Она всё-таки смогла перевернуть ифленца так, чтобы голова и плечи его оказались у неё на коленях. Он дышал – едва заметно.
Однако Темершану удивило и напугало другое.
На лице ифленца встреча с клубящейся тьмой оставила жуткие следы – новый длинный шрам через лоб, чёрные отметины свежих ударов вокруг заплывших глаз и на правой щеке. Губы – в кровь.
Этого не было. Совсем недавно этого не было – только последствия вчерашней перестрелки. Только окровавленная повязка.
– Пресветлая Мать Ленна, помоги мне… – прошептала Темери, – помоги ему… я же не справлюсь одна…
Мир был безучастен. Пасмурный берег, холодный жёлтый песок, ритмичные шлепки прибоя. Низкое небо, сырой, горький воздух.
Один из самых тусклых и безнадёжных дней.
Куда бежать?
И главное, как бежать. Бросить раненого на произвол его неведомым потусторонним врагам?
Она представила себя – через день или через два, бредущей по тракту в сторону города. Дорога пуста, голый лес вокруг, серые тучи. Дождь или снег. И ни единой души больше во всём мире. Некуда идти. Старого дома больше нет. Нового – не будет. Тишина, бесприютность, седой зимний мир.
Темери поёжилась от холода, попыталась запахнуть куртку на груди ифленца…
И в этот момент что-то сдвинулось в пластах сущего. Шевельнулось, отзываясь в груди тёплой волной. Как будто кто-то мудрый подсказал, что делать.
Она остановила ладонь где-то там, где должно было биться сердце проклятого островитянина. Сосредоточилась, обращаясь молитвой к Покровителям, к самой Ленне. И поняла, что не одна: где-то рядом незримо присутствовала знакомая уже тень Ровве. И помогала. Может, это была только фантазия, но Темери казалось, что от её ладони к коже ифленца тянутся едва заметные нити тепла. Проникают в тонкие слои его Эа, латают самые большие, самые опасные прорехи…
Ифленец шевельнулся, попытался подтянуть колени к груди. Его начало крупно трясти от холода.
– Посади его к огню, – напомнил Ровве. – У вас есть огонь, посади его к костру.
Темери подумала, что не сможет. Что даже перевернуть бессознательного ифленца было тяжело – куда уж тащить ещё десять шагов до костра, который, кстати, совсем прогорел и уже только дымился.
Но стоило попытаться его поднять, как чеор та Хенвил пришёл в себя. Прошептал что-то непонятное и сам начал подниматься – для начала хотя бы на колени. Чуть снова не упал.
Темери придержала его за плечи, успела. И только тихо радовалась тому, что каким-то чудом он остался жив.
Каждое движение давалось ему большим трудом. Но всё-таки он смог перебраться к косяку и оперся об него спиной. Замер там с закрытыми глазами, весь сжавшись от холода.
– Идёмте, – шепотом позвала она. – У костра теплее…
– Сейчас, – едва заметно шевельнулись в ответ разбитые губы.
И она не решилась снова его тревожить. Так он не упадет. Пусть отдохнёт… а у неё ещё много дел. Самых важных дел…
Надо принести какую-нибудь ткань, она сейчас вся под лодкой. Бросить на песок. И надо всё же вскипятить воду. И костёр…
Как жаль, что Покровители не могут воздействовать на сущее холодного мира. Можно было бы попросить Ровве бросить в огонь дров…
Она заставила себя зайти в тёмный сарай и вскоре вернулась оттуда с тяжёлым куском просмолённой ткани. Постелила у костра. Бросила в угли несколько досок от одной из рассохшихся лодок. Пламя быстро распробовало угощение. Жаль, надолго этого не хватит… нужно что-то посерьёзней. Какую-нибудь коряжину или брёвнышко… брёвнышко, которым они вчера подпирали лодку, подойдёт.
Она ходила мимо сидящего ифленца и старалась на него не смотреть. На его разбитое лицо и бессильно упавшие на землю руки. Здесь и сейчас надо было делать простые вещи. Искать дрова и ставить треногу. Подвесить ведро на цепь над огнём.
Здесь и сейчас надо было не думать, что преследователи, не найдя их ниже по течению, могут сюда вернуться.
Когда по второму разу зачерпывала воду, Темери вдруг увидела на дне следы речных моллюсков – двустворчатых ракушек, которые водятся в изобилии во всех реках. Тонкие такие ниточки-следы. Однажды Старик показывал, что если этих моллюсков бросить в костёр, то через какое-то время створки раскроются, и внутри окажется крошечный комочек пахнущего тиной, почти безвкусного мяса. Тогда Темери это угощение только попробовала. А сейчас оно может оказаться спасением…
Она сняла сапоги и давно прохудившиеся, но всё-таки тёплые чулки, высоко поддёрнула юбки и ступила в воду.
Вода обожгла холодом, но не отняла решимости. И вскоре Темери накидала на берег с десяток плотно закрытых крупных ракушек.
Босиком добежала до костра. Бросила улов на горячие угли, а сама подолом тщательно вытерла ноги прежде, чем снова обуться.
Огонь разгорелся. Теперь его должно хватить надолго. Самое время как-то переместить сюда ифленца…
Он не спорил. Встать на ноги у него не получилось, и он перебрался к костру, как смог – на четвереньках, только в самом крайнем случае принимая помощь Темершаны. Там, у огня она накинула ему на плечи его же собственный плащ.
Села напротив. Оба долго молчали.
А потом та Хенвил спросил:
– Почему вы не ушли? Вы обещали…
Темери, как не устала, вскочила на ноги. Она никак не думала, что этот простой вопрос её заденет.
Но что ответить? Что без неё он бы уже умер? Или что когда-то обещала Старику, что не бросит больного в беде, какой бы крови он ни был? Или что ей некуда бежать и негде прятаться? Она постояла молча несколько мгновений, да и села обратно:
– Да, надо было. Но ведь ещё не поздно, не так ли, чеор та Хенвил?
Чеор хмыкнул, тут же закашлялся, и долго потом сидел, сгорбившись, устремив взгляд в огонь. Через некоторое время даже не спросил, а словно прочитал мысли:
– Вам же интересно, что это было, наверное…
– Не интересно! Верней… – она поправилась, – вы могли рассказать, чтобы я была готова. Всё-таки я была оречённой. Меня учили правильно видеть Сущее…
– Это старое семейное проклятие. Очень старое и для вас не опасное. Так не должно было случиться.
Темери покачала головой.
– Я умею работать с проклятиями. Этому учат в монастыре. Если вы скажете, кто вас проклял… это ведь случилось во время битвы за Тоненг, я права? Я могу попробовать…
– Это случилось несколько раньше. Не вздумайте.
Ифленец, видимо, не понял. Но все монахини и все оречённые в монастыре действительно умеют работать с проклятиями, даже со старыми и сложными проклятьями. И она действительно могла помочь.
– Но если это повторится, вы просто… да оно вас убьёт!
– Чеора Сиверс. Я точно знаю, что пока мне ничего не грозит. Я был неосторожен, не думал, что… этот сиан мне так дорого обойдётся. Вы помогли, благодарю. Но – хватит.
Он приподнял руку, пресекая возражения:
– Пожалуйста, не сейчас. Вам тоже нужен отдых.
Вскипела вода.
Темери всё ведёрко поставила неглубоко в речную воду, чтобы стыло. Палочкой выгребла из углей моллюсков. Половину подвинула ифленцу. Молча.
Упрямства ей тоже было не занимать. Даже несмотря на едва слышное замечание Роверика:
– Это вообще-то у Шедде запретная тема. Кого-то задевает упоминание его слабостей, а кого-то – старые семейные проклятия. Но он прав, сейчас не время и не место…
Сказал – и словно не было. Воспоминание о примерещившемся голосе.
Темери, подумав, соорудила из прибрежных камней стенку у костра – чтобы с воды в темноте огонь не был виден. С берега пламя прикрывал небольшой обрыв. Ифленец лёг у огня и кажется, задремал. Что же, сон полезен.
Еще один шанс принять верное решение и уйти. Ещё один сознательно упущенный шанс.
Незаметно за мелкими хлопотами подступила ночь. Уходить в сарай она не стала: костёр давал хоть какое-то тепло. Да и ифленца увести стоило бы слишком больших трудов. Просто решила, что спать не будет. А будет следить за костром, чтобы не дымил и чтобы не погас…
Наступила очередная долгая тихая ночь. Не было слышно даже деревенских собак. Только плеск воды рядом.
Иногда она вставала, делала несколько шагов вдоль берега, размять ноги. Внимательно оглядывала берега Данвы – нет ли где костра. Чужие костры – это возможно, лагерь преследователей. По кострам можно понять, далеко ли опасность. Потом она склонялась над Хенвилом, проверить, жив ли, и возвращалась к огню.
Сколько ифленцу понадобится времени, чтобы восстановить силы? Чтобы подзажили раны? С каждым часом всё больше вероятность, что здесь, на реке, их найдут…
Глубоко за полночь ей вновь послышался тихий ровный голос Покровителя Ровве:
– Ты поспи, если хочешь. За Шедде не переживай, не умрёт. Ты хорошо его полечила. Уж это я вижу.
– Полечила?
В ответе Ровве ей послышалось недоумение:
– Ты как-то воздействовала на его Эа. Когда… ну, когда вы прогнали её.
Темери поняла, что он говорит о сущности из тёплого мира… но не стала переспрашивать. Сейчас куда важнее другое.
– Нам нужно уходить от реки. А ты можешь узнать, где те люди?
– Нет… нет, Шанни. Почему тебе ближе имя Шанни? Так тебя звали друзья?
– До нашествия. Да, звали.
Темери отвечала шёпотом, чтобы не потревожить спящего.
– Я не знаю, где те, кто идёт по вашему следу. Но я могу покараулить. Отдохни. Разбужу, если что-то случится…
Темери покачала головой. Она ещё долго сидела, любуясь огнём, вспоминая прошлые странствия со Стариком, который так и не назвал ей своего имени. Дорогу Долга и костры, которые они разжигали с монахинями. И уж совсем давний костёр, когда-то для них с братом разведённый в парке под Цитаделью конюхом ретаха…
Проснулась на рассвете. Костёр горел. Она лежала у огня на том же месте, но заботливо укрытая тёплым плащом, Шеддерика рядом не было.
– Всем, и мужчинам и женщинам, иногда требуется минута уединения… – задумчиво изрёк Покровитель. – Он сейчас вернётся. Не волнуйся.
Темери потёрла лицо ладонями. Совсем не помнила, когда заснула.
Зачерпнула глиняной кружкой немного кипятка из ведра. Спросила:
– Ровве, я думала, Покровители являются, только когда их призовут.
– Конечно, – важно согласился он. – Но уходят, или когда сами захотят, или когда становится трудно здесь оставаться. Холодный мир всё-таки не для нас. Но у меня силы пока есть, а помощь тебе нужна.
Темери улыбнулась:
– Никогда не думала, что Покровители бывают такими полезными!
– Шеддерик считал меня скорее вредным. А вот и он возвращается… лучше мне пока умолкнуть!
– Почему?
Но ответом была полная тишина.
Темери обернулась. Чеор та Хенвил не слишком уверенно, но всё же на своих двоих, медленно шёл вдоль стены. Света уже было достаточно, чтобы хорошо его разглядеть.
Он постоял немного, вглядываясь в речную даль, зашёл внутрь сарая. Оттуда послышался приглушённый шум, что-то упало и разбилось. Темери собралась было идти проверять, не убился ли ифленец, но он уже вышел на улицу, держа в руке чёрную седельную сумку, про которую она успела совсем забыть.
Заковылял к костру, споткнулся в двух шагах, но равновесие удержал, хоть и помянул всуе Повелителей Бурь.
Темери поймала его взгляд, попутно отметив, что хоть синяки выглядели по-прежнему жутко, отёк за ночь спал.
– Ничего страшного, – наметил он улыбку. – Последствия. Пройдёт.
Видимо, растрескавшиеся губы мешали ему выстраивать длинные фразы. Темери кивнула.
Хенвил осторожно, оберегая повреждённую руку, сел у огня. Сунул нос в трофейную сумку.
Последовательно выложил на песок рядом с собой запечатанный конверт, потёртую на сгибах карту Побережья, дорожный чернильный прибор и несколько не заточенных перьев.
А потом вдруг на миг замер. И торжественно объявил, доставая из сумки небольшую хлебную горбушку:
– Чеора та Сиверс, сегодня у нас праздник!
– Неужели День Хлебной Корочки?
– Я вам больше скажу. День двух хлебных корочек, лука, сушёной рыбы… о! ещё сыра и - вот это да! День копчёного мяса…
Хорошие новости явно придали чеору сил и говорливости. Вроде бы только что едва бормотал – и вот! Снедь методично была вынута и разложена у ифленца на коленях.
Увидев такое богатство, Темери даже хлопнула в ладоши.
А Шеддерик задумчиво спросил себя:
– Интересно, что помешало мне сунуть туда нос ещё позавчера…
– Я сейчас!
Она привычно уже установила треногу, обмотав жерди цепью, подвесила над огнём ведро.
– Идите сюда, – позвал ифленец. – Самое время немного перекусить!
Присела рядом, осторожно поинтересовалась:
– Вы же не собираетесь съесть всё это за раз?
– Нет, – с видимым сожалением ответил ифленец. – Хотя очень хочется. Разделим продукты на два дня. Есть будем понемногу. Первым делом хлеб – он может испортиться. И мясо. Мы не знаем, давно ли оно лежит в этой сумке, так что… смелее!
Это был очень странный и очень тихий пир. Темери отщипывала от и без того крохотного куска копчёного мяса небольшие кусочки и, отправив в рот, долго не проглатывала, наслаждаясь каждым мгновением вкуса.
А когда еда кончилась, собрала с подола все, даже самые маленькие крошки.
Закипела вода. Найденная вчера глиняная кружка снова пригодилась…
Еда их взбодрила.
Может, это был самообман, но это был хороший самообман, и на волне странной уверенности, что всё плохое уже миновало, Темери сказала:
– Чеор та Хенвил… сегодня у нас есть свет, вода, и даже игла с нитью. Надо заново перевязать ваши раны.
Она была готова к возражениям, но благородный чеор только скривился на слово «раны». Несмотря на собственное состояние, «раненым» он себя не считал.
Темери старалась действовать аккуратно, но ткань присохла, так что управилась она не быстро. Работала, стараясь не вслушиваться в солёные словечки, которые непроизвольно вылетали у благородного чеора, когда она нечаянно причиняла боль.
Удивительно, но рана на руке не воспалилась, да и зашивать её, похоже, не придётся.
Благородный Шеддерик та Хенвил
…как обычно, выбор прост: или, не жалея сил, рваться в Тоненг, и в результате упасть от усталости на полдороге, или пренебречь риском встречи с врагом и устроить себе передышку. Тем паче, содержимое сумки заставляло задуматься. Нет, еда, это конечно славно, но вот письмо, украшенное гербовой печатью очень непростого ифленского рода…
Шеддерику нужны были новости. Хоть какие-нибудь, хоть вчерашние слухи в пересказе глухой старухи.
Передышка была нужна, чтобы восстановить силы. Чтобы продумать план возвращения. Если их ищут на тракте, то и в городе ждут наверняка.
Передышка была нужна, чтобы перестала кружиться и болеть голова, чтобы снова ощутить себя живым…
Вчерашние события наглядно показали, что бывает, если действовать необдуманно. Семейное проклятье, до того являвшееся только в дурных снах, очевидно, нащупало лазейку в выстроенной этхарами защите, когда он напрямую воздействовал на вешку сиана. Другого объяснения просто не приходило в голову.
Ощущения, которые несли в себе сны, оказались лишь малой толикой того, что дарило действие проклятия в реальности.
Шедде боялся, что стоит закрыть глаза, его воплощение вернётся. Вернётся, чтобы добить… но ночь прошла, а он по-прежнему был жив. И сейчас чувствовал он себя намного лучше. Во всяком случае, сейчас он снова мог самостоятельно стоять и ходить…
…а мальканке тоже нужен отдых. А то остались от неё одни глаза и гордость.
Впрочем, в глазах теперь иногда вспыхивала искренняя улыбка. И хотя она не предназначалась непосредственно Шедде, всё равно, видеть её было приятно. Он даже рискнул пару раз пошутить.
Однако Темершану удивило и напугало другое.
На лице ифленца встреча с клубящейся тьмой оставила жуткие следы – новый длинный шрам через лоб, чёрные отметины свежих ударов вокруг заплывших глаз и на правой щеке. Губы – в кровь.
Этого не было. Совсем недавно этого не было – только последствия вчерашней перестрелки. Только окровавленная повязка.
– Пресветлая Мать Ленна, помоги мне… – прошептала Темери, – помоги ему… я же не справлюсь одна…
Мир был безучастен. Пасмурный берег, холодный жёлтый песок, ритмичные шлепки прибоя. Низкое небо, сырой, горький воздух.
Один из самых тусклых и безнадёжных дней.
Куда бежать?
И главное, как бежать. Бросить раненого на произвол его неведомым потусторонним врагам?
Она представила себя – через день или через два, бредущей по тракту в сторону города. Дорога пуста, голый лес вокруг, серые тучи. Дождь или снег. И ни единой души больше во всём мире. Некуда идти. Старого дома больше нет. Нового – не будет. Тишина, бесприютность, седой зимний мир.
Темери поёжилась от холода, попыталась запахнуть куртку на груди ифленца…
И в этот момент что-то сдвинулось в пластах сущего. Шевельнулось, отзываясь в груди тёплой волной. Как будто кто-то мудрый подсказал, что делать.
Она остановила ладонь где-то там, где должно было биться сердце проклятого островитянина. Сосредоточилась, обращаясь молитвой к Покровителям, к самой Ленне. И поняла, что не одна: где-то рядом незримо присутствовала знакомая уже тень Ровве. И помогала. Может, это была только фантазия, но Темери казалось, что от её ладони к коже ифленца тянутся едва заметные нити тепла. Проникают в тонкие слои его Эа, латают самые большие, самые опасные прорехи…
Ифленец шевельнулся, попытался подтянуть колени к груди. Его начало крупно трясти от холода.
– Посади его к огню, – напомнил Ровве. – У вас есть огонь, посади его к костру.
Темери подумала, что не сможет. Что даже перевернуть бессознательного ифленца было тяжело – куда уж тащить ещё десять шагов до костра, который, кстати, совсем прогорел и уже только дымился.
Но стоило попытаться его поднять, как чеор та Хенвил пришёл в себя. Прошептал что-то непонятное и сам начал подниматься – для начала хотя бы на колени. Чуть снова не упал.
Темери придержала его за плечи, успела. И только тихо радовалась тому, что каким-то чудом он остался жив.
Каждое движение давалось ему большим трудом. Но всё-таки он смог перебраться к косяку и оперся об него спиной. Замер там с закрытыми глазами, весь сжавшись от холода.
– Идёмте, – шепотом позвала она. – У костра теплее…
– Сейчас, – едва заметно шевельнулись в ответ разбитые губы.
И она не решилась снова его тревожить. Так он не упадет. Пусть отдохнёт… а у неё ещё много дел. Самых важных дел…
Надо принести какую-нибудь ткань, она сейчас вся под лодкой. Бросить на песок. И надо всё же вскипятить воду. И костёр…
Как жаль, что Покровители не могут воздействовать на сущее холодного мира. Можно было бы попросить Ровве бросить в огонь дров…
Она заставила себя зайти в тёмный сарай и вскоре вернулась оттуда с тяжёлым куском просмолённой ткани. Постелила у костра. Бросила в угли несколько досок от одной из рассохшихся лодок. Пламя быстро распробовало угощение. Жаль, надолго этого не хватит… нужно что-то посерьёзней. Какую-нибудь коряжину или брёвнышко… брёвнышко, которым они вчера подпирали лодку, подойдёт.
Она ходила мимо сидящего ифленца и старалась на него не смотреть. На его разбитое лицо и бессильно упавшие на землю руки. Здесь и сейчас надо было делать простые вещи. Искать дрова и ставить треногу. Подвесить ведро на цепь над огнём.
Здесь и сейчас надо было не думать, что преследователи, не найдя их ниже по течению, могут сюда вернуться.
Когда по второму разу зачерпывала воду, Темери вдруг увидела на дне следы речных моллюсков – двустворчатых ракушек, которые водятся в изобилии во всех реках. Тонкие такие ниточки-следы. Однажды Старик показывал, что если этих моллюсков бросить в костёр, то через какое-то время створки раскроются, и внутри окажется крошечный комочек пахнущего тиной, почти безвкусного мяса. Тогда Темери это угощение только попробовала. А сейчас оно может оказаться спасением…
Она сняла сапоги и давно прохудившиеся, но всё-таки тёплые чулки, высоко поддёрнула юбки и ступила в воду.
Вода обожгла холодом, но не отняла решимости. И вскоре Темери накидала на берег с десяток плотно закрытых крупных ракушек.
Босиком добежала до костра. Бросила улов на горячие угли, а сама подолом тщательно вытерла ноги прежде, чем снова обуться.
Огонь разгорелся. Теперь его должно хватить надолго. Самое время как-то переместить сюда ифленца…
Он не спорил. Встать на ноги у него не получилось, и он перебрался к костру, как смог – на четвереньках, только в самом крайнем случае принимая помощь Темершаны. Там, у огня она накинула ему на плечи его же собственный плащ.
Села напротив. Оба долго молчали.
А потом та Хенвил спросил:
– Почему вы не ушли? Вы обещали…
Темери, как не устала, вскочила на ноги. Она никак не думала, что этот простой вопрос её заденет.
Но что ответить? Что без неё он бы уже умер? Или что когда-то обещала Старику, что не бросит больного в беде, какой бы крови он ни был? Или что ей некуда бежать и негде прятаться? Она постояла молча несколько мгновений, да и села обратно:
– Да, надо было. Но ведь ещё не поздно, не так ли, чеор та Хенвил?
Чеор хмыкнул, тут же закашлялся, и долго потом сидел, сгорбившись, устремив взгляд в огонь. Через некоторое время даже не спросил, а словно прочитал мысли:
– Вам же интересно, что это было, наверное…
– Не интересно! Верней… – она поправилась, – вы могли рассказать, чтобы я была готова. Всё-таки я была оречённой. Меня учили правильно видеть Сущее…
– Это старое семейное проклятие. Очень старое и для вас не опасное. Так не должно было случиться.
Темери покачала головой.
– Я умею работать с проклятиями. Этому учат в монастыре. Если вы скажете, кто вас проклял… это ведь случилось во время битвы за Тоненг, я права? Я могу попробовать…
– Это случилось несколько раньше. Не вздумайте.
Ифленец, видимо, не понял. Но все монахини и все оречённые в монастыре действительно умеют работать с проклятиями, даже со старыми и сложными проклятьями. И она действительно могла помочь.
– Но если это повторится, вы просто… да оно вас убьёт!
– Чеора Сиверс. Я точно знаю, что пока мне ничего не грозит. Я был неосторожен, не думал, что… этот сиан мне так дорого обойдётся. Вы помогли, благодарю. Но – хватит.
Он приподнял руку, пресекая возражения:
– Пожалуйста, не сейчас. Вам тоже нужен отдых.
Вскипела вода.
Темери всё ведёрко поставила неглубоко в речную воду, чтобы стыло. Палочкой выгребла из углей моллюсков. Половину подвинула ифленцу. Молча.
Упрямства ей тоже было не занимать. Даже несмотря на едва слышное замечание Роверика:
– Это вообще-то у Шедде запретная тема. Кого-то задевает упоминание его слабостей, а кого-то – старые семейные проклятия. Но он прав, сейчас не время и не место…
Сказал – и словно не было. Воспоминание о примерещившемся голосе.
Темери, подумав, соорудила из прибрежных камней стенку у костра – чтобы с воды в темноте огонь не был виден. С берега пламя прикрывал небольшой обрыв. Ифленец лёг у огня и кажется, задремал. Что же, сон полезен.
Еще один шанс принять верное решение и уйти. Ещё один сознательно упущенный шанс.
Незаметно за мелкими хлопотами подступила ночь. Уходить в сарай она не стала: костёр давал хоть какое-то тепло. Да и ифленца увести стоило бы слишком больших трудов. Просто решила, что спать не будет. А будет следить за костром, чтобы не дымил и чтобы не погас…
Наступила очередная долгая тихая ночь. Не было слышно даже деревенских собак. Только плеск воды рядом.
Иногда она вставала, делала несколько шагов вдоль берега, размять ноги. Внимательно оглядывала берега Данвы – нет ли где костра. Чужие костры – это возможно, лагерь преследователей. По кострам можно понять, далеко ли опасность. Потом она склонялась над Хенвилом, проверить, жив ли, и возвращалась к огню.
Сколько ифленцу понадобится времени, чтобы восстановить силы? Чтобы подзажили раны? С каждым часом всё больше вероятность, что здесь, на реке, их найдут…
Глубоко за полночь ей вновь послышался тихий ровный голос Покровителя Ровве:
– Ты поспи, если хочешь. За Шедде не переживай, не умрёт. Ты хорошо его полечила. Уж это я вижу.
– Полечила?
В ответе Ровве ей послышалось недоумение:
– Ты как-то воздействовала на его Эа. Когда… ну, когда вы прогнали её.
Темери поняла, что он говорит о сущности из тёплого мира… но не стала переспрашивать. Сейчас куда важнее другое.
– Нам нужно уходить от реки. А ты можешь узнать, где те люди?
– Нет… нет, Шанни. Почему тебе ближе имя Шанни? Так тебя звали друзья?
– До нашествия. Да, звали.
Темери отвечала шёпотом, чтобы не потревожить спящего.
– Я не знаю, где те, кто идёт по вашему следу. Но я могу покараулить. Отдохни. Разбужу, если что-то случится…
Темери покачала головой. Она ещё долго сидела, любуясь огнём, вспоминая прошлые странствия со Стариком, который так и не назвал ей своего имени. Дорогу Долга и костры, которые они разжигали с монахинями. И уж совсем давний костёр, когда-то для них с братом разведённый в парке под Цитаделью конюхом ретаха…
Проснулась на рассвете. Костёр горел. Она лежала у огня на том же месте, но заботливо укрытая тёплым плащом, Шеддерика рядом не было.
– Всем, и мужчинам и женщинам, иногда требуется минута уединения… – задумчиво изрёк Покровитель. – Он сейчас вернётся. Не волнуйся.
Темери потёрла лицо ладонями. Совсем не помнила, когда заснула.
Зачерпнула глиняной кружкой немного кипятка из ведра. Спросила:
– Ровве, я думала, Покровители являются, только когда их призовут.
– Конечно, – важно согласился он. – Но уходят, или когда сами захотят, или когда становится трудно здесь оставаться. Холодный мир всё-таки не для нас. Но у меня силы пока есть, а помощь тебе нужна.
Темери улыбнулась:
– Никогда не думала, что Покровители бывают такими полезными!
– Шеддерик считал меня скорее вредным. А вот и он возвращается… лучше мне пока умолкнуть!
– Почему?
Но ответом была полная тишина.
Темери обернулась. Чеор та Хенвил не слишком уверенно, но всё же на своих двоих, медленно шёл вдоль стены. Света уже было достаточно, чтобы хорошо его разглядеть.
Он постоял немного, вглядываясь в речную даль, зашёл внутрь сарая. Оттуда послышался приглушённый шум, что-то упало и разбилось. Темери собралась было идти проверять, не убился ли ифленец, но он уже вышел на улицу, держа в руке чёрную седельную сумку, про которую она успела совсем забыть.
Заковылял к костру, споткнулся в двух шагах, но равновесие удержал, хоть и помянул всуе Повелителей Бурь.
Темери поймала его взгляд, попутно отметив, что хоть синяки выглядели по-прежнему жутко, отёк за ночь спал.
– Ничего страшного, – наметил он улыбку. – Последствия. Пройдёт.
Видимо, растрескавшиеся губы мешали ему выстраивать длинные фразы. Темери кивнула.
Хенвил осторожно, оберегая повреждённую руку, сел у огня. Сунул нос в трофейную сумку.
Последовательно выложил на песок рядом с собой запечатанный конверт, потёртую на сгибах карту Побережья, дорожный чернильный прибор и несколько не заточенных перьев.
А потом вдруг на миг замер. И торжественно объявил, доставая из сумки небольшую хлебную горбушку:
– Чеора та Сиверс, сегодня у нас праздник!
– Неужели День Хлебной Корочки?
– Я вам больше скажу. День двух хлебных корочек, лука, сушёной рыбы… о! ещё сыра и - вот это да! День копчёного мяса…
Хорошие новости явно придали чеору сил и говорливости. Вроде бы только что едва бормотал – и вот! Снедь методично была вынута и разложена у ифленца на коленях.
Увидев такое богатство, Темери даже хлопнула в ладоши.
А Шеддерик задумчиво спросил себя:
– Интересно, что помешало мне сунуть туда нос ещё позавчера…
– Я сейчас!
Она привычно уже установила треногу, обмотав жерди цепью, подвесила над огнём ведро.
– Идите сюда, – позвал ифленец. – Самое время немного перекусить!
Присела рядом, осторожно поинтересовалась:
– Вы же не собираетесь съесть всё это за раз?
– Нет, – с видимым сожалением ответил ифленец. – Хотя очень хочется. Разделим продукты на два дня. Есть будем понемногу. Первым делом хлеб – он может испортиться. И мясо. Мы не знаем, давно ли оно лежит в этой сумке, так что… смелее!
Это был очень странный и очень тихий пир. Темери отщипывала от и без того крохотного куска копчёного мяса небольшие кусочки и, отправив в рот, долго не проглатывала, наслаждаясь каждым мгновением вкуса.
А когда еда кончилась, собрала с подола все, даже самые маленькие крошки.
Закипела вода. Найденная вчера глиняная кружка снова пригодилась…
Еда их взбодрила.
Может, это был самообман, но это был хороший самообман, и на волне странной уверенности, что всё плохое уже миновало, Темери сказала:
– Чеор та Хенвил… сегодня у нас есть свет, вода, и даже игла с нитью. Надо заново перевязать ваши раны.
Она была готова к возражениям, но благородный чеор только скривился на слово «раны». Несмотря на собственное состояние, «раненым» он себя не считал.
Темери старалась действовать аккуратно, но ткань присохла, так что управилась она не быстро. Работала, стараясь не вслушиваться в солёные словечки, которые непроизвольно вылетали у благородного чеора, когда она нечаянно причиняла боль.
Удивительно, но рана на руке не воспалилась, да и зашивать её, похоже, не придётся.
Благородный Шеддерик та Хенвил
…как обычно, выбор прост: или, не жалея сил, рваться в Тоненг, и в результате упасть от усталости на полдороге, или пренебречь риском встречи с врагом и устроить себе передышку. Тем паче, содержимое сумки заставляло задуматься. Нет, еда, это конечно славно, но вот письмо, украшенное гербовой печатью очень непростого ифленского рода…
Шеддерику нужны были новости. Хоть какие-нибудь, хоть вчерашние слухи в пересказе глухой старухи.
Передышка была нужна, чтобы восстановить силы. Чтобы продумать план возвращения. Если их ищут на тракте, то и в городе ждут наверняка.
Передышка была нужна, чтобы перестала кружиться и болеть голова, чтобы снова ощутить себя живым…
Вчерашние события наглядно показали, что бывает, если действовать необдуманно. Семейное проклятье, до того являвшееся только в дурных снах, очевидно, нащупало лазейку в выстроенной этхарами защите, когда он напрямую воздействовал на вешку сиана. Другого объяснения просто не приходило в голову.
Ощущения, которые несли в себе сны, оказались лишь малой толикой того, что дарило действие проклятия в реальности.
Шедде боялся, что стоит закрыть глаза, его воплощение вернётся. Вернётся, чтобы добить… но ночь прошла, а он по-прежнему был жив. И сейчас чувствовал он себя намного лучше. Во всяком случае, сейчас он снова мог самостоятельно стоять и ходить…
…а мальканке тоже нужен отдых. А то остались от неё одни глаза и гордость.
Впрочем, в глазах теперь иногда вспыхивала искренняя улыбка. И хотя она не предназначалась непосредственно Шедде, всё равно, видеть её было приятно. Он даже рискнул пару раз пошутить.
