– Детка, подожди меня в номере, я скоро. Придется мне все же проводить мисс Калинину до ресторана.
Сьюзи надула губки, а я возмутилась:
– Я же сказала, что не хочу туда идти! Закажу еду…
Но Эллингтон меня перебил:
– Как будто я не догадался, что ты планировала сразу улизнуть, как только за нами закроется дверь. Но нет, моя дорогая, не получится.
– Тони… – попыталась вмешаться его девушка, но он открыл дверь своего номера и снова сказал ей:
– Подожди здесь, – и сразу же закрыл, как только она переступила порог.
– Не стоило называть меня «своей дорогой» при ней, – тихо сказала я. – Я понимаю, что ты не всерьез, но уверена, ей неприятно это слышать.
Эллингтон собирался сказать совсем другое, но услышав мои слова, озадачился. Настолько, что, видимо, потерял дар речи. Во всяком случае он полминуты молчал и только буравил меня взглядом. Потом буркнул:
– Идем, – ухватил меня за локоть и потащил в сторону лифта.
– Я никак не пойму, – возражала я, перебирая ногами в попытке двигаться с той же скоростью, что и он, – какое тебе дело, где я поем и что? Я не думаю, что велика вероятность повторного нападения. Вряд ли они так быстро сориентировались и поняли, что я теперь буду жить здесь. Тем более темно, они меня и не разглядели бы А даже если и нападут, работе мистера Земцева теперь это уже не помешает.
Эллингтон чуть ли не втолкнул меня в лифт, нажал кнопку и навис надо мной:
– Если тебе поставят синяк под глазом или выдерут клок волос, будет сложно делать вид, что я в тебя влюблен. Не хочу, чтобы ты выглядела смешной, да и я вместе с тобой.
Я решила промолчать. Честно говоря, я не верила всерьез в его слова и считала, что у него своего рода навязчивая идея о преследовании, но и спорить с ним, судя по всему, бело бесперспективно. Проще пойти на поводу. Тем более, если он зайдет со мной в ресторан, мне будет не так страшно, потому что будут пялиться на него, а не на меня.
Оказалось, я зря переживала. Эллингтон провел меня в кабинет с отдельным входом, и нам даже не пришлось проходить через зал.
– Я снял этот кабинет на все время, что буду здесь. Теперь и ты им можешь пользоваться, – заявил он, усаживаясь за стол, накрытый скатертью цвета шампанского.
Я отметила, что он не только не подумал пододвинуть мне стул, но даже не дождался, пока сяду я. Конечно, здесь в отсутствие свидетелей ему разыгрывать «моего парня» не было никакого резона, но как насчет элементарных правил этикета?
Впрочем, я тут же вспомнила, что он иностранец, а у них взаимоотношения мужчин и женщин выстраиваются гораздо сложнее, чем у нас. Женщина за рубежом вполне может возмутиться, если мужчина ей пододвинет стул или поможет одеть пальто, ведь это якобы унижает ее, потому что означает, что мужчина видит ее человеком второго сорта, более беспомощным, чем он сам.
Тем не менее, мои размышления не заставили меня даровать Эллингтону прощение, и за стол я уселась с каменным выражением лица.
Мой визави этого даже не заметил, так что я могла себя не утруждать. Он пододвинул мне меню, сообщив, что не будет есть, так как они со Сьюзи «только что подкрепились». По-моему, подкреплялись они больше горячительным, чем горячим.
В кабинете появился официант и вопросительно взглянул на Эллингтона.
– Девушка тоже будет питаться в кабинете, – сообщил тот. – Я сейчас есть не буду, всего лишь составлю ей компанию.
Официант кивнул и обратился ко мне на корявом английском:
– Вы готовы сделать заказ?
– Да, – ответила я по-русски и заметила облегчение на его лице. – Греческий салат и стейк лосося, запеченный в пергаменте.
– Напиток?
– Пусть будет глясе.
– Одну секунду, – кивнул он и испарился.
– Тебе не обязательно сидеть здесь и смотреть, как я ем. Теперь я уже не убегу, – сказала я Эллингтону.
– Почему ты не хотела идти в ресторан? – поинтересовался он, словно не слыша меня.
– Какая тебе разница? – удивилась я. – Просто не люблю рестораны.
– Когда ты поняла, что я привел тебя в отдельный кабинет, выглядела так, словно у тебя гора с плеч свалилась. Ты не любишь большие скопления людей?
– Ты невероятно проницателен, – съязвила я.
Он серьезно кивнул, чем меня насмешил, хотя, видимо, соглашался не столько с моими словами, сколько со своими собственными мыслями.
Рядом со столиком материализовался официант, расставил блюда, пожелал приятного аппетита и вновь испарился.
Я взялась за вилку, мысленно досадуя на Эллингтона. Он что, так и будет сидеть и смотреть, как я ем? Но он внезапно поднялся, сказал:
– Я на минутку, – и вышел из кабинета.
Наверное, я зря про него плохо думаю. Вот ведь понял, что смущает меня, и убрался восвояси.
Когда с рыбой было почти покончено, он вернулся. Честно говоря, я думала, что Эллингтон ушел совсем, но, видимо, он поставил своей целью доставить меня из кабинета в номер. Я-то планировала сразу удрать из отеля на прогулку, благо ресторан находился на первом этаже, теперь же мне придется подниматься на свой этаж, а потом снова спускаться.
Я не удержалась и язвительно заметила:
– Тебя девушка в номере ждет, а ты тут прохлаждаешься.
– Ты, как я вижу, уже закончила, – отметил он, игнорируя мое высказывание. – Идем?
Да он просто непробиваемый!
– Идем, – вздохнула я и поднялась.
В холле, куда мы вышли из кабинета, стояла пара крепких парней в форме отеля. Эллингтон что, еще и охрану ко мне приставит? Я хотела было возмутиться, но мы прошли мимо, а парни так и остались стоять на своих местах. Я с облегчением перевела дух.
– Сегодня у нас что? – вслух спросил Эллингтон, когда мы зашли в лифт, но, кажется, разговаривал сам с собой. – Четверг. Ага. Значит, в субботу мы с тобой выйдем на концерт каких-то ваших местных групп. Для нас сняли вип-ложу, побудем там буквально пятнадцать минут, фотограф сделает снимки, и можем быть свободны.
– А если я захочу остаться и посмотреть до конца? – прищурилась я.
Концерт этот мне совершенно был неинтересен, но возмутило то, что Эллингтон решил все за меня.
– Если ты действительно хочешь послушать, я, безусловно, составлю тебе компанию, – кивнул он без малейшего неудовольствия.
Я даже слегка устыдилась. В конце концов, это я на него работаю, а не он на меня.
– Нет, если ты не хочешь… – пробормотала я.
– Да нет, все нормально. Я только рад буду развеяться, – отмахнулся он.
Я решила промолчать. До субботы есть время, может быть, что-нибудь придумаю.
Эллингтон дошел со мной до своего номера, но не заходил, пока дверь моего номера не закрылась за мной.
Я решила выждать минут пятнадцать и только потом попробовать улизнуть. А то кто этого Эллингтона знает? Может, будет стоять в коридоре, желая меня перехватить.
Через четверть часа я осторожно выглянула в коридор. Никого не увидев, я тихо прикрыла дверь и чуть ли не на цыпочках прошла мимо номера Эллингтона. Лифт решила не вызывать, боясь, что звук его движения привлечет ненужное внимание.
Спустившись на пару этажей, я поняла, что все еще иду на цыпочках, усмехнулась и дальше уже пошла обычным шагом, уверовав в то, что теперь-то уж Эллингтон меня не достанет.
Как оказалось, зря я так думала.
В холле отеля дорогу к выходу мне преградил один из тех парней, что стояли возле кабинета ресторана.
– Извините, пожалуйста, вы уверены, что вам стоит выходить?
– Да, мне очень нужно, – сурово ответила я, почувствовав, как затряслись поджилки.
– Могу я попросить вас подождать минуту? – попросил он, берясь за телефон. – Мистер Эллингтон просил сразу уведомить его, если вас посетит идея прогуляться. Ввиду недавнего нападения на вас он очень переживает.
– Мистер Эллингтон преувеличивает опасность, – фыркнула я. – Это просто смешно!
Но охранник уже разговаривал с Эллингтоном по телефону, безбожно коверкая английские слова.
– Сейчас он спустится, – с облегчением сообщил мне он, надеясь сплавить меня сумасшедшему англичанину. – Пройдите, пожалуйста, сюда.
«Вот черт! И что теперь мне ему сказать?» - в панике думала я, топая вслед за охранником в комнату службы безопасности отеля.
Буквально через минуту в эту же комнату влетел Эллингтон. Он был одет в спортивные штаны и мятую футболку, к тому же одетую задом наперед, а его волосы пребывали в полнейшем беспорядке. Предположив, от какого именно занятия его отвлекла, я смутилась окончательно.
– Идем, – он взял меня за руку и повел за собой.
Его кажущийся спокойным тон меня не обманул. Он всего лишь не хотел устраивать скандал прилюдно.
Эллингтон практически затолкнул меня в лифт, и только когда тот тронулся с места, прошипел:
– Какого черта? Ведь просил же!
Неожиданно лифт показался мне тесным, а Эллингтон словно вырос в размерах и начал напоминать того монстра, который не так давно сломал мне палец на ноге. Я очень испугалась и вспомнила, что лучшая защита – это нападение. Поэтому, уперев руки в бока, я возмущенно спросила:
– Тебе не кажется, что ты ограничиваешь мою свободу? Это практически похищение.
– Я забочусь о тебе и о том, чтобы ты смогла выполнить контракт, который сама же и подписала, – Эллингтон нависал надо мной, его глаза метали молнии, а голос, обычно такой мягкий и бархатистый, сейчас напоминал рычание.
– У тебя странное представление о заботе, – не уступала я. – Да, я работаю на тебя. Но в контракте не было сказано, что все мое личное время принадлежит тебе. Я не твоя собственность, чтобы ты мог ограничивать свободу моего передвижения и указывать, что мне делать в те моменты, когда я на тебя не работаю.
Он, казалось, несколько опешил и сделал паузу. Мы к тому времени уже добрались до нашего этажа. Эллингтон схватил меня за локоть и вытащил из лифта, как будто в противном случае я осталась бы там ночевать.
– Да, у тебя есть свободное время, на которое я не имею права влиять, – согласился он, разворачивая меня к себе и отпуская локоть. – Но жизнь известного человека имеет свои особенности. Приходится жить с оглядкой, выверять каждый свой шаг, каждую минуту, помня, что на тебя смотрят. Граница между работой и личной жизнью практически стирается, и уже невозможно понять, где заканчивается одно и начинается другое. А так как ты теперь со мной связана, это невольно коснется и тебя. Но так как ты не была в такой ситуации, я и подсказываю тебе, где можно вести себя свободно, а где нужно себя ограничить.
– Ты зря думаешь, что я не представляю этого. Я же учительница. Я постоянно живу под пристальными взглядами. Я не могу одеть какое-нибудь провокационное платье с чересчур короткой юбкой, даже если иду на какую-нибудь вечеринку: вдруг по дороге меня увидят ученики? Я не могу позволить выпить лишнего в баре, в принципе вообще не могу выпить – вдруг в этом же баре окажутся родители моих учеников. И то, что разрешено делать им, вызовет их неудовольствие, если это же сделаю я.
– Ладно, – нахмурился Эллингтон. – Пусть так. Но дело не только в тебе. Вот ты говоришь: родители твоих учеников будут недовольны твоим поведением. А представь, что они не просто тебе это выскажут, а тебя изобьют, например? Не кажется ли тебе, что лучше не провоцировать их?
– Ты озаботился моей безопасностью и меня предупредил. Хорошо, я услышала твою точку зрения, спасибо. Но почему ты считаешь меня идиоткой, которая не в состоянии о себе позаботиться? Почему ты думаешь, что я не могу оценить степень опасности, которая мне может угрожать, и принять меры на этот счет? Это мой город, моя страна, у нас совсем другой менталитет. Я лучше тебя знаю, на что способны люди в моем городе. Никто не станет меня избивать.
– Да, это твой родной город, – кивнул он. – И, может быть, ты неплохо знаешь людей. Но могу сказать точно, что ты еще никогда не видела этих людей в той ситуации, в которой видел я. Этот бестактный интерес, отчаянная любовь или сумасшедшая ненависть, бесстыдное любопытство и желание заглянуть в твою постель… Уверен, ты с таким не сталкивалась. Все это не просто внимание, к которому, может, ты и привыкла. Люди начинают требовать от тебя определенного поведения. Они начинают считать, что ты их собственность. Что ты, например, должен по их желанию фотографироваться с ними или давать автографы. И их не волнует, хочется ли тебе это делать, или, может быть, ты планировал спокойно посидеть в тишине в кафе и просто о чем-то помечтать. Или у тебя болит голова, и ты не склонен сейчас улыбаться и делать вид, что рад им. Но попробуй только сделать что-то не так, как им бы хотелось: их любовь тут же перерастает в ненависть, и они готовы убить тебя. Они указывают тебе, в чем тебе ходить, в каких фильмах сниматься, с кем спать, наконец! И не дай бог тебе их разочаровать! Поверь, ты даже близко не представляешь, на что способны люди. Могу побиться об заклад, что раньше на тебя ученики не нападали, так ведь? Уж точно не в такой степени, чтобы ты не могла явиться вовремя на работу.
Его слова и тон, которым он говорил, произвели впечатление. Было видно, что эта тема очень сильно задевает его, и даже если он и преувеличивал, как казалось мне, я решила, что не стоит его заставлять лишний раз переживать на мой счет.
Но только я собралась сообщить о том, что согласна пересмотреть свое поведение, дверь номера, возле которого мы стояли, открылась, и Сьюзи, закутанная в просторный мужской халат, выглянула в коридор.
– Тони, я соскучилась. Куда ты пропал?
Она говорила милым голоском и улыбалась, но мне показалось, что в ее глазах, устремленных на меня, мелькнуло нечто темное.
– Простите ради бога, – покаянно сказала я, желая ее умилостивить. – Мы тут заспорили о работе и забыли, что время позднее. Спокойной ночи!
И я направила свои стопы к собственному номеру.
– Спокойной ночи, – ответили они мне в унисон, но я закрыла дверь, и что было дальше, не видела.
Сьюзи надула губки, а я возмутилась:
– Я же сказала, что не хочу туда идти! Закажу еду…
Но Эллингтон меня перебил:
– Как будто я не догадался, что ты планировала сразу улизнуть, как только за нами закроется дверь. Но нет, моя дорогая, не получится.
– Тони… – попыталась вмешаться его девушка, но он открыл дверь своего номера и снова сказал ей:
– Подожди здесь, – и сразу же закрыл, как только она переступила порог.
– Не стоило называть меня «своей дорогой» при ней, – тихо сказала я. – Я понимаю, что ты не всерьез, но уверена, ей неприятно это слышать.
Эллингтон собирался сказать совсем другое, но услышав мои слова, озадачился. Настолько, что, видимо, потерял дар речи. Во всяком случае он полминуты молчал и только буравил меня взглядом. Потом буркнул:
– Идем, – ухватил меня за локоть и потащил в сторону лифта.
– Я никак не пойму, – возражала я, перебирая ногами в попытке двигаться с той же скоростью, что и он, – какое тебе дело, где я поем и что? Я не думаю, что велика вероятность повторного нападения. Вряд ли они так быстро сориентировались и поняли, что я теперь буду жить здесь. Тем более темно, они меня и не разглядели бы А даже если и нападут, работе мистера Земцева теперь это уже не помешает.
Эллингтон чуть ли не втолкнул меня в лифт, нажал кнопку и навис надо мной:
– Если тебе поставят синяк под глазом или выдерут клок волос, будет сложно делать вид, что я в тебя влюблен. Не хочу, чтобы ты выглядела смешной, да и я вместе с тобой.
Я решила промолчать. Честно говоря, я не верила всерьез в его слова и считала, что у него своего рода навязчивая идея о преследовании, но и спорить с ним, судя по всему, бело бесперспективно. Проще пойти на поводу. Тем более, если он зайдет со мной в ресторан, мне будет не так страшно, потому что будут пялиться на него, а не на меня.
Оказалось, я зря переживала. Эллингтон провел меня в кабинет с отдельным входом, и нам даже не пришлось проходить через зал.
– Я снял этот кабинет на все время, что буду здесь. Теперь и ты им можешь пользоваться, – заявил он, усаживаясь за стол, накрытый скатертью цвета шампанского.
Я отметила, что он не только не подумал пододвинуть мне стул, но даже не дождался, пока сяду я. Конечно, здесь в отсутствие свидетелей ему разыгрывать «моего парня» не было никакого резона, но как насчет элементарных правил этикета?
Впрочем, я тут же вспомнила, что он иностранец, а у них взаимоотношения мужчин и женщин выстраиваются гораздо сложнее, чем у нас. Женщина за рубежом вполне может возмутиться, если мужчина ей пододвинет стул или поможет одеть пальто, ведь это якобы унижает ее, потому что означает, что мужчина видит ее человеком второго сорта, более беспомощным, чем он сам.
Тем не менее, мои размышления не заставили меня даровать Эллингтону прощение, и за стол я уселась с каменным выражением лица.
Мой визави этого даже не заметил, так что я могла себя не утруждать. Он пододвинул мне меню, сообщив, что не будет есть, так как они со Сьюзи «только что подкрепились». По-моему, подкреплялись они больше горячительным, чем горячим.
В кабинете появился официант и вопросительно взглянул на Эллингтона.
– Девушка тоже будет питаться в кабинете, – сообщил тот. – Я сейчас есть не буду, всего лишь составлю ей компанию.
Официант кивнул и обратился ко мне на корявом английском:
– Вы готовы сделать заказ?
– Да, – ответила я по-русски и заметила облегчение на его лице. – Греческий салат и стейк лосося, запеченный в пергаменте.
– Напиток?
– Пусть будет глясе.
– Одну секунду, – кивнул он и испарился.
– Тебе не обязательно сидеть здесь и смотреть, как я ем. Теперь я уже не убегу, – сказала я Эллингтону.
– Почему ты не хотела идти в ресторан? – поинтересовался он, словно не слыша меня.
– Какая тебе разница? – удивилась я. – Просто не люблю рестораны.
– Когда ты поняла, что я привел тебя в отдельный кабинет, выглядела так, словно у тебя гора с плеч свалилась. Ты не любишь большие скопления людей?
– Ты невероятно проницателен, – съязвила я.
Он серьезно кивнул, чем меня насмешил, хотя, видимо, соглашался не столько с моими словами, сколько со своими собственными мыслями.
Рядом со столиком материализовался официант, расставил блюда, пожелал приятного аппетита и вновь испарился.
Я взялась за вилку, мысленно досадуя на Эллингтона. Он что, так и будет сидеть и смотреть, как я ем? Но он внезапно поднялся, сказал:
– Я на минутку, – и вышел из кабинета.
Наверное, я зря про него плохо думаю. Вот ведь понял, что смущает меня, и убрался восвояси.
Когда с рыбой было почти покончено, он вернулся. Честно говоря, я думала, что Эллингтон ушел совсем, но, видимо, он поставил своей целью доставить меня из кабинета в номер. Я-то планировала сразу удрать из отеля на прогулку, благо ресторан находился на первом этаже, теперь же мне придется подниматься на свой этаж, а потом снова спускаться.
Я не удержалась и язвительно заметила:
– Тебя девушка в номере ждет, а ты тут прохлаждаешься.
– Ты, как я вижу, уже закончила, – отметил он, игнорируя мое высказывание. – Идем?
Да он просто непробиваемый!
– Идем, – вздохнула я и поднялась.
В холле, куда мы вышли из кабинета, стояла пара крепких парней в форме отеля. Эллингтон что, еще и охрану ко мне приставит? Я хотела было возмутиться, но мы прошли мимо, а парни так и остались стоять на своих местах. Я с облегчением перевела дух.
– Сегодня у нас что? – вслух спросил Эллингтон, когда мы зашли в лифт, но, кажется, разговаривал сам с собой. – Четверг. Ага. Значит, в субботу мы с тобой выйдем на концерт каких-то ваших местных групп. Для нас сняли вип-ложу, побудем там буквально пятнадцать минут, фотограф сделает снимки, и можем быть свободны.
– А если я захочу остаться и посмотреть до конца? – прищурилась я.
Концерт этот мне совершенно был неинтересен, но возмутило то, что Эллингтон решил все за меня.
– Если ты действительно хочешь послушать, я, безусловно, составлю тебе компанию, – кивнул он без малейшего неудовольствия.
Я даже слегка устыдилась. В конце концов, это я на него работаю, а не он на меня.
– Нет, если ты не хочешь… – пробормотала я.
– Да нет, все нормально. Я только рад буду развеяться, – отмахнулся он.
Я решила промолчать. До субботы есть время, может быть, что-нибудь придумаю.
Эллингтон дошел со мной до своего номера, но не заходил, пока дверь моего номера не закрылась за мной.
Я решила выждать минут пятнадцать и только потом попробовать улизнуть. А то кто этого Эллингтона знает? Может, будет стоять в коридоре, желая меня перехватить.
Через четверть часа я осторожно выглянула в коридор. Никого не увидев, я тихо прикрыла дверь и чуть ли не на цыпочках прошла мимо номера Эллингтона. Лифт решила не вызывать, боясь, что звук его движения привлечет ненужное внимание.
Спустившись на пару этажей, я поняла, что все еще иду на цыпочках, усмехнулась и дальше уже пошла обычным шагом, уверовав в то, что теперь-то уж Эллингтон меня не достанет.
Как оказалось, зря я так думала.
В холле отеля дорогу к выходу мне преградил один из тех парней, что стояли возле кабинета ресторана.
– Извините, пожалуйста, вы уверены, что вам стоит выходить?
– Да, мне очень нужно, – сурово ответила я, почувствовав, как затряслись поджилки.
– Могу я попросить вас подождать минуту? – попросил он, берясь за телефон. – Мистер Эллингтон просил сразу уведомить его, если вас посетит идея прогуляться. Ввиду недавнего нападения на вас он очень переживает.
– Мистер Эллингтон преувеличивает опасность, – фыркнула я. – Это просто смешно!
Но охранник уже разговаривал с Эллингтоном по телефону, безбожно коверкая английские слова.
– Сейчас он спустится, – с облегчением сообщил мне он, надеясь сплавить меня сумасшедшему англичанину. – Пройдите, пожалуйста, сюда.
«Вот черт! И что теперь мне ему сказать?» - в панике думала я, топая вслед за охранником в комнату службы безопасности отеля.
Буквально через минуту в эту же комнату влетел Эллингтон. Он был одет в спортивные штаны и мятую футболку, к тому же одетую задом наперед, а его волосы пребывали в полнейшем беспорядке. Предположив, от какого именно занятия его отвлекла, я смутилась окончательно.
– Идем, – он взял меня за руку и повел за собой.
Его кажущийся спокойным тон меня не обманул. Он всего лишь не хотел устраивать скандал прилюдно.
Эллингтон практически затолкнул меня в лифт, и только когда тот тронулся с места, прошипел:
– Какого черта? Ведь просил же!
Неожиданно лифт показался мне тесным, а Эллингтон словно вырос в размерах и начал напоминать того монстра, который не так давно сломал мне палец на ноге. Я очень испугалась и вспомнила, что лучшая защита – это нападение. Поэтому, уперев руки в бока, я возмущенно спросила:
– Тебе не кажется, что ты ограничиваешь мою свободу? Это практически похищение.
– Я забочусь о тебе и о том, чтобы ты смогла выполнить контракт, который сама же и подписала, – Эллингтон нависал надо мной, его глаза метали молнии, а голос, обычно такой мягкий и бархатистый, сейчас напоминал рычание.
– У тебя странное представление о заботе, – не уступала я. – Да, я работаю на тебя. Но в контракте не было сказано, что все мое личное время принадлежит тебе. Я не твоя собственность, чтобы ты мог ограничивать свободу моего передвижения и указывать, что мне делать в те моменты, когда я на тебя не работаю.
Он, казалось, несколько опешил и сделал паузу. Мы к тому времени уже добрались до нашего этажа. Эллингтон схватил меня за локоть и вытащил из лифта, как будто в противном случае я осталась бы там ночевать.
– Да, у тебя есть свободное время, на которое я не имею права влиять, – согласился он, разворачивая меня к себе и отпуская локоть. – Но жизнь известного человека имеет свои особенности. Приходится жить с оглядкой, выверять каждый свой шаг, каждую минуту, помня, что на тебя смотрят. Граница между работой и личной жизнью практически стирается, и уже невозможно понять, где заканчивается одно и начинается другое. А так как ты теперь со мной связана, это невольно коснется и тебя. Но так как ты не была в такой ситуации, я и подсказываю тебе, где можно вести себя свободно, а где нужно себя ограничить.
– Ты зря думаешь, что я не представляю этого. Я же учительница. Я постоянно живу под пристальными взглядами. Я не могу одеть какое-нибудь провокационное платье с чересчур короткой юбкой, даже если иду на какую-нибудь вечеринку: вдруг по дороге меня увидят ученики? Я не могу позволить выпить лишнего в баре, в принципе вообще не могу выпить – вдруг в этом же баре окажутся родители моих учеников. И то, что разрешено делать им, вызовет их неудовольствие, если это же сделаю я.
– Ладно, – нахмурился Эллингтон. – Пусть так. Но дело не только в тебе. Вот ты говоришь: родители твоих учеников будут недовольны твоим поведением. А представь, что они не просто тебе это выскажут, а тебя изобьют, например? Не кажется ли тебе, что лучше не провоцировать их?
– Ты озаботился моей безопасностью и меня предупредил. Хорошо, я услышала твою точку зрения, спасибо. Но почему ты считаешь меня идиоткой, которая не в состоянии о себе позаботиться? Почему ты думаешь, что я не могу оценить степень опасности, которая мне может угрожать, и принять меры на этот счет? Это мой город, моя страна, у нас совсем другой менталитет. Я лучше тебя знаю, на что способны люди в моем городе. Никто не станет меня избивать.
– Да, это твой родной город, – кивнул он. – И, может быть, ты неплохо знаешь людей. Но могу сказать точно, что ты еще никогда не видела этих людей в той ситуации, в которой видел я. Этот бестактный интерес, отчаянная любовь или сумасшедшая ненависть, бесстыдное любопытство и желание заглянуть в твою постель… Уверен, ты с таким не сталкивалась. Все это не просто внимание, к которому, может, ты и привыкла. Люди начинают требовать от тебя определенного поведения. Они начинают считать, что ты их собственность. Что ты, например, должен по их желанию фотографироваться с ними или давать автографы. И их не волнует, хочется ли тебе это делать, или, может быть, ты планировал спокойно посидеть в тишине в кафе и просто о чем-то помечтать. Или у тебя болит голова, и ты не склонен сейчас улыбаться и делать вид, что рад им. Но попробуй только сделать что-то не так, как им бы хотелось: их любовь тут же перерастает в ненависть, и они готовы убить тебя. Они указывают тебе, в чем тебе ходить, в каких фильмах сниматься, с кем спать, наконец! И не дай бог тебе их разочаровать! Поверь, ты даже близко не представляешь, на что способны люди. Могу побиться об заклад, что раньше на тебя ученики не нападали, так ведь? Уж точно не в такой степени, чтобы ты не могла явиться вовремя на работу.
Его слова и тон, которым он говорил, произвели впечатление. Было видно, что эта тема очень сильно задевает его, и даже если он и преувеличивал, как казалось мне, я решила, что не стоит его заставлять лишний раз переживать на мой счет.
Но только я собралась сообщить о том, что согласна пересмотреть свое поведение, дверь номера, возле которого мы стояли, открылась, и Сьюзи, закутанная в просторный мужской халат, выглянула в коридор.
– Тони, я соскучилась. Куда ты пропал?
Она говорила милым голоском и улыбалась, но мне показалось, что в ее глазах, устремленных на меня, мелькнуло нечто темное.
– Простите ради бога, – покаянно сказала я, желая ее умилостивить. – Мы тут заспорили о работе и забыли, что время позднее. Спокойной ночи!
И я направила свои стопы к собственному номеру.
– Спокойной ночи, – ответили они мне в унисон, но я закрыла дверь, и что было дальше, не видела.
