Теперь уже не сердце Люсии, а мое упало вниз.
Бедный мальчик, подумала я.
Бедный дурачок.
Как же легко обвести тебя вокруг пальца, проще, чем на этот палец надеть колечко с кровавым рубином.
Проще, чем локон на этот палец намотать.
Третий кубок я не позволила ему допить — закрыла ладонью и посмотрела дракону в глаза. Этот взгляд Люсии я тренировала долго: чуть заискивающий, испуганный и полный надежды. Многообещающий такой взгляд. Мужики от него голову теряют и из штанов выпрыгивают.
На драконов тоже действует, как оказалось.
— Выпей это, сокровище моё.
Аластар протянул мне глиняную чашу с чем-то горячим, пахнущим острыми, горьковатыми травами.
Я замешкалась.
Мы остались наедине в полумраке его спальни: большой, просторной, по-мужски строгой. Я не знала, занял ли он покои Бладгельда или из своего принципа не быть, как прежний владыка, отвоевал себе другие комнаты, но если я успела сделать какие-то выводы о двух этих драконах, золотом и юном, то в комнате Аластара не было ничего, что не походило бы на него самого.
Сапожки я сняла у порога — мне было не нужно, чтобы дракон вдруг случайно нашел в них нож, который я принесла с собой.
Ярко горел огонь в камине и несколько свечей, пахло можжевельником и пряностями.
И горькими травами в чаше.
Аластар закрыл дверь на засов.
— Это лишь отвар, который успокаивает душу и сердце, — сказал дракон и подошёл ближе.
Его ладони легли на мои, заставляя поднести чашу ко рту.
— Его нередко дают здесь невестам, роженицам и тем, кто слишком беспокоится или грустит, — улыбка дракона была мягкой, а взгляд добрым.
Он забрал чашу у меня из рук и сам сделал глоток, словно чувствовал, что я не доверяю. А я не доверяла. Именно я, не Люсия. Люсия бы выпила, глазом не моргнув. И потому, что он приказал, и потому что, действительно волновалась.
Я тоже выпила, осторожно пригубив. Отвар оказался горьким, как нежеланное замужество, и я закашлялась. К счастью, допивать не пришлось.
Сколько ещё меня ждёт неучтенных погрешностей в этой авантюре? Все шло по плану, но эти мелочи, да и не мелочи тоже, сбивали с толку и нарастали, как снежный ком.
Вот-вот сорвётся вниз и понесется с бешеной скоростью, увлекая за собой валуны и мелкие камешки, ледяные глыбы и снежную крошку. И накроет лавиной глупую деву, что сунулась в пасть дракона, думая, что сможет его обхитрить.
А дракон тем временем уже снимал одежду.
Дублет упал на кресло.
— Что-то я не чувствую себя спокойнее.
Он усмехнулся в ответ.
Я облизала губы и судорожно пригладила волосы. Немного не так я себе это представляла. Думала, может, мы поговорим там, посидим за кубком вина — наш с Аластаром кувшин я с собой тоже притащила. В то вино, что в зале осталось, я добавила другой порошок: он заставит гостей проспать ровно половину суток, так что у меня будет время сбежать.
Главное, получить свое от дракона.
Он шагнул ближе и протянул руку: пальцы нежно коснулись моей щеки.
— Я должен признаться, — сказал Аластар. — Для меня это тоже первый раз. Я не спал с женщинами до тебя. И вообще ни с кем не спал, если уж на то пошло. Только не спрашивай, почему так, ладно?
Это прозвучало почти как мучительная мольба.
— Хорошо, — прошептала я. — Не буду.
Он привлёк меня к себе и поцеловал. Не так, как в храме, нет, по-настоящему. Немного неумело, но страстно, и кто я такая, чтобы не помочь ему овладеть этим искусством? Губы у дракона были горячие, кожа тоже пылала огнем, и учеником он оказался способным и поистине жадным до знаний. Я притворялась неопытной скромницей, но направляла его, как могла: приоткрыла губы навстречу его языку, подалась вперед, обняла дракона за плечи. Моя рука поползла выше, к воротнику рубашки, украшенному плотной вышивкой золотой нитью, и по шее Аластара. Подушечкам пальцев было тепло, горячо даже, словно бы под этой мягкой кожей действительно текла огненная кровь.
Та самая, которая мне нужна.
Аластар перехватил мое запястье и оторвался от губ. Он наклонил голову набок, посмотрел на меня из-под густых ресниц, и мне показалось, что глаза его блеснули, как расплавленное золото.
Я испугалась, что переигрываю: вдруг в его представлении невинная дева должна вести себя иначе?
Застыть, к примеру, как мраморная статуя Девы-Луны в храме Вечного Девства, и лишь ноги по команде раздвинуть.
Таких мужиков я тоже видала, к счастью, не в своей постели, но Аластар вроде бы из нормальных.
Скажу, что вино дало в голову, сняло барьеры, которым старшие сестры учили, да и чего стесняться: вот муж мой, пусть на одну ночь, но муж.
Аластар потянул за одну из лент и платье начало сползать с плеч.
На губах дракона мелькнула шальная улыбка.
Мальчишка, ну как есть мальчишка: все они такие, когда дело доходит до тела, радуются, словно им игрушку подарили.
Он развернул меня спиной к себе, откинул со спины волосы, и провел по шее сначала пальцем, потом — губами, пока его пальцы развязывали еще один узел, вытаскивали из петель еще одну прочную ленту. По спине пробежали мурашки, вдоль позвоночника, я вздрогнула.
— Не бойся, — жаркое дыхание опалило мое ухо. — Говорят, это приятно. Я постараюсь, чтобы это было приятно.
Платье поползло вниз, стекло с моих бедер, оставив меня лишь в нижней рубашке из тонкого, нежного батиста, и в чулках. Вместе с платьем на пол упали ленты, потерялись среди ткани и кружев, и как я ни пыталась нащупать их ногой хотя бы — не получалось. Аластар не помогал.
Он отвлекал меня от платья и поиска, потому что сквозь батист драконовы руки жгли так, словно меня прислонили спиной к стенке, за которой вовсю пылал камин. Аластар подхватил меня под бедра и отнес на постель, уронил спиной на покрывало, навис сверху — рубашка все еще была на нем, застегнутая на бронзовую фибулу у воротника. Мои руки сами потянулись к этой фибуле.
Дракон усмехнулся.
Он провел пальцем по моему носу, губам, шее — до ямочки между ключицами, и словно бы случайно поддел пальцем цепочку с фиалом.
— А это тебе зачем? — спросил он хрипло и пьяно, чуть растягивая слова.
— На удачу, — ответила я так же хрипло, уверенно пытаясь справиться со слишком тугой фибулой. Она поддавалась, пусть и с трудом.
Наказание, а не дракон, заперт на все засовы!
— Да? — удивился он.
Фибула сдалась.
Я пролепетала что-то про драгоценные масла и благословение богинь семьи и материнства, а дракон снова меня поцеловал. В губы. В шею. Ниже. И снова в губы. Ладонь его накрыла мою грудь, осторожно сжала, и я не сдержала судорожный вздох удовольствия.
Нет, я могу поверить, что у него никого не было. Но служанок в отцовском доме, небось, по углам зажимал.
Голова кружилась, конечно, хотелось прикрыть глаза и замурчать, открыться его ласкам, показать, как нужно, как мне нравится, но Люсии из Серебрянке полагалось смущенно принимать внимание мужа. Шалость с фибулой уже была на границе ее смелости и того, чтобы я попалась.
Губы Аластара скользнули по моей щеке, пока он продолжал ласкать грудь:
— Не бойся, — снова шепнул он.
И раздвинул коленом мои бедра.
Он выпрямился, потянул рубашку вверх, отбросил ее в сторону, а потом задрал мой подол. Горячие пальцы прошлись по животу, спустились ниже, осторожно поддели край чулка — и чулок пополз вниз, сначала один, потом второй. Отсутствие опыта, если оно и правда было, Аластар заменял странной, редкой для мужчины чуткостью. Его, казалось, увлек процесс, словно он видел в этом не обязанность, а увлекательную игру на двоих.
И в этом я с ним очень даже соглашалась.
Люсия же судорожно вздохнула, когда мужская ладонь коснулась ее между ног. Ладонь была теплой и осторожной. Тело, мое тело, на которое была натянута чужая личина, имя и осколок сущности, отозвалось тут же. Губы пересохли, стали непослушными, и когда Аластар снова меня поцеловал, мы с Люсией отвечали как-то невпопад. Невинная девица сдалась на милость победителя. Я — едва держалась.
Пыталась думать о лентах, до которых нужно добраться, о том, что стоило бы перевернуть игру — но как перехватить у дракона роль во всем этом, как перестать соблазняться и начать соблазнять самой, если это может меня выдать?
Не так-то ты прост, как я думала, молодой дракон.
Он потянул мое нижнее платье наверх, не стал рвать, как иные любители сделать все побыстрее и показать свою силу, и я покорно вытянула руки, чтобы помочь ему. Аластар перехватил мои запястье над головой, наклонился за поцелуем, прижался ко мне так крепко и так недвусмысленно, что я не сдержала еще один стон.
Он усмехнулся рядом.
— Так как тебя зовут? — спросил он, целуя меня там, где под самым ухом было почти щекотно. — По-настоящему. Тебя.
— Триша, — промурлыкала я.
И очнулась, потому что вдруг стало холодно.
Нет, огонь в камине все еще пылал, и дракон надо мной был теплым, только вот его ладонь, сжимавшая мои запястья, стала вдруг жесткой и твердой, как сталь, а расстояние между нами вмещало, казалось, все ветра этих гор.
И мне было холодно. И страшно.
Вторая ладонь дракона легла мне на шею — туда, где не так давно были его ласковые губы.
— Значит, не Люсия, — сухо сказал Аластар, глядя на меня совершенно трезвым, отстраненным, почти обиженным взглядом. — А я уж поверил, что все эти мелочи — просто совпадения. Даже механическая птичка, которую вытащили у тебя из кармана. Даже ножик в твоем сапожке.
Он сжал мою шею крепче.
Я правда в этот миг подумала, что все, сейчас мы с Люсией закончимся: дракон или свернет мне шею, или выкинет в окно прямо в холодную зимнюю ночь, как есть — в чем матушка меня однажды родила. Но он медлил.
Разглядывал меня с любопытством, но бесстрастно. Так не на голых девиц смотрят, а на порченый доспех, к примеру, который нужно отдать кузнецу, чтобы починил. Или на поломанное колесо, из-за которого вы застряли посреди дороги.
— А теперь расскажи мне, Триша, — прошептал — почти прошипел — дракон. — Что ты тут делаешь?
Он все еще держал меня за шею, но не сдавливал, словно передумал меня убивать — или пока передумал. Просто показал, что может это сделать: я видела, как по его руке, от плеча и ниже, заискрился узор из чешуек, проступающий сквозь человеческую кожу. Аластар не превратился, но ногти на его руке заострились, стали когтями, и я чувствовала, как они вжались в мою кожу. Не до царапин — но если я вдруг дернусь, если я посмею сопротивляться…
— Хорошо, — выдохнула я. — Я все расскажу тебе.
— Расскажешь, — кивнул он. — И ни словом не соврешь. Я тоже знаю некоторые секреты, Триша, и тоже умею опаивать кого надо чем надо. Так что ты все мне расскажешь, но сначала я тебя, пожалуй, свяжу.
Ленты и правда были крепкими, а еще заклятие на них не давало мне освободиться. Чем больше я старалась, выворачивала запястья, пыталась по-особому сжать пальцы, тем туже затягивались узлы.
Аластар связал мне руки умело, но бережно: сидеть удобно, запястья не перетянуты, словно я не чужачка, пробравшаяся в его логово с мутной целью, а драгоценная заложница. Я сидела, скрестив ноги, на кровати, все еще голая и очень злая, а дракон, будь он неладен, натянул штаны и устроился в кресле у камина.
Вино он пил с совершенно издевательской ухмылкой. И нахваливал еще, чтобы я понимала, чего лишаюсь, мне-то он вино не предлагал, только отвар с какой-то местной ягодой, которая развязывает язык и запрещает врать.
Не то, чтобы я не хотела выкрутиться.
Я не могла.
Просто выложила Аластару все, что он хотел знать: и про заказ, и про Люсию, и про то, что убивать его не собиралась, — слово за слово, будто тянул меня кто за язык. Как на исповеди в храме Веритаса, бога священной истины, дарующего спокойствие тем, кто перед ним чист.
Чувствовала я себя при этом кошкой, подставившей беззащитный живот любимому хозяину. Только вот Аластар бы не погладил — имел полное право пнуть.
Отвратительные ощущения. Нужно постараться впредь избегать их, а лучше найти антидот к этой дряни, дурящей голову.
— Значит, склянка драконьей крови… - задумчиво произнес Аластар, разглядывая фиал напросвет. — После ритуала, а потому горящей дикой силой. Огненной крови, проще говоря. И зачем она тебе, Триша?
Я пожала плечами.
— Мне — за десять золотых, — сказала я честно. — А уж что там дальше, то не знаю.
Он нахмурился и резко сжал фиал в ладони. Я дернулась, испугавшись, что хрусталь лопнет и драконья кровь, пусть и не пылающая волшебным огнем, закапает на пол.
— А дальше что, Триша? — спросил Аластар вкрадчиво и посмотрел на меня исподлобья. — Прядь волос? Выдранная наживо чешуя? Отрезанные уши эльфов? Рог единорога?
— Единорогов не существует.
Он горько усмехнулся:
— Может, потому что их всех приманили на ложных девственниц и извели на трофеи?
Сказал он это серьезно, словно сам пытался последнего единорога спасти.
Только вот единорогов и правда не было нигде, кроме гербов знати и легенд. А драконы были. И кровь их, пылающая огнем, стоила дорого и спасала жизни. Малокровие и чахотка, жестокие раны, старческое слабоумие, бесплодие и даже серая чума, высасывающая из человека жизненные силы и радость, пока не остается одна лишь иссохшая от голода оболочка — зелье с огненной драконьей кровью, как живая вода, излечивало все это.
Аластар задумчиво крутил фиал в пальцах и все больше хмурился.
Он знал это. Не мог не знать, если такой умный.
А я молчала, потому что мне казалось, что еще немного — и я расскажу ему, кто я такая и как оказалась здесь. Не в его постели и не в его замке, и даже не в личине Люсии, а здесь, как говорил один мой знакомый монах, в этой точке своего пути.
Мало кто знал, как Триша из прошлого, смешливая девица, мечтающая о доме и пятерых детишках, стала Тришей, которая носит в сапожке нож, а в карманах — универсальное противоядие и механических птичек.
Вот и Аластару этого знать не следовало, пусть даже заставит меня выпить весь кувшин этого зелья.
Я сощурилась.
Только вот он тоже его пил.
Значит, если у драконов нет врожденной устойчивости, тоже не сможет соврать мне.
— Когда я шла сюда, — начала я и откашлялась, прочищая горло. Слова следовало выбирать тщательнее, чтобы в правде не проступило что-то, что стоило бы скрыть. — Когда меня сюда отправили, мне говорили, что здесь будет другой дракон. Любитель невинных златовласых дев и знатный тиран. Такого и обмануть не жалко. А здесь оказался ты. Молодой, но мудрый, — я не врала, ни капли. — Тот, кто разгадал мою игру, но не убил меня сразу, а выслушал, а значит — не жестокосердный.
А еще красивый настолько, что зелье тому виной или нет — но еще четверть часа назад я совершенно искренне тебя желала. Я сама — не Люсия, часть души которой пряталась в моей личине.
Аластар оторвал взгляд от фиала и посмотрел на меня. Глаза его, темные, потому что сидел он спиной к камину, сверкнули закатным отблеском. Дракону было интересно, что я скажу.
— Что стало с Бладгельдом?
— Я убил его, — ответил Аластар резко и холодно. — Вызвал на поединок и убил в честном бою за эти земли. Как полагается взрослому дракону, который претендует на власть.
Он замолчал и стал вдруг так суров, что сердце сжалось.
Такой и правда может убить, сломать шею глупой девице одним движением руки, наполовину обращенной в драконью лапу.
— Это такой же обычай, как ритуальный брак с девицей в солнцестояние, — усмехнувшись, продолжил Аластар.
Бедный мальчик, подумала я.
Бедный дурачок.
Как же легко обвести тебя вокруг пальца, проще, чем на этот палец надеть колечко с кровавым рубином.
Проще, чем локон на этот палец намотать.
Третий кубок я не позволила ему допить — закрыла ладонью и посмотрела дракону в глаза. Этот взгляд Люсии я тренировала долго: чуть заискивающий, испуганный и полный надежды. Многообещающий такой взгляд. Мужики от него голову теряют и из штанов выпрыгивают.
На драконов тоже действует, как оказалось.
***
— Выпей это, сокровище моё.
Аластар протянул мне глиняную чашу с чем-то горячим, пахнущим острыми, горьковатыми травами.
Я замешкалась.
Мы остались наедине в полумраке его спальни: большой, просторной, по-мужски строгой. Я не знала, занял ли он покои Бладгельда или из своего принципа не быть, как прежний владыка, отвоевал себе другие комнаты, но если я успела сделать какие-то выводы о двух этих драконах, золотом и юном, то в комнате Аластара не было ничего, что не походило бы на него самого.
Сапожки я сняла у порога — мне было не нужно, чтобы дракон вдруг случайно нашел в них нож, который я принесла с собой.
Ярко горел огонь в камине и несколько свечей, пахло можжевельником и пряностями.
И горькими травами в чаше.
Аластар закрыл дверь на засов.
— Это лишь отвар, который успокаивает душу и сердце, — сказал дракон и подошёл ближе.
Его ладони легли на мои, заставляя поднести чашу ко рту.
— Его нередко дают здесь невестам, роженицам и тем, кто слишком беспокоится или грустит, — улыбка дракона была мягкой, а взгляд добрым.
Он забрал чашу у меня из рук и сам сделал глоток, словно чувствовал, что я не доверяю. А я не доверяла. Именно я, не Люсия. Люсия бы выпила, глазом не моргнув. И потому, что он приказал, и потому что, действительно волновалась.
Я тоже выпила, осторожно пригубив. Отвар оказался горьким, как нежеланное замужество, и я закашлялась. К счастью, допивать не пришлось.
Сколько ещё меня ждёт неучтенных погрешностей в этой авантюре? Все шло по плану, но эти мелочи, да и не мелочи тоже, сбивали с толку и нарастали, как снежный ком.
Вот-вот сорвётся вниз и понесется с бешеной скоростью, увлекая за собой валуны и мелкие камешки, ледяные глыбы и снежную крошку. И накроет лавиной глупую деву, что сунулась в пасть дракона, думая, что сможет его обхитрить.
А дракон тем временем уже снимал одежду.
Дублет упал на кресло.
— Что-то я не чувствую себя спокойнее.
Он усмехнулся в ответ.
Я облизала губы и судорожно пригладила волосы. Немного не так я себе это представляла. Думала, может, мы поговорим там, посидим за кубком вина — наш с Аластаром кувшин я с собой тоже притащила. В то вино, что в зале осталось, я добавила другой порошок: он заставит гостей проспать ровно половину суток, так что у меня будет время сбежать.
Главное, получить свое от дракона.
Он шагнул ближе и протянул руку: пальцы нежно коснулись моей щеки.
— Я должен признаться, — сказал Аластар. — Для меня это тоже первый раз. Я не спал с женщинами до тебя. И вообще ни с кем не спал, если уж на то пошло. Только не спрашивай, почему так, ладно?
Это прозвучало почти как мучительная мольба.
— Хорошо, — прошептала я. — Не буду.
Он привлёк меня к себе и поцеловал. Не так, как в храме, нет, по-настоящему. Немного неумело, но страстно, и кто я такая, чтобы не помочь ему овладеть этим искусством? Губы у дракона были горячие, кожа тоже пылала огнем, и учеником он оказался способным и поистине жадным до знаний. Я притворялась неопытной скромницей, но направляла его, как могла: приоткрыла губы навстречу его языку, подалась вперед, обняла дракона за плечи. Моя рука поползла выше, к воротнику рубашки, украшенному плотной вышивкой золотой нитью, и по шее Аластара. Подушечкам пальцев было тепло, горячо даже, словно бы под этой мягкой кожей действительно текла огненная кровь.
Та самая, которая мне нужна.
Аластар перехватил мое запястье и оторвался от губ. Он наклонил голову набок, посмотрел на меня из-под густых ресниц, и мне показалось, что глаза его блеснули, как расплавленное золото.
Я испугалась, что переигрываю: вдруг в его представлении невинная дева должна вести себя иначе?
Застыть, к примеру, как мраморная статуя Девы-Луны в храме Вечного Девства, и лишь ноги по команде раздвинуть.
Таких мужиков я тоже видала, к счастью, не в своей постели, но Аластар вроде бы из нормальных.
Скажу, что вино дало в голову, сняло барьеры, которым старшие сестры учили, да и чего стесняться: вот муж мой, пусть на одну ночь, но муж.
Аластар потянул за одну из лент и платье начало сползать с плеч.
На губах дракона мелькнула шальная улыбка.
Мальчишка, ну как есть мальчишка: все они такие, когда дело доходит до тела, радуются, словно им игрушку подарили.
Он развернул меня спиной к себе, откинул со спины волосы, и провел по шее сначала пальцем, потом — губами, пока его пальцы развязывали еще один узел, вытаскивали из петель еще одну прочную ленту. По спине пробежали мурашки, вдоль позвоночника, я вздрогнула.
— Не бойся, — жаркое дыхание опалило мое ухо. — Говорят, это приятно. Я постараюсь, чтобы это было приятно.
Платье поползло вниз, стекло с моих бедер, оставив меня лишь в нижней рубашке из тонкого, нежного батиста, и в чулках. Вместе с платьем на пол упали ленты, потерялись среди ткани и кружев, и как я ни пыталась нащупать их ногой хотя бы — не получалось. Аластар не помогал.
Он отвлекал меня от платья и поиска, потому что сквозь батист драконовы руки жгли так, словно меня прислонили спиной к стенке, за которой вовсю пылал камин. Аластар подхватил меня под бедра и отнес на постель, уронил спиной на покрывало, навис сверху — рубашка все еще была на нем, застегнутая на бронзовую фибулу у воротника. Мои руки сами потянулись к этой фибуле.
Дракон усмехнулся.
Он провел пальцем по моему носу, губам, шее — до ямочки между ключицами, и словно бы случайно поддел пальцем цепочку с фиалом.
— А это тебе зачем? — спросил он хрипло и пьяно, чуть растягивая слова.
— На удачу, — ответила я так же хрипло, уверенно пытаясь справиться со слишком тугой фибулой. Она поддавалась, пусть и с трудом.
Наказание, а не дракон, заперт на все засовы!
— Да? — удивился он.
Фибула сдалась.
Я пролепетала что-то про драгоценные масла и благословение богинь семьи и материнства, а дракон снова меня поцеловал. В губы. В шею. Ниже. И снова в губы. Ладонь его накрыла мою грудь, осторожно сжала, и я не сдержала судорожный вздох удовольствия.
Нет, я могу поверить, что у него никого не было. Но служанок в отцовском доме, небось, по углам зажимал.
Голова кружилась, конечно, хотелось прикрыть глаза и замурчать, открыться его ласкам, показать, как нужно, как мне нравится, но Люсии из Серебрянке полагалось смущенно принимать внимание мужа. Шалость с фибулой уже была на границе ее смелости и того, чтобы я попалась.
Губы Аластара скользнули по моей щеке, пока он продолжал ласкать грудь:
— Не бойся, — снова шепнул он.
И раздвинул коленом мои бедра.
Он выпрямился, потянул рубашку вверх, отбросил ее в сторону, а потом задрал мой подол. Горячие пальцы прошлись по животу, спустились ниже, осторожно поддели край чулка — и чулок пополз вниз, сначала один, потом второй. Отсутствие опыта, если оно и правда было, Аластар заменял странной, редкой для мужчины чуткостью. Его, казалось, увлек процесс, словно он видел в этом не обязанность, а увлекательную игру на двоих.
И в этом я с ним очень даже соглашалась.
Люсия же судорожно вздохнула, когда мужская ладонь коснулась ее между ног. Ладонь была теплой и осторожной. Тело, мое тело, на которое была натянута чужая личина, имя и осколок сущности, отозвалось тут же. Губы пересохли, стали непослушными, и когда Аластар снова меня поцеловал, мы с Люсией отвечали как-то невпопад. Невинная девица сдалась на милость победителя. Я — едва держалась.
Пыталась думать о лентах, до которых нужно добраться, о том, что стоило бы перевернуть игру — но как перехватить у дракона роль во всем этом, как перестать соблазняться и начать соблазнять самой, если это может меня выдать?
Не так-то ты прост, как я думала, молодой дракон.
Он потянул мое нижнее платье наверх, не стал рвать, как иные любители сделать все побыстрее и показать свою силу, и я покорно вытянула руки, чтобы помочь ему. Аластар перехватил мои запястье над головой, наклонился за поцелуем, прижался ко мне так крепко и так недвусмысленно, что я не сдержала еще один стон.
Он усмехнулся рядом.
— Так как тебя зовут? — спросил он, целуя меня там, где под самым ухом было почти щекотно. — По-настоящему. Тебя.
— Триша, — промурлыкала я.
И очнулась, потому что вдруг стало холодно.
Нет, огонь в камине все еще пылал, и дракон надо мной был теплым, только вот его ладонь, сжимавшая мои запястья, стала вдруг жесткой и твердой, как сталь, а расстояние между нами вмещало, казалось, все ветра этих гор.
И мне было холодно. И страшно.
Вторая ладонь дракона легла мне на шею — туда, где не так давно были его ласковые губы.
— Значит, не Люсия, — сухо сказал Аластар, глядя на меня совершенно трезвым, отстраненным, почти обиженным взглядом. — А я уж поверил, что все эти мелочи — просто совпадения. Даже механическая птичка, которую вытащили у тебя из кармана. Даже ножик в твоем сапожке.
Он сжал мою шею крепче.
Я правда в этот миг подумала, что все, сейчас мы с Люсией закончимся: дракон или свернет мне шею, или выкинет в окно прямо в холодную зимнюю ночь, как есть — в чем матушка меня однажды родила. Но он медлил.
Разглядывал меня с любопытством, но бесстрастно. Так не на голых девиц смотрят, а на порченый доспех, к примеру, который нужно отдать кузнецу, чтобы починил. Или на поломанное колесо, из-за которого вы застряли посреди дороги.
— А теперь расскажи мне, Триша, — прошептал — почти прошипел — дракон. — Что ты тут делаешь?
Он все еще держал меня за шею, но не сдавливал, словно передумал меня убивать — или пока передумал. Просто показал, что может это сделать: я видела, как по его руке, от плеча и ниже, заискрился узор из чешуек, проступающий сквозь человеческую кожу. Аластар не превратился, но ногти на его руке заострились, стали когтями, и я чувствовала, как они вжались в мою кожу. Не до царапин — но если я вдруг дернусь, если я посмею сопротивляться…
— Хорошо, — выдохнула я. — Я все расскажу тебе.
— Расскажешь, — кивнул он. — И ни словом не соврешь. Я тоже знаю некоторые секреты, Триша, и тоже умею опаивать кого надо чем надо. Так что ты все мне расскажешь, но сначала я тебя, пожалуй, свяжу.
***
Ленты и правда были крепкими, а еще заклятие на них не давало мне освободиться. Чем больше я старалась, выворачивала запястья, пыталась по-особому сжать пальцы, тем туже затягивались узлы.
Аластар связал мне руки умело, но бережно: сидеть удобно, запястья не перетянуты, словно я не чужачка, пробравшаяся в его логово с мутной целью, а драгоценная заложница. Я сидела, скрестив ноги, на кровати, все еще голая и очень злая, а дракон, будь он неладен, натянул штаны и устроился в кресле у камина.
Вино он пил с совершенно издевательской ухмылкой. И нахваливал еще, чтобы я понимала, чего лишаюсь, мне-то он вино не предлагал, только отвар с какой-то местной ягодой, которая развязывает язык и запрещает врать.
Не то, чтобы я не хотела выкрутиться.
Я не могла.
Просто выложила Аластару все, что он хотел знать: и про заказ, и про Люсию, и про то, что убивать его не собиралась, — слово за слово, будто тянул меня кто за язык. Как на исповеди в храме Веритаса, бога священной истины, дарующего спокойствие тем, кто перед ним чист.
Чувствовала я себя при этом кошкой, подставившей беззащитный живот любимому хозяину. Только вот Аластар бы не погладил — имел полное право пнуть.
Отвратительные ощущения. Нужно постараться впредь избегать их, а лучше найти антидот к этой дряни, дурящей голову.
— Значит, склянка драконьей крови… - задумчиво произнес Аластар, разглядывая фиал напросвет. — После ритуала, а потому горящей дикой силой. Огненной крови, проще говоря. И зачем она тебе, Триша?
Я пожала плечами.
— Мне — за десять золотых, — сказала я честно. — А уж что там дальше, то не знаю.
Он нахмурился и резко сжал фиал в ладони. Я дернулась, испугавшись, что хрусталь лопнет и драконья кровь, пусть и не пылающая волшебным огнем, закапает на пол.
— А дальше что, Триша? — спросил Аластар вкрадчиво и посмотрел на меня исподлобья. — Прядь волос? Выдранная наживо чешуя? Отрезанные уши эльфов? Рог единорога?
— Единорогов не существует.
Он горько усмехнулся:
— Может, потому что их всех приманили на ложных девственниц и извели на трофеи?
Сказал он это серьезно, словно сам пытался последнего единорога спасти.
Только вот единорогов и правда не было нигде, кроме гербов знати и легенд. А драконы были. И кровь их, пылающая огнем, стоила дорого и спасала жизни. Малокровие и чахотка, жестокие раны, старческое слабоумие, бесплодие и даже серая чума, высасывающая из человека жизненные силы и радость, пока не остается одна лишь иссохшая от голода оболочка — зелье с огненной драконьей кровью, как живая вода, излечивало все это.
Аластар задумчиво крутил фиал в пальцах и все больше хмурился.
Он знал это. Не мог не знать, если такой умный.
А я молчала, потому что мне казалось, что еще немного — и я расскажу ему, кто я такая и как оказалась здесь. Не в его постели и не в его замке, и даже не в личине Люсии, а здесь, как говорил один мой знакомый монах, в этой точке своего пути.
Мало кто знал, как Триша из прошлого, смешливая девица, мечтающая о доме и пятерых детишках, стала Тришей, которая носит в сапожке нож, а в карманах — универсальное противоядие и механических птичек.
Вот и Аластару этого знать не следовало, пусть даже заставит меня выпить весь кувшин этого зелья.
Я сощурилась.
Только вот он тоже его пил.
Значит, если у драконов нет врожденной устойчивости, тоже не сможет соврать мне.
— Когда я шла сюда, — начала я и откашлялась, прочищая горло. Слова следовало выбирать тщательнее, чтобы в правде не проступило что-то, что стоило бы скрыть. — Когда меня сюда отправили, мне говорили, что здесь будет другой дракон. Любитель невинных златовласых дев и знатный тиран. Такого и обмануть не жалко. А здесь оказался ты. Молодой, но мудрый, — я не врала, ни капли. — Тот, кто разгадал мою игру, но не убил меня сразу, а выслушал, а значит — не жестокосердный.
А еще красивый настолько, что зелье тому виной или нет — но еще четверть часа назад я совершенно искренне тебя желала. Я сама — не Люсия, часть души которой пряталась в моей личине.
Аластар оторвал взгляд от фиала и посмотрел на меня. Глаза его, темные, потому что сидел он спиной к камину, сверкнули закатным отблеском. Дракону было интересно, что я скажу.
— Что стало с Бладгельдом?
— Я убил его, — ответил Аластар резко и холодно. — Вызвал на поединок и убил в честном бою за эти земли. Как полагается взрослому дракону, который претендует на власть.
Он замолчал и стал вдруг так суров, что сердце сжалось.
Такой и правда может убить, сломать шею глупой девице одним движением руки, наполовину обращенной в драконью лапу.
— Это такой же обычай, как ритуальный брак с девицей в солнцестояние, — усмехнувшись, продолжил Аластар.
