Неукротимая гречанка: жертва ради любви.

06.05.2023, 17:36 Автор: Лена Верещагина

Закрыть настройки

Показано 56 из 59 страниц

1 2 ... 54 55 56 57 58 59


--Если ты сейчас задушишь меня, Нурбану, тебя казнят по обвинению в убийстве свободного человека, каковым я являюсь, но и законной жены Султана! Да! Я всё вспомнила!—что прозвучало для Баш Хасеки, подобно, очень болезненной ответной отрезвляющей пощёчине, благодаря чему, она мгновенно ослабила хватку и, яростно прокричав:
       --Пошла вон отсюда!—отрешённо проследила за тем, как Мейлишах Султан ушла прочь из её великолепных покоев, что позволило Нурбану Султан с измождённым стоном, опять сесть на софу, мысленно признаваясь себе в том, что оказалась полностью беспомощной из-за правдивых слов проклятущей соперницы, которую даже убить не может.
       
        Её одиночество продлилось не долго лишь из-за того, что, словно почувствовав то, что дражайшая сестра нуждается в её незамедлительном утешении, Мелексима-хатун вместе с Джанфеде-калфой пришли к Баш Хасеки Нурбану Султан в покои в тот самый момент, когда та лихорадочно металась по своим покоям взад-вперёд, подобно, растревоженной кем-то, яростной львице, что собственно так и было на самом деле.
       --Надо было эту гадину Мейлишах добить ещё в тот день, когда её поместили в лазарет сразу после падения с балкона! Вот и сыграла со мной в злую шутку моя жалость!—возмущалась Баш Хасеки Нурбану Султан, словно не замечая того, что она уже находится в своих покоях не одна, от чего у её верной калфы с сестрой уже голова пошла кругом, благодаря чему они обе, ничего не понимая, переглянулись между собой и, привлекая к себе внимание Нурбану Султан, потрясённо спросили:
       --Нурбану, ты можешь нам сказать, что случилось то? Чем таким тебя взбесила эта кефалонка?—что заставило разъярённую Баш Хасеки, мгновенно остановиться и, воинственно смотря на верных рабынь, возмущённо выпалила:
       --Что случилось?! Предательница оказалась у нас под самым носом, а никто из нас даже подумать не мог, что ею окажется эта проклятая притворщица Мейлишах, которая давно уже вспомнила всё, но дурила нас, прикидываясь беспамятной!—чем потрясла их до глубины души, заставив понимающе тяжело вздохнуть, а Мелексиму-хатун предостерегающе произнести:
       --А ведь я тебя предупреждала о том, что надо было ещё на прошлой неделе убить эту Мейлишах и не возвращать её сюда в гарем, прекрасно зная о том, что Повелитель не успокоится до тех пор, пока ни вернёт её себе.—за что удосужилась убийственного яростного взгляда от старшей сестры, которая измождено вздохнула и с отрешённым восклицанием:
       --И, что же нам теперь делать?! Как бороться с Селимом и его главной Хасеки?!—резко села на софу и, закрыв, покрасневшее от, переполнявшей всю её, ярости, лицо изящными руками, погрузилась в глубокую мрачную задумчивость, в связи с чем Джанфеде-калфа вместе с Мелексимой-хатун, вновь между собой понимающе переглянулись и, тяжело вздыхая в ответ:
       --Госпожа, вы же прекрасно понимаете то, что, рано, или поздно, это должно было случиться. Теперь уже ничего не изменишь. Смиритесь.
        Только Баш Хасеки была совсем не из тех, кто так просто прощает, нанесённую ей, обиду. Она желала незамедлительного свершения справедливой мести обидчице, но не знала того, как, окончательно уничтожить её, хотя, конечно можно было вероломно заразить её чумой. Только как это сделать? Вот, если бы Мейлишах упала бы с лошади во время верховой прогулки и поранила бы ногу, тогда можно было бы перебинтовать рану заражённой чумой тряпкой, а так…
       
        А между тем в своих роскошных покоях, куда её только что переселили, не находила себе места от, переполнявших её всю, бурных чувств с эмоциями юная главная Хасеки Мейлишах Султан, прекрасно понимающая, что теперь она разбудила в Нурбану Султан самую, что ни на есть яростную фурию, с которой ей, отныне предстоит продолжать отчаянно бороться, благодаря чему металась по просторной гостиной взад-вперёд, как потревоженная львица, наблюдавшие за чем, Нигяр-калфа с Махнур-калфой и, вернувшиеся из старого дворца Дилвин с Нурмелек-хатун уже начали уставать от хаотичных метаний Султанши, невольно приведя это к тому, что ункяр-калфа Нигяр предприняла отчаянную попытку, хоть немного, но успокоить госпожу вразумительными словами:
       --Успокойся, Мейлишах, ведь ты итак сделала всё то, что от тебя зависело для того, чтобы отстоять своё с Повелителем семейное счастье! Не надо себя накручивать. У тебя не было никакого другого выхода, кроме, как, наконец, открыться перед Нурбану. Она, просто довела тебя до отчаяния своими коварными интригами.—к чему, постепенно юная главная Хасеки прислушалась и, перестав метаться по комнате, наконец, остановилась и, измождено вздыхая, собралась с мыслями, хотя это и далось ей, крайне не просто, и решительно произнесла:
       --Тебе незачем покидать гарем, как того желает Нурбану, Нигяр, ибо я отменяю твою свадьбу с человеком, которого ты даже ни разу не видела. Повелитель одобрил это моё решение, поэтому, ты остаёшься на своём посту ункяр-калфы.—благодаря чему, между ними всеми воцарилось долгое, очень мрачное молчание, во время которого от пристального внимания Мейлишах Султан ни укрылось то, как её верная мудрая наставница мгновенно воспряла духом и, повеселев, почтительно кивнула темноволосой головой, выдохнув с огромным облегчением:
       --Благодарю Вас за избавление от, нежеланного мною, никяха, Султанша! Вы с Повелителем оказались очень великодушны и добросердечны.—за что получила от юной главной Хасеки взаимную добродушную улыбку, с которой любезно заключила:
       --Не стоит благодарностей, Нигяр, ведь я всего лишь отменила, крайне несправедливое и очень жестокое решение тиранши, решившей таким беспощадным образом избавиться от всех преданным мне с Повелителем людей, чего мы с ним никак не можем допустить!—и, не говоря больше ни единого слова, с новым измождённым вздохом плавно села на парчовую тахту, расположенную возле тройного окна, что послужило сигналом для Махнур-калфы, которая подошла к, неподалёку стоявшей, тумбочке и, взяв в руку, стоявший там на медном подносе, кувшин с травяным успокоительным шербетом и, налив его в стеклянный стакан, вернулась к юной Султанше и подала его ей, за что удосужилась от госпожи благодарственного кивка золотоволосой головы, после чего, погружённая в глубокую мрачную задумчивость, Мейлишах Султан грациозно поднесла к чувственным губам стеклянный стакан с шербетом и, сделав из него пару небольших глоткой, поставила стакан обратно на поднос, который держала в руках Махнур-калфа, чуть слышно выдохнула.—Оставьте меня одну, пожалуйста!
        Верные слуги прекрасно поняли юную Султаншу и, почтительно откланявшись, постепенно разошлись, оставляя её в гордом одиночестве, за что она была им искренне благодарна.
       
        Только одиночество очаровательной юной главной Хасеки, вскоре оказалось нарушено тем, что, в эту самую минуту, стоявшие, замерев в почтительном поклоне, по ту сторону её великолепных светлых покоев, Дилвин с Нурмелек-хатун крайне бесшумно открыли тяжёлые дубовые створки широкой двери, пропуская во внутрь молодого Повелителя.
        Он уверенно прошёл в покои к дражайшей возлюбленной, сияя очень нежной чарующей улыбкой, с которой, чуть слышно умилённо выдохнул:
       --Мейлишах! Любимая моя!—чем мгновенно вывел юную Султаншу из её глубокой мрачной задумчивости, заставив немедленно подняться с тахты и, почтительно поклонившись, измождено вздохнуть:
       --Повелитель!—благодаря чему, он мгновенно распростёр перед ней заботливые объятия, в которые она незамедлительно вплыла, подобно молодой лебедице, что позволило Султану Селиму, крайне бережно сомкнуть объятия на стройном, как кипарис, стане дражайшей возлюбленной, которая, на мгновение, инстинктивно закрыла голубые, как небо в ясную безоблачную погоду, глаза и, простояв так какое-то время, вновь открыла и, собравшись с мыслями, измождено вздохнула и, ничего не скрывая от любимого мужа, поделилась с ним душевным откровением.—Я всё вспомнила, Селим, вернее мне пришлось это сделать, иначе Баш Хасеки Нурбану Султан отправила бы меня в гарем к Шехзаде Баязиду наложницей-шпионкой, чего я ни в коем случае не могу, да и не желаю допустить, так как принадлежу лишь тебе одному!
        Внимательно выслушав дражайшую возлюбленную, Султан Селим хорошо ощутил то, как его всего постепенно беспощадно накрывает яростной волной праведного гнева, который он решил обрушить на свою Баш Хасеки, а заодно указать ей на законное положенное место одной из его рабынь, пусть и благодаря своевременному рождению на свет Престолонаследника, что и изрядно вскружило венецианке голову.
       --Ты всё правильно сделала, Мейлишах!—понимающе тяжело вздыхая и ласково гладя возлюбленную по румяным бархатистым щекам, чем вызвал в ней новый печальный вздох, с которым она чуть слышно поинтересовалась:
       --Ну и, что же ты намерен, относительно неё предпринять?—что вызвало в молодом человеке взаимный тяжёлый вздох:
       --Это уже не важно, любовь моя!—и, не говоря больше ни единого слова, он уверенно дотянулся до её чувственных губ и воссоединился с ней в долгом, очень пламенном поцелуе, чем и положил логичный конец их, весьма душевной беседе.
       --Как вам будет угодно, Повелитель!—вздохнув с огромным облегчением, заключила Мейлишах Султан в перерыве между их пламенными поцелуями.
       
        Но, а морозным зимним утром, когда яркие солнечные лучи дерзко проникли во все укромные уголки роскошного султанского дворца Топкапы, озаряя всё вокруг ослепительным золотисто-медным блеском, пробудив от крепкого ночного сна всех его обитателей, заставляя их, привести себя в благопристойный вид и незамедлительно приступить к повседневным обязанностям, юная венценосная возлюбленная пара Султан Селим с Мейлишах Султан расстались сразу после совместного завтрака лишь из-за того, что юному Падишаху необходимо было пойти на пятничное приветствие в главную мечеть Стамбула, где ему вместе с верными визирями, братом и высокопоставленными сановниками с начальниками различных воинских подразделений предстояло с неистовым жаром помолиться о том, чтобы как можно скорее завершилась страшная эпидемия и, вновь начался привычные покой вместе с благополучием.
        Только его дражайшей главной Хасеки Мейлишах Султан не долго суждено было находиться в гордом одиночестве и, вальяжно восседая на парчовой тахте, заботливо качать колыбельку, где мирно спал её горячо любимая дочурка Михрибишах Султан, что совсем нельзя было сказать о маленьком Шехзаде Мураде, находящимся в руках Дилвин-хатун, тоже сидящей на тахте рядом со своей мудрой и добросердечной госпожой, до сих пор не в силах поверить в то, что та, наконец-то, всё вспомнила и, даже бросив воинственный вызов Баш Хасеки Нурбану Султан, вернула из старого дворца всех своих рабынь и беременную фаворитку Повелителя, несправедливо высланных и заточенных там по жестокому распоряжению коварной старшей венецианки, почувствовавшей себя полноправной хозяйкой гарема юного Падишаха, за что юные девушки были искренне благодарны Мейлишах Султан, о чём сейчас и вела с ней душевную беседу Дилвин-хатун, за чем юный девушек и застала, мягко войдя к ним в роскошные покои, ункяр-калфа Нигяр, хорошенькое лицо которой сияло восторженной улыбкой, с которой она остановилась напротив девиц и, почтительно поклонившись, облачённой в шикарное шифоновое тёмное бирюзовое платье с глубоким сборённым лифом и рукавами свободного покроя, что дополнял парчовый безрукавный кафтан на пару тоном темнее самого наряда золотоволосой главной Хасеки, доброжелательно произнесла:
       --Я желаю вам самого доброго утра, Султанша!—чем мгновенно привлекла к себе внимание Мейлишах Султан, заставив её, незамедлительно прервать их с Дилвин-хатун душевный разговор и любезно спросить, обращаясь непосредственно к мудрой ункяр-калфе:
       --Что там слышно в гареме, Нигяр-калфа? Как отнеслась к возвращению из старого дворца Селимие-хатун наша «достопочтенная» Баш Хасеки? Сильно ли она разозлилась?—что вызвало у, сидящей всё это время молча, Дилвин-хатун понимающую ироничную усмешку, с которой обе юные девушки обменялись понимающим взглядом, пока ни услышали равнодушные, но очень справедливые слова ункяр-калфы, полностью разделяющей их презрение к Баш Хасеки Нурбану Султан:
       --Она ещё, пока ничего об этом не знает, Султанша! Только не сомневайтесь, скоро она придёт в такую ярость, что все мы, непременно услышим её грозный гневный крик, который, подобно грому разнесётся по всему гарему.—невольно приведя это к тому, что они втроём звонко рассмеялись и смолкли лишь тогда, когда юная Мейлишах Султан, ни поднявшись с тахты, решительно направилась к выходу из своих покоев с предостерегающими словами:
       --Пойду, проведаю Селимие-хатун, а заодно предупрежу её о том, как ей следует вести себя с венецианками для того, чтобы выжить здесь в гареме, а то она слишком простодушная и добренькая.—что позволило ункяр-калфе с Дилвин-хатун с добродушным смехом внимательно проследить за тем, как их справедливая госпожа, легонько постучав в дверь и терпеливо дождавшись момента, когда старжницы откроют её ей, с царственной уверенностью вышла в мраморный дворцовый коридор и отправилась в просторные светлые покои Селимие-хатун.
       
        Селимие-хатун находилась в своих отдельных, выполненных в нежных кремовых и голубых тонах с многочисленной золотой лепниной и с, расстеленными на мозаичном полу, пёстрыми персидскими коврами, не говоря уже о том, что окружающую вокруг текстуру из парчи, бархата, газа и шёлка, покоях, и облачённая в простенькое шёлковое светлое платье, сидела на парчовой тахте, расположенной возле окна, и вела душевный, едва уловимый слухом, разговор с Шаххубан Султан, царственно восседающей рядом с подопечной и не обращающей никакого внимания на, суетящихся здесь же, рабынь, занимающихся раскладыванием вещей по шкафам своей новоиспечённой госпожи, которая до сих пор чувствовала себя, крайне неуютно и даже скованно, о чём откровенно делилась с мудрой госпожой.
       --Вот и тебе, наконец-то, улыбнулось счастье, Селимие-хатун! Ты стала госпожой с собственными рабынями. Кто бы мог подумать, что это свершится.—доброжелательно улыбаясь очаровательной юной подопечной, душевно произнесла Шаххубан Султан, чем вызвала в девушке взаимный тяжёлый вздох со словами огромного сомнения:
       --Вот только надолго ли всё это возвышение, Султанша?! Вдруг, Баш Хасеки Нурбану Султан, прознав обо всём, вновь сошлёт меня в старый дворец, либо спровоцирует мне выкидыш! От неё с сестрицей можно ожидать любой подлости!—что было хорошо понятно её собеседницей, иначе бы Шаххубан Султан ни, вновь улыбнувшись, приветливо мудро ни рассудила:
       --А ты не думай о плохом, Селимие. Доверься Повелителю. Он справедливый. Вот увидишь, в старый дворец поедешь сегодня, вовсе не ты, а Баш Хасеки Нурбану Султан с сестрицей.—во что юная Селимие-хатун верила с большим трудом, благодаря чему, вновь погрузилась в глубокую мрачную задумчивость, чем и воспользовалась главная Хасеки Мейлишах Султан, предварительно терпеливо дождавшись момента, когда молчаливые стражники бесшумно открыли перед ней дубовые створки широкой двери, пропуская Султаншу вовнутрь, что та с царственной грацией и уверенностью сделала, пройдя вовнутрь и встав перед Шаххубан Султан с Селимие-хатун, с доброжелательной улыбкой произнесла, поддерживая мудрую Султаншу:
       

Показано 56 из 59 страниц

1 2 ... 54 55 56 57 58 59