Сейчас он как раз спорил с тощим, жилистым покупателем, яростно тыча пальцем в весы. Вокруг них уже собиралась небольшая толпа зевак. Идеальный шум. Идеальное прикрытие.
Ирвуд нырнул под соседний прилавок, где валялись рыбьи головы и скользкая чешуя, и, пригнувшись, прополз к заднему колесу телеги. Отсюда, снизу, он видел только грязные подолы и сапоги. Спор наверху набирал обороты.
— Да ты меня обвесить пытаешься, морская крыса! — визгливо кричал покупатель. — Я?! — ревел торговец, побагровев. — Да я самый честный торговец во всём Аурисе!
Ирвуд выждал ещё мгновение. Когда торговец взмахнул руками, чтобы продемонстрировать свою честность всему миру, мальчик вытянул руку. Его пальцы, тонкие и ловкие, как паучьи лапки, нащупали край грубой рогожи, свисавшей с телеги. Он осторожно потянул. Одна сушёная, серебристая рыбёшка соскользнула с вороха и почти беззвучно шлёпнулась в грязь у его ног.
Удача.
Он схватил её — холодную, жёсткую, пахнущую солью, — и так же бесшумно пополз назад. Уже выбравшись из-под прилавка, он услышал новый взрыв гнева. Но кричали не на него. Покупатель, должно быть, заметил, как торговец отвлёкся, и попытался сам стащить рыбу. Пока они орали друг на друга, перейдя от обвинений к прямым оскорблениям, Ирвуд, подобно серой мыши, растворился в толпе, став невидимым.
В тот же миг Вайрэк, наоборот, вырвался на свободу, выскочив из душной тишины библиотеки, словно выпущенная из лука стрела. Чувство облегчения было почти физическим. Он не побежал в сад, к учителю фехтования. Вместо этого ноги сами понесли его вверх, по узкой винтовой лестнице в Западную башню. Там, на самом верху, у него было тайное убежище — небольшая, пустая комната с единственным окном-бойницей. Здесь не было ни учителей, ни слуг, ни давящего взгляда отца. Только ветер, гулявший между камней, и весь город, расстелившийся внизу, как на ладони.
Он подошёл к узкому окну и посмотрел вниз. Прямо под ним лежал идеальный, геометрически выверенный сад его дома с тёмными дорожками и зеркальной гладью бассейнов. Дальше — широкие, чистые улицы Квартала знати, крыши богатых особняков, блеск купола Королевского дворца. А ещё дальше, за высокой каменной стеной, чёткой чертой, отделявшей их мир от всего остального, начинался сам Аурис.
Отсюда он казался единым серо-бурым морем черепичных и соломенных крыш, подёрнутым дымкой от тысяч очагов. Оттуда доносился лишь невнятный, далёкий гул, похожий на шум прибоя. В этом шуме не было отдельных голосов, только слитный гул чужой, непонятной жизни. Вайрэк смотрел на эту дымную завесу, за которой жили сотни тысяч людей. Он прищурился, пытаясь различить в сером мареве отдельные крыши или улицы, но видел лишь слитный, копошащийся узор. Ему стало интересно, слышат ли они там, внизу, бой дворцовых колоколов так же отчетливо, как он. Или у них свои, другие звуки? Он на мгновение представил себя там, но образ тут же стерся, не оставив следа. Для него это был просто пейзаж, фон для его собственной, важной и предопределённой жизни.
Но сегодня что-то было иначе. Вглядываясь в дымку, Вайрэку на мгновение показалось, что там, в глубине, шевельнулось что-то живое, тёмное и голодное. Он зябко поёжился, хотя в башне было тепло, и отступил от окна. Дом — это мир, где всё понятно и правильно. За стеной — другой.
И в самом сердце этого другого мира, прижавшись спиной к мокрой стене, стоял Ирвуд. Он добежал до того самого глухого тупика, откуда начал свой путь, и прижался спиной к холодной, мокрой стене, которая вечно плакала тёмными, влажными разводами. Сердце всё ещё колотилось от пережитого напряжения, но не от страха, а от азарта. В руке он сжимал свою добычу.
Он не стал ждать. Опустившись на корточки прямо в грязь, он поднёс рыбку к лицу. Запах соли и дыма ударил в нос, заставив желудок сжаться ещё сильнее. Он отломил голову, раздавив её зубами, и жадно вгрызся в жёсткое, солёное мясо. Вкус был резким, почти болезненным, но это был вкус победы. Он обглодал рыбку до самого хвоста, до последнего хрупкого позвонка, тщательно высасывая остатки соли.
Только утолив первый, самый острый голод, Ирвуд поднял голову. Над крышами Ремесленного квартала, за следующей, ещё более высокой и чистой стеной, виднелись они — далёкие, нереальные, словно нарисованные на небе башни особняков Квартала знати. Они сияли в лучах восходящего солнца, чистые, гордые и недосягаемые.
Ирвуд смотрел на них. Другой мальчишка, наверное, представил бы себя принцем в одной из этих башен. Ирвуд же не видел замков — он видел крепости. Его взгляд машинально скользил по линии стен, оценивая высоту, выискивая посты стражи, отмечая самые уязвимые, как ему казалось, места. Он изучал их, как изучал любую стену: искал трещину, за которую можно уцепиться. Он опустил взгляд на свои грязные руки, разжал и снова сжал кулак. Однажды. Он не знал как, но однажды он вырвется отсюда. Он не будет мёрзнуть и голодать. Он будет там, наверху. Стены, какими бы высокими они ни были, всегда можно обойти. Или проломить.
Высоко над ним, в Западной башне Дома Алари, другой мальчик отошёл от окна-бойницы. Внезапный холодный сквозняк заставил его поёжиться, и он поспешил вернуться в тепло и тишину своего дома. Вайрэк прислонился спиной к холодному камню стены и почувствовал, как её нерушимая толща надёжно отгораживает его от хаоса чужого и непонятного мира.
Первая настоящая осенняя буря обрушилась на Аурис, когда карета Дома Алари, миновав главные ворота, въезжала в лабиринт городских улиц. Ветер, прилетевший с северных предгорий, метался по переулкам, словно обезумевший зверь, завывая в высоких трубах и швыряя в окна ледяные струи дождя. Фонари на столбах отчаянно раскачивались, выхватывая из темноты мокрый, блестящий булыжник и бегущие потоки грязной воды.
Внутри кареты, обитой тёмно-зелёным бархатом, однако, царило обманчивое спокойствие. Скрип кожаных рессор и мерный стук копыт по камню убаюкивали. Вайрэк дремал, прислонившись к плечу матери. Сквозь сон он чувствовал тепло её тела и тонкий, успокаивающий аромат духов — смесь розы и сандала. Отец сидел напротив, его строгий профиль вырисовывался на фоне залитого дождём окна. Он был молчалив, его пальцы в перчатках сжимали эфес меча, лежавшего на коленях. Они возвращались из своего родового владения, Туманной дубравы, и долгая дорога утомила всех.
— Почти дома, — тихо прошептала леди Элира, погладив сына по волосам. В полумраке кареты её лицо казалось особенно утончённым, а свет далёкого фонаря на мгновение зажёг в её тёмных волосах, собранных в сложную причёску, медные искры. Её голос был мягким, как бархат, которым были обиты сиденья. — Скоро будешь в своей тёплой постели.
Лорд Гарэт Алари ничего не сказал, лишь бросил короткий, оценивающий взгляд на проносящиеся за окном тёмные фасады домов. Он не любил город ночью. В своих лесах он был хозяином, здесь же, в этом каменном лабиринте, опасность могла прятаться за каждым углом.
Внезапный толчок вырвал Вайрэка из дрёмы. Он дёрнулся вперёд, и если бы не рука матери, мягко удержавшая его за плечо, он бы ударился о переднюю стенку. Карета, качнувшись, замерла. Мерный стук копыт оборвался, сменившись нервным фырканьем лошадей и приглушёнными голосами снаружи.
— Что случилось? — спросила леди Элира, её спокойный тон слегка дрогнул от тревоги.
Лорд Гарэт уже отодвинул штору и всматривался в ночь. Его лицо, до этого расслабленное, напряглось. Вайрэк прижался к мокрому стеклу и увидел, что впереди, на перекрёстке, полыхает оранжевое зарево, жадно пожирающее тьму. Огромные языки пламени рвались в небо, пожирая склады Дома Ткачей. Даже сквозь шум дождя доносился треск лопающихся балок, а ветер донёс едкий запах гари и мокрого пепла. Улица была запружена хаотичной толпой зевак и неуклюжими повозками Городской стражи.
— Пожар, милорд, — доложил капитан Гектор, подъехав к дверце, его лицо блестело от дождя. — Главную улицу перекрыли, не проехать.
— Катаклизм их побери! — выругался лорд Гарэт, его кулак сжался на эфесе меча. — Нам до дома рукой подать. Томас, есть объезд?
— Есть один путь, милорд, — отозвался с козел голос кучера. — Через старые ремесленные ряды. Переулок Сломанных Фонарей. Он узкий, но мы проедем.
— Это дурное место, милорд, — нахмурился Гектор. — Там и днём небезопасно. Шпана, ворьё… Мои люди не знают всех подворотен.
Лорд Гарэт потёр переносицу. В висках стучала тупая боль — наследие долгой дороги. Каждый скрип рессор отдавался в затылке. Он перехватил тревожный взгляд Элиры, и его челюсть едва заметно напряглась. Даже она. Сомневается в его решении. Молчаливый упрёк жены обжёг сильнее, чем презрительный взгляд на капитана.
— Гектор, если твои прославленные вояки боятся теней, можешь остаться здесь. Я еду домой, — ледяным тоном отрезал он. — Поехали!
Слово лорда было законом. Капитан Гектор молча кивнул, его лицо под козырьком шлема было мрачнее тучи. Он отдал приказ, и карета медленно тронулась, сворачивая с освещённой пожаром улицы в непроглядную тьму.
Карета свернула с относительно широкой улицы в тёмный, узкий проезд. Мир мгновенно сузился. Рёв толпы и треск огня стихли, сменившись глухим, клаустрофобным эхом. Стены домов здесь почти смыкались над головой, а их мокрые, облупившиеся фасады с чёрными провалами окон напоминали слепые глазницы. Редкие фонари были разбиты. Воздух наполнился запахом гнили, сырости и сточных вод. Гвардейцам пришлось спешиться, их сапоги с чавканьем увязали в грязи, когда они шли рядом с каретой, держа руку на эфесе меча и нервно поглядывая на тёмные крыши.
Внезапно лошади захрапели и встали. Путь преграждал завал из сломанных бочек и старой, перевёрнутой телеги. Это выглядело не как случайный мусор, а как грубо, но намеренно сколоченный барьер. Карета остановилась.
— Что там ещё? — нетерпеливо спросил лорд Гарэт.
— Завал, милорд. Сейчас расчистим, — донёсся приглушённый голос Гектора.
Гвардейцы выставили мечи, образовав вокруг кареты небольшое кольцо, и напряжённо вглядывались в зияющую черноту подворотен. Дождь почти прекратился, и в воздухе повисло давящее, противоестественное безмолвие, нарушаемое лишь фырканьем лошадей.
И тут тишину разорвал короткий, сухой свист. Вайрэк не успел понять, что это было, но увидел, как капитан Гектор дёрнулся и молча повалился набок. Почти одновременно, без крика, в грязь рухнули и остальные трое гвардейцев, из спин которых торчали короткие чёрные стрелы. Они упали нелепо, как сломанные куклы. Четыре глухих стука тел о мокрую землю.
Карета, ещё мгновение назад бывшая крепостью на колёсах, оказалась беззащитной деревянной коробкой посреди мёртвого переулка.
Лорд Гарэт не стал открывать дверь. Воздух вокруг замка на мгновение исказился, подернулся рябью, как от жара, и в следующую секунду дверца разлетелась в щепки от невидимого удара.
— Элира, на пол! Не высовываться! — прорычал он, и его голос, сорвавшийся с привычного аристократического тона, был полон льда и ярости.
Он выскочил из кареты прямо в грязь. Из теней, словно тараканы из щелей, на него хлынула толпа оборванцев с ржавыми топорами и кривыми ножами. Их было не меньше дюжины.
Всё слилось в кошмарный вихрь. Тёмная фигура отца в центре стаи волков. Гарэт Алари не фехтовал — он убивал. Быстро, экономно, без единого лишнего движения. Его гномий клинок, тускло блеснувший в свете далёкого пожара, описал серебряную дугу, парируя два удара одновременно, и в том же движении вспорол горло третьему нападавшему. Они были неумелыми, слабыми, обычным уличным сбродом. Но пока его клинок находил очередную жертву, в мозгу холодной вспышкой пронеслась мысль: «Стрелы были от профи. Эти — просто мясо. Зачем?.. Кто?..» Он развернулся на пятках, уходя от замаха ржавого топора так близко, что тот с визгом впился в стену кареты в дюйме от лица Вайрэка. А меч лорда уже вошёл под рёбра четвёртому.
Крики боли смешивались с хрипами и бульканьем крови. За несколько ударов сердца переулок был устлан телами. Воздух загустел, наполнившись запахом свежей крови и острой, металлической вонью только что отнятой жизни.
На ногах остался лишь один — главарь со шрамом на лице. Он стоял в оцепенении, глядя на резню, которую в одиночку устроил один человек. Гарэт Алари медленно, шаг за шагом, пошёл к нему по телам его подручных. С его клинка стекали капли, смешиваясь с дождём.
— Ты выбрал не тот Дом для грабежа, падаль, — голос лорда Алари был холоден, как сталь его меча. Он шагнул к главарю, занося клинок для последнего, завершающего удара.
И в этот момент триумфа, момент аристократической гордыни, ловушка захлопнулась.
Это был не воин, а тень. Вайрэк увидел, как из груды тел, которые все считали мёртвыми, метнулась худая фигура. Бандит с узким, хищным лицом, похожим на волчью морду, и близко посаженными глазами, горевшими животной яростью, ворвался в разбитый проём кареты. Его целью был мальчик — единственный свидетель и наследник.
Но на его пути метнулась тень. Леди Элира. Она не встала, а бросилась между ним и сыном, превратившись в живой щит.
— Не трогай его! — её крик был похож на рычание волчицы. Она не пыталась ударить — она вцепилась нападавшему в лицо ногтями, пытаясь выцарапать глаза. «Волк» взревел от боли и неожиданности. Он отшвырнул её и, не целясь, ударил коротким, зазубренным мечом.
Для лорда Алари мир остановился. Он услышал предсмертный крик жены — не громкий, а короткий, захлебнувшийся, но он пронзил его сердце, как раскалённый клинок. Его взгляд метнулся к карете. Он увидел, как тело Элиры обмякло и сползло на сиденье. Огонь в его глазах, горевший секунду назад яростью, погас. Клинок в руке на мгновение дрогнул, опустившись на дюйм. Плечи, до этого прямые и несгибаемые, едва заметно ссутулились. На его лице отразилось нечто страшнее боли — пустота.
Этого хватило. «Шрам», который уже готовился принять смерть, увидел эту трещину в броне врага. Он бросился вперёд. Его кривой нож, похожий на коготь, вонзился лорду Алари под рёбра, в щель между кирасой и набедренником.
Лорд рухнул на колени. Он посмотрел на Вайрэка, и в его глазах больше не было ярости. Только огонь. Отчаянный, всепожирающий огонь. Он из последних сил поднял свой меч обеими руками.
— За Алари... — прохрипел он.
Он выдохнул. И вместе с этим выдохом из него вырвалось всё: остатки жизни, вся его скорбь, вся магия его древней крови. Вайрэк ничего не увидел и не услышал. По карете прошла странная, глухая вибрация, а в ушах зазвенело от давящей тишины. Но было и ещё что-то — ледяное, смутно знакомое чувство, словно внутри него самого натянулась и лопнула невидимая струна, отзываясь на предсмертный крик отцовской крови. «Шрама» просто не стало — его разнесло на кровавые ошмётки, забрызгавшие камни. Волна невидимой силы ударила в стену склада, и каменная кладка взорвалась наружу, оставив в доме рваную дыру. Гномий клинок в руках лорда Гарэта с тихим звоном разлетелся на сотни осколков.
Лорд Гарэт Алари, с пустыми, невидящими глазами и тонкой струйкой крови из носа, рухнул лицом в грязь. Мёртвый.
«Волк», убийца матери, с ужасом смотрел на это проявление чудовищной, самоубийственной силы, прижавшись к стене кареты. Вдалеке, прорезая шум ветра, затрубил тревожный рог Городской стражи. Звук был ещё далёким, но он приближался.
Ирвуд нырнул под соседний прилавок, где валялись рыбьи головы и скользкая чешуя, и, пригнувшись, прополз к заднему колесу телеги. Отсюда, снизу, он видел только грязные подолы и сапоги. Спор наверху набирал обороты.
— Да ты меня обвесить пытаешься, морская крыса! — визгливо кричал покупатель. — Я?! — ревел торговец, побагровев. — Да я самый честный торговец во всём Аурисе!
Ирвуд выждал ещё мгновение. Когда торговец взмахнул руками, чтобы продемонстрировать свою честность всему миру, мальчик вытянул руку. Его пальцы, тонкие и ловкие, как паучьи лапки, нащупали край грубой рогожи, свисавшей с телеги. Он осторожно потянул. Одна сушёная, серебристая рыбёшка соскользнула с вороха и почти беззвучно шлёпнулась в грязь у его ног.
Удача.
Он схватил её — холодную, жёсткую, пахнущую солью, — и так же бесшумно пополз назад. Уже выбравшись из-под прилавка, он услышал новый взрыв гнева. Но кричали не на него. Покупатель, должно быть, заметил, как торговец отвлёкся, и попытался сам стащить рыбу. Пока они орали друг на друга, перейдя от обвинений к прямым оскорблениям, Ирвуд, подобно серой мыши, растворился в толпе, став невидимым.
В тот же миг Вайрэк, наоборот, вырвался на свободу, выскочив из душной тишины библиотеки, словно выпущенная из лука стрела. Чувство облегчения было почти физическим. Он не побежал в сад, к учителю фехтования. Вместо этого ноги сами понесли его вверх, по узкой винтовой лестнице в Западную башню. Там, на самом верху, у него было тайное убежище — небольшая, пустая комната с единственным окном-бойницей. Здесь не было ни учителей, ни слуг, ни давящего взгляда отца. Только ветер, гулявший между камней, и весь город, расстелившийся внизу, как на ладони.
Он подошёл к узкому окну и посмотрел вниз. Прямо под ним лежал идеальный, геометрически выверенный сад его дома с тёмными дорожками и зеркальной гладью бассейнов. Дальше — широкие, чистые улицы Квартала знати, крыши богатых особняков, блеск купола Королевского дворца. А ещё дальше, за высокой каменной стеной, чёткой чертой, отделявшей их мир от всего остального, начинался сам Аурис.
Отсюда он казался единым серо-бурым морем черепичных и соломенных крыш, подёрнутым дымкой от тысяч очагов. Оттуда доносился лишь невнятный, далёкий гул, похожий на шум прибоя. В этом шуме не было отдельных голосов, только слитный гул чужой, непонятной жизни. Вайрэк смотрел на эту дымную завесу, за которой жили сотни тысяч людей. Он прищурился, пытаясь различить в сером мареве отдельные крыши или улицы, но видел лишь слитный, копошащийся узор. Ему стало интересно, слышат ли они там, внизу, бой дворцовых колоколов так же отчетливо, как он. Или у них свои, другие звуки? Он на мгновение представил себя там, но образ тут же стерся, не оставив следа. Для него это был просто пейзаж, фон для его собственной, важной и предопределённой жизни.
Но сегодня что-то было иначе. Вглядываясь в дымку, Вайрэку на мгновение показалось, что там, в глубине, шевельнулось что-то живое, тёмное и голодное. Он зябко поёжился, хотя в башне было тепло, и отступил от окна. Дом — это мир, где всё понятно и правильно. За стеной — другой.
И в самом сердце этого другого мира, прижавшись спиной к мокрой стене, стоял Ирвуд. Он добежал до того самого глухого тупика, откуда начал свой путь, и прижался спиной к холодной, мокрой стене, которая вечно плакала тёмными, влажными разводами. Сердце всё ещё колотилось от пережитого напряжения, но не от страха, а от азарта. В руке он сжимал свою добычу.
Он не стал ждать. Опустившись на корточки прямо в грязь, он поднёс рыбку к лицу. Запах соли и дыма ударил в нос, заставив желудок сжаться ещё сильнее. Он отломил голову, раздавив её зубами, и жадно вгрызся в жёсткое, солёное мясо. Вкус был резким, почти болезненным, но это был вкус победы. Он обглодал рыбку до самого хвоста, до последнего хрупкого позвонка, тщательно высасывая остатки соли.
Только утолив первый, самый острый голод, Ирвуд поднял голову. Над крышами Ремесленного квартала, за следующей, ещё более высокой и чистой стеной, виднелись они — далёкие, нереальные, словно нарисованные на небе башни особняков Квартала знати. Они сияли в лучах восходящего солнца, чистые, гордые и недосягаемые.
Ирвуд смотрел на них. Другой мальчишка, наверное, представил бы себя принцем в одной из этих башен. Ирвуд же не видел замков — он видел крепости. Его взгляд машинально скользил по линии стен, оценивая высоту, выискивая посты стражи, отмечая самые уязвимые, как ему казалось, места. Он изучал их, как изучал любую стену: искал трещину, за которую можно уцепиться. Он опустил взгляд на свои грязные руки, разжал и снова сжал кулак. Однажды. Он не знал как, но однажды он вырвется отсюда. Он не будет мёрзнуть и голодать. Он будет там, наверху. Стены, какими бы высокими они ни были, всегда можно обойти. Или проломить.
Высоко над ним, в Западной башне Дома Алари, другой мальчик отошёл от окна-бойницы. Внезапный холодный сквозняк заставил его поёжиться, и он поспешил вернуться в тепло и тишину своего дома. Вайрэк прислонился спиной к холодному камню стены и почувствовал, как её нерушимая толща надёжно отгораживает его от хаоса чужого и непонятного мира.
Глава 2. Ночь Огня и Тишины
Первая настоящая осенняя буря обрушилась на Аурис, когда карета Дома Алари, миновав главные ворота, въезжала в лабиринт городских улиц. Ветер, прилетевший с северных предгорий, метался по переулкам, словно обезумевший зверь, завывая в высоких трубах и швыряя в окна ледяные струи дождя. Фонари на столбах отчаянно раскачивались, выхватывая из темноты мокрый, блестящий булыжник и бегущие потоки грязной воды.
Внутри кареты, обитой тёмно-зелёным бархатом, однако, царило обманчивое спокойствие. Скрип кожаных рессор и мерный стук копыт по камню убаюкивали. Вайрэк дремал, прислонившись к плечу матери. Сквозь сон он чувствовал тепло её тела и тонкий, успокаивающий аромат духов — смесь розы и сандала. Отец сидел напротив, его строгий профиль вырисовывался на фоне залитого дождём окна. Он был молчалив, его пальцы в перчатках сжимали эфес меча, лежавшего на коленях. Они возвращались из своего родового владения, Туманной дубравы, и долгая дорога утомила всех.
— Почти дома, — тихо прошептала леди Элира, погладив сына по волосам. В полумраке кареты её лицо казалось особенно утончённым, а свет далёкого фонаря на мгновение зажёг в её тёмных волосах, собранных в сложную причёску, медные искры. Её голос был мягким, как бархат, которым были обиты сиденья. — Скоро будешь в своей тёплой постели.
Лорд Гарэт Алари ничего не сказал, лишь бросил короткий, оценивающий взгляд на проносящиеся за окном тёмные фасады домов. Он не любил город ночью. В своих лесах он был хозяином, здесь же, в этом каменном лабиринте, опасность могла прятаться за каждым углом.
Внезапный толчок вырвал Вайрэка из дрёмы. Он дёрнулся вперёд, и если бы не рука матери, мягко удержавшая его за плечо, он бы ударился о переднюю стенку. Карета, качнувшись, замерла. Мерный стук копыт оборвался, сменившись нервным фырканьем лошадей и приглушёнными голосами снаружи.
— Что случилось? — спросила леди Элира, её спокойный тон слегка дрогнул от тревоги.
Лорд Гарэт уже отодвинул штору и всматривался в ночь. Его лицо, до этого расслабленное, напряглось. Вайрэк прижался к мокрому стеклу и увидел, что впереди, на перекрёстке, полыхает оранжевое зарево, жадно пожирающее тьму. Огромные языки пламени рвались в небо, пожирая склады Дома Ткачей. Даже сквозь шум дождя доносился треск лопающихся балок, а ветер донёс едкий запах гари и мокрого пепла. Улица была запружена хаотичной толпой зевак и неуклюжими повозками Городской стражи.
— Пожар, милорд, — доложил капитан Гектор, подъехав к дверце, его лицо блестело от дождя. — Главную улицу перекрыли, не проехать.
— Катаклизм их побери! — выругался лорд Гарэт, его кулак сжался на эфесе меча. — Нам до дома рукой подать. Томас, есть объезд?
— Есть один путь, милорд, — отозвался с козел голос кучера. — Через старые ремесленные ряды. Переулок Сломанных Фонарей. Он узкий, но мы проедем.
— Это дурное место, милорд, — нахмурился Гектор. — Там и днём небезопасно. Шпана, ворьё… Мои люди не знают всех подворотен.
Лорд Гарэт потёр переносицу. В висках стучала тупая боль — наследие долгой дороги. Каждый скрип рессор отдавался в затылке. Он перехватил тревожный взгляд Элиры, и его челюсть едва заметно напряглась. Даже она. Сомневается в его решении. Молчаливый упрёк жены обжёг сильнее, чем презрительный взгляд на капитана.
— Гектор, если твои прославленные вояки боятся теней, можешь остаться здесь. Я еду домой, — ледяным тоном отрезал он. — Поехали!
Слово лорда было законом. Капитан Гектор молча кивнул, его лицо под козырьком шлема было мрачнее тучи. Он отдал приказ, и карета медленно тронулась, сворачивая с освещённой пожаром улицы в непроглядную тьму.
Карета свернула с относительно широкой улицы в тёмный, узкий проезд. Мир мгновенно сузился. Рёв толпы и треск огня стихли, сменившись глухим, клаустрофобным эхом. Стены домов здесь почти смыкались над головой, а их мокрые, облупившиеся фасады с чёрными провалами окон напоминали слепые глазницы. Редкие фонари были разбиты. Воздух наполнился запахом гнили, сырости и сточных вод. Гвардейцам пришлось спешиться, их сапоги с чавканьем увязали в грязи, когда они шли рядом с каретой, держа руку на эфесе меча и нервно поглядывая на тёмные крыши.
Внезапно лошади захрапели и встали. Путь преграждал завал из сломанных бочек и старой, перевёрнутой телеги. Это выглядело не как случайный мусор, а как грубо, но намеренно сколоченный барьер. Карета остановилась.
— Что там ещё? — нетерпеливо спросил лорд Гарэт.
— Завал, милорд. Сейчас расчистим, — донёсся приглушённый голос Гектора.
Гвардейцы выставили мечи, образовав вокруг кареты небольшое кольцо, и напряжённо вглядывались в зияющую черноту подворотен. Дождь почти прекратился, и в воздухе повисло давящее, противоестественное безмолвие, нарушаемое лишь фырканьем лошадей.
И тут тишину разорвал короткий, сухой свист. Вайрэк не успел понять, что это было, но увидел, как капитан Гектор дёрнулся и молча повалился набок. Почти одновременно, без крика, в грязь рухнули и остальные трое гвардейцев, из спин которых торчали короткие чёрные стрелы. Они упали нелепо, как сломанные куклы. Четыре глухих стука тел о мокрую землю.
Карета, ещё мгновение назад бывшая крепостью на колёсах, оказалась беззащитной деревянной коробкой посреди мёртвого переулка.
Лорд Гарэт не стал открывать дверь. Воздух вокруг замка на мгновение исказился, подернулся рябью, как от жара, и в следующую секунду дверца разлетелась в щепки от невидимого удара.
— Элира, на пол! Не высовываться! — прорычал он, и его голос, сорвавшийся с привычного аристократического тона, был полон льда и ярости.
Он выскочил из кареты прямо в грязь. Из теней, словно тараканы из щелей, на него хлынула толпа оборванцев с ржавыми топорами и кривыми ножами. Их было не меньше дюжины.
Всё слилось в кошмарный вихрь. Тёмная фигура отца в центре стаи волков. Гарэт Алари не фехтовал — он убивал. Быстро, экономно, без единого лишнего движения. Его гномий клинок, тускло блеснувший в свете далёкого пожара, описал серебряную дугу, парируя два удара одновременно, и в том же движении вспорол горло третьему нападавшему. Они были неумелыми, слабыми, обычным уличным сбродом. Но пока его клинок находил очередную жертву, в мозгу холодной вспышкой пронеслась мысль: «Стрелы были от профи. Эти — просто мясо. Зачем?.. Кто?..» Он развернулся на пятках, уходя от замаха ржавого топора так близко, что тот с визгом впился в стену кареты в дюйме от лица Вайрэка. А меч лорда уже вошёл под рёбра четвёртому.
Крики боли смешивались с хрипами и бульканьем крови. За несколько ударов сердца переулок был устлан телами. Воздух загустел, наполнившись запахом свежей крови и острой, металлической вонью только что отнятой жизни.
На ногах остался лишь один — главарь со шрамом на лице. Он стоял в оцепенении, глядя на резню, которую в одиночку устроил один человек. Гарэт Алари медленно, шаг за шагом, пошёл к нему по телам его подручных. С его клинка стекали капли, смешиваясь с дождём.
— Ты выбрал не тот Дом для грабежа, падаль, — голос лорда Алари был холоден, как сталь его меча. Он шагнул к главарю, занося клинок для последнего, завершающего удара.
И в этот момент триумфа, момент аристократической гордыни, ловушка захлопнулась.
Это был не воин, а тень. Вайрэк увидел, как из груды тел, которые все считали мёртвыми, метнулась худая фигура. Бандит с узким, хищным лицом, похожим на волчью морду, и близко посаженными глазами, горевшими животной яростью, ворвался в разбитый проём кареты. Его целью был мальчик — единственный свидетель и наследник.
Но на его пути метнулась тень. Леди Элира. Она не встала, а бросилась между ним и сыном, превратившись в живой щит.
— Не трогай его! — её крик был похож на рычание волчицы. Она не пыталась ударить — она вцепилась нападавшему в лицо ногтями, пытаясь выцарапать глаза. «Волк» взревел от боли и неожиданности. Он отшвырнул её и, не целясь, ударил коротким, зазубренным мечом.
Для лорда Алари мир остановился. Он услышал предсмертный крик жены — не громкий, а короткий, захлебнувшийся, но он пронзил его сердце, как раскалённый клинок. Его взгляд метнулся к карете. Он увидел, как тело Элиры обмякло и сползло на сиденье. Огонь в его глазах, горевший секунду назад яростью, погас. Клинок в руке на мгновение дрогнул, опустившись на дюйм. Плечи, до этого прямые и несгибаемые, едва заметно ссутулились. На его лице отразилось нечто страшнее боли — пустота.
Этого хватило. «Шрам», который уже готовился принять смерть, увидел эту трещину в броне врага. Он бросился вперёд. Его кривой нож, похожий на коготь, вонзился лорду Алари под рёбра, в щель между кирасой и набедренником.
Лорд рухнул на колени. Он посмотрел на Вайрэка, и в его глазах больше не было ярости. Только огонь. Отчаянный, всепожирающий огонь. Он из последних сил поднял свой меч обеими руками.
— За Алари... — прохрипел он.
Он выдохнул. И вместе с этим выдохом из него вырвалось всё: остатки жизни, вся его скорбь, вся магия его древней крови. Вайрэк ничего не увидел и не услышал. По карете прошла странная, глухая вибрация, а в ушах зазвенело от давящей тишины. Но было и ещё что-то — ледяное, смутно знакомое чувство, словно внутри него самого натянулась и лопнула невидимая струна, отзываясь на предсмертный крик отцовской крови. «Шрама» просто не стало — его разнесло на кровавые ошмётки, забрызгавшие камни. Волна невидимой силы ударила в стену склада, и каменная кладка взорвалась наружу, оставив в доме рваную дыру. Гномий клинок в руках лорда Гарэта с тихим звоном разлетелся на сотни осколков.
Лорд Гарэт Алари, с пустыми, невидящими глазами и тонкой струйкой крови из носа, рухнул лицом в грязь. Мёртвый.
«Волк», убийца матери, с ужасом смотрел на это проявление чудовищной, самоубийственной силы, прижавшись к стене кареты. Вдалеке, прорезая шум ветра, затрубил тревожный рог Городской стражи. Звук был ещё далёким, но он приближался.
