– Да, хорошо. Я с ней поговорю… завтра. Но может, она права? Может быть, ей стоит перебраться куда-то подальше от Цитадели? Про нас многие знали. Кто-то из малькан может захотеть помочь своей рэте, убрав конкурентку…
– А сам-то что думаешь?
Странный получался разговор. Кинрик-то считал, что свадьба с мальканкой будет последним, что он делает под давлением обстоятельств. Но, похоже, сводный брат не собирался останавливаться на достигнутом. И с этим тоже что-то надо было решать…
– Я думаю, – ворчливо сказал он, – что сам разберусь. Это всё-таки моя… моя женщина. И я не спрашивал у тебя совета.
– А я его не давал. Кинрик… на всякий случай. Я сегодня говорил с сианом из морского торгового ведомства. Штиль продлится ещё несколько дней. Понимаешь, что это значит?
Вот тут-то Кинрик и проснулся. Так просыпаются от ушата холодной воды или от звука боевого горна над ухом. Штиль! Долгий весенний штиль у берегов Танеррета – это почти наверняка начало навигации у ифленских берегов.
Это значит, что императорский флот появится здесь дней через пятнадцать. А при хорошем попутном ветре – и через десять. И какие он привезёт известия – сейчас сказать не сможет даже самый опытный сиан.
И ещё. Это значит, что пора готовить грузы к отправке на острова. Это новые заботы и много, много новых проблем.
Но главное, то, о чём так упорно молчит Шеддерик, и скорей всего именно оно стало причиной его мрачного настроения – это огромная вероятность, что сам он будет вынужден отправиться на Ифлен. В качестве императорского племянника, или в качестве арестованного преступника, или ещё в каком-нибудь качестве – не важно. Они обсуждали это ещё осенью, но тогда отец был жив, и его слово что-то да значило при императорском дворе.
Да, Хеверик наверняка знал, зачем императору мог вдруг понадобиться один из его опальных офицеров. Сам Шедде мог знать чуть больше…
А вот Кинрик не знал ничего, кроме сплетен. Ну и немного – историю семейного проклятия ифленского императорского дома, но имеет ли оно отношение к ожидаемому аресту… или отъезду? Непонятно.
Итак, сроки определены. Через десять… самое большее двадцать дней здесь будет много имперских солдат и посольство, у которого есть полномочия закрепить императорским указом нынешнего наместника или вынудить его передать власть кому-то другому. Например, светлейшему Эммегилу. А это весьма вероятно – особенно, если знать и торговцы будут Кинриком недовольны, а благородный чеор Эммегил, напротив, сумеет проявить себя с лучшей стороны.
– Шедде… я, пожалуй, всё-таки спрячу Нейтри. В старый дом на берегу. Так мне будет спокойней… если вдруг император решит, что я не достоин быть наместником в Танеррете. А ты сам… тебе, может, лучше уехать отсюда?
Шеддерик только дёрнул щекой и ответил так же, как отвечал обычно:
– Надоело прятаться.
И добавил с усмешкой:
– Надо, наконец, это как-то закончить.
Рэта Темершана Итвена та Гулле
Темери проснулась рано – было ещё темно, но сон улетел, как будто его и не было. Сон спугнуло отчётливое понимание того, что теперь она – законная супруга наместника Танерретского, а с этой мыслью смириться было не так-то легко.
Внезапно вернулись сомнения, которые было отступили под воздействием вчерашних обстоятельств. Да, вчера всё висело на волоске, но сегодня-то мир обрел долгожданную прочность и устойчивость. И, наверное, Нижний город праздновал этой ночью так же, как Верхний и как Цитадель.
Корабль, к которому Кинрик привёл молодую жену, оказался новым двухмачтовым судном непривычно стремительных обводов: такому в трюм много товаров не положишь. И парусная оснастка подходила бы больше почтовому судну, чем торговому. У него были даже пушки – десяток. Четыре носовых, четыре по борту, и две с кормы.
Палуба вкусно пахла лаком и краской.
Кинрик, не дожидаясь расспросов, объяснил, что корабль строился для прежнего наместника, и если бы был закончен к моменту его смерти, то стал бы погребальной лодкой. Но к тому моменту у судна не было даже имени, так что заканчивали строительство к началу навигации. А потом добавил, что сам не знал, что корабль уже даже успели отделать.
На самом деле, на счёт отделки он был прав лишь частично: ни каюты, ни трюмы готовы ещё не были. Зато наружное убранство выглядело внушительно – резьба, позолота и сверкающая на солнце медь добавили событиям этого дня ещё немного праздничности…
Корабль стоял на якоре в бухте, но так близко к берегу, как только позволяла безопасность судна. Добирались туда на шлюпке, а когда команда подняла якорь и поставила паруса, у Темери захватило дух…
Жаль, морская прогулка длилась не более получаса. Она готова была провести на борту весь остаток дня и всю следующую ночь.
Темери проснулась, звоном колокольчика вызвала служанку. Та прибежала, сонная, сразу уже с кувшином воды. Подогреть не успела, правда, но так даже лучше: холодная вода бодрит.
И только полностью одевшись, вдруг поняла, что не знает, куда пойти и что делать.
Да уж, это утро отличалось от вчерашнего куда сильнее, чем можно было представить.
Выходить к завтраку было рано (да и куда подадут завтрак?).
Бродить по замку затемно, пугая прислугу, тоже не очень хотелось.
Пожалуй, была только одна мысль, что продолжала ненавязчиво со вчерашнего дня жужжать в голове: она так и не объяснила чеору та Хенвилу, отчего вдруг они с Кинриком передумали тянуть время и так спешно всё подготовили, что даже сами удивились, каким образом им удалось успеть до рассвета.
Вот только… сейчас точно поздно разыскивать благородного чеора и рассказывать, как они испугались, что пустые сплетни могут привести к кровавому бунту.
Может быть, и не привели бы. Может, это был пустой, глупый страх… но что бы она ни сказала, всё будет звучать, как жалкая попытка оправдаться.
Служанка затопила камин и была отпущена досыпать. А Темери, соблюдя все предосторожности, вновь открыла тайный ход.
Во-первых, стоило изучить уцелевшую часть системы коридоров, выяснить, куда можно соваться, а куда не стоит. Это простое дело, не связанное ни с какими интригами и позволяющее попутно думать о будущем… и настоящем. Во-вторых… во-вторых, когда проснулась, ей всё казалось, что во сне её пытался дозваться Ровверик. И там, во сне, у него было какое-то важное дело не то к чеору та Хенвилу, не то наоборот такое, о котором благородный чеор знать не должен. Да, это мог быть просто сон. Но раз уж всё равно спать не хочется, а заняться нечем, то отчего бы и не проверить?
Старуха-колдунья, очевидно, спала. В её комнате было темно и тихо. Так же тихо и темно было в ещё нескольких комнатах, которые Темери миновала, не задерживаясь. Скорей всего, они сейчас пустовали.
Один ход Темери хотела проверить особенно. Ещё в прошлый раз. Он вёл в сторону хозяйственной части Цитадели, и она в детстве не успела его как следует изучить. Но помнила, что где-то есть выход прямо на кухню, а ещё должен быть ход в открытую галерею… если она сохранилась.
Остановилась она, только когда поняла, что почему-то вовремя не свернула и снова оказалась в квадратной башне. (Может быть, Ровве именно этого и хотел?)
И там что-то происходило.
Браня своё любопытство, Темери всё-таки прильнула к смотровой щели.
Горела на столе одинокая свеча. Шеддерик тихо разговаривал со слугой, но если затаить дыхание, то всё слышно.
– Да, я сказал, что час слишком ранний, благородный чеор, – отвечал слуга на прозвучавший до того вопрос. – Однако он настаивает на встрече. Осмелюсь сказать…
– Что?
Шеддерик это слово как будто выплюнул.
– Чеор та Дирвил высказал намерение не уходить из гостиной, куда был сопровождён мною, до тех пор, пока не поговорит с вами. Он высказал намерение драться, если кто-то попытается выставить его вон.
Повисла секундная пауза, после которой Шедде так же резко ответил:
– Ладно. Пусть ждёт. Хотя нет. Проводи в кабинет наместника.
Темери сразу догадалась, что та Дирвил примчался в цитадель в столь ранний час не просто так. И если её саму разбудил Ровве, то вероятно, дело действительно в том, о чём она подумала. Вернее, о чём она себе запрещала думать.
Шеддерик как-то узнал, что его друг был в Цитадели во время штурма. И не просто был, а шёл в первых рядах.
«…и не просто шёл, а участвовал почти во всём, что эти ублюдки творили», – додумала она, уже торопливо возвращаясь по узкому коридору к своей комнате. Как по тайным ходам попасть в кабинет наместника, она не знала. Она вообще успела изучить возмутительно маленькую часть системы ходов. А следовало бы выбираться каждую ночь. И каждое утро. От этих ходов могла зависеть её жизнь!
Темери проверила, надёжно ли закрыта секретная дверь, собрала с подола паутину и пыль, быстро пригладила волосы (сбросила несколько высохших оболочек дохлых мух, сожранных пауками) и, на всякий случай кинув взгляд на зеркало, нет ли признаков прогулки по грязным чуланам, выскочила за дверь.
Караульный у двери проводил её взглядом, но по знаку остался стоять, где стоял. Это был тот самый молодой человек, который провожал её вчера на башню, навстречу Золотой Матери.
Замок спал. Потрескивал огонь в редких фонарях, за окнами едва-едва начали проявляться первые признаки рассвета. Это позволяло Темершане почти бежать… и привело к тому, что она слишком поздно увидела Шеддерика та Хенвила, уверенно идущего в сторону апартаментов наместника.
Шеддерик думал о чём-то своем, и тоже её не сразу увидел, но шансов отступить или иначе разминуться у них уже не было: в этом месте коридор замка был прям и не имел ни ниш, ни ответвлений. Ну, кроме того единственного, который к комнатам Кинрика и вёл.
Темери замедлила шаги и тут же заметила – чеор та Хенвил тоже сбился с шага, увидев её и узнав.
– Рэта Итвена, – поприветствовал он её лёгким поклоном, – Не ожидал вас встретить в такой ранний час.
– Да, я тоже.
Что сказать? Что в этой ситуации вообще можно сказать? Сделать вид, что просто шла мимо? Да она и вовсе не хотела ни с кем разговаривать. Ей просто необходимо было удостовериться, что два благородных чеора не собираются поубивать друг друга. А если собираются… то хотя бы не из-за неё.
Но и это на самом деле самообман.
Просто прошлое должно остаться в прошлом. Быть там захоронено, присыпано землей и увенчано тяжёлым камнем. А мёртвые не должны портить жизнь живым. Почему? Да потому что она так решила. Рэта Темершана Итвена та Гулле, речёная та Сиверс, уже целую ночь как жена Танерретского наместника Кинрика…
– Чеор та Хенвил, – сказала она, как будто прыгая в омут головой. В ледяной, зимний водоворот. – Мне очень нужно с вами поговорить! Это важно.
– Рэта, не сейчас. Прошу вас. Меня ждёт очень… очень неприятный разговор, и я не хотел бы его откладывать.
Темери на миг зажмурилась и выпалила:
– Вас ждёт чеор та Дирвил. Что вы узнали? Что он вам… и от кого? Кто вам рассказал?
Шеддерик опустил взгляд в пол и так стоял мгновение, точно что-то обдумывая. Потом кивнул – не Темершане, своим мыслям, и, махнув ей рукой, поспешил дальше по коридору. К немалому облегчению Темери, комнаты наместника он миновал, даже не замедлив шага.
Оказывается, они вернулись в квадратную башню, в кабинет самого Шеддерика.
Шедде молча показал ей на кресло.
Молча встал напротив.
Ну? Что теперь?
Темери расправила плечи.
Если всего больше хочется убежать и спрятаться, но надежды на это нет, то приходится драться. Даже если только на словах. Даже если сама не признаешь правоту той стороны, которую защищаешь.
– Что же вам не спалось-то, – с досадой сказал, наконец, Шеддерик. К тому моменту Темери едва сдерживалась, чтобы не зажмуриться снова.
– Приснилось что-то тревожное. Не важно. Не в этом дело. Что вы узнали? Почему та Дирвил требует разговора с вами? Это из-за меня?
– Рэта…
– Что вам рассказали? И что вы собираетесь с ним делать?
Шеддерик отвернулся к камину. Как-то уж слишком резко. Кулаки его были сжаты, но Темери послышался глухой смешок.
– Столько вопросов. Чеора Темершана, чего вы боитесь больше, того, что я узнал, или того, что собираюсь сделать?
– Я не знаю.
Темери не знала. Чеор та Дирвил и вправду был во многом виноват. Но только не в том, в чём Шеддерик, очевидно, собирался его обвинять. Или уже обвинил?
– Так это из-за меня? – требовательно повторила она вопрос.
– Я забыл, что ваша Золотая Мать учит прощать врагов. Даже таких врагов. А помните, в лесу… вы меня готовы были убить. И всех ифленцев заодно.
Ровный отстранённый голос. За таким удобно прятать злость. Ну что же – Шеддерик вправе злиться, и вправе насмехаться над ней, сколько захочет. Но пусть сначала послушает. И пусть услышит.
– Чеор та Дирвил был там. Во время штурма. Он… он был среди тех, кто ворвался в башню одним из первых. И это он вытащил меня из укрытия. Я… пряталась в шкафу. Мама сказала, чтобы я спряталась в шкаф и сидела там как мышка. А он нашёл. Сразу.
Голос дрогнул, звучал теперь хрипло, но для Темери было важно сказать всё до конца.
Шеддерик оглянулся. Он, кажется, хотел её остановить, как-то прервать, но она подняла ладонь, показывая, что собирается закончить мысль.
– Он меня не трогал. Просто… был там. Он тоже праздновал победу. И радовался, что нашёл нас. Он был там. И все видел. Видел меня… Но… ещё кое-что. Он потом… я плохо помню это, но думаю, это был он. Вывез меня из замка. Вот.
Смотреть на Шеддерика было выше всяких сил, Темери смотрела вниз. Услышала только едва заметный вздох и то, как прошуршали по каменному полу шаги. Три шага – именно столько в тот момент их разделяло. Потом её плечо легонько сжали – ненадолго, на несколько ударов сердца. Пока не опомнилась и не попыталась высвободиться.
Шеддерик так ничего больше и не сказал. Вышел, оставив её обессиленно сидеть в кресле и смотреть, как медленно разгорается за окнами рассвет.
Темершана выскользнула за дверь почти сразу за ним. Она не желала оставаться без ответа. Пусть теперь ещё долго не сможет спокойно разговаривать с чеором та Хенвилом.
Ведь он прав. Ненавидеть всех ифленцев было намного проще, чем одного.
Но в тот момент она думала только о том, что благородные чеоры скажут друг другу, и как их разговор отразится на Алистери та Дирвил и других домочадцах благородного чеора. И ещё – не сочтет ли Ланнерик та Дирвил, что она не сдержала обещание.
Правда, врываться в кабинет наместника она не сочла возможным. Пришлось ждать в большом каминном зале, в том самом, где вчера – с ума сойти, только вчера! – она встретила Кинрика и предложила ему ускорить свадьбу.
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Тот, кто спокоен, тот защищён. Вот со спокойствием у Шеддерика в последние дни происходил серьёзный непорядок. Нет, ему-то самому буквально до вчерашней полуночи казалось, что всё он делает правильно, вовремя и так, как надо, а с ума сходит и рушится исключительно окружающий мир.
Когда вчера покойный та Нурен назвал имя Ланне среди прочих участников штурма цитадели, Шеддерик не поверил и помчался к старому другу больше чтоб убедиться, что полусумасшедший, пьяный бывший адмирал или ошибся, или соврал нарочно. И когда та Дирвил ни словом не возразил на всё – надо сказать, довольно жёсткие и необдуманные – обвинения, это оказалось куда большим ударом, чем если бы Ланне возмутился, оскорбился или даже вызвал Шеддерика на поединок.
– А сам-то что думаешь?
Странный получался разговор. Кинрик-то считал, что свадьба с мальканкой будет последним, что он делает под давлением обстоятельств. Но, похоже, сводный брат не собирался останавливаться на достигнутом. И с этим тоже что-то надо было решать…
– Я думаю, – ворчливо сказал он, – что сам разберусь. Это всё-таки моя… моя женщина. И я не спрашивал у тебя совета.
– А я его не давал. Кинрик… на всякий случай. Я сегодня говорил с сианом из морского торгового ведомства. Штиль продлится ещё несколько дней. Понимаешь, что это значит?
Вот тут-то Кинрик и проснулся. Так просыпаются от ушата холодной воды или от звука боевого горна над ухом. Штиль! Долгий весенний штиль у берегов Танеррета – это почти наверняка начало навигации у ифленских берегов.
Это значит, что императорский флот появится здесь дней через пятнадцать. А при хорошем попутном ветре – и через десять. И какие он привезёт известия – сейчас сказать не сможет даже самый опытный сиан.
И ещё. Это значит, что пора готовить грузы к отправке на острова. Это новые заботы и много, много новых проблем.
Но главное, то, о чём так упорно молчит Шеддерик, и скорей всего именно оно стало причиной его мрачного настроения – это огромная вероятность, что сам он будет вынужден отправиться на Ифлен. В качестве императорского племянника, или в качестве арестованного преступника, или ещё в каком-нибудь качестве – не важно. Они обсуждали это ещё осенью, но тогда отец был жив, и его слово что-то да значило при императорском дворе.
Да, Хеверик наверняка знал, зачем императору мог вдруг понадобиться один из его опальных офицеров. Сам Шедде мог знать чуть больше…
А вот Кинрик не знал ничего, кроме сплетен. Ну и немного – историю семейного проклятия ифленского императорского дома, но имеет ли оно отношение к ожидаемому аресту… или отъезду? Непонятно.
Итак, сроки определены. Через десять… самое большее двадцать дней здесь будет много имперских солдат и посольство, у которого есть полномочия закрепить императорским указом нынешнего наместника или вынудить его передать власть кому-то другому. Например, светлейшему Эммегилу. А это весьма вероятно – особенно, если знать и торговцы будут Кинриком недовольны, а благородный чеор Эммегил, напротив, сумеет проявить себя с лучшей стороны.
– Шедде… я, пожалуй, всё-таки спрячу Нейтри. В старый дом на берегу. Так мне будет спокойней… если вдруг император решит, что я не достоин быть наместником в Танеррете. А ты сам… тебе, может, лучше уехать отсюда?
Шеддерик только дёрнул щекой и ответил так же, как отвечал обычно:
– Надоело прятаться.
И добавил с усмешкой:
– Надо, наконец, это как-то закончить.
Рэта Темершана Итвена та Гулле
Темери проснулась рано – было ещё темно, но сон улетел, как будто его и не было. Сон спугнуло отчётливое понимание того, что теперь она – законная супруга наместника Танерретского, а с этой мыслью смириться было не так-то легко.
Внезапно вернулись сомнения, которые было отступили под воздействием вчерашних обстоятельств. Да, вчера всё висело на волоске, но сегодня-то мир обрел долгожданную прочность и устойчивость. И, наверное, Нижний город праздновал этой ночью так же, как Верхний и как Цитадель.
Корабль, к которому Кинрик привёл молодую жену, оказался новым двухмачтовым судном непривычно стремительных обводов: такому в трюм много товаров не положишь. И парусная оснастка подходила бы больше почтовому судну, чем торговому. У него были даже пушки – десяток. Четыре носовых, четыре по борту, и две с кормы.
Палуба вкусно пахла лаком и краской.
Кинрик, не дожидаясь расспросов, объяснил, что корабль строился для прежнего наместника, и если бы был закончен к моменту его смерти, то стал бы погребальной лодкой. Но к тому моменту у судна не было даже имени, так что заканчивали строительство к началу навигации. А потом добавил, что сам не знал, что корабль уже даже успели отделать.
На самом деле, на счёт отделки он был прав лишь частично: ни каюты, ни трюмы готовы ещё не были. Зато наружное убранство выглядело внушительно – резьба, позолота и сверкающая на солнце медь добавили событиям этого дня ещё немного праздничности…
Корабль стоял на якоре в бухте, но так близко к берегу, как только позволяла безопасность судна. Добирались туда на шлюпке, а когда команда подняла якорь и поставила паруса, у Темери захватило дух…
Жаль, морская прогулка длилась не более получаса. Она готова была провести на борту весь остаток дня и всю следующую ночь.
Темери проснулась, звоном колокольчика вызвала служанку. Та прибежала, сонная, сразу уже с кувшином воды. Подогреть не успела, правда, но так даже лучше: холодная вода бодрит.
И только полностью одевшись, вдруг поняла, что не знает, куда пойти и что делать.
Да уж, это утро отличалось от вчерашнего куда сильнее, чем можно было представить.
Выходить к завтраку было рано (да и куда подадут завтрак?).
Бродить по замку затемно, пугая прислугу, тоже не очень хотелось.
Пожалуй, была только одна мысль, что продолжала ненавязчиво со вчерашнего дня жужжать в голове: она так и не объяснила чеору та Хенвилу, отчего вдруг они с Кинриком передумали тянуть время и так спешно всё подготовили, что даже сами удивились, каким образом им удалось успеть до рассвета.
Вот только… сейчас точно поздно разыскивать благородного чеора и рассказывать, как они испугались, что пустые сплетни могут привести к кровавому бунту.
Может быть, и не привели бы. Может, это был пустой, глупый страх… но что бы она ни сказала, всё будет звучать, как жалкая попытка оправдаться.
Служанка затопила камин и была отпущена досыпать. А Темери, соблюдя все предосторожности, вновь открыла тайный ход.
Во-первых, стоило изучить уцелевшую часть системы коридоров, выяснить, куда можно соваться, а куда не стоит. Это простое дело, не связанное ни с какими интригами и позволяющее попутно думать о будущем… и настоящем. Во-вторых… во-вторых, когда проснулась, ей всё казалось, что во сне её пытался дозваться Ровверик. И там, во сне, у него было какое-то важное дело не то к чеору та Хенвилу, не то наоборот такое, о котором благородный чеор знать не должен. Да, это мог быть просто сон. Но раз уж всё равно спать не хочется, а заняться нечем, то отчего бы и не проверить?
Старуха-колдунья, очевидно, спала. В её комнате было темно и тихо. Так же тихо и темно было в ещё нескольких комнатах, которые Темери миновала, не задерживаясь. Скорей всего, они сейчас пустовали.
Один ход Темери хотела проверить особенно. Ещё в прошлый раз. Он вёл в сторону хозяйственной части Цитадели, и она в детстве не успела его как следует изучить. Но помнила, что где-то есть выход прямо на кухню, а ещё должен быть ход в открытую галерею… если она сохранилась.
Остановилась она, только когда поняла, что почему-то вовремя не свернула и снова оказалась в квадратной башне. (Может быть, Ровве именно этого и хотел?)
И там что-то происходило.
Браня своё любопытство, Темери всё-таки прильнула к смотровой щели.
Горела на столе одинокая свеча. Шеддерик тихо разговаривал со слугой, но если затаить дыхание, то всё слышно.
– Да, я сказал, что час слишком ранний, благородный чеор, – отвечал слуга на прозвучавший до того вопрос. – Однако он настаивает на встрече. Осмелюсь сказать…
– Что?
Шеддерик это слово как будто выплюнул.
– Чеор та Дирвил высказал намерение не уходить из гостиной, куда был сопровождён мною, до тех пор, пока не поговорит с вами. Он высказал намерение драться, если кто-то попытается выставить его вон.
Повисла секундная пауза, после которой Шедде так же резко ответил:
– Ладно. Пусть ждёт. Хотя нет. Проводи в кабинет наместника.
Темери сразу догадалась, что та Дирвил примчался в цитадель в столь ранний час не просто так. И если её саму разбудил Ровве, то вероятно, дело действительно в том, о чём она подумала. Вернее, о чём она себе запрещала думать.
Шеддерик как-то узнал, что его друг был в Цитадели во время штурма. И не просто был, а шёл в первых рядах.
«…и не просто шёл, а участвовал почти во всём, что эти ублюдки творили», – додумала она, уже торопливо возвращаясь по узкому коридору к своей комнате. Как по тайным ходам попасть в кабинет наместника, она не знала. Она вообще успела изучить возмутительно маленькую часть системы ходов. А следовало бы выбираться каждую ночь. И каждое утро. От этих ходов могла зависеть её жизнь!
Темери проверила, надёжно ли закрыта секретная дверь, собрала с подола паутину и пыль, быстро пригладила волосы (сбросила несколько высохших оболочек дохлых мух, сожранных пауками) и, на всякий случай кинув взгляд на зеркало, нет ли признаков прогулки по грязным чуланам, выскочила за дверь.
Караульный у двери проводил её взглядом, но по знаку остался стоять, где стоял. Это был тот самый молодой человек, который провожал её вчера на башню, навстречу Золотой Матери.
Замок спал. Потрескивал огонь в редких фонарях, за окнами едва-едва начали проявляться первые признаки рассвета. Это позволяло Темершане почти бежать… и привело к тому, что она слишком поздно увидела Шеддерика та Хенвила, уверенно идущего в сторону апартаментов наместника.
Шеддерик думал о чём-то своем, и тоже её не сразу увидел, но шансов отступить или иначе разминуться у них уже не было: в этом месте коридор замка был прям и не имел ни ниш, ни ответвлений. Ну, кроме того единственного, который к комнатам Кинрика и вёл.
Темери замедлила шаги и тут же заметила – чеор та Хенвил тоже сбился с шага, увидев её и узнав.
– Рэта Итвена, – поприветствовал он её лёгким поклоном, – Не ожидал вас встретить в такой ранний час.
– Да, я тоже.
Что сказать? Что в этой ситуации вообще можно сказать? Сделать вид, что просто шла мимо? Да она и вовсе не хотела ни с кем разговаривать. Ей просто необходимо было удостовериться, что два благородных чеора не собираются поубивать друг друга. А если собираются… то хотя бы не из-за неё.
Но и это на самом деле самообман.
Просто прошлое должно остаться в прошлом. Быть там захоронено, присыпано землей и увенчано тяжёлым камнем. А мёртвые не должны портить жизнь живым. Почему? Да потому что она так решила. Рэта Темершана Итвена та Гулле, речёная та Сиверс, уже целую ночь как жена Танерретского наместника Кинрика…
– Чеор та Хенвил, – сказала она, как будто прыгая в омут головой. В ледяной, зимний водоворот. – Мне очень нужно с вами поговорить! Это важно.
– Рэта, не сейчас. Прошу вас. Меня ждёт очень… очень неприятный разговор, и я не хотел бы его откладывать.
Темери на миг зажмурилась и выпалила:
– Вас ждёт чеор та Дирвил. Что вы узнали? Что он вам… и от кого? Кто вам рассказал?
Шеддерик опустил взгляд в пол и так стоял мгновение, точно что-то обдумывая. Потом кивнул – не Темершане, своим мыслям, и, махнув ей рукой, поспешил дальше по коридору. К немалому облегчению Темери, комнаты наместника он миновал, даже не замедлив шага.
Оказывается, они вернулись в квадратную башню, в кабинет самого Шеддерика.
Шедде молча показал ей на кресло.
Молча встал напротив.
Ну? Что теперь?
Темери расправила плечи.
Если всего больше хочется убежать и спрятаться, но надежды на это нет, то приходится драться. Даже если только на словах. Даже если сама не признаешь правоту той стороны, которую защищаешь.
– Что же вам не спалось-то, – с досадой сказал, наконец, Шеддерик. К тому моменту Темери едва сдерживалась, чтобы не зажмуриться снова.
– Приснилось что-то тревожное. Не важно. Не в этом дело. Что вы узнали? Почему та Дирвил требует разговора с вами? Это из-за меня?
– Рэта…
– Что вам рассказали? И что вы собираетесь с ним делать?
Шеддерик отвернулся к камину. Как-то уж слишком резко. Кулаки его были сжаты, но Темери послышался глухой смешок.
– Столько вопросов. Чеора Темершана, чего вы боитесь больше, того, что я узнал, или того, что собираюсь сделать?
– Я не знаю.
Темери не знала. Чеор та Дирвил и вправду был во многом виноват. Но только не в том, в чём Шеддерик, очевидно, собирался его обвинять. Или уже обвинил?
– Так это из-за меня? – требовательно повторила она вопрос.
– Я забыл, что ваша Золотая Мать учит прощать врагов. Даже таких врагов. А помните, в лесу… вы меня готовы были убить. И всех ифленцев заодно.
Ровный отстранённый голос. За таким удобно прятать злость. Ну что же – Шеддерик вправе злиться, и вправе насмехаться над ней, сколько захочет. Но пусть сначала послушает. И пусть услышит.
– Чеор та Дирвил был там. Во время штурма. Он… он был среди тех, кто ворвался в башню одним из первых. И это он вытащил меня из укрытия. Я… пряталась в шкафу. Мама сказала, чтобы я спряталась в шкаф и сидела там как мышка. А он нашёл. Сразу.
Голос дрогнул, звучал теперь хрипло, но для Темери было важно сказать всё до конца.
Шеддерик оглянулся. Он, кажется, хотел её остановить, как-то прервать, но она подняла ладонь, показывая, что собирается закончить мысль.
– Он меня не трогал. Просто… был там. Он тоже праздновал победу. И радовался, что нашёл нас. Он был там. И все видел. Видел меня… Но… ещё кое-что. Он потом… я плохо помню это, но думаю, это был он. Вывез меня из замка. Вот.
Смотреть на Шеддерика было выше всяких сил, Темери смотрела вниз. Услышала только едва заметный вздох и то, как прошуршали по каменному полу шаги. Три шага – именно столько в тот момент их разделяло. Потом её плечо легонько сжали – ненадолго, на несколько ударов сердца. Пока не опомнилась и не попыталась высвободиться.
Шеддерик так ничего больше и не сказал. Вышел, оставив её обессиленно сидеть в кресле и смотреть, как медленно разгорается за окнами рассвет.
Темершана выскользнула за дверь почти сразу за ним. Она не желала оставаться без ответа. Пусть теперь ещё долго не сможет спокойно разговаривать с чеором та Хенвилом.
Ведь он прав. Ненавидеть всех ифленцев было намного проще, чем одного.
Но в тот момент она думала только о том, что благородные чеоры скажут друг другу, и как их разговор отразится на Алистери та Дирвил и других домочадцах благородного чеора. И ещё – не сочтет ли Ланнерик та Дирвил, что она не сдержала обещание.
Правда, врываться в кабинет наместника она не сочла возможным. Пришлось ждать в большом каминном зале, в том самом, где вчера – с ума сойти, только вчера! – она встретила Кинрика и предложила ему ускорить свадьбу.
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Тот, кто спокоен, тот защищён. Вот со спокойствием у Шеддерика в последние дни происходил серьёзный непорядок. Нет, ему-то самому буквально до вчерашней полуночи казалось, что всё он делает правильно, вовремя и так, как надо, а с ума сходит и рушится исключительно окружающий мир.
Когда вчера покойный та Нурен назвал имя Ланне среди прочих участников штурма цитадели, Шеддерик не поверил и помчался к старому другу больше чтоб убедиться, что полусумасшедший, пьяный бывший адмирал или ошибся, или соврал нарочно. И когда та Дирвил ни словом не возразил на всё – надо сказать, довольно жёсткие и необдуманные – обвинения, это оказалось куда большим ударом, чем если бы Ланне возмутился, оскорбился или даже вызвал Шеддерика на поединок.
