— Личико открой, Асавушка, — с этими словами он, как мог, откинул назад волосы с чужого лица, — взгляд, как взгляд. Мышцы глаз только, насколько могу судить, в гипертонусе. Хотя он весь такой. Ты в глаза мне теперь посмотри.
Ничего сверхъестественного, вот же мужичье суеверное, в глаза смотреть боятся.
Но обычный взгляд так не затягивает. Гладиолус не сразу осознал, что света в келье стало гораздо меньше. Люди бесшумно выходили, гася лампы и факелы.
— Вы чего?.. — повернул он голову, но договорить не успел.
Погас последний фитиль, и свет остался только за спиной у Асава. Его тень пролегла ровно по месту, куда поставили табурет, накрыв сидящего мага с головой. Почувствовав неладное, Гладиолус резко дёрнулся обратно и напоролся на глаза, в которых теперь тлели угли. Чужая воля сдавила со всех сторон, и голос в голове произнёс:
— Приемлемо.
Маг был в нигде. Это даже не было парение: парение означает, что есть хоть что-то, здесь не было даже самого мага, но при этом он здесь был. Неплохой способ сойти с ума, пытаясь осознать подобную ситуацию. Хотя, если ты маг, то ты уже немного сумасшедший — нормальный человек не приказывает огню подчиняться, и уж тем более нормальному человеку огонь при этом не подчиняется.
Магия — это подчинение энергии мироздания своей воле. Слова, жесты, всяческие палки и рисунки органическими жидкостями — это только подпорки для разума, который ежемоментно отвлекается на происходящее вокруг. Без них можно обойтись, если воля достаточно сильна. Здесь же, кроме воли, не было ничего.
Точка в нигде начала окружать себя сложным многогранником, на каждой вершине которого появлялся волшебный знак. Появилась граница, а значит, появилось пространство, от которого можно отталкиваться дальше. Появилось Здесь.
«Дайте мне точку опоры, и я тут вообще всё переверну!» — подумала точка, считающая себя магом, и рывком стянула все вершины фигуры к себе.
Мгновение, и вот уже Гладиолус смотрит из своих глаз на свои руки, которые почему-то не спешат признавать хозяина. Вспомнилось, как на попойке бакалавров он накидался до состояния абсолютной веры в свои силы и вместе с товарищами попробовал призвать какого-то бога. Кто пришёл, сами они не поняли, а гость не представился. Но был званый гость в хорошем настроении, так что никого не убил, а только раздал всем предположительно божественных даров в меру фантазии. Тогда Гладиолус возвращал управление над своим телом час, и ещё столько же клялся, что никогда больше не напьётся. Сейчас обретение себя должно было пройти гораздо быстрее, благо, дорога уже торная.
Но стоило попытаться вернуть себе контроль над телом, как в голове недовольно прогремело:
— Кто позволил тебе вылезти на свет, смертная тварь?!
И чья-то воля чуть было не отправила мага обратно в никуда, удержаться помог только заранее созданный якорь. Вместе с этим ударом пришёл ментальный отклик с эмоциями, словно у кого-то не получается стряхнуть надоедливого жука.
В ответ Гладиолус нанёс удар, пытаясь выжечь захватчика из своей головы. Успех был, но сильно ограниченный. С одной стороны, удар цели достиг, с другой, чертоги разума всё ещё оставались коммунальными, а незваный гость — основательно разозлённым.
Зашедшему на шум стороннему наблюдателю открылось бы жуткое, занятное зрелище — наполовину вставший с табурета человек, пытающийся одновременно двигаться в противоположных направлениях и ругающийся сам с собой. Один раз даже попытался ударить себя в висок, но промахнулся. Битва шла по всему телу, но закрепиться хоть где-нибудь не получалось ни у одной из сторон, контроль над различными частями, группами мышц или процессами переходил из рук в руки ежесекундно.
Когда два разума сцепляются в клинче, каждое действие даёт кусочек знания о своём противнике, если только не закрываться специально, и Гладиолус постарался выжать из этого максимум.
Обрывки знаний, чужие эмоции и мысленные посылы приходили, как кусочки мозаики: вроде бы вот оно, но без соседних непонятно, что изображено. Что гораздо хуже, то же самое шло и в обратную сторону, только сильнее, сохранять паритет получалось с трудом, о выигрыше же думать и вовсе не приходилось.
По ноге побежала струйка. В бой пошли последние ресурсы, мозг переставал контролировать даже базовые вещи, для полного эффекта оставалось только перестать дышать. Такие досадные мелочи на фоне шанса перестать быть.
Гладиолус уже только защищался, последние его попытки контратаковать были отброшены с оскорбительной небрежностью. Противник оказался сильнее — даже сражаясь на своей территории, Гладиолус не мог его победить.
Вместе с очередным ударом пришло осознание, что противник, при всей его силе, боится проиграть, он ослаб за время пребывания в теле Асава, и был не уверен в своей победе. Стремясь выиграть как можно быстрее, он вкладывал слишком много в натиск, и его самоконтроль дал сбой, пропустив с очередным ударом слишком многое.
«Анаразил» — слово скользнуло, дав понимание. Время на сомнения не было: если маг ошибся, и это не имя захватчика, то всё просто кончится быстро. Бросив защиту, Гладиолус последним усилием выдохнул формулу изгнания на истинном имени, чудом опередив добивающий удар.
Казалось, что всё пространство под кожей мгновенно заполнил жидкий огонь, выжигающий всё и вся. Гладиолус не кричал только потому, что не мог вдохнуть. Чужой голос в его голове ревел проклятиями на языке, от одного звука которого хотелось помереть. А потом всё прекратилось, лишь дым из глазниц подтверждал, что это произошло взаправду.
— Ну и ночь, — прохрипел маг, когда снова смог дышать. Горло за те минуты, что продолжалась битва, высохло абсолютно.
Дрожащими пальцами подобрав откатившийся в сторону жезл, Гладиолус перешагнул через иссохшие останки того, что когда-то было Асавом, и по стеночке направился на поиски товарища. Хотелось лечь и не вставать неделю, но уйти отсюда, оставляя за спиной горящие руины, хотелось больше. Всё-таки зря он дал Ноктюрну себя уговорить.
Окружающий мир включился, как и выключился, без предупреждения. Разница между «было» и «стало» по первым наблюдениям состояла в том, что раньше Ноктюрн шёл, а теперь лежал, хорошо хоть на спине, да ещё и руки кто-то пытался связать. Месть за подобное кощунство была молниеносна, неотвратима и жестока. Вывернув чужую шаловливую ручонку, паладин прижал кисть к груди, одновременно перекатываясь вместе с вязальщиком в сторону. Раздался тихий хруст и громкий крик.
Уже поднимаясь, Ноктюрн открыл глаза — помогло не сильно, вокруг было темно, ибо факелы ярче не стали, а дар богини почему-то не действовал. Скорее всего, потому что уже ставшая родной двойная лунница пропала. Меч тоже исчез. И нож.
Откуда-то сбоку, со свистом разрезав воздух, к голове метнулся посох. Заметить его Ноктюрн успел, а вот дальше как-то не заладилось — с красивым, глубоким звуком посох состыковался с его лбом, заставив отшатнуться к стене и на секунду потерять себя в пространстве. Вторая попытка прошла гораздо лучше, если смотреть на происходящее с точки зрения паладина — ему удалось уйти от столкновения, с грацией перекормленного кота рванув в сторону. И, как вышеупомянутый кот, он сшиб на своём пути абсолютно всё, оставляя за спиной грохот и яростные крики, исполненные ненависти.
— Предлагаю поговорить, пока никто не умер, — Ноктюрн попытался выиграть время и прийти в себя.
— О чем? — зашевелился владелец посоха, — кажется, это был священник, — пытаясь перелезть через получившийся завал без урона для своего достоинства и переломов ног. — Нас тут больше, если ты ещё не догадался. В темноте ты больше не видишь, оружия у тебя нет, так что сдавайся, и всё пройдёт без боли… насколько получится.
В подтверждение своих слов он достал из-за пазухи что-то и щёлкнул по добытому ногтем. Серебряный полумесяц закачался, разбрасывая блики в неверном свете факелов. С остальных сторон зашевелились тени, подходя ближе.
— А потом они говорят, что я кровожадный, — паладин вздохнул и вытянул руку.
— Не трудись, мы знаем об этом умении вашего ордена, — негромко засмеялся жрец, — твой меч уже там, где он не услышит твой зов. Я же сказал, у тебя нет оружия.
— Меч?
Пальцы на руке паладина изогнулись в спазме, сжимая вспыхнувший на ладони протуберанец. Две струи синего огня вырвались из кулака, застывая серебряным древком полэкса [1]
Удерживая труп как на рогатине, паладин залез левой рукой к жрецу за пазуху и, нащупав свой амулет, аккуратно его снял, возвращая пропажу. Больше ничего интересного на теле не было, и Ноктюрн освободил наконечник оружия, позволяя телу упасть.
— Предлагаю поговорить, пока не умерли все, — по его опыту, вторая попытка переговоров обычно была успешнее, — и сделать несколько шагов назад.
Последнее можно было и не говорить. Трое оставшихся живыми и невредимыми уже застыли на противоположном конце комнаты, сжимая кто что успел подобрать. Три смерти за две секунды заставили их пересмотреть планы с нападения на оборону.
— Ну, раз все согласны, тогда приведите для начала моего товарища. Да, и Шанти, совсем голову девке задурили, придётся переделывать.
Ближайший к выходу культист сорвался с места галопом, остальные настороженно следили за паладином. Паладин настороженно следил за ними, и так как на троих оружие было только одно, и то у него в руках, то получалось однозначно внушительнее.
Шанти вбежала так быстро, словно ждала за ближайшим углом.
— Ноктюрн, что случилось?
— Богословский диспут. Осторожно, на мозгах не поскользнись.
Разглядев после столь галантного предупреждения, во что она наступила, девушка с визгом оказалась у паладина в руках в мгновение ока. Точнее в руке, левой, потому что правая продолжала сжимать полэкс, время от времени переводя его с одного культиста на другого.
— Милая, попрощайся со своими товарищами, которые тебе совсем не товарищи. Сейчас ещё Гладиолуса дождёмся и очистим тут всё. Не Луне тут молятся, вот тебе в этом моё слово паладина.
— Ты паладин? — так восхищённо Шанти не смотрела на Ноктюрна даже прошлой ночью, — настоящий?
— Угу. Где там этого колдуна носит?
Договорить он не успел. С визгом, но уже восторженным, Шанти подпрыгнула, повиснув у него на шее, и впилась в его губы поцелуем. Мир снова выключили.
Гладиолус шёл по коридорам, одновременно пытаясь отдышаться, понять, где он, и не издавать звуков. И во всём успех был спорным. Ноги подкашивались, лёгкие никак не могли насытиться воздухом, катакомбы были везде одинаковые, а каждый шаг и вздох отдавались в ушах таким громом, что он устал удивляться, почему ещё никого не повстречал.
Как он вышел из комнаты, вспомнить не получалось. Возможно, он кого-то убил, возможно, там никого не было, но этот провал в памяти изрядно тревожил. Сегодня забыл, как превратил в студень пару человек, а завтра не вспомнишь заклинание света, чтобы ночью в сортир дойти! Но он выберется отсюда. И спасёт Ноктюрна, потому что после такой ночи только ему можно убивать эту орясину!
Тем не менее, всё, кроме катакомб, постепенно приходило в норму, и внезапно Гладиолус осознал, что слышит не себя, а кого-то ещё. Отблески света за поворотом подсказали, откуда именно доносился звук, и источник явно удалялся. Красться и бежать одновременно Гладиолусу оказалось довольно сложно, особенно в его одеянии — сторонний наблюдатель изрядно бы развлёкся. Долгополая хламида ниспадала складками везде, где можно и нельзя, цепляясь за любой выступ и ежеминутно попадаясь под ноги. В ней следовало неторопливо ступать по мраморным ступеням аудиторий, а не подобрав полы, рысить по тёмным коридорам за тёмными личностями. Заклинатель поклялся, что купит себе максимально облегающий костюм со штанами и всем прочим. Потом подумал и поклялся, что купит на деньги паладина.
Следование за случайным проводником привело Гладиолуса к полуоткрытой двери, из-за которой послышалась до дрожи узнаваемая речь.
— Угу. Где там этого колдуна носит?
Нарастающее в груди возмущение заглушил чей-то визг и последовавший за ним звук падения чего-то тяжёлого.
— Под купол его, — приказал полузнакомый женский голос, — оружие в чашу, пригодится. Приготовьте всё для жертвоприношения, и если вам не хватит четверти часа, то я пожру и ваши души тоже. Я слишком долго ждала, чтобы откладывать этот шанс.
Юркнув за дверь, маг проводил взглядом двоих культистов, которые несли священное оружие на вытянутых руках и старательно отворачивались, словно отобрали его у золотаря. Следом никто не вышел. Выждав с полминуты, Гладиолус, чудом ничего не задев, пересёк опустевшую комнату и поспешил следом за уносимым паладином.
Придя в себя ещё раз, Ноктюрн решил, что ночь проходит, во-первых, как-то однообразно, а во-вторых, как-то совсем не луноугодно. Ибо нелуноугодно связывать воителя Госпожи и совсем уж плохо ставить его на колени, примотав конец верёвки на руках к какому-то кольцу в полу. Ярость требовала выхода, и она его нашла.
— Я вас всех убью, — констатировал паладин и только потом огляделся.
Он был посередине большой, минимум десять метров в диаметре, идеально круглой комнаты, полусферой поднимающейся над его головой. Абсолютно вся её поверхность была покрыта чем-то матово-чёрным, что поглощало любой световой отблеск. И она была хорошо освещена — после всех предыдущих мест в катакомбах, это казалось самым необычным.
— Не убьёшь. Мои рабы, конечно, изрядно промахнулись с мечом, но теперь-то у тебя точно ничего нет. Да даже если бы и было, ты не в том положении, мальчик, — из-за его спины вышла Шанти.
Суетливость и поспешность движений сменила плавная текучесть, наивность на лице превратилась в надменность. Из голоса пропала весёлая звонкость, он стал грудным и чуть хрипловатым, от его звуков хотелось думать отнюдь не головой.
— Дай угадаю, ты её злая сестра-близнец, да?
Девушка, если это была она, раскатисто рассмеялась, заставив Ноктюрна в картинках представить их досуг наедине.
— Клянусь своим именем, если бы я знала, что рабов этой суки можно настолько просто поймать на пару персей, я бы не прозябала в этом поганом городишке, пытаясь слепить из того навоза, что зовёт себя его жителями, пирамиду силы!
— Это значит «нет», я угадал?
— Тебя так заботит судьба этой самки?
— Мы в ответе за тех, с кем переспали, — Ноктюрн старался ёрзать верёвкой по кольцу как можно незаметнее в процессе разговора.
— Тогда не беспокойся, к той ночи от неё уже ничего не осталось, лишь оболочка, что я ношу по преходящей слабости своей. Впрочем, ненадолго. Но ты знаешь, — девушка села напротив Ноктюрна, скрестив ноги, — ты не первый цепной пёс, который был в её жизни. Тот, что был перед тобой, не только сделал её женщиной, но и основательно посношал в мозг.
Ничего сверхъестественного, вот же мужичье суеверное, в глаза смотреть боятся.
Но обычный взгляд так не затягивает. Гладиолус не сразу осознал, что света в келье стало гораздо меньше. Люди бесшумно выходили, гася лампы и факелы.
— Вы чего?.. — повернул он голову, но договорить не успел.
Погас последний фитиль, и свет остался только за спиной у Асава. Его тень пролегла ровно по месту, куда поставили табурет, накрыв сидящего мага с головой. Почувствовав неладное, Гладиолус резко дёрнулся обратно и напоролся на глаза, в которых теперь тлели угли. Чужая воля сдавила со всех сторон, и голос в голове произнёс:
— Приемлемо.
Маг был в нигде. Это даже не было парение: парение означает, что есть хоть что-то, здесь не было даже самого мага, но при этом он здесь был. Неплохой способ сойти с ума, пытаясь осознать подобную ситуацию. Хотя, если ты маг, то ты уже немного сумасшедший — нормальный человек не приказывает огню подчиняться, и уж тем более нормальному человеку огонь при этом не подчиняется.
Магия — это подчинение энергии мироздания своей воле. Слова, жесты, всяческие палки и рисунки органическими жидкостями — это только подпорки для разума, который ежемоментно отвлекается на происходящее вокруг. Без них можно обойтись, если воля достаточно сильна. Здесь же, кроме воли, не было ничего.
Точка в нигде начала окружать себя сложным многогранником, на каждой вершине которого появлялся волшебный знак. Появилась граница, а значит, появилось пространство, от которого можно отталкиваться дальше. Появилось Здесь.
«Дайте мне точку опоры, и я тут вообще всё переверну!» — подумала точка, считающая себя магом, и рывком стянула все вершины фигуры к себе.
Мгновение, и вот уже Гладиолус смотрит из своих глаз на свои руки, которые почему-то не спешат признавать хозяина. Вспомнилось, как на попойке бакалавров он накидался до состояния абсолютной веры в свои силы и вместе с товарищами попробовал призвать какого-то бога. Кто пришёл, сами они не поняли, а гость не представился. Но был званый гость в хорошем настроении, так что никого не убил, а только раздал всем предположительно божественных даров в меру фантазии. Тогда Гладиолус возвращал управление над своим телом час, и ещё столько же клялся, что никогда больше не напьётся. Сейчас обретение себя должно было пройти гораздо быстрее, благо, дорога уже торная.
Но стоило попытаться вернуть себе контроль над телом, как в голове недовольно прогремело:
— Кто позволил тебе вылезти на свет, смертная тварь?!
И чья-то воля чуть было не отправила мага обратно в никуда, удержаться помог только заранее созданный якорь. Вместе с этим ударом пришёл ментальный отклик с эмоциями, словно у кого-то не получается стряхнуть надоедливого жука.
В ответ Гладиолус нанёс удар, пытаясь выжечь захватчика из своей головы. Успех был, но сильно ограниченный. С одной стороны, удар цели достиг, с другой, чертоги разума всё ещё оставались коммунальными, а незваный гость — основательно разозлённым.
Зашедшему на шум стороннему наблюдателю открылось бы жуткое, занятное зрелище — наполовину вставший с табурета человек, пытающийся одновременно двигаться в противоположных направлениях и ругающийся сам с собой. Один раз даже попытался ударить себя в висок, но промахнулся. Битва шла по всему телу, но закрепиться хоть где-нибудь не получалось ни у одной из сторон, контроль над различными частями, группами мышц или процессами переходил из рук в руки ежесекундно.
Когда два разума сцепляются в клинче, каждое действие даёт кусочек знания о своём противнике, если только не закрываться специально, и Гладиолус постарался выжать из этого максимум.
Обрывки знаний, чужие эмоции и мысленные посылы приходили, как кусочки мозаики: вроде бы вот оно, но без соседних непонятно, что изображено. Что гораздо хуже, то же самое шло и в обратную сторону, только сильнее, сохранять паритет получалось с трудом, о выигрыше же думать и вовсе не приходилось.
По ноге побежала струйка. В бой пошли последние ресурсы, мозг переставал контролировать даже базовые вещи, для полного эффекта оставалось только перестать дышать. Такие досадные мелочи на фоне шанса перестать быть.
Гладиолус уже только защищался, последние его попытки контратаковать были отброшены с оскорбительной небрежностью. Противник оказался сильнее — даже сражаясь на своей территории, Гладиолус не мог его победить.
Вместе с очередным ударом пришло осознание, что противник, при всей его силе, боится проиграть, он ослаб за время пребывания в теле Асава, и был не уверен в своей победе. Стремясь выиграть как можно быстрее, он вкладывал слишком много в натиск, и его самоконтроль дал сбой, пропустив с очередным ударом слишком многое.
«Анаразил» — слово скользнуло, дав понимание. Время на сомнения не было: если маг ошибся, и это не имя захватчика, то всё просто кончится быстро. Бросив защиту, Гладиолус последним усилием выдохнул формулу изгнания на истинном имени, чудом опередив добивающий удар.
Казалось, что всё пространство под кожей мгновенно заполнил жидкий огонь, выжигающий всё и вся. Гладиолус не кричал только потому, что не мог вдохнуть. Чужой голос в его голове ревел проклятиями на языке, от одного звука которого хотелось помереть. А потом всё прекратилось, лишь дым из глазниц подтверждал, что это произошло взаправду.
— Ну и ночь, — прохрипел маг, когда снова смог дышать. Горло за те минуты, что продолжалась битва, высохло абсолютно.
Дрожащими пальцами подобрав откатившийся в сторону жезл, Гладиолус перешагнул через иссохшие останки того, что когда-то было Асавом, и по стеночке направился на поиски товарища. Хотелось лечь и не вставать неделю, но уйти отсюда, оставляя за спиной горящие руины, хотелось больше. Всё-таки зря он дал Ноктюрну себя уговорить.
Окружающий мир включился, как и выключился, без предупреждения. Разница между «было» и «стало» по первым наблюдениям состояла в том, что раньше Ноктюрн шёл, а теперь лежал, хорошо хоть на спине, да ещё и руки кто-то пытался связать. Месть за подобное кощунство была молниеносна, неотвратима и жестока. Вывернув чужую шаловливую ручонку, паладин прижал кисть к груди, одновременно перекатываясь вместе с вязальщиком в сторону. Раздался тихий хруст и громкий крик.
Уже поднимаясь, Ноктюрн открыл глаза — помогло не сильно, вокруг было темно, ибо факелы ярче не стали, а дар богини почему-то не действовал. Скорее всего, потому что уже ставшая родной двойная лунница пропала. Меч тоже исчез. И нож.
Откуда-то сбоку, со свистом разрезав воздух, к голове метнулся посох. Заметить его Ноктюрн успел, а вот дальше как-то не заладилось — с красивым, глубоким звуком посох состыковался с его лбом, заставив отшатнуться к стене и на секунду потерять себя в пространстве. Вторая попытка прошла гораздо лучше, если смотреть на происходящее с точки зрения паладина — ему удалось уйти от столкновения, с грацией перекормленного кота рванув в сторону. И, как вышеупомянутый кот, он сшиб на своём пути абсолютно всё, оставляя за спиной грохот и яростные крики, исполненные ненависти.
— Предлагаю поговорить, пока никто не умер, — Ноктюрн попытался выиграть время и прийти в себя.
— О чем? — зашевелился владелец посоха, — кажется, это был священник, — пытаясь перелезть через получившийся завал без урона для своего достоинства и переломов ног. — Нас тут больше, если ты ещё не догадался. В темноте ты больше не видишь, оружия у тебя нет, так что сдавайся, и всё пройдёт без боли… насколько получится.
В подтверждение своих слов он достал из-за пазухи что-то и щёлкнул по добытому ногтем. Серебряный полумесяц закачался, разбрасывая блики в неверном свете факелов. С остальных сторон зашевелились тени, подходя ближе.
— А потом они говорят, что я кровожадный, — паладин вздохнул и вытянул руку.
— Не трудись, мы знаем об этом умении вашего ордена, — негромко засмеялся жрец, — твой меч уже там, где он не услышит твой зов. Я же сказал, у тебя нет оружия.
— Меч?
Пальцы на руке паладина изогнулись в спазме, сжимая вспыхнувший на ладони протуберанец. Две струи синего огня вырвались из кулака, застывая серебряным древком полэкса [1]
Закрыть
. Навершие ещё не успело до конца оформиться в блестящую черноту обсидиана, когда висок подошедшего ближе всех хрустнул под молотком, обратным движением лезвие топора врубилось кому-то глубоко в шею. Посох жреца проскользил по древку, уходя в сторону, небольшой подшаг — и гранёный наконечник вернул тому долг, пройдя через горло насквозь и разорвав позвоночный столб, от шеи осталось несколько лоскутов, не дающих голове покинуть тело.Комбинированное оружие из топора, молота и копья. Универсальная открывашка для лат.
Удерживая труп как на рогатине, паладин залез левой рукой к жрецу за пазуху и, нащупав свой амулет, аккуратно его снял, возвращая пропажу. Больше ничего интересного на теле не было, и Ноктюрн освободил наконечник оружия, позволяя телу упасть.
— Предлагаю поговорить, пока не умерли все, — по его опыту, вторая попытка переговоров обычно была успешнее, — и сделать несколько шагов назад.
Последнее можно было и не говорить. Трое оставшихся живыми и невредимыми уже застыли на противоположном конце комнаты, сжимая кто что успел подобрать. Три смерти за две секунды заставили их пересмотреть планы с нападения на оборону.
— Ну, раз все согласны, тогда приведите для начала моего товарища. Да, и Шанти, совсем голову девке задурили, придётся переделывать.
Ближайший к выходу культист сорвался с места галопом, остальные настороженно следили за паладином. Паладин настороженно следил за ними, и так как на троих оружие было только одно, и то у него в руках, то получалось однозначно внушительнее.
Шанти вбежала так быстро, словно ждала за ближайшим углом.
— Ноктюрн, что случилось?
— Богословский диспут. Осторожно, на мозгах не поскользнись.
Разглядев после столь галантного предупреждения, во что она наступила, девушка с визгом оказалась у паладина в руках в мгновение ока. Точнее в руке, левой, потому что правая продолжала сжимать полэкс, время от времени переводя его с одного культиста на другого.
— Милая, попрощайся со своими товарищами, которые тебе совсем не товарищи. Сейчас ещё Гладиолуса дождёмся и очистим тут всё. Не Луне тут молятся, вот тебе в этом моё слово паладина.
— Ты паладин? — так восхищённо Шанти не смотрела на Ноктюрна даже прошлой ночью, — настоящий?
— Угу. Где там этого колдуна носит?
Договорить он не успел. С визгом, но уже восторженным, Шанти подпрыгнула, повиснув у него на шее, и впилась в его губы поцелуем. Мир снова выключили.
Гладиолус шёл по коридорам, одновременно пытаясь отдышаться, понять, где он, и не издавать звуков. И во всём успех был спорным. Ноги подкашивались, лёгкие никак не могли насытиться воздухом, катакомбы были везде одинаковые, а каждый шаг и вздох отдавались в ушах таким громом, что он устал удивляться, почему ещё никого не повстречал.
Как он вышел из комнаты, вспомнить не получалось. Возможно, он кого-то убил, возможно, там никого не было, но этот провал в памяти изрядно тревожил. Сегодня забыл, как превратил в студень пару человек, а завтра не вспомнишь заклинание света, чтобы ночью в сортир дойти! Но он выберется отсюда. И спасёт Ноктюрна, потому что после такой ночи только ему можно убивать эту орясину!
Тем не менее, всё, кроме катакомб, постепенно приходило в норму, и внезапно Гладиолус осознал, что слышит не себя, а кого-то ещё. Отблески света за поворотом подсказали, откуда именно доносился звук, и источник явно удалялся. Красться и бежать одновременно Гладиолусу оказалось довольно сложно, особенно в его одеянии — сторонний наблюдатель изрядно бы развлёкся. Долгополая хламида ниспадала складками везде, где можно и нельзя, цепляясь за любой выступ и ежеминутно попадаясь под ноги. В ней следовало неторопливо ступать по мраморным ступеням аудиторий, а не подобрав полы, рысить по тёмным коридорам за тёмными личностями. Заклинатель поклялся, что купит себе максимально облегающий костюм со штанами и всем прочим. Потом подумал и поклялся, что купит на деньги паладина.
Следование за случайным проводником привело Гладиолуса к полуоткрытой двери, из-за которой послышалась до дрожи узнаваемая речь.
— Угу. Где там этого колдуна носит?
Нарастающее в груди возмущение заглушил чей-то визг и последовавший за ним звук падения чего-то тяжёлого.
— Под купол его, — приказал полузнакомый женский голос, — оружие в чашу, пригодится. Приготовьте всё для жертвоприношения, и если вам не хватит четверти часа, то я пожру и ваши души тоже. Я слишком долго ждала, чтобы откладывать этот шанс.
Юркнув за дверь, маг проводил взглядом двоих культистов, которые несли священное оружие на вытянутых руках и старательно отворачивались, словно отобрали его у золотаря. Следом никто не вышел. Выждав с полминуты, Гладиолус, чудом ничего не задев, пересёк опустевшую комнату и поспешил следом за уносимым паладином.
Придя в себя ещё раз, Ноктюрн решил, что ночь проходит, во-первых, как-то однообразно, а во-вторых, как-то совсем не луноугодно. Ибо нелуноугодно связывать воителя Госпожи и совсем уж плохо ставить его на колени, примотав конец верёвки на руках к какому-то кольцу в полу. Ярость требовала выхода, и она его нашла.
— Я вас всех убью, — констатировал паладин и только потом огляделся.
Он был посередине большой, минимум десять метров в диаметре, идеально круглой комнаты, полусферой поднимающейся над его головой. Абсолютно вся её поверхность была покрыта чем-то матово-чёрным, что поглощало любой световой отблеск. И она была хорошо освещена — после всех предыдущих мест в катакомбах, это казалось самым необычным.
— Не убьёшь. Мои рабы, конечно, изрядно промахнулись с мечом, но теперь-то у тебя точно ничего нет. Да даже если бы и было, ты не в том положении, мальчик, — из-за его спины вышла Шанти.
Суетливость и поспешность движений сменила плавная текучесть, наивность на лице превратилась в надменность. Из голоса пропала весёлая звонкость, он стал грудным и чуть хрипловатым, от его звуков хотелось думать отнюдь не головой.
— Дай угадаю, ты её злая сестра-близнец, да?
Девушка, если это была она, раскатисто рассмеялась, заставив Ноктюрна в картинках представить их досуг наедине.
— Клянусь своим именем, если бы я знала, что рабов этой суки можно настолько просто поймать на пару персей, я бы не прозябала в этом поганом городишке, пытаясь слепить из того навоза, что зовёт себя его жителями, пирамиду силы!
— Это значит «нет», я угадал?
— Тебя так заботит судьба этой самки?
— Мы в ответе за тех, с кем переспали, — Ноктюрн старался ёрзать верёвкой по кольцу как можно незаметнее в процессе разговора.
— Тогда не беспокойся, к той ночи от неё уже ничего не осталось, лишь оболочка, что я ношу по преходящей слабости своей. Впрочем, ненадолго. Но ты знаешь, — девушка села напротив Ноктюрна, скрестив ноги, — ты не первый цепной пёс, который был в её жизни. Тот, что был перед тобой, не только сделал её женщиной, но и основательно посношал в мозг.
