Мысли кружились. Хотелось, чтобы они исчезли.
– Помню, как ты была добра. Добра ко всему живому. Помню, ты плакала, когда я убил белку. Я тогда обиделся, так как нам нечего было есть, а кроме нее я ничего не смог добыть. Помнишь, ты заставила меня похоронить ее? Смешно, правда!? Мы ничего не ели три дня, а ужин закопали в землю.
Он шел и улыбался.
– Потом я перестал показывать животных и птиц, которых ловил. Ты была маленькая и верила, в то, что мясо просто лежит под деревьями и ждет, когда я соберу. Как-то я рассказал о волшебном дубе, на котором растет хлеб. Да, помню это! А ты помнишь? Ты потом дней десять просила отвезти к нему. Ты хотела на него посмотреть, постоянно спрашивала про него. Только и делала, что задавала одни и те же вопросы. Я тогда еще зачем-то добавил, что на самой макушке этого дерева растет необычный листок – золотой, излучающий свет, подобный солнечному. Ты меня раз сто просила описать его. Знаешь, тогда это ужасно меня раздражало, но сейчас я бы с радостью рассказал о нем хоть тысячу раз.
Он шел долго без остановок, не разбирая дорогу. Усталость отсутствовала. Точнее, она накатывала волнами, но тут же отступала. Тело восстанавливало себя. Происходило это постоянно и без его воли. Эвис с наивной надеждой посмотрел вперед, ожидая увидеть хоть какие-то перемены, но ничего не изменилось – все та же бескрайняя, безликая пустота.
– Помнишь, твой любимый платок – ярко-алый… шелковый? Сейчас стыдно признаться, но я украл его на базаре. Да, мы тогда много воровали, но брали только еду и необходимое. А платок… платок я забрал просто так – хотел побаловать тебя. Ты так радовалась ему! Носила, не снимая, никогда не давала мне даже притронуться. А вот я помню, как однажды я сильно заболел. Ты решила вылечить и среди ночи тайком перевязала мне горло этим платком. Сам по себе он, конечно, мне не помог, но твоя забота… твоя доброта… Мне кажется, именно благодаря ей я так быстро поправился.
Эвис резко обернулся, надеясь, что камень, оставшись далеко позади, потерялся в бескрайней пустоте. Но надежды не оправдались. Мерцающий карбункул висел всего в двадцати шагах от него, словно привязанный незримой нитью. Он манил, обещая избавление.
– Вот видишь, – сказал Эвис в пустоту, – я уже почти ушел от него. Осталось немного…
Он вновь пошел куда-то, не выбирая направления. Небыстро, но уверенно. Юноша пробовал не дышать. Это получалось. Да, возникали неудобства, но дыхание теперь не являлось необходимостью. Прежние выводы оказались верными – он существовал вне зависимости от тех условий, которые ранее казались обязательными.
Но что же это за место?
Эвис много раз оказывался в белой пустоте во снах и видениях. Нет, на этот раз он не в них. Почему? Там постоянно что-то происходило само по себе, независимо от его воли. Во всем присутствовал хаос. Никто ничем не управлял намерено. Сейчас все менялось, но по-другому. Менялось, определенно, по чьей-то воле. По воле того, кто предстал перед ним в образе беззащитного ребенка. Того, кто не пытался сам выглядеть угрожающе.
Почему образ ребенка?
Кому он вообще понадобился?
Что он рассказал Эльде про него?
Вопросов становилось больше. Ходьба помогала упорядочить мысли хоть немного.
– Мы с тобой могли бы уйти отсюда, – говорил он. – Уйти и жить нормальной жизнью. Я и раньше, еще находясь в городе Атиса, до появления Зверя, говорил, что мы имеем право на нормальную жизнь. Я говорил тебе это, считая, что мы сможем скрыть свои особенности от всех и навсегда. Сейчас понимаю, что скрывать их необязательно. Что делал, когда потерял тебя? Всю силу я направил на то, чтобы помочь людям, которые решили остаться в городе. Я делал добро. Понимаешь, я делал добро. Я делал для тех, кто хотел причинить вред мне. Это не казалось проблемой, так как мне важна была не их реакция, а твоя. Да, ты не могла это видеть, но я понимал, что если бы ты знала о том, что я делаю, то гордилась бы мной. Я заставлял рухнувшие дома вновь подниматься, я заставлял сломанные деревья снова расти. Люди увидели, что я не зло. Не сразу, но они смогли понять это. Может быть, для своей выгоды, но они приняли меня. Они заступались за меня, когда в город возвращались те, кто ушел ранее, и пытался выступить против меня, ничего не зная о моих делах. Отблеск во мне… он уже не такой, каким был в момент нашей разлуки. Я ощущаю в себе нечто большее. Я стремлюсь к его постижению, а он пробует донести до меня что-то. Думаю, это часть чего-то большого… мы часть чего-то большого… ты и я.
Он шел долго. Смотрел только вперед.
– Не так давно меня спросили, почему я так вообще стремлюсь вернуть тебя… зачем мне это нужно. Знаешь, я даже не нашел, что ответить. Не потому, что не знал ответа, а потому что он кажется мне невероятно простым и очевидным. Я просто хочу этого – и все. Всем телом и всем духом. Я не смог объяснить, зачем мне это, так как это не на уровне понимания, а на уровне чувств. Понимаешь? Это как потребность в воздухе… да, в этом месте это плохой пример, но все же он подходит. Как объяснить, что хочешь дышать? Если только указать на то, что без воздуха умрешь. Вот и с моим желанием тебя спасти дела обстоят также: не выживу, если не справлюсь. Если бы исчезла возможность вернуть тебя, то я бы лег и умер. Раз еще жив – значит, надежда не покинула меня.
Он остановился и обернулся.
Камень находился в десяти шагах позади него.
Юноша продолжил путь.
– Не знаю, зачем он это делает. Не знаю даже как. Я не могу влиять на это место. Могу делать только одно… не уходить. И я не уйду. Что бы со мной не произошло, я не уйду без тебя.
Он шел.
Шел долго.
То молчал, погруженный в мысли, то бормотал что-то бессвязное, основанное на обрывках воспоминаний, повторял какие-то имена, названия мест, пытаясь удержать рассыпающиеся осколки прошлого.
Он не пытался найти выход, так как знал – выход только один, и он за спиной. Там, откуда начался путь.
Коснись – уйдешь.
Вдруг он остановился. В голове прозвучали слова Эльды: «Использовала дар не из себя, а из самого этого места».
– Значит, ты тоже чувствовала себя пустой, – прошептал Эвис.
Он развернулся и посмотрел на камень, сел на то, что находилось под ногами, и закрыл глаза.
Пустота внутри.
Граница пустоты – кожа.
Что за ней?
Непонятно.
Ощущение схожее с тем, которое возникает при погружении в воду. Вокруг определенно что-то было. Вовсе не вода, не воздух… нечто иное. Он начал понимать, что в привычном мире для сотворения, так оказываемого чуда, необходимо было выпустить отблеск из себя, а здесь…
– А здесь он уже находится вне меня! – прокричал Эвис, открывая глаза.
Он вскочил на ноги и выставил руку вперед, но тут же опустил ее, поняв, что это лишнее.
Через несколько мгновений у его ног белое принялось сменяться на зеленое. Появились первые робкие ростки травы, которые быстро тянулись вверх. Вскоре внизу колыхался изумрудный ковер.
– А теперь цветы, – улыбаясь, произнес юноша.
Из короткой зеленой травы стали появляться многочисленные бутоны: красные, фиолетовые, белые, желтые, синие, черные. Мелкие и крупные. Одиночные и собранные в пышные соцветия. Поле стало ярким.
– Деревья! – скомандовал Эвис.
Рядом стали появляться деревья и кустарники. Вдали быстро рос целый лес. Клены, дубы, сосны. Появлялись и неестественные деревья: с золотыми и серебряными листьями, с ветками, сплетенными в круги и треугольники, со стволами, посередине которых, находились сквозные отверстия.
– Дома, – проговорил Эвис.
Появились здания – каменные и деревянные. Маленькие уютные домики и огромные многоэтажные сооружения. Они не слишком-то походили на те, что юноша видел ранее: стены имели множество граней, не только прямоугольные, а чаще овальные, крыши почему-то почти все плоские. Некоторые постройки висели в воздухе, некоторые стояли на земле. Окна. Множество окон. Они располагались на стенах как попало. Подобное Эвис уже видел в этом месте. В оконных рамах мерцали стекла – прозрачные и непрозрачные, белые и цветные, создавая причудливую мозаику.
– Небо и солнце! – выкрикнул Эвис.
Белый цвет над головой сменился на ярко-голубой. Ни единого облачка. Огромное желтое солнце заливало все вокруг светом.
– Эльда! – выкрикнул юноша со всей силы.
В этот же миг рядом с ним появилась фигура, созданная из битого стекла – та, что скрыла сестру. Эвис тут же подошел к ней почти вплотную. Он протянул руку и коснулся одного из больших осколков. Острый режущий край. Осколок держался крепко.
Юноша попытался его вытащить. Бесполезно. Тогда он сжал осколок, вкладывая в это движение всю силу. Резкая боль пронзила руку. Он отдернул ладонь и увидел на ней глубокий порез. Кровь алыми каплями стекала по коже, но рана затягивалась прямо на глазах. Через несколько секунд от пореза не осталось и следа.
В воздухе появились две нити: черная и оранжевая. Они быстро сложились в слово: «Нет».
Стеклянная крепость исчезла, будто ее никогда и не было.
– Да! – выкрикнул Эвис. – Пусть появится Эльда!
Ничего не происходило.
– Эльда! – кричал он.
Она не появлялась.
Нити пришли в движение: «Уходи, пожалуйста».
– Отдай мне ее! – требовал юноша.
Искорки написали: «Нет».
Раздался оглушительный грохот. Это в одном из домов разом разбились стекла. Осколки посыпались на землю. Затем это произошло еще с одним зданием, потом еще с одним. Когда стекла разбились во всех домах, стали рушиться стены, превращаясь в груды обломков.
Трава и цветы вяли на глазах, листья на деревьях чернели, скручивались и опадали, устилая землю безжизненным ковром. Солнце померкло, стало серым. Небо стремительно потемнело, словно его закрыла грозовая туча.
Эвис не реагировал, безучастно наблюдая за разрушением созданного им мира. Когда все стихло, под ногами осталась лишь сухая, ломкая солома, над головой – непроглядная чернота, а вокруг – обломки засохших деревьев и развалины домов. Мертвый, безжизненный пейзаж.
Карбункул светился и дрожал, маня прикоснуться и избавить себя от всех невзгод.
Юноша подошел к останкам некогда могучего клена. Дерево выглядело так, будто иссохло много лет назад. Листья опали, ветви обломались, кора потрескалась и осыпалась.
– Оживи! – приказал Эвис.
Скрученные ветки принялись выпрямляться.
Нити написали: «Нет».
Дерево тут же рассыпалось, превратившись в пепел.
Эвис повернулся к развалившемуся дому и приказал:
– Поднимись!
Обломки зашевелились.
Нити написали: «Это не получится».
Обломки дома превратились в пепел.
Эвис какое-то время стоял на месте, потом он медленно подошел к камню и сел на сухую траву в трех шагах от него. Он смотрел на светящийся и колеблющийся самоцвет, который манил прикоснуться. Простой, но недопустимый выход.
Юноша примял солому руками. Теперь перед ним находилась небольшая относительно ровная площадка. На ней возник синий цветок. Не вырос, а именно возник из ниоткуда. Тот самый, что он когда-то давно вплел в волосы сестры.
Нити вновь пришли в движения, стремясь сплестись в слова.
– Нет! – потребовал Эвис.
Светящиеся полоски замерли в воздухе, словно в нерешительности.
Синий цветок, только распустившись, начал вянуть. Лепестки теряли яркость, скручивались.
– Нет! Я разве неясно сказал!? – выкрикнул юноша.
Нити завертелись, но никакого слова не появилось.
Цветок перестал умирать. Поврежденные лепестки расправились, вновь обретя прежнюю свежесть.
– Я оценил твою силу, – сказал Эвис. – Точно знаю – ты сильнее. Но также я знаю и то, что некоторые вещи у меня ты не сможешь забрать.
Нити быстро закружились, а потом вдруг вспыхнули и исчезли.
– Значит, ты понимаешь это, – проговорил Эвис.
Рядом с цветком появилось еще что-то. Деревянная расческа. Та самая, которую он подарил сестре в городе Атиса. Эвис улыбнулся, увидев ее.
Появлялось еще что-то. Деревянная фигурка. Лиса. Нет, скорее, лисенок. Цвета: синий, красный, белый, черный. Игрушечный зверек, словно живой, сидел на примятой сухой траве и смотрел на него блестящими, черными глазками.
– Я не просил тебя появиться, – произнес юноша. – Не знаю, откуда ты. Не знаю, как ты связан с моей жизнью. Во снах… да, во снах видел тебя, но никогда не было объяснений. Скажи, почему ты со мной?
И в тот же миг фигурка ожила. Ожила так, как оживали игрушки, созданные Эльдой. Но Эвис не удивился. Он словно ждал этого.
Лисенок встал на четыре лапы, неуклюже покачнулся и помахал хвостом. Черные нарисованные глазки блестели. Фигурка ловко запрыгнула на колено Эвиса и легла, свернувшись калачиком.
Эвис провел по ней пальцами. На ощупь – обыкновенное дерево. Лисенок от прикосновения заерзал, словно подставляя спинку для того, чтобы ее чесали.
– Не хочешь рассказать, кто ты? – спросил юноша.
Нет ответа.
– Ладно. Возможно, позже.
Он взял синий цветок и деревянную расческу, прижал руку к груди и замер.
Не дышал.
В этом не было смысла.
Он это принял.
Мысли?
Их удалось прогнать.
Он полностью сосредоточился на предметах, находящихся в руке. От них исходило приятное тепло. Оно исходило и от крохотного лисенка, разместившегося на колене.
Для него все вокруг перестало существовать. Ушли и тревоги. Осталось только ощущение того, что рядом находится что-то родное.
Что-то близкое.
Шло время.
Он не двигался. Ничего не менялось.
Связь с тем, что окружало, полностью исчезла.
Время шло.
Много времени.
Потом оно словно остановилось.
Юноша сидел неподвижно, погруженный в это блаженное состояние, и ничего не происходило.
– Похоже, нам все-таки придется поговорить, – раздался рядом тихий голос.
Мальчик стоял рядом и тряс Эвиса за плечо.
– Давай все решим на раз, – предложил он.
Эвис открыл глаза. Расческа, цветок и лисенок исчезли.
Он сам находился уже не на развалинах, а в том месте, где впервые встретил странного ребенка.
Стоял день. Яркий, солнечный день, но в небе зияла прореха – клочок ночного неба с одной-единственной сияющей звездой.
Юноша сидел на тропинке из цветных тряпок. С одной стороны от него карбункул, с другой – стеклянная преграда, скрывшая Эльду.
– Я вынужден тебе все рассказать. Очень жаль, но после этого дороги назад не будет, – произнес мальчик. – Думал, можно обойтись без этого, но ошибся. Ты слишком упрямый. Эвис, могу я попросить тебя кое о чем?
– Проси, – сказал Эвис.
– Прости, за то, что произойдет, – с грустью в голосе произнес мальчик.
ИНВЕРСИЯ: ЧЕРНЫЙ
– Прости, за то, что произойдет.
Эвис стоял задумавшись.
Молчание.
Никто не спешил сказать что-либо. Они смотрели друг на друга. Мальчик, как и при первой встрече, выглядел спокойным и безмятежным. Глаза ясные и светлые. Лицо истинно детское. Ни тени злорадства или ненависти. Самый обычный ребенок. Ухоженный и опрятно одетый. Явно не из бедной крестьянской семьи.
– Кого там никогда не было? – спросил Эвис.
Мальчик не ответил.
– Ты назвал это загадкой, но это всего лишь вопрос. К любой загадке можно подобрать ключ. Нет загадок без ключа. Без него смысл теряется, – продолжил Эвис.
– Эльда получила ключ, – пожал плечами мальчик. – Она нашла ответ, но он ей не понравился. Ты и сам видел реакцию.
– Ты сказал ей что-то обо мне?
– В некотором смысле… пусть будет – да. Про тебя там тоже было.
– Помню, как ты была добра. Добра ко всему живому. Помню, ты плакала, когда я убил белку. Я тогда обиделся, так как нам нечего было есть, а кроме нее я ничего не смог добыть. Помнишь, ты заставила меня похоронить ее? Смешно, правда!? Мы ничего не ели три дня, а ужин закопали в землю.
Он шел и улыбался.
– Потом я перестал показывать животных и птиц, которых ловил. Ты была маленькая и верила, в то, что мясо просто лежит под деревьями и ждет, когда я соберу. Как-то я рассказал о волшебном дубе, на котором растет хлеб. Да, помню это! А ты помнишь? Ты потом дней десять просила отвезти к нему. Ты хотела на него посмотреть, постоянно спрашивала про него. Только и делала, что задавала одни и те же вопросы. Я тогда еще зачем-то добавил, что на самой макушке этого дерева растет необычный листок – золотой, излучающий свет, подобный солнечному. Ты меня раз сто просила описать его. Знаешь, тогда это ужасно меня раздражало, но сейчас я бы с радостью рассказал о нем хоть тысячу раз.
Он шел долго без остановок, не разбирая дорогу. Усталость отсутствовала. Точнее, она накатывала волнами, но тут же отступала. Тело восстанавливало себя. Происходило это постоянно и без его воли. Эвис с наивной надеждой посмотрел вперед, ожидая увидеть хоть какие-то перемены, но ничего не изменилось – все та же бескрайняя, безликая пустота.
– Помнишь, твой любимый платок – ярко-алый… шелковый? Сейчас стыдно признаться, но я украл его на базаре. Да, мы тогда много воровали, но брали только еду и необходимое. А платок… платок я забрал просто так – хотел побаловать тебя. Ты так радовалась ему! Носила, не снимая, никогда не давала мне даже притронуться. А вот я помню, как однажды я сильно заболел. Ты решила вылечить и среди ночи тайком перевязала мне горло этим платком. Сам по себе он, конечно, мне не помог, но твоя забота… твоя доброта… Мне кажется, именно благодаря ей я так быстро поправился.
Эвис резко обернулся, надеясь, что камень, оставшись далеко позади, потерялся в бескрайней пустоте. Но надежды не оправдались. Мерцающий карбункул висел всего в двадцати шагах от него, словно привязанный незримой нитью. Он манил, обещая избавление.
– Вот видишь, – сказал Эвис в пустоту, – я уже почти ушел от него. Осталось немного…
Он вновь пошел куда-то, не выбирая направления. Небыстро, но уверенно. Юноша пробовал не дышать. Это получалось. Да, возникали неудобства, но дыхание теперь не являлось необходимостью. Прежние выводы оказались верными – он существовал вне зависимости от тех условий, которые ранее казались обязательными.
Но что же это за место?
Эвис много раз оказывался в белой пустоте во снах и видениях. Нет, на этот раз он не в них. Почему? Там постоянно что-то происходило само по себе, независимо от его воли. Во всем присутствовал хаос. Никто ничем не управлял намерено. Сейчас все менялось, но по-другому. Менялось, определенно, по чьей-то воле. По воле того, кто предстал перед ним в образе беззащитного ребенка. Того, кто не пытался сам выглядеть угрожающе.
Почему образ ребенка?
Кому он вообще понадобился?
Что он рассказал Эльде про него?
Вопросов становилось больше. Ходьба помогала упорядочить мысли хоть немного.
– Мы с тобой могли бы уйти отсюда, – говорил он. – Уйти и жить нормальной жизнью. Я и раньше, еще находясь в городе Атиса, до появления Зверя, говорил, что мы имеем право на нормальную жизнь. Я говорил тебе это, считая, что мы сможем скрыть свои особенности от всех и навсегда. Сейчас понимаю, что скрывать их необязательно. Что делал, когда потерял тебя? Всю силу я направил на то, чтобы помочь людям, которые решили остаться в городе. Я делал добро. Понимаешь, я делал добро. Я делал для тех, кто хотел причинить вред мне. Это не казалось проблемой, так как мне важна была не их реакция, а твоя. Да, ты не могла это видеть, но я понимал, что если бы ты знала о том, что я делаю, то гордилась бы мной. Я заставлял рухнувшие дома вновь подниматься, я заставлял сломанные деревья снова расти. Люди увидели, что я не зло. Не сразу, но они смогли понять это. Может быть, для своей выгоды, но они приняли меня. Они заступались за меня, когда в город возвращались те, кто ушел ранее, и пытался выступить против меня, ничего не зная о моих делах. Отблеск во мне… он уже не такой, каким был в момент нашей разлуки. Я ощущаю в себе нечто большее. Я стремлюсь к его постижению, а он пробует донести до меня что-то. Думаю, это часть чего-то большого… мы часть чего-то большого… ты и я.
Он шел долго. Смотрел только вперед.
– Не так давно меня спросили, почему я так вообще стремлюсь вернуть тебя… зачем мне это нужно. Знаешь, я даже не нашел, что ответить. Не потому, что не знал ответа, а потому что он кажется мне невероятно простым и очевидным. Я просто хочу этого – и все. Всем телом и всем духом. Я не смог объяснить, зачем мне это, так как это не на уровне понимания, а на уровне чувств. Понимаешь? Это как потребность в воздухе… да, в этом месте это плохой пример, но все же он подходит. Как объяснить, что хочешь дышать? Если только указать на то, что без воздуха умрешь. Вот и с моим желанием тебя спасти дела обстоят также: не выживу, если не справлюсь. Если бы исчезла возможность вернуть тебя, то я бы лег и умер. Раз еще жив – значит, надежда не покинула меня.
Он остановился и обернулся.
Камень находился в десяти шагах позади него.
Юноша продолжил путь.
– Не знаю, зачем он это делает. Не знаю даже как. Я не могу влиять на это место. Могу делать только одно… не уходить. И я не уйду. Что бы со мной не произошло, я не уйду без тебя.
Он шел.
Шел долго.
То молчал, погруженный в мысли, то бормотал что-то бессвязное, основанное на обрывках воспоминаний, повторял какие-то имена, названия мест, пытаясь удержать рассыпающиеся осколки прошлого.
Он не пытался найти выход, так как знал – выход только один, и он за спиной. Там, откуда начался путь.
Коснись – уйдешь.
Вдруг он остановился. В голове прозвучали слова Эльды: «Использовала дар не из себя, а из самого этого места».
– Значит, ты тоже чувствовала себя пустой, – прошептал Эвис.
Он развернулся и посмотрел на камень, сел на то, что находилось под ногами, и закрыл глаза.
Пустота внутри.
Граница пустоты – кожа.
Что за ней?
Непонятно.
Ощущение схожее с тем, которое возникает при погружении в воду. Вокруг определенно что-то было. Вовсе не вода, не воздух… нечто иное. Он начал понимать, что в привычном мире для сотворения, так оказываемого чуда, необходимо было выпустить отблеск из себя, а здесь…
– А здесь он уже находится вне меня! – прокричал Эвис, открывая глаза.
Он вскочил на ноги и выставил руку вперед, но тут же опустил ее, поняв, что это лишнее.
Через несколько мгновений у его ног белое принялось сменяться на зеленое. Появились первые робкие ростки травы, которые быстро тянулись вверх. Вскоре внизу колыхался изумрудный ковер.
– А теперь цветы, – улыбаясь, произнес юноша.
Из короткой зеленой травы стали появляться многочисленные бутоны: красные, фиолетовые, белые, желтые, синие, черные. Мелкие и крупные. Одиночные и собранные в пышные соцветия. Поле стало ярким.
– Деревья! – скомандовал Эвис.
Рядом стали появляться деревья и кустарники. Вдали быстро рос целый лес. Клены, дубы, сосны. Появлялись и неестественные деревья: с золотыми и серебряными листьями, с ветками, сплетенными в круги и треугольники, со стволами, посередине которых, находились сквозные отверстия.
– Дома, – проговорил Эвис.
Появились здания – каменные и деревянные. Маленькие уютные домики и огромные многоэтажные сооружения. Они не слишком-то походили на те, что юноша видел ранее: стены имели множество граней, не только прямоугольные, а чаще овальные, крыши почему-то почти все плоские. Некоторые постройки висели в воздухе, некоторые стояли на земле. Окна. Множество окон. Они располагались на стенах как попало. Подобное Эвис уже видел в этом месте. В оконных рамах мерцали стекла – прозрачные и непрозрачные, белые и цветные, создавая причудливую мозаику.
– Небо и солнце! – выкрикнул Эвис.
Белый цвет над головой сменился на ярко-голубой. Ни единого облачка. Огромное желтое солнце заливало все вокруг светом.
– Эльда! – выкрикнул юноша со всей силы.
В этот же миг рядом с ним появилась фигура, созданная из битого стекла – та, что скрыла сестру. Эвис тут же подошел к ней почти вплотную. Он протянул руку и коснулся одного из больших осколков. Острый режущий край. Осколок держался крепко.
Юноша попытался его вытащить. Бесполезно. Тогда он сжал осколок, вкладывая в это движение всю силу. Резкая боль пронзила руку. Он отдернул ладонь и увидел на ней глубокий порез. Кровь алыми каплями стекала по коже, но рана затягивалась прямо на глазах. Через несколько секунд от пореза не осталось и следа.
В воздухе появились две нити: черная и оранжевая. Они быстро сложились в слово: «Нет».
Стеклянная крепость исчезла, будто ее никогда и не было.
– Да! – выкрикнул Эвис. – Пусть появится Эльда!
Ничего не происходило.
– Эльда! – кричал он.
Она не появлялась.
Нити пришли в движение: «Уходи, пожалуйста».
– Отдай мне ее! – требовал юноша.
Искорки написали: «Нет».
Раздался оглушительный грохот. Это в одном из домов разом разбились стекла. Осколки посыпались на землю. Затем это произошло еще с одним зданием, потом еще с одним. Когда стекла разбились во всех домах, стали рушиться стены, превращаясь в груды обломков.
Трава и цветы вяли на глазах, листья на деревьях чернели, скручивались и опадали, устилая землю безжизненным ковром. Солнце померкло, стало серым. Небо стремительно потемнело, словно его закрыла грозовая туча.
Эвис не реагировал, безучастно наблюдая за разрушением созданного им мира. Когда все стихло, под ногами осталась лишь сухая, ломкая солома, над головой – непроглядная чернота, а вокруг – обломки засохших деревьев и развалины домов. Мертвый, безжизненный пейзаж.
Карбункул светился и дрожал, маня прикоснуться и избавить себя от всех невзгод.
Юноша подошел к останкам некогда могучего клена. Дерево выглядело так, будто иссохло много лет назад. Листья опали, ветви обломались, кора потрескалась и осыпалась.
– Оживи! – приказал Эвис.
Скрученные ветки принялись выпрямляться.
Нити написали: «Нет».
Дерево тут же рассыпалось, превратившись в пепел.
Эвис повернулся к развалившемуся дому и приказал:
– Поднимись!
Обломки зашевелились.
Нити написали: «Это не получится».
Обломки дома превратились в пепел.
Эвис какое-то время стоял на месте, потом он медленно подошел к камню и сел на сухую траву в трех шагах от него. Он смотрел на светящийся и колеблющийся самоцвет, который манил прикоснуться. Простой, но недопустимый выход.
Юноша примял солому руками. Теперь перед ним находилась небольшая относительно ровная площадка. На ней возник синий цветок. Не вырос, а именно возник из ниоткуда. Тот самый, что он когда-то давно вплел в волосы сестры.
Нити вновь пришли в движения, стремясь сплестись в слова.
– Нет! – потребовал Эвис.
Светящиеся полоски замерли в воздухе, словно в нерешительности.
Синий цветок, только распустившись, начал вянуть. Лепестки теряли яркость, скручивались.
– Нет! Я разве неясно сказал!? – выкрикнул юноша.
Нити завертелись, но никакого слова не появилось.
Цветок перестал умирать. Поврежденные лепестки расправились, вновь обретя прежнюю свежесть.
– Я оценил твою силу, – сказал Эвис. – Точно знаю – ты сильнее. Но также я знаю и то, что некоторые вещи у меня ты не сможешь забрать.
Нити быстро закружились, а потом вдруг вспыхнули и исчезли.
– Значит, ты понимаешь это, – проговорил Эвис.
Рядом с цветком появилось еще что-то. Деревянная расческа. Та самая, которую он подарил сестре в городе Атиса. Эвис улыбнулся, увидев ее.
Появлялось еще что-то. Деревянная фигурка. Лиса. Нет, скорее, лисенок. Цвета: синий, красный, белый, черный. Игрушечный зверек, словно живой, сидел на примятой сухой траве и смотрел на него блестящими, черными глазками.
– Я не просил тебя появиться, – произнес юноша. – Не знаю, откуда ты. Не знаю, как ты связан с моей жизнью. Во снах… да, во снах видел тебя, но никогда не было объяснений. Скажи, почему ты со мной?
И в тот же миг фигурка ожила. Ожила так, как оживали игрушки, созданные Эльдой. Но Эвис не удивился. Он словно ждал этого.
Лисенок встал на четыре лапы, неуклюже покачнулся и помахал хвостом. Черные нарисованные глазки блестели. Фигурка ловко запрыгнула на колено Эвиса и легла, свернувшись калачиком.
Эвис провел по ней пальцами. На ощупь – обыкновенное дерево. Лисенок от прикосновения заерзал, словно подставляя спинку для того, чтобы ее чесали.
– Не хочешь рассказать, кто ты? – спросил юноша.
Нет ответа.
– Ладно. Возможно, позже.
Он взял синий цветок и деревянную расческу, прижал руку к груди и замер.
Не дышал.
В этом не было смысла.
Он это принял.
Мысли?
Их удалось прогнать.
Он полностью сосредоточился на предметах, находящихся в руке. От них исходило приятное тепло. Оно исходило и от крохотного лисенка, разместившегося на колене.
Для него все вокруг перестало существовать. Ушли и тревоги. Осталось только ощущение того, что рядом находится что-то родное.
Что-то близкое.
Шло время.
Он не двигался. Ничего не менялось.
Связь с тем, что окружало, полностью исчезла.
Время шло.
Много времени.
Потом оно словно остановилось.
Юноша сидел неподвижно, погруженный в это блаженное состояние, и ничего не происходило.
– Похоже, нам все-таки придется поговорить, – раздался рядом тихий голос.
Мальчик стоял рядом и тряс Эвиса за плечо.
– Давай все решим на раз, – предложил он.
Эвис открыл глаза. Расческа, цветок и лисенок исчезли.
Он сам находился уже не на развалинах, а в том месте, где впервые встретил странного ребенка.
Стоял день. Яркий, солнечный день, но в небе зияла прореха – клочок ночного неба с одной-единственной сияющей звездой.
Юноша сидел на тропинке из цветных тряпок. С одной стороны от него карбункул, с другой – стеклянная преграда, скрывшая Эльду.
– Я вынужден тебе все рассказать. Очень жаль, но после этого дороги назад не будет, – произнес мальчик. – Думал, можно обойтись без этого, но ошибся. Ты слишком упрямый. Эвис, могу я попросить тебя кое о чем?
– Проси, – сказал Эвис.
– Прости, за то, что произойдет, – с грустью в голосе произнес мальчик.
ИНВЕРСИЯ: ЧЕРНЫЙ
– Прости, за то, что произойдет.
Эвис стоял задумавшись.
Молчание.
Никто не спешил сказать что-либо. Они смотрели друг на друга. Мальчик, как и при первой встрече, выглядел спокойным и безмятежным. Глаза ясные и светлые. Лицо истинно детское. Ни тени злорадства или ненависти. Самый обычный ребенок. Ухоженный и опрятно одетый. Явно не из бедной крестьянской семьи.
– Кого там никогда не было? – спросил Эвис.
Мальчик не ответил.
– Ты назвал это загадкой, но это всего лишь вопрос. К любой загадке можно подобрать ключ. Нет загадок без ключа. Без него смысл теряется, – продолжил Эвис.
– Эльда получила ключ, – пожал плечами мальчик. – Она нашла ответ, но он ей не понравился. Ты и сам видел реакцию.
– Ты сказал ей что-то обо мне?
– В некотором смысле… пусть будет – да. Про тебя там тоже было.
