Незнакомец, высокий и худощавый, с лицом, скрытым в тенях капюшона, спокойно произнес — А дальше… пока не известно. Многое зависит от результатов теста. И от того, что мы найдем в самих глубинах вашего мозга. В этом вся суть. Его слова висели в воздухе, наполняя пространство таинственностью и неопределенностью, кидая тень тревоги на собравшихся. Незваный гость, в своей загадочности, подчеркнул хрупкость их планов и рискованность предстоящего пути.
Костя, кивнув в сторону загадочного незнакомца, представил его — Разрешите представить вам Платона. Специальный агент, системы внутренней безопасности нашей сети. Он будет сопровождать вас до подстанции «Третий Мир». Платон — лучший из лучших, и его опыт будет вам необходим. Платон, слегка кивнул в знак приветствия, его лицо оставалось скрытым в тени капюшона, добавляя ему ещё большей таинственности. Костя повернулся к Сатурну и остальным, его голос стал мягче — Мне пора. Парни… рад был вас видеть. Будьте осторожны. Успехов вам. И помните, от нас всех зависит многое. В его словах звучала не только забота, но и осознание масштаба ответственности, лежащей на плечах отправляющейся группы.
Шаг за шагом, напряженная тишина сопровождала группу по длинным, освещенным тусклым лампами коридорам. Платон шел впереди, его фигура, скрытая капюшоном, словно растворялась в полумраке. По бокам, следуя на почтительном расстоянии, шли два бойца, их оружие, хоть и было приглушено, все же нагоняло тревогу. Металл стволов казался холодным и угрожающим, отражая напряженную атмосферу. Каждое эхо шагов отдавалось в тишине, усиливая чувство изоляции и опасности. Группа чувствовала себя словно в клетке, охраняемой и одновременно ограничиваемой. Напряжение нарастало с каждой минутой, пока, наконец, они не достигли пустующего, но хорошо оборудованного вагона. Его металлические стены обещали некоторую защиту, но чувство опасности никуда не исчезло. Двери закрылись, вагон плавно тронулся, оставляя позади коридоры и угрожающую тишину, погружая их в еще более тревожное молчание поездки.
Поездка оказалась долгой и напряженной. В вагоне царила гнетущая тишина, прерываемая лишь редким стуком колес и шелестом механизмов. Платон молчал, его присутствие ощущалось скорее как тяжелый груз ответственности, чем как поддержка. Бойцы, сидевшие по бокам, казались расслабленными, но их руки всегда оставались вблизи оружия — готовность к действию читалась в каждом их движении. В какой-то момент один из бойцов, молодой человек с усталым лицом, бросил короткий взгляд на группу и тихо пробормотал — Надеюсь, вы пройдете «Граф Поли». Его слова прозвучали как напоминание о серьезности ситуации, о высоких ставках и потенциально смертельной опасности. Один из членов группы, не выдержав напряжения, задал вопрос Платону, но тот ответил лишь коротким, почти безэмоциональным — До места. Дальнейшее молчание было ещё более тяжелым, пропитанным неопределенностью и ожиданием неизвестного. В воздухе висело чувство приближающейся опасности, и каждый звук, каждый скрип вагона казался угрожающим предзнаменованием. Наконец, вагон резко затормозил, прерывая тягостную тишину резким металлическим скрежетом. Прибыли.
Двери вагона с шипением открылись, впуская в вагон холодный, влажный воздух. Перед ними раскинулась огромная подземная станция, освещенная редкими, тусклыми светильниками, которые отбрасывали длинные, зловещие тени. Воздух был густым от запаха металла, пыли и чего-то ещё, неопределенного и неприятного. Платон, не оборачиваясь, направился по длинному коридору, бойцы системы внутренней безопастности прикрывали тыл группы. Звуки шагов эхом разносились по огромному подземному пространству. Тишина была нарушена лишь звуком шагов и негромким гулом, доносящимся из глубины станции, похожим на работающие механизмы. В воздухе витала напряженность, чувство неминуемой опасности давило на каждого члена группы. Они двигались вглубь станции, проходя мимо запертых дверей и странных механизмов, назначение которых было непонятно. В воздухе ощущался странный, металлический привкус, похожий на запах крови и озона. Чем дальше они продвигались, тем сильнее нарастала атмосфера тревоги. Вскоре они достигли большой, металлической двери, перед которой стоял охранник в броне. Охранник, не проронив ни слова, проверил документы Платона и указал путь дальше. Напряжение достигло своего апогея. Тест на подходе.
За дверью оказалась просторная комната, похожая на небольшой зал ожидания. В центре комнаты стоял одинокий терминал, излучающий холодный синий свет. На стенах висели несколько экранов, на которых отображались непонятные символы и графики. Воздух здесь был чище, чем в коридоре, но всё равно чувствовалась тяжесть атмосферы, пропитанной ожиданием. Платон, не останавливаясь, направился к терминалу. Бойцы системы внутренней безопасности заняли позиции у входа, контролируя ситуацию. Платон коснулся экрана, и на нём появилось сообщение: «Проверка личности».
Платон, лицо которого оставалось непроницаемым, объяснил процедуру — Заходить будете по одному. Пройдете тест «Граф Поли». Варяг и Ульян, опытные бойцы, прошли по очереди в промежутки десяти минут, но обратно не вернулись. Тишина, висевшая в воздухе, стала ещё более гнетущей.
Тревога сжала горло. Я был третьим. Варяг, первый, вошел с уверенностью, которая сейчас казалась наивной. Ульян, второй, был более осторожен, но и его уверенность не помогла. Что-то было не так. Что-то скрывала эта процедура, эта «игра».
Дверь открылась, и я вошел в небольшое помещение. Оно было странным — кабинет, целиком окруженный зеркалами, которые отражали бесконечный лабиринт света и теней. Перед каждым зеркалом стоял монитор, а рядом — кресло, оборудованное пучком проводов и различной коммутацией, напоминающей медицинское оборудование. В одном из кресел уже сидел человек.
Платон, как ни в чем не бывало, представил — Специалист по тесту «Граф Поли» — Харитон. Харитон был бесстрастен, его лицо не выражало никаких эмоций. Он лишь кивнул, не отрывая взгляда от монитора, на котором мерцали непонятные символы. Воздух в кабинете был тяжелым, пропитанным запахом медикаментов и металла. Я знал, что что-то не так, что этот тест был чем-то гораздо большим, чем просто проверка способностей. Он был чем-то… смертельно опасным.
Платон жестом указал сесть в кресло напротив Харитона. Холодный металл кресла неприятно коснулся кожи. Пока я садился, на мою голову надели что-то вроде шапки, сплетенной из тонких проводов. Они приятно покалывали кожу, но это ощущение быстро сменилось лёгким дискомфортом. Затем Платон, с поразительной ловкостью, надел на каждый мой палец кольцо, от которого также тянулись тонкие провода, исчезающие в общей паутине электроники.
— Ну как вам, комфортно? — бесстрастно поинтересовался Харитон, не отрывая взгляда от монитора.
— Терпимо, — ответил я, стараясь скрыть дрожь в голосе. Я чувствовал себя подопытным животным, подключенным к сложной машине. В воздухе висела напряженная тишина.
— Тогда преступим, — констатировал Харитон, и на мониторе вспыхнули символы, предвещая начало теста.
Вопросы Харитона последовали один за другим, словно удары молота. Они касались самых сокровенных уголков моей памяти, самых глубоких слоев моей жизни. И начались они с самого начала… с бункера.
— Когда я родился? Вопрос застал меня врасплох. Я никогда не задумывался о точной дате.
— Кто мои родители? Мне пришлось собрать осколки воспоминаний, фрагменты, которые я старался вспомнить.
— Как долго я провел в бункере? Эта цифра, казалось, пугала даже меня самого.
— Что я знаю о Земле? Скромные знания, почерпнутые из книг и рассказов, казались жалкими и ничтожными в сравнении с масштабом реальности.
— Что я знаю о военных коалициях? Информация была разрозненная, обрывочная, недостаточно проверенная.
— Что я знаю о месте, где нахожусь? Мои знания были ограничены тем, что удалось узнать за время пребывания здесь.
— Какие у меня цели и помыслы? Этот вопрос заставил меня задуматься. Мои цели были расплывчаты, смешаны с опасениями и надеждами, которые я тщательно скрывал.
Каждый ответ — это напряжение, это погружение в глубокие слои памяти, это борьба с собственной психикой. Я чувствовал, как провода на моей коже передают мои ответы системе, как Харитон анализирует полученные данные. Это не был обычный тест. Это был глубокий психоанализ, расследование души, проведенное с помощью технологий, которые были мне непонятны.
Вопросы Харитона становились всё более интимными, всё более проникающими в самые потаённые уголки моей психики. Они перестали быть простыми вопросами и превратились в тонкое зондирование моего сознания.
— Думали ли вы о смерти? — его голос звучал монотонно, но в нём чувствовалась сталь. Вопрос был пронзительным, заставлял переосмыслить всё прожитое, всё, что я считал своим. Я пытался сформулировать ответ, но слова застревали в горле. В бункере смерть была абстрактным понятием, отдалённой угрозой. Здесь же она стала осязаемой, реальной, невероятно близкой.
— Хотели бы вы стать правителем мира? — второй вопрос был шокирующим. Амбиции? Власть? Я никогда не задумывался об этом всерьёз. Мои мечты были гораздо скромнее, гораздо земнее. Но в тот момент, сидя в этом странном кресле, окруженный зеркалами и проводами, я вдруг понял, как привлекательна эта идея — власть над всем. В этом был вызов, искушение, подкреплённое неким отчаянием. Ответ был сложным, многогранным. Я пытался сформулировать его, выразить всю гамму своих чувств, но слова всё ещё не находились.
— Что вы знаете о ИИ? — заключительный вопрос был самым пугающим. ИИ… Искусственный интеллект. Я знал лишь то, что было доступно в бункере: обрывочные сведения, гипотезы, теории. Я понимал, что за этим вопросом стоит нечто большее, чем просто проверка моих знаний. Это проверка моего понимания сути происходящего, моего понимания того, на что я могу повлиять, и того, на что я не могу.
Провода на моей голове и пальцах словно пульсировали, передавая мои ответы. Я чувствовал, как мои мысли, мои самые глубокие страхи и желания, проходят через сложные алгоритмы, оцениваются, анализируются. Харитон всё так же бесстрастно наблюдал за мерцанием символов на мониторе, не выдавая ни единой эмоции. Тест не закончился, но я уже чувствовал, что он коснулся чего-то гораздо более глубокого, чем мои знания о бункере, о войне и о мире. Он коснулся моей души.
Последние вопросы Харитона были как удары кинжалом в сердце. Они не просто проверяли мои знания или способности, они проверяли мою мораль, мою сущность.
— Смогли бы вы предать? — вопрос пронзил меня насквозь. Предательство… В бункере это было абстрактным понятием. Здесь же, перед лицом неизвестности, перед лицом смерти, это стало осязаемым выбором. Я пытался найти ответ, но он ускользал, как призрак. Лояльность? Верность? Что важнее в этой ситуации? Выживание? Или принципы? Ответ был сложным, неоднозначным, полным сомнений.
— Что такое богатство, финансовое? — этот вопрос, казалось, был вне контекста. Но я понял, что за ним скрывается проверка моей системы ценностей. Что для меня важнее: материальные блага или что-то другое? Мой ответ был простым, но, надеюсь, искренним. Я понимал относительность богатства, и в тот момент мне оно казалось чем-то далеким, неважным.
И наконец, последний вопрос, который буквально парализовал меня — Вы уверены в том, что вы существуете? И что вы не иллюзия данного времени?
Этот вопрос заставил меня задуматься о природе реальности, о природе моего самого существования. Бункер, война, эта комната, Харитон — всё это могло быть тщательно продуманной симуляцией. Вопрос о моей реальности стал вопросом о реальности всего мира вокруг. Я искал ответ, но понимал, что его не существует. Я мог лишь ответить, основываясь на своем восприятии, на своих ощущениях, на своей вере. Ответ был не рациональным, а эмоциональным, основанным на инстинкте самосохранения и инстинкте самопознания. Провода, подключенные к моему телу, передавали мой ответ, мои сомнения, мой страх, мою неопределённость.
Тест закончился, но ощущение тревоги, глубокого, всепоглощающего беспокойства, оставалось. Внутреннее напряжение не спадало, словно провода, которые еще минуту назад были подключены к моему телу, продолжали передавать сигналы, пронизывая мою нервную систему.
Харитон кивнул Платону, его лицо оставалось непроницаемым, как и прежде. Платон, натягивая вялую, неестественную улыбку, произнес — Спасибо, Берислав, все хорошо. Его голос звучал странно, словно он повторял заученный текст.
— Пройдите в ту дверь, — сказал он, указывая на стену, полностью состоящую из зеркал. Сначала я ничего не увидел, кроме бесконечного отражения комнаты. Но, подойдя ближе, я заметил едва заметную стеклянную ручку, встроенную в одно из зеркал. Это была дверь, искусно замаскированная.
Сердце колотилось, когда я открыл её. За дверью находилось небольшое помещение, освещенное тусклым светом. И там, ожидая, сидели Варяг и Ульяна. Они выглядели усталыми, изможденными, но целыми. Их лица были бледными, глаза потухшими. Они ничего не сказали, только кивнули мне, словно подтверждая, что и они прошли через ад. Воздух в этом маленьком помещении был пропитан тишиной и… облегчением. Тест «Граф Поли» был пройден, но настоящее испытание, казалось, только начиналось.
После меня, в порядке очереди, прошли Варлам, Сатурн, Феликс и, наконец, Тамерлан. За ним же вышел и Платон. Воздух в коридоре сгустился, нависла некая напряженность.
— Всё хорошо, парни, но есть одно «но», — произнес Платон, его голос звучал ровно, но с тенью какой-то обречённости. — Для встречи с высшим руководством смогут пройти только двое. Вы должны сами решить, кто.
Все в комнате разом выдохнули. Громогласно, почти с диким рвением, все назвали имя Варяга. Варяг, невозмутимый, как всегда, обвёл нас взглядом. Его взгляд остановился на мне, и на Тамерлане.
— Я предлагаю, чтобы со мной пошел Тамерлан, — заявил Варяг. Его голос был спокоен, но в нём слышалось какое-то отчаяние.
Тамерлан, молча, смотрел в пол. Казалось, что он думает о чём-то своём. А потом, всё так же тихо, сказал — Пусть лучше идёт Берислав. У него есть вопросы, которые нужно задать.
Это решение, неожиданное и, по-своему, глубокое, висело в воздухе, наэлектризованное. Всем стало ясно, решение было продиктовано чем-то гораздо более важным, чем просто выбор.
— Ну что, парни, — Платон окинул нас оценивающим взглядом, — Вашу группу мы оставим тут, в полном порядке. А нам осталось совсем немного, и мы будем на Авроре. Его слова висели в воздухе, пропитанном ожиданием и напряжением.
Мы переглянулись. Группа? Полноценный порядок? Это звучало как приговор, как признание поражения. Но, одновременно, это было и облегчением.
Варяг, как всегда, молчаливый, но решительный, коротко кивнул. Он словно проглотил все сомнения и принял решение. Меня, однако, терзали вопросы. Что нас ждёт на Авроре? Что значит «совсем немного»? Это было не просто путешествие. Это было что-то большее, что-то, к чему нас готовили всю нашу жизнь, а возможно, и не только нашу.
Мы последовали за Платоном. Коридор, казавшийся бесконечным, вдруг сузился, а затем расширился, развернулся в неожиданные лабиринты.
Костя, кивнув в сторону загадочного незнакомца, представил его — Разрешите представить вам Платона. Специальный агент, системы внутренней безопасности нашей сети. Он будет сопровождать вас до подстанции «Третий Мир». Платон — лучший из лучших, и его опыт будет вам необходим. Платон, слегка кивнул в знак приветствия, его лицо оставалось скрытым в тени капюшона, добавляя ему ещё большей таинственности. Костя повернулся к Сатурну и остальным, его голос стал мягче — Мне пора. Парни… рад был вас видеть. Будьте осторожны. Успехов вам. И помните, от нас всех зависит многое. В его словах звучала не только забота, но и осознание масштаба ответственности, лежащей на плечах отправляющейся группы.
Шаг за шагом, напряженная тишина сопровождала группу по длинным, освещенным тусклым лампами коридорам. Платон шел впереди, его фигура, скрытая капюшоном, словно растворялась в полумраке. По бокам, следуя на почтительном расстоянии, шли два бойца, их оружие, хоть и было приглушено, все же нагоняло тревогу. Металл стволов казался холодным и угрожающим, отражая напряженную атмосферу. Каждое эхо шагов отдавалось в тишине, усиливая чувство изоляции и опасности. Группа чувствовала себя словно в клетке, охраняемой и одновременно ограничиваемой. Напряжение нарастало с каждой минутой, пока, наконец, они не достигли пустующего, но хорошо оборудованного вагона. Его металлические стены обещали некоторую защиту, но чувство опасности никуда не исчезло. Двери закрылись, вагон плавно тронулся, оставляя позади коридоры и угрожающую тишину, погружая их в еще более тревожное молчание поездки.
Поездка оказалась долгой и напряженной. В вагоне царила гнетущая тишина, прерываемая лишь редким стуком колес и шелестом механизмов. Платон молчал, его присутствие ощущалось скорее как тяжелый груз ответственности, чем как поддержка. Бойцы, сидевшие по бокам, казались расслабленными, но их руки всегда оставались вблизи оружия — готовность к действию читалась в каждом их движении. В какой-то момент один из бойцов, молодой человек с усталым лицом, бросил короткий взгляд на группу и тихо пробормотал — Надеюсь, вы пройдете «Граф Поли». Его слова прозвучали как напоминание о серьезности ситуации, о высоких ставках и потенциально смертельной опасности. Один из членов группы, не выдержав напряжения, задал вопрос Платону, но тот ответил лишь коротким, почти безэмоциональным — До места. Дальнейшее молчание было ещё более тяжелым, пропитанным неопределенностью и ожиданием неизвестного. В воздухе висело чувство приближающейся опасности, и каждый звук, каждый скрип вагона казался угрожающим предзнаменованием. Наконец, вагон резко затормозил, прерывая тягостную тишину резким металлическим скрежетом. Прибыли.
Двери вагона с шипением открылись, впуская в вагон холодный, влажный воздух. Перед ними раскинулась огромная подземная станция, освещенная редкими, тусклыми светильниками, которые отбрасывали длинные, зловещие тени. Воздух был густым от запаха металла, пыли и чего-то ещё, неопределенного и неприятного. Платон, не оборачиваясь, направился по длинному коридору, бойцы системы внутренней безопастности прикрывали тыл группы. Звуки шагов эхом разносились по огромному подземному пространству. Тишина была нарушена лишь звуком шагов и негромким гулом, доносящимся из глубины станции, похожим на работающие механизмы. В воздухе витала напряженность, чувство неминуемой опасности давило на каждого члена группы. Они двигались вглубь станции, проходя мимо запертых дверей и странных механизмов, назначение которых было непонятно. В воздухе ощущался странный, металлический привкус, похожий на запах крови и озона. Чем дальше они продвигались, тем сильнее нарастала атмосфера тревоги. Вскоре они достигли большой, металлической двери, перед которой стоял охранник в броне. Охранник, не проронив ни слова, проверил документы Платона и указал путь дальше. Напряжение достигло своего апогея. Тест на подходе.
За дверью оказалась просторная комната, похожая на небольшой зал ожидания. В центре комнаты стоял одинокий терминал, излучающий холодный синий свет. На стенах висели несколько экранов, на которых отображались непонятные символы и графики. Воздух здесь был чище, чем в коридоре, но всё равно чувствовалась тяжесть атмосферы, пропитанной ожиданием. Платон, не останавливаясь, направился к терминалу. Бойцы системы внутренней безопасности заняли позиции у входа, контролируя ситуацию. Платон коснулся экрана, и на нём появилось сообщение: «Проверка личности».
Платон, лицо которого оставалось непроницаемым, объяснил процедуру — Заходить будете по одному. Пройдете тест «Граф Поли». Варяг и Ульян, опытные бойцы, прошли по очереди в промежутки десяти минут, но обратно не вернулись. Тишина, висевшая в воздухе, стала ещё более гнетущей.
Тревога сжала горло. Я был третьим. Варяг, первый, вошел с уверенностью, которая сейчас казалась наивной. Ульян, второй, был более осторожен, но и его уверенность не помогла. Что-то было не так. Что-то скрывала эта процедура, эта «игра».
Дверь открылась, и я вошел в небольшое помещение. Оно было странным — кабинет, целиком окруженный зеркалами, которые отражали бесконечный лабиринт света и теней. Перед каждым зеркалом стоял монитор, а рядом — кресло, оборудованное пучком проводов и различной коммутацией, напоминающей медицинское оборудование. В одном из кресел уже сидел человек.
Платон, как ни в чем не бывало, представил — Специалист по тесту «Граф Поли» — Харитон. Харитон был бесстрастен, его лицо не выражало никаких эмоций. Он лишь кивнул, не отрывая взгляда от монитора, на котором мерцали непонятные символы. Воздух в кабинете был тяжелым, пропитанным запахом медикаментов и металла. Я знал, что что-то не так, что этот тест был чем-то гораздо большим, чем просто проверка способностей. Он был чем-то… смертельно опасным.
Платон жестом указал сесть в кресло напротив Харитона. Холодный металл кресла неприятно коснулся кожи. Пока я садился, на мою голову надели что-то вроде шапки, сплетенной из тонких проводов. Они приятно покалывали кожу, но это ощущение быстро сменилось лёгким дискомфортом. Затем Платон, с поразительной ловкостью, надел на каждый мой палец кольцо, от которого также тянулись тонкие провода, исчезающие в общей паутине электроники.
— Ну как вам, комфортно? — бесстрастно поинтересовался Харитон, не отрывая взгляда от монитора.
— Терпимо, — ответил я, стараясь скрыть дрожь в голосе. Я чувствовал себя подопытным животным, подключенным к сложной машине. В воздухе висела напряженная тишина.
— Тогда преступим, — констатировал Харитон, и на мониторе вспыхнули символы, предвещая начало теста.
Вопросы Харитона последовали один за другим, словно удары молота. Они касались самых сокровенных уголков моей памяти, самых глубоких слоев моей жизни. И начались они с самого начала… с бункера.
— Когда я родился? Вопрос застал меня врасплох. Я никогда не задумывался о точной дате.
— Кто мои родители? Мне пришлось собрать осколки воспоминаний, фрагменты, которые я старался вспомнить.
— Как долго я провел в бункере? Эта цифра, казалось, пугала даже меня самого.
— Что я знаю о Земле? Скромные знания, почерпнутые из книг и рассказов, казались жалкими и ничтожными в сравнении с масштабом реальности.
— Что я знаю о военных коалициях? Информация была разрозненная, обрывочная, недостаточно проверенная.
— Что я знаю о месте, где нахожусь? Мои знания были ограничены тем, что удалось узнать за время пребывания здесь.
— Какие у меня цели и помыслы? Этот вопрос заставил меня задуматься. Мои цели были расплывчаты, смешаны с опасениями и надеждами, которые я тщательно скрывал.
Каждый ответ — это напряжение, это погружение в глубокие слои памяти, это борьба с собственной психикой. Я чувствовал, как провода на моей коже передают мои ответы системе, как Харитон анализирует полученные данные. Это не был обычный тест. Это был глубокий психоанализ, расследование души, проведенное с помощью технологий, которые были мне непонятны.
Вопросы Харитона становились всё более интимными, всё более проникающими в самые потаённые уголки моей психики. Они перестали быть простыми вопросами и превратились в тонкое зондирование моего сознания.
— Думали ли вы о смерти? — его голос звучал монотонно, но в нём чувствовалась сталь. Вопрос был пронзительным, заставлял переосмыслить всё прожитое, всё, что я считал своим. Я пытался сформулировать ответ, но слова застревали в горле. В бункере смерть была абстрактным понятием, отдалённой угрозой. Здесь же она стала осязаемой, реальной, невероятно близкой.
— Хотели бы вы стать правителем мира? — второй вопрос был шокирующим. Амбиции? Власть? Я никогда не задумывался об этом всерьёз. Мои мечты были гораздо скромнее, гораздо земнее. Но в тот момент, сидя в этом странном кресле, окруженный зеркалами и проводами, я вдруг понял, как привлекательна эта идея — власть над всем. В этом был вызов, искушение, подкреплённое неким отчаянием. Ответ был сложным, многогранным. Я пытался сформулировать его, выразить всю гамму своих чувств, но слова всё ещё не находились.
— Что вы знаете о ИИ? — заключительный вопрос был самым пугающим. ИИ… Искусственный интеллект. Я знал лишь то, что было доступно в бункере: обрывочные сведения, гипотезы, теории. Я понимал, что за этим вопросом стоит нечто большее, чем просто проверка моих знаний. Это проверка моего понимания сути происходящего, моего понимания того, на что я могу повлиять, и того, на что я не могу.
Провода на моей голове и пальцах словно пульсировали, передавая мои ответы. Я чувствовал, как мои мысли, мои самые глубокие страхи и желания, проходят через сложные алгоритмы, оцениваются, анализируются. Харитон всё так же бесстрастно наблюдал за мерцанием символов на мониторе, не выдавая ни единой эмоции. Тест не закончился, но я уже чувствовал, что он коснулся чего-то гораздо более глубокого, чем мои знания о бункере, о войне и о мире. Он коснулся моей души.
Последние вопросы Харитона были как удары кинжалом в сердце. Они не просто проверяли мои знания или способности, они проверяли мою мораль, мою сущность.
— Смогли бы вы предать? — вопрос пронзил меня насквозь. Предательство… В бункере это было абстрактным понятием. Здесь же, перед лицом неизвестности, перед лицом смерти, это стало осязаемым выбором. Я пытался найти ответ, но он ускользал, как призрак. Лояльность? Верность? Что важнее в этой ситуации? Выживание? Или принципы? Ответ был сложным, неоднозначным, полным сомнений.
— Что такое богатство, финансовое? — этот вопрос, казалось, был вне контекста. Но я понял, что за ним скрывается проверка моей системы ценностей. Что для меня важнее: материальные блага или что-то другое? Мой ответ был простым, но, надеюсь, искренним. Я понимал относительность богатства, и в тот момент мне оно казалось чем-то далеким, неважным.
И наконец, последний вопрос, который буквально парализовал меня — Вы уверены в том, что вы существуете? И что вы не иллюзия данного времени?
Этот вопрос заставил меня задуматься о природе реальности, о природе моего самого существования. Бункер, война, эта комната, Харитон — всё это могло быть тщательно продуманной симуляцией. Вопрос о моей реальности стал вопросом о реальности всего мира вокруг. Я искал ответ, но понимал, что его не существует. Я мог лишь ответить, основываясь на своем восприятии, на своих ощущениях, на своей вере. Ответ был не рациональным, а эмоциональным, основанным на инстинкте самосохранения и инстинкте самопознания. Провода, подключенные к моему телу, передавали мой ответ, мои сомнения, мой страх, мою неопределённость.
Тест закончился, но ощущение тревоги, глубокого, всепоглощающего беспокойства, оставалось. Внутреннее напряжение не спадало, словно провода, которые еще минуту назад были подключены к моему телу, продолжали передавать сигналы, пронизывая мою нервную систему.
Харитон кивнул Платону, его лицо оставалось непроницаемым, как и прежде. Платон, натягивая вялую, неестественную улыбку, произнес — Спасибо, Берислав, все хорошо. Его голос звучал странно, словно он повторял заученный текст.
— Пройдите в ту дверь, — сказал он, указывая на стену, полностью состоящую из зеркал. Сначала я ничего не увидел, кроме бесконечного отражения комнаты. Но, подойдя ближе, я заметил едва заметную стеклянную ручку, встроенную в одно из зеркал. Это была дверь, искусно замаскированная.
Сердце колотилось, когда я открыл её. За дверью находилось небольшое помещение, освещенное тусклым светом. И там, ожидая, сидели Варяг и Ульяна. Они выглядели усталыми, изможденными, но целыми. Их лица были бледными, глаза потухшими. Они ничего не сказали, только кивнули мне, словно подтверждая, что и они прошли через ад. Воздух в этом маленьком помещении был пропитан тишиной и… облегчением. Тест «Граф Поли» был пройден, но настоящее испытание, казалось, только начиналось.
После меня, в порядке очереди, прошли Варлам, Сатурн, Феликс и, наконец, Тамерлан. За ним же вышел и Платон. Воздух в коридоре сгустился, нависла некая напряженность.
— Всё хорошо, парни, но есть одно «но», — произнес Платон, его голос звучал ровно, но с тенью какой-то обречённости. — Для встречи с высшим руководством смогут пройти только двое. Вы должны сами решить, кто.
Все в комнате разом выдохнули. Громогласно, почти с диким рвением, все назвали имя Варяга. Варяг, невозмутимый, как всегда, обвёл нас взглядом. Его взгляд остановился на мне, и на Тамерлане.
— Я предлагаю, чтобы со мной пошел Тамерлан, — заявил Варяг. Его голос был спокоен, но в нём слышалось какое-то отчаяние.
Тамерлан, молча, смотрел в пол. Казалось, что он думает о чём-то своём. А потом, всё так же тихо, сказал — Пусть лучше идёт Берислав. У него есть вопросы, которые нужно задать.
Это решение, неожиданное и, по-своему, глубокое, висело в воздухе, наэлектризованное. Всем стало ясно, решение было продиктовано чем-то гораздо более важным, чем просто выбор.
— Ну что, парни, — Платон окинул нас оценивающим взглядом, — Вашу группу мы оставим тут, в полном порядке. А нам осталось совсем немного, и мы будем на Авроре. Его слова висели в воздухе, пропитанном ожиданием и напряжением.
Мы переглянулись. Группа? Полноценный порядок? Это звучало как приговор, как признание поражения. Но, одновременно, это было и облегчением.
Варяг, как всегда, молчаливый, но решительный, коротко кивнул. Он словно проглотил все сомнения и принял решение. Меня, однако, терзали вопросы. Что нас ждёт на Авроре? Что значит «совсем немного»? Это было не просто путешествие. Это было что-то большее, что-то, к чему нас готовили всю нашу жизнь, а возможно, и не только нашу.
Мы последовали за Платоном. Коридор, казавшийся бесконечным, вдруг сузился, а затем расширился, развернулся в неожиданные лабиринты.
