"Я перезвоню тебе", - сказала она, кладя телефон в карман платья.
А затем появилась ухмылка.
Не дружелюбный. Не злой. Что-то среднее. Как обещание, написанное в оттенках серого.
"Я позвоню тебе, как только приеду домой".
Дом. Как будто в том, что произойдёт дальше, было что-то домашнее, тихое, неизбежное.
Она снова повернулась. На этот раз по-настоящему.
Дверь машины открылась. Закрылась.
Ушел.
А Кейя?
Она стояла на том же месте, щека все еще покалывала, грудь была слишком стеснена, а в телефоне незнакомца было сохранено новое имя - ее собственное.
Только теперь мне уже не казалось, что это ее номер.
Это было похоже на поводок.
===========
Принцесса леса
Краткое содержание:
Принцесса Кая получает мучительное, ненасытное проклятие от Демона, предназначенного ее брату, и занимает его место среди героев сказаний о принцессе Мононоке.
Природа Ашитаки такова, что судьба вынуждает его быть точкой опоры событий, к которым он предпочитает сохранять нейтралитет, находясь в золотую середину, меняясь слишком мало ради собственных желаний, но слишком сильно ради окружающих. Сможет ли Кая добиться большего?
Глава 1
Примечания:
(См. примечания в конце главы .)
Текст главы
Поздний осенний воздух обжигал мне нос, делая первые, едва заметные, нырки в раннюю зиму, принося с собой тонкие и насыщенные ноты суги и хвойной древесины из-под мохового покрова долины. Мороз никогда не добирается так далеко, лишь выглядывая из-за уголков восхода солнца в самые тёмные зимние мгновения, но, возможно, в этом году мы увидим, как зелёный и яркий мир стал на несколько оттенков белее. Осень уже украла огненно-яркие листья у клёнов, которые они могли предложить гораздо раньше, поэтому единственным признаком перемены погоды был лёгкий зуд в носу.
Я глубоко вдохнул, несмотря на холод, и позволил себе отдаться ощущениям, которые пришли мне в голову. Утренний дождь всё ещё моросил, собираясь в лужицы на вечнозелёных листьях, которые всё ещё держались, находя утешение в поверхностном натяжении, шатаясь над жаждущим мхом и гниющей корой упавших деревьев. Влага создавала тишину. Она приглушала звуки и отбивала желание у животных, всё ещё спавших в своих сухих укромных уголках, выходить наружу. Она также впитывала запах леса, окружавшего меня, навязывая мне запах моего собственного пота и шкуры Якула, заглушая всё, что было в нескольких футах от меня. День охоты выдался не из лучших.
Возвращение с пустыми руками было для меня лёгким стыдом, хотя жители деревни всегда уважали мою попытку, несмотря на отсутствие награды, но это было больно. "Если бы я только целился чуть выше, чтобы не задеть ту ветку, которая прикрывает!", а затем: "Не волнуйся, принцесса, еды сейчас много". Сегодня всё было иначе. Я не выпустил ни одной стрелы. Мне не на что было охотиться. Погода была не настолько плохой, чтобы полностью прогнать обитателей леса, но никто не хотел показываться на глаза.
Возможно, слишком боюсь затаившегося существа, рыскающего по тропам.
Я притормозил своего рыжего лося и осторожно развернул его, уступая утру и надеясь, что старейшины скажут больше ободряющих слов, чем обычно. Было горько и обидно, но если бы я задержался ещё дольше, это чувство только усугубилось бы. Вернувшись в деревню, я увидел на лицах своих соплеменников выражения, которые мне понравились ещё меньше, чем пустой лес.
Проехав через открытые ворота деревни и проехав между домами по широким проспектам, предназначенным для расширения, которое так и не произошло, я увидел, как во дворе формируется вооружённое ополчение. Оружие, спущенное со стропил, сочеталось с острейшими сельскохозяйственными инструментами и щитами из хлипкого дерева. Их украшали петли, ручки и трещины, каждая из которых была разбитой дверью или окном, за которое кто-то цеплялся, желая лучшей защиты или же отсутствуя в этом необходимость.
"Что происходит?" - крикнула группа нервных, растерянных женщин, и они бросились мне навстречу. Они сказали, что мужчины готовятся к драке, но не объяснили, почему. Растерянный и потерянный, я искал в толпе нашу мудрую женщину. Она встретилась со мной взглядом и окликнула меня, тихо, но её невозможно было не заметить среди грохота.
"Принцесса Кая! Все должны немедленно вернуться в деревню, пожалуйста, поторопитесь к брату". Она была центром этого движения. Она явно что-то предугадала, почувствовала что-то в воздухе, словно тишину леса, и сочла это достаточно серьёзным, чтобы вооружить мужчин. Я кивнул, распрощавшись с кучкой встревоженных женщин несколькими ободряющими словами, и снова выехал из деревни.
Мысли лихорадочно неслись по тропинкам, тянувшимся через поля, леса и мощёные стены, и я думал обо всём, что могло пойти не так, что знахарка почувствует это в деревне. Неподалёку было несколько городов, возможны набеги, которые могли быстро дойти и до нас, но, поскольку Ашитака был так далеко, это могло коснуться и его. Я всё ещё не видел форпост, но дым из-за холмов не поднимался. Штормы были маловероятны; только сегодня утром всё это покрылось дождём. Так что же это было? Что бы это ни было, Ашитака и его ученики были далеко от города, что было плохо.
Завернув за угол так быстро, мы с Якулом оказались вынуждены подняться на кирпичный склон тропы, что чуть не врезались в моего брата и его синоби. Наша скорость помогла избежать травм, позволив Якулу перепрыгнуть через всю группу. Я повернулся к группе, желая узнать хоть что-нибудь о происходящем.
Полдюжины молодых девушек, одетых почти так же, как я, с короткими кинжалами и длинными луками, и один принц Эмиси смотрели на меня. Их обычное восхищение сменилось беспокойным страхом. Дошли ли они до меня? Или им известно больше? Мы заговорили одновременно.
"Мудрая женщина хочет вернуть тебя..."
"Джи-сан сказал нам уйти..."
"Что происходит?" Я взглянул вниз по тропе к заставе, но по-прежнему ничего не видел.
"Так плохо, что она чувствует это оттуда?" - Ашитака покачал головой, чтобы прогнать мысли. "Всё стихло, и нам велели вернуться в деревню".
Одна из девочек заговорила: "Все животные исчезли. Они тоже это почувствовали".
"Джи-сан должен был быть прямо за нами, но мы его не видели".
Я снова оглянулся на группу и заговорил с уверенностью, которую они от меня ожидали: "Возвращайтесь в деревню. Держите всё под контролем. Я не знаю, где наши родители, но сейчас там только мудрая женщина".
"Что вы будете делать?"
"Убеди этого упрямца вернуться". Наконец я позволил беспокойным движениям Якула перейти в полный рывок, также чувствуя необходимость добраться до Джи-сана, пока что-то не случилось, доверив старшему брату обеспечение безопасности группы.
Очертания шаткого сооружения стали видны уже через несколько минут езды. Это была работа, сделанная в спешке, чудовищное сооружение из верёвочных креплений и грубо обтесанных досок, рассчитанное всего на один сезон, который нужно было заменить следующей весной, но которое прослужило достаточно десятилетий, чтобы стать неотъемлемой частью окружающего пейзажа на всю мою жизнь. Три впечатляюще высоких и прямых вязовых бревна были прислонены друг к другу, покоясь посередине на тугом выступе верёвки и импровизированных деревянных конструкциях, которые удерживали их в вертикальном положении. Общая форма представляла собой две пирамиды, стоящие друг на друге и сходящиеся вершинами, образуя шаткую и небольшую площадку, возвышающуюся чуть выше границы леса.
Это была необходимость для деревни, но не оправдывала более качественной конструкции. Особенно учитывая ограниченный доступ к рабочей силе и древесине. Расположение на вершине скалы давало дополнительную высоту для заблаговременного оповещения, а это также означало, что без неё было слишком рискованно устанавливать что-то более устойчивое. В течение многих лет он в основном использовался для скалолазания и тренировок для меня, а затем и для синоби Ашитаки, но именно в такие моменты его истинная ценность раскрывалась. К сожалению, необходимость.
Чем ближе я подходил, тем сильнее ощущал это отсутствующее, странное ничто, и тем сильнее оно становилось. К тому времени, как я спрыгнул с Якула и взобрался на вершину, я почувствовал, что стою достаточно высоко в мире, чтобы звук больше не доходил до меня, переставая существовать по пути к моим ушам, и что позади меня что-то есть. Эта тишина требовала наблюдения. Её нужно было услышать. Я больше не задавался вопросом, почему мудрая женщина запаниковала. И почему Джи-сан осталась.
Джи-сан, присевший рядом со мной, был старым, с давно поседевшими волосами и обвисшей от загара и возраста кожей, но его руки и ноги были всё ещё сильны, а взгляд по-прежнему остер. Он был одним из первых, кто проявил доброту к моим "мужским" интересам, с удовольствием обучая меня держать лук, чтобы не выстрелить, как лучше всего докопаться до чьих-то скрытых намерений и как постоять за себя, когда правила нашей культуры загоняли меня в угол. Он был оптимистичен и энергичен, но осторожен, поэтому, видя, как он весь напряжён и готов к борьбе или бегству, пристально глядя в лес, я невольно последовал его примеру. Вживаясь в свою прежнюю роль его ученика.
Мне не нравилось, что я ничего не видел. Мрак деревьев цеплялся за края моего поля зрения, парейдолия и нервозность создавали движение там, где его не было, и игнорировали движение, когда оно было прямо передо мной, но я знал, что паранойю нужно игнорировать. Я смотрел в пропасть, которая привлекла внимание Джи-сан, и постепенно уловленные мной фрагменты движения складывались во что-то, чему я не должен был доверять как реальности. В тот момент я пожалел, что смог.
Извивающаяся масса тьмы медленно подползала к защитной стене деревенской земли, скрытая оставшимся покровом тени.
"Ты тоже это видишь?" - рассеянно борясь с ужасом, я произнес вопрос, прежде чем успел спросить, хочу ли я знать. Тишина окутывала мои слова, словно туман, повисший в тени.
"Да. Это не человек". Он говорил с хриплым, протяжным голосом, который выдавал его напряжение, когда масса приблизилась на какой-то дюйм, но всё же продвинулась на милю, двигаясь к нам со скоростью, о которой мне было больно думать.
"Всех отозвали в деревню", - я вытащил стрелу из колчана и взмахнул луком, натянув тетиву наполовину. "Но, полагаю, уже слишком поздно, чтобы вернуть вас".
Он продолжал сокращать расстояние до открытой равнины, врезаясь в ближайшие к нам деревья с большей инерцией, чем я надеялся. Он был огромным, гораздо больше, чем я ожидал. Тишина поглотила звуки того, как он прокладывал путь сквозь деревья, оставляя между стволами достаточно большой просвет, чтобы пройти сквозь него, игнорируя хаос разрушений, который он оставлял после себя. Лес поглотил падающие деревья, скрывая его от всех глаз, кроме тех, кто видел, как ломались стволы. Я чувствовал, как пот покалывает по всему моему телу, резко и опасно понижая температуру моего тела. Чем ближе он подходил к краю леса, тем тускнее становился мир. Солнце казалось таким же тёплым и ярким, как самый глубокий зимний восход, лишь чуть сильнее полной луны, в то время как яркая зелень и коричневый цвет леса сбрасывали свои слои и стремительно погружались в сухую и иссушенную серость.
Он добрался до каменной стены, начал вдавливаться в преграду, и я изо всех сил боролся с желанием закрыть глаза и отвернуться. Я заставил себя смотреть вниз, на границу, на щупальца тени, которые пробивались сквозь щели в каменной кладке, медленно, словно мёд, изливая свою массу в эти проломы. Каждая нить тьмы извивалась и тянулась, пытаясь схватить, схватить и потянуть всё, что находилось поблизости, в итоге обвиваясь вокруг корней травы, превращая листья в хрупкую солому, прежде чем ей удавалось продвинуться вперёд. Они мерцали, как китовый жир, но чёрные и безжизненные, голодные и готовые поглотить мир. Они были похожи на змей, угрей, щупальцы, руки, на огонь, распространяющийся наружу, чтобы уничтожить всё живое, до чего он мог дотянуться. От этого зрелища меня чуть не стошнило.
Но он всё ещё застрял на границе, и в моей голове всплыло воспоминание из многомесячной давности. Солнцестояние и красная луна, полночный костёр в центре города и патруль фермеров у границы наших земель. Её речь, молитва и мольба к богам защитить наш дом, закончились распылением порошка из незнакомого мешочка на её теле, от которого оранжево-красное пламя взметнулось во вспышку огня, сравнимого разве что с самой яркой кровью. Ещё до того, как наступил конец ночи, мудрая женщина спросила меня, не стены ли нашей деревни - всего лишь стены. У меня не было ответа, который заставил бы меня почувствовать себя дураком. Тогда ответа не было. Теперь я знал, что она пыталась не допустить.
"Демон".
Стена начала прогибаться, прогибаясь под тяжестью, и звук медленно вернулся в мир. Я слишком отчетливо слышал хлюпанье масляных угрей, когда они карабкались, извивались и лопались, если вытягивались слишком далеко вперёд. Я слышал ритмичное, хриплое дыхание, всё ещё слабое за полунетронутой стеной, пропитанное яростью и слепой решимостью, смешанное с усталостью и болью. Этот звук вызвал воспоминания о худшем изнеможении, которое я когда-либо испытывал в своей жизни. Наблюдая за существом, или, скорее, слыша его, я обострил своё чувство; оно всё ещё находилось в ста метрах от меня, съеживаясь от ярости в тени леса.
Он стоял на шести ногах, насколько можно было считать ногами перекрученные массы, соединённые с землёй, к счастью, симметричные вдоль его "хребта", помогая вдавливать центральную массу в каменную стену. Его размеры могли бы затмить барьер высотой по пояс, но верхняя часть его лица едва возвышалась над каменной стеной. Он сидел ниже, в грубой и болезненной борозде в лесной подстилке, которую он выдолбил, борозде достаточно глубокой, чтобы удерживать его под собой и скрывать от глаз, пока его ярость разрывала землю под собой в отчаянном стремлении прорваться. Не было ни единого участка тела Демона, который не состоял бы из извивающихся щупалец масла или тени. Они сидели на его теле, словно мех, выдавая свою природу постоянным движением, не зависящим от ветра. Чем дольше я смотрел, тем больше я замечал гипнотические и остро болезненные узоры, которые возникали и исчезали в движении масла, которое я никак не мог назвать мехом.
Я не мог говорить, я мог только со страхом наблюдать, как оно пытается проникнуть внутрь. Я надеялся, что ему станет скучно, он отвернется и найдет себе кого-нибудь другого, надеялся, что оно устанет или зароется в землю прежде, чем проломит стену.
Достаточно было одного-единственного камня, потерявшего своё место, размером едва ли с мой кулак, чтобы пропустить первого Демона. Звук ударил первым. Если до этого каждое извивание, взрыв или рост усиков были безмолвными, то теперь он был ярким и влажным, смешиваясь в какофонию боли и разочарования в крике искажённого зверя, достаточно громком, чтобы заглушить звук рушащейся перед ним каменной стены.
