– Да, нынче все строятся, переделывают дома на новомодный манер, закупают причудливые мебели. Один только я не строюсь, не переделываю и не закупаю! Я – князь Роман Новосельский – живу хуже, чем какой-нибудь паршивый купец третьей гильдии!
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Роман… – начал Свербеев, но князь досадливым жестом оборвал его.
– К несчастью, mon cher Василий, никакого преувеличения в моих словах нет. Просто мое разорение пока не бросается в глаза. Но сам-то я прекрасно знаю, как обстоят дела! – Он красноречиво посмотрел на приятеля. – И размер своих долгов знаю. А также знаю, что мне совершенно не из чего их покрывать, – прибавил он, еще больше нахмурившись и понизив голос.
Свербеев прочистил горло и ободряюще улыбнулся.
– Да ну, брось! Не все так ужасно, как ты расписываешь. И потом, ведь у тебя есть такой грандиозный замысел…
– О да! – мечтательно улыбнулся Новосельский. – Замысел у меня поистине наполеоновский! Только бы сестрица не заартачилась и не помешала мне его исполнить.
– Зачем же она станет мешать, если ты собираешься устроить будущее ее дочери? – резонно заметил Свербеев.
– Александра, – протянул Новосельский, глядя перед собой сощуренными глазами. – Вот моя козырная карта в предстоящей игре, моя единственная надежда поправить свое положение и снова зажить, как подобает порядочному человеку! Но правда ли она так хороша, как ты мне расписывал? Не показалось ли тебе, mon cher, не преувеличил ли ты?
Свербеев обиженно фыркнул.
– Да что ж я, по-твоему, в женской красоте не разбираюсь? Не сомневайся, Роман, твоя племянница – настоящая писаная красавица, каких поискать. Но главное даже не это, – Свербеев сделал паузу, подыскивая подходящие фразы. – Понимаешь, дружище… В ней есть что-то такое, что сразу выделяет ее из толпы остальных барышень. Какое-то особое достоинство, что ли, порода…
– Ну, так она ведь по матери – Новосельская! – самодовольно заметил Роман Данилович. – Как же не чувствоваться породе при таком благородном происхождении? Кстати, а много ли времени прошло с того дня, как я послал им письмо? – Он в очередной раз озабоченно нахмурился. – Нет, еще слишком мало, чтоб мог дойти ответ. Но мое письмо они должны были уже получить…
– И я нисколько не сомневаюсь, что со дня на день ты получишь ответ с приглашением погостить в их имении, – убежденно произнес Свербеев. – Так что приободрись, дружище, и смотри в будущее с надеждой.
– Кстати, – внезапно спохватился Новосельский, – а я ведь так и не расспросил тебя про сестру! Все об Александре, а о Любови ни слова. Как она выглядит, сильно ли постарела?
Василий Платонович замешкался:
– Видишь ли, Роман… Тогда, в смоленском театре, я все старался получше рассмотреть Александру, так что на Любоньку почти и внимания не обратил. Да что о ней сказать? Обычная провинциальная дворянка за сорок лет, ничего примечательного.
– Ничего примечательного, – задумчиво повторил Новосельский. – А ведь когда-то она была настоящей красавицей, одной из самых прелестных петербургских барышень. Папенька все не выдавал ее замуж, ожидая, что вот-вот подвернется не просто аристократ, а еще и баснословный богач. Ну и дождался! – он сардонически усмехнулся. – Впрочем, мне побег сестрицы из дома сыграл только на руку.
Лицо Свербеева осветилось лукавой улыбкой.
– Да, Роман, помню, как твой папенька крыл тебя за твои проделки и грозился лишить наследства! Великовозрастный оболтус – так он, вроде бы, тебя называл?
– Было дело, – рассмеялся Новосельский. – Да и то сказать, чудил я тогда немало! Помню, как однажды папенька послал меня с крупными деньгами в один подмосковный монастырь. Он тогда начал сильно тревожиться о своем здоровье и решил сделать пожертвование, чтобы монахи за него денно и нощно молились. Ну, значит, поехал я. А по дороге, уже возле самой Москвы, повстречал своего сослуживца Павла Завалишина. И вместо монастыря пошел с ним кутить по подмосковным усадьбам да кабакам! – Роман Данилович снова рассмеялся, тряхнув головой. – Думал, сойдет с рук, монастырь-то далеко, как папенька узнает? А папенька вдруг поправился, и на другое лето понесла его нелегкая на покаяние в этот монастырь. И вот, подумать, какой был бестактный человек! Другой бы постеснялся спросить настоятеля про пожертвование – дело-то деликатное! – а этот взял и спросил напрямик. И тут-то и выяснилось, что никакого пожертвования не поступало!
Свербеев расхохотался.
– Да-а… Представляю себе лицо покойного князя Данилы Петровича при этом известии! Да и весь их разговор в целом. «Ну как, отец-настоятель, довольны ли вы моим прошлогодним пожертвованием?» – «Каким пожертвованием, сын мой?» – «Да тем самым, что прошлым летом сделал от моего имени мой сынок»… Ха-ха-ха! Вот конфуз-то какой!
Новосельский вздохнул:
– Да, сейчас смешно вспоминать. А тогда, ты не представляешь, какую бурю мне пришлось выдержать. Самое ужасное, что после этой истории папенька перестал давать мне на руки деньги, и мне, бедному, пришлось добывать их за карточными столами. Впрочем, ты должен и сам помнить, мы ведь с тобой вместе этими делами занимались.
– И вместе погорели, – весело прибавил Свербеев. – А ведь поначалу все так замечательно шло. Мухлевали понемногу, так ведь не по-крупному ж, как иные! И надо же было случиться, что в один злополучный день к нам подсел этот господин… К счастью, он оказался знакомым твоего отца и дело не получило огласки.
– Да. Но ведь это тебе все как с гуся вода, а мне – новая нахлобучка и угроза лишения наследства! – Новосельский невольно поежился. – А тут еще папенька прознал, что я пользуюсь милостями его любовницы, так совсем на стену полез.
– Но ты и впрямь был серьезно виноват, – заметил Свербеев. – Неужели нельзя было другую любовницу завести, а не зариться на папенькин предмет нежной страсти?
– Попробуй заведи, ежели у тебя денег нету, – возразил Новосельский. – Куртизанкам ведь щедро платить надобно. А тут – папенька платил, а я пользовался. Нет, ну, ей-богу, грех было не воспользоваться, когда само в руки шло! Куртизанки – они ведь тоже живые женщины, им хочется любви с молодыми красавцами, а не с дряхлыми стариками. А со мной Надин было проще крутить роман, чем с кем-то другим, потому что я знал распорядок папеньки и мог приезжать к ней, когда он был занят. Но нашелся ж какой-то мерзавец, заметил, как я к ней езжу, да и донес старику!
– Ужас, Роман, ужас! – возбужденно хихикал Свербеев. – Воображаю, в какое негодование повергся Данила Петрович. Небось, эта самая Надин его еще и за нос водила, и получал он от нее только одни огрызки!
– Да уж ясное дело, – хмыкнул Новосельский. – А я ей еще и подсказывал, как найти подход к старичку, чтобы и деньжат вытянуть, и милостей поменьше давать. Нехорошо это было, конечно, что тут говорить! Но… молодость, ветреность, беспечность! – Он философски развел руками. – К счастью, все благополучно закончилось. Не считая того, что старик навязал мне вместе с наследством женитьбу, надеясь, что в семейной жизни я остепенюсь. Впрочем, Бог милостив, прибрал мою Наталью Семеновну раньше, чем она успела выпить с меня много кровушки.
– И тогда ты снова вернулся к проделкам молодости, – с усмешкой заметил Свербеев. – Из-за которых и истаяло твое состояние… А впрочем, к чему сокрушаться? Молодость у человека одна, и надобно прожить ее так, чтобы на старости было, что вспоминать.
– Все верно, дружище, – кивнул Новосельский. – Да только и в старости тоже хочется по-человечески жить. Ну да надеюсь, еще поживем, если фортуна будет на нашей стороне.
– Будет, куда она денется! – убежденно произнес Свербеев. – Ты ведь, Роман, всегда был любимцем фортуны, так с чего бы ей вздумалось тебе сейчас изменять?
Роман Данилович снова озабоченно нахмурился и заходил по комнате.
– Да, надеюсь… Только бы Александра не оказалась такой же набитой дурой, как ее мать! А впрочем, говорят же, что дети обычно идут характером не в родителей, а в дедов и бабок. Так что, mon cher Василий, будем уповать.
– Как говорят в народе, бог не выдаст – свинья не съест! – оптимистично прибавил Свербеев, и приятели в приподнятом настроении направились в столовую обедать.
Когда карета Бахметьевых подъехала к зданию Дворянского собрания, бал еще не начался, хотя вдоль улицы теснилось больше полсотни экипажей.
– Вовремя приехали, – Любовь Даниловна многозначительно посмотрела на дочь. – Раз танцы не начинают, Сурина, надо полагать, еще нет. Признаться, мне бы не хотелось входить в зал под пристальным взглядом этого ужасного человека!
Александра вздохнула и с усмешкой покачала головой.
– Мама, я тебя умоляю! Можно подумать, что все мысли Сурина только о нас с тобой, и его главная забота – ждать нашего появления на балу. К тому же, он может нас просто не узнать. Когда он покинул Дубровицы, мне было одиннадцать лет, да и ты изменилась за прошедшие годы.
– Не так уж я изменилась, чтобы Сурин не смог узнать меня, – надулась Любовь Даниловна. – И даже, если такое случится, ему кто-нибудь непременно на меня укажет. Но давай поторопимся, не хватало еще столкнуться с ним дверях!
– Да, это было бы весьма забавно, – усмехнулась девушка.
Войдя в вестибюль, Александра сбросила атласную бальную накидку на руки подбежавшему лакею и оглядела себя в настенное зеркало. Она с трудом сдержала довольную улыбку, заметив, как двое незнакомых мужчин застыли поодаль от нее в немом и, судя по всему, неподдельном восхищении. И в самом деле, сегодня она выглядела настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Белое шелковое платье с пышным турнюром, украшенное сиреневыми цветами с небольшими зелеными листочками, идеально шло к ее внешности, как и замысловатая прическа с завитой челкой, из локонов, собранных на макушке и каскадом ниспадавших на спину. Прическу украшали такие же цветы, как были на платье, а вокруг шеи Александры обвивалась тонкая нитка жемчуга.
Любовь Даниловна была в платье из черного атласа, с пышными черными кружевами и белым розаном с изумрудно-зелеными листочками в центре декольте. Перчатки у нее были белыми, как и у дочери, а на шее поблескивало маленькое бриллиантовое колье. Вместе мать и дочь составляли гармоничную пару и выглядели необычайно аристократично: настоящие дамы высшего света, а не обедневшие провинциалки.
Войдя в бальный зал, с окнами в два яруса, выходящими на обе стороны здания, Бахметьевы примкнули к кружку старой губернской знати и стали дожидаться начала танцев. Пока Любовь Даниловна делилась с приятельницами последними новостями, Александра успела заполнить половину своей бальной карточки. Мужчины наперебой приглашали ее танцевать и ужасно досадовали, что самый главный танец бала – мазурку – она уже успела кому-то обещать. На вопросы самых любопытных о том, кто же этот счастливец, Александра лишь загадочно улыбалась и качала головой. Самой забавное, что она и сама не знала, кто он.
«Но где же он? Почему его еще нет?» – с легким беспокойством подумала она, оглядывая зал.
Впрочем, то, что ее новый знакомый не явился к началу бала, было не удивительно. Мужчины из высшего общества имели привычку приезжать на балы с опозданием, порою весьма значительным. Так почему же ее новый знакомый должен поступать иначе? Разумеется, он приедет после полонеза – длинного церемонного танца, которым в провинции по старинной привычке открывались все большие балы.
Внезапно в зале сделалось движение. Подумав, что это связано с появлением губернатора, Александра посмотрела на двери. Но оказалось, что прибыл не губернатор, а один из его приближенных.
– Губернатор просил передать, чтобы начинали бал без него, – пояснила Любовь Даниловна дочери. – Он и Сурин будут чуть позже: их задерживают важные дела.
– Ну что ж, это просто отлично, – с улыбкой сказала Александра. – В суете бала Сурин, возможно, даже не обратит внимания на нас с тобой.
– Дай Бог, чтобы так и случилось! – с надеждой воскликнула Любовь Даниловна.
Громкий голос дородной немолодой дамы, раздавшийся по соседству, заставил Бахметьевых прислушаться.
– Я уверена, что дело не в неотложных делах, – с интригующей улыбкой вещала дама. – Просто Сергей Николаевич Сурин – весьма деликатный человек. Он намеренно попросил Александра Григорьевича задержаться, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне и не мешать непринужденному веселью общества.
– Вы совершенно правы, любезная Анна Васильевна, – подхватила другая дама. – Конечно, дело лишь в этом. Ах, могу себе представить, как это утомительно – вечно быть в центре внимания, под обстрелом десятков любопытных взглядов! А если человек по натуре еще и деликатный, для него это должно быть невыносимо…
Бахметьевы отошли от дамского кружка и переглянулись.
– Подумать только: наши дамы еще и в глаза не видели Сурина, а уже успели найти в нем кучу неоспоримых достоинств, – с сарказмом заметила Александра. – Ничего не скажешь, забавно!
– Вот это, моя дорогая, и называется «всепобеждающая власть денег»! – с театральным пафосом воскликнула Любовь Даниловна. – Не удивлюсь, если многие из наших утонченных барынь втайне мечтают сосватать своих дочек за плебея Сурина.
– О, в этом можно даже не сомневаться! – рассмеялась Саша. – Неспроста же они истратили столько денег на новые наряды.
Начался полонез, и все дамы, за исключением старушек, двинулись с кавалерами в центр зала. После полонеза последовал быстрый вальс, затем еще один. Перед первой кадрилью в танцах наступил перерыв, и Александра, наконец, смогла отдышаться и внимательно оглядеть собравшихся.
Ее нового знакомого до сих пор не было. А между тем, до обещанного ему медленного вальса оставалось всего три танца! Внезапно Александра ощутила легкий прилив беспокойства. Ведь на бал запаздывал не только ее новый знакомый, но также и губернатор с Суриным. Совпадение? Или…
«О боже! – воскликнула про себя Александра, охваченная недобрым предчувствием. – А что, если он приехал в Смоленск вместе с Суриным? Ведь Сурин приехал сюда не один, а с компаньонами. И он вполне может оказаться одним из них! Why not? – как говорят англичане!»
И в самом деле, почему ее новый знакомый не мог приехать сюда в компании Сурина? Это было возможно, учитывая, что он тоже из Петербурга и явно не принадлежит к числу обедневших дворян, не сумевших приспособиться к суровым реалиям нового времени. А главное, он прекрасно знаком с биографией Сурина!
«А я так некстати назвала при нем Сурина своим бывшим холопом», – с досадой подумала девушка.
Губернатор, его приближенные и Сурин с компаньонами появились в разгар первой кадрили. Пока кадриль шла, губернатор успел представить Сурину важных персон, поэтому к концу танца суета закончилась. И не было никакого громкого и торжественного представления Сурина обществу, как почему-то воображалось Александре.
Но, конечно, в перерыве между танцами все взоры были обращены в ту сторону, где стояли губернатор и Сурин. Александра тоже с любопытством посмотрела туда. И сразу заметила своего нового знакомого. В великолепно сшитом черном фраке, белоснежном жилете и галстуке, с белой камелией в петлице он выглядел неотразимо. И весьма аристократично: настоящий мужчина высшего света, а не какой-то неловкий провинциал!
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Роман… – начал Свербеев, но князь досадливым жестом оборвал его.
– К несчастью, mon cher Василий, никакого преувеличения в моих словах нет. Просто мое разорение пока не бросается в глаза. Но сам-то я прекрасно знаю, как обстоят дела! – Он красноречиво посмотрел на приятеля. – И размер своих долгов знаю. А также знаю, что мне совершенно не из чего их покрывать, – прибавил он, еще больше нахмурившись и понизив голос.
Свербеев прочистил горло и ободряюще улыбнулся.
– Да ну, брось! Не все так ужасно, как ты расписываешь. И потом, ведь у тебя есть такой грандиозный замысел…
– О да! – мечтательно улыбнулся Новосельский. – Замысел у меня поистине наполеоновский! Только бы сестрица не заартачилась и не помешала мне его исполнить.
– Зачем же она станет мешать, если ты собираешься устроить будущее ее дочери? – резонно заметил Свербеев.
– Александра, – протянул Новосельский, глядя перед собой сощуренными глазами. – Вот моя козырная карта в предстоящей игре, моя единственная надежда поправить свое положение и снова зажить, как подобает порядочному человеку! Но правда ли она так хороша, как ты мне расписывал? Не показалось ли тебе, mon cher, не преувеличил ли ты?
Свербеев обиженно фыркнул.
– Да что ж я, по-твоему, в женской красоте не разбираюсь? Не сомневайся, Роман, твоя племянница – настоящая писаная красавица, каких поискать. Но главное даже не это, – Свербеев сделал паузу, подыскивая подходящие фразы. – Понимаешь, дружище… В ней есть что-то такое, что сразу выделяет ее из толпы остальных барышень. Какое-то особое достоинство, что ли, порода…
– Ну, так она ведь по матери – Новосельская! – самодовольно заметил Роман Данилович. – Как же не чувствоваться породе при таком благородном происхождении? Кстати, а много ли времени прошло с того дня, как я послал им письмо? – Он в очередной раз озабоченно нахмурился. – Нет, еще слишком мало, чтоб мог дойти ответ. Но мое письмо они должны были уже получить…
– И я нисколько не сомневаюсь, что со дня на день ты получишь ответ с приглашением погостить в их имении, – убежденно произнес Свербеев. – Так что приободрись, дружище, и смотри в будущее с надеждой.
– Кстати, – внезапно спохватился Новосельский, – а я ведь так и не расспросил тебя про сестру! Все об Александре, а о Любови ни слова. Как она выглядит, сильно ли постарела?
Василий Платонович замешкался:
– Видишь ли, Роман… Тогда, в смоленском театре, я все старался получше рассмотреть Александру, так что на Любоньку почти и внимания не обратил. Да что о ней сказать? Обычная провинциальная дворянка за сорок лет, ничего примечательного.
– Ничего примечательного, – задумчиво повторил Новосельский. – А ведь когда-то она была настоящей красавицей, одной из самых прелестных петербургских барышень. Папенька все не выдавал ее замуж, ожидая, что вот-вот подвернется не просто аристократ, а еще и баснословный богач. Ну и дождался! – он сардонически усмехнулся. – Впрочем, мне побег сестрицы из дома сыграл только на руку.
Лицо Свербеева осветилось лукавой улыбкой.
– Да, Роман, помню, как твой папенька крыл тебя за твои проделки и грозился лишить наследства! Великовозрастный оболтус – так он, вроде бы, тебя называл?
– Было дело, – рассмеялся Новосельский. – Да и то сказать, чудил я тогда немало! Помню, как однажды папенька послал меня с крупными деньгами в один подмосковный монастырь. Он тогда начал сильно тревожиться о своем здоровье и решил сделать пожертвование, чтобы монахи за него денно и нощно молились. Ну, значит, поехал я. А по дороге, уже возле самой Москвы, повстречал своего сослуживца Павла Завалишина. И вместо монастыря пошел с ним кутить по подмосковным усадьбам да кабакам! – Роман Данилович снова рассмеялся, тряхнув головой. – Думал, сойдет с рук, монастырь-то далеко, как папенька узнает? А папенька вдруг поправился, и на другое лето понесла его нелегкая на покаяние в этот монастырь. И вот, подумать, какой был бестактный человек! Другой бы постеснялся спросить настоятеля про пожертвование – дело-то деликатное! – а этот взял и спросил напрямик. И тут-то и выяснилось, что никакого пожертвования не поступало!
Свербеев расхохотался.
– Да-а… Представляю себе лицо покойного князя Данилы Петровича при этом известии! Да и весь их разговор в целом. «Ну как, отец-настоятель, довольны ли вы моим прошлогодним пожертвованием?» – «Каким пожертвованием, сын мой?» – «Да тем самым, что прошлым летом сделал от моего имени мой сынок»… Ха-ха-ха! Вот конфуз-то какой!
Новосельский вздохнул:
– Да, сейчас смешно вспоминать. А тогда, ты не представляешь, какую бурю мне пришлось выдержать. Самое ужасное, что после этой истории папенька перестал давать мне на руки деньги, и мне, бедному, пришлось добывать их за карточными столами. Впрочем, ты должен и сам помнить, мы ведь с тобой вместе этими делами занимались.
– И вместе погорели, – весело прибавил Свербеев. – А ведь поначалу все так замечательно шло. Мухлевали понемногу, так ведь не по-крупному ж, как иные! И надо же было случиться, что в один злополучный день к нам подсел этот господин… К счастью, он оказался знакомым твоего отца и дело не получило огласки.
– Да. Но ведь это тебе все как с гуся вода, а мне – новая нахлобучка и угроза лишения наследства! – Новосельский невольно поежился. – А тут еще папенька прознал, что я пользуюсь милостями его любовницы, так совсем на стену полез.
– Но ты и впрямь был серьезно виноват, – заметил Свербеев. – Неужели нельзя было другую любовницу завести, а не зариться на папенькин предмет нежной страсти?
– Попробуй заведи, ежели у тебя денег нету, – возразил Новосельский. – Куртизанкам ведь щедро платить надобно. А тут – папенька платил, а я пользовался. Нет, ну, ей-богу, грех было не воспользоваться, когда само в руки шло! Куртизанки – они ведь тоже живые женщины, им хочется любви с молодыми красавцами, а не с дряхлыми стариками. А со мной Надин было проще крутить роман, чем с кем-то другим, потому что я знал распорядок папеньки и мог приезжать к ней, когда он был занят. Но нашелся ж какой-то мерзавец, заметил, как я к ней езжу, да и донес старику!
– Ужас, Роман, ужас! – возбужденно хихикал Свербеев. – Воображаю, в какое негодование повергся Данила Петрович. Небось, эта самая Надин его еще и за нос водила, и получал он от нее только одни огрызки!
– Да уж ясное дело, – хмыкнул Новосельский. – А я ей еще и подсказывал, как найти подход к старичку, чтобы и деньжат вытянуть, и милостей поменьше давать. Нехорошо это было, конечно, что тут говорить! Но… молодость, ветреность, беспечность! – Он философски развел руками. – К счастью, все благополучно закончилось. Не считая того, что старик навязал мне вместе с наследством женитьбу, надеясь, что в семейной жизни я остепенюсь. Впрочем, Бог милостив, прибрал мою Наталью Семеновну раньше, чем она успела выпить с меня много кровушки.
– И тогда ты снова вернулся к проделкам молодости, – с усмешкой заметил Свербеев. – Из-за которых и истаяло твое состояние… А впрочем, к чему сокрушаться? Молодость у человека одна, и надобно прожить ее так, чтобы на старости было, что вспоминать.
– Все верно, дружище, – кивнул Новосельский. – Да только и в старости тоже хочется по-человечески жить. Ну да надеюсь, еще поживем, если фортуна будет на нашей стороне.
– Будет, куда она денется! – убежденно произнес Свербеев. – Ты ведь, Роман, всегда был любимцем фортуны, так с чего бы ей вздумалось тебе сейчас изменять?
Роман Данилович снова озабоченно нахмурился и заходил по комнате.
– Да, надеюсь… Только бы Александра не оказалась такой же набитой дурой, как ее мать! А впрочем, говорят же, что дети обычно идут характером не в родителей, а в дедов и бабок. Так что, mon cher Василий, будем уповать.
– Как говорят в народе, бог не выдаст – свинья не съест! – оптимистично прибавил Свербеев, и приятели в приподнятом настроении направились в столовую обедать.
ГЛАВА 5
Когда карета Бахметьевых подъехала к зданию Дворянского собрания, бал еще не начался, хотя вдоль улицы теснилось больше полсотни экипажей.
– Вовремя приехали, – Любовь Даниловна многозначительно посмотрела на дочь. – Раз танцы не начинают, Сурина, надо полагать, еще нет. Признаться, мне бы не хотелось входить в зал под пристальным взглядом этого ужасного человека!
Александра вздохнула и с усмешкой покачала головой.
– Мама, я тебя умоляю! Можно подумать, что все мысли Сурина только о нас с тобой, и его главная забота – ждать нашего появления на балу. К тому же, он может нас просто не узнать. Когда он покинул Дубровицы, мне было одиннадцать лет, да и ты изменилась за прошедшие годы.
– Не так уж я изменилась, чтобы Сурин не смог узнать меня, – надулась Любовь Даниловна. – И даже, если такое случится, ему кто-нибудь непременно на меня укажет. Но давай поторопимся, не хватало еще столкнуться с ним дверях!
– Да, это было бы весьма забавно, – усмехнулась девушка.
Войдя в вестибюль, Александра сбросила атласную бальную накидку на руки подбежавшему лакею и оглядела себя в настенное зеркало. Она с трудом сдержала довольную улыбку, заметив, как двое незнакомых мужчин застыли поодаль от нее в немом и, судя по всему, неподдельном восхищении. И в самом деле, сегодня она выглядела настолько хорошо, насколько это вообще было возможно. Белое шелковое платье с пышным турнюром, украшенное сиреневыми цветами с небольшими зелеными листочками, идеально шло к ее внешности, как и замысловатая прическа с завитой челкой, из локонов, собранных на макушке и каскадом ниспадавших на спину. Прическу украшали такие же цветы, как были на платье, а вокруг шеи Александры обвивалась тонкая нитка жемчуга.
Любовь Даниловна была в платье из черного атласа, с пышными черными кружевами и белым розаном с изумрудно-зелеными листочками в центре декольте. Перчатки у нее были белыми, как и у дочери, а на шее поблескивало маленькое бриллиантовое колье. Вместе мать и дочь составляли гармоничную пару и выглядели необычайно аристократично: настоящие дамы высшего света, а не обедневшие провинциалки.
Войдя в бальный зал, с окнами в два яруса, выходящими на обе стороны здания, Бахметьевы примкнули к кружку старой губернской знати и стали дожидаться начала танцев. Пока Любовь Даниловна делилась с приятельницами последними новостями, Александра успела заполнить половину своей бальной карточки. Мужчины наперебой приглашали ее танцевать и ужасно досадовали, что самый главный танец бала – мазурку – она уже успела кому-то обещать. На вопросы самых любопытных о том, кто же этот счастливец, Александра лишь загадочно улыбалась и качала головой. Самой забавное, что она и сама не знала, кто он.
«Но где же он? Почему его еще нет?» – с легким беспокойством подумала она, оглядывая зал.
Впрочем, то, что ее новый знакомый не явился к началу бала, было не удивительно. Мужчины из высшего общества имели привычку приезжать на балы с опозданием, порою весьма значительным. Так почему же ее новый знакомый должен поступать иначе? Разумеется, он приедет после полонеза – длинного церемонного танца, которым в провинции по старинной привычке открывались все большие балы.
Внезапно в зале сделалось движение. Подумав, что это связано с появлением губернатора, Александра посмотрела на двери. Но оказалось, что прибыл не губернатор, а один из его приближенных.
– Губернатор просил передать, чтобы начинали бал без него, – пояснила Любовь Даниловна дочери. – Он и Сурин будут чуть позже: их задерживают важные дела.
– Ну что ж, это просто отлично, – с улыбкой сказала Александра. – В суете бала Сурин, возможно, даже не обратит внимания на нас с тобой.
– Дай Бог, чтобы так и случилось! – с надеждой воскликнула Любовь Даниловна.
Громкий голос дородной немолодой дамы, раздавшийся по соседству, заставил Бахметьевых прислушаться.
– Я уверена, что дело не в неотложных делах, – с интригующей улыбкой вещала дама. – Просто Сергей Николаевич Сурин – весьма деликатный человек. Он намеренно попросил Александра Григорьевича задержаться, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне и не мешать непринужденному веселью общества.
– Вы совершенно правы, любезная Анна Васильевна, – подхватила другая дама. – Конечно, дело лишь в этом. Ах, могу себе представить, как это утомительно – вечно быть в центре внимания, под обстрелом десятков любопытных взглядов! А если человек по натуре еще и деликатный, для него это должно быть невыносимо…
Бахметьевы отошли от дамского кружка и переглянулись.
– Подумать только: наши дамы еще и в глаза не видели Сурина, а уже успели найти в нем кучу неоспоримых достоинств, – с сарказмом заметила Александра. – Ничего не скажешь, забавно!
– Вот это, моя дорогая, и называется «всепобеждающая власть денег»! – с театральным пафосом воскликнула Любовь Даниловна. – Не удивлюсь, если многие из наших утонченных барынь втайне мечтают сосватать своих дочек за плебея Сурина.
– О, в этом можно даже не сомневаться! – рассмеялась Саша. – Неспроста же они истратили столько денег на новые наряды.
Начался полонез, и все дамы, за исключением старушек, двинулись с кавалерами в центр зала. После полонеза последовал быстрый вальс, затем еще один. Перед первой кадрилью в танцах наступил перерыв, и Александра, наконец, смогла отдышаться и внимательно оглядеть собравшихся.
Ее нового знакомого до сих пор не было. А между тем, до обещанного ему медленного вальса оставалось всего три танца! Внезапно Александра ощутила легкий прилив беспокойства. Ведь на бал запаздывал не только ее новый знакомый, но также и губернатор с Суриным. Совпадение? Или…
«О боже! – воскликнула про себя Александра, охваченная недобрым предчувствием. – А что, если он приехал в Смоленск вместе с Суриным? Ведь Сурин приехал сюда не один, а с компаньонами. И он вполне может оказаться одним из них! Why not? – как говорят англичане!»
И в самом деле, почему ее новый знакомый не мог приехать сюда в компании Сурина? Это было возможно, учитывая, что он тоже из Петербурга и явно не принадлежит к числу обедневших дворян, не сумевших приспособиться к суровым реалиям нового времени. А главное, он прекрасно знаком с биографией Сурина!
«А я так некстати назвала при нем Сурина своим бывшим холопом», – с досадой подумала девушка.
Губернатор, его приближенные и Сурин с компаньонами появились в разгар первой кадрили. Пока кадриль шла, губернатор успел представить Сурину важных персон, поэтому к концу танца суета закончилась. И не было никакого громкого и торжественного представления Сурина обществу, как почему-то воображалось Александре.
Но, конечно, в перерыве между танцами все взоры были обращены в ту сторону, где стояли губернатор и Сурин. Александра тоже с любопытством посмотрела туда. И сразу заметила своего нового знакомого. В великолепно сшитом черном фраке, белоснежном жилете и галстуке, с белой камелией в петлице он выглядел неотразимо. И весьма аристократично: настоящий мужчина высшего света, а не какой-то неловкий провинциал!
