Но у него был список вопросов, которые он должен был задавать допрашиваемому, не отклоняясь от него. Он не должен был ничего записывать и ответы молодого чеора… он говорит, их никто не собирался учитывать. Ещё он говорит, что вся страна знает, кто на самом деле стоит за поджогом, но Императору удобней, чтобы м… убийцей считали кого угодно, кроме никчёмного… простите чеоры, «никчёмного бездельника Валле, за вином просравшего не только все семейные деньги но и последний ум». Я стараюсь немного сглаживать.
– Благодарю, чеор Катмел, – невозмутимо ответил им обоим южанин. – Я узнал всё, что мне нужно.
– Что именно? – встрепенулся Шеддерик.
– Валле, это вероятней всего, родственник чеора Императора, кажется шурин. Во всяком случае, других имён, которые могут сокращаться до Валле, я не вижу: светлейший чеор Валерик та Граствил. Мы о нём знаем только, что если бы тот ваш Император не занялся объединением островов в единое государство, то Граствил стал бы правителем одного из самых богатых и развитых центральных островов.
– Нам нужно не просто расследовать это трехсотлетнее дело, – с досадой напомнил Шеддерик. – Нам надо доказать, что проклятье было наложено на Императора несправедливо.
Гун-хе невозмутимо кивнул.
Но заметил:
– И всё же надо понять, что тогда случилось.
– Давай.
Гун-хе кивнул и очередному духу задал свой коронный вопрос:
– Имя, титул? Должность?
Этот дух ответил, кажется, исключительно от неожиданности:
– Его зовут Валерик, он называет себя «императором в изгнании». Он говорит, что презирает тех, кто его предал, поменяв шлем с оленьим рогом на шлем со звездой. Считает, у него было много сторонников.
Шеддерик вздрогнул, когда услышал где-то рядом шепот Ровве:
– Врёт. Презирать-то он презирает, но всех подряд и из-за дурного характера. Врет на счёт «много сторонников». Я такие вещи вижу. И он сам бы поменял свою ржавую «рогатую» корону на нынешний символ императорской власти. Если ему польстить, он ответит на все вопросы.
– Гун-хе, позволь мне один вопрос.
Помощник невозмутимо кивнул.
– Безусловно, я на вашей стороне. Несомненно, Император обманом завладел вашими землями и присвоил себе всю власть. Но ведь Император поплатился. Какой-то неизвестный герой отомстил за вас и за весь честный Ифлен!
Пресветлая слегка улыбнулась, передавая ответ:
– О, он очень польщён. Но считает, что люди в массе своей глупы и бездеятельны, так что если бы он не отдал приказ, ничего бы не было. А так получилось даже лучше, потому что ведьма довершила начатое им дело. И теперь… теперь, по его мнению, месть будет полной.
– Я хотел бы почтить память о героях… но не знаю имен.
– Я повторю слово в слово: «О, ты их знаешь, их все знают!».
– Вартвил? Бросьте, мальчишка просто принял на себя удар. Ничего он не поджигал…
– Знакомо ли вам, – прервал разговор Гун-хе, – имя чеоры Вартвил, ведьмы, проклявшей Императора?
– Мне кажется, он смеётся. – Устало вздохнула пресветлая, – я не могу его удержать, он уходит.
– Он знает. – Прокомментировал Ровве, – Он считает, что разыграл прекрасную партию. Шедде, мне пора к Темершане. Полдень близко, будет допрос.
Шеддерик опустил взгляд. Именно потому, что близится полдень вместе с очередными пытками в столичных подвалах Ифленской Империи, он и не хотел прерываться.
Но сёстры Ленны устали. Да и сам он…
Приказывать ничего было не нужно, слуги подали заранее приготовленный пряный хлеб и вино прямо сюда. Никуда он не уйдёт. Пока дело не кончится тем или иным образом.
Хотя нет. Никакого «иного» образа не будет. Сегодня нет места поражению.
Не будет.
Рэта Темершана Итвена
Крюк сначала подняли не сильно, не так, чтобы покалечить – только напугать.
Но эффект оказался слишком слаб: напугали Вартвила ещё вчера, сегодня кричать сорванным голосом он уже не мог.
Сегодня он решил, что будет отвечать, что скажет всё, о чём спросят, и если нужно – даже наврёт, лишь бы пытка не продолжалась.
Но дознаватель спросил о та Граствиле. И стало понятно, что спастись не удастся. Что предали его всё и навсегда…
Он думал так, хрипло выкрикивая честные ответы, выплевывая ненависть и боль, но его слова значения не имели. Палач неторопливо начал выкручивать винт, руки затрещали в суставах. А потом боль прокатилась по спине – от короткого, без замаха удара тонким металлическим прутом.
И стало невозможно дышать.
– Шанни, – оклик Ровве заставил её вспомнить, кто она и где.
«Я здесь».
– Прости. Мы пытаемся. Что-нибудь услышала?
«Да. Его спрашивают про какого-то Граствила».
– Это брат жены императора. Странное дело, его все подозревали, все поголовно, но обвинения так и не было.
«Вартвил не хочет говорить его имя. Он в отчаянии, он смирился с тем, что умрёт. Ровве, я теперь знаю, как ты видишь чувства людей. Мне кажется, я теперь тоже их немного вижу… только лучше бы не видеть».
– Он молчит об этом ублюдке?
«Он запрещает себе даже думать о том, чтобы его сдать».
– Ладно. Я скажу. Шанни, не умирай только. Не подводи своего Покровителя!
Темери и хотела бы попытаться вылечить чеора та Вартвила, но не знала как. Ведь в этой странной реальности, в этом чужом болезненном воспоминании, она всё ещё была им самим…
Шеддерик та Хенвил
– Шедде. Сколько лет было той ведьме?
Шеддерик не успел привыкнуть к внезапным появлениям Роверика. Если честно, большую часть времени он был уверен, что Ровве ему мерещится, что он всё же немного сошёл с ума. Но Ровве был настолько похож на себя настоящего, что чеор та Хенвил с удовольствием даже отдавался своему сумасшествию.
– Не знаю. У неё взрослый сын. Сколько ей может быть? К тому же женщины умеют хорошо скрывать возраст.
Рассуждать о возрасте давно умершей чеоры было странно, особенно если учесть, что пресветлые как раз готовились убедить её отказаться от мести и простить Императора. Тогда проклятие исчезнет само собой. Но Шедде сомневался в успехе. Каждый наследник Императора, истинный или подставной, тратил немало сил и средств на то, чтобы получить хоть тень надежды. И каждый раз ведьма выбирала месть. Каждый раз кто-то должен был умереть под пытками, чтобы удовлетворить её ненасытную ненависть.
Пока абстрактная, скоро эта ненависть обретет реальные черты, выраженная в ответах и заявлениях. Скоро с ней придётся столкнуться лицом к лицу.
Так при чём здесь её возраст.
– Сын не такой и взрослый. Допустим, она родила его лет в шестнадцать… ей должно быть примерно столько, сколько нам с тобой.
– Наверное. К чему ты это?
– Я думаю, – Ровве сделал выразительную паузу. – Я думаю, они были любовники.
– Кто?
– Да этот наш… императорский шурин и мать жертвы. Смотри. Тогда Граствилу выгодно избавиться от мальчишки руками Императора. Раз уж не получилось убить Императора вместе с семьёй-то. Если он устроил поджог и подставил мальчишку, то только это и могло заставить мальчишку его покрывать. Честь матери и в те времена имела большое значение для сыновей, разве нет? Смотри. Граствил пытается уничтожить Императора и его семью, занять его место. Но у него не выходит, он подставляет сына любовницы – потому что знает, как это можно сделать, и потому что это снимет обвинения с него самого.
– Понял. Скажу Гун-хе.
Шеддерик быстро пересёк комнату, остановившись рядом с южанином и его помощниками.
– Гун-хе, – окликнул он, – есть одна догадка. Когда придёт ведьма, пусть Пресветлые подождут у неё что-то просить. Задай ей вопрос. Простой прямой вопрос. Были ли они с чеором та Граствилом любовниками.
– Не слишком ли сложно, благородный чеор? – Тихонько спросил один из помощников. – Она может не захотеть отвечать.
Гун-хе только кивнул.
Подумал немного, потом пояснил своему парню:
– Если неудачный переворот планировал этот Валле, то он должен был быть счастлив, что дело всё-таки повернулось в его пользу.
– Императором он не стал, – напомнил Шеддерик. – Всё, монахини готовы. К делу!
Пресветлые сменились. Без тела им приходится тратить силы своего Эа, а это никому не даётся легко.
– Она говорит, – очередная пресветлая сестра сосредоточенно смотрела перед собой. Ещё совсем молодая, она волновалась, чувствуя и важность задания, и ответственность за результат. – Говорит, что умоляла Императора. Что ползала на коленях. Убеждала, что сын не виновен. Но всё было напрасно.
– Знаешь ли ты, кто такой Валерик та Граствил? Были ли вы любовниками?
Пресветлая вдруг дёрнулась на своём стуле, захрипела, а сквозь хрип все присутствующие разобрали:
– Ненавижу! Никто ничего не докажет! Никто не может знать!..
Пресветлая закашлялась. Выпрямилась.
– Она говорит, что скоро всему императорскому роду конец и что она не остановится, пока не уничтожит последнего в роду.
– Императору, – Не смог смолчать Шеддерик, – от этого проклятья никаких проблем нет. Страдает тут кто угодно, только не он.
– Ты! – светлая сестра вновь схватилась за горло, – в тебе его кровь! Сдохни!
– Сдохну. Но император не расстроится. А ты сама. Это же твой любовник сжёг корабль и подставил твоего сына, а винишь ты кого угодно, только не себя!
– Шедде, тихо, прошу.
Это сказал уже не Роверик, а незаметно пробравшийся к ним с Гун-хе та Старрен.
– Да.
– Она говорит, – голос девушки стал совсем слабым, у носа появилась капелька крови, – что никто не смеет обвинять Валле, и что виноват всё равно император, лишивший Валле… его острова… кажется…
– Надо прекращать. – Шеддерик обернулся к пресветлым, и те слаженно закрыли тени чеоры Вартвил путь в холодный мир.
Шеддерик обернулся к Старрену.
– Дай мне саругу. Чеор Латне, идите сюда.
Старый сиан, сидевший на лавке у стены всё это время, поднялся и подошёл.
– Я сейчас сниму свою защиту, – сказал Шедде хмуро. – Сможете сделать так, чтобы я попал в ту же ловушку, что и Темершана Итвена?
– Думаю, смогу. Я разобрался с магией на вешках моего нечистоплотного коллеги. Надо сказать, оригинальное и талантливое решение. Никогда раньше такого не видел.
– Вот и хорошо. Возможно, я потеряю сознание или случится что-то ещё не слишком приятное и не зрелищное. Думаю, нам стоит заняться этим в другом помещении.
– Как вам будет угодно.
– Та Старрен, ты идёшь?
Холодная чёрная саруга легко коснулась камней, вживлённых в левую руку Шеддерика. Он вздрогнул – пальцы мгновенно занемели, по руке вверх, словно отравленная кровь от раны, побежал холод.
«Вот и всё», – с непонятным облегчением подумал он. Теперь назад точно не повернуть. До смерти пять дней.
Он ещё успел самостоятельно лечь на кровать, а потом комната вокруг него тошнотворно закружилась, сминая реальность, превращаясь в длинный ледяной колодец, в котором нет воздуха, и чтобы не умереть, надо плыть, плыть и плыть…
А потом движение перестало ощущаться. Так же как и холод.
Это был даже уже не колодец – пространство немного раздвинулось, но ничего разглядеть он всё равно не мог – на краю зрения ощущалось какое-то движение, и только.
– Эй, – окликнул Шедде пустоту. – Давай встретимся. Вот он я, я пришёл.
– Шедде, ты что умер? – немедленно раздался рядом горестный вздох – вот и оставь тебя ненадолго…
– Не умер. Потом объясню. Где Темери?
– Она всё там же. В камере. Но эта камера – как будто сон или бред. Чья-то память. Я не могу туда попасть, потому что меня там не было. И ты не сможешь.
– А ведьма? Фу ты, Чеора Вартвил? Бывала?
Вокруг них, словно серая поземка или маленький смерч, начала расти воронка из дымных теней. Подвижные пустые лица, слепые глазницы.
Ровве насторожился, выставил вперед руки:
– Не касайся их. Это и есть проклятье. Теперь ты для него виден.
– Знаю. Как сделать так, чтобы ведьма пришла? Хотя…
Эти тени – они часть ненависти, которую вложила чеора та Вартвил в своё проклятье. Эти тени – часть её.
Шедде крикнул:
– Это ты предала сына. И сейчас чужими руками продолжаешь убивать невинного человека! Твоё проклятье несправедливо, оно не может больше иметь силу.
– Смешно, сме.. сме… шно…ш.. сме… – зашелестели тени, тем не менее обретая некое сходство с одной единственной фигурой. На человека она уже походила, на женщину, тем более на красивую женщину – ни капли.
– Что смешнее, – включился в разговор Роверик, – как понять, что тебя любовник использовал, чтобы добраться до каких-то секретов императора, а потом ещё сделал так, чтобы твоего сына сочли виновным в убийстве? Он смеётся над тобой. Он видит, что вся твоя ненависть пошла прахом!
– Если умрёт ни в чём не повинный человек, такой же, как твой напрасно обвиненный сын, ты снимешь проклятье.
– Это ты себя называешь ни в чём не повинным? Себя?
Голос тени стал грубым и хриплым.
– Темери Итвена. Мальканка. К императору она не имеет никакого отношения. Но она прямо сейчас умирает от твоего проклятья, только потому, что хотела уберечь от войны свою страну.
– Он не врет, как ты видишь! – заявил Ровве и даже подбоченился.
– Этого не будет.
– Тогда верни её сюда. Сама убедишься…
Ровве метнулся туда, где тени на миг стали глубже и гуще, и успел как раз вовремя, чтобы подхватить Темери за плечи.
Она выглядела как в день, когда Шедде в последний раз видел её здоровой: светлое, испачканное в крови и уличной грязи платье, растрепанные чёрные кудри…
Но сейчас было не до разглядываний.
– Темери, – позвал Шедде почти спокойно, – Темери, видишь эту женщину? Она в беде. Её надо… надо полечить. Как ты умеешь. А мы с Ровве поможем.
…потому что она тоже проклята. Самым страшным из проклятий.
В день, когда она узнала о предательстве любовника.
В день, когда она узнала о гибели сына.
Она сама себя прокляла. Всей силой души. Всей силой ненависти.
Проклятье императора – лишь тень того, что она сама приготовила себе.
По вине благородного чеора Валле та Граствила, у которого наверняка было ещё с полдюжины титулов и званий.
Темери поверила ему сразу и безоглядно.
Это было странно и горько и радостно – она поверила. Она действительно подошла к дымному чудовищу – как подходят к смертельно раненным или больным людям. Она улыбнулась этой своей мягкой улыбкой, за которой всегда – сталь уже принятого решения.
И протянула к ней открытые ладони. Шедде не показалось – вокруг них струился слабый золотистый свет. Раньше он видел лишь отблески его, в святилище Ленны. Сейчас это была какая-то другая, чарующая магия. Но этой магии мало будет сил одной Темершаны…
И Шедде решительно подошёл к ней и протянул руку. Что делать дальше он представлял очень слабо.
Но вдруг понял, что они уже не вчетвером – в этом странном месте пустого пространства и мглы появлялись другие – не тени, но посланцы холодного мира: пресветлые сёстры, сиан, ещё кто-то не опознаваемый в полутьме…
И все они, словно кто-то звал – касались руки Темери, и получали от неё кусочек живого огня, чтобы тут же коснуться дымной фигуры чеоры та Вартвил…
Несчастной, маленькой, убитой горем женщины.
Сейчас она уже не была смеющимся чудовищем. Сейчас она смотрела на своих гостей огромными глазами, в которых не было ничего кроме боли и тоски по несбывшемуся.
А потом всё как-то сразу закончилось. Темери опустила руку, молча шагнула к Шеддерику и Ровве.
– Так странно, – сказала она тихо. – Шедде, я была похожа на неё?
– Нет, никогда.
– Я тоже ненавидела.
– Благодарю, чеор Катмел, – невозмутимо ответил им обоим южанин. – Я узнал всё, что мне нужно.
– Что именно? – встрепенулся Шеддерик.
– Валле, это вероятней всего, родственник чеора Императора, кажется шурин. Во всяком случае, других имён, которые могут сокращаться до Валле, я не вижу: светлейший чеор Валерик та Граствил. Мы о нём знаем только, что если бы тот ваш Император не занялся объединением островов в единое государство, то Граствил стал бы правителем одного из самых богатых и развитых центральных островов.
– Нам нужно не просто расследовать это трехсотлетнее дело, – с досадой напомнил Шеддерик. – Нам надо доказать, что проклятье было наложено на Императора несправедливо.
Гун-хе невозмутимо кивнул.
Но заметил:
– И всё же надо понять, что тогда случилось.
– Давай.
Гун-хе кивнул и очередному духу задал свой коронный вопрос:
– Имя, титул? Должность?
Этот дух ответил, кажется, исключительно от неожиданности:
– Его зовут Валерик, он называет себя «императором в изгнании». Он говорит, что презирает тех, кто его предал, поменяв шлем с оленьим рогом на шлем со звездой. Считает, у него было много сторонников.
Шеддерик вздрогнул, когда услышал где-то рядом шепот Ровве:
– Врёт. Презирать-то он презирает, но всех подряд и из-за дурного характера. Врет на счёт «много сторонников». Я такие вещи вижу. И он сам бы поменял свою ржавую «рогатую» корону на нынешний символ императорской власти. Если ему польстить, он ответит на все вопросы.
– Гун-хе, позволь мне один вопрос.
Помощник невозмутимо кивнул.
– Безусловно, я на вашей стороне. Несомненно, Император обманом завладел вашими землями и присвоил себе всю власть. Но ведь Император поплатился. Какой-то неизвестный герой отомстил за вас и за весь честный Ифлен!
Пресветлая слегка улыбнулась, передавая ответ:
– О, он очень польщён. Но считает, что люди в массе своей глупы и бездеятельны, так что если бы он не отдал приказ, ничего бы не было. А так получилось даже лучше, потому что ведьма довершила начатое им дело. И теперь… теперь, по его мнению, месть будет полной.
– Я хотел бы почтить память о героях… но не знаю имен.
– Я повторю слово в слово: «О, ты их знаешь, их все знают!».
– Вартвил? Бросьте, мальчишка просто принял на себя удар. Ничего он не поджигал…
– Знакомо ли вам, – прервал разговор Гун-хе, – имя чеоры Вартвил, ведьмы, проклявшей Императора?
– Мне кажется, он смеётся. – Устало вздохнула пресветлая, – я не могу его удержать, он уходит.
– Он знает. – Прокомментировал Ровве, – Он считает, что разыграл прекрасную партию. Шедде, мне пора к Темершане. Полдень близко, будет допрос.
Шеддерик опустил взгляд. Именно потому, что близится полдень вместе с очередными пытками в столичных подвалах Ифленской Империи, он и не хотел прерываться.
Но сёстры Ленны устали. Да и сам он…
Приказывать ничего было не нужно, слуги подали заранее приготовленный пряный хлеб и вино прямо сюда. Никуда он не уйдёт. Пока дело не кончится тем или иным образом.
Хотя нет. Никакого «иного» образа не будет. Сегодня нет места поражению.
Не будет.
Рэта Темершана Итвена
Крюк сначала подняли не сильно, не так, чтобы покалечить – только напугать.
Но эффект оказался слишком слаб: напугали Вартвила ещё вчера, сегодня кричать сорванным голосом он уже не мог.
Сегодня он решил, что будет отвечать, что скажет всё, о чём спросят, и если нужно – даже наврёт, лишь бы пытка не продолжалась.
Но дознаватель спросил о та Граствиле. И стало понятно, что спастись не удастся. Что предали его всё и навсегда…
Он думал так, хрипло выкрикивая честные ответы, выплевывая ненависть и боль, но его слова значения не имели. Палач неторопливо начал выкручивать винт, руки затрещали в суставах. А потом боль прокатилась по спине – от короткого, без замаха удара тонким металлическим прутом.
И стало невозможно дышать.
– Шанни, – оклик Ровве заставил её вспомнить, кто она и где.
«Я здесь».
– Прости. Мы пытаемся. Что-нибудь услышала?
«Да. Его спрашивают про какого-то Граствила».
– Это брат жены императора. Странное дело, его все подозревали, все поголовно, но обвинения так и не было.
«Вартвил не хочет говорить его имя. Он в отчаянии, он смирился с тем, что умрёт. Ровве, я теперь знаю, как ты видишь чувства людей. Мне кажется, я теперь тоже их немного вижу… только лучше бы не видеть».
– Он молчит об этом ублюдке?
«Он запрещает себе даже думать о том, чтобы его сдать».
– Ладно. Я скажу. Шанни, не умирай только. Не подводи своего Покровителя!
Темери и хотела бы попытаться вылечить чеора та Вартвила, но не знала как. Ведь в этой странной реальности, в этом чужом болезненном воспоминании, она всё ещё была им самим…
Шеддерик та Хенвил
– Шедде. Сколько лет было той ведьме?
Шеддерик не успел привыкнуть к внезапным появлениям Роверика. Если честно, большую часть времени он был уверен, что Ровве ему мерещится, что он всё же немного сошёл с ума. Но Ровве был настолько похож на себя настоящего, что чеор та Хенвил с удовольствием даже отдавался своему сумасшествию.
– Не знаю. У неё взрослый сын. Сколько ей может быть? К тому же женщины умеют хорошо скрывать возраст.
Рассуждать о возрасте давно умершей чеоры было странно, особенно если учесть, что пресветлые как раз готовились убедить её отказаться от мести и простить Императора. Тогда проклятие исчезнет само собой. Но Шедде сомневался в успехе. Каждый наследник Императора, истинный или подставной, тратил немало сил и средств на то, чтобы получить хоть тень надежды. И каждый раз ведьма выбирала месть. Каждый раз кто-то должен был умереть под пытками, чтобы удовлетворить её ненасытную ненависть.
Пока абстрактная, скоро эта ненависть обретет реальные черты, выраженная в ответах и заявлениях. Скоро с ней придётся столкнуться лицом к лицу.
Так при чём здесь её возраст.
– Сын не такой и взрослый. Допустим, она родила его лет в шестнадцать… ей должно быть примерно столько, сколько нам с тобой.
– Наверное. К чему ты это?
– Я думаю, – Ровве сделал выразительную паузу. – Я думаю, они были любовники.
– Кто?
– Да этот наш… императорский шурин и мать жертвы. Смотри. Тогда Граствилу выгодно избавиться от мальчишки руками Императора. Раз уж не получилось убить Императора вместе с семьёй-то. Если он устроил поджог и подставил мальчишку, то только это и могло заставить мальчишку его покрывать. Честь матери и в те времена имела большое значение для сыновей, разве нет? Смотри. Граствил пытается уничтожить Императора и его семью, занять его место. Но у него не выходит, он подставляет сына любовницы – потому что знает, как это можно сделать, и потому что это снимет обвинения с него самого.
– Понял. Скажу Гун-хе.
Шеддерик быстро пересёк комнату, остановившись рядом с южанином и его помощниками.
– Гун-хе, – окликнул он, – есть одна догадка. Когда придёт ведьма, пусть Пресветлые подождут у неё что-то просить. Задай ей вопрос. Простой прямой вопрос. Были ли они с чеором та Граствилом любовниками.
– Не слишком ли сложно, благородный чеор? – Тихонько спросил один из помощников. – Она может не захотеть отвечать.
Гун-хе только кивнул.
Подумал немного, потом пояснил своему парню:
– Если неудачный переворот планировал этот Валле, то он должен был быть счастлив, что дело всё-таки повернулось в его пользу.
– Императором он не стал, – напомнил Шеддерик. – Всё, монахини готовы. К делу!
Пресветлые сменились. Без тела им приходится тратить силы своего Эа, а это никому не даётся легко.
– Она говорит, – очередная пресветлая сестра сосредоточенно смотрела перед собой. Ещё совсем молодая, она волновалась, чувствуя и важность задания, и ответственность за результат. – Говорит, что умоляла Императора. Что ползала на коленях. Убеждала, что сын не виновен. Но всё было напрасно.
– Знаешь ли ты, кто такой Валерик та Граствил? Были ли вы любовниками?
Пресветлая вдруг дёрнулась на своём стуле, захрипела, а сквозь хрип все присутствующие разобрали:
– Ненавижу! Никто ничего не докажет! Никто не может знать!..
Пресветлая закашлялась. Выпрямилась.
– Она говорит, что скоро всему императорскому роду конец и что она не остановится, пока не уничтожит последнего в роду.
– Императору, – Не смог смолчать Шеддерик, – от этого проклятья никаких проблем нет. Страдает тут кто угодно, только не он.
– Ты! – светлая сестра вновь схватилась за горло, – в тебе его кровь! Сдохни!
– Сдохну. Но император не расстроится. А ты сама. Это же твой любовник сжёг корабль и подставил твоего сына, а винишь ты кого угодно, только не себя!
– Шедде, тихо, прошу.
Это сказал уже не Роверик, а незаметно пробравшийся к ним с Гун-хе та Старрен.
– Да.
– Она говорит, – голос девушки стал совсем слабым, у носа появилась капелька крови, – что никто не смеет обвинять Валле, и что виноват всё равно император, лишивший Валле… его острова… кажется…
– Надо прекращать. – Шеддерик обернулся к пресветлым, и те слаженно закрыли тени чеоры Вартвил путь в холодный мир.
Шеддерик обернулся к Старрену.
– Дай мне саругу. Чеор Латне, идите сюда.
Старый сиан, сидевший на лавке у стены всё это время, поднялся и подошёл.
– Я сейчас сниму свою защиту, – сказал Шедде хмуро. – Сможете сделать так, чтобы я попал в ту же ловушку, что и Темершана Итвена?
– Думаю, смогу. Я разобрался с магией на вешках моего нечистоплотного коллеги. Надо сказать, оригинальное и талантливое решение. Никогда раньше такого не видел.
– Вот и хорошо. Возможно, я потеряю сознание или случится что-то ещё не слишком приятное и не зрелищное. Думаю, нам стоит заняться этим в другом помещении.
– Как вам будет угодно.
– Та Старрен, ты идёшь?
Холодная чёрная саруга легко коснулась камней, вживлённых в левую руку Шеддерика. Он вздрогнул – пальцы мгновенно занемели, по руке вверх, словно отравленная кровь от раны, побежал холод.
«Вот и всё», – с непонятным облегчением подумал он. Теперь назад точно не повернуть. До смерти пять дней.
Он ещё успел самостоятельно лечь на кровать, а потом комната вокруг него тошнотворно закружилась, сминая реальность, превращаясь в длинный ледяной колодец, в котором нет воздуха, и чтобы не умереть, надо плыть, плыть и плыть…
А потом движение перестало ощущаться. Так же как и холод.
Это был даже уже не колодец – пространство немного раздвинулось, но ничего разглядеть он всё равно не мог – на краю зрения ощущалось какое-то движение, и только.
– Эй, – окликнул Шедде пустоту. – Давай встретимся. Вот он я, я пришёл.
– Шедде, ты что умер? – немедленно раздался рядом горестный вздох – вот и оставь тебя ненадолго…
– Не умер. Потом объясню. Где Темери?
– Она всё там же. В камере. Но эта камера – как будто сон или бред. Чья-то память. Я не могу туда попасть, потому что меня там не было. И ты не сможешь.
– А ведьма? Фу ты, Чеора Вартвил? Бывала?
Вокруг них, словно серая поземка или маленький смерч, начала расти воронка из дымных теней. Подвижные пустые лица, слепые глазницы.
Ровве насторожился, выставил вперед руки:
– Не касайся их. Это и есть проклятье. Теперь ты для него виден.
– Знаю. Как сделать так, чтобы ведьма пришла? Хотя…
Эти тени – они часть ненависти, которую вложила чеора та Вартвил в своё проклятье. Эти тени – часть её.
Шедде крикнул:
– Это ты предала сына. И сейчас чужими руками продолжаешь убивать невинного человека! Твоё проклятье несправедливо, оно не может больше иметь силу.
– Смешно, сме.. сме… шно…ш.. сме… – зашелестели тени, тем не менее обретая некое сходство с одной единственной фигурой. На человека она уже походила, на женщину, тем более на красивую женщину – ни капли.
– Что смешнее, – включился в разговор Роверик, – как понять, что тебя любовник использовал, чтобы добраться до каких-то секретов императора, а потом ещё сделал так, чтобы твоего сына сочли виновным в убийстве? Он смеётся над тобой. Он видит, что вся твоя ненависть пошла прахом!
– Если умрёт ни в чём не повинный человек, такой же, как твой напрасно обвиненный сын, ты снимешь проклятье.
– Это ты себя называешь ни в чём не повинным? Себя?
Голос тени стал грубым и хриплым.
– Темери Итвена. Мальканка. К императору она не имеет никакого отношения. Но она прямо сейчас умирает от твоего проклятья, только потому, что хотела уберечь от войны свою страну.
– Он не врет, как ты видишь! – заявил Ровве и даже подбоченился.
– Этого не будет.
– Тогда верни её сюда. Сама убедишься…
Ровве метнулся туда, где тени на миг стали глубже и гуще, и успел как раз вовремя, чтобы подхватить Темери за плечи.
Она выглядела как в день, когда Шедде в последний раз видел её здоровой: светлое, испачканное в крови и уличной грязи платье, растрепанные чёрные кудри…
Но сейчас было не до разглядываний.
– Темери, – позвал Шедде почти спокойно, – Темери, видишь эту женщину? Она в беде. Её надо… надо полечить. Как ты умеешь. А мы с Ровве поможем.
…потому что она тоже проклята. Самым страшным из проклятий.
В день, когда она узнала о предательстве любовника.
В день, когда она узнала о гибели сына.
Она сама себя прокляла. Всей силой души. Всей силой ненависти.
Проклятье императора – лишь тень того, что она сама приготовила себе.
По вине благородного чеора Валле та Граствила, у которого наверняка было ещё с полдюжины титулов и званий.
Темери поверила ему сразу и безоглядно.
Это было странно и горько и радостно – она поверила. Она действительно подошла к дымному чудовищу – как подходят к смертельно раненным или больным людям. Она улыбнулась этой своей мягкой улыбкой, за которой всегда – сталь уже принятого решения.
И протянула к ней открытые ладони. Шедде не показалось – вокруг них струился слабый золотистый свет. Раньше он видел лишь отблески его, в святилище Ленны. Сейчас это была какая-то другая, чарующая магия. Но этой магии мало будет сил одной Темершаны…
И Шедде решительно подошёл к ней и протянул руку. Что делать дальше он представлял очень слабо.
Но вдруг понял, что они уже не вчетвером – в этом странном месте пустого пространства и мглы появлялись другие – не тени, но посланцы холодного мира: пресветлые сёстры, сиан, ещё кто-то не опознаваемый в полутьме…
И все они, словно кто-то звал – касались руки Темери, и получали от неё кусочек живого огня, чтобы тут же коснуться дымной фигуры чеоры та Вартвил…
Несчастной, маленькой, убитой горем женщины.
Сейчас она уже не была смеющимся чудовищем. Сейчас она смотрела на своих гостей огромными глазами, в которых не было ничего кроме боли и тоски по несбывшемуся.
А потом всё как-то сразу закончилось. Темери опустила руку, молча шагнула к Шеддерику и Ровве.
– Так странно, – сказала она тихо. – Шедде, я была похожа на неё?
– Нет, никогда.
– Я тоже ненавидела.
