Но когда почти в полночь к нему прибежал старший ребёнок шкипера Янура Текара, и взволнованно рассказал, что Хенвил в одиночку отправился убивать Эммегила…
У Каннега к светлейшему чеору Эммегилу тоже накопилось немало вопросов. Жаль, задать не успел…
Небольшой дом на окраине верхнего города был ярко освещён факелами. Все окна тоже были освещены, и Каннег понял, что именно туда-то они и держат путь. Ифленец даже прибавил скорости, увидев такое дело.
У ворот их остановил хмурый гвардеец, но узнав Шеддерика, сразу пропустил. На крыльце, под охраной ещё одного гвардейца сидел связанный пленник. До их появления пленник выглядел безучастным ко всему, но когда узнал Хенвила, вскинулся и проводил его взглядом, полным ненависти, а потом ещё и плюнул вслед. Хозяин Каннег постарался побыстрее его миновать.
Из дома слышались приглушенные голоса. Там было много света. У самого выхода на деревянных носилках лежала молодая женщина, рядом с ней суетились две служительницы Ленны.
На хлопок двери повернулся усатый гвардейский сержант.
– Жива? – хрипло спросил чеор та Хенвил. – Ребёнок тоже жив?
– Все живы, хвала Повелителям. Бабы говорят, что нужен покой, но пока нет признаков, что ребёнок пострадал.
– Хорошо.
Взгляд его метнулся по комнате, словно разыскивая что-то и не находя.
– Я не вижу тела наместника… – отрывисто обратился он к сержанту.
– Светлейший… – смутился тот, – но ваш брат ещё слишком плох. Лекари решили его пока не беспокоить… и крови он много потерял…
Кажется, до Шеддерика дошло не сразу. Он вдруг перестал обшаривать комнату взглядом, сосредоточившись на сержанте.
– Рана была смертельной, – не давая себе шанса на надежду, заметил он, – я видел.
– У чеоры Росвен тоже. Но они оба живы… идёмте, я покажу.
Да собственно, идти-то недалеко. Распахнулась дверь в маленькую спальню. Там было свежо из-за выбитого окна, и казалось, что людно. Просто потому, что в крошечном помещении находилось сразу четыре человека, да потом ещё они вдвоём зашли.
От постели, на которой лежал бледный Кинрик, поднялся худой высокий врач. Каннег определил, что это врач, по медной трубке, которую он держал в руке. Да и кем он ещё мог быть? У окна расположился пожилой сиан с букетом вешек в руке. А в углу, в кресле, забравшись в него с ногами, сидела рэта Итвена, сжимая двумя руками кружку с каким-то питьём.
В окружении крупных мужчин она казалась совсем юной и маленькой.
Шеддерик, забыв о собственных ранениях, метнулся к брату. Жив! Кинрик действительно был жив, несмотря на серую даже в свете свечей кожу и лихорадочно блестящие глаза.
Шедде, едва поверив, нашарил на одеяле руку брата и осторожно сжал её – убедиться, что это не сон и не обман, что чудеса иногда случаются, а проклятие – не всесильно.
Губы Кинрика тронула едва заметная улыбка. Говорить пока он был не в силах, но – он точно узнал брата.
У хозяина Каннега у самого словно камень с души свалился.
– Как хорошо, – выпрямляясь, сказал Шеддерик, – что сиан успел вовремя.
Он повернулся к старику с вешками:
– Это вам я обязан тем, что мой брат жив?
Но старик покачал головой.
– Нет. Когда я пришёл, всё уже было сделано.
– С вашего позволения, – сказал сержант, – это она, рэта. Она как-то его спасла. Их обоих…
Каннег видел, что с чеором та Хенвилом творится что-то странное. Но до последнего не мог понять что.
Шеддерик выпустил руку брата, обернулся к креслу.
Темершана, неотрывно следящая за ним взглядом, словно заколдованная встала навстречу.
Застыли оба, на долгие-долгие мгновения. Глаза в глаза – два человека, которые не должны были встретиться. Не должны были даже узнать друг о друге…
Темери вдруг всхлипнула и сделав последний короткий шаг, прижалась к Шеддерику, обхватила его руками, спрятала лицо в складках его плаща.
Хенвил, помедлив, тоже обнял её – наплевав на всех, кто в тот момент мог их видеть. Так осторожно, нежно, крепко – как можно обнимать только кого-то бесконечно дорогого…
У Каннега словно пелена с глаз спала. Он покачал головой и быстро и тихо вышел из комнаты, не сомневаясь, что остальные – все, кроме раненого, – сделают то же самое.
Он её любит. Проклятый ифленец любит Темершану Итвену… и он сделал всё, чтобы она была в безопасности после его отъезда на их проклятые острова. Но беда не в этом – беда в том, что Темери тоже его любит.
Каннег с силой ударил ладонью по дверному косяку. Все, кто присутствовал в комнате, обернулись на неожиданно громкий звук.
Сейчас несостоявшийся лидер мальканского мятежа отдал бы всё на свете, чтобы разорвать императорское проклятье на куски – или хотя бы просто не знать, не видеть всего того что он увидел и узнал за последние несколько часов.
Он поднял руку в знак того, что всё нормально, и каждый может заниматься тем, чем занимался.
Впрочем, кое-что он всё-таки может сделать. Хотя бы – продолжить работы по благоустройству Тоненга, которые они успели запланировать…
И довести до ума структуру будущей городской стражи: сегодняшнее выступление его людей хоть и было ярким и неожиданным, на самом деле являлось почти экспромтом, больше воплощением мечты, чем реальностью. Оружие всё ещё хранилось в доме самого Каннега, а в роли доблестной стражи выступали его давние друзья и сподвижники из рыбацкой артели…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Раненых всего было четверо – кроме Кинрика и Нейтри ещё два гвардейца. Но их раны не столь серьёзны. Медики, которых к утру собралось в дом уже человек пять, не считая повитухи с помощницей, настрого запретили куда-либо их переносить хотя бы два дня. И особенно – Нейтри. Гвардейцы, включая сержанта, были оставлены для охраны дома, сиан – на всякий случай. На самом деле он-то как раз вызвался сам, – у Шеддерика с давних времён к сианам было сложное отношение – сказал, что ему интересно понаблюдать за восстановлением этих пациентов из-за весьма нетрадиционного способа лечения. Он порывался ещё и рэту расспросить, но Шеддерик не дал. Потом когда-нибудь, может быть. Сейчас она слишком устала.
Хозяин Каннег попрощался с ним за руку и быстро умчался. Над городом уже поднимался рассвет.
Темершана… эта удивительная женщина как будто и не заметила, что благодаря ей мир опять не рухнул. И есть надежда, что устоит и дальше. Удивительная, чудесная, смертельно уставшая, любимая… Ладони запомнили тепло там, где касались её талии и спины. Ткань платья прекрасно позволяла представить, что под ней… и это ощущение впечаталось в его собственную кожу.
Спрашивать, каким образом она вернула жизнь Кинрику, Шедде не стал по той же причине, по которой не давал другим приставать к ней с расспросами. Темершане Итвене нужен был отдых. Нормальный спокойный сон в своей постели. В тишине и в стороне от всяческих катаклизмов. А подробности завтра же по кабакам разнесут видевшие всё своими глазами гвардейцы. И станет в Тоненге одной легендой больше. И пусть это будет легенда со счастливым концом…
Возле кареты она вдруг настойчиво потянула на себя его плащ, хотя у самой на плечах уже был один, одолженный кем-то из гвардейцев.
– Темери… зачем тебе второй? У тебя уже есть…
– Этот же чужой! – так искренне удивилась она, Что Шеддерик без дальнейших вопросов снял плащ и накинул ей на плечи.
Мальканка успокоено улыбнулась и позволила подсадить себя в карету. Шедде забрался следом. Она сразу, со скоростью рыночного карманника, обхватила его руку и прижалась к ней, как к чему-то надежному и прочному. Хвала Повелителям Буль, это была правая рука…
– Отдыхай, родная моя девочка. Сейчас – самое время отдохнуть…
Темери его, конечно, не слышала. Она уже провалилась в сон…
Жаль, проснуться пришлось совсем скоро: карета миновала городские ворота, и впереди уже были видны башни цитадели. Шедде осторожно разбудил её, и почти на руках вынес из кареты. Темери держалась за него двумя руками, и при любом движении её как будто вело в сторону.
– Так странно, – шепнула она, – вроде бы ничего такого и не делала, а как будто несколько дней без отдыха работала в монастырском саду…
– Ничего, сейчас отдохнёшь. Всё уже закончилось, мы почти в Цитадели.
Она сосредоточилась на том, чтобы дойти, но на парадной лестнице всё равно чуть не упала. Шеддерик не видел её такой ни в один из дней их самоубийственного путешествия по зимнему лесу. Кажется, спасая Кинрика и чеору Росвен, она вышла куда-то совсем далеко за пределы своих возможностей.
Первый, кто их встретил в замке, был Гун-хе. Который начал разговор с того, что его служба проспала начало очередного переворота, а значит, он обязан теперь предстать перед справедливым судом и отправиться в тюрьму. А ещё лучше – быть высланным из страны и с позором возвращенным в родной городок Лу-хим.
Впрочем, Шеддерик прервал его в самом начале:
– Зачинщиков взяли? – спросил он. – Всех?
– Да, всё, как мы и думали. Кроме Эммегила. Он что-то почувствовал и покинул свои покои незадолго до появления моих людей.
Шеддерик поморщился:
– Эммегил уже не проблема. Его приспешники, успевшие улизнуть – тоже, с ними разберётся город. Каннегу они попортили крови не меньше, чем нам.
– Мы так и не знаем точно, кто он, этот Каннег, чего от него ждать.
– Он – двоюродный брат рэты. Его интересы пока совпадают с нашими, а то, что он – человек слова, я успел убедиться. Но присматривать за ним надо: в городе полно сил и помимо Каннега. Есть те, кто не признаёт его право говорить от имени города. Но это – проблема завтрашнего дня.
– Он мой брат? – слегка оживилась рэта. – Но он мог сказать об этом… раньше. И не сказал. Это точно?
– Он мне сказал. Успеете ещё поговорить. Гун-хе, я провожу рэту к ней в комнату, и продолжим у меня в кабинете.
Помощник на миг нахмурился, а потом снова закаменел лицом:
– Осмелюсь предупредить…
– Что случилось?
– Рэта, очевидно, покинула комнату через окно, но оставила смятую постель… сделала куклу из одеяла и одежды. Убийцы в темноте не сразу поняли, что это кукла, а когда поняли, очень разозлились. Кровать сильно пострадала. Кроме того, там везде перья. Из перины.
– Так. Комнаты наместника в ближайшее время будут пустовать… что же, Темери, вам придётся переночевать в комнатах мужа…
Гун-хе побледнел ещё больше, отчего его лицо приобрело пепельно-зеленоватый оттенок. Из сказанного он сделал вполне очевидный вывод:
– Наместника убили?
– Нет, но он ранен и несколько дней проведёт в городе.
В благодарность за счастливую весть помощник степенно кивнул.
Шеддерик помнил, что у южан представления о чести и долге сильно отличаются от ифленских и запоздало раскаялся, что не сообщил помощнику сразу самое главное – что все живы.
– В таком случае, – всё с тем же профессиональным спокойствием произнёс Гун-хе, – я должен предупредить, что покои наместника тоже подверглись нападению. Это случилось до того, как стража подняла шум, так что там находиться тоже будет не очень удобно. – И, опережая следующий вопрос Шеддерика, добавил: – ваши покои не так пострадали. Но там всё ещё лежит труп. Другие тела погибших сложены пока в каминном зале. Завтра, после разбирательств и публичного опознания, их вернут родственникам. Но сейчас есть несколько свободных гостевых комнат, и рэта может отдохнуть там, а к завтрашнему вечеру слуги наведут порядок в её собственных апартаментах. Я попрошу слуг всё подготовить. А вы пока можете обождать здесь.
Ждать пришлось долго – с полчаса. Но за эти полчаса Шеддерик успел принять доклад командира внутренней охраны цитадели и отдать некоторые срочные приказы…
Через полчаса Гун-хе призвал движением руки одного из слуг, чтобы проводил до нужной комнаты.
Как Шедде и думал, это были покои, предназначавшиеся для кого-то из знатных вассалов Эммегила, который по каким-то причинам не прибыл в Цитадель вместе со светлейшим чеором.
Две довольно большие комнаты в новой части крепости, с узкими окнами, выходящими на общий балкон, опоясывающий центральную башню на уровне третьего этажа. Правда, вид с этой стороны неважный – снова крепостные стены да часть ворот. С другой стороны должно быть лучше. Но Шедде когда-то выбрал себе квадратную башню именно за вид из окна: такого больше не открывается ниоткуда из цитадели. Что-нибудь да загораживает широкую перспективу моря, бухты, кораблей.
Дальняя комната была спальней. Кровать, хоть и без балдахина, но широкая, уже застелена свежим бельём, на лавке у входа кувшин с водой и тазик – можно умыться. Камин не топили: незачем. Дальше изучать взглядом спальню Шеддерик не стал.
Темери уселась на краешек этой огромной кровати и принялась неловкими пальцами расшнуровывать платье. Попытка выглядела жалко. Шедде подошёл и довольно быстро развязал нечаянно затянувшийся узел. Потом помог и со вторым… а потом оказалось, что дело не в завязках. Просто ему хотелось ещё раз её обнять, прижать к себе.
Беззащитная, доверчивая – Темери на самом деле не такая, он не помнил её такой, никогда она не позволяла ему раньше заметить, узнать себя настоящую… как разомкнуть руки, как отпустить? Как заставить себя поверить, что может, это их самая последняя встреча?
Но сердце девушки под тонкой тканью уже стучало спокойно и ровно: она спала.
Шедде, посмеиваясь над собой, осторожно уложил её в постель, расшнуровал и снял туфли. Ну, вот и всё, и можно идти…
Но он позволил себе ещё несколько минут просто посидеть рядом: провести пальцами по тонкой, тёплой коже щеки. Наклонился, поцеловал её в уголок губ: губы у неё были горячими и сухими. Темери улыбнулась во сне.
– Люблю тебя.
Шеддерик потёр усталые глаза, потом плеснул в таз воды и умылся. Не помогло.
Ладно, Гун-хе можно будет выслушать и после. Завтра будет трудный день. Вернее, уже сегодня. Особенно в свете того, что наместник ранен и не сможет подписывать документы.
Но до начала этого тяжёлого дня ещё есть три или четыре часа, которые можно потратить на сон. Лишь бы это был просто сон.
Темершана Итвена
Она мало что помнила, мысли путались, смешивая явь с фантазией. Вся прошлая ночь была словно соткана из кусочков разбитой реальности, которую пытались починить с помощью волшебства.
Тени были вокруг – десятки теней. Теперь они стали куда материальной, от их шепота, их движений Темери казалось, что она сходит с ума. Единственным островком надежности оставалась кружка с горячей водой, которую ей в руки сунул лекарь, когда понял, что Кинрику требуется только покой и своевременные перевязки.
Шепот уносил её в неведомые края снов и видений, но кружка неизменно возвращала обратно: ведь важно было её допить, а не пролить.
Так было, пока не пришёл Шеддерик. В его присутствии тени как будто вспомнили своё место и отступили. Какое же это было облегчение – увидеть его, понять, что теперь-то всё будет хорошо. Ведь чеор та Хенвил жив. А значит, слепая охотница снова поломала зубы об его проклятие…
Именно в тот момент усталость решила – самое время о себе заявить, и Темери чуть не упала, вставая с кресла. Голова кружилась, тени кружились, что-то настойчиво шептали. Но ей нужно было убедиться – Шедде не призрак, не тень, он живой и настоящий, и пришёл, чтобы их спасти. Как всегда.
Она помнила его крепкие руки. Помнила, как он прижал её к себе – так, что платье затрещало.
У Каннега к светлейшему чеору Эммегилу тоже накопилось немало вопросов. Жаль, задать не успел…
Небольшой дом на окраине верхнего города был ярко освещён факелами. Все окна тоже были освещены, и Каннег понял, что именно туда-то они и держат путь. Ифленец даже прибавил скорости, увидев такое дело.
У ворот их остановил хмурый гвардеец, но узнав Шеддерика, сразу пропустил. На крыльце, под охраной ещё одного гвардейца сидел связанный пленник. До их появления пленник выглядел безучастным ко всему, но когда узнал Хенвила, вскинулся и проводил его взглядом, полным ненависти, а потом ещё и плюнул вслед. Хозяин Каннег постарался побыстрее его миновать.
Из дома слышались приглушенные голоса. Там было много света. У самого выхода на деревянных носилках лежала молодая женщина, рядом с ней суетились две служительницы Ленны.
На хлопок двери повернулся усатый гвардейский сержант.
– Жива? – хрипло спросил чеор та Хенвил. – Ребёнок тоже жив?
– Все живы, хвала Повелителям. Бабы говорят, что нужен покой, но пока нет признаков, что ребёнок пострадал.
– Хорошо.
Взгляд его метнулся по комнате, словно разыскивая что-то и не находя.
– Я не вижу тела наместника… – отрывисто обратился он к сержанту.
– Светлейший… – смутился тот, – но ваш брат ещё слишком плох. Лекари решили его пока не беспокоить… и крови он много потерял…
Кажется, до Шеддерика дошло не сразу. Он вдруг перестал обшаривать комнату взглядом, сосредоточившись на сержанте.
– Рана была смертельной, – не давая себе шанса на надежду, заметил он, – я видел.
– У чеоры Росвен тоже. Но они оба живы… идёмте, я покажу.
Да собственно, идти-то недалеко. Распахнулась дверь в маленькую спальню. Там было свежо из-за выбитого окна, и казалось, что людно. Просто потому, что в крошечном помещении находилось сразу четыре человека, да потом ещё они вдвоём зашли.
От постели, на которой лежал бледный Кинрик, поднялся худой высокий врач. Каннег определил, что это врач, по медной трубке, которую он держал в руке. Да и кем он ещё мог быть? У окна расположился пожилой сиан с букетом вешек в руке. А в углу, в кресле, забравшись в него с ногами, сидела рэта Итвена, сжимая двумя руками кружку с каким-то питьём.
В окружении крупных мужчин она казалась совсем юной и маленькой.
Шеддерик, забыв о собственных ранениях, метнулся к брату. Жив! Кинрик действительно был жив, несмотря на серую даже в свете свечей кожу и лихорадочно блестящие глаза.
Шедде, едва поверив, нашарил на одеяле руку брата и осторожно сжал её – убедиться, что это не сон и не обман, что чудеса иногда случаются, а проклятие – не всесильно.
Губы Кинрика тронула едва заметная улыбка. Говорить пока он был не в силах, но – он точно узнал брата.
У хозяина Каннега у самого словно камень с души свалился.
– Как хорошо, – выпрямляясь, сказал Шеддерик, – что сиан успел вовремя.
Он повернулся к старику с вешками:
– Это вам я обязан тем, что мой брат жив?
Но старик покачал головой.
– Нет. Когда я пришёл, всё уже было сделано.
– С вашего позволения, – сказал сержант, – это она, рэта. Она как-то его спасла. Их обоих…
Каннег видел, что с чеором та Хенвилом творится что-то странное. Но до последнего не мог понять что.
Шеддерик выпустил руку брата, обернулся к креслу.
Темершана, неотрывно следящая за ним взглядом, словно заколдованная встала навстречу.
Застыли оба, на долгие-долгие мгновения. Глаза в глаза – два человека, которые не должны были встретиться. Не должны были даже узнать друг о друге…
Темери вдруг всхлипнула и сделав последний короткий шаг, прижалась к Шеддерику, обхватила его руками, спрятала лицо в складках его плаща.
Хенвил, помедлив, тоже обнял её – наплевав на всех, кто в тот момент мог их видеть. Так осторожно, нежно, крепко – как можно обнимать только кого-то бесконечно дорогого…
У Каннега словно пелена с глаз спала. Он покачал головой и быстро и тихо вышел из комнаты, не сомневаясь, что остальные – все, кроме раненого, – сделают то же самое.
Он её любит. Проклятый ифленец любит Темершану Итвену… и он сделал всё, чтобы она была в безопасности после его отъезда на их проклятые острова. Но беда не в этом – беда в том, что Темери тоже его любит.
Каннег с силой ударил ладонью по дверному косяку. Все, кто присутствовал в комнате, обернулись на неожиданно громкий звук.
Сейчас несостоявшийся лидер мальканского мятежа отдал бы всё на свете, чтобы разорвать императорское проклятье на куски – или хотя бы просто не знать, не видеть всего того что он увидел и узнал за последние несколько часов.
Он поднял руку в знак того, что всё нормально, и каждый может заниматься тем, чем занимался.
Впрочем, кое-что он всё-таки может сделать. Хотя бы – продолжить работы по благоустройству Тоненга, которые они успели запланировать…
И довести до ума структуру будущей городской стражи: сегодняшнее выступление его людей хоть и было ярким и неожиданным, на самом деле являлось почти экспромтом, больше воплощением мечты, чем реальностью. Оружие всё ещё хранилось в доме самого Каннега, а в роли доблестной стражи выступали его давние друзья и сподвижники из рыбацкой артели…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Раненых всего было четверо – кроме Кинрика и Нейтри ещё два гвардейца. Но их раны не столь серьёзны. Медики, которых к утру собралось в дом уже человек пять, не считая повитухи с помощницей, настрого запретили куда-либо их переносить хотя бы два дня. И особенно – Нейтри. Гвардейцы, включая сержанта, были оставлены для охраны дома, сиан – на всякий случай. На самом деле он-то как раз вызвался сам, – у Шеддерика с давних времён к сианам было сложное отношение – сказал, что ему интересно понаблюдать за восстановлением этих пациентов из-за весьма нетрадиционного способа лечения. Он порывался ещё и рэту расспросить, но Шеддерик не дал. Потом когда-нибудь, может быть. Сейчас она слишком устала.
Хозяин Каннег попрощался с ним за руку и быстро умчался. Над городом уже поднимался рассвет.
Темершана… эта удивительная женщина как будто и не заметила, что благодаря ей мир опять не рухнул. И есть надежда, что устоит и дальше. Удивительная, чудесная, смертельно уставшая, любимая… Ладони запомнили тепло там, где касались её талии и спины. Ткань платья прекрасно позволяла представить, что под ней… и это ощущение впечаталось в его собственную кожу.
Спрашивать, каким образом она вернула жизнь Кинрику, Шедде не стал по той же причине, по которой не давал другим приставать к ней с расспросами. Темершане Итвене нужен был отдых. Нормальный спокойный сон в своей постели. В тишине и в стороне от всяческих катаклизмов. А подробности завтра же по кабакам разнесут видевшие всё своими глазами гвардейцы. И станет в Тоненге одной легендой больше. И пусть это будет легенда со счастливым концом…
Возле кареты она вдруг настойчиво потянула на себя его плащ, хотя у самой на плечах уже был один, одолженный кем-то из гвардейцев.
– Темери… зачем тебе второй? У тебя уже есть…
– Этот же чужой! – так искренне удивилась она, Что Шеддерик без дальнейших вопросов снял плащ и накинул ей на плечи.
Мальканка успокоено улыбнулась и позволила подсадить себя в карету. Шедде забрался следом. Она сразу, со скоростью рыночного карманника, обхватила его руку и прижалась к ней, как к чему-то надежному и прочному. Хвала Повелителям Буль, это была правая рука…
– Отдыхай, родная моя девочка. Сейчас – самое время отдохнуть…
Темери его, конечно, не слышала. Она уже провалилась в сон…
Жаль, проснуться пришлось совсем скоро: карета миновала городские ворота, и впереди уже были видны башни цитадели. Шедде осторожно разбудил её, и почти на руках вынес из кареты. Темери держалась за него двумя руками, и при любом движении её как будто вело в сторону.
– Так странно, – шепнула она, – вроде бы ничего такого и не делала, а как будто несколько дней без отдыха работала в монастырском саду…
– Ничего, сейчас отдохнёшь. Всё уже закончилось, мы почти в Цитадели.
Она сосредоточилась на том, чтобы дойти, но на парадной лестнице всё равно чуть не упала. Шеддерик не видел её такой ни в один из дней их самоубийственного путешествия по зимнему лесу. Кажется, спасая Кинрика и чеору Росвен, она вышла куда-то совсем далеко за пределы своих возможностей.
Первый, кто их встретил в замке, был Гун-хе. Который начал разговор с того, что его служба проспала начало очередного переворота, а значит, он обязан теперь предстать перед справедливым судом и отправиться в тюрьму. А ещё лучше – быть высланным из страны и с позором возвращенным в родной городок Лу-хим.
Впрочем, Шеддерик прервал его в самом начале:
– Зачинщиков взяли? – спросил он. – Всех?
– Да, всё, как мы и думали. Кроме Эммегила. Он что-то почувствовал и покинул свои покои незадолго до появления моих людей.
Шеддерик поморщился:
– Эммегил уже не проблема. Его приспешники, успевшие улизнуть – тоже, с ними разберётся город. Каннегу они попортили крови не меньше, чем нам.
– Мы так и не знаем точно, кто он, этот Каннег, чего от него ждать.
– Он – двоюродный брат рэты. Его интересы пока совпадают с нашими, а то, что он – человек слова, я успел убедиться. Но присматривать за ним надо: в городе полно сил и помимо Каннега. Есть те, кто не признаёт его право говорить от имени города. Но это – проблема завтрашнего дня.
– Он мой брат? – слегка оживилась рэта. – Но он мог сказать об этом… раньше. И не сказал. Это точно?
– Он мне сказал. Успеете ещё поговорить. Гун-хе, я провожу рэту к ней в комнату, и продолжим у меня в кабинете.
Помощник на миг нахмурился, а потом снова закаменел лицом:
– Осмелюсь предупредить…
– Что случилось?
– Рэта, очевидно, покинула комнату через окно, но оставила смятую постель… сделала куклу из одеяла и одежды. Убийцы в темноте не сразу поняли, что это кукла, а когда поняли, очень разозлились. Кровать сильно пострадала. Кроме того, там везде перья. Из перины.
– Так. Комнаты наместника в ближайшее время будут пустовать… что же, Темери, вам придётся переночевать в комнатах мужа…
Гун-хе побледнел ещё больше, отчего его лицо приобрело пепельно-зеленоватый оттенок. Из сказанного он сделал вполне очевидный вывод:
– Наместника убили?
– Нет, но он ранен и несколько дней проведёт в городе.
В благодарность за счастливую весть помощник степенно кивнул.
Шеддерик помнил, что у южан представления о чести и долге сильно отличаются от ифленских и запоздало раскаялся, что не сообщил помощнику сразу самое главное – что все живы.
– В таком случае, – всё с тем же профессиональным спокойствием произнёс Гун-хе, – я должен предупредить, что покои наместника тоже подверглись нападению. Это случилось до того, как стража подняла шум, так что там находиться тоже будет не очень удобно. – И, опережая следующий вопрос Шеддерика, добавил: – ваши покои не так пострадали. Но там всё ещё лежит труп. Другие тела погибших сложены пока в каминном зале. Завтра, после разбирательств и публичного опознания, их вернут родственникам. Но сейчас есть несколько свободных гостевых комнат, и рэта может отдохнуть там, а к завтрашнему вечеру слуги наведут порядок в её собственных апартаментах. Я попрошу слуг всё подготовить. А вы пока можете обождать здесь.
Ждать пришлось долго – с полчаса. Но за эти полчаса Шеддерик успел принять доклад командира внутренней охраны цитадели и отдать некоторые срочные приказы…
Через полчаса Гун-хе призвал движением руки одного из слуг, чтобы проводил до нужной комнаты.
Как Шедде и думал, это были покои, предназначавшиеся для кого-то из знатных вассалов Эммегила, который по каким-то причинам не прибыл в Цитадель вместе со светлейшим чеором.
Две довольно большие комнаты в новой части крепости, с узкими окнами, выходящими на общий балкон, опоясывающий центральную башню на уровне третьего этажа. Правда, вид с этой стороны неважный – снова крепостные стены да часть ворот. С другой стороны должно быть лучше. Но Шедде когда-то выбрал себе квадратную башню именно за вид из окна: такого больше не открывается ниоткуда из цитадели. Что-нибудь да загораживает широкую перспективу моря, бухты, кораблей.
Дальняя комната была спальней. Кровать, хоть и без балдахина, но широкая, уже застелена свежим бельём, на лавке у входа кувшин с водой и тазик – можно умыться. Камин не топили: незачем. Дальше изучать взглядом спальню Шеддерик не стал.
Темери уселась на краешек этой огромной кровати и принялась неловкими пальцами расшнуровывать платье. Попытка выглядела жалко. Шедде подошёл и довольно быстро развязал нечаянно затянувшийся узел. Потом помог и со вторым… а потом оказалось, что дело не в завязках. Просто ему хотелось ещё раз её обнять, прижать к себе.
Беззащитная, доверчивая – Темери на самом деле не такая, он не помнил её такой, никогда она не позволяла ему раньше заметить, узнать себя настоящую… как разомкнуть руки, как отпустить? Как заставить себя поверить, что может, это их самая последняя встреча?
Но сердце девушки под тонкой тканью уже стучало спокойно и ровно: она спала.
Шедде, посмеиваясь над собой, осторожно уложил её в постель, расшнуровал и снял туфли. Ну, вот и всё, и можно идти…
Но он позволил себе ещё несколько минут просто посидеть рядом: провести пальцами по тонкой, тёплой коже щеки. Наклонился, поцеловал её в уголок губ: губы у неё были горячими и сухими. Темери улыбнулась во сне.
– Люблю тебя.
Шеддерик потёр усталые глаза, потом плеснул в таз воды и умылся. Не помогло.
Ладно, Гун-хе можно будет выслушать и после. Завтра будет трудный день. Вернее, уже сегодня. Особенно в свете того, что наместник ранен и не сможет подписывать документы.
Но до начала этого тяжёлого дня ещё есть три или четыре часа, которые можно потратить на сон. Лишь бы это был просто сон.
Темершана Итвена
Она мало что помнила, мысли путались, смешивая явь с фантазией. Вся прошлая ночь была словно соткана из кусочков разбитой реальности, которую пытались починить с помощью волшебства.
Тени были вокруг – десятки теней. Теперь они стали куда материальной, от их шепота, их движений Темери казалось, что она сходит с ума. Единственным островком надежности оставалась кружка с горячей водой, которую ей в руки сунул лекарь, когда понял, что Кинрику требуется только покой и своевременные перевязки.
Шепот уносил её в неведомые края снов и видений, но кружка неизменно возвращала обратно: ведь важно было её допить, а не пролить.
Так было, пока не пришёл Шеддерик. В его присутствии тени как будто вспомнили своё место и отступили. Какое же это было облегчение – увидеть его, понять, что теперь-то всё будет хорошо. Ведь чеор та Хенвил жив. А значит, слепая охотница снова поломала зубы об его проклятие…
Именно в тот момент усталость решила – самое время о себе заявить, и Темери чуть не упала, вставая с кресла. Голова кружилась, тени кружились, что-то настойчиво шептали. Но ей нужно было убедиться – Шедде не призрак, не тень, он живой и настоящий, и пришёл, чтобы их спасти. Как всегда.
Она помнила его крепкие руки. Помнила, как он прижал её к себе – так, что платье затрещало.
