— У нее страх перед большим скоплением людей, — машинально ответила Люся. — Так бывает, когда сына поймали на коррупции, а внука — на уголовке. Вы что, совсем про нее ничего знаете?
Она тихонько переместилась в лежачее положение, натянула на себя плед и подтянула колени к груди.
Ветров невозмутимо смотрел на нее, даже не думая приготовить чай или как-то успокоить.
Просто сидел и неизвестно чего ждал.
У Люси булькнул мобильник — пришло сообщение от Великого Моржа. Этот черствый старик не спрашивал, как она себя чувствует, а прислал несколько ссылок.
Два аккаунта на ее портале — оба с кучей клонов, забанены за угрозы и ругань.
Профили в соцсетях — там тот, который банник, жрал на видео сырое мясо и рассуждал о том, что некоторые люди — животные, а все архи и вовсе должны содержаться в зоопарке.
Ученик элитной, мать твою, гимназии.
Значит, люди Великого Моржа пасли-пасли их, да не выпасли.
Люсю затошнило. У нее не было сил в этом разбираться сейчас, и она только скинула ссылки тому же Зорину.
Этой ночью ее журналисты лягут спать поздно, раскручивая историю и копаясь в интернете. Впрочем, ребятам не впервой.
«Ты как?» — коротко спросил флегматичный Зорин, и она написала ему, что норм.
Завтра, все завтра.
Ветров, терпеливо ждавший, когда Люся выключит телефон, заговорил:
— Любопытно. Любой арх в минуту опасности перекидывается. Это инстинкты. Но прежде я не встречал таких, кто вместо этого бьет нападавших тростью.
— Ну перекинулась бы я, — огрызнулась Люся, — так башмаком бы и придавили!
— Такое нельзя контролировать.
— А обсуждать столь интимные вещи — можно? Это противоестественно.
— Архи очень редки, — гнул он свое, — вас осталось несколько тысяч, не больше.
— Поистребляли разные гады, — согласилась она.
— Могли ли эти сосунки знать, кто вы?
— Павел Викторович, шли бы вы домой. У меня нет никакого желания с вами возиться.
— Коркора, — напомнил он, — именно из-за нее я пришел.
— Вы пришли слишком поздно. Все на сегодня. Прием окончен, — ее голос дрогнул.
Ветров наклонился вперед, ища Люсиного взгляда, и она ощутила странное давление. Как будто кто-то с силой нажал ей на плечи, принуждая к неподвижности. Она с трудом сфокусировалась на происходящем, не сразу догадавшись, что случилось.
А потом до нее дошло: чертово колдовство маренов.
— Вы обалдели, что ли, — произнесла она ошарашенно, — это вообще законно?
— Пользоваться видовыми преимуществами не запрещено, — он приблизился ближе, радужка потемнела, и Люся не могла отвести глаз от его лица. — Вам же никто не мешает перекидываться. Так откуда вы узнали про коркору? — теперь он почти шептал, и спазм сковал ее горло. Люсе было физически тяжело находиться рядом с ним, хотелось отодвинуться, избежать такого близкого контакта. Но как раз отодвинуться она и не могла.
Запертая в своем закостеневшем теле, как в клетке, она попыталась набрать воздуха, в глазах потемнело, и тогда он ослабил давление. Люся чуть отодвинулась, тяжело дыша. Даже несколько лишних миллиметров между ней и Ветровым принесли облегчение.
— Вот сволочь, — выдохнула она, — ну какая же ты сволочь.
— Тебе рассказал о коркоре твой любовник Китаев, — тут же перешел на ты и Ветров. — Чего он хочет?
Уже и про Великого Моржа раскопал! А ей-то казалось, что их отношения надежно спрятаны.
— Не допустить паники, — призналась Люся, у которой больше не было сил на какое-либо сопротивление. — Подготовить город заранее.
— Хм.
Давление исчезло совсем. Ветров отодвинулся, и Люся подумала, что боится его.
Сильнее, чем идиотов с дихлофосом.
Сцепив руки, чтобы унять противную дрожь, она пыталась прийти в себя, но слабость путала мысли, а усталость и нервное перенапряжение превращали ее в доступную жертву для ветровских атак.
— А от меня ты хочешь информацию о Соловьевой, — резюмировал он, — интересно, с чего это ты решила, что я стану прыгать перед тобой на задних лапках? Только потому, что я никак не отреагировал на твои злобные опусы в этой вашей информационной помойке? Думаешь, я тебя испугался?
Люся уже ничего не думала, а просто хотела остаться наконец одна.
— Да иди ты отсюда, — крикнула она, — не видишь, совсем не до тебя!
И Ветров все же послушался.
— Закрой за мной, — велел он от двери. — Кричи громче, если что.
— Если что — что? — выругалась она, доползла до коридора и заперлась на все замки.
Поставила набираться ванну.
Накапала себе валерьянки, нашла в аптечке успокоительное покрепче, залила все это водкой и поняла, что ее трясет уже с ног до головы.
— Идиоты, — всхлипнула Люся, кое-как заварила себе чай, но в ванную взяла с собой бутылку водки. — А этот вообще дрянь.
Какой уж тут здоровый образ жизни с такими стрессами.
Погрузившись в горячую воду, Люся вспомнила видео с сырым мясом, и тут ей снова поплохело.
Что там спросил Ветров?
Знали ли эти придурки про ее архаичную форму?
Собирались…
Что они собирались сделать, если бы Люся все-таки перекинулась?
Она просто испугаться как следует не успела! В вариантах «бей, беги или замри» Люся всегда выбирала бить, а страх приходил уже позже.
Если бы мозг воспринял происходящее как смертельную опасность, то от нее, быть может, уже мокрого места бы не осталось!
Захотелось позвонить Великому Моржу и наорать на него со всей дури.
Как он допустил такое!
Или он специально? Чтобы набрать больше материалов дела?
Откуда они узнали ее адрес? Как попали в подъезд? Почему были уверены, что смогут проникнуть в квартиру? Откуда эфэсбэшники вообще узнали о произошедшем так быстро?
Ничего не помогало — ни капли, ни таблетки, ни водка, ни теплая ванна.
Мысли крутились в голове со скоростью взбесившихся суматошных белок.
— Завтра, Люсенька, все завтра, — ласково сказала она самой себе, — сегодня — спать.
И она снова заплакала, размазывая по щекам ароматную пену.
— Люсь, а Люсь?
— Ммм?
Что-то ледяное коснулось ее век, она вздрогнула и попыталась сбросить это.
— Лежи спокойно, — сказала Нина Петровна, — это ложки. Я их специально в морозильнике заморозила. Рыдала почти всю ночь? Глаза опухшие теперь.
— Имею право и порыдать, — Люся поморщилась, но послушалась. — Есть повод.
У нее было ощущение, будто ее переехал бензовоз.
Болела голова, ныла нога, тянуло в груди.
— А вот Дейенерис Таргариен ни за чтобы не стала рыдать из-за двух сопляков.
— Ей в лицо дихлофосом не брызгали!
Хотя, если подумать, драконы почти лягушки. Только летают и малость крупнее.
Так что Люся сама себе дракарис.
— Если бы я была в тот момент в твоей квартире, то смогла бы тебя защитить, — вздохнула Нина Петровна. — Домовики сильны на своей территории. Но я смотрела сериал!
Отбросив в сторону ложки, Люся села на кровати и криво улыбнулась:
— Как я их тростью! Хрясь! Хрясь! Они аж обалдели! Не ожидали, бестолочи! Нина Петровна, я голодная как стая волков. И, кажется, со вчерашнего дня стала вегетарианкой.
— Еще чего, — фыркнула старушка. — Люсенька, я закажу на сегодня уборку? Твоя квартира похожа на поле боя.
— Угу.
Люся встала, кряхтя, потерла виски.
— А лучше бы я вашего внука тростью хряснула, — сказала она злобно.
— Ну ничего, еще успеешь, — утешила ее Нина Петровна.
Первым делом нужно было встретиться с Великим Моржом.
Остальное потерпит.
Ветров, как и накануне, уже сидел за столом, когда Люся, одетая еще более броско, чем обычно, а и обычно было на грани, вошла на кухню.
Хромота усилилась, и каждый шаг отдавался болью в затылке.
— Доброе утро, — холодно произнес Ветров, читая телефон, — твои журналисты за ночь раздули из крохотной искры целый пожар.
— С утра шаришься по информационным помойкам? — процедила Люся. — Что касается крошечной искры, то хочешь, я тебе тоже брызну дихлофосом в морду? Посмотрим, как тебе это понравится.
— Я принесу, — вызвалась Нина Петровна, — у меня где-то есть.
— Давайте сначала позавтракаем, — милостиво решила Люся и села, поморщившись, на свое место.
Ветров бросил на нее взгляд поверх телефона, отложил его в сторону, достал из кармана флешку и щелкнул по ней ногтями, отправляя ее по столу.
Флешка заскользила по отполированному дереву и стукнулась пластиковым боком о чашку Люси.
— И что это? — спросила она хмуро, хотя догадаться было не так уж и сложно. — Извинения? Не приму. Оставлю себе только флешку.
— Как угодно, — пожал он плечами и вернулся к овощному суфле.
— Ваш внук, Нина Петровна, — принялась жаловаться Люся, — вчера самым гнусным образом воспользовался моим беззащитным состоянием. Вы можете избавить меня от его физиономии хотя бы за завтраком?
— Так ведь по вечерам, деточка, он еще хуже, — огорченно сообщила старушка.
— Протестую, — возразил Ветров, — это не самое гнусное, на что я способен.
— У маренов черная душа и полное отсутствие моральных принципов, — Нина Петровна сердито отодвинула тарелку и вышла из кухни, совершенно выведенная из душевного равновесия.
Люся посмотрела ей вслед.
— Почему ты живешь с бабушкой, которая тебя не выносит? — спросила она у Ветрова.
— Не твое дело, — ответил он, тоже поднялся, запнулся о прислоненную к столу трость, покрутил ее в руках, разглядывая черного пуделя, утомленно поджал губы. А потом наклонился и положил руку на Люсино больное колено.
Она дернулась и машинально вцепилась зубами ему в плечо, пытаясь прокусить плотную ткань костюма.
Он охнул, но руку не убрал. Люся сомкнула челюсть плотнее, а потом поняла, что боль в ноге не ушла совсем, но стала не такой зудящей.
И выпустила Ветрова из зубов.
— Вот это, — все еще низко наклоняясь над ней, сказал он, и она снова ощутила вчерашний острый дискомфорт от его близости, — было извинением. А теперь мне пора на укол от бешенства.
Ветров направился к выходу, бормоча себе под нос про то, что собака бывает кусачей только от жизни собачьей.
И Люся осталась одна.
Завтрак явно не задался, но, по крайней мере, без строго надзора Нины Петровны она смогла позволить себе огромный бутерброд с маслом и вареньем.
Великий Морж не брал трубку, а его секретарша сообщила, что в ближайшие дни он будет слишком занят, чтобы принять Люсю.
У консьержки ей удалось выяснить, что подростки-идиоты вошли в подъезд через подземный паркинг, откуда на лифте поднялись на нужный этаж.
Паркинг открывался с брелка, но у гаденышей он был — консьержка успела сунуться в записи камер, пока их не изъяли, и своими глазами видела, как они им воспользовались.
И это открытие окончательно вывело Люсю из себя.
Одно дело — психически неуравновешенные, агрессивные мальчишки, у которых гормональная перестройка. Взбрело им в голову напасть на женщину, схватили что нашли и побежали.
И другое — преступники, которые явно готовились.
Совершенно взбешенная, Люся даже не сразу решилась выехать из паркинга — от ярости у нее перед глазами мельтешили разноцветные мухи.
— Надеюсь, — пробормотала она, — что их посадят на веки вечные. Марья, — обратилась она к голосовому помощнику и все-таки тронулась, — расскажи мне о видовом колдовстве маренов.
— Марены, — донесся из динамиков неуместно жизнерадостный голос, — третий по редкости вид. Самыми редкими считаются коркоры лютые, которые в прежние времена умели оборачиваться огромными ящерами о трех головах, известными в фольклоре как Змей Горыныч. Последние триста лет сведений о появлении огромных ящеров не поступало, и ученым до сих пор неизвестно, утрачена эта способность окончательно или коркоры не пользуются ею, чтобы не быть истребленными. В нашей стране всего шесть легальных коркор…
— Я спросила тебя о маренах, — перебила ее Люся.
— Марены, — бодро откликнулась Марья. — Третий по редкости вид. На втором месте стоят архи — то есть те, кто все еще может перекидываться в архаичные формы: животных, птиц или всяких гадов.
— Сами вы гады, — обиделась Люся, — бесхвостые земноводные вообще-то!
— Еще три тысячи лет назад животный и человеческий мир являлся одним целым, и каждый мог принимать оборотную ипостась и возвращаться обратно. Но потом пришли яги и встали на границах миров. Они охраняли живых от мертвых и мертвых от живых, а также разграничили человеческий мир и животный. В фольклоре они нашли свое отражение в образе Бабы-яги. До нашего времени сохранилось всего шесть архаичных форм: лебедя, медведя, волка, змеи, лягушки и оленя.
— Видовое колдовство маренов! — закричала Люся и укусила себя за губу.
Кричать на нейронку — это, конечно, приятно, но глупо.
— Марены, — снова завела Марья свою волынку, — третий по редкости вид. Согласно народным сказаниям, это дети богини зимы Морены и бога смерти Чернобога. Мрак, мор, марен — слова одного этимологического ряда. За современными маренами до сих пор тянется шлейф страха и ненависти. Считается, что они чрезмерны похотливы, аномально алчны и способны проклясть или навести порчу. Видовое колдовство маренов, как правило, заключается в способности к принуждению и запугиванию. У некоторых особенно чувствительных людей слишком долгий и близкий контакт с маренами способен вызвать слабость, тошноту, головные боли и общее ухудшение здоровья.
— А исцелять марены умеют?
— Способности к исцелению других людей очень слабые, и марены неохотно ими пользуются, поскольку это противоречит их натуре. Однако было зафиксировано два подобных прецедента, в обоих случаях маренам пришлось долго восстанавливаться. Зато саморегенерация у них на высоком уровне.
— Долго — это сколько? — заинтересовалась Люся.
— Около четырех недель.
Ну хоть одна хорошая новость!
В ближайший месяц Ветров будет беспомощным аки зайка.
Тем и утешившись, Люся врубила музыку погромче.
— Внимание, господа журналисты, вопрос, — Люся влетела в редакцию, впервые за долгое время почти не хромая, и притормозила в центре офиса. — Кто в наше время пользуется дихлофосом?
— Шеф, ты как? — Зорин бросил зевать во весь рот и изобразил нечто, отдаленно похожее на тревогу.
Он ложился спать в восемь вечера и просыпался в четыре утра, поэтому бессонная ночь еще больше притормаживала ворчливого флегматика.
— Прекрасно, — язвительно отозвалась Люся. — Лучше не бывает. Просто всем на зависть.
— Про дихлофос мы дали дополнение в четыре утра, — недовольно буркнул Леня Самойлов, до смерти надоевший Люсе племянник Великого Моржа. — Ты до сих пор не читала? Спала в свое удовольствие, пока мы вкалывали?
Вспомнив, как ее перетрясло вчера, а еще — отвратительное давление Ветрова, Люся поняла, что все.
Больше она терпеть не может.
Великий Морж сам виноват: надо было держать своих экстремистов подальше от нее и отвечать на звонки.
— Вот что, Ленечка, — произнесла она с угрожающей нежностью, — напиши ты мне, милый мой, заявление по собственному и выметайся отсюда.
— Обалдела? — он некрасиво разинул рот.
Тут даже Зорин проснулся и переглянулся с тихой Машей Волковой, которая по такому случаю осторожно стянула наушники. Они оба переводили глаза с шефа на Самойлова, а их пальцы торопливо стучали по клавиатуре — метод слепой печати, владения которым Люся требовала от всех своих сотрудников. Журналисты всегда журналисты, и теперь они автоматически вели репортаж с места событий в одном из закрытых от начальства рабочих чатов.
— Самойлов, давай без митингов, — устало сказала Люся. — Не вынуждай меня звонить юристам и просить их искать веские причины. Мне надоело переписывать твои тексты, извиняться за твое хамство и платить по судам.
Она тихонько переместилась в лежачее положение, натянула на себя плед и подтянула колени к груди.
Ветров невозмутимо смотрел на нее, даже не думая приготовить чай или как-то успокоить.
Просто сидел и неизвестно чего ждал.
У Люси булькнул мобильник — пришло сообщение от Великого Моржа. Этот черствый старик не спрашивал, как она себя чувствует, а прислал несколько ссылок.
Два аккаунта на ее портале — оба с кучей клонов, забанены за угрозы и ругань.
Профили в соцсетях — там тот, который банник, жрал на видео сырое мясо и рассуждал о том, что некоторые люди — животные, а все архи и вовсе должны содержаться в зоопарке.
Ученик элитной, мать твою, гимназии.
Значит, люди Великого Моржа пасли-пасли их, да не выпасли.
Люсю затошнило. У нее не было сил в этом разбираться сейчас, и она только скинула ссылки тому же Зорину.
Этой ночью ее журналисты лягут спать поздно, раскручивая историю и копаясь в интернете. Впрочем, ребятам не впервой.
«Ты как?» — коротко спросил флегматичный Зорин, и она написала ему, что норм.
Завтра, все завтра.
Ветров, терпеливо ждавший, когда Люся выключит телефон, заговорил:
— Любопытно. Любой арх в минуту опасности перекидывается. Это инстинкты. Но прежде я не встречал таких, кто вместо этого бьет нападавших тростью.
— Ну перекинулась бы я, — огрызнулась Люся, — так башмаком бы и придавили!
— Такое нельзя контролировать.
— А обсуждать столь интимные вещи — можно? Это противоестественно.
— Архи очень редки, — гнул он свое, — вас осталось несколько тысяч, не больше.
— Поистребляли разные гады, — согласилась она.
— Могли ли эти сосунки знать, кто вы?
— Павел Викторович, шли бы вы домой. У меня нет никакого желания с вами возиться.
— Коркора, — напомнил он, — именно из-за нее я пришел.
— Вы пришли слишком поздно. Все на сегодня. Прием окончен, — ее голос дрогнул.
Ветров наклонился вперед, ища Люсиного взгляда, и она ощутила странное давление. Как будто кто-то с силой нажал ей на плечи, принуждая к неподвижности. Она с трудом сфокусировалась на происходящем, не сразу догадавшись, что случилось.
А потом до нее дошло: чертово колдовство маренов.
— Вы обалдели, что ли, — произнесла она ошарашенно, — это вообще законно?
— Пользоваться видовыми преимуществами не запрещено, — он приблизился ближе, радужка потемнела, и Люся не могла отвести глаз от его лица. — Вам же никто не мешает перекидываться. Так откуда вы узнали про коркору? — теперь он почти шептал, и спазм сковал ее горло. Люсе было физически тяжело находиться рядом с ним, хотелось отодвинуться, избежать такого близкого контакта. Но как раз отодвинуться она и не могла.
Запертая в своем закостеневшем теле, как в клетке, она попыталась набрать воздуха, в глазах потемнело, и тогда он ослабил давление. Люся чуть отодвинулась, тяжело дыша. Даже несколько лишних миллиметров между ней и Ветровым принесли облегчение.
— Вот сволочь, — выдохнула она, — ну какая же ты сволочь.
— Тебе рассказал о коркоре твой любовник Китаев, — тут же перешел на ты и Ветров. — Чего он хочет?
Уже и про Великого Моржа раскопал! А ей-то казалось, что их отношения надежно спрятаны.
— Не допустить паники, — призналась Люся, у которой больше не было сил на какое-либо сопротивление. — Подготовить город заранее.
— Хм.
Давление исчезло совсем. Ветров отодвинулся, и Люся подумала, что боится его.
Сильнее, чем идиотов с дихлофосом.
Сцепив руки, чтобы унять противную дрожь, она пыталась прийти в себя, но слабость путала мысли, а усталость и нервное перенапряжение превращали ее в доступную жертву для ветровских атак.
— А от меня ты хочешь информацию о Соловьевой, — резюмировал он, — интересно, с чего это ты решила, что я стану прыгать перед тобой на задних лапках? Только потому, что я никак не отреагировал на твои злобные опусы в этой вашей информационной помойке? Думаешь, я тебя испугался?
Люся уже ничего не думала, а просто хотела остаться наконец одна.
— Да иди ты отсюда, — крикнула она, — не видишь, совсем не до тебя!
И Ветров все же послушался.
— Закрой за мной, — велел он от двери. — Кричи громче, если что.
— Если что — что? — выругалась она, доползла до коридора и заперлась на все замки.
Поставила набираться ванну.
Накапала себе валерьянки, нашла в аптечке успокоительное покрепче, залила все это водкой и поняла, что ее трясет уже с ног до головы.
— Идиоты, — всхлипнула Люся, кое-как заварила себе чай, но в ванную взяла с собой бутылку водки. — А этот вообще дрянь.
Какой уж тут здоровый образ жизни с такими стрессами.
Погрузившись в горячую воду, Люся вспомнила видео с сырым мясом, и тут ей снова поплохело.
Что там спросил Ветров?
Знали ли эти придурки про ее архаичную форму?
Собирались…
Что они собирались сделать, если бы Люся все-таки перекинулась?
Она просто испугаться как следует не успела! В вариантах «бей, беги или замри» Люся всегда выбирала бить, а страх приходил уже позже.
Если бы мозг воспринял происходящее как смертельную опасность, то от нее, быть может, уже мокрого места бы не осталось!
Захотелось позвонить Великому Моржу и наорать на него со всей дури.
Как он допустил такое!
Или он специально? Чтобы набрать больше материалов дела?
Откуда они узнали ее адрес? Как попали в подъезд? Почему были уверены, что смогут проникнуть в квартиру? Откуда эфэсбэшники вообще узнали о произошедшем так быстро?
Ничего не помогало — ни капли, ни таблетки, ни водка, ни теплая ванна.
Мысли крутились в голове со скоростью взбесившихся суматошных белок.
— Завтра, Люсенька, все завтра, — ласково сказала она самой себе, — сегодня — спать.
И она снова заплакала, размазывая по щекам ароматную пену.
— Люсь, а Люсь?
— Ммм?
Что-то ледяное коснулось ее век, она вздрогнула и попыталась сбросить это.
— Лежи спокойно, — сказала Нина Петровна, — это ложки. Я их специально в морозильнике заморозила. Рыдала почти всю ночь? Глаза опухшие теперь.
— Имею право и порыдать, — Люся поморщилась, но послушалась. — Есть повод.
У нее было ощущение, будто ее переехал бензовоз.
Болела голова, ныла нога, тянуло в груди.
— А вот Дейенерис Таргариен ни за чтобы не стала рыдать из-за двух сопляков.
— Ей в лицо дихлофосом не брызгали!
Хотя, если подумать, драконы почти лягушки. Только летают и малость крупнее.
Так что Люся сама себе дракарис.
— Если бы я была в тот момент в твоей квартире, то смогла бы тебя защитить, — вздохнула Нина Петровна. — Домовики сильны на своей территории. Но я смотрела сериал!
Отбросив в сторону ложки, Люся села на кровати и криво улыбнулась:
— Как я их тростью! Хрясь! Хрясь! Они аж обалдели! Не ожидали, бестолочи! Нина Петровна, я голодная как стая волков. И, кажется, со вчерашнего дня стала вегетарианкой.
— Еще чего, — фыркнула старушка. — Люсенька, я закажу на сегодня уборку? Твоя квартира похожа на поле боя.
— Угу.
Люся встала, кряхтя, потерла виски.
— А лучше бы я вашего внука тростью хряснула, — сказала она злобно.
— Ну ничего, еще успеешь, — утешила ее Нина Петровна.
Первым делом нужно было встретиться с Великим Моржом.
Остальное потерпит.
Ветров, как и накануне, уже сидел за столом, когда Люся, одетая еще более броско, чем обычно, а и обычно было на грани, вошла на кухню.
Хромота усилилась, и каждый шаг отдавался болью в затылке.
— Доброе утро, — холодно произнес Ветров, читая телефон, — твои журналисты за ночь раздули из крохотной искры целый пожар.
— С утра шаришься по информационным помойкам? — процедила Люся. — Что касается крошечной искры, то хочешь, я тебе тоже брызну дихлофосом в морду? Посмотрим, как тебе это понравится.
— Я принесу, — вызвалась Нина Петровна, — у меня где-то есть.
— Давайте сначала позавтракаем, — милостиво решила Люся и села, поморщившись, на свое место.
Ветров бросил на нее взгляд поверх телефона, отложил его в сторону, достал из кармана флешку и щелкнул по ней ногтями, отправляя ее по столу.
Флешка заскользила по отполированному дереву и стукнулась пластиковым боком о чашку Люси.
— И что это? — спросила она хмуро, хотя догадаться было не так уж и сложно. — Извинения? Не приму. Оставлю себе только флешку.
— Как угодно, — пожал он плечами и вернулся к овощному суфле.
— Ваш внук, Нина Петровна, — принялась жаловаться Люся, — вчера самым гнусным образом воспользовался моим беззащитным состоянием. Вы можете избавить меня от его физиономии хотя бы за завтраком?
— Так ведь по вечерам, деточка, он еще хуже, — огорченно сообщила старушка.
— Протестую, — возразил Ветров, — это не самое гнусное, на что я способен.
— У маренов черная душа и полное отсутствие моральных принципов, — Нина Петровна сердито отодвинула тарелку и вышла из кухни, совершенно выведенная из душевного равновесия.
Люся посмотрела ей вслед.
— Почему ты живешь с бабушкой, которая тебя не выносит? — спросила она у Ветрова.
— Не твое дело, — ответил он, тоже поднялся, запнулся о прислоненную к столу трость, покрутил ее в руках, разглядывая черного пуделя, утомленно поджал губы. А потом наклонился и положил руку на Люсино больное колено.
Она дернулась и машинально вцепилась зубами ему в плечо, пытаясь прокусить плотную ткань костюма.
Он охнул, но руку не убрал. Люся сомкнула челюсть плотнее, а потом поняла, что боль в ноге не ушла совсем, но стала не такой зудящей.
И выпустила Ветрова из зубов.
— Вот это, — все еще низко наклоняясь над ней, сказал он, и она снова ощутила вчерашний острый дискомфорт от его близости, — было извинением. А теперь мне пора на укол от бешенства.
Ветров направился к выходу, бормоча себе под нос про то, что собака бывает кусачей только от жизни собачьей.
И Люся осталась одна.
Завтрак явно не задался, но, по крайней мере, без строго надзора Нины Петровны она смогла позволить себе огромный бутерброд с маслом и вареньем.
ГЛАВА 05
Великий Морж не брал трубку, а его секретарша сообщила, что в ближайшие дни он будет слишком занят, чтобы принять Люсю.
У консьержки ей удалось выяснить, что подростки-идиоты вошли в подъезд через подземный паркинг, откуда на лифте поднялись на нужный этаж.
Паркинг открывался с брелка, но у гаденышей он был — консьержка успела сунуться в записи камер, пока их не изъяли, и своими глазами видела, как они им воспользовались.
И это открытие окончательно вывело Люсю из себя.
Одно дело — психически неуравновешенные, агрессивные мальчишки, у которых гормональная перестройка. Взбрело им в голову напасть на женщину, схватили что нашли и побежали.
И другое — преступники, которые явно готовились.
Совершенно взбешенная, Люся даже не сразу решилась выехать из паркинга — от ярости у нее перед глазами мельтешили разноцветные мухи.
— Надеюсь, — пробормотала она, — что их посадят на веки вечные. Марья, — обратилась она к голосовому помощнику и все-таки тронулась, — расскажи мне о видовом колдовстве маренов.
— Марены, — донесся из динамиков неуместно жизнерадостный голос, — третий по редкости вид. Самыми редкими считаются коркоры лютые, которые в прежние времена умели оборачиваться огромными ящерами о трех головах, известными в фольклоре как Змей Горыныч. Последние триста лет сведений о появлении огромных ящеров не поступало, и ученым до сих пор неизвестно, утрачена эта способность окончательно или коркоры не пользуются ею, чтобы не быть истребленными. В нашей стране всего шесть легальных коркор…
— Я спросила тебя о маренах, — перебила ее Люся.
— Марены, — бодро откликнулась Марья. — Третий по редкости вид. На втором месте стоят архи — то есть те, кто все еще может перекидываться в архаичные формы: животных, птиц или всяких гадов.
— Сами вы гады, — обиделась Люся, — бесхвостые земноводные вообще-то!
— Еще три тысячи лет назад животный и человеческий мир являлся одним целым, и каждый мог принимать оборотную ипостась и возвращаться обратно. Но потом пришли яги и встали на границах миров. Они охраняли живых от мертвых и мертвых от живых, а также разграничили человеческий мир и животный. В фольклоре они нашли свое отражение в образе Бабы-яги. До нашего времени сохранилось всего шесть архаичных форм: лебедя, медведя, волка, змеи, лягушки и оленя.
— Видовое колдовство маренов! — закричала Люся и укусила себя за губу.
Кричать на нейронку — это, конечно, приятно, но глупо.
— Марены, — снова завела Марья свою волынку, — третий по редкости вид. Согласно народным сказаниям, это дети богини зимы Морены и бога смерти Чернобога. Мрак, мор, марен — слова одного этимологического ряда. За современными маренами до сих пор тянется шлейф страха и ненависти. Считается, что они чрезмерны похотливы, аномально алчны и способны проклясть или навести порчу. Видовое колдовство маренов, как правило, заключается в способности к принуждению и запугиванию. У некоторых особенно чувствительных людей слишком долгий и близкий контакт с маренами способен вызвать слабость, тошноту, головные боли и общее ухудшение здоровья.
— А исцелять марены умеют?
— Способности к исцелению других людей очень слабые, и марены неохотно ими пользуются, поскольку это противоречит их натуре. Однако было зафиксировано два подобных прецедента, в обоих случаях маренам пришлось долго восстанавливаться. Зато саморегенерация у них на высоком уровне.
— Долго — это сколько? — заинтересовалась Люся.
— Около четырех недель.
Ну хоть одна хорошая новость!
В ближайший месяц Ветров будет беспомощным аки зайка.
Тем и утешившись, Люся врубила музыку погромче.
— Внимание, господа журналисты, вопрос, — Люся влетела в редакцию, впервые за долгое время почти не хромая, и притормозила в центре офиса. — Кто в наше время пользуется дихлофосом?
— Шеф, ты как? — Зорин бросил зевать во весь рот и изобразил нечто, отдаленно похожее на тревогу.
Он ложился спать в восемь вечера и просыпался в четыре утра, поэтому бессонная ночь еще больше притормаживала ворчливого флегматика.
— Прекрасно, — язвительно отозвалась Люся. — Лучше не бывает. Просто всем на зависть.
— Про дихлофос мы дали дополнение в четыре утра, — недовольно буркнул Леня Самойлов, до смерти надоевший Люсе племянник Великого Моржа. — Ты до сих пор не читала? Спала в свое удовольствие, пока мы вкалывали?
Вспомнив, как ее перетрясло вчера, а еще — отвратительное давление Ветрова, Люся поняла, что все.
Больше она терпеть не может.
Великий Морж сам виноват: надо было держать своих экстремистов подальше от нее и отвечать на звонки.
— Вот что, Ленечка, — произнесла она с угрожающей нежностью, — напиши ты мне, милый мой, заявление по собственному и выметайся отсюда.
— Обалдела? — он некрасиво разинул рот.
Тут даже Зорин проснулся и переглянулся с тихой Машей Волковой, которая по такому случаю осторожно стянула наушники. Они оба переводили глаза с шефа на Самойлова, а их пальцы торопливо стучали по клавиатуре — метод слепой печати, владения которым Люся требовала от всех своих сотрудников. Журналисты всегда журналисты, и теперь они автоматически вели репортаж с места событий в одном из закрытых от начальства рабочих чатов.
— Самойлов, давай без митингов, — устало сказала Люся. — Не вынуждай меня звонить юристам и просить их искать веские причины. Мне надоело переписывать твои тексты, извиняться за твое хамство и платить по судам.
