Может быть, вернувшийся выяснил, где она живёт? Может быть, как и я в своё время, сейчас проследил за ней? Разумеется, как ни вслушивался в их разговор, я почти ничего не понял, но мне показалось, что в их речи прозвучало слово, которое я узнал – beach. Пляж. Неужели она отправилась на пляж ночью?
Пытаясь не вызвать подозрений и ссылаясь на свою усталость, я быстро, насколько это было возможно, проводил мать и сестру, а затем побежал к номеру легкомысленной знакомой. Хотел удостовериться, что она дома, и мне нет необходимости за неё волноваться. Но сколько я ни стучал, дверь мне никто не открыл. И вот тогда я помчался к морю. На пляже, где обычно купались отдыхающие, было темно и пусто. Но берег длинный, и конечно же, девушка могла отправиться куда угодно. Я понимал, что найти её ночью нереально, не представлял, в какую сторону двинуться, но несмотря на бессмысленность своих действий, всё же решил пробежаться вдоль края набегающей на песок волны. И внезапно сквозь плеск и шорох воды до меня долетел женский крик. В отчаянии уговаривая Вселенную, чтобы она не допустила непоправимого, я понёсся в сторону, откуда слышался звук. Наверное, небо услышало мои молитвы, потому что я успел.
Тогда, увидев её, сопротивляющуюся и барахтающуюся под этим уродом, я испытал только ослепляющую злость. И только потом, задвинув её за свою спину, почувствовал, как задрожали ноги от осознания, что могло произойти. И когда троица удрала, я развернулся к ней и, схватив за плечи, начал трясти и ругаться, вымещая на ней свои тревогу и страх.
Только сейчас я понял, как дико, наверное, выглядел. Как странно себя вёл. Кто я такой для этой девушки, чтобы упрекать её в чем-то? Она может делать то, что считает нужным. И даже то, что я пришёл ей на помощь, не дает мне права вести себя с ней так, будто ... она моя. Я бы не удивился, если бы она залепила мне пощечину, потому что явно перешёл все границы. Но она вместо этого начала что-то тихо говорить. Я вслушивался в её завораживающий голос, до боли мечтая в тот момент понимать её. Кажется, попросила прощения? Да нет, не может быть. С чего бы ей чувствовать себя виноватой передо мной? А потом... Я не был уверен в том, что хорошо различаю английскую речь. Наверняка девушка сказала что-то другое, лишь случайным образом похожее на эти три слова.
Я люблю тебя.
Она не может меня любить. Мы практически не знакомы. Мы ничего друг о друге не знаем. Она ещё час назад заигрывала с другим парнем...
Я люблю тебя.
А может она сказала именно это. Люди на Западе более легко относятся к таким словам. Это могла быть обычная благодарность за то, что я её спас. И ничего больше.
Я люблю тебя.
Я не посмел попросить её повторить. Глупо, смешно, наивно... Но мне хотелось верить, что она, действительно, это сказала и на самом деле так думала. Почему? Зачем? Что мне это дало бы?
Ничего. Совершенно ничего. Кроме странно замирающего сердца и тёплой волны, разливающейся внутри меня.
Она протянула руку к моей саднящей скуле. Наверное, извинялась за то, что я пострадал из-за неё. Я больше не мог сдерживаться. Волна поднялась высоким гребнем и затопила меня. Я схватил хрупкое женское тело в охапку и зашептал в волосы то, что никогда не говорил ни единой женщине. Я бы и ей этого не сказал, если бы она меня понимала.
– Дурочка. Как я жил бы дальше, если бы с тобой что-то случилось?
– Сынок, ты какой-то задумчивый последнее время, – сказала мать, когда самолет оторвался от взлётной полосы.
Ещё даже не было полудня.
Я вынырнул из воспоминаний, натянул улыбку и повернулся к ней:
– Просто красивый вид. Люблю смотреть, как земля удаляется.
Думал я совсем о другом. О том, как несколько дней назад влетел в этот аэропорт на помятом Maserati, набрав по дороге все возможные штрафы. Но оказалось, что в ближайшее время нет никаких отправляющихся рейсов, а последний самолёт поднялся в воздух десять минут назад. Я не знал, куда могла лететь моя ... та девушка, но почему-то был уверен, что не успел совсем чуть-чуть.
– Да нет, – возразила мать. – Ты уже несколько дней такой. Это из-за свадьбы сестры?
– Возможно, - пожал я плечами. – Столько всего нужно было организовать. Наверное, просто устал.
– А мне кажется, дело не в этом, – продолжала гнуть свою линию мать. – Ты посмотрел на то, как счастлива сестра, и задумался о своем браке. Я права?
Вот оно что! Мать хочет подтолкнуть меня к определённому шагу. Но сейчас у меня не было настроения быть послушным сыном.
– Ты права отчасти, мама. Я действительно кое о чем задумался после свадьбы сестры. Например, о том, что теперь у тебя остался один я. И что я ни в коем случае не должен в ближайшее время жениться, чтобы не оставить тебя в одиночестве.
Мать нахмурилась, видимо, не ожидая поворота разговора в такое русло.
– Почему ты считаешь, что я останусь одна после твоей женитьбы? Твоя сестра покинула меня, потому что вышла замуж за иностранца. И ты знаешь, как я была против. Но вы меня уговорили. Ты мне обещал, что с тобой такого не произойдет, и ты никогда не женишься на западной девушке. Но ведь Со Хён никуда не вынудит тебя переезжать. Все активы её семьи в Корее, и она как наследница, разумеется, будет...
– Мама, ты не хочешь, чтобы я подарил тебе внуков? – не выдержал я.
Мать опешила, несколько секунд открывала и закрывала рот, не произнеся ни слова, потом все же выдавила:
– Конечно, хочу. А что случилось?
– Если ты вынудишь меня жениться на Со Хён, внуков тебе подарит только нуна.
– Что? – Мать помолчала. – Я чего-то не знаю? Со Хён бесплодна? Ты видел её медицинскую карту? У неё какие-то проблемы с женским здоровьем?
– Надеюсь, что у неё всё в порядке. Дело не в ней, а во мне. Я никогда не посмотрю на неё как на женщину.
– Пф, – пренебрежительно фыркнула мать. – Напугал! Я уж думала, что-то серьезное, а тут блажь одна. Красивая молодая девушка будет у тебя под боком, ты – здоровый молодой мужчина. Всё у вас сладится.
Она довольно заулыбалась, видимо, каким-то своим фантазиям о моей будущей семейной жизни.
– Могу я ... напитки? – обратилась к нам стюардесса с голубыми глазами и светлыми волосами.
Это все слова, что я понял из её английской фразы, впрочем, догадаться, что она имеет ввиду, было не сложно. Обращалась она к моей матери, но поглядывала на меня. Вряд ли узнала. Поклонницы ведут себя иначе. Скорее всего, её интерес был продиктован обычной симпатией к привлекательному мужчине. Я едва открыл рот, чтобы попросить воды, как мать отмахнулась и на корейском ответила:
– Нам ничего не нужно.
Я, извиняясь, улыбнулся и также отрицательно покачал головой, а когда стюардесса двинулась дальше, мать ворчливо добавила:
– Все эти западные девицы настолько вульгарны! Вон как тебя глазами ела. А красятся как! Куклы размалёванные!
Она продолжала какое-то время обличать недостатки иностранок, а я беззвучно вздохнул. Я никогда не смогу донести до матери своё нежелание жениться на Со Хён, богатой дочери чеболей. А уж заикнуться про то, что я могу захотеть встречаться с девушкой европейской внешности... Немыслимо. Скорее небо опустится на землю.
Я закрыл глаза и сделал вид, что заснул, в надежде, что матери надоест разговаривать с пустотой.
Тут же перед мысленным взором встал самый первый раз, когда я увидел Её.
Возвращаясь с сёрфинга, я шёл по пляжу, провожаемый вздохами женщин. Это было практически обычным явлением даже вне азиатского мира, поэтому я не обращал внимания на подобное.
Но неожиданно, как на острый обломок скалы, наткнулся на её взгляд. Она не скрывала его в отличие от других, которые стремились смотреть исподтишка, но её внимание казалось не столько интересом женщины к мужчине, сколько любопытством естествоиспытателя, увидевшего необычную зверушку. Допускаю, что и другие западные женщины могли также воспринимать меня, но она была чересчур откровенна. Честно говоря, меня это задело. Помню, я тогда разозлился и ушёл к себе. Но уже через полчаса вернулся на пляж.
Никогда не любил просто валяться на лежаке. Почему в тот раз изменил себе, я не смог бы объяснить. Можно ли сказать, что она уже тогда мне понравилась? Вовсе нет! У неё были недостаточно светлые волосы и глаза, чтобы я посчитал её красивой европейкой. И слишком загорелая кожа. Может быть, я просто хотел доказать ей или себе, что мне наплевать на то, что она не считает меня человеком. Или надеялся, что, увидев симпатию других женщин ко мне, она поймёт, что я достаточно привлекательный мужчина, чтобы смотреть на меня не только как на экзотическое животное.
Случай как раз подвернулся. Две подружки, явно заинтересовавшись мной, подошли поближе и попытались со мной заговорить. Но вместо того, чтобы порадоваться из-за того, что мой план сработал, я разозлился. Искоса поглядывая на ту нахальную девушку я понял, что её не впечатлил интерес других женщин ко мне. Она смотрела и на них, как на недалеких и недоразвитых. И без всякого стеснения продолжала разглядывать меня. Я ей что, обезьянка в зоопарке? Взбесившись, я повернулся и посмотрел ей прямо в глаза, надеясь смутить. Думал, она покраснеет и отвернется. Но она, спокойно выдержав мой взгляд, встала, пренебрежительно фыркнула и ушла. Будто подумала: «Какой-то азиат посмел на меня пялиться! Пф!» Почему-то мне стало обидно. Настолько обидно, что захотелось задеть её в ответ. И именно поэтому на следующий день я начал искать её.
На свою голову.
Что случилось, в какой момент это произошло, что совершено незнакомая и даже в какой-то степени неприятная мне женщина вдруг поселилась в моём сердце, пустила там корни, и теперь я мог бы её вырвать оттуда только с кровью и мясом? Почему она снится мне каждую ночь? Почему я постоянно думаю о ней?
«Всё наладится, – мысленно уговаривал я себя. – Она мне снилась только потому, что всё здесь о ней напоминало. Я вернусь домой, заживу обычной жизнью, мне будет просто некогда о ней вспоминать».
А в голове крутилось: «Интересно, каково это быть любимым тобой?»
В дверь стучали. Очень громко стучали, из чего я сделал вывод, что мой менджер уже довольно долго пытается меня добудиться.
– Встаю! – крикнул я, чтобы он наконец прекратил действовать мне на нервы.
Голос со сна заскрипел заржавленным механизмом.
Стук повторился.
– Сказал же: встаю! – гаркнул я и в сердцах добавил: – Гад ты!
Менеджер в ответ захихикал, но стучать перестал. Понял, что своего добился.
– Вставай. Скоро репетиция, – сказал он и удалился.
Кряхтя и постанывая, я стал медленно принимать вертикальное положение. Давалось с трудом.
Я уселся на кровати, свесив ноги. Привычным жестом выдвинул ящик, достал блокнот и вытянул из него листок с рукописным текстом на английском языке.
У меня не было ни ее фотографий, ни каких-то других памятных вещей. Только это письмо.
Я пробежал глазами по строчкам. Теперь-то я знал, что тут написано. Как дурак, сидел ночами со словарем и переводил.
Мой дорогой незнакомец.
Странно обращаться к тебе так. Но я действительно ничего о тебе не знаю кроме того, что ты в скором времени женишься.
Наверное, ты не поверишь, но до встречи с тобой я была осторожной, предусмотрительной, не любила рисковать. Я жила скучно и правильно. Меня здесь даже не должно было быть. Я поехала вместо заболевшей подруги, так как у нее не получилось вернуть деньги за отель и билеты, и она долго уговаривала меня. Может быть, то была судьба – встретить тебя. И пусть встреча была лишь кратким мгновением в нашей жизни, я неожиданно почувствовала, что у меня выросли крылья. Спасибо тебе за то, что ты подарил мне их, сам того не желая.
Будь счастлив!
Ты этого достоин. И если кто-то когда-нибудь тебе скажет обратное, не верь.
Твоя случайная знакомая
Я вложил листок в блокнот и, кое-как поднявшись, пошлепал в душ.
Со Хён меня как-то спросила, почему я вдруг решил начать петь? Она знала, что я весьма скептически отношусь к своим вокальным возможностям. Никогда не был нацелен на певческую карьеру, не собирался на этом зарабатывать. Тогда почему? Я отшучивался, говоря, что делаю это для поклонников. Не мог же я ей признаться, что пою в надежде, что когда-нибудь одна западная девушка услышит меня. Узнает, кто я. И, наконец, осознает, что я не собирался жениться.
Мне казалось, она поймет, что я пою для нее. Ведь это было так очевидно. Я ведь так и заявлял во всеуслышание прямо со сцены: «Я буду петь для тебя»*. Я был уверен, что даже не зная корейского языка, она будет чувствовать в песнях все то, что я хотел ей сказать, но не смог.
Я понимал, что она никогда не приедет на мой концерт, и все же так по-глупому надеялся. Я устраивал конкурсы, приглашая на сцену поклонниц, я выходил в зал, рискуя быть смятым толпой, и все время надеялся увидеть среди привычных азиатских лиц ее европейское.
Европейки иногда попадались. И каждый раз, видя их необычную внешность, я чувствовал, как замирает сердце. Но каждый раз это была не она.
Увидеть ее в многотысячной толпе было невероятным. К тому же в памяти черты ее лица стали стираться, и я уже не был уверен, что узнаю ее.
Но я думал, что если это судьба, то так или иначе мы встретимся. И я, если не глазами, то сердцем пойму, что это она.
Я надеялся.
На удивление мать после того разговора не наседала на меня с намеками о женитьбе. Возможно, решила, что еще не время. Впрочем, с Со Хён мы виделись часто на различных мероприятиях и семейных посиделках, и я был уверен, что это происходило не без участия моей матери. Я не сопротивлялся. С Со Хён мы были давно знакомы и могли бы считаться хорошими друзьями. И, наверное, я бы даже реально на ней женился. Мысль об этом раньше не вызывала отторжения. Но после встречи с той девушкой все изменилось.
Нет, конечно же я никогда не думал о ней как о невесте. Ведь я ничего не знал о ней. Может, она вообще была замужем? Так легко отказалась от меня. Предположила, что, собираясь жениться, я могу позволить себе развлечение с ней. Видимо, не считала происходящее между нами чем-то серьезным. Мы были слишком разными, чтобы быть вместе. Раньше я считал, что комфорта и удобства для семейной жизни достаточно. Но после встречи с ней, когда я испытал странные чувства; когда сердце начинало биться, как сумасшедшее, когда хотелось то ли петь, то ли кричать от счастья, то ли нестись куда-то сломя голову, выжимая все возможное из скоростной машины… После всего этого я вдруг понял, что удобства для счастья мало. Без ощущения полета, что подарила мне незнакомка, жизнь начала казаться серой и унылой.
Наверное, судя по ее письму, с ней произошло то же самое. Может быть, нам действительно суждено было встретиться. Хотя бы ради того, чтобы взглянуть на мир и на свою жизнь совсем другими глазами.
Я растерялся, когда она пришла ко мне в номер. Дело даже не в том, что я был с нуной. Я просто не понимал, что такого могло произойти в голове у этой девушки, что она пришла ко мне? И как узнала, в каком номере живу? Она выглядела взволнованной, встревоженной, когда смотрела на меня, открывшего дверь, и молчала.
Пытаясь не вызвать подозрений и ссылаясь на свою усталость, я быстро, насколько это было возможно, проводил мать и сестру, а затем побежал к номеру легкомысленной знакомой. Хотел удостовериться, что она дома, и мне нет необходимости за неё волноваться. Но сколько я ни стучал, дверь мне никто не открыл. И вот тогда я помчался к морю. На пляже, где обычно купались отдыхающие, было темно и пусто. Но берег длинный, и конечно же, девушка могла отправиться куда угодно. Я понимал, что найти её ночью нереально, не представлял, в какую сторону двинуться, но несмотря на бессмысленность своих действий, всё же решил пробежаться вдоль края набегающей на песок волны. И внезапно сквозь плеск и шорох воды до меня долетел женский крик. В отчаянии уговаривая Вселенную, чтобы она не допустила непоправимого, я понёсся в сторону, откуда слышался звук. Наверное, небо услышало мои молитвы, потому что я успел.
Тогда, увидев её, сопротивляющуюся и барахтающуюся под этим уродом, я испытал только ослепляющую злость. И только потом, задвинув её за свою спину, почувствовал, как задрожали ноги от осознания, что могло произойти. И когда троица удрала, я развернулся к ней и, схватив за плечи, начал трясти и ругаться, вымещая на ней свои тревогу и страх.
Только сейчас я понял, как дико, наверное, выглядел. Как странно себя вёл. Кто я такой для этой девушки, чтобы упрекать её в чем-то? Она может делать то, что считает нужным. И даже то, что я пришёл ей на помощь, не дает мне права вести себя с ней так, будто ... она моя. Я бы не удивился, если бы она залепила мне пощечину, потому что явно перешёл все границы. Но она вместо этого начала что-то тихо говорить. Я вслушивался в её завораживающий голос, до боли мечтая в тот момент понимать её. Кажется, попросила прощения? Да нет, не может быть. С чего бы ей чувствовать себя виноватой передо мной? А потом... Я не был уверен в том, что хорошо различаю английскую речь. Наверняка девушка сказала что-то другое, лишь случайным образом похожее на эти три слова.
Я люблю тебя.
Она не может меня любить. Мы практически не знакомы. Мы ничего друг о друге не знаем. Она ещё час назад заигрывала с другим парнем...
Я люблю тебя.
А может она сказала именно это. Люди на Западе более легко относятся к таким словам. Это могла быть обычная благодарность за то, что я её спас. И ничего больше.
Я люблю тебя.
Я не посмел попросить её повторить. Глупо, смешно, наивно... Но мне хотелось верить, что она, действительно, это сказала и на самом деле так думала. Почему? Зачем? Что мне это дало бы?
Ничего. Совершенно ничего. Кроме странно замирающего сердца и тёплой волны, разливающейся внутри меня.
Она протянула руку к моей саднящей скуле. Наверное, извинялась за то, что я пострадал из-за неё. Я больше не мог сдерживаться. Волна поднялась высоким гребнем и затопила меня. Я схватил хрупкое женское тело в охапку и зашептал в волосы то, что никогда не говорил ни единой женщине. Я бы и ей этого не сказал, если бы она меня понимала.
– Дурочка. Как я жил бы дальше, если бы с тобой что-то случилось?
***
– Сынок, ты какой-то задумчивый последнее время, – сказала мать, когда самолет оторвался от взлётной полосы.
Ещё даже не было полудня.
Я вынырнул из воспоминаний, натянул улыбку и повернулся к ней:
– Просто красивый вид. Люблю смотреть, как земля удаляется.
Думал я совсем о другом. О том, как несколько дней назад влетел в этот аэропорт на помятом Maserati, набрав по дороге все возможные штрафы. Но оказалось, что в ближайшее время нет никаких отправляющихся рейсов, а последний самолёт поднялся в воздух десять минут назад. Я не знал, куда могла лететь моя ... та девушка, но почему-то был уверен, что не успел совсем чуть-чуть.
– Да нет, – возразила мать. – Ты уже несколько дней такой. Это из-за свадьбы сестры?
– Возможно, - пожал я плечами. – Столько всего нужно было организовать. Наверное, просто устал.
– А мне кажется, дело не в этом, – продолжала гнуть свою линию мать. – Ты посмотрел на то, как счастлива сестра, и задумался о своем браке. Я права?
Вот оно что! Мать хочет подтолкнуть меня к определённому шагу. Но сейчас у меня не было настроения быть послушным сыном.
– Ты права отчасти, мама. Я действительно кое о чем задумался после свадьбы сестры. Например, о том, что теперь у тебя остался один я. И что я ни в коем случае не должен в ближайшее время жениться, чтобы не оставить тебя в одиночестве.
Мать нахмурилась, видимо, не ожидая поворота разговора в такое русло.
– Почему ты считаешь, что я останусь одна после твоей женитьбы? Твоя сестра покинула меня, потому что вышла замуж за иностранца. И ты знаешь, как я была против. Но вы меня уговорили. Ты мне обещал, что с тобой такого не произойдет, и ты никогда не женишься на западной девушке. Но ведь Со Хён никуда не вынудит тебя переезжать. Все активы её семьи в Корее, и она как наследница, разумеется, будет...
– Мама, ты не хочешь, чтобы я подарил тебе внуков? – не выдержал я.
Мать опешила, несколько секунд открывала и закрывала рот, не произнеся ни слова, потом все же выдавила:
– Конечно, хочу. А что случилось?
– Если ты вынудишь меня жениться на Со Хён, внуков тебе подарит только нуна.
– Что? – Мать помолчала. – Я чего-то не знаю? Со Хён бесплодна? Ты видел её медицинскую карту? У неё какие-то проблемы с женским здоровьем?
– Надеюсь, что у неё всё в порядке. Дело не в ней, а во мне. Я никогда не посмотрю на неё как на женщину.
– Пф, – пренебрежительно фыркнула мать. – Напугал! Я уж думала, что-то серьезное, а тут блажь одна. Красивая молодая девушка будет у тебя под боком, ты – здоровый молодой мужчина. Всё у вас сладится.
Она довольно заулыбалась, видимо, каким-то своим фантазиям о моей будущей семейной жизни.
– Могу я ... напитки? – обратилась к нам стюардесса с голубыми глазами и светлыми волосами.
Это все слова, что я понял из её английской фразы, впрочем, догадаться, что она имеет ввиду, было не сложно. Обращалась она к моей матери, но поглядывала на меня. Вряд ли узнала. Поклонницы ведут себя иначе. Скорее всего, её интерес был продиктован обычной симпатией к привлекательному мужчине. Я едва открыл рот, чтобы попросить воды, как мать отмахнулась и на корейском ответила:
– Нам ничего не нужно.
Я, извиняясь, улыбнулся и также отрицательно покачал головой, а когда стюардесса двинулась дальше, мать ворчливо добавила:
– Все эти западные девицы настолько вульгарны! Вон как тебя глазами ела. А красятся как! Куклы размалёванные!
Она продолжала какое-то время обличать недостатки иностранок, а я беззвучно вздохнул. Я никогда не смогу донести до матери своё нежелание жениться на Со Хён, богатой дочери чеболей. А уж заикнуться про то, что я могу захотеть встречаться с девушкой европейской внешности... Немыслимо. Скорее небо опустится на землю.
Я закрыл глаза и сделал вид, что заснул, в надежде, что матери надоест разговаривать с пустотой.
Тут же перед мысленным взором встал самый первый раз, когда я увидел Её.
Возвращаясь с сёрфинга, я шёл по пляжу, провожаемый вздохами женщин. Это было практически обычным явлением даже вне азиатского мира, поэтому я не обращал внимания на подобное.
Но неожиданно, как на острый обломок скалы, наткнулся на её взгляд. Она не скрывала его в отличие от других, которые стремились смотреть исподтишка, но её внимание казалось не столько интересом женщины к мужчине, сколько любопытством естествоиспытателя, увидевшего необычную зверушку. Допускаю, что и другие западные женщины могли также воспринимать меня, но она была чересчур откровенна. Честно говоря, меня это задело. Помню, я тогда разозлился и ушёл к себе. Но уже через полчаса вернулся на пляж.
Никогда не любил просто валяться на лежаке. Почему в тот раз изменил себе, я не смог бы объяснить. Можно ли сказать, что она уже тогда мне понравилась? Вовсе нет! У неё были недостаточно светлые волосы и глаза, чтобы я посчитал её красивой европейкой. И слишком загорелая кожа. Может быть, я просто хотел доказать ей или себе, что мне наплевать на то, что она не считает меня человеком. Или надеялся, что, увидев симпатию других женщин ко мне, она поймёт, что я достаточно привлекательный мужчина, чтобы смотреть на меня не только как на экзотическое животное.
Случай как раз подвернулся. Две подружки, явно заинтересовавшись мной, подошли поближе и попытались со мной заговорить. Но вместо того, чтобы порадоваться из-за того, что мой план сработал, я разозлился. Искоса поглядывая на ту нахальную девушку я понял, что её не впечатлил интерес других женщин ко мне. Она смотрела и на них, как на недалеких и недоразвитых. И без всякого стеснения продолжала разглядывать меня. Я ей что, обезьянка в зоопарке? Взбесившись, я повернулся и посмотрел ей прямо в глаза, надеясь смутить. Думал, она покраснеет и отвернется. Но она, спокойно выдержав мой взгляд, встала, пренебрежительно фыркнула и ушла. Будто подумала: «Какой-то азиат посмел на меня пялиться! Пф!» Почему-то мне стало обидно. Настолько обидно, что захотелось задеть её в ответ. И именно поэтому на следующий день я начал искать её.
На свою голову.
Что случилось, в какой момент это произошло, что совершено незнакомая и даже в какой-то степени неприятная мне женщина вдруг поселилась в моём сердце, пустила там корни, и теперь я мог бы её вырвать оттуда только с кровью и мясом? Почему она снится мне каждую ночь? Почему я постоянно думаю о ней?
«Всё наладится, – мысленно уговаривал я себя. – Она мне снилась только потому, что всё здесь о ней напоминало. Я вернусь домой, заживу обычной жизнью, мне будет просто некогда о ней вспоминать».
А в голове крутилось: «Интересно, каково это быть любимым тобой?»
Глава 7. Утро сто шестьдесят седьмое
В дверь стучали. Очень громко стучали, из чего я сделал вывод, что мой менджер уже довольно долго пытается меня добудиться.
– Встаю! – крикнул я, чтобы он наконец прекратил действовать мне на нервы.
Голос со сна заскрипел заржавленным механизмом.
Стук повторился.
– Сказал же: встаю! – гаркнул я и в сердцах добавил: – Гад ты!
Менеджер в ответ захихикал, но стучать перестал. Понял, что своего добился.
– Вставай. Скоро репетиция, – сказал он и удалился.
Кряхтя и постанывая, я стал медленно принимать вертикальное положение. Давалось с трудом.
Я уселся на кровати, свесив ноги. Привычным жестом выдвинул ящик, достал блокнот и вытянул из него листок с рукописным текстом на английском языке.
У меня не было ни ее фотографий, ни каких-то других памятных вещей. Только это письмо.
Я пробежал глазами по строчкам. Теперь-то я знал, что тут написано. Как дурак, сидел ночами со словарем и переводил.
Мой дорогой незнакомец.
Странно обращаться к тебе так. Но я действительно ничего о тебе не знаю кроме того, что ты в скором времени женишься.
Наверное, ты не поверишь, но до встречи с тобой я была осторожной, предусмотрительной, не любила рисковать. Я жила скучно и правильно. Меня здесь даже не должно было быть. Я поехала вместо заболевшей подруги, так как у нее не получилось вернуть деньги за отель и билеты, и она долго уговаривала меня. Может быть, то была судьба – встретить тебя. И пусть встреча была лишь кратким мгновением в нашей жизни, я неожиданно почувствовала, что у меня выросли крылья. Спасибо тебе за то, что ты подарил мне их, сам того не желая.
Будь счастлив!
Ты этого достоин. И если кто-то когда-нибудь тебе скажет обратное, не верь.
Твоя случайная знакомая
Я вложил листок в блокнот и, кое-как поднявшись, пошлепал в душ.
Со Хён меня как-то спросила, почему я вдруг решил начать петь? Она знала, что я весьма скептически отношусь к своим вокальным возможностям. Никогда не был нацелен на певческую карьеру, не собирался на этом зарабатывать. Тогда почему? Я отшучивался, говоря, что делаю это для поклонников. Не мог же я ей признаться, что пою в надежде, что когда-нибудь одна западная девушка услышит меня. Узнает, кто я. И, наконец, осознает, что я не собирался жениться.
Мне казалось, она поймет, что я пою для нее. Ведь это было так очевидно. Я ведь так и заявлял во всеуслышание прямо со сцены: «Я буду петь для тебя»*. Я был уверен, что даже не зная корейского языка, она будет чувствовать в песнях все то, что я хотел ей сказать, но не смог.
Я понимал, что она никогда не приедет на мой концерт, и все же так по-глупому надеялся. Я устраивал конкурсы, приглашая на сцену поклонниц, я выходил в зал, рискуя быть смятым толпой, и все время надеялся увидеть среди привычных азиатских лиц ее европейское.
Европейки иногда попадались. И каждый раз, видя их необычную внешность, я чувствовал, как замирает сердце. Но каждый раз это была не она.
Увидеть ее в многотысячной толпе было невероятным. К тому же в памяти черты ее лица стали стираться, и я уже не был уверен, что узнаю ее.
Но я думал, что если это судьба, то так или иначе мы встретимся. И я, если не глазами, то сердцем пойму, что это она.
Я надеялся.
На удивление мать после того разговора не наседала на меня с намеками о женитьбе. Возможно, решила, что еще не время. Впрочем, с Со Хён мы виделись часто на различных мероприятиях и семейных посиделках, и я был уверен, что это происходило не без участия моей матери. Я не сопротивлялся. С Со Хён мы были давно знакомы и могли бы считаться хорошими друзьями. И, наверное, я бы даже реально на ней женился. Мысль об этом раньше не вызывала отторжения. Но после встречи с той девушкой все изменилось.
Нет, конечно же я никогда не думал о ней как о невесте. Ведь я ничего не знал о ней. Может, она вообще была замужем? Так легко отказалась от меня. Предположила, что, собираясь жениться, я могу позволить себе развлечение с ней. Видимо, не считала происходящее между нами чем-то серьезным. Мы были слишком разными, чтобы быть вместе. Раньше я считал, что комфорта и удобства для семейной жизни достаточно. Но после встречи с ней, когда я испытал странные чувства; когда сердце начинало биться, как сумасшедшее, когда хотелось то ли петь, то ли кричать от счастья, то ли нестись куда-то сломя голову, выжимая все возможное из скоростной машины… После всего этого я вдруг понял, что удобства для счастья мало. Без ощущения полета, что подарила мне незнакомка, жизнь начала казаться серой и унылой.
Наверное, судя по ее письму, с ней произошло то же самое. Может быть, нам действительно суждено было встретиться. Хотя бы ради того, чтобы взглянуть на мир и на свою жизнь совсем другими глазами.
Я растерялся, когда она пришла ко мне в номер. Дело даже не в том, что я был с нуной. Я просто не понимал, что такого могло произойти в голове у этой девушки, что она пришла ко мне? И как узнала, в каком номере живу? Она выглядела взволнованной, встревоженной, когда смотрела на меня, открывшего дверь, и молчала.
