— Он не был запуган, — сказал Матс, перебирая фотографии, которые Карл распечатал на обычном принтере. — Ему было шестнадцать, когда это случилось. Посмотрите сюда: он спортсмен, выше отца на голову. Если бы он хотел защитить свою мать, ему бы ничего не стоило сделать это.
— Ты хочешь сказать... — уточнил Джим, — ему это нравилось? Нравилось, как его отец обращается с его же матерью?
— Нравилось, — кивнул Матс, — потому что его отец в полной мере вложил в сына свою философию.
— Но Петтер всегда стыдился отца, — сказал Карл. — Я поднял на ноги всех, кого мог. Так вот, Эмиль, оказалось, дружен с семьёй человека, который был курсантом в те же годы, что и Риг. Он говорит, что Петтер всегда заявлял, как ему противны идеи отца.
— Говорить можно много, — сказал Матс. — Петтер мог оказаться умнее отца, а Норвежский Нок отличается как раз таки умом. Нам надо спровоцировать его. Загнать в ситуацию, когда он раскроется и либо сознается, либо решит, что мы психи.
— Хорошо, — кивнул Карл. — Эндрюс, ты говорил, что знаешь, кто такой «Харри». Может, устроим такую ситуацию через него?
Джим кивнул. Усталость пересиливала, но он заставил себя собраться с мыслями, чтобы объяснить всё понятно и доходчиво. Отчасти, это тоже было лишь теорией, но Джиму казалось, что тут ошибки быть не может.
— Предполагаю, что наш «Харри» это отец Яна, Сванте Хансен, — сказал Джим. — Я попросил Эмиля найти записи с камер близ университета. Ничего удивительного, что Сванте трётся там, он же профессор, но мы нашли записи, когда он очевидно следит за ребятами. Хорошо, что вы пока не задержали его, теперь я могу назначить ему свидание.
Дробак казался затихшим и выцветшим в это странное утро. Ни людей на улицах, ни детей во дворе школы. Словно все попрятались в преддверии бури, которая уже настигла Осло в виде беспринципного и наглого оборотня Петтера Рига. Джим быстро нашёл нужный дом (дорога сделалась уже знакомой и родной), вышел из машины, и медленно, словно каждый шаг давался ему особенно тяжело, подошёл к двери. Вдохнув, выдохнув, он собрался и настойчиво постучал, потом ещё раз, словно повторный стук мог придать ему уверенности.
— Джим? — улыбнулась Гретта, открывая и пропуская гостя дом. — А Петтер уехал к вам в Осло!
Она выглядела немного уставшей, но спокойной. Джим не понимал, как ей удаётся сохранять невозмутимость при такой-то жизни: просыпаться и засыпать рядом со своим насильником. За это лицемерие хотелось вцепиться ей в волосы, выцарапать глаза, разбить наглое лицо, но Джим убеждал себя, что это слишком по-женски. Лучше упечь её за решётку до конца её дней.
— Гретта, — серьёзно сказал Джим, когда она закрыла за ним дверь. Не найдя более мягких слов, которые бы не спугнули её, он решил заговорить прямо. — Скажите, каково это, столько лет жить со своим мучителем и убийцей? Каково это, знать, что ваш муж и есть Норвежский Нок, продолжающий насиловать и убивать до сих пор?
Гретта выронила полотенце из рук. Возможно, до этого она мыла посуду или протирала пыль, но теперь улыбка сползла с её лица, полотенце валялось на полу, и сама женщина словно окаменела.
— Его поймали, да? — тихо спросила она и рассеянно глянула в сторону. — А я ему говорила, что это ловушка... Знаете, у меня просто не было выбора.
Джим ощутил раздражающее желание ударить её, до того сильна сейчас была его ненависть в ответ на ложь и притворство. Но он сдержался и вместо этого схватил Гретту за плечи, втолкнул её в зал, стены которого украшали картины, созданные убитыми женщинами. Теперь Джим не мог смотреть на них спокойно: они словно символизировали тревогу, тут и там на месте красных мазков виднелась кровь, и гул в ушах усиливался; сама эта комната болезненно фонила.
— Скажи мне, где его логово, — попросил Джим и легко встряхнул Гретту. — Настоящее, а не подвал Варга Ольфа. Я хочу найти место, где он всё хранит.
— Вы не имеете права, — тихо ответила Гретта. — Вы никто...
— Я — тот самый мальчик, который выжил в две тысячи втором, — процедил Джим, сильнее сжал её плечи и встряхнул сильнее. — И я хочу понять, что и зачем делал со мной Нок! Мне нужно это чёртово логово!
Гретта изумлённо посмотрела на него, но взгляд её был пуст. Тот самый мальчик, прошептала она, ты вернулся домой. Гретта сказала ему, где искать, и Джим не удержался — отвесил её звонкую пощёчину и покинул чёртов дом. Он сел в машину, захлопнул дверь и провернул ключ зажигания. Джим хотел вернуться в прошлое и вспомнить всё.
Джим нашёл домик далеко за лесом, сокрытый покосившимися деревьями. Лес был старым, страдающим и сущим. Ветер с треском гнул деревья, они жалобно скрипели, и скрипы эти напоминали стоны болезненных стариков. Снег тут был грязным, перемешанным с землёй, вдалеке, где остались дома, раздался лай собак. Джим ощущал себя неуютно, и странная жуть сковала его тело.
Выйдя из машины, Джим немного постоял, вдыхая запах хвои и холода, попытался прочувствовать атмосферу здешней местности и представить, как Нок, Петтер Риг, приезжал сюда и проводил тут долгие часы, смакуя свои злодеяния. Набрав в грудь побольше воздуха, Джим сделал шаг вперёд. Его ждало погружение в мрачное и тяжёлое прошлое.
Толкнув дверь домишки, Джим прошёл в старое заброшенное помещение, с полуразрушенной покрытой пылью мебелью. Окна давно перекосились, половицы скрипели, а камин наполовину обрушился. Когда за спиной Джима захлопнулась дверь, вверх поднялась пыль, и он, закашлявшись, толкнул окно, пропуская в помещение свет и воздух. В лучах солнца были видны кружащиеся в воздухе соринки. Присев, Джим отдёрнул ковёр и увидел тот самый люк, о котором говорила Гретта. Потянув за ручку, он открыл крышку и глянул на тёмный, тонущий во тьме, спуск вниз.
Выдохнув, Джим ступил на верхнюю ступеньку, вздрогнул, когда скрип показался неестественно громким, и медленно начал спуск. Чем ниже он спускался, тем холоднее и страшнее становилось: Джим словно погружался в самую душу тьмы, проникал в мир Петтера Риг слишком глубоко.
Спустившись и нащупав на стене выключатель, Джим щёлкнул им. Лампочка противно затрещала, мигнула, и подвал осветило слабым светом. Джим осмотрелся, отмечая, что все тут слишком старое, словно застывшее в веках: заржавелая лестница, старые трубы, разбитые светильники, перекосившиеся полки и шкафы с разным барахлом, кучи мусора.
Джим прошёл вглубь комнаты, рассматривая хлам, наклонился и взял в руки куклу, похожую на игрушку Софи, как внезапно ощутил в тени движение. Развернувшись, он всмотрелся в тёмный угол, до которого не дотягивался слабый свет, достал из кармана телефон и включил фонарик, но никого не увидел. Вокруг снова царила тишина.
По спине пробежала дрожь. Джим напряжённо выдохнул, убеждая себя, что ему только показалось.
Хватка на плече заставила Джима вздрогнуть. Он резко обернулся и чуть не вскрикнул, когда увидел перед собой грязное измученное лицо.
В искажённом мучениями создании угадывались знакомые черты. Рыжие волосы были грязными, свисали клоками, лицо напоминало один большой синяк, разрисованный собственной кровью. Плечи были разбиты, кожа стёсана, покрытая ссадинами, запястья стягивала грубая верёвка. Тонкое белое платье было покрыто грязными и бордовыми пятнами. От девушки исходил неприятный запах, в её глазах застыл бесконечный ужас.
— Кристина?.. — прошептал Джим, с трудом узнавая первую пропавшую из студентов девушку. — Боже мой, Кристина, мы всем миром искали тебя!
Он принялся спешно дрожащими пальцами развязывать верёвки на её руках.
— Нет, не меня! — закричала девушка, оттолкнув Джима. — Он убьет их! Убьет моих друзей! Милену, Лорну и Яна... — заметив ошарашенное выражение лица Джима, она задрожала. — Он уже убил их, да?
— Слушай, мы уходим! — бросившись к куче с хламом, Джим принялся искать хоть что-то, чем можно было бы перерезать верёвки.
— Нет! Уходите, он убьет вас!
— Нок? — уточнил Джим, глянув на девушку. — Ему не до нас, его ищет полиция.
— Нет, не он! Тот, другой!
— Кто другой?
Шаги он услышал слишком поздно. Удар из темноты пришёлся прямо по лицу, боль отдалась во всем теле, когда Джима отбросило в кучу хлама. Он спешно встал, но пошатнулся, когда его ударили в живот, заставляя согнуться пополам. Что-то острое вошло в бедро, Джим закричал, слыша на фоне пронзительные вопли Кристины, и что-то горячее обожгло лицо, удар пришёлся в глаз, потом по спине, в бок, с хрустом в колено.
Наступила тишина.
Глава 17. Убийца
Наверное, на улице шёл снег. Матс не видел его, но представлял, когда сознание убаюкивало его на волнах спасительного забытья, стараясь уберечь от боли и огня, охватившего мир в реальности. И только торопливые шаги, противный гул и чьи-то далёкие крики привели его в сознание. Матс поморщился, закашлялся и попытался открыть глаза, но помешали слёзы.
Сильные руки помогли ему подняться. У него что-то спрашивали, но Матс не мог разобрать слов. Тогда его куда-то потащили, жар сменился холодом, он на что-то облокотился и зашёлся долгим кашлем. Когда приступ прошёл, Матс снова попытался приоткрыть глаза, вытер слёзы, но картинка противно раздвоилась. Сосредоточившись, он сфокусировал внимание и рассмотрел, что отряд полицейских в шлемах выводит людей из дымящегося и горящего кафе. Горло снова забил кашель, когда к нему подбежали врачи.
После первой помощи, когда Матс уже мог слышать и видеть, ему рассказали, что произошло. Сванте Хансен перебежал дорогу и бросил в окно кафетерия бомбу. Вторая взорвалась уже на нём, когда его окружили полицейские. Пострадали прохожие, официантка и бармен, несколько полицейских были мертвы. Риг пропал. Карл был жив, но весь исцарапан — его оттолкнул Эмиль, и он проехался лицом по асфальту.
— Эндрюс ушёл из участка, — хрипло сказал Карл. — Мне конец, Матс. За два допущенных взрыва меня подвесят, а этот ублюдок ушёл, подцепив на хвост подонка Рига!
— Но пока что тебя не подвесили. — Матс закашлялся и закричал от боли, хватаясь за грудь. Перелом ребра, определённо. — Мой телефон разбит, — прохрипел он с трудом, — переставь карту в свой и дай мне позвонить. Я узнаю, где Джим.
— Тебе срочно надо в больницу, — сказал Карл, но выполнил просьбу.
— Сначала мы поймаем этого ублюдка Рига, — сказал Матс. — Поймаем его, вскроем деятельность руководства «Детей Соломона» и посмотрим, кого тогда подвесят. Мы раскрыли целый заговор, Карл, заговор, при котором взрывы устроил профессор университета, насильник и убийца.
Договорив, он набрал номер Джима и попросил того вернуться. Тогда Джим отказался, даже не предполагая, что совсем скоро окажется пленником подвала Норвежского Нока.
Боль накрывала его и выворачивала каждую мышцу, каждую кость. Джим пришёл в себя от громких женских криков и боли в челюсти, наверное, самой острой во всём его теле. Он тяжело застонал, когда понял, что не может встать: болели позвоночник и колено, интересно, не раздроблены ли кости. Опереться на руку было невозможно, запястье и пальцы отдавали разрядом в локоть и плечо.
Боль. Даже лицо горело огнём, словно кожу тёрли о наждачную бумагу.
Пронзительный крик повторился, и Джим, собравшись с силами и мужеством, приподнялся. Здоровая рука была прикована к батарее наручником, глаза застилало кровью, и Джим смахнул её, размазал по лицу и проморгался. Один глаз начал стремительно заплывать, им видеть было невозможно, да и картинку вело. Сфокусироваться не удавалось.
Отчаянные женские крики, срывающиеся на истеричные слёзы, вызывали дрожь. Джим приподнялся сильнее, видя, что Кристина сжалась в углу на полу и с ужасом смотрит на сутулого человека, который нагревал лезвие ножа над небольшой переносной газовой плитой, а потом поднимал раскалённое лезвие и вырезал буквы на груди пленницы. Как когда-то Нок. Неужели это... но это был не Петтер Риг.
— Пы... талась сбежать, — сбивчиво выговорил садист и нервно дёрнул головой. — Пыталась... сбежать... с этим...
Кристина закричала, когда раскалённое лезвие вновь коснулся её кожи. Джим хлопнул себя рукой по карману, но телефона там не было. Страх и ужас сковали его, крики сбивали с толку, тело изнывало от боли, да так, что хотелось сдаться и умереть. Всё лучше, чем ощущать эту боль.
Внезапно незнакомец ощутил к себе внимание: он вывернулся всем телом, и Джим, пусть и не увидел, но ощутил на себе его цепкий взгляд. Тот пополз к нему изогнутой измученной фигурой, на четвереньках, выворачиваясь неестественно и дико, словно демон, пришедший из глубин ада, но, когда приблизился, Джим узнал его.
— Нильс... — выдохнул он, с ужасом узнавая младшего брата Джоны, двадцатилетнего Нильса, застрявшего сознанием в возрасте десяти-двенадцати лет. Мальчик, который днём играл с хомячками, ночью приходил сюда и пытал женщин. В сознании Джима всплыла фраза Матса: «Нок хотел найти наследника». Что ж, он его нашёл. Ошарашенный осознанием Джим прошептал тихое: — Но ведь Риг убил Джону...
Услышав это имя, Нильс завыл, выгнулся и резко ударил Джима кулаком в нос. Боль прошибла до затылка, на глаза навернулись слёзы, голову Джима мотнуло, и он приложился затылком о стену. В ушах пронзительно загудело. Достав дрожащими руками из кармана нож и подтащим мини-плитку, Нильс снова начал нагревать лезвие.
— Угомонись... — прошептал Джим, но в его голосе послышалась предательская дрожь. — Пожалуйста, давай поговорим. Я могу помочь, обещаю... Нильс...
— Ты... — прошептал тот, раскаляя лезвие. — Не лучше... меня...
Смотря на меняющийся цвет металла, Джим отрицательно мотал головой. Внутри всё похолодело от ужаса, к глазам подступили слёзы, он хаотично думал о том, что Матс был прав, надо было вернуться и не ехать в Дробак. Но он приехал, и выхода больше не было. Когда раскалённое лезвие прикоснулось к щеке, Джим не сразу ощутил боль. Но потом, когда его накрыло, закричал так, как не кричал никогда, до хриплого срыва голоса. Нильс вжал лезвие в его кожу и отстранился, пренебрежительно сплюнув на пол.
— Сначала она, — сказал он, — потом ты.
Глаза его стали безумны, зрачки уменьшились, став почти незаметными, и Нильс с размаху всем своим весом приложил искалеченные пальцы левой руки Джима подошвой ноги. Когда темнота рассеялась, Джим снова ощутил боль и подумал, что, наверное, в какой-то момент отключился. Кристина уже не кричала, только плакала и выла, сам Джим ощущал себя ослабленным и разбитым. Пальцы левой руки не гнулись, правая штанина пропиталась кровью из-за колотого ранения, голову разрывало болью.
Он не мог в это поверить. Нильс. Нильс, на которого они даже не обратили внимания. Нильс, имевший отношение к смерти Джоны. Нильс всё это время был рядом, как и Петтер Риг, а они не заметили.
Лежа на полу, среди кучи мусора, Джим старался выровнять дыхание. Силы оставляли его, как когда-то оставили Джону. Сквозь мутнеющее сознание он услышал слабый вскрик Кристины и подумал, что Матс ошибался. Одной добродетелью ничего не добьёшься. Правильность ещё никому не спасала жизнь, в отличие от гнева и ненависти, работающих на чистом адреналине.
Злость из-за боли, из-за криков девушки, из-за обмана.
