– Я тут по делам был, приехал на извозчике. А они, видать, подметили, что с меня можно поживиться, да прогнали извозчика, а потом и напали на меня.
Валуев покачал головой:
– Да уж, называется, просвещенная столица! По улицам без оглядки ходить нельзя в светлое время: того и гляди, кто-нибудь ограбит или прибьет. Я уже отвык от такого, живя по заграницам. Там, конечно, тоже лихих людей хватает, но хоть на центральных улицах везде полицейские стоят.
– Так ты долго жил за границей? – спросил Новосельский. – Потому тебя и не видно сто лет?
Борис Анатольевич кивнул:
– Да. Последние годы то в Париже, то в Вене. Хотел с начала осени поехать в Италию, да пришлось спешно возвращаться сюда: бездетная сестра померла, надобно в наследство вступать, с бумагами возиться.
– И много ли наследства ожидается?
Валуев самодовольно улыбнулся:
– Миллион деньгами да еще особняк на Фонтанке.
– Ничего себе! – присвистнул Новосельский. – Да ведь это, брат, целое громадное состояние!
– Да, повезло мне, чего уж греха таить, – усмехнулся Валуев. – Правда, у меня и собственное состояние не сильно расстроено.
– А скажи мне, ты сейчас женат или вдов? – небрежно поинтересовался Новосельский. – Помнится, вы с супругой когда-то разъезжались… Или я что-то путаю?
– Да нет, так и есть. Как разъехались десять лет назад, поделили имущество, так и живем до сих пор, каждый сам по себе. Только вот помирать моя законная жена пока, к сожалению, не собирается. – Валуев слегка поморщился. – Пожалуй, еще и меня переживет.
– Да, это весьма досадно, – кивнул Новосельский. – Однако же ты, я думаю, все равно вниманием женского пола не обделен? С твоими-то деньгами, небось, юные обольстительницы так вокруг и вьются?
Валуев рассмеялся, потом вдруг нахмурился и покачал головой.
– Так-то оно так, да только… не таких бы мне хотелось женщин, как те, что вокруг меня вьются. К примеру, те же парижские куртизанки… Они всем хороши: и красивы, и одеться умеют со вкусом, и любой твой каприз исполнят, хоть самый изощренный. Но только ведь это все равно – шваль, никакого достоинства и благородства.
– А замужние или разъехавшиеся с мужьями?
– И такие у меня бывали. Но ведь это, опять-таки, не первый сорт. – Валуев красноречиво посмотрел на Новосельского. – Ты же, Роман, в этом деле воробей стреляный, должен понимать, о чем я толкую.
Роман Данилович заерзал на сидении.
– Да, трудненько первый сорт отыскать, если не можешь предложить законного брака. Тут, пожалуй, не десятки – сотни тысяч нужны!
– Да я бы и потратил. В конце концов, для чего еще деньги нужны, как ни для того, чтобы покупать за них разные удовольствия? Загвоздка в том, чтобы найти женщин, на которых не жалко будет тратить.
– Да уж, – покачал головой Новосельский. И как бы между прочим спросил: – Кстати, Борис, а помнишь ли ты мою сестрицу Любоньку? Всем хороша была девушка, да одна беда: Господь умом обделил. Вместо того, чтобы искать жениха по чести, влюбилась в провинциального помещика средней руки да бежала с ним из дому.
– Да, Любовь Даниловну я хорошо помню, – сказал Валуев. – А что с нею сейчас? Как она?
Новосельский тяжко вздохнул:
– Разорились после отмены крепостного права, концы с концами не сводят. Вот, еду к ним на днях, в Смоленскую губернию. Хочу племянницу к себе забрать, чтобы она там не пропала совсем.
– Не замужем?
– Нет. Хотя девушка – писаная красавица, умна, образованна, с изысканными манерами. Да много ли проку с достоинств, когда приданого нет? И я, как на грех, сейчас в таком положении, что помочь совсем не могу.
– Как? Тоже разорился?!
Роман Данилович на мгновение замялся:
– Не то чтобы совсем, но – в долгах как в шелках!
– Вот те на! – протянул Валуев. – Впрочем, нынче время такое, что наш непрактичный брат дворянин часто разоряется… Ну, так что же твоя племянница? – полюбопытствовал он. – Неужто никто замуж не зовет?
– Да зовут, конечно. От женихов, можно сказать, отбоя нет. Да только, – Роман Данилович многозначительно посмотрел на графа, – что ж ей за интерес выходить за какого-нибудь бедного чиновника? Ведь это не жизнь получится, а черт знает что! Вечная нехватка денег, мелочная экономия ради пошива нового платья. От такой жизни мигом опустишься и завянешь. Может, если бы она изначально росла в семье, где считали деньги, оно бы и ничего. Но ведь растили-то ее в роскоши и богатстве!
– М-да, – протянул Валуев. – Это как-то совсем безрадостно – вырасти в хороших условиях, а после замужества оказаться в стесненных.
– Ах, Борис, если б ты только видел ее, мою дорогую Александру! – с чувством продолжал Новосельский. – Это… это такой ангел, что словами описать невозможно! Похожа на Любоньку, но только гораздо красивей. А главное, ума и рассудительности побольше. Впрочем, зачем я тебе ее расписываю? Вот привезу в Петербург, тогда прошу пожаловать к нам с визитом!
Какое-то время Валуев и Новосельский молчали, не глядя друг на друга.
– Кстати, Роман, а сколько у тебя всего долгов-то? – внезапно спросил граф. И не дожидаясь ответа, прибавил: – Впрочем, такие деликатные темы не следует обсуждать на ходу. Мы как раз подъезжаем к моему дому. Так давай вместе обедать, там и потолкуем обо всем.
– Прекрасная мысль! – радостно вскричал Новосельский.
– Кажется, модистка перестаралась с этим платьем. Оно получилось слишком нарядным и броским, – Александра оторвалась от созерцания себя в настенном зеркале и с сомнением посмотрела на мать. – Может, пока еще есть время, мне переодеться?
Любовь Даниловна возмущенно повела плечами:
– Вот еще придумала глупость: переодеваться в самый последний момент! Да и во что, когда мы не захватили другого вечернего наряда? Не в закрытом же платье тебе ехать на вечер!
– Можно и в закрытом. Все-таки это не бал, а благотворительный концерт с ужином. Хотя, – Александра задорно улыбнулась, – пожалуй, не стоит хлопот. Ну, подумаешь, кто-то из наших кумушек косо на меня посмотрит. Да черт с ними!
– Вот именно, – закивала Бахметьева старшая. – Какое нам дело до их мнения и глупых пересудов? Даст Бог, – ее глаза заблестели, – мы скоро вообще будем избавлены от досадной необходимости общаться с этими несносными дамами.
Александра рассмеялась, глядя на нее с мягким укором.
– Мама, я тебя очень прошу: не начинай заново! Мы же договорились, что не будем ничего загадывать и строить воздушных замков.
– Но ведь без воздушных замков жизнь так скучна! – возразила Любовь Даниловна. – Однако ты права: не нужно ничего загадывать, а лучше предоставить событиям идти своим чередом.
– Да, пусть идут своим чередом, – кивнула Александра. – А ты… иди одеваться, если не хочешь, чтобы мы приехали на вечер с большим опозданием!
Проводив маменьку, Александра снова подошла к зеркалу. Что и говорить, платье не слишком подходило для незамужней девушки. Но зато как великолепно оно смотрелось на ней! Как шел к ее внешности этот насыщенный, темноватый оттенок лазурного! И шелковистая бахрома на драпировках юбки была прелестна, и длинные побеги роз, струящиеся по пышному турнюру. Точно такие же розы, нежно-розового цвета с зелеными листочками, украшали прическу Александры с выпущенными на плечи двумя завитыми локонами. Из драгоценностей – только черная бархотка с золотым медальоном да небольшие жемчужные сережки.
– Из-за этого наряда тебя просто съедят на вечере, – весело сказала Александра своему отражению. – Особенно если Сурин надумает подойти и заговорить с тобой…
Опять она думает про Сурина! Александра неодобрительно поджала губы, но тотчас перестала хмуриться и рассмеялась. К чему обманывать себя, притворяться, что не думаешь о Сурине, когда на самом деле все твои мысли вертятся вокруг него? И разве она не имеет права испытывать к нему симпатию? И разве он не заслуживает, чтобы она относилась к нему с симпатией и уважением? Он – человек, по сравнению с которым остальные ее поклонники ничего не стоят. Человек, который великодушно простил ее близким все былые обиды и унижения и ни единым словом не намекнул, что помнит о прошлом.
«А ежели он не помнит, то мне и сам Бог велел забыть, – сказала себе Александра. – Бабушка… пусть не забывает, если ей так угодно. Но она не имеет морального права запрещать мне… запрещать мне… выйти за него замуж, если он вдруг решит сделать мне предложение!»
Александра приглушенно ахнула, схватившись за пылающее лицо. Нет, она положительно сошла с ума, если позволяет себе думать о таких вещах! С чего она вообразила, что Сурин собирается делать ей предложение?! Девять из десяти, что у него и в мыслях такого нет. Просто все остальные местные девицы вызывают у него антипатию, вот он и общается исключительно с ней одной… в перерывах между мужскими делами! Но это совсем не значит, что он в нее влюбился. И даже если допустить, что он сильно увлекся ею, это тоже ничего не значит. Можно подумать, что за столько лет Сурин ни в кого не влюблялся! Конечно, влюблялся, однако это не помешало ему оставаться до сих пор холостым. Женитьба – очень ответственный шаг, а такие люди, как Сергей Сурин, не женятся на первой приглянувшейся женщине.
«Так что не будем ничего загадывать, а будем жить одним днем и радоваться тому хорошему, что он нам дает», – решительно сказала себе Александра. И тут же мечтательно улыбнулась, вспомнив позавчерашний бал. Они танцевали с Сергеем три танца, и ничего серьезного во время них не было сказано. Но зато сколько эмоций читалось в его взглядах, которые он то и дело бросал на нее на протяжении бала и последовавшего за ним ужина!
А на другое утро Сурин снова прислал ей большую корзину роз. Только на этот раз они были не розовыми, а алыми. И пока Александра с маменькой гадали, что бы это значило, Сурин неожиданно нагрянул к ним с визитом! Александра не могла без смеха вспоминать тот переполох, что вызвал его приезд. Как они с маменькой убежали из гостиной наверх, как спешно одевались и причесывались, и как у них при этом все валилось из рук…
А потом, когда они, наконец, вернулись в гостиную, оказалось, что Александра в суматохе забыла надеть нарядные туфельки вместо домашних шлепанцев и вышла принимать гостя босиком. Причем, это обнаружилось лишь тогда, когда она уселась на диван и изящным движением закинула ногу на ногу, выставив на обозрение Сурина свои ступни в белых ажурных чулках. Пришлось снова убегать в мезонин, чтобы надеть туфли…
Но так или иначе, а Сурин просидел у них до позднего вечера. А когда он уехал, они с маменькой рассудили, что им незачем возвращаться в имение, раз завтра все равно ехать в город на концерт. Поначалу они не собирались быть на этом концерте, но Сурин уговорил их, сказав, что ему будет невыносимо скучно там без Александры. И тогда Александра сказала, что, в таком случае, она, конечно, поедет, ибо с ее стороны было бы невежливо дать заскучать галантному кавалеру, подарившему ей такие чудесные розы.
– Кстати, а почему в этот раз алые, а не розовые? – спросила она. И, осознав неприличность своего вопроса, залилась краской.
– Почему? – с лукавой улыбкой переспросил Сурин. – Да вот, подумал, что они должны гораздо сильней поразить ваше воображение, чем розовые. Вы же знаете, я вообще люблю эффектные жесты.
– И дорогой фарфор, и белые костюмы, которые нужно отдавать в чистку, надев всего лишь раз, – со смехом прибавила Александра.
– Вы не поверите, но у меня еще и белые ковры по дому расстелены, – весело сказал Сурин. – А комнаты забиты кучей бесполезных, но зато ужасно модных вещей. Коротко говоря, я – типичный нувориш, в самом худшем понимании этого словечка.
– Почему вы всегда это подчеркиваете? – удивилась Саша. – Вы гордитесь тем, что вы – нувориш?
– Да, – ответил он. – Я и правда горжусь этим. Гораздо сильнее, нежели тем, что мой отец все-таки признал меня спустя много лет, дав свою фамилию и дворянское звание.
При этих словах его голос едва заметно дрогнул, а в глазах промелькнуло выражение затаенной горечи. Это длилось секунду, но Александра знала, что ей не померещилась. Так она могла подумать в первый раз, но это был уже второй раз, когда перед нею случайно приоткрывалась дверь в потаенный уголок души этого загадочного человека…
Вспомнив об этом сейчас, Александра почувствовала такое же сильное волнение, как и вчера, во время разговора с Суриным. И снова, как и тогда, ощутила страстное желание проникнуть в тот уголок его души, который он тщательно скрывал ото всех.
«Может, он потому до сих пор и не женился, что не встретил женщины, перед которой ему бы захотелось распахнуть свою душу?» – подумала она, и ее губы искривились в усмешке самоиронии. Если это и правда так, то ей не грозит услышать от него предложение руки и сердца. Невозможно представить, чтобы у Сурина возникло желание распахивать душу перед ней – дочкой его бывших хозяев.
Впрочем, у него наверняка есть друзья, с которыми он говорит обо всем. Не может быть, чтобы него не было хороших друзей. Он великодушен, надежен и смел; любой здравомыслящий человек будет рад принять его дружбу. Да она бы и сама не отказалась иметь такого друга.
«Все, довольно восторгаться Суриным! – одернула себя Александра. – Так и впрямь можно дойти до того, что влюбишься и останешься с разбитым сердцем после его отъезда в Петербург!»
При мысли о Петербурге сердце Александры снова учащенно забилось. О боже, неужели ее и впрямь скоро туда заберут? Она увидит все эти каналы, дворцы, загородные парки, которыми до сих пор любовалась только на гравюрах и фотографиях. Поедет по всем театрам и музеям. Интересно, Сурин посещает театры? Александре было трудно представить, что ему может нравиться опера или балет. Но ведь богатые люди ездят в театры зачастую не ради представлений, а потому, что так принято. И вот будет сюрприз для Сурина, если он, обводя скучающим взглядом театральный зал, вдруг увидит ее в ложе бенуара или бельэтажа…
– Опять ты про Сурина! – воскликнула в сердцах Александра. – Да что же за напасть такая, о господи!
Встряхнув головой, словно отгоняя ненужные мысли, она пошла к маменьке – поторопить ее с одеванием.
Когда Бахметьевы вошли в большую гостиную Дворянского собрания, там уже находилась целая толпа. Любовь Даниловна остановилась с приятельницей, а Александра неспешно двинулась дальше, ища глазами Дашу. Сегодня у той был особенный день: Костя Ракитин поздно вечером уезжал на поезде из Смоленска, и Александра собиралась приободрять и поддерживать подругу в столь волнительный жизненный момент.
Внезапно перед ней возникла Варвара Степановна Зубкова. Рядом стояли две ее дочери – одни из самых противных смоленских девиц и немолодая дама по фамилии Шагирова, имевшая, как и Зубкова, репутацию злобной сплетницы.
– Добрый вечер, любезная Александра Ивановна, – проговорила Зубкова, ощупывая девушку с головы до ног недобрым, липучим взглядом. – Как ваши дела, как поживает почтенная Софья Аркадьевна?
– Благодарю вас, мадам, с бабушкой все хорошо, – сдержанно ответила Саша.
– Приятно слышать, – лицо Зубковой озарилось фальшивой улыбкой. – Ну, а вы сами… Я смотрю, прямо расцвели за последнее время! Да еще и одеваться начали с таким шиком, какого раньше за вами не замечалось. Милая барышня, что означают эти волшебные перемены? Вы собрались замуж?
Валуев покачал головой:
– Да уж, называется, просвещенная столица! По улицам без оглядки ходить нельзя в светлое время: того и гляди, кто-нибудь ограбит или прибьет. Я уже отвык от такого, живя по заграницам. Там, конечно, тоже лихих людей хватает, но хоть на центральных улицах везде полицейские стоят.
– Так ты долго жил за границей? – спросил Новосельский. – Потому тебя и не видно сто лет?
Борис Анатольевич кивнул:
– Да. Последние годы то в Париже, то в Вене. Хотел с начала осени поехать в Италию, да пришлось спешно возвращаться сюда: бездетная сестра померла, надобно в наследство вступать, с бумагами возиться.
– И много ли наследства ожидается?
Валуев самодовольно улыбнулся:
– Миллион деньгами да еще особняк на Фонтанке.
– Ничего себе! – присвистнул Новосельский. – Да ведь это, брат, целое громадное состояние!
– Да, повезло мне, чего уж греха таить, – усмехнулся Валуев. – Правда, у меня и собственное состояние не сильно расстроено.
– А скажи мне, ты сейчас женат или вдов? – небрежно поинтересовался Новосельский. – Помнится, вы с супругой когда-то разъезжались… Или я что-то путаю?
– Да нет, так и есть. Как разъехались десять лет назад, поделили имущество, так и живем до сих пор, каждый сам по себе. Только вот помирать моя законная жена пока, к сожалению, не собирается. – Валуев слегка поморщился. – Пожалуй, еще и меня переживет.
– Да, это весьма досадно, – кивнул Новосельский. – Однако же ты, я думаю, все равно вниманием женского пола не обделен? С твоими-то деньгами, небось, юные обольстительницы так вокруг и вьются?
Валуев рассмеялся, потом вдруг нахмурился и покачал головой.
– Так-то оно так, да только… не таких бы мне хотелось женщин, как те, что вокруг меня вьются. К примеру, те же парижские куртизанки… Они всем хороши: и красивы, и одеться умеют со вкусом, и любой твой каприз исполнят, хоть самый изощренный. Но только ведь это все равно – шваль, никакого достоинства и благородства.
– А замужние или разъехавшиеся с мужьями?
– И такие у меня бывали. Но ведь это, опять-таки, не первый сорт. – Валуев красноречиво посмотрел на Новосельского. – Ты же, Роман, в этом деле воробей стреляный, должен понимать, о чем я толкую.
Роман Данилович заерзал на сидении.
– Да, трудненько первый сорт отыскать, если не можешь предложить законного брака. Тут, пожалуй, не десятки – сотни тысяч нужны!
– Да я бы и потратил. В конце концов, для чего еще деньги нужны, как ни для того, чтобы покупать за них разные удовольствия? Загвоздка в том, чтобы найти женщин, на которых не жалко будет тратить.
– Да уж, – покачал головой Новосельский. И как бы между прочим спросил: – Кстати, Борис, а помнишь ли ты мою сестрицу Любоньку? Всем хороша была девушка, да одна беда: Господь умом обделил. Вместо того, чтобы искать жениха по чести, влюбилась в провинциального помещика средней руки да бежала с ним из дому.
– Да, Любовь Даниловну я хорошо помню, – сказал Валуев. – А что с нею сейчас? Как она?
Новосельский тяжко вздохнул:
– Разорились после отмены крепостного права, концы с концами не сводят. Вот, еду к ним на днях, в Смоленскую губернию. Хочу племянницу к себе забрать, чтобы она там не пропала совсем.
– Не замужем?
– Нет. Хотя девушка – писаная красавица, умна, образованна, с изысканными манерами. Да много ли проку с достоинств, когда приданого нет? И я, как на грех, сейчас в таком положении, что помочь совсем не могу.
– Как? Тоже разорился?!
Роман Данилович на мгновение замялся:
– Не то чтобы совсем, но – в долгах как в шелках!
– Вот те на! – протянул Валуев. – Впрочем, нынче время такое, что наш непрактичный брат дворянин часто разоряется… Ну, так что же твоя племянница? – полюбопытствовал он. – Неужто никто замуж не зовет?
– Да зовут, конечно. От женихов, можно сказать, отбоя нет. Да только, – Роман Данилович многозначительно посмотрел на графа, – что ж ей за интерес выходить за какого-нибудь бедного чиновника? Ведь это не жизнь получится, а черт знает что! Вечная нехватка денег, мелочная экономия ради пошива нового платья. От такой жизни мигом опустишься и завянешь. Может, если бы она изначально росла в семье, где считали деньги, оно бы и ничего. Но ведь растили-то ее в роскоши и богатстве!
– М-да, – протянул Валуев. – Это как-то совсем безрадостно – вырасти в хороших условиях, а после замужества оказаться в стесненных.
– Ах, Борис, если б ты только видел ее, мою дорогую Александру! – с чувством продолжал Новосельский. – Это… это такой ангел, что словами описать невозможно! Похожа на Любоньку, но только гораздо красивей. А главное, ума и рассудительности побольше. Впрочем, зачем я тебе ее расписываю? Вот привезу в Петербург, тогда прошу пожаловать к нам с визитом!
Какое-то время Валуев и Новосельский молчали, не глядя друг на друга.
– Кстати, Роман, а сколько у тебя всего долгов-то? – внезапно спросил граф. И не дожидаясь ответа, прибавил: – Впрочем, такие деликатные темы не следует обсуждать на ходу. Мы как раз подъезжаем к моему дому. Так давай вместе обедать, там и потолкуем обо всем.
– Прекрасная мысль! – радостно вскричал Новосельский.
ГЛАВА 12
– Кажется, модистка перестаралась с этим платьем. Оно получилось слишком нарядным и броским, – Александра оторвалась от созерцания себя в настенном зеркале и с сомнением посмотрела на мать. – Может, пока еще есть время, мне переодеться?
Любовь Даниловна возмущенно повела плечами:
– Вот еще придумала глупость: переодеваться в самый последний момент! Да и во что, когда мы не захватили другого вечернего наряда? Не в закрытом же платье тебе ехать на вечер!
– Можно и в закрытом. Все-таки это не бал, а благотворительный концерт с ужином. Хотя, – Александра задорно улыбнулась, – пожалуй, не стоит хлопот. Ну, подумаешь, кто-то из наших кумушек косо на меня посмотрит. Да черт с ними!
– Вот именно, – закивала Бахметьева старшая. – Какое нам дело до их мнения и глупых пересудов? Даст Бог, – ее глаза заблестели, – мы скоро вообще будем избавлены от досадной необходимости общаться с этими несносными дамами.
Александра рассмеялась, глядя на нее с мягким укором.
– Мама, я тебя очень прошу: не начинай заново! Мы же договорились, что не будем ничего загадывать и строить воздушных замков.
– Но ведь без воздушных замков жизнь так скучна! – возразила Любовь Даниловна. – Однако ты права: не нужно ничего загадывать, а лучше предоставить событиям идти своим чередом.
– Да, пусть идут своим чередом, – кивнула Александра. – А ты… иди одеваться, если не хочешь, чтобы мы приехали на вечер с большим опозданием!
Проводив маменьку, Александра снова подошла к зеркалу. Что и говорить, платье не слишком подходило для незамужней девушки. Но зато как великолепно оно смотрелось на ней! Как шел к ее внешности этот насыщенный, темноватый оттенок лазурного! И шелковистая бахрома на драпировках юбки была прелестна, и длинные побеги роз, струящиеся по пышному турнюру. Точно такие же розы, нежно-розового цвета с зелеными листочками, украшали прическу Александры с выпущенными на плечи двумя завитыми локонами. Из драгоценностей – только черная бархотка с золотым медальоном да небольшие жемчужные сережки.
– Из-за этого наряда тебя просто съедят на вечере, – весело сказала Александра своему отражению. – Особенно если Сурин надумает подойти и заговорить с тобой…
Опять она думает про Сурина! Александра неодобрительно поджала губы, но тотчас перестала хмуриться и рассмеялась. К чему обманывать себя, притворяться, что не думаешь о Сурине, когда на самом деле все твои мысли вертятся вокруг него? И разве она не имеет права испытывать к нему симпатию? И разве он не заслуживает, чтобы она относилась к нему с симпатией и уважением? Он – человек, по сравнению с которым остальные ее поклонники ничего не стоят. Человек, который великодушно простил ее близким все былые обиды и унижения и ни единым словом не намекнул, что помнит о прошлом.
«А ежели он не помнит, то мне и сам Бог велел забыть, – сказала себе Александра. – Бабушка… пусть не забывает, если ей так угодно. Но она не имеет морального права запрещать мне… запрещать мне… выйти за него замуж, если он вдруг решит сделать мне предложение!»
Александра приглушенно ахнула, схватившись за пылающее лицо. Нет, она положительно сошла с ума, если позволяет себе думать о таких вещах! С чего она вообразила, что Сурин собирается делать ей предложение?! Девять из десяти, что у него и в мыслях такого нет. Просто все остальные местные девицы вызывают у него антипатию, вот он и общается исключительно с ней одной… в перерывах между мужскими делами! Но это совсем не значит, что он в нее влюбился. И даже если допустить, что он сильно увлекся ею, это тоже ничего не значит. Можно подумать, что за столько лет Сурин ни в кого не влюблялся! Конечно, влюблялся, однако это не помешало ему оставаться до сих пор холостым. Женитьба – очень ответственный шаг, а такие люди, как Сергей Сурин, не женятся на первой приглянувшейся женщине.
«Так что не будем ничего загадывать, а будем жить одним днем и радоваться тому хорошему, что он нам дает», – решительно сказала себе Александра. И тут же мечтательно улыбнулась, вспомнив позавчерашний бал. Они танцевали с Сергеем три танца, и ничего серьезного во время них не было сказано. Но зато сколько эмоций читалось в его взглядах, которые он то и дело бросал на нее на протяжении бала и последовавшего за ним ужина!
А на другое утро Сурин снова прислал ей большую корзину роз. Только на этот раз они были не розовыми, а алыми. И пока Александра с маменькой гадали, что бы это значило, Сурин неожиданно нагрянул к ним с визитом! Александра не могла без смеха вспоминать тот переполох, что вызвал его приезд. Как они с маменькой убежали из гостиной наверх, как спешно одевались и причесывались, и как у них при этом все валилось из рук…
А потом, когда они, наконец, вернулись в гостиную, оказалось, что Александра в суматохе забыла надеть нарядные туфельки вместо домашних шлепанцев и вышла принимать гостя босиком. Причем, это обнаружилось лишь тогда, когда она уселась на диван и изящным движением закинула ногу на ногу, выставив на обозрение Сурина свои ступни в белых ажурных чулках. Пришлось снова убегать в мезонин, чтобы надеть туфли…
Но так или иначе, а Сурин просидел у них до позднего вечера. А когда он уехал, они с маменькой рассудили, что им незачем возвращаться в имение, раз завтра все равно ехать в город на концерт. Поначалу они не собирались быть на этом концерте, но Сурин уговорил их, сказав, что ему будет невыносимо скучно там без Александры. И тогда Александра сказала, что, в таком случае, она, конечно, поедет, ибо с ее стороны было бы невежливо дать заскучать галантному кавалеру, подарившему ей такие чудесные розы.
– Кстати, а почему в этот раз алые, а не розовые? – спросила она. И, осознав неприличность своего вопроса, залилась краской.
– Почему? – с лукавой улыбкой переспросил Сурин. – Да вот, подумал, что они должны гораздо сильней поразить ваше воображение, чем розовые. Вы же знаете, я вообще люблю эффектные жесты.
– И дорогой фарфор, и белые костюмы, которые нужно отдавать в чистку, надев всего лишь раз, – со смехом прибавила Александра.
– Вы не поверите, но у меня еще и белые ковры по дому расстелены, – весело сказал Сурин. – А комнаты забиты кучей бесполезных, но зато ужасно модных вещей. Коротко говоря, я – типичный нувориш, в самом худшем понимании этого словечка.
– Почему вы всегда это подчеркиваете? – удивилась Саша. – Вы гордитесь тем, что вы – нувориш?
– Да, – ответил он. – Я и правда горжусь этим. Гораздо сильнее, нежели тем, что мой отец все-таки признал меня спустя много лет, дав свою фамилию и дворянское звание.
При этих словах его голос едва заметно дрогнул, а в глазах промелькнуло выражение затаенной горечи. Это длилось секунду, но Александра знала, что ей не померещилась. Так она могла подумать в первый раз, но это был уже второй раз, когда перед нею случайно приоткрывалась дверь в потаенный уголок души этого загадочного человека…
Вспомнив об этом сейчас, Александра почувствовала такое же сильное волнение, как и вчера, во время разговора с Суриным. И снова, как и тогда, ощутила страстное желание проникнуть в тот уголок его души, который он тщательно скрывал ото всех.
«Может, он потому до сих пор и не женился, что не встретил женщины, перед которой ему бы захотелось распахнуть свою душу?» – подумала она, и ее губы искривились в усмешке самоиронии. Если это и правда так, то ей не грозит услышать от него предложение руки и сердца. Невозможно представить, чтобы у Сурина возникло желание распахивать душу перед ней – дочкой его бывших хозяев.
Впрочем, у него наверняка есть друзья, с которыми он говорит обо всем. Не может быть, чтобы него не было хороших друзей. Он великодушен, надежен и смел; любой здравомыслящий человек будет рад принять его дружбу. Да она бы и сама не отказалась иметь такого друга.
«Все, довольно восторгаться Суриным! – одернула себя Александра. – Так и впрямь можно дойти до того, что влюбишься и останешься с разбитым сердцем после его отъезда в Петербург!»
При мысли о Петербурге сердце Александры снова учащенно забилось. О боже, неужели ее и впрямь скоро туда заберут? Она увидит все эти каналы, дворцы, загородные парки, которыми до сих пор любовалась только на гравюрах и фотографиях. Поедет по всем театрам и музеям. Интересно, Сурин посещает театры? Александре было трудно представить, что ему может нравиться опера или балет. Но ведь богатые люди ездят в театры зачастую не ради представлений, а потому, что так принято. И вот будет сюрприз для Сурина, если он, обводя скучающим взглядом театральный зал, вдруг увидит ее в ложе бенуара или бельэтажа…
– Опять ты про Сурина! – воскликнула в сердцах Александра. – Да что же за напасть такая, о господи!
Встряхнув головой, словно отгоняя ненужные мысли, она пошла к маменьке – поторопить ее с одеванием.
Когда Бахметьевы вошли в большую гостиную Дворянского собрания, там уже находилась целая толпа. Любовь Даниловна остановилась с приятельницей, а Александра неспешно двинулась дальше, ища глазами Дашу. Сегодня у той был особенный день: Костя Ракитин поздно вечером уезжал на поезде из Смоленска, и Александра собиралась приободрять и поддерживать подругу в столь волнительный жизненный момент.
Внезапно перед ней возникла Варвара Степановна Зубкова. Рядом стояли две ее дочери – одни из самых противных смоленских девиц и немолодая дама по фамилии Шагирова, имевшая, как и Зубкова, репутацию злобной сплетницы.
– Добрый вечер, любезная Александра Ивановна, – проговорила Зубкова, ощупывая девушку с головы до ног недобрым, липучим взглядом. – Как ваши дела, как поживает почтенная Софья Аркадьевна?
– Благодарю вас, мадам, с бабушкой все хорошо, – сдержанно ответила Саша.
– Приятно слышать, – лицо Зубковой озарилось фальшивой улыбкой. – Ну, а вы сами… Я смотрю, прямо расцвели за последнее время! Да еще и одеваться начали с таким шиком, какого раньше за вами не замечалось. Милая барышня, что означают эти волшебные перемены? Вы собрались замуж?
