И ПОГЛОТИЛ НАС ОГОНЬ
Айрин
Я стояла на поляне и смотрела на останки некогда прежней счастливой жизни. Ее больше нет… Пепел все еще летал по воздуху, оседал на губах и в душе, яд человеческой жестокости проникал в вены, а боль утраты разрывала сердце на куски. Слезы стекали по лицу непрерывно, рыдать в голос я уже не могла, только хрипела и беззвучно шевелила губами:
– Бабушка, нет, нет, нет…
«Да как они могли! Звери! Не сделала она им ничего плохого! Казнить невинного человека… Так легко отобрать чужую жизнь, словно сорвать ветку с куста и, бросив ее под ноги, растоптать и плюнуть», – не могла поверить и осознать до конца я, глядя на пепелище, на выжженый дотла наш с бабушкой дом, ее последнее пристанище, единственную защиту от этого жесткого мира и людей, которых она так любила. Она всегда говорила мне:
– Мы должны им помогать, Айрин, потому что знахарки! Как бы они к нам не относились. Раз нам дан целительский дар, нельзя им пренебрегать. Бог просто так ничем не награждает – он хочет, чтобы человек свои силы использовал во благо.
«А теперь, когда тебя нет, бабушка? Когда стерло людское племя с лица земли того, кто отдавал им свои знания и силы, лечил и никогда не отказывал в помощи? Что бы ты им сказала?»
Мы шли в деревню в самый лютый мороз, ночью, пробираясь по снегу, проваливаясь по грудь в сугробы только по одному зову нуждающихся в нашей помощи, сидели по несколько ночей у изголовья умирающих, меняя зловонные повязки…
«Кому помогать, бабушка? Вот этим тварям, которые тебя сожгли заживо? Вот этих монстров ты ценила?» – взывала я к той, кто больше никогда не ответит, никогда не обнимет и не прижмет к себе, успокаивая и даря надежду на лучшее.
И, упав на выжженную землю, не выдержала, закричала небесам, ругая за несправедливость, завыла сильнее зимнего ветра – сетуя на людскую жестокость, несоизмеримую ни с чем.
– Я так хочу быть с тобой бабушка, как я без тебя буду жить? Что мне делать?
Медленно уходило сознание, меня затягивало в пустоту мрака и горечи утраты. Чернота забрала меня в свои чертоги, надеюсь навсегда...
Очнулась я от сильного аромата, проникающего в мое сознание. Медленно открыла глаза и почувствовала себя так, будто пролежала в лихорадке или болезни несколько недель без сознания. Веки были чугунными, во рту пересохло, горло першило, а в голове словно молот стучал по наковальне. Пошарив мутным взглядом вокруг себя, пытаясь найти источник запаха, увидела поляну, усеянную цветами, ярким ковром, раскинувшимся повсюду – это они источали такое прекрасное благоухание, даря наслаждение изысканной красоты. Ничего не понимая, стала озираться. Помню, что я была возле сгоревшего дотла дома. Где же я теперь?
И вдруг поняла — это наша поляна! Вот наша лавочка, где бабушка любила сидеть и греться на солнышке. Теперь эта лавочка была увита плющом, а это… Я гулко сглотнула, просто не поверив глазам: на месте руин – невысокий холм, полностью укрытый пестрым лоскутным покрывалом из цветов. Мне понадобилось время, чтобы доползти и приложить руки к возвышенности, которая теперь стала могилой единственного родного и близкого мне человека. Я уткнулась в ворох невероятно красивых соцветий.
– Достойнее место для тебя я бы не нашла. Спасибо, Мать-земля, что приняла и упокоила. Прощай, бабушка, – и поцеловала душистый саван, укрывший от злых людских глаз мою единственную родню на всем белом свете.
Осознание случившегося происходило медленно. Неожиданно покрывшие пепелище цветы, налившаяся сочной краской трава и листва деревьев в округе. Я чувствовала, как бежит сок из корней деревьев к их ветвям, слышала, как раскрываются бутоны, видела, как из едва заметных почек выстреливают новые побеги. И все это означало только одно – во мне проснулась магия. Магия жизни.
Паника тут же подступила к горлу и сжала его железной рукой. В нашем мире магия каралась. Наверняка, над поляной было свечение из-за пробудившегося дара, и из деревни его увидели точно. Как же они обрадуются, поняв, что были правы, когда называли нас с бабушкой ведьмами. Я была уверена, что они сразу же доложат инквизиторам.
Резко заметалась по поляне, не зная, что предпринять. Бабушка отдала за меня жизнь, и я должна выжить, в память о ней! Бросилась в чащу, устремляясь все дальше от людей, от их жестокости и ненависти к таким, как я…
Винфрид
По высокой траве идти было неудобно. Подол рясы намок и тяжело хлопал по ногам, замедляя движение. В которой раз уже подумалось, что одежда инквизитора совершенно неудобна для дальних походов. Я давно размышлял о необходимости внесения изменений в облачение странствующего монаха, но все мои размышления натыкались на стену моих же сомнений. Я не мог понять, чем вызвано мое желание сменить одежду: тягой к комфорту или заботой о разумности. Первое недопустимо для служителя веры, второе – необходимое условие. Бог дал человеку разум, чтобы тот использовал его во благо. Негоже людям пренебрегать дарами Господа нашего. Тем не менее, сомнения имели место, и я колебался, не желая идти на поводу предполагаемого желания потешить свою гордыню. Что ж, может быть, это еще одно испытание, ниспосланное мне, и я обязан пройти его со смирением, достойным служителя божьего.
Я подавил вздох, подтянул подол рясы, заткнул ее край за пояс, и ускорил шаг. Мой путь лежал в небольшую деревеньку под названием Лаунсворт, что располагалась в землях, переданных под мою опеку самим Великим Верховным Инквизитором.
Я был горд тем, что в столь молодом возрасте не только удостоился чести стать членом ордена святого Бернарда, но и был принят в верховный клан поборников чистоты веры. До меня ни один монах моложе сорока не вступал в этот орден, а ведь мне не было еще и тридцати лет, более пяти из которых я верой и правдой служил Богу на поприще святой инквизиции.
В этот момент я с силой ударил себя посохом по плечу. Негоже считать себя лучше, только потому что мне стало доступно в столь юном возрасте то, чего другие достигали в более зрелом. Может быть, именно в этом и кроется дьявол – искушение, ниспосланное мне.
Потерев место удара, где наверняка проявился синяк, я покрепче перехватил посох и двинулся вперед. Первым делом, когда прибуду на место, уединюсь в келье, которую мне выделят, разденусь донага и исхлестаю себя плетьми. Жаль, что в деревеньке не будет никого, кому я смог бы доверить такое важное дело, а сам я, скорее всего, буду слишком милосерден. «С другой стороны, – тут же подумал я, – не нужно выказывать большую святость, чем у главы ордена, ибо это тоже является признаком гордыни».
Итак, первый день моего пребывания в деревеньке я посвящу своему наказанию, а также проповеди для жителей деревни о вреде колдовства.
Так уж получилось, что именно меня, тогда еще юного послушника приняли в клан поборников чистоты веры на должность духовника, противодействующего любому колдовству. Именно меня всегда отправляли в места, где был зафиксирован всплеск магии. Бог не дал мне способности различать ведьм в числе добропорядочных прихожан, каким, например, обладал отец Бертольд, настоятель нашего монастыря. Он, лишь взглянув на ведьму, мог определить ее сущность. Но зато я мог распознать колдунью по ее неразумному поведению и противным Богу деяниям.
Сами посудите, неужели разумный человек станет поклоняться дьяволу? Станет продавать свою бесценную душу лишь за способность навести порчу или, скажем, приворожить? Но я всегда проводил четкую границу между безумным человеком и неразумным. Первый страдал от болезни и нуждался в снисхождении, тогда как второй должен был быть осужден и наказан. Наказан тем сильнее, чем более он упорствовал в своих заблуждениях.
Я помню свое первое дело, по которому вынес приговор. Женщина в возрасте сорока лет, но при этом сохранившая белую нежную кожу и статное тело, что уже само по себе являлось признаком связи с дьяволом, убеждала меня, что ее способности даровал ей Бог, что негоже мне противиться его воле. Она утверждала, что она не враг Всевышнему, а наоборот, его последователь, и что она несет людям свет и добро. На что я указал ей, что, если бы Бог хотел даровать такие способности, он одарил бы ими всех своих детей. Как, например, одарил он всех умением слышать и видеть, говорить и мыслить. И что исключительная необычность ее способностей указывает на их принадлежность нечистому. Ведь как известно, только дьявол может посулить то, что никому не подвластно, желая искусить человека.
Тогда женщина вздохнула и ответила, что Бог дал мне разум, но не научил им пользоваться. Вот как сильно она погрязла в своих заблуждениях! Она не видела очевидных вещей, лежащих у нее под носом, и упорствовала в своих, далеких от Бога помыслах. Тогда я принял решение о ее наказании. О, я был молод и нежен душой, а потому лишь приказал проверить ее водой. Она не утонула, что опять же было признаком ее ведьминской сущности. И отец Бертольд, глядя на мои метания, сурово напомнил, что сомнения в таком деле недопустимы. Он укорил меня, что я попал под чары ее нежного восхитительного тела. Отец напомнил мне, что прежде всего я должен думать о ее душе и наставлять на путь истинный, а коли это невозможно, то погубить тело с тем, чтобы спасти бессмертную душу, забрав ее из-под носа лукавого.
С той поры я перестал сомневаться. Помнится, после этого случая, за мной закрепилось звание жесткого и сурового инквизитора. Меня боялись, многие пытались покончить с собой, лишь бы не попасть на суд ко мне. Но все они заблуждались. Разве я был жестоким к той ведьме, которой вынес свой первый приговор о казни через сожжение? Я плакал вместе с ней, страдая от ее заблуждений, я сгорал вместе с нею, когда она кричала от боли, а ее плоть чернела и съеживалась от огня. Но одновременно чувствовал, как благость наполняет меня, ощущал, как становлюсь сильнее и увереннее от понимания, что пусть и причинил ведьме страдания, зато спас ее душу.
С тех пор огонь стал для меня всем: инструментом очищения, символом веры и даже моей сутью. Он горел во мне, звал меня, наполнял меня силой и верой в торжество Божественной справедливости.
Айрин
Я сидела на поляне в лесной глуши возле входа в заброшенную землянку, которую мы нашли несколько лет назад. Тогда мы с бабушкой искали корень семицвета, который собирают во второй месяц лета на восход новой луны. Забредя очень глубоко в чащу леса, мы и наткнулись на укрытие. Потом бабушка несколько раз водила меня сюда, заставляя запомнить дорогу. Я не понимала, зачем это нужно. Но видимо старая и мудрая женщина знала, что когда-нибудь это заброшенное жилье мне сможет пригодиться. А может быть, бабушка подозревала, что во мне дремлют скрытые силы. Теперь и не узнать...
Магия во мне ощущалась потоком, идущим по позвоночнику и покалывающим изнутри. Я постепенно приспосабливалась к ней, а она набирала силы, делая меня сосудом, проводником, ощущалась на кончиках пальцев прохладой.
Я не знала, сколько смогу здесь скрываться, боялась, что рано или поздно меня найдут. Но одно знала точно – это несправедливо! Я не хотела попасть на костер. Инквизиция ошибается, считая всех ведьм злом. Как бы ни ненавидела тех, кто убил мою бабушку, изгнал меня из собственного дома, обрекая на бесконечные скитания и борьбу за выживание, как бы не воображала, что приду ночью в деревню и подожгу их дома, понимала, что никогда не смогу этого сделать. Я на это физически не способна!
Я – маг жизни и света, мои злые слова и проклятья не имеют силы и никому не нанесут вреда, моя рука не сможет причинить боли, только залечит раны и заберет страдания.
Винфрид
Близился вечер, а деревни все еще не было видно, и мне начало казаться, что я заблудился. Это не было большой проблемой. Я вполне мог бы переночевать в лесу. Залез бы на дерево, привязал бы себя к нему и так провел ночь, а утром было бы легче ориентироваться, и я отыскал бы путь. И все равно задерживаться не хотелось. Моя пылкая натура требовала действий. К сожалению, видимо, я оказался в той части леса, куда редко захаживали люди, и вряд ли мне попадется кто-то, кто сможет указать дорогу.
Едва я успел подумать это, как вдали между деревьями увидел что-то оранжевое. Ветка? Животное? Приглядевшись, понял, что это молоденькая девушка, почти дитя. Капюшон сполз с ее головы, открыв миру и мне огненно-рыжие волосы. Каким образом она забралась в такую чащу? Возможно, она здесь не одна?
Я вдруг испугался, что могу потерять ее из виду, ускорил шаг и крикнул:
– Послушайте…
Хотел сказать: «Послушайте, добрая девушка, не могли бы вы показать мне дорогу в деревню?» Но при первых же звуках моего голоса девчонка сорвалась с места и кинулась наутек.
Я бросился следом, крича, что не причиню ей вреда, что всего лишь хочу спросить, но она как быстроногая лань, уносилась прочь.
И вдруг земля под моими ногами разверзлась и поглотила меня.
Спустя несколько секунд я осознал, что лежу на дне глубокой ямы. Сверху кое-где по ее краям оставались ветки и листва, которыми она была прикрыта. Ловушка для животных? Проверил себя – руки и ноги оказались целы, а вот посоху моему не повезло. Возблагодарив Господа за то, что сохранил мне жизнь, я встал, отряхнулся и попробовал, цепляясь за стены, выбраться наружу. Но земля осыпалась под моими пальцами, и я сползал вниз. До меня начало доходить, что я могу и вовсе не выбраться. Посох сломался, веревочный пояс были слишком коротким, чтобы я мог закинуть его на свисающую ветку и подтянуть к себе. Мне оставалось только надеяться на помощь. Но кто придет ко мне в такой глуши? А девушки, что убежала от меня, наверняка и след простыл. Но я все же попробовал позвать:
– Добрая девушка, помогите мне, пожалуйста! Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Я лишь странник, который хотел узнать дорогу!
Айрин
Сегодня я собирала ягоды измина, выискивая между листочками мелкие черные бусинки, которые прекрасно подойдут на ужин с чаем из листьев милоки. Мирно пели птички над головой, вдалеке слышалось журчание ручейка. Вдруг недалеко от меня хрустнула ветка. Подняв глаза, я увидела вдалеке неясную фигуру, быстрым шагом пробирающуюся через кусты ко мне. Мужской голос с хрипотцой окликнул:
– Послушайте!
«Ах! Меня нашли! Это за мной!» – мысли бешено пронеслись в голове, сердце застучало с неимоверной скоростью. Бросив корзину с ягодами, я вскочила и побежала. Вперед! Быстрее! Я успею! От этого зависит моя жизнь!
За спиной слышался топот, треск ломаемых веток. Мужчина меня нагонял, и я понимала, что все, в этот раз мне не уйти. Паника все больше подступала, дыхание сбилось, а ноги начали тяжелеть.
– Стойте! Подождите! – раздавались позади его громкие крики, пугающие меня до полусмерти.
Вдруг я услышала хриплый вопль, и воцарилась тишина. Отбежав чуть дальше, оглянулась через плечо. Преследователя я не увидела, зато в земле разверзлась яма – охотничья ловушка на крупных животных. Оттуда донеслись приглушенные стоны. Я огляделась, прислушалась к звукам леса и поняла, что мужчина был один.
«Кто-то из деревни выследил меня? Что мне теперь делать?» – мысли метались как испуганные птицы. Если мое убежище раскрыли, надо срочно убираться отсюда.
Айрин
Я стояла на поляне и смотрела на останки некогда прежней счастливой жизни. Ее больше нет… Пепел все еще летал по воздуху, оседал на губах и в душе, яд человеческой жестокости проникал в вены, а боль утраты разрывала сердце на куски. Слезы стекали по лицу непрерывно, рыдать в голос я уже не могла, только хрипела и беззвучно шевелила губами:
– Бабушка, нет, нет, нет…
«Да как они могли! Звери! Не сделала она им ничего плохого! Казнить невинного человека… Так легко отобрать чужую жизнь, словно сорвать ветку с куста и, бросив ее под ноги, растоптать и плюнуть», – не могла поверить и осознать до конца я, глядя на пепелище, на выжженый дотла наш с бабушкой дом, ее последнее пристанище, единственную защиту от этого жесткого мира и людей, которых она так любила. Она всегда говорила мне:
– Мы должны им помогать, Айрин, потому что знахарки! Как бы они к нам не относились. Раз нам дан целительский дар, нельзя им пренебрегать. Бог просто так ничем не награждает – он хочет, чтобы человек свои силы использовал во благо.
«А теперь, когда тебя нет, бабушка? Когда стерло людское племя с лица земли того, кто отдавал им свои знания и силы, лечил и никогда не отказывал в помощи? Что бы ты им сказала?»
Мы шли в деревню в самый лютый мороз, ночью, пробираясь по снегу, проваливаясь по грудь в сугробы только по одному зову нуждающихся в нашей помощи, сидели по несколько ночей у изголовья умирающих, меняя зловонные повязки…
«Кому помогать, бабушка? Вот этим тварям, которые тебя сожгли заживо? Вот этих монстров ты ценила?» – взывала я к той, кто больше никогда не ответит, никогда не обнимет и не прижмет к себе, успокаивая и даря надежду на лучшее.
И, упав на выжженную землю, не выдержала, закричала небесам, ругая за несправедливость, завыла сильнее зимнего ветра – сетуя на людскую жестокость, несоизмеримую ни с чем.
– Я так хочу быть с тобой бабушка, как я без тебя буду жить? Что мне делать?
Медленно уходило сознание, меня затягивало в пустоту мрака и горечи утраты. Чернота забрала меня в свои чертоги, надеюсь навсегда...
Очнулась я от сильного аромата, проникающего в мое сознание. Медленно открыла глаза и почувствовала себя так, будто пролежала в лихорадке или болезни несколько недель без сознания. Веки были чугунными, во рту пересохло, горло першило, а в голове словно молот стучал по наковальне. Пошарив мутным взглядом вокруг себя, пытаясь найти источник запаха, увидела поляну, усеянную цветами, ярким ковром, раскинувшимся повсюду – это они источали такое прекрасное благоухание, даря наслаждение изысканной красоты. Ничего не понимая, стала озираться. Помню, что я была возле сгоревшего дотла дома. Где же я теперь?
И вдруг поняла — это наша поляна! Вот наша лавочка, где бабушка любила сидеть и греться на солнышке. Теперь эта лавочка была увита плющом, а это… Я гулко сглотнула, просто не поверив глазам: на месте руин – невысокий холм, полностью укрытый пестрым лоскутным покрывалом из цветов. Мне понадобилось время, чтобы доползти и приложить руки к возвышенности, которая теперь стала могилой единственного родного и близкого мне человека. Я уткнулась в ворох невероятно красивых соцветий.
– Достойнее место для тебя я бы не нашла. Спасибо, Мать-земля, что приняла и упокоила. Прощай, бабушка, – и поцеловала душистый саван, укрывший от злых людских глаз мою единственную родню на всем белом свете.
Осознание случившегося происходило медленно. Неожиданно покрывшие пепелище цветы, налившаяся сочной краской трава и листва деревьев в округе. Я чувствовала, как бежит сок из корней деревьев к их ветвям, слышала, как раскрываются бутоны, видела, как из едва заметных почек выстреливают новые побеги. И все это означало только одно – во мне проснулась магия. Магия жизни.
Паника тут же подступила к горлу и сжала его железной рукой. В нашем мире магия каралась. Наверняка, над поляной было свечение из-за пробудившегося дара, и из деревни его увидели точно. Как же они обрадуются, поняв, что были правы, когда называли нас с бабушкой ведьмами. Я была уверена, что они сразу же доложат инквизиторам.
Резко заметалась по поляне, не зная, что предпринять. Бабушка отдала за меня жизнь, и я должна выжить, в память о ней! Бросилась в чащу, устремляясь все дальше от людей, от их жестокости и ненависти к таким, как я…
Прода от 27.11.2020
Винфрид
По высокой траве идти было неудобно. Подол рясы намок и тяжело хлопал по ногам, замедляя движение. В которой раз уже подумалось, что одежда инквизитора совершенно неудобна для дальних походов. Я давно размышлял о необходимости внесения изменений в облачение странствующего монаха, но все мои размышления натыкались на стену моих же сомнений. Я не мог понять, чем вызвано мое желание сменить одежду: тягой к комфорту или заботой о разумности. Первое недопустимо для служителя веры, второе – необходимое условие. Бог дал человеку разум, чтобы тот использовал его во благо. Негоже людям пренебрегать дарами Господа нашего. Тем не менее, сомнения имели место, и я колебался, не желая идти на поводу предполагаемого желания потешить свою гордыню. Что ж, может быть, это еще одно испытание, ниспосланное мне, и я обязан пройти его со смирением, достойным служителя божьего.
Я подавил вздох, подтянул подол рясы, заткнул ее край за пояс, и ускорил шаг. Мой путь лежал в небольшую деревеньку под названием Лаунсворт, что располагалась в землях, переданных под мою опеку самим Великим Верховным Инквизитором.
Я был горд тем, что в столь молодом возрасте не только удостоился чести стать членом ордена святого Бернарда, но и был принят в верховный клан поборников чистоты веры. До меня ни один монах моложе сорока не вступал в этот орден, а ведь мне не было еще и тридцати лет, более пяти из которых я верой и правдой служил Богу на поприще святой инквизиции.
В этот момент я с силой ударил себя посохом по плечу. Негоже считать себя лучше, только потому что мне стало доступно в столь юном возрасте то, чего другие достигали в более зрелом. Может быть, именно в этом и кроется дьявол – искушение, ниспосланное мне.
Потерев место удара, где наверняка проявился синяк, я покрепче перехватил посох и двинулся вперед. Первым делом, когда прибуду на место, уединюсь в келье, которую мне выделят, разденусь донага и исхлестаю себя плетьми. Жаль, что в деревеньке не будет никого, кому я смог бы доверить такое важное дело, а сам я, скорее всего, буду слишком милосерден. «С другой стороны, – тут же подумал я, – не нужно выказывать большую святость, чем у главы ордена, ибо это тоже является признаком гордыни».
Итак, первый день моего пребывания в деревеньке я посвящу своему наказанию, а также проповеди для жителей деревни о вреде колдовства.
Так уж получилось, что именно меня, тогда еще юного послушника приняли в клан поборников чистоты веры на должность духовника, противодействующего любому колдовству. Именно меня всегда отправляли в места, где был зафиксирован всплеск магии. Бог не дал мне способности различать ведьм в числе добропорядочных прихожан, каким, например, обладал отец Бертольд, настоятель нашего монастыря. Он, лишь взглянув на ведьму, мог определить ее сущность. Но зато я мог распознать колдунью по ее неразумному поведению и противным Богу деяниям.
Сами посудите, неужели разумный человек станет поклоняться дьяволу? Станет продавать свою бесценную душу лишь за способность навести порчу или, скажем, приворожить? Но я всегда проводил четкую границу между безумным человеком и неразумным. Первый страдал от болезни и нуждался в снисхождении, тогда как второй должен был быть осужден и наказан. Наказан тем сильнее, чем более он упорствовал в своих заблуждениях.
Я помню свое первое дело, по которому вынес приговор. Женщина в возрасте сорока лет, но при этом сохранившая белую нежную кожу и статное тело, что уже само по себе являлось признаком связи с дьяволом, убеждала меня, что ее способности даровал ей Бог, что негоже мне противиться его воле. Она утверждала, что она не враг Всевышнему, а наоборот, его последователь, и что она несет людям свет и добро. На что я указал ей, что, если бы Бог хотел даровать такие способности, он одарил бы ими всех своих детей. Как, например, одарил он всех умением слышать и видеть, говорить и мыслить. И что исключительная необычность ее способностей указывает на их принадлежность нечистому. Ведь как известно, только дьявол может посулить то, что никому не подвластно, желая искусить человека.
Тогда женщина вздохнула и ответила, что Бог дал мне разум, но не научил им пользоваться. Вот как сильно она погрязла в своих заблуждениях! Она не видела очевидных вещей, лежащих у нее под носом, и упорствовала в своих, далеких от Бога помыслах. Тогда я принял решение о ее наказании. О, я был молод и нежен душой, а потому лишь приказал проверить ее водой. Она не утонула, что опять же было признаком ее ведьминской сущности. И отец Бертольд, глядя на мои метания, сурово напомнил, что сомнения в таком деле недопустимы. Он укорил меня, что я попал под чары ее нежного восхитительного тела. Отец напомнил мне, что прежде всего я должен думать о ее душе и наставлять на путь истинный, а коли это невозможно, то погубить тело с тем, чтобы спасти бессмертную душу, забрав ее из-под носа лукавого.
С той поры я перестал сомневаться. Помнится, после этого случая, за мной закрепилось звание жесткого и сурового инквизитора. Меня боялись, многие пытались покончить с собой, лишь бы не попасть на суд ко мне. Но все они заблуждались. Разве я был жестоким к той ведьме, которой вынес свой первый приговор о казни через сожжение? Я плакал вместе с ней, страдая от ее заблуждений, я сгорал вместе с нею, когда она кричала от боли, а ее плоть чернела и съеживалась от огня. Но одновременно чувствовал, как благость наполняет меня, ощущал, как становлюсь сильнее и увереннее от понимания, что пусть и причинил ведьме страдания, зато спас ее душу.
С тех пор огонь стал для меня всем: инструментом очищения, символом веры и даже моей сутью. Он горел во мне, звал меня, наполнял меня силой и верой в торжество Божественной справедливости.
Прода от 30.11.2020
Айрин
Я сидела на поляне в лесной глуши возле входа в заброшенную землянку, которую мы нашли несколько лет назад. Тогда мы с бабушкой искали корень семицвета, который собирают во второй месяц лета на восход новой луны. Забредя очень глубоко в чащу леса, мы и наткнулись на укрытие. Потом бабушка несколько раз водила меня сюда, заставляя запомнить дорогу. Я не понимала, зачем это нужно. Но видимо старая и мудрая женщина знала, что когда-нибудь это заброшенное жилье мне сможет пригодиться. А может быть, бабушка подозревала, что во мне дремлют скрытые силы. Теперь и не узнать...
Магия во мне ощущалась потоком, идущим по позвоночнику и покалывающим изнутри. Я постепенно приспосабливалась к ней, а она набирала силы, делая меня сосудом, проводником, ощущалась на кончиках пальцев прохладой.
Я не знала, сколько смогу здесь скрываться, боялась, что рано или поздно меня найдут. Но одно знала точно – это несправедливо! Я не хотела попасть на костер. Инквизиция ошибается, считая всех ведьм злом. Как бы ни ненавидела тех, кто убил мою бабушку, изгнал меня из собственного дома, обрекая на бесконечные скитания и борьбу за выживание, как бы не воображала, что приду ночью в деревню и подожгу их дома, понимала, что никогда не смогу этого сделать. Я на это физически не способна!
Я – маг жизни и света, мои злые слова и проклятья не имеют силы и никому не нанесут вреда, моя рука не сможет причинить боли, только залечит раны и заберет страдания.
Винфрид
Близился вечер, а деревни все еще не было видно, и мне начало казаться, что я заблудился. Это не было большой проблемой. Я вполне мог бы переночевать в лесу. Залез бы на дерево, привязал бы себя к нему и так провел ночь, а утром было бы легче ориентироваться, и я отыскал бы путь. И все равно задерживаться не хотелось. Моя пылкая натура требовала действий. К сожалению, видимо, я оказался в той части леса, куда редко захаживали люди, и вряд ли мне попадется кто-то, кто сможет указать дорогу.
Едва я успел подумать это, как вдали между деревьями увидел что-то оранжевое. Ветка? Животное? Приглядевшись, понял, что это молоденькая девушка, почти дитя. Капюшон сполз с ее головы, открыв миру и мне огненно-рыжие волосы. Каким образом она забралась в такую чащу? Возможно, она здесь не одна?
Я вдруг испугался, что могу потерять ее из виду, ускорил шаг и крикнул:
– Послушайте…
Хотел сказать: «Послушайте, добрая девушка, не могли бы вы показать мне дорогу в деревню?» Но при первых же звуках моего голоса девчонка сорвалась с места и кинулась наутек.
Я бросился следом, крича, что не причиню ей вреда, что всего лишь хочу спросить, но она как быстроногая лань, уносилась прочь.
И вдруг земля под моими ногами разверзлась и поглотила меня.
Спустя несколько секунд я осознал, что лежу на дне глубокой ямы. Сверху кое-где по ее краям оставались ветки и листва, которыми она была прикрыта. Ловушка для животных? Проверил себя – руки и ноги оказались целы, а вот посоху моему не повезло. Возблагодарив Господа за то, что сохранил мне жизнь, я встал, отряхнулся и попробовал, цепляясь за стены, выбраться наружу. Но земля осыпалась под моими пальцами, и я сползал вниз. До меня начало доходить, что я могу и вовсе не выбраться. Посох сломался, веревочный пояс были слишком коротким, чтобы я мог закинуть его на свисающую ветку и подтянуть к себе. Мне оставалось только надеяться на помощь. Но кто придет ко мне в такой глуши? А девушки, что убежала от меня, наверняка и след простыл. Но я все же попробовал позвать:
– Добрая девушка, помогите мне, пожалуйста! Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Я лишь странник, который хотел узнать дорогу!
Айрин
Сегодня я собирала ягоды измина, выискивая между листочками мелкие черные бусинки, которые прекрасно подойдут на ужин с чаем из листьев милоки. Мирно пели птички над головой, вдалеке слышалось журчание ручейка. Вдруг недалеко от меня хрустнула ветка. Подняв глаза, я увидела вдалеке неясную фигуру, быстрым шагом пробирающуюся через кусты ко мне. Мужской голос с хрипотцой окликнул:
– Послушайте!
«Ах! Меня нашли! Это за мной!» – мысли бешено пронеслись в голове, сердце застучало с неимоверной скоростью. Бросив корзину с ягодами, я вскочила и побежала. Вперед! Быстрее! Я успею! От этого зависит моя жизнь!
За спиной слышался топот, треск ломаемых веток. Мужчина меня нагонял, и я понимала, что все, в этот раз мне не уйти. Паника все больше подступала, дыхание сбилось, а ноги начали тяжелеть.
– Стойте! Подождите! – раздавались позади его громкие крики, пугающие меня до полусмерти.
Вдруг я услышала хриплый вопль, и воцарилась тишина. Отбежав чуть дальше, оглянулась через плечо. Преследователя я не увидела, зато в земле разверзлась яма – охотничья ловушка на крупных животных. Оттуда донеслись приглушенные стоны. Я огляделась, прислушалась к звукам леса и поняла, что мужчина был один.
«Кто-то из деревни выследил меня? Что мне теперь делать?» – мысли метались как испуганные птицы. Если мое убежище раскрыли, надо срочно убираться отсюда.
