— Ты прав, — кивнула Варвара Петровна, — всё так. Но только тогда Ольга ещё не знала, что ждёт ребёнка.
29
Борис сидел, закрыв лицо руками. Ему хотелось выть, орать, громить всё вокруг — дать волю древним инстинктам. Но это не решило бы ни одной проблемы. Ни с Олей, ни с ребёнком, ни с ним самим.
— Я должен быть с ней! — сказал он наконец.
— Не дури! — возразил Матвей, — Олю мы, скорее всего, сможем вытащить. А вот вас двоих — уже не факт.
Борис затравленно посмотрел на него.
— Ты не понимаешь. Дело уже не только в ней.
— Всё я понимаю. И у меня, кажется, есть решение.
— Говори!
— Мы вынем плод, пролечим Олю, а через две недели аккуратно вернём плод на место. Варвара Петровна, это же возможно?
— В принципе, да. Во всяком случае, это уже реальный шанс.
Борис вскочил с места.
— Правда?!
— Ты думаешь, мы можем шутить такими вещами? — спросил Матвей.
— Извини! Варвара Петровна, а это не опасно? С ребёнком ничего не случится?
Старушка покачала головой.
— Нет, как раз с плодом проблем быть не должно.
— А с чем должно? — напрягся Борис.
— С маткой. Понимаешь, Боря, мы не можем просто вынуть плод, это же не винчестер в твоём массиве. Потеряв его, матка сократится. Возвращать плод будет просто некуда.
— Но разве вы не можете обмануть организм? — спросил Борис. — Как-то имитировать беременность?
— К сожалению, нет.
— И что вы предлагаете?
— Изъять плод вместе с маткой. Их жизнедеятельность мы сможем обеспечить. А Ольгу я временно подержу на препаратах.
Борис судорожно сглотнул.
— Но это же полостная операция… Это же риски… И последствия.
Варвара Петровна кивнула, соглашаясь.
— Конечно, риски. И последствия. Если вы захотите второго ребёнка, вы вряд ли сможете зачать его в акте любви — только в пробирке на моём столе. Так что? Твоё слово?
— Когда? — спросил Борис.
— Завтра же соберу свою команду, и начнём. Время не ждёт.
Матвей кашлянул.
— Простите, что перебиваю. Варвара Петровна, я так понял, у вас уже есть готовое лекарство?
— Вот это мы и проверим. Но даже если всё получится — что толку? Ты же против принудительных уколов, а добровольно больные не захотят лечиться. Тебе не лекарство нужно, а профилактическое средство.
— Но разве это не одно и то же?
— Для кратковременного эффекта — да. Для длительного — нет.
— Да, конечно, туплю, — согласился Матвей. — Варвара Петровна, скажите, что вам нужно для создания вакцины? Составьте список, и у вас всё будет.
— Лично мне — ничего. К сожалению, это не мой уровень. За вакциной к Аруджанову, пожалуйста.
Борис повернулся к Матвею.
— А Давид над этим работает?
— Естественно. Это сейчас наша главная задача. Если не успеем — пацифик захватит всё человечество.
— А если успеем?
— Тогда, скорее всего, человечество разделится на две части. И обладающие свободой воли будут в меньшинстве. Потому что большинству эта свобода никогда и не была нужна, для них это было досадное обременение нового времени. Нищие духом унаследуют мир. А знавших нас не будет слишком много.
— В смысле? — не понял Борис.
— Бродский же, — пояснил Матвей и процитировал:
— Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее — после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснётся.
Но знавших нас не будет слишком много.
— Умеешь ты нагнетать, — сказал Борис.
— Проколоть всех принудительно, и все дела! — Варвара Петровна стукнула по столу сухим кулачком. — Почему нет, с ковид-вакцинами же получилось.
— Да поймите вы, наконец — нельзя выступать за свободу воли, лишая людей свободы выбора, — возразил Матвей.
— А ты что думаешь? — спросил он Бориса.
— По-моему, мы уже проиграли. Это же будет система с односторонней проводимостью. Заражаться люди будут постоянно, а выздоравливать не будет никто. В итоге свободы воли просто не останется.
— Отставить сопли! — скомандовал Матвей. — Один раз вы уже спасли мир, спасёте и сейчас.
— Это была Олина заслуга, — возразил Борис. — Да и не спасли, по большому счёту. Искин же не планировал уничтожить человечество, это тоже был бы какой-то симбиоз.
— В котором людям отводилась бы пассивная роль, — сказал Матвей, — как и сейчас. Так что соберись и работай.
30
Операция прошла успешно; настала очередь терапии. Но терапия требовала времени, которого катастрофически не хватало. Поздним вечером Борис выключил компьютер и направился к стойке кофейного автомата. Там он увидел Матвея, листавшего что-то в своём планшете. Стаканчик с остывшим кофе стоял рядом с ним на стойке.
— Есть новости? — спросил Борис.
— После вчерашней проверки ещё пятерых сотрудников пришлось отправить на больничный, — ответил Матвей, — инфекция продолжает распространяться. А у тебя как? Стрелочники всё ещё ищут Олю?
— Смотри сам, — Борис протянул ему телефон.
На экране было открыто приложение «Пробки», выделенный участок полыхал красным.
— Полчаса назад я выложил пост в Олином блоге: «Еду на природу». И указал геолокацию на Приморском шоссе. Тогда этот участок был жёлто-зелёным. А сейчас — сам видишь. Похоже, стрелочники фильтруют движение по шоссе и проверяют каждую машину.
— Но это значит… — начал Матвей.
— Да. Это значит, что стрелочников уже гораздо больше, чем мы предполагали. И с каждым днём у них всё больше возможностей. Если и дальше так пойдёт, мы действительно скоро окажемся в меньшинстве. И тогда возможно всё что угодно. Я не удивлюсь, даже если теорию Горева сделают государственной религией.
— Сомневаюсь, — сказал Матвей, — это излишне. И без того каждый заражённый учитель будет ежедневно распространять мем, причём без всяких руководящих указаний, по зову сердца. Каждый журналист, артист, писатель — все инфицированные будут самоотверженно работать на паразита. А когда мем подготовит почву, объявят какой-нибудь радужный день толерантности — мальчики целуются с мальчиками, девочки с девочками. И готово, дети понесут паразита в свои семьи.
— Не обязательно радужный, — сказал Борис, — можно возродить пасхальные традиции, например. «Так поцелуемся, давай, прохожий, прости меня за чистый интерес, мы на людей становимся похожими» — чем не скрепа?
— Можно и так, — согласился Матвей, — что в лоб, что по лбу. Паразиту без разницы, какими рационализациями заражённые обставят его распространение. Хоть через причастие, хоть через языческие оргии. Главное — результат.
— С другой стороны, — сказал Борис, — идеи Горева о мультиверсе распространяются в каноническом виде, практически без модификаций. Как будто пацифик каким-то образом блокировал возможность зарождения ересей, которые, по идее, должны были буйно расцвести вокруг этой религии.
— Не совсем так, — возразил Матвей, — какие-то теоретические разногласия там всё же есть. Например, одни считают, что бесконечное множество параллельных вселенных существует изначально, другие — что вселенные расщепляются в моменты выборов, порождая всё новые и новые миры.
Борис энергично махнул рукой.
— Не суть! На этическую составляющую религии эти споры не влияют. Католику же неважно, сколько ангелов уместится на острие иглы, с исполнением заповедей это никак не связано. Горев дал мультиверсовцам простую картину — множественность миров и возможность личного выбора. Всё, большего им и не надо. А физическое обоснование множественности вселенных — это интеллектуальная игра для схоластов, погоду они не делают.
Матвей согласно кивнул, и Борис продолжил:
— Но если религия канонична, то можно предположить, что и ритуал распространения в итоге станет единообразным. Одно человечество, одна Земля, одна вера. Добро пожаловать в новое средневековье! Которое, кстати, может наступить уже завтра.
— Вряд ли завтра, — возразил Матвей. — Пока у правительства не будет вакцины, у новой религии не будет господдержки. Возможно, будет даже какое-то умеренное сдерживание. Правители должны надёжно защитить собственное здоровье, не в бункерах же им сидеть. Кроме того, им нужна армия, силовики и прочие агенты насилия — тоже надёжно защищённые от инфекции. Заразить армию потенциального противника пацификом — это был бы удар посильнее нейтронной бомбы.
Борис криво усмехнулся.
— Забавно! Мы ведь всегда считали, что в армию и в органы идут люди не самые продвинутые. А по итогу может оказаться, что только у них и останется свобода воли. Только они и останутся людьми в полном смысле слова.
— В старом смысле слова, — поправил Матвей.
31
Борис убрал телефон, выбрал капучино и приложил карту к кофейному автомату. Поднёс стаканчик к губам, обжёгся и отставил его в сторону. Потом повернулся к Матвею и продолжил прерванный разговор.
— Как ты думаешь, мы ведь не первыми обнаружили этого паразита?
— Скорее всего. Видимо, его изучают уже несколько месяцев, если не лет. И не только в нашей стране. Но вся информация закрыта. Уверен, если мы захотим опубликовать какие-то материалы по этой теме, у нас тоже ничего не получится.
— Но почему? Надо же бить в набат, мобилизовать всех на борьбу! Время же уходит, неужели никто этого не понимает?
Матвей пожал плечами.
— Видимо, мировая элита взвесила все варианты и решила, что лучше настроить паству не на борьбу с паразитом, а на мирное сосуществование. По принципу «не сопротивляйтесь, расслабьтесь и получайте удовольствие».
— Они что, вконец охренели?
— Отнюдь. Сам подумай. Люди свободной воли неудобны любой власти. То ли дело плюшевые тушки, управлять такими — одно удовольствие.
Борис снова схватил стаканчик с кофе и снова отставил его, не сделав ни глотка.
— Но люди же должны понимать, что они теряют!
— Да ничего особо ценного для себя, мы ведь уже говорили об этом. Вспомни: «Люди убивают царя не с целью освобождения, но для того, чтобы поработить себя ещё более тяжкому игу».
— Маркузе? — спросил Борис.
— Горячо, но мимо. Отто Ранк.
— Один хрен, — махнул рукой Борис. — А мы можем хоть что-то сделать?
— Сомневаюсь. У них же такие прогрессивные лозунги — «За всё хорошее», «Твори добро», «За мир во всём мире». Кто же рискнёт выступить против этого.
— «Пис во всём писе», — повторил Борис, вспомнив лозунг первомайской монстрации.
— Именно. Теряют они самую малость, какой-то неудобный интеллектуальный аппендикс. А взамен приобретают весь набор гуманистических ценностей.
— Всё равно не понимаю! — сказал Борис. — Как можно отказаться от своей сути?
— Может, и хорошо, что не понимаешь, — ответил Матвей. — Пока остаются такие непонимающие, надежда ещё есть.
— Надежда на что?
— Не на честную борьбу, к сожалению, — вздохнул Матвей. — В инете нам и слова не дадут сказать. Выступить сейчас против паразита — значит выступить против всей пацифистской повестки; за это везде банят влёт. Приклеят ярлык мракобеса — и всё, тебя больше нет, для блогосферы ты станешь невидим. Нелицо, как Оруэлл прописал. Да и не сможем мы предложить людям повестку более привлекательную, чем религия мультиверса. На коротких дистанциях она рвёт все прочие, как Тузик грелку.
— А на длинных? — спросил Борис.
— А на длинных может оказаться, что это тупик. Что добрыми выборами вымощена дорога к деградации. Но кого когда-нибудь интересовали длинные дистанции?
Несколько минут они стояли молча. Наконец Борис допил свой кофе и спросил:
— Матвей, я не понимаю, зачем я вообще в этом проекте? Варвара работает день и ночь, Аруджанов что-то делает, я даже не пытаюсь понять что. А я только смотрю на надвигающийся мрак и ужасаюсь. Пользы от меня — как с козла молока.
Матвей улыбнулся.
— Ты всё понял правильно. Именно в этом твоя миссия — смотреть и ужасаться. Давид и Варвара выполняют свои локальные задачи; но кто-то должен видеть проблему и со стороны.
— Для этого есть ты, — возразил Борис, — ты же видишь проблему?
— Мне кажется, вижу, — ответил Матвей, — но иногда я сомневаюсь, могу ли себе доверять.
32
Вечером Варвара Петровна позвонила Борису и сказала, что лечение закончено. Захватив по пути Матвея, Борис поспешил к ней в кабинет. Выслушав рассказ о состоянии пациентки и оптимистичный прогноз, он задал мучивший его вопрос:
— Варвара Петровна, скажите, когда можно будет вернуть ребёнка?
— Видишь ли, Боря, лечение было довольно радикальным. Организм должен оправиться, а на это потребуется время.
Она хотела ещё что-то сказать, но её прервал сигнал вызова. Матвей достал телефон и, поговорив с минуту, поставил его на громкую связь.
— Повтори, пожалуйста.
— У главного входа собирается толпа, — раздался голос из динамика, — пока активных действий не предпринимают. Но толпа растёт.
— Спасибо, — сказал Матвей и нажал «отбой».
Он убрал телефон и посмотрел на Бориса.
— Ты видишь, как быстро всё меняется. Если бы Оля смогла прямо сейчас выложить в блог короткий видеоролик с сообщением о своём выздоровлении, это, скорее всего, разрядило бы обстановку. А иначе, боюсь, ночью стрелочники опять пойдут на штурм.
— Она ведь сможет? — обратился Борис к Варваре Петровне.
— Сказать несколько слов? Сможет, конечно. Но учти, она сейчас не в лучшем настроении. Организм ищет ребёнка и не находит; мы даже представить не можем, какие там сейчас гормональные сквозняки. Возможно, то, что Ольга скажет, тебе не понравится.
— А можно дать ей что-нибудь… тонизирующее? — спросил Борис. — В интересах дела?
Варвара Петровна скривила лицо в презрительной гримасе.
— Мне насрать на интересы дела! Моя работа — соблюдать интересы пациентов. А интересы дела — ваша работа. Вот и займитесь этим.
— Понятно, — сказал Борис, вставая, — идём.
Оля сидела перед выключенным ноутбуком, глядя в пустой экран. Её плечи были опущены, воротник пижамы поднят. Говоря о депрессивном настроении, Варвара Петровна ничуть не преувеличила. Бориса Оля выслушала молча, лишь изредка кивая. Также молча включила ноутбук и вошла в аккаунт. Машинально поправила волосы и начала стрим.
— Здравствуйте, мои дорогие подписчики! Я вижу, вас стало гораздо больше. Понимаю, что дело вовсе не в интересе к моей скромной персоне. Просто я, возможно, оказалась единственной, кто прошёл полный курс интересующего вас лечения. Что могу сказать по итогу. Я полностью вылечилась. Ощущения? Наверное, так чувствует себя наркоман, соскочивший с иглы. Был кайф — и весь вышел. Потеряла. Зато нашла наконец себя — настоящую. Вот теперь сижу и думаю — нужна я себе такая?
— Спасибо, — сказал Борис, закрывая крышку ноутбука, — подожди немного, я скоро вернусь.
Он вышел из бокса, чувствуя себя предателем, бросающим любимую девушку именно тогда, когда был ей так нужен. Но стрим транслировался в институтское облако, и его надо было срочно выложить в инет. Обрезав, естественно, последнюю фразу. Хотя и без неё сообщение звучало совсем не оптимистично. Но свою оперативную задачу оно должно было выполнить — удержать толпу от активных действий. А что его нельзя использовать как рекламу лечения — не велика беда. Учитывая настроения инфицированных, не сработала бы никакая реклама. Даже если бы в стриме Оля пела и ходила на руках.
Выложив запись в блог, Борис ещё какое-то время следил за камерами внешнего наблюдения. Когда толпа у входа стала рассеиваться, он поспешил к Оле. Она сидела у стола в той же позе, только ноутбук кто-то отодвинул в сторону. Борис не рискнул присесть рядом и обнять девушку. Он сел напротив и взял в свои ладони её холодные пальцы.
29
Борис сидел, закрыв лицо руками. Ему хотелось выть, орать, громить всё вокруг — дать волю древним инстинктам. Но это не решило бы ни одной проблемы. Ни с Олей, ни с ребёнком, ни с ним самим.
— Я должен быть с ней! — сказал он наконец.
— Не дури! — возразил Матвей, — Олю мы, скорее всего, сможем вытащить. А вот вас двоих — уже не факт.
Борис затравленно посмотрел на него.
— Ты не понимаешь. Дело уже не только в ней.
— Всё я понимаю. И у меня, кажется, есть решение.
— Говори!
— Мы вынем плод, пролечим Олю, а через две недели аккуратно вернём плод на место. Варвара Петровна, это же возможно?
— В принципе, да. Во всяком случае, это уже реальный шанс.
Борис вскочил с места.
— Правда?!
— Ты думаешь, мы можем шутить такими вещами? — спросил Матвей.
— Извини! Варвара Петровна, а это не опасно? С ребёнком ничего не случится?
Старушка покачала головой.
— Нет, как раз с плодом проблем быть не должно.
— А с чем должно? — напрягся Борис.
— С маткой. Понимаешь, Боря, мы не можем просто вынуть плод, это же не винчестер в твоём массиве. Потеряв его, матка сократится. Возвращать плод будет просто некуда.
— Но разве вы не можете обмануть организм? — спросил Борис. — Как-то имитировать беременность?
— К сожалению, нет.
— И что вы предлагаете?
— Изъять плод вместе с маткой. Их жизнедеятельность мы сможем обеспечить. А Ольгу я временно подержу на препаратах.
Борис судорожно сглотнул.
— Но это же полостная операция… Это же риски… И последствия.
Варвара Петровна кивнула, соглашаясь.
— Конечно, риски. И последствия. Если вы захотите второго ребёнка, вы вряд ли сможете зачать его в акте любви — только в пробирке на моём столе. Так что? Твоё слово?
— Когда? — спросил Борис.
— Завтра же соберу свою команду, и начнём. Время не ждёт.
Матвей кашлянул.
— Простите, что перебиваю. Варвара Петровна, я так понял, у вас уже есть готовое лекарство?
— Вот это мы и проверим. Но даже если всё получится — что толку? Ты же против принудительных уколов, а добровольно больные не захотят лечиться. Тебе не лекарство нужно, а профилактическое средство.
— Но разве это не одно и то же?
— Для кратковременного эффекта — да. Для длительного — нет.
— Да, конечно, туплю, — согласился Матвей. — Варвара Петровна, скажите, что вам нужно для создания вакцины? Составьте список, и у вас всё будет.
— Лично мне — ничего. К сожалению, это не мой уровень. За вакциной к Аруджанову, пожалуйста.
Борис повернулся к Матвею.
— А Давид над этим работает?
— Естественно. Это сейчас наша главная задача. Если не успеем — пацифик захватит всё человечество.
— А если успеем?
— Тогда, скорее всего, человечество разделится на две части. И обладающие свободой воли будут в меньшинстве. Потому что большинству эта свобода никогда и не была нужна, для них это было досадное обременение нового времени. Нищие духом унаследуют мир. А знавших нас не будет слишком много.
— В смысле? — не понял Борис.
— Бродский же, — пояснил Матвей и процитировал:
— Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее — после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснётся.
Но знавших нас не будет слишком много.
— Умеешь ты нагнетать, — сказал Борис.
— Проколоть всех принудительно, и все дела! — Варвара Петровна стукнула по столу сухим кулачком. — Почему нет, с ковид-вакцинами же получилось.
— Да поймите вы, наконец — нельзя выступать за свободу воли, лишая людей свободы выбора, — возразил Матвей.
— А ты что думаешь? — спросил он Бориса.
— По-моему, мы уже проиграли. Это же будет система с односторонней проводимостью. Заражаться люди будут постоянно, а выздоравливать не будет никто. В итоге свободы воли просто не останется.
— Отставить сопли! — скомандовал Матвей. — Один раз вы уже спасли мир, спасёте и сейчас.
— Это была Олина заслуга, — возразил Борис. — Да и не спасли, по большому счёту. Искин же не планировал уничтожить человечество, это тоже был бы какой-то симбиоз.
— В котором людям отводилась бы пассивная роль, — сказал Матвей, — как и сейчас. Так что соберись и работай.
30
Операция прошла успешно; настала очередь терапии. Но терапия требовала времени, которого катастрофически не хватало. Поздним вечером Борис выключил компьютер и направился к стойке кофейного автомата. Там он увидел Матвея, листавшего что-то в своём планшете. Стаканчик с остывшим кофе стоял рядом с ним на стойке.
— Есть новости? — спросил Борис.
— После вчерашней проверки ещё пятерых сотрудников пришлось отправить на больничный, — ответил Матвей, — инфекция продолжает распространяться. А у тебя как? Стрелочники всё ещё ищут Олю?
— Смотри сам, — Борис протянул ему телефон.
На экране было открыто приложение «Пробки», выделенный участок полыхал красным.
— Полчаса назад я выложил пост в Олином блоге: «Еду на природу». И указал геолокацию на Приморском шоссе. Тогда этот участок был жёлто-зелёным. А сейчас — сам видишь. Похоже, стрелочники фильтруют движение по шоссе и проверяют каждую машину.
— Но это значит… — начал Матвей.
— Да. Это значит, что стрелочников уже гораздо больше, чем мы предполагали. И с каждым днём у них всё больше возможностей. Если и дальше так пойдёт, мы действительно скоро окажемся в меньшинстве. И тогда возможно всё что угодно. Я не удивлюсь, даже если теорию Горева сделают государственной религией.
— Сомневаюсь, — сказал Матвей, — это излишне. И без того каждый заражённый учитель будет ежедневно распространять мем, причём без всяких руководящих указаний, по зову сердца. Каждый журналист, артист, писатель — все инфицированные будут самоотверженно работать на паразита. А когда мем подготовит почву, объявят какой-нибудь радужный день толерантности — мальчики целуются с мальчиками, девочки с девочками. И готово, дети понесут паразита в свои семьи.
— Не обязательно радужный, — сказал Борис, — можно возродить пасхальные традиции, например. «Так поцелуемся, давай, прохожий, прости меня за чистый интерес, мы на людей становимся похожими» — чем не скрепа?
— Можно и так, — согласился Матвей, — что в лоб, что по лбу. Паразиту без разницы, какими рационализациями заражённые обставят его распространение. Хоть через причастие, хоть через языческие оргии. Главное — результат.
— С другой стороны, — сказал Борис, — идеи Горева о мультиверсе распространяются в каноническом виде, практически без модификаций. Как будто пацифик каким-то образом блокировал возможность зарождения ересей, которые, по идее, должны были буйно расцвести вокруг этой религии.
— Не совсем так, — возразил Матвей, — какие-то теоретические разногласия там всё же есть. Например, одни считают, что бесконечное множество параллельных вселенных существует изначально, другие — что вселенные расщепляются в моменты выборов, порождая всё новые и новые миры.
Борис энергично махнул рукой.
— Не суть! На этическую составляющую религии эти споры не влияют. Католику же неважно, сколько ангелов уместится на острие иглы, с исполнением заповедей это никак не связано. Горев дал мультиверсовцам простую картину — множественность миров и возможность личного выбора. Всё, большего им и не надо. А физическое обоснование множественности вселенных — это интеллектуальная игра для схоластов, погоду они не делают.
Матвей согласно кивнул, и Борис продолжил:
— Но если религия канонична, то можно предположить, что и ритуал распространения в итоге станет единообразным. Одно человечество, одна Земля, одна вера. Добро пожаловать в новое средневековье! Которое, кстати, может наступить уже завтра.
— Вряд ли завтра, — возразил Матвей. — Пока у правительства не будет вакцины, у новой религии не будет господдержки. Возможно, будет даже какое-то умеренное сдерживание. Правители должны надёжно защитить собственное здоровье, не в бункерах же им сидеть. Кроме того, им нужна армия, силовики и прочие агенты насилия — тоже надёжно защищённые от инфекции. Заразить армию потенциального противника пацификом — это был бы удар посильнее нейтронной бомбы.
Борис криво усмехнулся.
— Забавно! Мы ведь всегда считали, что в армию и в органы идут люди не самые продвинутые. А по итогу может оказаться, что только у них и останется свобода воли. Только они и останутся людьми в полном смысле слова.
— В старом смысле слова, — поправил Матвей.
31
Борис убрал телефон, выбрал капучино и приложил карту к кофейному автомату. Поднёс стаканчик к губам, обжёгся и отставил его в сторону. Потом повернулся к Матвею и продолжил прерванный разговор.
— Как ты думаешь, мы ведь не первыми обнаружили этого паразита?
— Скорее всего. Видимо, его изучают уже несколько месяцев, если не лет. И не только в нашей стране. Но вся информация закрыта. Уверен, если мы захотим опубликовать какие-то материалы по этой теме, у нас тоже ничего не получится.
— Но почему? Надо же бить в набат, мобилизовать всех на борьбу! Время же уходит, неужели никто этого не понимает?
Матвей пожал плечами.
— Видимо, мировая элита взвесила все варианты и решила, что лучше настроить паству не на борьбу с паразитом, а на мирное сосуществование. По принципу «не сопротивляйтесь, расслабьтесь и получайте удовольствие».
— Они что, вконец охренели?
— Отнюдь. Сам подумай. Люди свободной воли неудобны любой власти. То ли дело плюшевые тушки, управлять такими — одно удовольствие.
Борис снова схватил стаканчик с кофе и снова отставил его, не сделав ни глотка.
— Но люди же должны понимать, что они теряют!
— Да ничего особо ценного для себя, мы ведь уже говорили об этом. Вспомни: «Люди убивают царя не с целью освобождения, но для того, чтобы поработить себя ещё более тяжкому игу».
— Маркузе? — спросил Борис.
— Горячо, но мимо. Отто Ранк.
— Один хрен, — махнул рукой Борис. — А мы можем хоть что-то сделать?
— Сомневаюсь. У них же такие прогрессивные лозунги — «За всё хорошее», «Твори добро», «За мир во всём мире». Кто же рискнёт выступить против этого.
— «Пис во всём писе», — повторил Борис, вспомнив лозунг первомайской монстрации.
— Именно. Теряют они самую малость, какой-то неудобный интеллектуальный аппендикс. А взамен приобретают весь набор гуманистических ценностей.
— Всё равно не понимаю! — сказал Борис. — Как можно отказаться от своей сути?
— Может, и хорошо, что не понимаешь, — ответил Матвей. — Пока остаются такие непонимающие, надежда ещё есть.
— Надежда на что?
— Не на честную борьбу, к сожалению, — вздохнул Матвей. — В инете нам и слова не дадут сказать. Выступить сейчас против паразита — значит выступить против всей пацифистской повестки; за это везде банят влёт. Приклеят ярлык мракобеса — и всё, тебя больше нет, для блогосферы ты станешь невидим. Нелицо, как Оруэлл прописал. Да и не сможем мы предложить людям повестку более привлекательную, чем религия мультиверса. На коротких дистанциях она рвёт все прочие, как Тузик грелку.
— А на длинных? — спросил Борис.
— А на длинных может оказаться, что это тупик. Что добрыми выборами вымощена дорога к деградации. Но кого когда-нибудь интересовали длинные дистанции?
Несколько минут они стояли молча. Наконец Борис допил свой кофе и спросил:
— Матвей, я не понимаю, зачем я вообще в этом проекте? Варвара работает день и ночь, Аруджанов что-то делает, я даже не пытаюсь понять что. А я только смотрю на надвигающийся мрак и ужасаюсь. Пользы от меня — как с козла молока.
Матвей улыбнулся.
— Ты всё понял правильно. Именно в этом твоя миссия — смотреть и ужасаться. Давид и Варвара выполняют свои локальные задачи; но кто-то должен видеть проблему и со стороны.
— Для этого есть ты, — возразил Борис, — ты же видишь проблему?
— Мне кажется, вижу, — ответил Матвей, — но иногда я сомневаюсь, могу ли себе доверять.
32
Вечером Варвара Петровна позвонила Борису и сказала, что лечение закончено. Захватив по пути Матвея, Борис поспешил к ней в кабинет. Выслушав рассказ о состоянии пациентки и оптимистичный прогноз, он задал мучивший его вопрос:
— Варвара Петровна, скажите, когда можно будет вернуть ребёнка?
— Видишь ли, Боря, лечение было довольно радикальным. Организм должен оправиться, а на это потребуется время.
Она хотела ещё что-то сказать, но её прервал сигнал вызова. Матвей достал телефон и, поговорив с минуту, поставил его на громкую связь.
— Повтори, пожалуйста.
— У главного входа собирается толпа, — раздался голос из динамика, — пока активных действий не предпринимают. Но толпа растёт.
— Спасибо, — сказал Матвей и нажал «отбой».
Он убрал телефон и посмотрел на Бориса.
— Ты видишь, как быстро всё меняется. Если бы Оля смогла прямо сейчас выложить в блог короткий видеоролик с сообщением о своём выздоровлении, это, скорее всего, разрядило бы обстановку. А иначе, боюсь, ночью стрелочники опять пойдут на штурм.
— Она ведь сможет? — обратился Борис к Варваре Петровне.
— Сказать несколько слов? Сможет, конечно. Но учти, она сейчас не в лучшем настроении. Организм ищет ребёнка и не находит; мы даже представить не можем, какие там сейчас гормональные сквозняки. Возможно, то, что Ольга скажет, тебе не понравится.
— А можно дать ей что-нибудь… тонизирующее? — спросил Борис. — В интересах дела?
Варвара Петровна скривила лицо в презрительной гримасе.
— Мне насрать на интересы дела! Моя работа — соблюдать интересы пациентов. А интересы дела — ваша работа. Вот и займитесь этим.
— Понятно, — сказал Борис, вставая, — идём.
Оля сидела перед выключенным ноутбуком, глядя в пустой экран. Её плечи были опущены, воротник пижамы поднят. Говоря о депрессивном настроении, Варвара Петровна ничуть не преувеличила. Бориса Оля выслушала молча, лишь изредка кивая. Также молча включила ноутбук и вошла в аккаунт. Машинально поправила волосы и начала стрим.
— Здравствуйте, мои дорогие подписчики! Я вижу, вас стало гораздо больше. Понимаю, что дело вовсе не в интересе к моей скромной персоне. Просто я, возможно, оказалась единственной, кто прошёл полный курс интересующего вас лечения. Что могу сказать по итогу. Я полностью вылечилась. Ощущения? Наверное, так чувствует себя наркоман, соскочивший с иглы. Был кайф — и весь вышел. Потеряла. Зато нашла наконец себя — настоящую. Вот теперь сижу и думаю — нужна я себе такая?
— Спасибо, — сказал Борис, закрывая крышку ноутбука, — подожди немного, я скоро вернусь.
Он вышел из бокса, чувствуя себя предателем, бросающим любимую девушку именно тогда, когда был ей так нужен. Но стрим транслировался в институтское облако, и его надо было срочно выложить в инет. Обрезав, естественно, последнюю фразу. Хотя и без неё сообщение звучало совсем не оптимистично. Но свою оперативную задачу оно должно было выполнить — удержать толпу от активных действий. А что его нельзя использовать как рекламу лечения — не велика беда. Учитывая настроения инфицированных, не сработала бы никакая реклама. Даже если бы в стриме Оля пела и ходила на руках.
Выложив запись в блог, Борис ещё какое-то время следил за камерами внешнего наблюдения. Когда толпа у входа стала рассеиваться, он поспешил к Оле. Она сидела у стола в той же позе, только ноутбук кто-то отодвинул в сторону. Борис не рискнул присесть рядом и обнять девушку. Он сел напротив и взял в свои ладони её холодные пальцы.
