Тут к гадалке не ходи (хах, а чего ходить-то, если я и онлайн-приемы веду): мерзавец явно задумал что-то недоброе, иначе с чего бы ему устраивать этакую клоунаду.
Я моргнула, сверх всякой меры раздраженная чужим коварством. И не лень ведь людям притворяться — по мне, так весьма утомительное занятие.
Может, он шпион? Или мошенник? Или супермен?
Улыбка, намертво приколоченная к моему лицу, поползла вниз. Дежурное «спасибо» застряло на губах. Голова закружилась.
Бабушка учила слушать себя. Не отмахиваться от странных ощущений. И сейчас руки буквально онемели от желания достать колоду и изучить этого двойственного типа со всей тщательностью.
— Кто вы? — будто со стороны услышала я свой тревожный и требовательный голос.
Он настолько не подходил к свадебной суматохе, что вокруг немедленно стало тихо, на нас оглядывались.
— Я? — двойственный тип улыбнулся с приветливостью настолько фальшивой, что меня передернуло. — Как это называется? Пожалуй, я ваш деверь.
— Кто? — я моргнула длинными накладными ресницами, пытаясь осмыслить степень нашего родства.
— Младший братишка мой, Тоха, — в Алешином голосе послышалось страдание, как будто у него зуб прихватило.
Младший.
Тоха.
Ага.
Я понимающе кивнула, мигом припомнив ту огромную пропасть моральных противоречий, которая лежала между братьями.
Алеша был артистом, служил в драматическом театре, где долгие годы продвигался в амплуа героя-любовника.
Нежная душа, одним словом, трепетный разум, романтический темперамент.
А Антон…
А Антон, простите, был у нас гробовщиком.
Владельцем ритуального агентства на самом деле, но Алеша всегда говорил презрительно: «гробовщик», и при этом морщился, оттопыривал нижнюю губу, закатывал глаза и всячески терзался унизительностью такого родства.
Особый драматизм этим отношениям придавал тот неловкий факт, что Антон был очень хорошо обеспечен, а Алеша… ну, не очень. И приходилось старшему брату время от времени припадать к кубышке младшего, наполненной ужасными гробовыми деньгами.
Прижавшись щекой к рубашке свежезарегистрированного мужа, я вдыхала густой запах его туалетной воды и следила из-под ресниц за его младшим братом.
Он продолжал меня беспокоить, как песок в туфлях, как слишком тесная юбка, как ресничка в глазу.
Это значило, что мне срочно нужно было кое с кем посоветоваться.
Если невеста на собственной свадьбе запирается в туалете, то фантазии на этот счет могут быть самыми разными. Мне, например, сразу представляется бедолага в пышной фате, пытающаяся впихнуть себя в окно, чтобы потом сбежать с сексуальным мотоциклистом.
Поэтому я принялась отступать к выходу, туда, где на парковке ждала нас вереница украшенных лентами автомобилей.
Как может невеста незаметно исчезнуть в разгар поздравлений, спросите вы?
А запросто, отвечу я.
Когда на сцену выходила Римма Викторовна, то незаметно мог исчезнуть даже грузовик. Армия слонов могла наступать с трубным ревом, а восторженная публика продолжала бы восхищенно взирать лишь на Римму Викторовну, и только на нее.
Она, разумеется, опоздала и теперь приближалась к нам со скромным величием богини, спустившейся с небес.
Первая жена моего мужа родилась примой. Она блистала на сцене уже тридцать лет, она блистала и в жизни, окажись Римма Викторовна на дне океана, то блистала бы и там. Она казалась сотканной из цветов и аплодисментов, и сердца всех вокруг начинали биться в такт цокоту ее каблуков.
— Ненавижу, — прошелестел почти беззвучный шепот, и, оглянувшись, я увидела двух последующих Алешиных жен с совершенно одинаковыми напряженными взглядами. Ну, вы знаете этот взгляд, именно таким смотрят мыши на сытых кошек. Там читалась надежда, что в этот раз хищник пройдет мимо.
Кто из них шелестел ненавистью, я не разобрала, но подозревала, что могли обе. В унисон, так сказать.
— Алешенька, — торжественно и громогласно воскликнула Римма Викторовна, и я принялась отступать назад.
Муж мой слабо трепыхнулся, вытянулся в струнку и замер, не моргая.
За богиней следовали два красивых пажа, которые едва не сгибались под тяжестью корзины цветов.
Я сделала еще шаг к служебному выходу, немного запуталась в пыльной портьере, сверкающий и скользкий мрамор под ногами сменился потертым ковролином, а простор зала — узким коридором.
— Милая моя, — уборщица в синем халате посторонилась, пропуская меня вниз, ее метелка вскинулась, отдавая честь. — Вот кабы я сорок лет назад деру от своего Васьки дала, глядишь, и состоялась бы как личность!
Хохотнув, я отсалютовала ей в ответ и выскочила в душноту июньского дня. Вся толчея и многолюдность осталась у центрального входа, а у черного пели птички и буйствовала сирень. Утопая шпильками в траве, я добралась до кособокой скамейки в густой тени, с трудом согнула себя в сидячее положение под хруст стекляруса и достала из кружевной сумочки единственную вещь, которую взяла сегодня с собой.
У меня не было при себе ключей, мобильника, денег, карт или помады — все это просто не поместилось бы в крохотном клатче.
Зато у меня была миниатюрная колода Таро — та самая, которую мы всегда брали с собой в путешествия. На море мы ездили поездом, и бабушка всенепременно покупала два нижних места, и дребезжали стаканы в подстаканниках, и неторопливо плыли березы за окном, и пахло горячим железом, пылью и пирожками, и бегали по вагону какие-то дети, а мы читали Жюля Верна и мечтали о приключениях.
Колода была совсем потрепанной, на месте проплешин бабушка пририсовывала что-то свое. Так, у Шута вместо собаки появилась кошка, а Повешенный болтался на лиане, а не веревке.
Я любила эту колоду той грустной любовью, с которой всегда прикасаешься к утраченному прошлому.
Привычно уколовшись о глухую тоску, я согрела карты ладонями и вспомнила плюшевого Антона с лезвиями под шкуркой.
Ну что, мил человек, давай посмотрим, отчего ты так меня царапаешь и беспокоишь.
Король мечей — ну, кто бы сомневался. Решительный, расчетливый и хладнокровный циник, ха. Скажите что-нибудь новое.
А дальше началась полная чертовщина.
Колесо фортуны — снова. Дьявол — снова.
Судьба и судьбоносная страсть.
Предсказания, приведшие меня к замужеству.
Я застыла, как громом пораженная. Вытянула новую карту осторожно, словно ядовитую змею.
Ну надо же!
Тайные свидания и роман, скрытый от посторонних глаз.
Измены — бац!
Ссоры, разбитое сердце, бессонница, страдания.
Мамочки, а что-нибудь хорошее этого беднягу вообще ждет впереди?
Получите-распишитесь: Верховная жрица.
Тут новая страшная мысль пронзила меня будто электрическим разрядом.
А не я ли прохожу в жрицах?
Не может же быть такого, чтобы карты так повторяли друг друга — и в моем раскладе, и в раскладе Антона.
Медленно я вытащила ответ на этот вопрос: карта Влюбленные.
Контрольный.
В голову.
— Плохие новости? — раздался мягкий голос над моей головой.
— Отвратительные, — меланхолично согласилась я, разглядывая разложенные по скамейке карты.
Я не любила классических раскладов и строгих схем, поэтому карты были рассыпаны по скамейке несколько хаотично.
Но в этом хаосе проступала очень ясная картина.
И она мне категорически не нравилась.
И беда была не в том, что, судя по всему, впереди меня ждала порочная, тайная и болезненная интрижка с младшим братом моего мужа.
Не в том, что он был гробовщиком.
Не в том, что я вышла замуж только полчаса назад.
И не в том, что все это было сложно, аморально и явно грозило миллиардом проблем.
Меня вовсе не пугал внезапно открывшийся портал прямиком внутрь турецкого сериала, где страсти кипят, а в финале все эпично умирают.
В конце концов, жизнь нам дана для ошибок, страдашек и множества самых разных вещей, о которых мы начинаем жалеть сразу после того, как их совершили.
Нет, нет, все это могло бы придать рутине некоторой перчинки. Ну, знаете, рыдать потом, заламывая руки, и втайне гордиться собой: ух, какая же я оторва! Ух, какая развратница!
Но с чем невозможно было смириться — это с тем, что злющая судьба упорно подсовывала мне представителя Мечей. И не просто кого-то там, а целого короля.
Вот что было самым отвратительным.
Не в масть, сказала бы бабушка, заядлая картежница.
Поймите меня правильно, я не делю мужчин на первый сорт и второй… Хотя ладно уж, немножко делю. Мои фавориты — добродушные эмоциональные Кубки, я даже вышла за одного из них замуж, видите, насколько они мне нравятся? Или полные огня жизнелюбы Жезлы. Но никак не трудолюбивые прижимистые Пентакли, и никогда, слышите, никогда-никогда не расчетливые интеллектуалы-Мечи.
Ну покажите мне хоть одну нормальную женщину, добровольно выбравшую бы холодного бизнесмена, чьи решения всегда подчинены разуму, а не чувствам?
Но постойте, постойте — заволнуются сейчас впечатлительные дамочки, — а как же мистер Дарси и множество других книжных героев, черствых снаружи и трепетных внутри?
Знаете что — мой им ответ, — я не какой-то там археолог или кладоискатель, чтобы раскапывать слои отстраненности в поисках истинного «я» мужчины.
Мне подавайте тех, кто будет вести себя приятно и мило, без всякого там… сарказма.
Хуже нет людей, которые то и дело пытаются тебя уколоть — и все ради того, чтобы покрасоваться перед другими или самим собой. Или просто изобразить из себя человека, которого социальные условности не касаются. Он слишком исключительный, понимаете, чтобы вести себя вежливо.
— Кхм. Кхм.
Ах, да.
Задумалась.
Подняв глаза, я мрачно уставилась на стоявшего передо мной Антона. Ну разумеется! Кто еще мог последовать за чужой невестой в кусты, как не будущий прелюбодей? Вот гад, вы только подумайте! Обхаживать жену родного брата — это как-то совсем не по-людски. «Зенки твои бесстыжие», — вот что сказала бы такому бабуля, взяла бы метелку да и погнала его с крыльца. Но, разумеется, оставила бы открытой заднюю калитку. Потому что женщины нашей семьи не спорят с судьбой, а принимают ее дары с благодарностью.
— Да? — недружелюбно отозвалась я, изо всех сил делая вид, что нет ничего более нормального для невесты, чем сидеть в гордом одиночестве на скамейке в кустах.
— Мирослава Мироновна, у вас все в порядке? — осторожно спросил мой будущий соблазнитель.
— А что это ты, Антошечка, мне «выкаешь», — немедленно и совершенно неожиданно для себя оскорбилась я, — а что это ты ко мне по отчеству? Мы же с тобой все-таки родственники, а не всякие там… официальные лица.
— Ну, — философски отозвался он, — с Лехиными женами заранее не угадаешь. Попробовал бы я Римме Викторовне тыкнуть, так страшно представить, какая участь меня бы настигла. Возможно, меня бы даже отлучили из их дома, и где бы тогда богемная публика пыталась залезть в мои карманы?
— Римма Викторовна — богиня, — задумчиво проговорила я, вспоминая сияние первой жены своего мужа, — после нее была тихоня, а потом — интеллектуалка. Интересно, какой супругой стану я?
«Неверной», — немедленно шепнул мне внутренний голос, и я закатила глаза.
Застыла, глядя на колоду в своих руках.
Посмотреть, чем все закончится?
Или оставить место для интриги?
В голове самым навязчивым образом крутилась Анна Каренина, сигающая под поезд, и звучал монолог Катерины, луча света в темном царстве — «Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы?»
И так себя жалко стало, такой трагичной, изломанной героиней я себе показалась, что крупные слезы обожгли глаза, а в носу защипало.
— Мирослава? — неуверенно протянул Антон, явно испугавшись.
Возможно, не каждая Алешина жена бегала в ЗАГСовские кусты порыдать, и он теперь просто не знал, что делать.
— Ах, оставь меня, — всхлипнула я, восторженно ужасаясь своей постыдной и постылой участи. — Ах, за что мне все это!
На его лице промелькнуло брезгливое усталое выражение да и исчезло, уступив место фальшивому беспокойству.
— Эти экзальтированные театралы, — пробормотал он с явным неодобрением. — Мирослава, давай вернемся к Лехе. Рано или поздно Римма Викторовна выпустит его из своих хищных когтей, и тогда он всенепременно заметит, что невеста-то дала деру.
— Да, да, конечно, — согласилась я, с неохотой отпуская настигшие меня драматические фантазии. — Одну минуту.
И я принялась осторожно собирать ветхие карты.
— Это… какая-то свадебная традиция? — тут же спросил Антон.
— Мордовская, — с готовностью подтвердила я. — У нас все невесты просто обязаны всплакнуть в кустах, иначе не видать нам семейного счастья, как своих ушей.
— А, — глубокомысленно и с явным облегчением выдохнул Антон.
Надо сказать, что он вовсе не торопился смотреть на меня с вожделением или хотя бы симпатией.
Король Мечей, а вы что хотели.
Не представляю, что должно с ним случиться, чтобы он воспылал к женщине вроде меня.
Если Пентаклей привлекает богатство, то Мечей возбуждает выдающийся ум. У меня, конечно, есть школьное образование, все девять классов, но блестящим логиком я не уродилась, увы.
Скорее, талантливым интуитом.
— А ты-то что здесь делаешь? — спросила я, упаковывая колоду в крохотный клатч.
— Позвонить вышел, — Антон помахал мобильником. — Ну что? Готова?
И он джентельменски подставил локоть, чтобы я за него ухватилась.
С готовностью повиснув на рукаве пиджака, я вышагнула из травы, пошатнулась на своих каблучищах, сжала пальцы покрепче, вдохнула терпкий и глубоко-дорогой запах парфюма.
— А знаешь, — утопая взглядом в его неожиданно светлых глазах, заговорила я, не веря своим ушам, — есть еще одна мордовская традиция. Невесту надо выкрасть со свадьбы.
Он заморгал, изображая неуверенность.
Но я видела настороженное, веселое удивление, которое как бы прокралось на цыпочках на заднем фоне.
— Кажется, это что-то кавказское, — усомнился в моих словах Антон.
— Ну разумеется, — язвительно отозвалась я, — а я про что?
Он угукнул, как любой среднестатический человек, который вроде что-то учил в школе, но не уверен. Никто на самом деле не помнил ни традиции, ни геолокацию мордвы. Скорее всего этот народ обитает в Сибири, но, может, и на Кавказе.
— Пойдем, — я потянула Антона в сторону роскошной черной тачки, которая должна была возглавить наш кортеж. Можно было не сомневаться, кому тут принадлежит самый дорогой автомобиль. — Я угощу тебя кофе.
— Ты пытаешься поссорить меня с братом? — без всякого упрека, с искренним интересом спросил Антон, не двинувшись с места.
Я остервенело захлопала ресницами, изображая из себя черт знает что.
Кажется, притворство Антона передавалось воздушно-капельным.
Его двойственность притягивала меня к себе, как притягивают ужасные вещи. Низкопробный хоррор с оторванными конечностями, например, жирная вредная еда, токсичные сплетни… ну, все в этом роде.
Все в этом человеке было неправильным. Порода Мечей прямолинейна, остра, разяща. Они не размениваются на лукавство, но Антон разменивался.
— Разве женщина может рассорить братьев? — спросила я с придурковатой наивностью. — Кто я? Четвертая жена. Кто ты? Единственный младший брат. Ответ очевиден, не так ли?
Он покачал головой — с показной растерянностью и внутренней насмешкой, но я уже видела, как хочется ему уколоть Алешу побольнее.
Ах родственные отношения! Между вековыми врагами не бывает столько подковерного яда, как среди близких людей.
Я моргнула, сверх всякой меры раздраженная чужим коварством. И не лень ведь людям притворяться — по мне, так весьма утомительное занятие.
Может, он шпион? Или мошенник? Или супермен?
Улыбка, намертво приколоченная к моему лицу, поползла вниз. Дежурное «спасибо» застряло на губах. Голова закружилась.
Бабушка учила слушать себя. Не отмахиваться от странных ощущений. И сейчас руки буквально онемели от желания достать колоду и изучить этого двойственного типа со всей тщательностью.
— Кто вы? — будто со стороны услышала я свой тревожный и требовательный голос.
Он настолько не подходил к свадебной суматохе, что вокруг немедленно стало тихо, на нас оглядывались.
— Я? — двойственный тип улыбнулся с приветливостью настолько фальшивой, что меня передернуло. — Как это называется? Пожалуй, я ваш деверь.
— Кто? — я моргнула длинными накладными ресницами, пытаясь осмыслить степень нашего родства.
— Младший братишка мой, Тоха, — в Алешином голосе послышалось страдание, как будто у него зуб прихватило.
Младший.
Тоха.
Ага.
Я понимающе кивнула, мигом припомнив ту огромную пропасть моральных противоречий, которая лежала между братьями.
Алеша был артистом, служил в драматическом театре, где долгие годы продвигался в амплуа героя-любовника.
Нежная душа, одним словом, трепетный разум, романтический темперамент.
А Антон…
А Антон, простите, был у нас гробовщиком.
Владельцем ритуального агентства на самом деле, но Алеша всегда говорил презрительно: «гробовщик», и при этом морщился, оттопыривал нижнюю губу, закатывал глаза и всячески терзался унизительностью такого родства.
Особый драматизм этим отношениям придавал тот неловкий факт, что Антон был очень хорошо обеспечен, а Алеша… ну, не очень. И приходилось старшему брату время от времени припадать к кубышке младшего, наполненной ужасными гробовыми деньгами.
Прижавшись щекой к рубашке свежезарегистрированного мужа, я вдыхала густой запах его туалетной воды и следила из-под ресниц за его младшим братом.
Он продолжал меня беспокоить, как песок в туфлях, как слишком тесная юбка, как ресничка в глазу.
Это значило, что мне срочно нужно было кое с кем посоветоваться.
Если невеста на собственной свадьбе запирается в туалете, то фантазии на этот счет могут быть самыми разными. Мне, например, сразу представляется бедолага в пышной фате, пытающаяся впихнуть себя в окно, чтобы потом сбежать с сексуальным мотоциклистом.
Поэтому я принялась отступать к выходу, туда, где на парковке ждала нас вереница украшенных лентами автомобилей.
Как может невеста незаметно исчезнуть в разгар поздравлений, спросите вы?
А запросто, отвечу я.
Когда на сцену выходила Римма Викторовна, то незаметно мог исчезнуть даже грузовик. Армия слонов могла наступать с трубным ревом, а восторженная публика продолжала бы восхищенно взирать лишь на Римму Викторовну, и только на нее.
Она, разумеется, опоздала и теперь приближалась к нам со скромным величием богини, спустившейся с небес.
Первая жена моего мужа родилась примой. Она блистала на сцене уже тридцать лет, она блистала и в жизни, окажись Римма Викторовна на дне океана, то блистала бы и там. Она казалась сотканной из цветов и аплодисментов, и сердца всех вокруг начинали биться в такт цокоту ее каблуков.
— Ненавижу, — прошелестел почти беззвучный шепот, и, оглянувшись, я увидела двух последующих Алешиных жен с совершенно одинаковыми напряженными взглядами. Ну, вы знаете этот взгляд, именно таким смотрят мыши на сытых кошек. Там читалась надежда, что в этот раз хищник пройдет мимо.
Кто из них шелестел ненавистью, я не разобрала, но подозревала, что могли обе. В унисон, так сказать.
— Алешенька, — торжественно и громогласно воскликнула Римма Викторовна, и я принялась отступать назад.
Муж мой слабо трепыхнулся, вытянулся в струнку и замер, не моргая.
За богиней следовали два красивых пажа, которые едва не сгибались под тяжестью корзины цветов.
Я сделала еще шаг к служебному выходу, немного запуталась в пыльной портьере, сверкающий и скользкий мрамор под ногами сменился потертым ковролином, а простор зала — узким коридором.
— Милая моя, — уборщица в синем халате посторонилась, пропуская меня вниз, ее метелка вскинулась, отдавая честь. — Вот кабы я сорок лет назад деру от своего Васьки дала, глядишь, и состоялась бы как личность!
Хохотнув, я отсалютовала ей в ответ и выскочила в душноту июньского дня. Вся толчея и многолюдность осталась у центрального входа, а у черного пели птички и буйствовала сирень. Утопая шпильками в траве, я добралась до кособокой скамейки в густой тени, с трудом согнула себя в сидячее положение под хруст стекляруса и достала из кружевной сумочки единственную вещь, которую взяла сегодня с собой.
У меня не было при себе ключей, мобильника, денег, карт или помады — все это просто не поместилось бы в крохотном клатче.
Зато у меня была миниатюрная колода Таро — та самая, которую мы всегда брали с собой в путешествия. На море мы ездили поездом, и бабушка всенепременно покупала два нижних места, и дребезжали стаканы в подстаканниках, и неторопливо плыли березы за окном, и пахло горячим железом, пылью и пирожками, и бегали по вагону какие-то дети, а мы читали Жюля Верна и мечтали о приключениях.
Колода была совсем потрепанной, на месте проплешин бабушка пририсовывала что-то свое. Так, у Шута вместо собаки появилась кошка, а Повешенный болтался на лиане, а не веревке.
Я любила эту колоду той грустной любовью, с которой всегда прикасаешься к утраченному прошлому.
Привычно уколовшись о глухую тоску, я согрела карты ладонями и вспомнила плюшевого Антона с лезвиями под шкуркой.
Ну что, мил человек, давай посмотрим, отчего ты так меня царапаешь и беспокоишь.
Король мечей — ну, кто бы сомневался. Решительный, расчетливый и хладнокровный циник, ха. Скажите что-нибудь новое.
А дальше началась полная чертовщина.
Колесо фортуны — снова. Дьявол — снова.
Судьба и судьбоносная страсть.
Предсказания, приведшие меня к замужеству.
Я застыла, как громом пораженная. Вытянула новую карту осторожно, словно ядовитую змею.
Ну надо же!
Тайные свидания и роман, скрытый от посторонних глаз.
Измены — бац!
Ссоры, разбитое сердце, бессонница, страдания.
Мамочки, а что-нибудь хорошее этого беднягу вообще ждет впереди?
Получите-распишитесь: Верховная жрица.
Тут новая страшная мысль пронзила меня будто электрическим разрядом.
А не я ли прохожу в жрицах?
Не может же быть такого, чтобы карты так повторяли друг друга — и в моем раскладе, и в раскладе Антона.
Медленно я вытащила ответ на этот вопрос: карта Влюбленные.
Контрольный.
В голову.
— Плохие новости? — раздался мягкий голос над моей головой.
— Отвратительные, — меланхолично согласилась я, разглядывая разложенные по скамейке карты.
Глава 2
Я не любила классических раскладов и строгих схем, поэтому карты были рассыпаны по скамейке несколько хаотично.
Но в этом хаосе проступала очень ясная картина.
И она мне категорически не нравилась.
И беда была не в том, что, судя по всему, впереди меня ждала порочная, тайная и болезненная интрижка с младшим братом моего мужа.
Не в том, что он был гробовщиком.
Не в том, что я вышла замуж только полчаса назад.
И не в том, что все это было сложно, аморально и явно грозило миллиардом проблем.
Меня вовсе не пугал внезапно открывшийся портал прямиком внутрь турецкого сериала, где страсти кипят, а в финале все эпично умирают.
В конце концов, жизнь нам дана для ошибок, страдашек и множества самых разных вещей, о которых мы начинаем жалеть сразу после того, как их совершили.
Нет, нет, все это могло бы придать рутине некоторой перчинки. Ну, знаете, рыдать потом, заламывая руки, и втайне гордиться собой: ух, какая же я оторва! Ух, какая развратница!
Но с чем невозможно было смириться — это с тем, что злющая судьба упорно подсовывала мне представителя Мечей. И не просто кого-то там, а целого короля.
Вот что было самым отвратительным.
Не в масть, сказала бы бабушка, заядлая картежница.
Поймите меня правильно, я не делю мужчин на первый сорт и второй… Хотя ладно уж, немножко делю. Мои фавориты — добродушные эмоциональные Кубки, я даже вышла за одного из них замуж, видите, насколько они мне нравятся? Или полные огня жизнелюбы Жезлы. Но никак не трудолюбивые прижимистые Пентакли, и никогда, слышите, никогда-никогда не расчетливые интеллектуалы-Мечи.
Ну покажите мне хоть одну нормальную женщину, добровольно выбравшую бы холодного бизнесмена, чьи решения всегда подчинены разуму, а не чувствам?
Но постойте, постойте — заволнуются сейчас впечатлительные дамочки, — а как же мистер Дарси и множество других книжных героев, черствых снаружи и трепетных внутри?
Знаете что — мой им ответ, — я не какой-то там археолог или кладоискатель, чтобы раскапывать слои отстраненности в поисках истинного «я» мужчины.
Мне подавайте тех, кто будет вести себя приятно и мило, без всякого там… сарказма.
Хуже нет людей, которые то и дело пытаются тебя уколоть — и все ради того, чтобы покрасоваться перед другими или самим собой. Или просто изобразить из себя человека, которого социальные условности не касаются. Он слишком исключительный, понимаете, чтобы вести себя вежливо.
— Кхм. Кхм.
Ах, да.
Задумалась.
Подняв глаза, я мрачно уставилась на стоявшего передо мной Антона. Ну разумеется! Кто еще мог последовать за чужой невестой в кусты, как не будущий прелюбодей? Вот гад, вы только подумайте! Обхаживать жену родного брата — это как-то совсем не по-людски. «Зенки твои бесстыжие», — вот что сказала бы такому бабуля, взяла бы метелку да и погнала его с крыльца. Но, разумеется, оставила бы открытой заднюю калитку. Потому что женщины нашей семьи не спорят с судьбой, а принимают ее дары с благодарностью.
— Да? — недружелюбно отозвалась я, изо всех сил делая вид, что нет ничего более нормального для невесты, чем сидеть в гордом одиночестве на скамейке в кустах.
— Мирослава Мироновна, у вас все в порядке? — осторожно спросил мой будущий соблазнитель.
— А что это ты, Антошечка, мне «выкаешь», — немедленно и совершенно неожиданно для себя оскорбилась я, — а что это ты ко мне по отчеству? Мы же с тобой все-таки родственники, а не всякие там… официальные лица.
— Ну, — философски отозвался он, — с Лехиными женами заранее не угадаешь. Попробовал бы я Римме Викторовне тыкнуть, так страшно представить, какая участь меня бы настигла. Возможно, меня бы даже отлучили из их дома, и где бы тогда богемная публика пыталась залезть в мои карманы?
— Римма Викторовна — богиня, — задумчиво проговорила я, вспоминая сияние первой жены своего мужа, — после нее была тихоня, а потом — интеллектуалка. Интересно, какой супругой стану я?
«Неверной», — немедленно шепнул мне внутренний голос, и я закатила глаза.
Застыла, глядя на колоду в своих руках.
Посмотреть, чем все закончится?
Или оставить место для интриги?
В голове самым навязчивым образом крутилась Анна Каренина, сигающая под поезд, и звучал монолог Катерины, луча света в темном царстве — «Отчего люди не летают! Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы?»
И так себя жалко стало, такой трагичной, изломанной героиней я себе показалась, что крупные слезы обожгли глаза, а в носу защипало.
— Мирослава? — неуверенно протянул Антон, явно испугавшись.
Возможно, не каждая Алешина жена бегала в ЗАГСовские кусты порыдать, и он теперь просто не знал, что делать.
— Ах, оставь меня, — всхлипнула я, восторженно ужасаясь своей постыдной и постылой участи. — Ах, за что мне все это!
На его лице промелькнуло брезгливое усталое выражение да и исчезло, уступив место фальшивому беспокойству.
— Эти экзальтированные театралы, — пробормотал он с явным неодобрением. — Мирослава, давай вернемся к Лехе. Рано или поздно Римма Викторовна выпустит его из своих хищных когтей, и тогда он всенепременно заметит, что невеста-то дала деру.
— Да, да, конечно, — согласилась я, с неохотой отпуская настигшие меня драматические фантазии. — Одну минуту.
И я принялась осторожно собирать ветхие карты.
— Это… какая-то свадебная традиция? — тут же спросил Антон.
— Мордовская, — с готовностью подтвердила я. — У нас все невесты просто обязаны всплакнуть в кустах, иначе не видать нам семейного счастья, как своих ушей.
— А, — глубокомысленно и с явным облегчением выдохнул Антон.
Надо сказать, что он вовсе не торопился смотреть на меня с вожделением или хотя бы симпатией.
Король Мечей, а вы что хотели.
Не представляю, что должно с ним случиться, чтобы он воспылал к женщине вроде меня.
Если Пентаклей привлекает богатство, то Мечей возбуждает выдающийся ум. У меня, конечно, есть школьное образование, все девять классов, но блестящим логиком я не уродилась, увы.
Скорее, талантливым интуитом.
— А ты-то что здесь делаешь? — спросила я, упаковывая колоду в крохотный клатч.
— Позвонить вышел, — Антон помахал мобильником. — Ну что? Готова?
И он джентельменски подставил локоть, чтобы я за него ухватилась.
С готовностью повиснув на рукаве пиджака, я вышагнула из травы, пошатнулась на своих каблучищах, сжала пальцы покрепче, вдохнула терпкий и глубоко-дорогой запах парфюма.
— А знаешь, — утопая взглядом в его неожиданно светлых глазах, заговорила я, не веря своим ушам, — есть еще одна мордовская традиция. Невесту надо выкрасть со свадьбы.
Он заморгал, изображая неуверенность.
Но я видела настороженное, веселое удивление, которое как бы прокралось на цыпочках на заднем фоне.
— Кажется, это что-то кавказское, — усомнился в моих словах Антон.
— Ну разумеется, — язвительно отозвалась я, — а я про что?
Он угукнул, как любой среднестатический человек, который вроде что-то учил в школе, но не уверен. Никто на самом деле не помнил ни традиции, ни геолокацию мордвы. Скорее всего этот народ обитает в Сибири, но, может, и на Кавказе.
— Пойдем, — я потянула Антона в сторону роскошной черной тачки, которая должна была возглавить наш кортеж. Можно было не сомневаться, кому тут принадлежит самый дорогой автомобиль. — Я угощу тебя кофе.
— Ты пытаешься поссорить меня с братом? — без всякого упрека, с искренним интересом спросил Антон, не двинувшись с места.
Я остервенело захлопала ресницами, изображая из себя черт знает что.
Кажется, притворство Антона передавалось воздушно-капельным.
Его двойственность притягивала меня к себе, как притягивают ужасные вещи. Низкопробный хоррор с оторванными конечностями, например, жирная вредная еда, токсичные сплетни… ну, все в этом роде.
Все в этом человеке было неправильным. Порода Мечей прямолинейна, остра, разяща. Они не размениваются на лукавство, но Антон разменивался.
— Разве женщина может рассорить братьев? — спросила я с придурковатой наивностью. — Кто я? Четвертая жена. Кто ты? Единственный младший брат. Ответ очевиден, не так ли?
Он покачал головой — с показной растерянностью и внутренней насмешкой, но я уже видела, как хочется ему уколоть Алешу побольнее.
Ах родственные отношения! Между вековыми врагами не бывает столько подковерного яда, как среди близких людей.
