Она сбила меня с ног. В прямом смысле слова. Я как раз собирался переходить пустынную дорогу, а она налетела на меня сзади. Толчок в спину был такой сильный, что я не удержался и полетел носом в обледенелый асфальт. Уже почти перед самым соприкосновением с жесткой поверхностью я откинул пакеты и подставил руки, на которые и пришелся весь удар. Все же ободранные до крови ладони предпочтительнее содранной на терке асфальта физиономии. Сработал профессиональный страх за свой рабочий инструмент – лицо.
Краем глаза я заметил, что рядом со мной упал кто-то еще. Я приподнялся, чтобы взглянуть на спутника по несчастью, но одна рука соскользнула по льду, и, чтобы все же не ткнуться лицом в снежную жижу, я перекатился на спину, а затем попытался сесть. Девушка с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, одетая в бежевое пальто, сидела на асфальте, покрытом смешанным с грязью снегом, неудобно подвернув под себя ногу; ее голые коленки торчали в дырах разорванных колготок.
Она испуганно смотрела на меня, и я удивился: «Неужели я такой страшный?» Стал вставать, оперся ладонью на землю, зашипел, уселся на задницу, чувствуя, как промокают джинсы в месте дислокации пятой точки, и холод пробирается в тело. Посмотрел на свои руки – кошмар: грязь вперемешку с кровью.
И что теперь делать? В таком виде я не могу идти к Aнжеле на вечеринку, мне придется возвращаться домой и переодеваться; и вряд ли таксист будет доволен, если я оставлю отпечаток своей грязной задницы на сиденье в его машине, а значит, придется идти пешком. Я оглядел свои пакеты, и увидел, что подарки вывалились, испачкались, обертка порвалась.
– Черт знает что! – раздраженно высказался я. – Столько проблем из-за того, что кое-кто не умеет держаться на ногах.
Девушка завозилась рядом, пытаясь подняться, и, резко вскрикнув, схватилась за щиколотку вытянутой из-под себя ноги. Из ее глаз брызнули слезы, и она вдруг зло сказала:
– Ненавижу тебя, Паттинсон!
Я опешил. Сидя в луже растаявшего подо мной снега, я молча наблюдал, как девушка, закусив губу и дрожа, поднимается на ноги. Она встала, перенесла вес на одну конечность, нависла надо мной, и теперь я взирал на нее снизу вверх. Она оглядела свое теперь уже грязно-пятнистое пальто, наверняка безнадежно погубленное, и лицо ее сморщилось от еще большей обиды. Слезы потекли сильнее, и она повторила:
– Ненавижу!
Я настолько растерялся, что даже не разозлился как следует и, скорее в недоумении, чем в раздражении, проговорил:
– Эй! Это не я вас толкнул, а вы меня! Это вы свалили меня в грязь и испортили мои подарки. А меня ждет женщ… ждут люди, и как я заявлюсь к ней… к ним в таком виде?
Губы девушки скривились еще больше, и она еще злее повторила:
– Если она тебя любит, то будет рада видеть любого! И будет ждать столько, сколько потребуется. И все поймет.
Девушка уже повернулась, чтобы уходить, вдруг как будто что-то вспомнила, поозиралась вокруг, склонилась, слегка простонав, и подняла с земли грязный сверток. Покрутив его в руках, она кинула его мне на колени:
– Это тебе. Подарок. С Рождеством! – зло сверкнув глазами с размазанной под ними тушью, похромала прочь.
***
Анжела не стала ругать меня за то, что я опоздал. Конечно, я ведь позвонил ей, объяснил, в какую ситуацию попал, и предупредил, что задержусь. Мне пришлось заново упаковывать подарки. Найти в канун Рождества место, где это можно было сделать, оказалось затруднительно, поэтому опоздал я сильно. Вечеринка была в разгаре, все уже были навеселе, на столах горели свечи, было уютно и тепло, и не только в физическом смысле. Может быть, поэтому я, ввалившийся с холода, трезвый и злой, с саднящими ладонями, почувствовал себя безнадежно чужим на этом празднике жизни.
Может быть, поэтому спустя час Анжела нашла меня в полумраке на веранде. Она щелкнула выключателем, и я зажмурился от яркого света.
– Роб, что-то случилось? – поинтересовалась она спокойно, но я понял, что она раздражена.
– Прости, Анжела, я что-то не в духе. Руки сильно болят и замерз, пока шел в мокрых штанах домой. По-моему, у меня озноб, кажется, я заболеваю.
– И поэтому ты стоишь на холодной веранде? – скептически поинтересовалась Анжела. – Ну как знаешь. – Она выключила свет и ушла.
А я остался стоять, прижавшись плечом и виском к замерзшему стеклу, медленно потягивая розовое вино из бокала и наблюдая, как белый снег ложится ровным слоем, пряча неаккуратность улиц.
«Ненавижу тебя, Паттинсон».
Я не мог выбросить сегодняшнюю нечаянную виновницу моего падения из памяти. Но почему она меня ненавидит? Мы виделись с ней раньше, и я ее когда-то обидел? Ее лицо мне показалось совершенно незнакомым. Если честно, я не разглядел ее как следует, и сомневаюсь, что узнал бы, встретив вновь, особенно если она переоденется. Она же меня явно знала. Возможно, какой-то ответ мог оказаться в том грязном свертке, который вручила мне незнакомка. Я так и не раскрыл его, потому что торопился к Анжеле.
«Это тебе. Подарок. С Рождеством!»
Может быть, она одна из тех моих антипоклонниц, которые ненавидят меня? Может быть, нападение на меня было спланированной акцией? А сама она упала случайно, потому и разозлилась? И что же могло быть в том свертке? Может быть, бомба? Я усмехнулся своим мыслям. И сейчас моя квартира разнесена вдребезги. Подарок к Рождеству.
Жаль, что я бросил курить. Жаль, что я не люблю розовое вино. Я приоткрыл дверь и вылил остатки из бокала. Красноватые брызги окрасили снег, словно капли крови.
Я тихо вернулся в прихожую, нашел свою куртку, слушая, как играет музыка и смеются люди в гостиной, натянул шапку и вышел в темноту. Не прощаясь.
***
Я не стал вызывать такси. Хотелось просто идти по ночному Лондону, смотреть на горящие огни и ощущать мягкое прикосновение снежинок к лицу. Я странно чувствовал себя. Еще утром я подумывал о том, чтобы предложить Анжеле начать жить вместе. Казалось, что мы уже созрели для этого, что наши отношения достаточно крепкие, мы понимаем друг друга. На моем языке это означало, что Анжела понимала меня, не устраивала истерик, когда я срывался на съемки и редко бывал с ней, когда забывал поздравить ее с днем рождения или не помнил о какой-то другой такой же важной дате. Она терпела выходки моих поклонниц, она понимающе относилась к моему публичному имиджу. Я считал, что мне повезло с ней, и намеревался перевести наши отношения на новый уровень.
Что же изменилось? Я и себе не мог ответить. Может быть, это странное происшествие, помешавшее мне вовремя прийти на вечеринку и застать Анжелу одну, было знаком? Намеком, что мое намерение неправильное, что я ошибаюсь, что тороплю события. Что я упустил что-то важное. А еще этот снег! Я уже и забыл, когда последний раз в Лондоне шел снег. А потому видеть его было странно и тревожно.
Я подошел к дому и остановился перед крыльцом, подняв голову и поглядев на темные окна. Квартира пока еще цела. Почему-то не хотелось идти внутрь, не хотелось трогать сверток. Нет, я не думал, что там действительно бомба. Не особо важная я персона, чтобы меня убивать таким изощренным способом. Но, тем не менее, почему-то хотелось оттянуть момент открытия «подарка».
Наконец, вздохнув, я открыл дверь и начал подниматься по лестнице. Зайдя в квартиру, я включил свет и пригляделся к грязному свертку. Он спокойно лежал на том же месте, где я его оставил. Сейчас он казался мне хищным зверьком, притаившимся, свернувшимся клубком и зло поблескивающим маленькими глазками, выжидая, когда я приближусь, чтобы вонзить в меня свои острые зубки.
Я разделся, прошел на кухню и сварил себе кофе. Вернулся в комнату, уселся в кресло и уставился на сверток.
«Ненавижу тебя, Паттинсон».
«Это тебе. Подарок. С Рождеством!»
Было что-то неправильное в ситуации. Что-то, что смущало, тревожило, бередило душу. Да, я знаю, что у меня есть хейтеры, есть антипоклонники, которые ненавидят меня – просто так, сами не понимая за что, но встретить вот так одну из них в канун Рождества, когда все люди радуются и готовятся к празднику… Когда все веселятся и готовы простить своих недругов… Было неожиданно больно.
А сверток лежал, слепо глядя на меня, и терпеливо ждал.
Так можно и всю ночь просидеть. Ладно, чему быть, того не миновать. Я отставил пустую чашку, поднялся и направился к «подарку». Он не укусил меня, когда я прикоснулся к нему, не ударил током и не взорвался. Он послушно дал себя развернуть. Внутри оказалась коробка конфет с надписью на каком-то иностранном языке и DVD-диск. Надписей на нем никаких не было. Я удивленно покрутил его в руках, а потом вставил в плеер.
На экране появилась моя недавняя «знакомая», и она улыбалась в камеру. Улыбка ей шла. Она находилась в какой-то большой комнате с огромными окнами, судя по всему, балетной студии или в чем-то таком.
– Здравствуй, Роб! – сказала она, а я вздрогнул. Неожиданно показалось, что она сейчас находится здесь и может меня видеть.
– Меня зовут Саша, я из России, и я твоя поклонница, – она говорила по-английски с сильным, но милым акцентом. В тех коротких рубленых фразах, которые она мне бросила при знакомстве, я акцента не уловил.
Девушка на экране смущенно хмыкнула и отвела глаза, потом словно собравшись с духом, снова посмотрела на меня. Точнее, в камеру.
– Мне нравятся твои фильмы, ты талантливый, красивый, потрясающий и бла-бла-бла.
Она расхохоталась, а я растерянно улыбнулся ей в экран, не понимая, как реагировать.
Это что?
– Это вступление, – улыбнулась она. – Так ведь должны сказать твои поклонницы? Это все правда, все так и есть. Только…
Она посерьезнела, и мое сердце пропустило удар. Что – только?
– Наверное, я скажу глупость. Ты, наверное, подумаешь, что я – сумасшедшая, – она сделала паузу. Потому тряхнула головой: – Ну и пусть! Я все равно это скажу.
Она пристально взглянула с экрана, и я снова почувствовал себя неуютно, как будто она действительно была здесь и смотрела мне в глаза.
– Ты чувствуешь иногда, что ты один во всем мире? Это глупо, я знаю. Ты вечно окружен толпой – друзей, коллег, поклонников, охранников, папарацци. Ты никогда не бываешь один. Но когда я смотрю в твои глаза на экране, мне кажется, будто ты бесконечно глубоко одинок. Ты говоришь с кем-то, улыбаешься, люди смеются твоим шуткам, а ты чувствуешь, что вокруг никого. И когда тебе больно, тебе некуда пойти с этой болью. Потому что тебя не поймут или потому что тебе не хочется этой болью с кем-то делиться. А когда ты счастлив… тебе тоже некуда пойти. Тебе кажется, что все вокруг ненастоящее. Брызги реальности тают в этом придуманном мире. Их не поймать, не удержать. Вокруг только тени, только картонные фигуры, статисты, служащие больше для оформления мизансцены. И нет рядом близкого человека, которому можно довериться. Кого-то настоящего, кого-то… существующего, кого-то реального. Кому ты даже мог бы ничего не говорить, потому что этот человек чувствовал бы тебя как самого себя. Понимал тебя. Ведь именно это тебе нужно, правда?
Она замолчала, ее глаза затуманились, будто ее внутренний взор видел что-то, чего не было перед ней.
– Именно так чувствую себя я, – ее губы чуть изогнулись в легкой смущенной улыбке. – Я не звезда, меня не окружает толпа, но у меня много друзей… ну, я называю их друзьями… у меня есть коллеги и родственники, но я чувствую себя одинокой... Нет никого рядом, с кем бы я хотела делиться тем, что у меня на душе. И вот однажды… Однажды я увидела твои глаза на экране и… Ты веришь в теорию, что мы узнаем свою вторую половинку по глазам? Именно поэтому влюбленные веками не могут насмотреться в глаза своих любимых.
Она замолчала и посмотрела куда-то вдаль мимо камеры.
«Красиво сказано, – подумал я. – Только почему ты не узрела свою половинку в каком-нибудь соседском русском парне? Почему нужно было ее увидеть в далеком англичанине, посмотрев на него на экране телевизора? Англичанине, о котором ты ничего не знаешь, кроме того, что сама о нем выдумала».
Девушка вдруг усмехнулась и снова посмотрела на меня с экрана:
– Конечно, ты подумаешь, что я повелась на твою славу, твою красоту, твою популярность, твою звездность… Конечно, все девушки мечтают о принцах. О чем-то сказочном и недосягаемом. Только я повелась на одиночество в твоих глазах, увидев в них отзвуки моего одиночества. Которые сложились вместе, как два разорванных куска записки… и я перестала чувствовать себя одинокой. Мне кажется, что моя половинка наконец-то нашлась. Пусть и далеко от меня, пусть она и не знает, что…
Она пожала плечами.
– Ты можешь мне не верить. Я ничего не буду тебе доказывать. Если моя теория верна, ты сам, без моих убеждений, почувствуешь, что я… – паузы в ее речи были длиннее фраз.
Она снова тряхнула головой.
– А если нет – значит, я ошиблась. Но это не страшно. Просто знай: если тебе будет больно...Или если тебе будет радостно, и тебе не с кем будет поделиться этим… Просто знай, что за много-много тысяч километров, где-то далеко… – Она повела вокруг рукой, обернувшись, и я, последовав за ее взглядом, увидел за огромными окнами зимний городской пейзаж, дома, засыпанные снегом. – Где-то далеко есть тот, кто почувствует твою боль и твою радость. Ты всегда можешь поделиться этим со мной, если будет желание... Просто мысленно расскажи мне об этом. И я почувствую. А сейчас… Это тебе мой подарок.
Она отошла куда-то за пределы камеры, и зазвучала музыка. Девушка вышла на середину зала и закружилась в танце.
Я не понимал слов песни, я только заворожено смотрел на то, как легкая фигурка в белом платье кружится по студии, а за окнами, повторяя ее движения, кружится и падает снег.
«Ненавижу тебя, Паттинсон».
«Это тебе. Подарок. С Рождеством!»
Наконец танец закончился. Она снова подошла к камере и, глядя на зачарованного меня, сказала:
– Я знаю, что ты никогда не ходишь один. Но я загадала, что если я встречу тебя и если ты будешь один, то я отдам тебе этот подарок. Потому что это будет знак, что… Ладно, неважно. Там, где ты сейчас, ты один, вокруг полумрак, за окном идет снег, а ты смотришь это видео… И значит… Скажи, что это ничего не значит! Ну, давай: «Это ничего не значит! Все это глупости». Рискнешь? А вдруг ты ошибаешься? Вдруг?..
Она улыбнулась, подняв брови, и запись кончилась.
Что это было?
Я встал и в раздумье подошел к окну. Снегопад стал более сильным, практически как у девушки за окном. Никогда не видел такого в Лондоне.
Саша. Я произнес имя вслух, попробовав его на вкус, прислушавшись к своим ощущениям.
А вдруг?
Ее слово звучало рефреном в голове. Чувствую ли я, что она моя половинка? Даже странно думать об этом. Какая-то незнакомая девушка сказала, что я тоже что-то должен почувствовать, если это правда. Я чувствую это? Что я вообще чувствую сейчас?
А вдруг?
Глупости. Какая-то случайно встретившаяся девушка не может быть моей половинкой. Девушка, которая так разозлилась на меня из-за своего падения, что сказала, что ненавидит меня. Сама виновата, а винит меня. Не очень красиво это ее характеризует.
