– Какая мерзость! – с негодованием воскликнула Даша. – Интересно, кто мог такое состряпать? И как этот подлец узнал, что ты сейчас здесь?
– Вероятно, это кто-то из тех, кто видел нас с Суриным сегодня утром в городском саду, – мрачно ответила Александра.
Дашины глаза изумленно расширились.
– Ты сегодня виделась с Суриным? Но когда?!
– За час до встречи с тобой. Я приехала рано и решила посидеть в саду до открытия телеграфа… Боже мой! – Александра схватилась за лицо. – Как это было неосмотрительно – прийти на Блонье! Но я и подумать не могла, что Сурин будет гулять там в такую рань.
– Зато наши почтенные матроны уже это пронюхали, – усмехнулась Даша. – И быстренько завели привычку гулять на Блонье ранним утром… Да, конечно, это кто-то из них написал мерзкую записку. Заметили тебя с Суриным, вот и решили, так сказать, припугнуть. Не бери в голову! Они просто бесятся от зависти. А навредить тебе у них не получится. Открыть Сурину глаза… На что?! Полный бред, даже не тревожься.
– Не буду, – пообещала Саша. – И, конечно, они не смогут мне навредить, хотя бы потому, что я вовсе не собираюсь окручивать Сурина… А вот наконец и мой кучер с запиской от Кости! Идем!
Они вышли на улицу, но не успели дойти до экипажа, как перед ними, словно из-под земли, возник Черепанов.
– Мое почтение, прелестные мадемуазель! – нараспев проговорил он. – Как поживаете, все ли благополучно? Александра Ивановна, вы, надеюсь, будете на балу в Дворянском собрании? Я хотел бы просить у вас танец.
– Какая наглость! – презрительно бросила Саша, обходя его стороной.
– Но отчего же? – наигранно удивился Черепанов. – Разве вы никому не обещаете танцев заранее? Ведь Сурину перед прошлым балом обещали, а мне почему не изволите?
– Олег Денисович, а не пойти ли вам к дьяволу? – резко сказала Даша. – Нас тут двое, да еще и кучер. Смотрите, сейчас мы забудем о приличиях да поколотим вас всей компанией!
Не ожидавший столь жесткого отпора, Черепанов растерянно захлопал глазами и подался назад. А девушки сели в экипаж и велели кучеру трогать.
– Какая же скотина этот Черепанов, – заметила Даша, когда они отъехали. – Совсем распустился и обнаглел.
– О, ты еще не все знаешь! – усмехнулась Саша и в подробностях рассказала подруге о том, что произошло десять дней назад.
– У меня просто слов нет, – потрясенно произнесла Даша. – Надо было тебе сразу рассказать обо всем маме с бабушкой и пожаловаться на Черепанова губернатору. Ведь это, черт побери, уже не невинные шалости!
Александра тяжко вздохнула.
– Что теперь жалеть? Обо мне и Сурине и так уже сочиняют небылицы, а после огласки той истории я даже не представляю, что начнется. Наши кумушки возненавидели меня за внимание Сурина. О, хоть бы поскорее приехал дядюшка! Если я понравлюсь ему и он позовет меня в Петербург, я не останусь здесь ни одного лишнего дня.
– И правильно, – закивала Даша. – Тем более что я тоже скоро окажусь в Питере. Это просто чудесно, что мы будем там вместе, что нам не придется разлучаться! – она обняла подругу за плечи и поцеловала.
Приехав в Дубровицы, подружки посидели немного в гостиной и заспешили в парк. Ракитин ожидал их в условленном месте: он бывал у Бахметьевых и знал планировку усадьбы. Не желая мешать влюбленным, Александра оставила их одних и пошла гулять.
Идя берегом озера, она оказалась в том уголке парка, где когда-то стоял музыкальный павильон. Ей тотчас вспомнился розыгрыш Сурина и то, что последовало за ним.
«Вы больше не грустите и не ощущаете себя несчастной, как несколько минут назад»…
Александра вздохнула и поморщилась. О, конечно, Сурин прекрасно догадался, что их дела обстоят, мягко говоря, не блестяще. Держи – не держи фасон, а от проницательного взгляда дельца, знающего цену вещам, ничего не укроется. Можно не сомневаться, что Сурину хватило короткой прогулки по парку, чтобы все понять. Какое унижение, о боже! Они, его бывшие хозяева, теперь выглядят перед ним бедняками. А он, ее бывший крепостной, теперь держится с ней не просто на равных, а с оттенком обидного покровительства.
«Нет, это неправда, – словно раздался над ее ухом чей-то укоряющий голос. – Зачем ты выискиваешь в нем то, чего нет? Может, в его тоне и сквозит покровительство, но оно совсем не обидное. Просто… он гораздо старше и опытней! И он с удивительной деликатностью старается не задевать твое самолюбие. Чего, к сожалению, не скажешь о тебе самой»…
Взявшись за щеки, Александра с изумлением обнаружила, что они горячие. Как нелепо и странно – краснеть, когда ты одна! Или… ей неловко и совестно перед самой собой? Но почему и за что?!
«Потому что я жестоко обидела его тогда, – неохотно призналась она себе. – Сказала напрямик, что он для меня – никто, что я вижу в нем не мужчину, а своего бывшего крепостного, к которому стыдно даже проявлять интерес».
Конечно, ему было обидно. Но сегодня, когда они встретились в городском саду, он держался так, будто ничего не случилось. И он явно обрадовался их встрече, это было видно по его глазам!
И не только он. Незачем лгать себе: она тоже обрадовалась. А попутно ощутила смущение и тревогу: а ну как он сейчас холодно поздоровается и с каменным лицом проследует мимо? Но он не повел себя так…
Вспомнив, что на послезавтрашнем балу ей предстоит танцевать с ним, Александра невольно улыбнулась, а затем нахмурилась. И чего она не отдала ему еще и мазурку? Как это недостойно – бояться злых языков ограниченных провинциальных сплетников! Да пусть сколько угодно судачат – нужно быть выше и не принимать к сердцу.
Александра настолько ушла в свои мысли, что не услышала, как ее зовет Даша. Только когда подруга подошла совсем близко, она встрепенулась и обратила на нее внимание.
– О чем ты так замечталась, chere amie? – весело спросила Даша. – Вспоминаешь подробности сегодняшней встречи с Суриным?
– Какой вздор! – запальчиво возразила Александра. – Да больно мне это нужно!
Даша задорно рассмеялась:
– Даже спрашивать незачем: твоя горячность все мне сказала!
– Костя уехал? – поспешила сменить тему Александра.
– Как видишь, – вздохнула Даша. – И мне пора ехать, чтобы успеть к обеду домой. Я бы осталась, но maman, чего доброго, не поверит, что я была у тебя.
– Поверит, когда увидит, что ты возвращаешься в моем экипаже, – улыбнулась Саша. – Не тревожься, все будет хорошо!
После обеда Софья Аркадьевна пошла в свою комнату, чтобы немного вздремнуть, а Александра с маменькой уселись на террасе пить кофе.
– Расскажи мне о матери Сурина, – попросила Саша.
– О матери Сурина? – с замешательством повторила Любовь Даниловна. – Но… я почти не помню ее! Когда я приехала сюда, она еще служила горничной в доме, но вскоре умерла.
– От чего?
– Была в наших краях эпидемия. Я не помню подробностей, ведь прошло двадцать лет. Тогда много людей умерло. Мы с твоим отцом, бабушкой и тобой провели это время в Смоленске. Помню, был карантин, и в город никого не пускали... Потом мы вернулись в имение, и я узнала, что несколько наших дворовых скончались. Среди них – и горничная Танюша, мать Сурина. Точнее, тогда он еще был не Суриным, а крепостным мальчиком Сережей.
– А с кем он жил после смерти матери?
– С дедом. Его дед служил у нас конторщиком. Он был умный и толковый мужик, Сергей от него научился грамоте и конторскому делу.
– Вот как? – задумчиво протянула Александра. – А братьев и сестер у Сергея не было?
– Нет. Ведь его мать не выходила замуж.
– Как? Почему?
Любовь Даниловна на минуту замялась.
– Видишь ли… Крепостных девушек брали с юного возраста в барский дом, и они оставались там на долгие годы. Барыни привыкали к служанкам, и им не хотелось менять их. А замужняя служанка – это ведь плохая служанка. Будет постоянно ходить на сносях и думать не о господах, а о муже и детях.
– По-моему, это ужасно – запрещать женщине иметь семью.
– Сложно сказать, что хуже – быть дворовой прислугой или женой крестьянина. Ведь женам крестьян тоже приходилось несладко… да и сейчас для них ничего не изменилось! А женщины, взятые в барский дом, не надрывались на тяжелой работе, их не избивали мужья и не унижали свекрови. Конечно, барыни тоже могли обидеть, но… тут куда не кинь, везде получается клин, как говорится в пословице.
– Да, это верно, – кивнула Александра. – Но как забеременела эта Татьяна, мать Сергея? Ее… совратил кто-то из дедушкиных знакомых? Или не совратил, а попросту изнасиловал?
Любовь Даниловна вспыхнула:
– Помилуй, дорогая, что за нескромные вопросы! И я же ничего не знаю: ведь это случилось за десять лет до того, как я обвенчалась с твоим отцом… Да, кто-то из приятелей дедушки, гостивших в Дубровицах. Тот самый дворянин Сурин, фамилию которого носит сейчас Сергей.
– Мерзко поступил этот Сурин, что и говорить, – осуждающе заметила Саша. – Но раз он все-таки признал сына, то он не совсем конченый человек. А он жив сейчас или нет?
– Кажется, нет. По слухам, он и признал сына от крепостной только потому, что был уже при смерти и хотел искупить грех ветреной молодости. Так что Сергею здесь крупно повезло. Правда, говорят, что отец ему ничего не оставил, потому что к моменту их знакомства успел разориться. Так что свое богатство Сергей Николаевич нажил сам, собственными трудами.
– Он разыскал отца уже после отмены крепостного права, да? А тот даже не интересовался судьбой крепостной девушки, которую совратил?
Любовь Даниловна философски вздохнула и развела руками.
– Да, не интересовался. Но не стоит судить его строго! Мужчины нередко совершают такие неблаговидные поступки. Сколько известно случаев, когда совращают девушек из благородных семей, а потом бросают на произвол судьбы. А тут – крепостная девка, позабавился и забыл… Твой отец, конечно, не был на такое способен, – поспешно прибавила она. – Он не изменял мне, ни с дворянками, ни с крепостными. Жаль, что твой дедушка умер, так и не узнав зятя. Он бы непременно оценил его по достоинству, если бы они общались, но увы!
– Как это гадко и глупо – невзлюбить избранника дочери только за то, что он не принадлежит к знатной аристократии!
Любовь Даниловна грустно вздохнула.
– Мой отец хотел, чтобы я вышла за немолодого, но безумно богатого князя. А я вдруг взяла и влюбилась в провинциального молодого помещика. Отец пришел в ярость, узнав, что его планы рушатся, он запретил мне видеть Ивана и выходить из дома. И тогда я решилась бежать и венчаться тайно. И я никогда, никогда не пожалела об этом! Одиннадцать лет мы с Ванечкой прожили душа в душу. И у меня есть такая чудесная доченька, – она обняла Сашу и поцеловала.
– Все-таки ужасно досадно, что дедушка не успел помириться с тобой, – заметила Александра. – Выдели он тебе приданое, вы жили бы гораздо богаче. И, может быть, вам бы не пришлось жить в провинции.
– Я не жалею, что променяла Петербург на провинцию, – сказала Любовь Даниловна. – Мне не было здесь ни плохо, ни скучно, пока был жив муж. Потом, конечно, все изменилось. А после отмены крепостного права наша жизнь и вовсе пошла под уклон. Другие как-то сумели приспособиться к новым условиям, а мы… – она обреченно махнула рукой.
– Не одни мы такие, мама, – заметила Александра. – Все наши соседи стали жить беднее и хуже.
– Это так, но… какое мне дело до других? Меня заботит только твоя судьба. А надежды на ее благополучное устройство, как я уже говорила, мало. Ведь ты у меня такая… С твоими запросами трудно быть счастливой, став женой небогатого чиновника или помещика.
– Не так важно, будет ли мой муж богачом, – возразила Саша. – Главное, чтобы я могла любить и глубоко уважать его.
Любовь Даниловна поднялась с плетеного кресла и в волнении прошлась по террасе.
– Любить и уважать, – задумчиво повторила она. – Что ж, это, конечно, правильно. Но… Если для тебя это важно, почему ты тогда так плохо отнеслась к Сурину?
– Мама! – Александра посмотрела на нее с упреком. – Да что же это такое, опять ты за свое!
– Но ведь ты сама завела разговор о нем, – напомнила Любовь Даниловна. – Нет, в самом деле, почему же его нельзя уважать и любить? Вот, скажи мне, пожалуйста, почему?
– Но… мы почти не знаем этого человека!
– Так кто нам мешает узнать?
Александра натянуто рассмеялась и тоже поднялась с кресла.
– Ты неисправима. Вот, дался же тебе этот Сурин с его миллионами!
– Да ведь он и без миллионов хорош. Разве нет? А что из холопов, так это, как говорится, было давно и неправда.
– Беда в том, что он из наших холопов, мама. И когда-то он нам прислуживал.
– Зато теперь никому не прислуживает, – парировала Любовь Даниловна. – А только ему все прислуживают и перед ним все заискивают и лебезят. – Она помолчала, внушительно глядя на дочь. – Важно не то, кем ты был когда-то, а кто ты сейчас. Подумай об этом на досуге, ma chere, – с этими словами Любовь Даниловна ушла в дом.
Озадаченно посмотрев ей вслед, Александра спустилась с террасы и снова направилась к озеру. Какое-то непонятное чувство владело ее душой. И вскоре она поняла, что это – тоска.
«И чего мы сидим здесь, когда в городе сейчас весело? – с досадой подумала она. – Бал только послезавтра. Это значит, еще целые сутки скучать и искать занятия, между тем как в городе они сами отыщутся».
Ах да. Ведь они же сидят в имении из-за Сурина! Чтобы не встречаться с ним и как-нибудь не поставить себя в неловкое положение.
«И потом, ведь наша цель – получше узнать друг друга»…
Он мог быть сейчас здесь. Если бы она тогда повела себя по-другому. Приезжал бы к ним, развлекал. И пусть его шутки плебейские, а манеры отдают дурным тоном, зато с ним так интересно и весело!
Не в силах больше думать о Сурине, Александра вернулась в дом, чтобы хоть чем-то заняться и отвлечься.
На другое утро Александра встала пораньше и велела седлать для себя лошадь. Вечером они с матерью собирались в город, где думали задержаться на несколько деньков, и ей хотелось покататься перед отъездом по любимым местам. К тому же погода могла в любой день испортиться: как-никак, наступил самый конец августа.
Выехав за пределы усадьбы, Александра остановилась. А затем, повинуясь неясному побуждению, направила лошадь туда, где недавно повстречалась с Суриным. Доехала до той самой поляны. И застыла на месте, не веря своим глазам: перед ней находится Сурин собственной персоной! От нахлынувшего волнения мысли Александры смешались, а чувства… Она не могла их понять, но, во всяком случае, они не имели ничего общего с досадой или недовольством.
– Сергей Николаевич! – воскликнула она изумленно. – Это невероятно. Да как вы оказались здесь снова?!
Он приветливо улыбнулся и развел руками.
– Да вот… Выдалось свободное утро, и решил еще разок повидать родные места.
– Наверное, вам хотелось побыть в одиночестве, а я помешала? – деликатно спросила Александра.
– Вовсе нет, – он глянул на нее чуть лукаво. – Напротив, вдвоем веселее. Если, конечно, вы тоже так считаете, и наша встреча не кажется вам неприятной.
– Ну что вы, – возразила Саша. – Напротив…
Окончательно потерявшись, она вспыхнула и опустила глаза.
– Поедем со мной до Староселья? – неожиданно предложил Сурин. – Хочу опять навестить матушкину могилу и заглянуть в церковь.
– Да, – Александра кинула, обрадовавшись, что неловкое положение нарушено. – Поедем, я как раз сама собиралась прокатиться в ту сторону! А потом… Может, заедете к нам завтракать?
– Вероятно, это кто-то из тех, кто видел нас с Суриным сегодня утром в городском саду, – мрачно ответила Александра.
Дашины глаза изумленно расширились.
– Ты сегодня виделась с Суриным? Но когда?!
– За час до встречи с тобой. Я приехала рано и решила посидеть в саду до открытия телеграфа… Боже мой! – Александра схватилась за лицо. – Как это было неосмотрительно – прийти на Блонье! Но я и подумать не могла, что Сурин будет гулять там в такую рань.
– Зато наши почтенные матроны уже это пронюхали, – усмехнулась Даша. – И быстренько завели привычку гулять на Блонье ранним утром… Да, конечно, это кто-то из них написал мерзкую записку. Заметили тебя с Суриным, вот и решили, так сказать, припугнуть. Не бери в голову! Они просто бесятся от зависти. А навредить тебе у них не получится. Открыть Сурину глаза… На что?! Полный бред, даже не тревожься.
– Не буду, – пообещала Саша. – И, конечно, они не смогут мне навредить, хотя бы потому, что я вовсе не собираюсь окручивать Сурина… А вот наконец и мой кучер с запиской от Кости! Идем!
Они вышли на улицу, но не успели дойти до экипажа, как перед ними, словно из-под земли, возник Черепанов.
– Мое почтение, прелестные мадемуазель! – нараспев проговорил он. – Как поживаете, все ли благополучно? Александра Ивановна, вы, надеюсь, будете на балу в Дворянском собрании? Я хотел бы просить у вас танец.
– Какая наглость! – презрительно бросила Саша, обходя его стороной.
– Но отчего же? – наигранно удивился Черепанов. – Разве вы никому не обещаете танцев заранее? Ведь Сурину перед прошлым балом обещали, а мне почему не изволите?
– Олег Денисович, а не пойти ли вам к дьяволу? – резко сказала Даша. – Нас тут двое, да еще и кучер. Смотрите, сейчас мы забудем о приличиях да поколотим вас всей компанией!
Не ожидавший столь жесткого отпора, Черепанов растерянно захлопал глазами и подался назад. А девушки сели в экипаж и велели кучеру трогать.
– Какая же скотина этот Черепанов, – заметила Даша, когда они отъехали. – Совсем распустился и обнаглел.
– О, ты еще не все знаешь! – усмехнулась Саша и в подробностях рассказала подруге о том, что произошло десять дней назад.
– У меня просто слов нет, – потрясенно произнесла Даша. – Надо было тебе сразу рассказать обо всем маме с бабушкой и пожаловаться на Черепанова губернатору. Ведь это, черт побери, уже не невинные шалости!
Александра тяжко вздохнула.
– Что теперь жалеть? Обо мне и Сурине и так уже сочиняют небылицы, а после огласки той истории я даже не представляю, что начнется. Наши кумушки возненавидели меня за внимание Сурина. О, хоть бы поскорее приехал дядюшка! Если я понравлюсь ему и он позовет меня в Петербург, я не останусь здесь ни одного лишнего дня.
– И правильно, – закивала Даша. – Тем более что я тоже скоро окажусь в Питере. Это просто чудесно, что мы будем там вместе, что нам не придется разлучаться! – она обняла подругу за плечи и поцеловала.
ГЛАВА 10
Приехав в Дубровицы, подружки посидели немного в гостиной и заспешили в парк. Ракитин ожидал их в условленном месте: он бывал у Бахметьевых и знал планировку усадьбы. Не желая мешать влюбленным, Александра оставила их одних и пошла гулять.
Идя берегом озера, она оказалась в том уголке парка, где когда-то стоял музыкальный павильон. Ей тотчас вспомнился розыгрыш Сурина и то, что последовало за ним.
«Вы больше не грустите и не ощущаете себя несчастной, как несколько минут назад»…
Александра вздохнула и поморщилась. О, конечно, Сурин прекрасно догадался, что их дела обстоят, мягко говоря, не блестяще. Держи – не держи фасон, а от проницательного взгляда дельца, знающего цену вещам, ничего не укроется. Можно не сомневаться, что Сурину хватило короткой прогулки по парку, чтобы все понять. Какое унижение, о боже! Они, его бывшие хозяева, теперь выглядят перед ним бедняками. А он, ее бывший крепостной, теперь держится с ней не просто на равных, а с оттенком обидного покровительства.
«Нет, это неправда, – словно раздался над ее ухом чей-то укоряющий голос. – Зачем ты выискиваешь в нем то, чего нет? Может, в его тоне и сквозит покровительство, но оно совсем не обидное. Просто… он гораздо старше и опытней! И он с удивительной деликатностью старается не задевать твое самолюбие. Чего, к сожалению, не скажешь о тебе самой»…
Взявшись за щеки, Александра с изумлением обнаружила, что они горячие. Как нелепо и странно – краснеть, когда ты одна! Или… ей неловко и совестно перед самой собой? Но почему и за что?!
«Потому что я жестоко обидела его тогда, – неохотно призналась она себе. – Сказала напрямик, что он для меня – никто, что я вижу в нем не мужчину, а своего бывшего крепостного, к которому стыдно даже проявлять интерес».
Конечно, ему было обидно. Но сегодня, когда они встретились в городском саду, он держался так, будто ничего не случилось. И он явно обрадовался их встрече, это было видно по его глазам!
И не только он. Незачем лгать себе: она тоже обрадовалась. А попутно ощутила смущение и тревогу: а ну как он сейчас холодно поздоровается и с каменным лицом проследует мимо? Но он не повел себя так…
Вспомнив, что на послезавтрашнем балу ей предстоит танцевать с ним, Александра невольно улыбнулась, а затем нахмурилась. И чего она не отдала ему еще и мазурку? Как это недостойно – бояться злых языков ограниченных провинциальных сплетников! Да пусть сколько угодно судачат – нужно быть выше и не принимать к сердцу.
Александра настолько ушла в свои мысли, что не услышала, как ее зовет Даша. Только когда подруга подошла совсем близко, она встрепенулась и обратила на нее внимание.
– О чем ты так замечталась, chere amie? – весело спросила Даша. – Вспоминаешь подробности сегодняшней встречи с Суриным?
– Какой вздор! – запальчиво возразила Александра. – Да больно мне это нужно!
Даша задорно рассмеялась:
– Даже спрашивать незачем: твоя горячность все мне сказала!
– Костя уехал? – поспешила сменить тему Александра.
– Как видишь, – вздохнула Даша. – И мне пора ехать, чтобы успеть к обеду домой. Я бы осталась, но maman, чего доброго, не поверит, что я была у тебя.
– Поверит, когда увидит, что ты возвращаешься в моем экипаже, – улыбнулась Саша. – Не тревожься, все будет хорошо!
После обеда Софья Аркадьевна пошла в свою комнату, чтобы немного вздремнуть, а Александра с маменькой уселись на террасе пить кофе.
– Расскажи мне о матери Сурина, – попросила Саша.
– О матери Сурина? – с замешательством повторила Любовь Даниловна. – Но… я почти не помню ее! Когда я приехала сюда, она еще служила горничной в доме, но вскоре умерла.
– От чего?
– Была в наших краях эпидемия. Я не помню подробностей, ведь прошло двадцать лет. Тогда много людей умерло. Мы с твоим отцом, бабушкой и тобой провели это время в Смоленске. Помню, был карантин, и в город никого не пускали... Потом мы вернулись в имение, и я узнала, что несколько наших дворовых скончались. Среди них – и горничная Танюша, мать Сурина. Точнее, тогда он еще был не Суриным, а крепостным мальчиком Сережей.
– А с кем он жил после смерти матери?
– С дедом. Его дед служил у нас конторщиком. Он был умный и толковый мужик, Сергей от него научился грамоте и конторскому делу.
– Вот как? – задумчиво протянула Александра. – А братьев и сестер у Сергея не было?
– Нет. Ведь его мать не выходила замуж.
– Как? Почему?
Любовь Даниловна на минуту замялась.
– Видишь ли… Крепостных девушек брали с юного возраста в барский дом, и они оставались там на долгие годы. Барыни привыкали к служанкам, и им не хотелось менять их. А замужняя служанка – это ведь плохая служанка. Будет постоянно ходить на сносях и думать не о господах, а о муже и детях.
– По-моему, это ужасно – запрещать женщине иметь семью.
– Сложно сказать, что хуже – быть дворовой прислугой или женой крестьянина. Ведь женам крестьян тоже приходилось несладко… да и сейчас для них ничего не изменилось! А женщины, взятые в барский дом, не надрывались на тяжелой работе, их не избивали мужья и не унижали свекрови. Конечно, барыни тоже могли обидеть, но… тут куда не кинь, везде получается клин, как говорится в пословице.
– Да, это верно, – кивнула Александра. – Но как забеременела эта Татьяна, мать Сергея? Ее… совратил кто-то из дедушкиных знакомых? Или не совратил, а попросту изнасиловал?
Любовь Даниловна вспыхнула:
– Помилуй, дорогая, что за нескромные вопросы! И я же ничего не знаю: ведь это случилось за десять лет до того, как я обвенчалась с твоим отцом… Да, кто-то из приятелей дедушки, гостивших в Дубровицах. Тот самый дворянин Сурин, фамилию которого носит сейчас Сергей.
– Мерзко поступил этот Сурин, что и говорить, – осуждающе заметила Саша. – Но раз он все-таки признал сына, то он не совсем конченый человек. А он жив сейчас или нет?
– Кажется, нет. По слухам, он и признал сына от крепостной только потому, что был уже при смерти и хотел искупить грех ветреной молодости. Так что Сергею здесь крупно повезло. Правда, говорят, что отец ему ничего не оставил, потому что к моменту их знакомства успел разориться. Так что свое богатство Сергей Николаевич нажил сам, собственными трудами.
– Он разыскал отца уже после отмены крепостного права, да? А тот даже не интересовался судьбой крепостной девушки, которую совратил?
Любовь Даниловна философски вздохнула и развела руками.
– Да, не интересовался. Но не стоит судить его строго! Мужчины нередко совершают такие неблаговидные поступки. Сколько известно случаев, когда совращают девушек из благородных семей, а потом бросают на произвол судьбы. А тут – крепостная девка, позабавился и забыл… Твой отец, конечно, не был на такое способен, – поспешно прибавила она. – Он не изменял мне, ни с дворянками, ни с крепостными. Жаль, что твой дедушка умер, так и не узнав зятя. Он бы непременно оценил его по достоинству, если бы они общались, но увы!
– Как это гадко и глупо – невзлюбить избранника дочери только за то, что он не принадлежит к знатной аристократии!
Любовь Даниловна грустно вздохнула.
– Мой отец хотел, чтобы я вышла за немолодого, но безумно богатого князя. А я вдруг взяла и влюбилась в провинциального молодого помещика. Отец пришел в ярость, узнав, что его планы рушатся, он запретил мне видеть Ивана и выходить из дома. И тогда я решилась бежать и венчаться тайно. И я никогда, никогда не пожалела об этом! Одиннадцать лет мы с Ванечкой прожили душа в душу. И у меня есть такая чудесная доченька, – она обняла Сашу и поцеловала.
– Все-таки ужасно досадно, что дедушка не успел помириться с тобой, – заметила Александра. – Выдели он тебе приданое, вы жили бы гораздо богаче. И, может быть, вам бы не пришлось жить в провинции.
– Я не жалею, что променяла Петербург на провинцию, – сказала Любовь Даниловна. – Мне не было здесь ни плохо, ни скучно, пока был жив муж. Потом, конечно, все изменилось. А после отмены крепостного права наша жизнь и вовсе пошла под уклон. Другие как-то сумели приспособиться к новым условиям, а мы… – она обреченно махнула рукой.
– Не одни мы такие, мама, – заметила Александра. – Все наши соседи стали жить беднее и хуже.
– Это так, но… какое мне дело до других? Меня заботит только твоя судьба. А надежды на ее благополучное устройство, как я уже говорила, мало. Ведь ты у меня такая… С твоими запросами трудно быть счастливой, став женой небогатого чиновника или помещика.
– Не так важно, будет ли мой муж богачом, – возразила Саша. – Главное, чтобы я могла любить и глубоко уважать его.
Любовь Даниловна поднялась с плетеного кресла и в волнении прошлась по террасе.
– Любить и уважать, – задумчиво повторила она. – Что ж, это, конечно, правильно. Но… Если для тебя это важно, почему ты тогда так плохо отнеслась к Сурину?
– Мама! – Александра посмотрела на нее с упреком. – Да что же это такое, опять ты за свое!
– Но ведь ты сама завела разговор о нем, – напомнила Любовь Даниловна. – Нет, в самом деле, почему же его нельзя уважать и любить? Вот, скажи мне, пожалуйста, почему?
– Но… мы почти не знаем этого человека!
– Так кто нам мешает узнать?
Александра натянуто рассмеялась и тоже поднялась с кресла.
– Ты неисправима. Вот, дался же тебе этот Сурин с его миллионами!
– Да ведь он и без миллионов хорош. Разве нет? А что из холопов, так это, как говорится, было давно и неправда.
– Беда в том, что он из наших холопов, мама. И когда-то он нам прислуживал.
– Зато теперь никому не прислуживает, – парировала Любовь Даниловна. – А только ему все прислуживают и перед ним все заискивают и лебезят. – Она помолчала, внушительно глядя на дочь. – Важно не то, кем ты был когда-то, а кто ты сейчас. Подумай об этом на досуге, ma chere, – с этими словами Любовь Даниловна ушла в дом.
Озадаченно посмотрев ей вслед, Александра спустилась с террасы и снова направилась к озеру. Какое-то непонятное чувство владело ее душой. И вскоре она поняла, что это – тоска.
«И чего мы сидим здесь, когда в городе сейчас весело? – с досадой подумала она. – Бал только послезавтра. Это значит, еще целые сутки скучать и искать занятия, между тем как в городе они сами отыщутся».
Ах да. Ведь они же сидят в имении из-за Сурина! Чтобы не встречаться с ним и как-нибудь не поставить себя в неловкое положение.
«И потом, ведь наша цель – получше узнать друг друга»…
Он мог быть сейчас здесь. Если бы она тогда повела себя по-другому. Приезжал бы к ним, развлекал. И пусть его шутки плебейские, а манеры отдают дурным тоном, зато с ним так интересно и весело!
Не в силах больше думать о Сурине, Александра вернулась в дом, чтобы хоть чем-то заняться и отвлечься.
На другое утро Александра встала пораньше и велела седлать для себя лошадь. Вечером они с матерью собирались в город, где думали задержаться на несколько деньков, и ей хотелось покататься перед отъездом по любимым местам. К тому же погода могла в любой день испортиться: как-никак, наступил самый конец августа.
Выехав за пределы усадьбы, Александра остановилась. А затем, повинуясь неясному побуждению, направила лошадь туда, где недавно повстречалась с Суриным. Доехала до той самой поляны. И застыла на месте, не веря своим глазам: перед ней находится Сурин собственной персоной! От нахлынувшего волнения мысли Александры смешались, а чувства… Она не могла их понять, но, во всяком случае, они не имели ничего общего с досадой или недовольством.
– Сергей Николаевич! – воскликнула она изумленно. – Это невероятно. Да как вы оказались здесь снова?!
Он приветливо улыбнулся и развел руками.
– Да вот… Выдалось свободное утро, и решил еще разок повидать родные места.
– Наверное, вам хотелось побыть в одиночестве, а я помешала? – деликатно спросила Александра.
– Вовсе нет, – он глянул на нее чуть лукаво. – Напротив, вдвоем веселее. Если, конечно, вы тоже так считаете, и наша встреча не кажется вам неприятной.
– Ну что вы, – возразила Саша. – Напротив…
Окончательно потерявшись, она вспыхнула и опустила глаза.
– Поедем со мной до Староселья? – неожиданно предложил Сурин. – Хочу опять навестить матушкину могилу и заглянуть в церковь.
– Да, – Александра кинула, обрадовавшись, что неловкое положение нарушено. – Поедем, я как раз сама собиралась прокатиться в ту сторону! А потом… Может, заедете к нам завтракать?
