Он нашёл своё убежище, свою стихию, и впервые за долгое время почувствовал себя не просто жертвой, а учеником, который снова может стать мастером.
Лэю, чей странный дар не поддался стандартным тестам, определили по программе «Поводырей». Так в Ордене называли специалистов по работе с животными, что считалось прикладной и самой «безопасной» ветвью ментальной магии. Её практические уроки проходили здесь же, в дальней части лаборатории, где в клетках сидели птицы, ящерицы и даже пара лисят. Она шла на занятия с тихим, почти благоговейным чувством. И самое главное — её не разлучили с Вайрэком. «Я не одна. У меня есть они. Вайрэк — умный и сильный, и он будет рядом. Ирвуд — дикий, но он защищает. А я… я могу их понимать. Не так, как они, но по-своему. Моя семья. Странная, колючая, рождённая на пыльном чердаке, но моя. Наконец-то я снова не одна».
Ирвуда же, как носителя самой мощной, дикой и неконтролируемой силы, Каэлан лично повёл в другой конец коридора, к залу, предназначенному для тренировок стихийников — туда, куда остальным доступ был закрыт.
Вечер опустился на Особое крыло, как серая, мокрая сеть. После ужина их разогнали по комнатам. Вайрэк долго не мог уснуть, ворочаясь на своей койке. Тишину резал размеренный, скрежещущий шорох. Это Ирвуд, вернувшись с тренировки, сидел на своей кровати, прямой как натянутая тетива, и молча точил обломок ножа о её край. Этот звук, смешиваясь с воем ветра, не давал покоя.
Не прошло и получаса после отбоя, как дверь их комнаты без стука отворилась. На пороге, перекрыв собой тусклый свет коридора, стоял Каэлан. Он не вошёл, лишь бросил короткий, властный взгляд в полумрак комнаты.
— Фенрис. За мной, — голос его был тихим, но не оставлял сомнений, что это приказ.
Вайрэк, который и не думал спать, замер. Он увидел, как Ирвуд медленно, почти вызывающе, поднял голову. Его рука застыла на полпути к поясу, где под робой был спрятан обломок ножа.
— Сейчас ночь, — прошипел он, и в его голосе скрежетал металл. — Время спать.
— Время для тех, у кого оно есть, — отрезал Каэлан. — У тебя его мало. За мной. Живо.
Ирвуд смотрел на него секунду, другую, взвешивая. В его глазах полыхнула дикая, упрямая ярость, но тут же погасла, уступив место холодному, злому расчёту. Он понял, что сопротивление здесь, сейчас, бесполезно. Он медленно поднялся, его движения были скованными от сдерживаемого гнева, и, не говоря ни слова, вышел в коридор. Дверь так же бесшумно закрылась за ним.
«Куда? Ночью? Что происходит?» — мысль, холодная и ядовитая, пронзила Вайрэка, окончательно прогоняя остатки сна.
Ирвуд шёл за широкой спиной Каэлана по гулким, пустынным коридорам, и его уличные инстинкты кричали об опасности. Они пришли в тот самый зал для тренировок стихийников — огромное, гулкое помещение, где сейчас горел лишь один магический фонарь, бросая на каменный пол длинные, пляшущие тени.
Каэлан остановился в центре.
— Готов, рекрут? — спросил он, и его голос, лишённый дневной официальности, прозвучал в тишине жёстко и по-деловому. — То, что мы делаем на общих занятиях — это для отчётов. Для Наставника Линуса, для Феодора. Настоящая работа начинается сейчас.
Ирвуд молчал, его взгляд был настороженным, как у волка, зашедшего в незнакомый лес.
— Твоя сила — это дикий зверь, — продолжил Каэлан, медленно обходя его по кругу. — Она слепа, яростна и не слушает никого, кроме своего голода. Моя задача — научить тебя держать его на коротком поводке.
— А мне это зачем? — наконец прошипел Ирвуд. — Зачем мне стараться больше остальных?
Каэлан остановился прямо перед ним, и его взгляд был холодным и прямым, как удар клинка.
— Потому что если ты не научишься это контролировать, то однажды сожжёшь себя изнутри. Или кого-то ещё. — Он сделал паузу, давая словам впитаться. — И тогда Орден будет вынужден тебя “нейтрализовать”. А я вижу в тебе не угрозу, а потенциал. Сила, которую ты не контролируешь, делает тебя рабом своих инстинктов. А сила, которую ты подчинил, — делает тебя воином. Выбирай, кем хочешь быть.
Он подождал, пока Ирвуд переварит услышанное, а затем добавил, и его голос стал твёрдым, как сталь:
— То, что происходит здесь, остаётся здесь. Ни слова твоим друзьям. Это не просьба. Это приказ. Понял?
Ирвуд смотрел в его холодные, немигающие глаза. Он не доверял ему. Он не понимал его мотивов. Но он понимал одно. Этот человек предлагал ему силу. Настоящую. Ту, которая поможет ему выжить и защитить тех, кто ему дорог. Он медленно посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки, потом снова на Каэлана.
Его ответ был безмолвным. Короткий, резкий кивок.
«Хорошо, — пронеслась в его голове мысль, твёрдая, как сталь его ножа. — Я возьму твою силу, “последователь”. Возьму, чтобы защитить их. А когда я стану достаточно сильным, я заберу и свою свободу. Найду то, что спрятано в легендах. И больше никогда не буду ничьим рабом. И никогда не буду бедным».
Тишина в их новой комнате была такой же стерильной и холодной, как и её стены. Она не приносила покоя — она давила, вымораживая любые звуки, кроме самых необходимых. Вайрэк не спал. Он лежал на своей аккуратно заправленной кровати, глядя в тёмный прямоугольник высокого, зарешеченного окна. За ним монотонно и безжалостно стучали капли, срывавшиеся с карниза.
Взгляд Вайрэка метнулся к третьей кровати в углу. Лео. Даже во сне мальчик, казалось, пытался спряться от этого мира — он свернулся таким тугим, маленьким комком, что почти исчезал в тенях. Его дыхание было тихим, почти неразличимым на фоне монотонного стука капель за окном. Вайрэк прислушался. Прошла минута, другая. Дыхание стало глубже, ровнее. Уснул. Крепко. Убедившись, что Лео спит, Вайрэк снова устремил взгляд в темноту, вслушиваясь в тишину. И наконец дождался.
Резкий, отрывистый стук новых, подбитых кожей ботинок по камню — звук, которого в их прежнем мире теней и бесшумных шагов никогда не было. Шаги остановились у их двери. Секундная пауза, тихий щелчок замка, и в комнату, как холодный сквозняк, вошёл Ирвуд. Ирвуд не крался. Он просто шё, и в его движениях была новая, почти механическая точность, которой Вайрэк раньше не замечал. Пройдя к своей кровати, юноша, не глядя на Вайрэка, сел на край, принявшись молча расшнуровывать ботинки.
Вайрэк сел. Каждый вечер, когда Каэлан забирал Ирвуда, его накрывала волна холодного, колючего одиночества. Но это было не просто одиночество. Грудь сдавило от уязвлённой гордости. Он, Вайрэк, был мозгом, стратегом. А теперь у их маленького союза появился секрет, в который его не посвящали. И этот секрет делал Ирвуда сильнее с каждой ночью.
«Он возвращается другим, — подумал Вайрэк, и мысль пришла с холодной, звенящей ясностью. — Сильнее. Он что-то скрывает. Каэлан меняет его, делает его своим оружием. А я? Я остаюсь в стороне. Он больше не нуждается в моём уме, в моих знаниях. Он нашел нового хозяина. Он предаст меня. Как только станет достаточно сильным, он предаст меня, как предают слабого союзника».
Вайрэк до боли сжал кулаки. «Нет, — мысленно ответил он, отгоняя ядовитые мысли. — Он мой союзник. Единственный. Я должен ему доверять».
— Куда он тебя водит каждую ночь? — прошептал он, и с трудом удержал голос, чтобы тот не сорвался на шипение. — Что он от тебя хочет?
Ирвуд не поднял головы. Он продолжал возиться со шнурками, его движения были медленными, сосредоточенными.
— Тебе лучше этого не знать, — ответил он наконец, и его голос был глухим, лишённым всяких эмоций. — Для твоей же безопасности.
Слова ударили, как пощёчина. Мысли в голове тут же отозвались торжествующим, ядовитым эхом: «Так вот оно что. Он больше не считает меня равным. Я для него — слабое звено, которое нужно оберегать».
— Я доверяю тебе, Ирвуд, — с трудом выдавил из себя Вайрэк, глубоко вдохнув, чтобы унять дрожь в руках. — Но эта тайна… она стоит между нами.
Ирвуд замер. Он медленно повернул голову, и в полумраке комнаты его глаза блеснули, как у волка. Его взгляд был твёрдым, как сталь.
— Не волнуйся за меня, аристократ, — сказал он, и в его голосе не было ни злости, ни тепла. Только констатация факта. — Я сам его использую. Пока мы в приюте, мне ничего не грозит. Я беру то, что он даёт. Это просто... дополнительные уроки. Для нас.
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Вайрэк остался сидеть в тишине. Он принял его слова. Он заставил себя поверить. Но холодный, липкий осадок беспокойства остался.
Зал для тренировок стихийников был похож на склеп. Голые, гладко отполированные стены из серого камня уходили вверх, теряясь во мраке, и впитывали любой звук, делая его глухим и мёртвым. Единственный магический фонарь, висевший под самым потолком, заливал центр зала ровным, безжизненным, холодным светом, в котором не было теней. Воздух здесь был неподвижным и пах озоном и холодом.
На низком каменном постаменте лежал простой зелёный лист, на котором дрожала одна-единственная, идеально круглая капля воды. Ирвуд стоял перед ней, его тело было напряжено, как натянутая тетива.
— Сосредоточься, — раздался спокойный, почти скучающий голос Каэлана. Он стоял чуть поодаль, в тени, прислонившись плечом к стене. — Не думай о силе. Почувствуй холод. Тот, что ты ощутил на «Отборе». Вспомни его. Призови.
Ирвуд закрыл глаза. Он пытался. Он заставил себя успокоиться, выровнять дыхание. Он представил ледяной ветер, вой метели, хруст снега под ногами — образы, которые приходили к нему во снах. Ничего. Капля оставалась просто каплей. Он попытался снова, на этот раз вспомнив холод карцера. Ничего.
— Не работает, — процедил он сквозь зубы, открывая глаза.
— Конечно, не работает, — невозмутимо ответил Каэлан. — Твоя сила заперта. На «Отборе» артефакт вытянул её из тебя принудительно. Но на первом практическом занятии она проявилась только в один момент — когда ты разозлился. Это не значит, что твой дар — это ярость. Это значит, что твоя ярость — единственное, что сейчас способно пробить твой внутренний барьер и выпустить силу наружу. Бессознательно.
Ирвуд нахмурился, его кулаки сжались. Он не привык злиться. Ярость была неконтролируемой, опасной эмоцией, которую он всю жизнь учился подавлять, пряча за маской холодного расчёта.
— Твоя проблема — не в силе, а в контроле. От слова «вообще», — продолжил Каэлан, отлепившись от стены и медленно подходя ближе. — Ты не умеешь её выпускать. Твоя ярость — это как удар ногой по заклинившей двери. Дверь открывается, но летит с петель. Ты должен научиться не бить, а находить ключ. Сосредоточься. Поток магии един для всех, он течёт одинаково через каждого из нас. Но то, во что он превращается на выходе, зависит от самого проводника. Природа твоего соседа спокойная и дисциплинированная, поэтому его сила выходит ровным, контролируемым потоком. Проблема в том, что ты просто не умеешь выпускать силу ровным потоком. Ты привык действовать через ярость, через бунт. И твоя магия отзывается на единственный знакомый ей язык. Поэтому она не течёт, а взрывается. Наша задача — не ломать замок на этой клетке, а найти к нему ключ. Вспомни тот момент на первом практическом занятии. Попробуй найти не саму ярость, а её источник. То, что заставило тебя дать отпор.
Ирвуд снова закрыл глаза. Он заставил себя вернуться туда, в тот зал. Вспомнил своё собственное презрение к их бессмысленным правилам, к их занятиям, к своему бессилию, когда у других получилось, а у него нет. Он почувствовал, как внутри закипает та же глухая, звериная ярость, которую он испытал тогда. Капля воды на листе едва заметно дрогнула, покрывшись тонкой плёнкой ряби, но не замерзла.
— Уже лучше, — кивнул Каэлан. — Ты нащупал замок. Твоя задача на ближайшие седмицы — научиться находить этот замок по своей воле. А когда научишься, мы будем учиться поворачивать ключ, а не вышибать дверь. Это и есть контроль.
Ирвуд слушал, и до него доходила жестокая, унизительная правда: этот человек заставлял его ковыряться в собственных шрамах, чтобы найти там оружие. Он почувствовал, как его собственная, неконтролируемая ярость на это бессилие поднимается изнутри, и в тот же миг воздух вокруг него на мгновение похолодел.
«Он думает, что делает из меня солдата для своего Ордена... Идиот. Он куёт кинжал для моей стаи. Для Вайрэка. Для Лэи. Я научусь. Я должен».
С самого первого дня их новая жизнь в Особом крыле была жизнью в изоляции. Единственная дверь, соединявшая их коридор с остальным приютом, была заперта и охранялась одним из надзирателей. Путь на чердак, в их тайное убежище, был отрезан. Они оказались отрезаны от книг.
Для мальчиков это был удар по их планам. Для Лэи это был смертный приговор.
Она сидела в общем зале для занятий, ссутулившись над своей грифельной дощечкой. Она не плакала. Слёзы высохли, оставив после себя лишь выжженную, серую пустоту. Каждый день, каждую ночь перед её глазами стояла одна и та же картина: её Ночка, запертая на холодном, пыльном чердаке, одна, без еды и воды. Сначала она звала, потом царапала дверь, а потом… потом просто легла в тёмном углу и уснула. Навсегда.
Ирвуд, сидевший через два стола от неё, не сводил с неё мрачного, тяжёлого взгляда. Он видел, как она угасает, как её плечи становятся всё острее, а глаза — всё больше и темнее на осунувшемся лице. И его собственное бессилие бесило его, как заноза под ногтем. Кошка была частью их стаи. И он, вожак, не смог её защитить.
Вайрэк тоже не находил себе места, — вина давила на плечи, как могильная плита. Он был мозгом, стратегом. И он проиграл. Он смотрел на убитую горем Лэю, на мрачного Ирвуда, и понимал, что их главное оружие — гроссбух Феодора — теперь лежит мёртвым, бесполезным грузом в тайнике, до которого они никогда не доберутся.
В этот момент в зал вошёл Каэлан. Он остановился у стола Наставника Линуса и, что-то тихо ему сказав, взял со стола журнал с отчётами об успеваемости. Он начал медленно просматривать его, и в зале воцарилась напряжённая тишина.
Вайрэк наблюдал за ним. Он видел, как Каэлан методично, строка за строкой, сверяется со списком, изредка поднимая взгляд и находя в толпе нужного ребёнка. Обычная, рутинная проверка. Но когда его палец дошёл до имени Лэи, что-то изменилось.
Каэлан на мгновение задержал на ней взгляд, чуть дольше, чем на остальных, а затем, словно сверившись с чем-то в своих записях, сделал короткую пометку. Вайрэк мельком отметил эту едва заметную паузу, но тут же отвлёкся на мрачное лицо Ирвуда, чьё отчаяние было куда более реальной и понятной угрозой.
За высоким, зарешеченным окном, по которому стекали мутные струйки талой воды, выл ветер, но в кабинете Главного Смотрителя Феодора царила стерильная, почти лабораторная тишина. Он сидел за своим массивным дубовым столом, и его взгляд, блёклый и ничего не выражающий, в очередной раз скользил по нескольким листам дешёвого пергамента. Это были всё те же доклады, записанные Броком со слов Щуплого ещё в те дни, когда троица была в общем крыле — короткие, бессвязные отрывки подслушанных разговоров, грубые догадки и детские сплетни.
Феодор прочёл их, не меняя выражения лица, а затем медленно, с брезгливой аккуратностью, сдвинул листы на самый край стола, идеально выровняв их по линии полированного дерева.
«Мусор, — пронеслась в его голове мысль, холодная и ясная, как ледяной кристалл.
Лэю, чей странный дар не поддался стандартным тестам, определили по программе «Поводырей». Так в Ордене называли специалистов по работе с животными, что считалось прикладной и самой «безопасной» ветвью ментальной магии. Её практические уроки проходили здесь же, в дальней части лаборатории, где в клетках сидели птицы, ящерицы и даже пара лисят. Она шла на занятия с тихим, почти благоговейным чувством. И самое главное — её не разлучили с Вайрэком. «Я не одна. У меня есть они. Вайрэк — умный и сильный, и он будет рядом. Ирвуд — дикий, но он защищает. А я… я могу их понимать. Не так, как они, но по-своему. Моя семья. Странная, колючая, рождённая на пыльном чердаке, но моя. Наконец-то я снова не одна».
Ирвуда же, как носителя самой мощной, дикой и неконтролируемой силы, Каэлан лично повёл в другой конец коридора, к залу, предназначенному для тренировок стихийников — туда, куда остальным доступ был закрыт.
Вечер опустился на Особое крыло, как серая, мокрая сеть. После ужина их разогнали по комнатам. Вайрэк долго не мог уснуть, ворочаясь на своей койке. Тишину резал размеренный, скрежещущий шорох. Это Ирвуд, вернувшись с тренировки, сидел на своей кровати, прямой как натянутая тетива, и молча точил обломок ножа о её край. Этот звук, смешиваясь с воем ветра, не давал покоя.
Не прошло и получаса после отбоя, как дверь их комнаты без стука отворилась. На пороге, перекрыв собой тусклый свет коридора, стоял Каэлан. Он не вошёл, лишь бросил короткий, властный взгляд в полумрак комнаты.
— Фенрис. За мной, — голос его был тихим, но не оставлял сомнений, что это приказ.
Вайрэк, который и не думал спать, замер. Он увидел, как Ирвуд медленно, почти вызывающе, поднял голову. Его рука застыла на полпути к поясу, где под робой был спрятан обломок ножа.
— Сейчас ночь, — прошипел он, и в его голосе скрежетал металл. — Время спать.
— Время для тех, у кого оно есть, — отрезал Каэлан. — У тебя его мало. За мной. Живо.
Ирвуд смотрел на него секунду, другую, взвешивая. В его глазах полыхнула дикая, упрямая ярость, но тут же погасла, уступив место холодному, злому расчёту. Он понял, что сопротивление здесь, сейчас, бесполезно. Он медленно поднялся, его движения были скованными от сдерживаемого гнева, и, не говоря ни слова, вышел в коридор. Дверь так же бесшумно закрылась за ним.
«Куда? Ночью? Что происходит?» — мысль, холодная и ядовитая, пронзила Вайрэка, окончательно прогоняя остатки сна.
Ирвуд шёл за широкой спиной Каэлана по гулким, пустынным коридорам, и его уличные инстинкты кричали об опасности. Они пришли в тот самый зал для тренировок стихийников — огромное, гулкое помещение, где сейчас горел лишь один магический фонарь, бросая на каменный пол длинные, пляшущие тени.
Каэлан остановился в центре.
— Готов, рекрут? — спросил он, и его голос, лишённый дневной официальности, прозвучал в тишине жёстко и по-деловому. — То, что мы делаем на общих занятиях — это для отчётов. Для Наставника Линуса, для Феодора. Настоящая работа начинается сейчас.
Ирвуд молчал, его взгляд был настороженным, как у волка, зашедшего в незнакомый лес.
— Твоя сила — это дикий зверь, — продолжил Каэлан, медленно обходя его по кругу. — Она слепа, яростна и не слушает никого, кроме своего голода. Моя задача — научить тебя держать его на коротком поводке.
— А мне это зачем? — наконец прошипел Ирвуд. — Зачем мне стараться больше остальных?
Каэлан остановился прямо перед ним, и его взгляд был холодным и прямым, как удар клинка.
— Потому что если ты не научишься это контролировать, то однажды сожжёшь себя изнутри. Или кого-то ещё. — Он сделал паузу, давая словам впитаться. — И тогда Орден будет вынужден тебя “нейтрализовать”. А я вижу в тебе не угрозу, а потенциал. Сила, которую ты не контролируешь, делает тебя рабом своих инстинктов. А сила, которую ты подчинил, — делает тебя воином. Выбирай, кем хочешь быть.
Он подождал, пока Ирвуд переварит услышанное, а затем добавил, и его голос стал твёрдым, как сталь:
— То, что происходит здесь, остаётся здесь. Ни слова твоим друзьям. Это не просьба. Это приказ. Понял?
Ирвуд смотрел в его холодные, немигающие глаза. Он не доверял ему. Он не понимал его мотивов. Но он понимал одно. Этот человек предлагал ему силу. Настоящую. Ту, которая поможет ему выжить и защитить тех, кто ему дорог. Он медленно посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки, потом снова на Каэлана.
Его ответ был безмолвным. Короткий, резкий кивок.
«Хорошо, — пронеслась в его голове мысль, твёрдая, как сталь его ножа. — Я возьму твою силу, “последователь”. Возьму, чтобы защитить их. А когда я стану достаточно сильным, я заберу и свою свободу. Найду то, что спрятано в легендах. И больше никогда не буду ничьим рабом. И никогда не буду бедным».
Глава 24. Кошачья тропа
Тишина в их новой комнате была такой же стерильной и холодной, как и её стены. Она не приносила покоя — она давила, вымораживая любые звуки, кроме самых необходимых. Вайрэк не спал. Он лежал на своей аккуратно заправленной кровати, глядя в тёмный прямоугольник высокого, зарешеченного окна. За ним монотонно и безжалостно стучали капли, срывавшиеся с карниза.
Взгляд Вайрэка метнулся к третьей кровати в углу. Лео. Даже во сне мальчик, казалось, пытался спряться от этого мира — он свернулся таким тугим, маленьким комком, что почти исчезал в тенях. Его дыхание было тихим, почти неразличимым на фоне монотонного стука капель за окном. Вайрэк прислушался. Прошла минута, другая. Дыхание стало глубже, ровнее. Уснул. Крепко. Убедившись, что Лео спит, Вайрэк снова устремил взгляд в темноту, вслушиваясь в тишину. И наконец дождался.
Резкий, отрывистый стук новых, подбитых кожей ботинок по камню — звук, которого в их прежнем мире теней и бесшумных шагов никогда не было. Шаги остановились у их двери. Секундная пауза, тихий щелчок замка, и в комнату, как холодный сквозняк, вошёл Ирвуд. Ирвуд не крался. Он просто шё, и в его движениях была новая, почти механическая точность, которой Вайрэк раньше не замечал. Пройдя к своей кровати, юноша, не глядя на Вайрэка, сел на край, принявшись молча расшнуровывать ботинки.
Вайрэк сел. Каждый вечер, когда Каэлан забирал Ирвуда, его накрывала волна холодного, колючего одиночества. Но это было не просто одиночество. Грудь сдавило от уязвлённой гордости. Он, Вайрэк, был мозгом, стратегом. А теперь у их маленького союза появился секрет, в который его не посвящали. И этот секрет делал Ирвуда сильнее с каждой ночью.
«Он возвращается другим, — подумал Вайрэк, и мысль пришла с холодной, звенящей ясностью. — Сильнее. Он что-то скрывает. Каэлан меняет его, делает его своим оружием. А я? Я остаюсь в стороне. Он больше не нуждается в моём уме, в моих знаниях. Он нашел нового хозяина. Он предаст меня. Как только станет достаточно сильным, он предаст меня, как предают слабого союзника».
Вайрэк до боли сжал кулаки. «Нет, — мысленно ответил он, отгоняя ядовитые мысли. — Он мой союзник. Единственный. Я должен ему доверять».
— Куда он тебя водит каждую ночь? — прошептал он, и с трудом удержал голос, чтобы тот не сорвался на шипение. — Что он от тебя хочет?
Ирвуд не поднял головы. Он продолжал возиться со шнурками, его движения были медленными, сосредоточенными.
— Тебе лучше этого не знать, — ответил он наконец, и его голос был глухим, лишённым всяких эмоций. — Для твоей же безопасности.
Слова ударили, как пощёчина. Мысли в голове тут же отозвались торжествующим, ядовитым эхом: «Так вот оно что. Он больше не считает меня равным. Я для него — слабое звено, которое нужно оберегать».
— Я доверяю тебе, Ирвуд, — с трудом выдавил из себя Вайрэк, глубоко вдохнув, чтобы унять дрожь в руках. — Но эта тайна… она стоит между нами.
Ирвуд замер. Он медленно повернул голову, и в полумраке комнаты его глаза блеснули, как у волка. Его взгляд был твёрдым, как сталь.
— Не волнуйся за меня, аристократ, — сказал он, и в его голосе не было ни злости, ни тепла. Только констатация факта. — Я сам его использую. Пока мы в приюте, мне ничего не грозит. Я беру то, что он даёт. Это просто... дополнительные уроки. Для нас.
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Вайрэк остался сидеть в тишине. Он принял его слова. Он заставил себя поверить. Но холодный, липкий осадок беспокойства остался.
Зал для тренировок стихийников был похож на склеп. Голые, гладко отполированные стены из серого камня уходили вверх, теряясь во мраке, и впитывали любой звук, делая его глухим и мёртвым. Единственный магический фонарь, висевший под самым потолком, заливал центр зала ровным, безжизненным, холодным светом, в котором не было теней. Воздух здесь был неподвижным и пах озоном и холодом.
На низком каменном постаменте лежал простой зелёный лист, на котором дрожала одна-единственная, идеально круглая капля воды. Ирвуд стоял перед ней, его тело было напряжено, как натянутая тетива.
— Сосредоточься, — раздался спокойный, почти скучающий голос Каэлана. Он стоял чуть поодаль, в тени, прислонившись плечом к стене. — Не думай о силе. Почувствуй холод. Тот, что ты ощутил на «Отборе». Вспомни его. Призови.
Ирвуд закрыл глаза. Он пытался. Он заставил себя успокоиться, выровнять дыхание. Он представил ледяной ветер, вой метели, хруст снега под ногами — образы, которые приходили к нему во снах. Ничего. Капля оставалась просто каплей. Он попытался снова, на этот раз вспомнив холод карцера. Ничего.
— Не работает, — процедил он сквозь зубы, открывая глаза.
— Конечно, не работает, — невозмутимо ответил Каэлан. — Твоя сила заперта. На «Отборе» артефакт вытянул её из тебя принудительно. Но на первом практическом занятии она проявилась только в один момент — когда ты разозлился. Это не значит, что твой дар — это ярость. Это значит, что твоя ярость — единственное, что сейчас способно пробить твой внутренний барьер и выпустить силу наружу. Бессознательно.
Ирвуд нахмурился, его кулаки сжались. Он не привык злиться. Ярость была неконтролируемой, опасной эмоцией, которую он всю жизнь учился подавлять, пряча за маской холодного расчёта.
— Твоя проблема — не в силе, а в контроле. От слова «вообще», — продолжил Каэлан, отлепившись от стены и медленно подходя ближе. — Ты не умеешь её выпускать. Твоя ярость — это как удар ногой по заклинившей двери. Дверь открывается, но летит с петель. Ты должен научиться не бить, а находить ключ. Сосредоточься. Поток магии един для всех, он течёт одинаково через каждого из нас. Но то, во что он превращается на выходе, зависит от самого проводника. Природа твоего соседа спокойная и дисциплинированная, поэтому его сила выходит ровным, контролируемым потоком. Проблема в том, что ты просто не умеешь выпускать силу ровным потоком. Ты привык действовать через ярость, через бунт. И твоя магия отзывается на единственный знакомый ей язык. Поэтому она не течёт, а взрывается. Наша задача — не ломать замок на этой клетке, а найти к нему ключ. Вспомни тот момент на первом практическом занятии. Попробуй найти не саму ярость, а её источник. То, что заставило тебя дать отпор.
Ирвуд снова закрыл глаза. Он заставил себя вернуться туда, в тот зал. Вспомнил своё собственное презрение к их бессмысленным правилам, к их занятиям, к своему бессилию, когда у других получилось, а у него нет. Он почувствовал, как внутри закипает та же глухая, звериная ярость, которую он испытал тогда. Капля воды на листе едва заметно дрогнула, покрывшись тонкой плёнкой ряби, но не замерзла.
— Уже лучше, — кивнул Каэлан. — Ты нащупал замок. Твоя задача на ближайшие седмицы — научиться находить этот замок по своей воле. А когда научишься, мы будем учиться поворачивать ключ, а не вышибать дверь. Это и есть контроль.
Ирвуд слушал, и до него доходила жестокая, унизительная правда: этот человек заставлял его ковыряться в собственных шрамах, чтобы найти там оружие. Он почувствовал, как его собственная, неконтролируемая ярость на это бессилие поднимается изнутри, и в тот же миг воздух вокруг него на мгновение похолодел.
«Он думает, что делает из меня солдата для своего Ордена... Идиот. Он куёт кинжал для моей стаи. Для Вайрэка. Для Лэи. Я научусь. Я должен».
С самого первого дня их новая жизнь в Особом крыле была жизнью в изоляции. Единственная дверь, соединявшая их коридор с остальным приютом, была заперта и охранялась одним из надзирателей. Путь на чердак, в их тайное убежище, был отрезан. Они оказались отрезаны от книг.
Для мальчиков это был удар по их планам. Для Лэи это был смертный приговор.
Она сидела в общем зале для занятий, ссутулившись над своей грифельной дощечкой. Она не плакала. Слёзы высохли, оставив после себя лишь выжженную, серую пустоту. Каждый день, каждую ночь перед её глазами стояла одна и та же картина: её Ночка, запертая на холодном, пыльном чердаке, одна, без еды и воды. Сначала она звала, потом царапала дверь, а потом… потом просто легла в тёмном углу и уснула. Навсегда.
Ирвуд, сидевший через два стола от неё, не сводил с неё мрачного, тяжёлого взгляда. Он видел, как она угасает, как её плечи становятся всё острее, а глаза — всё больше и темнее на осунувшемся лице. И его собственное бессилие бесило его, как заноза под ногтем. Кошка была частью их стаи. И он, вожак, не смог её защитить.
Вайрэк тоже не находил себе места, — вина давила на плечи, как могильная плита. Он был мозгом, стратегом. И он проиграл. Он смотрел на убитую горем Лэю, на мрачного Ирвуда, и понимал, что их главное оружие — гроссбух Феодора — теперь лежит мёртвым, бесполезным грузом в тайнике, до которого они никогда не доберутся.
В этот момент в зал вошёл Каэлан. Он остановился у стола Наставника Линуса и, что-то тихо ему сказав, взял со стола журнал с отчётами об успеваемости. Он начал медленно просматривать его, и в зале воцарилась напряжённая тишина.
Вайрэк наблюдал за ним. Он видел, как Каэлан методично, строка за строкой, сверяется со списком, изредка поднимая взгляд и находя в толпе нужного ребёнка. Обычная, рутинная проверка. Но когда его палец дошёл до имени Лэи, что-то изменилось.
Каэлан на мгновение задержал на ней взгляд, чуть дольше, чем на остальных, а затем, словно сверившись с чем-то в своих записях, сделал короткую пометку. Вайрэк мельком отметил эту едва заметную паузу, но тут же отвлёкся на мрачное лицо Ирвуда, чьё отчаяние было куда более реальной и понятной угрозой.
За высоким, зарешеченным окном, по которому стекали мутные струйки талой воды, выл ветер, но в кабинете Главного Смотрителя Феодора царила стерильная, почти лабораторная тишина. Он сидел за своим массивным дубовым столом, и его взгляд, блёклый и ничего не выражающий, в очередной раз скользил по нескольким листам дешёвого пергамента. Это были всё те же доклады, записанные Броком со слов Щуплого ещё в те дни, когда троица была в общем крыле — короткие, бессвязные отрывки подслушанных разговоров, грубые догадки и детские сплетни.
Феодор прочёл их, не меняя выражения лица, а затем медленно, с брезгливой аккуратностью, сдвинул листы на самый край стола, идеально выровняв их по линии полированного дерева.
«Мусор, — пронеслась в его голове мысль, холодная и ясная, как ледяной кристалл.
