лишь потому, что в одиночку не смогла бы выбраться в обжитые места. А может быть, и это вероятней, она просто понимает, что никто ей шанса сбежать не даст.
Да, пожалуй, раздражало в ней именно это. Непредсказуемость. Невозможность предугадать её дальнейшие шаги и действия. Просто потому что она сдерживается, не позволяя своей натуре в полной мере себя проявить. Потому, что она вроде как полностью отстранилась от происходящего, сосредоточившись на мелких бытовых проблемах, которые в силах решить сама. И это не оставило ему шанса разобраться, какая она на самом деле, что из себя представляет, что сделает, когда прибудет в Тоненг?
А ещё может потому, что сам Шеддерик та Хенвил в такой ситуации постарался бы скрыться ещё в первый день. А то и – избавиться от конвоя более радикальным способом.
Можно было до бесконечности любоваться холодным пейзажем внизу. Да только каждый потерянный час играл на руку врагу, кем бы он ни был. Каждый час они теряли силы идти вперед. А где-то в далёком Тоненге, возможно, как раз сейчас начинался или народный бунт, или чего похуже.
Шеддерик должен был быть там. Прямо сейчас, а лучше – вчера.
Темершана та Сиверс
Идти, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд ифленца, было тяжело. Но Темери терпела. Лучше так, чем вести отвлечённые беседы с врагом. Нет, он сколько угодно может считать себя благодетелем и спасителем. Это не отменяло, что лишь ифленцы повинны во всех унижениях и бедах её народа, и она до конца жизни будет считать их врагами. Теперь сомневаться уже не приходилось. Этот брак – смешно надеяться, что ифленцы станут считаться с её условием! – продлится недолго и закончится её смертью. Она не ляжет в постель ни с одним из них.
А значит, вся жизнь без остатка, которая у неё ещё есть – это вот этот путь по заснеженному лесу. Ах, как было бы хорошо, если б благородный чеор куда-нибудь сгинул. Провалился под землю, исчез, сдох… но ждать чуда бессмысленно. Так что нужно просто идти. Идти и наслаждаться этими последними своими днями. Даже если болит стёртая нога, а несчастный кулёк разваливается под пальцами, и драгоценные ягоды готовы просыпаться в снег.
Идти вперёд, не оглядываясь. Потому что там, за спиной, у неё больше нет дома.
Монахини её предали. Хотя нужно быть справедливой: она сама решила согласиться на брак с ифленцем. А они… они просто промолчали. Позволили этому случиться.
«Они не виноваты, – уговаривала она себя, одними губами. – Они же не знали… они не хотели мне зла… это я сама. Но за что они со мной так»…
И с каждым шагом убедить себя в том, что монахини не ведали, какую судьбу уготовили одной из своих оречённых, становилось всё труднее.
Днём стало немного теплей, так что Темери, выбрав момент, просто стянула с головы капор, да и увязала в него их единственную еду. Так надёжней, и нести проще. Длинные лямки позволили превратить головной убор во что-то вроде кружевной сумки. Всё равно капор был мокрый и совершенно не согревал.
Влажные волосы рассыпались по плечам.
Солнечные лучи легко пробивались сквозь кроны светлого соснового леса, по такому легко идти, и Темери – всё-таки невозможно всё время бояться и думать о плохом – немного успокоилась, даже стала представлять, что просто идёт на какую-нибудь зимнюю ярмарку в далёкую деревню.
Просто спутник в этот раз ей достался не из приятных. Но это ничего, это только до деревни. И вообще не важно. Можно ведь просто не смотреть в его сторону. Просто улыбаться солнцу, сосновому воздуху, запаху снега и хвои.
Всё было спокойно. Как вдруг ифленец поймал её за плечо и заставил пригнуться:
– Тихо!
Темери, не успев даже подумать, что делает, стряхнула его руку. Но всё же пригнулась, постаравшись укрыться за единственной поблизости невысокой ёлочкой.
Чеор та Хенвил через мгновение оказался рядом.
– Лошади. Слушайте!
И вправду, где-то неподалёку по твёрдому дорожному покрытию цокали лошадиные подковы. Темери попыталась определить, сколько слышит лошадей, но не смогла. Не одна, это ясно. Но вот сколько…
– Дорога рядом, – шепнул ифленец. – Или мост. Оставайтесь здесь, я попробую посмотреть.
И ушёл, не дожидаясь ответа. Да она отвечать и не собиралась.
Темери очистила от снега сухую коряжину и села на неё в ожидании. Хоть она и не признавалась, а ноги уже гудели от усталости – всё-таки за минувшие сутки поспать так и не удалось, да и отдых был слишком коротким. Стёртая пятка сейчас, во время остановки, беспощадно болела. Ей казалось, что если снять сапог, то снова надеть его она не сможет.
Чеор та Хенвил вернулся быстро. Она даже не успела толком перевести дух.
– Мост рядом. – Говорил он ровно, но Темери всё равно уловила в голосе ифленца нешуточную тревогу. – Там нас, похоже, ждут, но с другого берега. Они думают, мы идём по дороге. Так что попробуем уйти дальше, за поворот, и там её пересечь. Устали?
– Я могу идти.
Ифленец усмехнулся, кивнул удовлетворённо.
Темери не собиралась жаловаться, даже если будет умирать от усталости.
Дорога, как назло, сразу за мостом тянулась прямо на запад и была ярко освещена солнцем, уходящим к закату, так что до первого поворота пришлось идти довольно далеко. Притом шли они, пробираясь сквозь подлесок в стороне от дороги. Было тяжело, но оно того стоило. За прошедшее время они увидели ещё несколько всадников.
Когда, наконец, дорога заложила петлю, ифленец снова ненадолго дал ей отдохнуть от своего общества – проверял, свободен ли путь. А вернувшись, поторопил:
– Похоже, выставили патруль. Это не разбойники, не похожи. И оружие у них неплохое. Надо спешить…
Что же, торопиться – значит, торопиться.
Но они не успели.
Спасло то, что всадники были увлечены беседой и не слишком хорошо выполняли свои обязанности.
Беседа «патруля» добрых новостей не принесла, говорили они как раз о беглецах.
Тот, что постарше, в тяжёлом кожаном плаще, отороченном лисьим мехом, успокаивал младшего:
– Да дня не пройдёт, найдём их. Всё уже продумано, бежать им некуда, кроме как сюда…
– А если они на броды пойдут? Или вовсе к Побережью?
– Дурак ты, Лури, подумай башкой, какое Побережье?! Там такие болота, что если сунутся, то только нам работы убавят…
– А если…
– Некуда им идти. А если нас каким-то образом чудесным обойдут, так пойдут куда?
– В деревню, – разулыбался молодой. – Как есть, или в Рыбачий Омут, или к большаку. Так мы, что ли, зря здесь-то ждём? Может, надо было всем сразу в засаду сесть да и…
– Лури, с такой башкой как у тебя – только коров пасти…
Всадники скрылись за поворотом.
Ифленец проводил их взглядом, а потом бросил пытливый взгляд на Темершану. И вдруг спросил:
– Чему вы улыбаетесь? У нас всё меньше шансов выбраться живыми.
– Вот именно, – тихо ответила она. – Я ничего не теряю…
Чеор та Хенвил вдруг резко провёл руками по голове, от чего его светлые прямые волосы встопорщились лохматым ежом.
– Послушайте. Я не собираюсь причинять вам вред. Мой брат тоже. Так какого морского жуфа вы ведёте себя так, словно я тащу вас на казнь?
Темери опустила взгляд. На казнь? Что же. Это очень точное определение.
Но на самом деле ему не нужны объяснения. Ему нужно лишь подтверждение, что она и дальше будет послушно выполнять все приказы и не станет устраивать никаких сюрпризов.
– Я не буду намеренно пытаться себя убить… или выдать вас. – Как ни старалась, а с голосом справиться не удалось. Слова прозвучали хрипло и неубедительно.
Чеор та Хенвил несколько мгновений ещё вглядывался в её лицо, так словно хотел прочитать мысли или ударить. Но потом всё же первым отвёл взгляд.
– Идёмте! – словно кнутом щёлкнул.
Дорогу перебежали чуть не бегом. Там негде было спрятаться – чистый бор. Только внизу – сухие стволы и кочки. Прыгать через них было тяжело. Пару раз она чуть не упала, но всё же старалась бежать так, чтобы у ифленца не было шанса помочь.
Выдохнуть смогли, лишь перевалив за пологий холм, от которого уж точно дорога была не видна. Правда, их следы остались хорошо различимыми на снегу. Темери подумала, что по следам их и найдут, но вслух говорить не стала – молчание вошло в привычку.
Помочь могло разве только то, что солнце село уже низко, приближались сумерки.
Темери ждала, какое решение примет ифленец. Он медлил, словно взвешивая какие-то одному ему ведомые варианты. Потом всё же решил:
– Идём к деревне. Попробую добыть нам лошадей.
За холмом местность снова понизилась. А потом начались овраги, так что через какое-то время стало ясно, что двигаются они слишком медленно. Темери быстро потеряла представление о направлении. Стало очень темно – до восхода луны ещё несколько часов. И хотя чеор та Хенвил прокладывал путь уверенно, словно умел видеть в темноте, Темери начала отставать – у неё-то ночного зрения не было.
В довершение, порывами откуда-то начал налетать сырой холодный ветер, так что она пожалела, что пожертвовала капор под ягоды. Может, он хоть немного защитил бы от непогоды.
Еще шагов через двадцать ифленец попытался вести её за руку: поймал за предплечье, потянул за собой. Темери невольно дёрнулась, вырываясь, и села на заснеженную кочку. Тут же вскочила, конечно – верней, попыталась вскочить, но у неё вышло не сразу. Усталость взяла своё.
Ифленец урок усвоил – ждал в шаге, пока она сама неуклюже поднимется, стряхнёт с себя тонкий лёгкий снег. Сказал, словно сдерживая злость:
– Надо пройти ещё немного. Впереди несколько больших ёлок, попробуем укрыться под ними.
Она вгляделась в силуэты ночных деревьев и поняла, о чём он. Три густые лесные красавицы застыли на склоне оврага в нескольких десятках шагов перед ними.
Сжала челюсти покрепче, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула – готова ли? Готова. Не такое уж это большое расстояние. За день прошли куда больше…
Под ёлками ветра не было. Но и с мечтой присесть хоть на что-нибудь пришлось расстаться – на этот склон даже взобраться-то трудно, а земля под елью, хоть и присыпана хвоей, а всё равно очень холодная.
– Прислонитесь к стволу, – велел ифленец. – Спиной. Вот так.
Ветви у ёлки начинались довольно высоко. Темери легко поместилась под ними, а вот чеору та Хенвилу пришлось наклониться. Он даже выломал несколько нижних веток, чтобы было удобно стоять. Ветер сюда не долетал, и от этого, казалось, было теплее.
– Как ваша нога? Вы хромаете.
– Я. Смогу. Идти, – раздельно повторила Темершана вслух то, что уже давно повторяла про себя.
– Я понял.
Может, ей показалось, но на сей раз в голосе благородного чеора сквозила не то улыбка, не то лёгкое одобрение.
– Я понял, вы сильная. Вы со всем можете справиться сами. Я не имел в виду ничего дурного, и не собираюсь тащить вас на руках. Это и неудобно и… вы же мне не позволите.
Темери кивнула, подтверждая. В темноте она не видела лица чеора та Хенвила. И отчего-то никак не могла сообразить, что он имеет в виду. Что скрывается за его шутовской заботой.
Так и не дождавшись ответа, он распорядился:
– Оставайтесь здесь. Попробую найти нам укрытие на ночь.
Будто так и привык разговаривать со всеми – отдавая короткие приказы. Которые должны неукоснительно выполняться. Впрочем, устала она настолько, что даже захоти сейчас убежать от ифленца, не справилась бы.
Вернулся он с плохими новостями.
– Внизу ручей, там укрыться не получится. Так что попробуем устроиться здесь…
Он куда-то снова ушёл. Темери слышала тихий равномерный стук, но ей было всё равно. До смерти хотелось сесть, но внизу только острый корень, кусты и покатый склон. Ног она почти не чувствовала, но отлепиться от елового ствола – прав оказался ифленец, – была не в состоянии. Хоть какая-то опора!
Через время стук прекратился. Темери услышала:
– Чеора та Сиверс, идите сюда. Осторожней!
Нога соскользнула на хвое, и Темери улетела бы вниз, если бы ифленец не прервал полёт, снова ухватив её за руку. Правда, тут же разжал пальцы.
За время, что она провела под ёлкой, погода разительно изменилась. Ветер ещё усилился, он нёс мелкий колючий снег, а звёздное небо вверху быстро переставало быть звёздным. Темери не помнила такой холодной зимы. В монастыре за все эти годы она видела снег лишь пару раз. А тут – словно сама природа пыталась воспротивиться её возвращению в Тоненг.
Ифленец показал ей на вторую ель, пониже той, возле которой они расположились сначала, её ветви достигали земли.
