рассыпав яблочки в речной песок,
ещё совсем чуть-чуть — и будем счастливы
с тобою — как всегда — на волосок.
* * *
Лежат вчерашние химеры
в песке забвенья золотом,
над ними пролито без меры
чернил, соплей и слёз — о том,
что тихий выдох все печали
легко развеет без следа,
лишь стоит повести плечами —
«Всё это, право, ерунда».
А наши скорбные заботы
никак рукой не развести,
но разве изменилось что-то?
кого-то удалось спасти?
Всё так же вздрагивает пламя
сквозь лёд и тьму,
сквозь лёд и тьму,
лишь стоит повести крылами —
летишь к нему,
летишь к нему.
* * *
Чей-то чуткий сон нарушив,
лёгкой тенью между строк,
я скользнул по вашим душам
словно летний ветерок,
не когтями, не клыками,
а ладонью — без следа,
и ушёл, как в воду камень —
словно не был никогда.
* * *
Свои замыслы трезвые
разрывая о тернии,
ты несёшься по лезвию
вся на грани истерики
в оркестровую яму
и не знаешь сама
то ли вырулишь — замуж,
то ли прямо — с ума.
* * *
Секунды, как деньги медные,
летят в турникеты времени,
за наши деянья мелкие
не ждём ни кары, ни премии,
не в силах весы базарные
качнуть невесомой горсткою —
зачем же грехи бездарные
порою такие горькие?
Достойны ли мы возмездия,
которое нам назначено?
«Божественная комедия»
сегодня ещё не начата,
и то, что казалось славою,
ещё обернётся мукою
в нелепых метаньях слалома
меж близостью и разлукою.
Вся жизнь — панихида с танцами,
глаз ворона в перьях кочета.
Какие слова останутся
когда кислород закончится?
Дано ли будет в конце пути,
в миг ужаса и отчаянья
увидеть цель и судьбу найти
в цепи нелепых случайностей?
Аннабель Ли
Мы жили у края студёных вод,
качающих край земли,
когда из времени выпал год
рядом с Аннабель Ли.
С ней рухнул мир — и восстал другим,
в нём было всё не таким,
и стали шаги — нежней, чем шаги,
рука — теплее руки,
и стало стекло — уже не стекло,
трава — совсем не трава,
и рвались связи вещей и слов,
и смысл теряли слова,
и я не знал, как назвать восход,
как выбрать правильный тон,
любое слово было лишь код,
чтоб им обозначить то,
как ты стояла в просвете дня!
как твой огонь сиял!
что ты значила для меня
в музыке бытия.
Но ветер с моря выл, словно пёс,
и бился о край земли,
он берег выстудил и унёс
за море Аннабель Ли,
и мира пёстрые кружева,
тускнея, падали в прах.
И возвращались к вещам слова,
но гасли краски в словах.
А сколько дождей с той поры стекло
по каменным берегам!
Я честно срывал шелуху со слов —
но где мои жемчуга?!
А сколько ушло воды и огня,
воздуха и земли…
Кто-то всегда есть в просвете дня —
нет лишь Аннабель Ли.
Тронулся лёд
Тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!
тронулся лёд над великой замёрзшей страной!
и журавлей уже поздно отстреливать влёт,
горло дерущих и бредящих поздней весной.
Тронулся, тронулся, тронулся чёрный январь —
сколько же можно терпеть этот май ледяной!
мы заблудились и спутали свой календарь,
шли бы по звёздам, но не было звёзд над страной.
Тронулось небо, пробитое всплеском стрижа,
тронулись тучи, свинцовая тронулась тьма,
слишком похожа заря на кровавый пожар,
и на пожарища наши похожи дома.
В рваных просветах багровое злато Тельца,
рог Козерога растаял, поход протрубя,
вздрогнешь внезапно под хищным прицелом Стрельца —
ты не ошибся, конечно, он целит в тебя.
Мало ли знала Россия суровых годин!
пепел холодный дождями косыми зальёт,
ты не один, не один, не один, не один,
тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!
Тронулся лёд, откололось от завтра — вчера,
ветер безумной трубою ревёт надо мной,
тронулся лёд — слава богу, настала пора!
Тронулся лёд над великой замёрзшей страной.
Трилистник
1. Меч
День уходит, и трубы трубят отбой,
но иная песнь встаёт из глубин бездонных.
Я — стальной клинок, выкованный судьбой,
на меня упала тень от её ладони.
Я вершу свой путь, и воля моя крепка,
разрезаю ветер, и песня моя легка мне,
я свободен пока
не ляжет её рука
на резной эфес, украшенный чёрным камнем.
Вспыхнет солнце и выбелит сталь клинка,
я несу в себе отраженья земли и моря,
моя жизнь — как лезвие, цель моя — рассекать,
и раскрывать, и выпускать радость и горе.
Ведь глагол — лишь слово, а меч — не меньше, чем меч,
отворяет меч, а глагол смиряет с потерей
той субстанции, что должна воспарять и течь
в небо из рассечённых вен и артерий.
Жизнь, как ветер, можно грудью встречать,
но безопасней за ней наблюдать из окон,
в ножнах хоронят ножи, но это не для меча —
я их сбросил, как бабочка мёртвый кокон!
Ножны ржавеют, но меч горит на ветру,
на зеркальном лезвии нет коричневых пятен,
тайна жизни моей — узор светящихся рун
на клинке, но мне их смысл непонятен.
Жизнь звенит и сверкает в шальном полёте меча,
манит сладкая смерть в ножен тихую пристань.
Как упоителен этот удар с плеча,
воздух и липкий сон рассёкший со свистом!
Я очерчу магический круг взмахом клинка,
и четыре луча впишу вязью стальною,
и запылают руны, и ляжет судьбы рука
на эфес, и легенда придёт за мною.
2. Ключ
Как я был молод — даже трудно поверить!
ключ носил золотой на золотой цепи,
он мне служил, отворяя сердца и двери,
и обнажая жемчуг под створками скорлупы.
Ночь разливалась, заката гасла полоска,
в башне ждала принцесса, и был ларец потайной
заперт и запечатан печатью алого воска.
Что я знал тогда об этой сказке ночной!
о ключах и ларцах, о музыке их влечений —
я сводил её в туманный термин «люблю»,
но слова заклинаний имеют много значений
(что относится также к волшебному слову «ключ»),
а многозначность всегда чревата потерей
смысла, когда ветвясь и русло дробя,
мысли текут путями древних мистерий,
и не собрать их, и не вобрать в себя,
множество мыслей — истоков ассоциаций,
множество ими рождённых путей и троп —
во все стороны тянутся и готовы порваться
щупальца зверя, чьё имя — Роза Ветров.
…В память стекает время принцесс и башен,
хмель выдувает ветер — ветер нового дня,
огненный лик судьбы встаёт, прекрасен и страшен,
и другой — теневой — невидимый для меня.
Юность моя отстрелялась на всю катушку,
тускло мерцают гильзы, рассыпанные в годах,
свет мой всё ярче, но мрак, что его потушит,
всё сильней сжимает кольцо из чёрного льда,
потому что жизнь уже подошла к излому,
и уже тесна скорлупа изжитой судьбы,
время бросить парус навстречу потоку злому,
время стены мира в стеклянную пыль разбить!
ибо это время
бремени и рожденья,
время взрезать чрево неба наискосок,
разорвать его в победном гимне паденья,
в океан ночной стряхнув алмазный песок.
3. Младенец
Мы, наверное, просто от правильной жизни устали,
кто ушёл за кордон, кто в запой, кто в кураж — с головой,
почему-то над нами тарелки давно не летали
и в углу не высвистывал грустную песнь домовой,
слишком долго любое событье имело причину
и законы упрямо и просто вершили своё,
наши души лечили — как сломанный двигатель чинят,
утешая — пройдёт, всё пройдёт,
всё уйдёт без следа в забытьё…
Как дождинки в окно равнодушно секунды стучатся,
и прозрачное время стекает к земле по стеклу,
и уходит в песок, растворяя несчастье и счастье,
позади оставаясь цепочкой разорванных луж.
Наше время — не время богов и не время героев,
им дадут умереть — как и встарь — но полёт их во тьме
оборвут. Оцинкуют и в мёртвую землю зароют,
и обложат гранитом, и в сердце вобьют монумент.
Как во время чумы мертвецов мы сжигаем, а если
чьи-то мощи нетленны — мы их закатаем в бетон,
мы сжигаем пророков своих, чтоб они не воскресли,
если чудо возможно — то лучше попозже, потом…
Но двухтысячный год уж беременен светлым младенцем,
тяжелеет земля, набухают сосцы бытия,
повивальная бабка — Россия — у чрева стоит с полотенцем,
чтоб принять свою боль и любовь,
свою жертву — на круги своя.
Сборник 2
гормональный рэп
ночь
будет всего одна
время
танцевать на костях
выпьем
друг друга до дна
скурим
в один затяг!
сожми
кулаки на раз-два
качай!
вены вздутые нам
качай!
чем венознее синева
качай!
тем ближе к клапанам!
качай!
рэп под гормонами
бьёт пульс
жутко и весело
в какой
нахуй гармонии?!
лишь шаткое
равновесие
на лезвии
или около
как дым
растает которое
когда
мы выйдем из кокона
вне времени
и истории
забей!
пока ты пьяна
будем
танцевать на костях
выпьем
друг друга до дна
скурим
в один затяг!
* * *
сутки и километры
стылого января
в плясках снега и ветра
вижу недобрый знак
сука с глазами цвета
тёплого янтаря
вновь со мной в откровенных
рваных тревожных снах
я не могу без неё
это пиздец
всё глядит не мигая
течной волчицей
милая дорогая
стерва больная тварь
поздно ходить кругами
поздно лечиться
ненавидя ругаясь
выйдем в мёрзлый январь
я не могу быть с ней
это пиздец
это судьба — вал эмоций жестов событий
это судьба — строить и рушить в хлам
это судьба — разбегаться после соитий
это судьба разбилась напополам
я не могу быть с ней
я не могу без неё
это любовь?
это пиздец
* * *
забываю скверную девочку отпускаю
незабудка нимфетка мой беспощадный морок
вся такая свежая вся такая
и никто не скажет что ей за сорок
я путал её коленку с ручкою передач
а потом нагоняя резко топил педали
чтоб скорей оторваться от мира где-и-когда
в нашем лифте толчками несущем в кущи и дали
где мы пили нектар где мы дышали озоном
разрубали узлы и размыкали звенья
где она была сплошной эрогенной зоной
отзываясь всей кожей за миг до прикосновенья
отпускаю скверную девочку забываю
эта книга давно зачитана мной до корок
а что мозг порвало — ну так с кем не бывает
странно только что этой девчонке уже за сорок
* * *
покидая гавань любую
помнишь ту что неповторима
я не то чтоб ею любуюсь
но дыханье срываю с ритма
будто снова сработал зуммер
отмороженною свирелью
мимолётнейшим из безумий
меж черёмухой и сиренью
* * *
что ты пишешь помадой и тушью на бледном лице?
извини я не очень силён в письменах по лицу
о концах и началах о снах о забытом кольце
расскажи мне словами а лучше в постели станцуй
извини но воротит от вкуса помады во рту
твой искусственный запах увы не совсем благодать
для чего ты рисуешь на веке косую черту
символ знак иероглиф который не мне разгадать
видно мне не судьба говорить на одном языке
с иностранкой забредшей сюда из таких ебеней
но горячая кожа расскажет прохладной руке
как на ней я зациклен
на ней я зациклен
на ней
* * *
я не сказал бы что всё из-за женщины
просто рассыпалось время и терции
перетекают песчинками в трещины
между присутствием и экзистенцией
крошится мир множа страхи и горести
надо держать островок своей цельности
на беспощадном упрямстве и гордости
вечные нехристианские ценности
* * *
годы липнут репьём
и попробуй стряхни
что-то не то мы пьём
передай-ка стрихнин
не сработал
просчёт
или кто нас хранит?
ладно плесни ещё
и подай цианид
сентябрь
ещё тепло временами
ещё трава не посохла
и только где-то по краю
тронула ржавь кусты
и лето ещё не знает
о том что уже издохло
инерция вместо драйва
в ноль все баки пусты
а лету все ещё мнится
что август в самом начале
и что отсюда до снега
как пешком до луны
но осень клёнов страницы
уже по земле мочалит
срывая светила с неба
что плохо закреплены
* * *
не идеи но кубо-
метры правят эпохой
а как высохнут трубы
вострубят в них отбой
что нам эта гекуба
и гекубе всё похуй
не сорвало башку бы
пересохшей трубой
* * *
ругань с порога — благая весть
тихо шепчу зверея
спасибо — что помнишь
спасибо — что есть
заткнись и ложись скорее
* * *
не пой красавица при мне
я так устала
не-не-не
а спой любимую мою
про даю-даюшки-даю
* * *
всё критикуем и обвиняем
как можно жить с таким раздолбаем!
ты говоришь что я невменяем
я и не спорю — да невтебяем
* * *
с табуретки прыгнул бес
дотянулся до небес
ты так можешь?
я молчу
нагибаться не хочу
* * *
на пространстве расколотом
абстинентными буднями
проектируют молотом
корректируют бубнами
судят нефтью и золотом
лечат водкой и ладаном
мир словами расколотый
и словами залатанный
* * *
и аисту и страусу
и соколу и ворону
и горести и радости
с небес ссыпают поровну
но кто хватает счастье влёт
кто ходит вскользь да около
добро и зло
огонь и лёд
для ворона и сокола.
* * *
пахнет смолами север
от нагретой земли
где разливами клевер
где тугие шмели
зарываются в вереск —
это здесь-и-со-мной!
мир воздался по вере
и не нужно иной
* * *
не судьба высвистывать с переливами
ждать в подъезде ключи хранить
нас едва ли можно назвать счастливыми
и умрём мы в разные дни
ибо мы не в сказке — реал спонтанней
здесь расклады случайнее и смешней
но в итоге — всё тот же узор скитаний
и всегда почему-то выносит к ней
* * *
гонит по кругу мания
хоть всю память порви
это древняя магия
это где-то в крови
это что-то в гормонах
впрыснутых в вены дней
уровня феромонов
или ещё древней
это не между нами
этим пропитан день
это мимо сознанья
проникает везде
и накрывают с верхом
без примет и имён
сны желёзного века
гормоничных времён
* * *
собираем осколки и режем озябшие пальцы
у разбитых корыт на сгоревших мостах
не успеем — пора расплетаться пора просыпаться
нас давно уже ждут — так сложилось что в разных местах
так сложилось — вернее сказать не сложилось
вернее
мы устали от связи и сами решили — пора
думал — хуже не будет — не может быть хуже чем с нею
но ошибся
осталось
осталось
лишь номер набрать
и сорваться на голос — как в омут бездонный
возвращаясь туда куда вход нам закрыт
собирая осколки и раня пустые ладони
на разбитых мостах у сгоревших корыт
* * *
третья гендерная война
битва полов
дни без оглядки ночи без сна
жесты без слов
жизнь без привычек мысли без тем
бег в никуда
из всех моделей схем и систем
повыпадать
сдую мокрую прядь со лба
отпустило? жива?
в рукопашный зовёт труба
фаллопиева
ну а руки коды найдут
вскроют замки
и андрогены вновь поведут
бросят в штыки
что жалеть если выбор свой
ещё совсем чуть-чуть — и будем счастливы
с тобою — как всегда — на волосок.
* * *
Лежат вчерашние химеры
в песке забвенья золотом,
над ними пролито без меры
чернил, соплей и слёз — о том,
что тихий выдох все печали
легко развеет без следа,
лишь стоит повести плечами —
«Всё это, право, ерунда».
А наши скорбные заботы
никак рукой не развести,
но разве изменилось что-то?
кого-то удалось спасти?
Всё так же вздрагивает пламя
сквозь лёд и тьму,
сквозь лёд и тьму,
лишь стоит повести крылами —
летишь к нему,
летишь к нему.
* * *
Чей-то чуткий сон нарушив,
лёгкой тенью между строк,
я скользнул по вашим душам
словно летний ветерок,
не когтями, не клыками,
а ладонью — без следа,
и ушёл, как в воду камень —
словно не был никогда.
* * *
Свои замыслы трезвые
разрывая о тернии,
ты несёшься по лезвию
вся на грани истерики
в оркестровую яму
и не знаешь сама
то ли вырулишь — замуж,
то ли прямо — с ума.
* * *
Секунды, как деньги медные,
летят в турникеты времени,
за наши деянья мелкие
не ждём ни кары, ни премии,
не в силах весы базарные
качнуть невесомой горсткою —
зачем же грехи бездарные
порою такие горькие?
Достойны ли мы возмездия,
которое нам назначено?
«Божественная комедия»
сегодня ещё не начата,
и то, что казалось славою,
ещё обернётся мукою
в нелепых метаньях слалома
меж близостью и разлукою.
Вся жизнь — панихида с танцами,
глаз ворона в перьях кочета.
Какие слова останутся
когда кислород закончится?
Дано ли будет в конце пути,
в миг ужаса и отчаянья
увидеть цель и судьбу найти
в цепи нелепых случайностей?
Аннабель Ли
Мы жили у края студёных вод,
качающих край земли,
когда из времени выпал год
рядом с Аннабель Ли.
С ней рухнул мир — и восстал другим,
в нём было всё не таким,
и стали шаги — нежней, чем шаги,
рука — теплее руки,
и стало стекло — уже не стекло,
трава — совсем не трава,
и рвались связи вещей и слов,
и смысл теряли слова,
и я не знал, как назвать восход,
как выбрать правильный тон,
любое слово было лишь код,
чтоб им обозначить то,
как ты стояла в просвете дня!
как твой огонь сиял!
что ты значила для меня
в музыке бытия.
Но ветер с моря выл, словно пёс,
и бился о край земли,
он берег выстудил и унёс
за море Аннабель Ли,
и мира пёстрые кружева,
тускнея, падали в прах.
И возвращались к вещам слова,
но гасли краски в словах.
А сколько дождей с той поры стекло
по каменным берегам!
Я честно срывал шелуху со слов —
но где мои жемчуга?!
А сколько ушло воды и огня,
воздуха и земли…
Кто-то всегда есть в просвете дня —
нет лишь Аннабель Ли.
Тронулся лёд
Тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!
тронулся лёд над великой замёрзшей страной!
и журавлей уже поздно отстреливать влёт,
горло дерущих и бредящих поздней весной.
Тронулся, тронулся, тронулся чёрный январь —
сколько же можно терпеть этот май ледяной!
мы заблудились и спутали свой календарь,
шли бы по звёздам, но не было звёзд над страной.
Тронулось небо, пробитое всплеском стрижа,
тронулись тучи, свинцовая тронулась тьма,
слишком похожа заря на кровавый пожар,
и на пожарища наши похожи дома.
В рваных просветах багровое злато Тельца,
рог Козерога растаял, поход протрубя,
вздрогнешь внезапно под хищным прицелом Стрельца —
ты не ошибся, конечно, он целит в тебя.
Мало ли знала Россия суровых годин!
пепел холодный дождями косыми зальёт,
ты не один, не один, не один, не один,
тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!
Тронулся лёд, откололось от завтра — вчера,
ветер безумной трубою ревёт надо мной,
тронулся лёд — слава богу, настала пора!
Тронулся лёд над великой замёрзшей страной.
Трилистник
1. Меч
День уходит, и трубы трубят отбой,
но иная песнь встаёт из глубин бездонных.
Я — стальной клинок, выкованный судьбой,
на меня упала тень от её ладони.
Я вершу свой путь, и воля моя крепка,
разрезаю ветер, и песня моя легка мне,
я свободен пока
не ляжет её рука
на резной эфес, украшенный чёрным камнем.
Вспыхнет солнце и выбелит сталь клинка,
я несу в себе отраженья земли и моря,
моя жизнь — как лезвие, цель моя — рассекать,
и раскрывать, и выпускать радость и горе.
Ведь глагол — лишь слово, а меч — не меньше, чем меч,
отворяет меч, а глагол смиряет с потерей
той субстанции, что должна воспарять и течь
в небо из рассечённых вен и артерий.
Жизнь, как ветер, можно грудью встречать,
но безопасней за ней наблюдать из окон,
в ножнах хоронят ножи, но это не для меча —
я их сбросил, как бабочка мёртвый кокон!
Ножны ржавеют, но меч горит на ветру,
на зеркальном лезвии нет коричневых пятен,
тайна жизни моей — узор светящихся рун
на клинке, но мне их смысл непонятен.
Жизнь звенит и сверкает в шальном полёте меча,
манит сладкая смерть в ножен тихую пристань.
Как упоителен этот удар с плеча,
воздух и липкий сон рассёкший со свистом!
Я очерчу магический круг взмахом клинка,
и четыре луча впишу вязью стальною,
и запылают руны, и ляжет судьбы рука
на эфес, и легенда придёт за мною.
2. Ключ
Как я был молод — даже трудно поверить!
ключ носил золотой на золотой цепи,
он мне служил, отворяя сердца и двери,
и обнажая жемчуг под створками скорлупы.
Ночь разливалась, заката гасла полоска,
в башне ждала принцесса, и был ларец потайной
заперт и запечатан печатью алого воска.
Что я знал тогда об этой сказке ночной!
о ключах и ларцах, о музыке их влечений —
я сводил её в туманный термин «люблю»,
но слова заклинаний имеют много значений
(что относится также к волшебному слову «ключ»),
а многозначность всегда чревата потерей
смысла, когда ветвясь и русло дробя,
мысли текут путями древних мистерий,
и не собрать их, и не вобрать в себя,
множество мыслей — истоков ассоциаций,
множество ими рождённых путей и троп —
во все стороны тянутся и готовы порваться
щупальца зверя, чьё имя — Роза Ветров.
…В память стекает время принцесс и башен,
хмель выдувает ветер — ветер нового дня,
огненный лик судьбы встаёт, прекрасен и страшен,
и другой — теневой — невидимый для меня.
Юность моя отстрелялась на всю катушку,
тускло мерцают гильзы, рассыпанные в годах,
свет мой всё ярче, но мрак, что его потушит,
всё сильней сжимает кольцо из чёрного льда,
потому что жизнь уже подошла к излому,
и уже тесна скорлупа изжитой судьбы,
время бросить парус навстречу потоку злому,
время стены мира в стеклянную пыль разбить!
ибо это время
бремени и рожденья,
время взрезать чрево неба наискосок,
разорвать его в победном гимне паденья,
в океан ночной стряхнув алмазный песок.
3. Младенец
Мы, наверное, просто от правильной жизни устали,
кто ушёл за кордон, кто в запой, кто в кураж — с головой,
почему-то над нами тарелки давно не летали
и в углу не высвистывал грустную песнь домовой,
слишком долго любое событье имело причину
и законы упрямо и просто вершили своё,
наши души лечили — как сломанный двигатель чинят,
утешая — пройдёт, всё пройдёт,
всё уйдёт без следа в забытьё…
Как дождинки в окно равнодушно секунды стучатся,
и прозрачное время стекает к земле по стеклу,
и уходит в песок, растворяя несчастье и счастье,
позади оставаясь цепочкой разорванных луж.
Наше время — не время богов и не время героев,
им дадут умереть — как и встарь — но полёт их во тьме
оборвут. Оцинкуют и в мёртвую землю зароют,
и обложат гранитом, и в сердце вобьют монумент.
Как во время чумы мертвецов мы сжигаем, а если
чьи-то мощи нетленны — мы их закатаем в бетон,
мы сжигаем пророков своих, чтоб они не воскресли,
если чудо возможно — то лучше попозже, потом…
Но двухтысячный год уж беременен светлым младенцем,
тяжелеет земля, набухают сосцы бытия,
повивальная бабка — Россия — у чрева стоит с полотенцем,
чтоб принять свою боль и любовь,
свою жертву — на круги своя.
Сборник 2
гормональный рэп
ночь
будет всего одна
время
танцевать на костях
выпьем
друг друга до дна
скурим
в один затяг!
сожми
кулаки на раз-два
качай!
вены вздутые нам
качай!
чем венознее синева
качай!
тем ближе к клапанам!
качай!
рэп под гормонами
бьёт пульс
жутко и весело
в какой
нахуй гармонии?!
лишь шаткое
равновесие
на лезвии
или около
как дым
растает которое
когда
мы выйдем из кокона
вне времени
и истории
забей!
пока ты пьяна
будем
танцевать на костях
выпьем
друг друга до дна
скурим
в один затяг!
* * *
сутки и километры
стылого января
в плясках снега и ветра
вижу недобрый знак
сука с глазами цвета
тёплого янтаря
вновь со мной в откровенных
рваных тревожных снах
я не могу без неё
это пиздец
всё глядит не мигая
течной волчицей
милая дорогая
стерва больная тварь
поздно ходить кругами
поздно лечиться
ненавидя ругаясь
выйдем в мёрзлый январь
я не могу быть с ней
это пиздец
это судьба — вал эмоций жестов событий
это судьба — строить и рушить в хлам
это судьба — разбегаться после соитий
это судьба разбилась напополам
я не могу быть с ней
я не могу без неё
это любовь?
это пиздец
* * *
забываю скверную девочку отпускаю
незабудка нимфетка мой беспощадный морок
вся такая свежая вся такая
и никто не скажет что ей за сорок
я путал её коленку с ручкою передач
а потом нагоняя резко топил педали
чтоб скорей оторваться от мира где-и-когда
в нашем лифте толчками несущем в кущи и дали
где мы пили нектар где мы дышали озоном
разрубали узлы и размыкали звенья
где она была сплошной эрогенной зоной
отзываясь всей кожей за миг до прикосновенья
отпускаю скверную девочку забываю
эта книга давно зачитана мной до корок
а что мозг порвало — ну так с кем не бывает
странно только что этой девчонке уже за сорок
* * *
покидая гавань любую
помнишь ту что неповторима
я не то чтоб ею любуюсь
но дыханье срываю с ритма
будто снова сработал зуммер
отмороженною свирелью
мимолётнейшим из безумий
меж черёмухой и сиренью
* * *
что ты пишешь помадой и тушью на бледном лице?
извини я не очень силён в письменах по лицу
о концах и началах о снах о забытом кольце
расскажи мне словами а лучше в постели станцуй
извини но воротит от вкуса помады во рту
твой искусственный запах увы не совсем благодать
для чего ты рисуешь на веке косую черту
символ знак иероглиф который не мне разгадать
видно мне не судьба говорить на одном языке
с иностранкой забредшей сюда из таких ебеней
но горячая кожа расскажет прохладной руке
как на ней я зациклен
на ней я зациклен
на ней
* * *
я не сказал бы что всё из-за женщины
просто рассыпалось время и терции
перетекают песчинками в трещины
между присутствием и экзистенцией
крошится мир множа страхи и горести
надо держать островок своей цельности
на беспощадном упрямстве и гордости
вечные нехристианские ценности
* * *
годы липнут репьём
и попробуй стряхни
что-то не то мы пьём
передай-ка стрихнин
не сработал
просчёт
или кто нас хранит?
ладно плесни ещё
и подай цианид
сентябрь
ещё тепло временами
ещё трава не посохла
и только где-то по краю
тронула ржавь кусты
и лето ещё не знает
о том что уже издохло
инерция вместо драйва
в ноль все баки пусты
а лету все ещё мнится
что август в самом начале
и что отсюда до снега
как пешком до луны
но осень клёнов страницы
уже по земле мочалит
срывая светила с неба
что плохо закреплены
* * *
не идеи но кубо-
метры правят эпохой
а как высохнут трубы
вострубят в них отбой
что нам эта гекуба
и гекубе всё похуй
не сорвало башку бы
пересохшей трубой
* * *
ругань с порога — благая весть
тихо шепчу зверея
спасибо — что помнишь
спасибо — что есть
заткнись и ложись скорее
* * *
не пой красавица при мне
я так устала
не-не-не
а спой любимую мою
про даю-даюшки-даю
* * *
всё критикуем и обвиняем
как можно жить с таким раздолбаем!
ты говоришь что я невменяем
я и не спорю — да невтебяем
* * *
с табуретки прыгнул бес
дотянулся до небес
ты так можешь?
я молчу
нагибаться не хочу
* * *
на пространстве расколотом
абстинентными буднями
проектируют молотом
корректируют бубнами
судят нефтью и золотом
лечат водкой и ладаном
мир словами расколотый
и словами залатанный
* * *
и аисту и страусу
и соколу и ворону
и горести и радости
с небес ссыпают поровну
но кто хватает счастье влёт
кто ходит вскользь да около
добро и зло
огонь и лёд
для ворона и сокола.
* * *
пахнет смолами север
от нагретой земли
где разливами клевер
где тугие шмели
зарываются в вереск —
это здесь-и-со-мной!
мир воздался по вере
и не нужно иной
* * *
не судьба высвистывать с переливами
ждать в подъезде ключи хранить
нас едва ли можно назвать счастливыми
и умрём мы в разные дни
ибо мы не в сказке — реал спонтанней
здесь расклады случайнее и смешней
но в итоге — всё тот же узор скитаний
и всегда почему-то выносит к ней
* * *
гонит по кругу мания
хоть всю память порви
это древняя магия
это где-то в крови
это что-то в гормонах
впрыснутых в вены дней
уровня феромонов
или ещё древней
это не между нами
этим пропитан день
это мимо сознанья
проникает везде
и накрывают с верхом
без примет и имён
сны желёзного века
гормоничных времён
* * *
собираем осколки и режем озябшие пальцы
у разбитых корыт на сгоревших мостах
не успеем — пора расплетаться пора просыпаться
нас давно уже ждут — так сложилось что в разных местах
так сложилось — вернее сказать не сложилось
вернее
мы устали от связи и сами решили — пора
думал — хуже не будет — не может быть хуже чем с нею
но ошибся
осталось
осталось
лишь номер набрать
и сорваться на голос — как в омут бездонный
возвращаясь туда куда вход нам закрыт
собирая осколки и раня пустые ладони
на разбитых мостах у сгоревших корыт
* * *
третья гендерная война
битва полов
дни без оглядки ночи без сна
жесты без слов
жизнь без привычек мысли без тем
бег в никуда
из всех моделей схем и систем
повыпадать
сдую мокрую прядь со лба
отпустило? жива?
в рукопашный зовёт труба
фаллопиева
ну а руки коды найдут
вскроют замки
и андрогены вновь поведут
бросят в штыки
что жалеть если выбор свой
