Затем сел сам и с Высочайшего молчаливого позволения, приятным, но немного тихим спокойным голосом, прочёл затрапезную молитву. Она послужила позволением к тому, чтобы все, удобно сидящие за столом, люди смогли приступить к завтраку. Он проходил в длительном молчании, разбавляемом периодическим душевным разговором Государя с его новоиспечённым адмиралом, во время которого тот осторожно, словно опасаясь за то, что их могут заметить и осудить за запретную любовь, обменивался кратковременными, полными глубокой нежности, взглядами с юной великой княжной Ольгой Фёдоровной.
Только всё тайное когда-то становится явным. Так и, легко читаемые в глазах любовников, пылкие чувства ни укрылись от, сидящих рядом с ними, Их Императорских Высочеств. Они даже смущённо начали между собой переглядываться и по-доброму шептаться, из-за чего Николай почувствовал себя обделённым и, незамедлительно вернул к себе внимание командира прекрасного лайнера, предоставляя детей троюродной племяннице:
--После недавних событий, я уже серьёзно начинаю винить себя в чрезмерной беспечности и жалеть о том, что не взял «Титанику» в сопровождение два броненосца либо эсминца. Так у нас, хотя бы была подстраховка, в случае непредвиденных обстоятельств. Ведь, как вы знаете, океан непредсказуем и очень коварен, а присутствие неподалёку двух русских военных кораблей, позволило бы нам чувствовать себя увереннее и защищёнными.—с мрачной задумчивостью проговорил Император, от внимательного взгляда которого ни укрылось то, как юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, вмиг перестала весело о чём-то беседовать с его детьми. Теперь на их прекрасных лицах появились невыносимая тревога, и лёгкое беспокойство, с которыми они принялись смотреть на государя, не смея, сказать ни единого слова. Даже почтенный капитан мгновенно вышел из своей романтической задумчивости, и, одарив девиц, подбадривающим взглядом с доброй улыбкой, успокоил их всех:
--Конечно, два боевых корабля для «Титаника» стали бы самой прочной защитой и подстраховкой. Только предвидеть всё наперёд возможно одним лишь прорицателям, но можете быть спокойны, пока я являюсь капитаном нашего с вами прекрасного корабля, я выжму из себя всю предусмотрительность и осторожность. Вы и так снабдили его хорошей охраной, взяв с собой на борт морских офицеров.
Он старался говорить спокойно и уверенно. Только тревога всё равно не покинула нежную душу его очаровательной юной возлюбленной, хотя она и из последних сил старалась сохранить остатки самообладания, ради дорогих кузин и маленького престолонаследника, который тоже заметно встревожился, и, испуганно посмотрев на взрослых, спросил:
--Неужели что-то может угрожать нашему прекрасному «Титанику»?
Его не по-детски серьёзный вопрос привёл Великую княжну Ольгу Фёдоровну в чувства. Она мгновенно опомнилась, и, доброжелательно ему улыбнувшись, заверила, как ей казалось, спокойным тоном:
--Нет, Ваше Императорское Высочество, пока за штурвалом стоит такой опытный и очень осторожный офицер как наш адмирал, да ещё и поддерживаемый высокопоставленными боевыми Российскими офицерами, нам всем не грозит никакая опасность.
Девушка даже пристально посмотрела на милого Эдварда, желая, заручиться его поддержкой. Он понял, и, подтверждая слова юной Великой княжны, одобрительно кивнул и легонько сжал под столом её изящную руку, ставшую от душевного переживания хозяйки, почти ледяной, своей мужественной рукой, намереваясь, передать ей своё тепло и уверенность.
Юная девушка слегка вздрогнула от неожиданности его заботливого прикосновения к её руке, но прочтя в добрых льдисто-голубых глазах любимого мужчины искреннее утешение, постепенно успокоилась, и, чуть слышно прошептав ему:
--Держите меня крепче, дорогой Эдвард, и никогда не отпускайте.—снова принялась весело о чём-то разговаривать с Их Императорскими Высочествами, не обращая внимания на, залитую яркими золотыми тёплыми солнечными лучами, террасу по лёгкости и ажурности интерьера, напоминающую дворянскую беседку с дополнением, расставленных по периметру в фарфоровых горшках с рассаженными в них, обвивающих светлые стены, пышными зелёными вьюнами. Уютность ему придавал, правильно подобранный по цвету и воздушности, текстиль, в который входил светлый тончайший китайский белоснежный шёлк, серебристый гипюр и солнечная органза. Под ногами, находящихся на террасе, людей расстелен ламинат, напоминающий светлое дерево, а благодаря лёгкому плавному скольжению корабля по ровной глади океана, их обвивало приятной прохладой. Еле заметное дуновение бриза затейливо играло складками одежд и шелковистыми волосами императорской семьи и их желанного дорогого гостя. Очаровательные лица снова приобрели былую беззаботность и умиротворённость.
Так постепенно их, полный искренней душевности, завтрак подошёл к концу. О нём своё приятное общество известил император Николай. Он изящно положил на стол шёлковую салфетку, и, царственно встав с кресла, мягко проговорил:
--Ну, что же, мои дорогие! Я искренне благодарю всех за составление мне приятного общества, но вынужден известить о том, что нам с адмиралом придётся покинуть вас из-за того, что у нас сейчас начнётся неотложное и очень важное совещание.
Дети поняли его, и, завершив свой лёгкий завтрак, разошлись по каютам, провожаемые мягким взглядом почтенного капитана и Российского Государя, терпеливо дождавшихся момента, когда за Их Императорскими Высочествами и, сопровождающими Их, придворными дамами бесшумно закрылась дверь. Теперь им ничего не мешало приступить к обсуждению важных и, касающихся судьбы «Титаника», вопросов, к которым присоединился и мистер Томас Эндрюс, за которым Николай послал своего адъютанта перед самым окончанием завтрака.
Чуть позже, одетая в атласное платье персикового цвета с преобладанием золотого кружева, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна встретилась со своей матушкой, ирландской герцогиней Викторией у подножия великолепной лестницы из, покрытого защитным лаком, красного дерева. Над их головами возвышался огромный стеклянный купол, который, благодаря, встроенным в его основание ламп дневного света, словно парил в воздухе, а под стройными ногами молодых женщин был расстелен пёстрый ковролин с длинным ворсом, что создавало для них ощущение мягкой шелковистой луговой травки, либо мха.
Мимо матери с дочерью грациозно проходили высокопоставленные пассажиры, о чём- то тихо между собой разговаривая. Только женщины не обращали на них никакого внимания, хотя и любезно здоровались, либо прощались с ними. Их занимало другое, о чём они решили душевно поговорить друг с другом, но для начала, грациозно сели за, одиноко стоящий немного в стороне от них и прекрасной главной лестницы, стол и заказали себе молочный коктейль.
--Ну, а теперь, дорогая Ори, расскажи своей горячо любящей матери о том, как у тебя прошла ночь!—проявляя своё глубокое внимание, попросила Великую княжну герцогиня, при этом от её проницательного взгляда не укрылось то, как красивое лицо юной девушки залилось румянцем лёгкого смущения. Она застенчиво, но при этом очаровательно ей улыбнулась и скромно ответила, желая, как можно скорее уйти от, весьма, пикантной для неё темы, но при этом, сохраняя искреннюю любезность:
--Всё было на высоте, за что я искренне вам благодарна, маменька! Только мне бы хотелось поговорить с вами о другом, то есть о моём отчиме, бароне Джоне Браэртоне.
Последние слова юная девушка произнесла, хотя и мягко, но с оттенком пренебрежительности, что насторожило молодую герцогиню. Она трепетной душой, чувствуя неладное, обеспокоенно спросила, боясь услышать самое страшное, хотя и была готова ко всему:
--Что, опять, натворил этот проклятый деспот, дочка?
Юная девушка, уже заметно уставшая от бесконечных жестоких выходок с домогательствами отчима, тяжело вздохнула, и, облокотившись изящной спиной о спинку удобного мягкого кресла, обитого тёмно-зелёным бархатом, иронично усмехнулась:
--Всего лишь, в очередной раз пытался убить моего возлюбленного! Бедный Эдвард уже изрядно измождён его постоянными нападками на него. Про желание утопить моё детище «Титаник», которое превратилось уже в идею fix, я вообще молчу!
Великая княжна выдержала короткую паузу, но лишь для того, чтобы позволить матери, мысленно переварить, сказанное ею. Девушка сделала небольшой глоток приятной прохладной молочной жидкости с ананасовым сиропом, но приобретя, наконец, чрезвычайную серьёзность красивого лица, обратилась к герцогине с вразумительной просьбой, сочетающей в себе лёгкую, но хорошо ощутимую, угрозу:
--Угомоните уже, наконец, своего мужа, маменька, иначе это придётся сделать мне и волчьей стае! Только, предупреждаю вас сразу о том, что, тогда, ни о каком милосердии не будет идти и речи! Он узнает, что я больше не та наивная, глупая и смазливая маленькая дурочка, какой барон меня до сих пор считает! Может, тогда он поймёт, что ради благополучия и безопасности моих семей, пассажиров, любимого мужчины и вояжа, я стану жестокой! Только моя жестокость будет справедливой. Барон должен знать о том, что моё терпение лопнуло.
Между женщинами воцарилось длительное, и очень мрачное молчание, во время которого каждая из них думала о своём, не обращая никакого внимания на, проигрываемые, находящимися в ресторане, судовыми музыкантами, лирические мелодии, которые были облачены в чёрные хорошо накрахмаленные, фраки.
Юная девушка понимала, что дорогая маменька сама страдает от жестоких чудачеств мужа, не позволяющего ей, начать личную жизнь с чистого листа. Она, искренне сочувствуя герцогине, душевно посоветовала, чем снова привлекла к себе её внимание:
--Как я помню, вы в юности были неравнодушны к герцогу Кристобалю Бредфорду. Могу, даже заверить вас в том, что он до сих пор неравнодушен к вам. Может, стоит присмотреться к нему и дать вам обоим ещё один шанс на то, чтобы быть вместе. Ведь мы плывём на прекрасном корабле, обстановка которого сама способствует романтическим отношениям! Не думайте о последствиях и о будущем! Будьте счастливы и живите сегодняшним днём!
Произнеся эти заботливые слова, юная девушка снова замолчала и с нежной задумчивостью посмотрела в сторону великолепной лестницы, тем самым, позволяя матери, хорошенько обдумать её мудрый и даже немного смелый совет. Ведь женщины знали о том, что герцог женат и отдыхает в круизе со своей семьёй. Вот только любил, ли он супругу так, как когда-то любил свою милую Вики? Это знало лишь одно его горячее сердце и больше никто. Оставалось только догадываться и надеяться на то, что любовь до сих пор пылала в нём. Её необходимо было разжечь. Только как это сделать так осторожно и, чтобы никому не причинить невыносимую душевную боль? Юная Великая княжна и герцогиня Виктория не знали, пока ход их мыслей, случайно ни нарушило появление герцога Кристобаля Бедфорда, одетого в деловой серый костюм и коричневое пальто, которое тот нёс в мужественных руках. Герцог плавно спустился с мраморных ступенек, заметив герцогиню Викторию Браэртон с прекрасной, очень юной дочерью, принцессой Ореолой Британской.
Они удобно сидели в мягких креслах за свободным столиком, залитые тёплыми, но, дерзко проникающими сквозь арочные окна, яркими солнечными лучами. Молодые женщины о чём-то тихо друг с другом разговаривали, при этом их красивые лица озарялись весёлой жизнерадостной улыбкой. Она была очень искренней и даже душевной, что, лишь придавало им природного очарования. Их весёлый беззаботный смех напоминал собой звук журчания ручья, при этом в ясных бирюзовых глазах женщин отчётливо читалась романтическая задумчивость. Только так продлилось не долго. Вскоре их беззаботность исчезла, сменившись внимательностью и заинтересованностью в госте.
Юная Великая княжна даже перестала веселиться и: либо о чём-то, внезапно спохватившись, либо специально, грациозно вышла из-за стола, и, почтительно поклонившись горячо любимой матери, со словами, в которые вложила всю свою гордость, смешанную с важностью:
--Ну, что, же, дорогая матушка, ставляю вас на вашего доброго знакомого, а сама пойду немного прогуляюсь по палубе! Вдруг, встречу там моего Государя с Его милыми детками!—с царственным изяществом покинула белоснежный « итальянский ресторан», слегка придерживая руками в светлых гипюровых перчатках, полы роскошного атласного платья с преобладанием в нём золотой парчи и кружева. Юная девушка невольно обдала матушку приятной прохладой, разбавленной мягким ягодным ароматом любимых духов, и, не обращая внимания на, длинные шелковистые распущенные волосы, имеющие цвет старого золота, которые колыхались при каждом шаге своей очень юной прекрасной владелицы, сопровождаемой преданными, очень молоденькими, но, весьма, смышлёными и бойкими фрейлинами, исполняющими при ней ещё и обязанности охранниц.
Виктория проводила дорогую дочь мягким горячо любящим взглядом, во время которого внимательно проследила за тем, как та грациозно приблизилась к герцогу, и, обменявшись с ним парой доброжелательных фраз, царственно принялась подниматься по ступенькам, погружённая в романтические мысли. При этом трепетное сердце и нежную душу юной девушки переполняло искренней радостью за матушку. Соблазнительные алые, словно лепестки роз, губы её плавно расплылись в счастливой улыбке. Девушка добилась своего и, теперь, в душе, праздновала первую победу над деспотичностью развратного отчима.
--Ну, что же, осталось дело за небольшим, заключить его в Тауэр!—довольная собой и со вздохом огромного облегчения заключила юная девушка, остановившись на ступеньке и игриво обмахиваясь веером из золотого кружева с лёгким перламутром.
Только торжество её продлилось не долго из-за того, что, в эту самую минуту к ней вальяжно спустился сам барон Джон Браэртон. Он, оценивающе, оглядев её с головы до ног так, словно она была товаром на базаре, а он покупателем, брезгливо обронил, тем самым намереваясь, унизить её:
--До сих пор продолжаешь строить из себя Императрицу Всея Руси, властительницу людских судеб?! Не понимаю, что в тебе мужики нашли и почему продолжают ценить, словно ты самый ценный бриллиант! По-моему, ты обычная дешёвка, стекляшка, девка на одну ночь!
Девушке с большим трудом удалось сохранить невозмутимость и царственное достоинство, хотя гнев и закипал в ней. Сделав над собой усилие, она с вызовом посмотрела на обидчика и чуть слышно спросила немного томным, даже хрипловатым голосом:
--Раз уж вы называете меня постельной утехой на одну ночь. Тогда, уважаемый барон, ответьте мне, вот на такой вопрос. Почему наш дорогой капитан Смит души во мне не чает и продолжает с трепетным волнением в голосе объясняться мне в любви при каждом нашем романтическом свидании? Может быть из-за того, что я творю с ним в постели такие чудеса, о которых вы даже не смеете и мечтать!?
Говоря эти искренне вызывающие слова, юная девушка, явно потешалась над ненавистным отчимом. Она видела то, как он весь, позеленев то, ли от злости с брезгливостью, то, ли от зависти к более удачливому сопернику, небрежно и с явной угрозой бросив ей:
Только всё тайное когда-то становится явным. Так и, легко читаемые в глазах любовников, пылкие чувства ни укрылись от, сидящих рядом с ними, Их Императорских Высочеств. Они даже смущённо начали между собой переглядываться и по-доброму шептаться, из-за чего Николай почувствовал себя обделённым и, незамедлительно вернул к себе внимание командира прекрасного лайнера, предоставляя детей троюродной племяннице:
--После недавних событий, я уже серьёзно начинаю винить себя в чрезмерной беспечности и жалеть о том, что не взял «Титанику» в сопровождение два броненосца либо эсминца. Так у нас, хотя бы была подстраховка, в случае непредвиденных обстоятельств. Ведь, как вы знаете, океан непредсказуем и очень коварен, а присутствие неподалёку двух русских военных кораблей, позволило бы нам чувствовать себя увереннее и защищёнными.—с мрачной задумчивостью проговорил Император, от внимательного взгляда которого ни укрылось то, как юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, вмиг перестала весело о чём-то беседовать с его детьми. Теперь на их прекрасных лицах появились невыносимая тревога, и лёгкое беспокойство, с которыми они принялись смотреть на государя, не смея, сказать ни единого слова. Даже почтенный капитан мгновенно вышел из своей романтической задумчивости, и, одарив девиц, подбадривающим взглядом с доброй улыбкой, успокоил их всех:
--Конечно, два боевых корабля для «Титаника» стали бы самой прочной защитой и подстраховкой. Только предвидеть всё наперёд возможно одним лишь прорицателям, но можете быть спокойны, пока я являюсь капитаном нашего с вами прекрасного корабля, я выжму из себя всю предусмотрительность и осторожность. Вы и так снабдили его хорошей охраной, взяв с собой на борт морских офицеров.
Он старался говорить спокойно и уверенно. Только тревога всё равно не покинула нежную душу его очаровательной юной возлюбленной, хотя она и из последних сил старалась сохранить остатки самообладания, ради дорогих кузин и маленького престолонаследника, который тоже заметно встревожился, и, испуганно посмотрев на взрослых, спросил:
--Неужели что-то может угрожать нашему прекрасному «Титанику»?
Его не по-детски серьёзный вопрос привёл Великую княжну Ольгу Фёдоровну в чувства. Она мгновенно опомнилась, и, доброжелательно ему улыбнувшись, заверила, как ей казалось, спокойным тоном:
--Нет, Ваше Императорское Высочество, пока за штурвалом стоит такой опытный и очень осторожный офицер как наш адмирал, да ещё и поддерживаемый высокопоставленными боевыми Российскими офицерами, нам всем не грозит никакая опасность.
Девушка даже пристально посмотрела на милого Эдварда, желая, заручиться его поддержкой. Он понял, и, подтверждая слова юной Великой княжны, одобрительно кивнул и легонько сжал под столом её изящную руку, ставшую от душевного переживания хозяйки, почти ледяной, своей мужественной рукой, намереваясь, передать ей своё тепло и уверенность.
Юная девушка слегка вздрогнула от неожиданности его заботливого прикосновения к её руке, но прочтя в добрых льдисто-голубых глазах любимого мужчины искреннее утешение, постепенно успокоилась, и, чуть слышно прошептав ему:
--Держите меня крепче, дорогой Эдвард, и никогда не отпускайте.—снова принялась весело о чём-то разговаривать с Их Императорскими Высочествами, не обращая внимания на, залитую яркими золотыми тёплыми солнечными лучами, террасу по лёгкости и ажурности интерьера, напоминающую дворянскую беседку с дополнением, расставленных по периметру в фарфоровых горшках с рассаженными в них, обвивающих светлые стены, пышными зелёными вьюнами. Уютность ему придавал, правильно подобранный по цвету и воздушности, текстиль, в который входил светлый тончайший китайский белоснежный шёлк, серебристый гипюр и солнечная органза. Под ногами, находящихся на террасе, людей расстелен ламинат, напоминающий светлое дерево, а благодаря лёгкому плавному скольжению корабля по ровной глади океана, их обвивало приятной прохладой. Еле заметное дуновение бриза затейливо играло складками одежд и шелковистыми волосами императорской семьи и их желанного дорогого гостя. Очаровательные лица снова приобрели былую беззаботность и умиротворённость.
Так постепенно их, полный искренней душевности, завтрак подошёл к концу. О нём своё приятное общество известил император Николай. Он изящно положил на стол шёлковую салфетку, и, царственно встав с кресла, мягко проговорил:
--Ну, что же, мои дорогие! Я искренне благодарю всех за составление мне приятного общества, но вынужден известить о том, что нам с адмиралом придётся покинуть вас из-за того, что у нас сейчас начнётся неотложное и очень важное совещание.
Дети поняли его, и, завершив свой лёгкий завтрак, разошлись по каютам, провожаемые мягким взглядом почтенного капитана и Российского Государя, терпеливо дождавшихся момента, когда за Их Императорскими Высочествами и, сопровождающими Их, придворными дамами бесшумно закрылась дверь. Теперь им ничего не мешало приступить к обсуждению важных и, касающихся судьбы «Титаника», вопросов, к которым присоединился и мистер Томас Эндрюс, за которым Николай послал своего адъютанта перед самым окончанием завтрака.
Чуть позже, одетая в атласное платье персикового цвета с преобладанием золотого кружева, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна встретилась со своей матушкой, ирландской герцогиней Викторией у подножия великолепной лестницы из, покрытого защитным лаком, красного дерева. Над их головами возвышался огромный стеклянный купол, который, благодаря, встроенным в его основание ламп дневного света, словно парил в воздухе, а под стройными ногами молодых женщин был расстелен пёстрый ковролин с длинным ворсом, что создавало для них ощущение мягкой шелковистой луговой травки, либо мха.
Мимо матери с дочерью грациозно проходили высокопоставленные пассажиры, о чём- то тихо между собой разговаривая. Только женщины не обращали на них никакого внимания, хотя и любезно здоровались, либо прощались с ними. Их занимало другое, о чём они решили душевно поговорить друг с другом, но для начала, грациозно сели за, одиноко стоящий немного в стороне от них и прекрасной главной лестницы, стол и заказали себе молочный коктейль.
--Ну, а теперь, дорогая Ори, расскажи своей горячо любящей матери о том, как у тебя прошла ночь!—проявляя своё глубокое внимание, попросила Великую княжну герцогиня, при этом от её проницательного взгляда не укрылось то, как красивое лицо юной девушки залилось румянцем лёгкого смущения. Она застенчиво, но при этом очаровательно ей улыбнулась и скромно ответила, желая, как можно скорее уйти от, весьма, пикантной для неё темы, но при этом, сохраняя искреннюю любезность:
--Всё было на высоте, за что я искренне вам благодарна, маменька! Только мне бы хотелось поговорить с вами о другом, то есть о моём отчиме, бароне Джоне Браэртоне.
Последние слова юная девушка произнесла, хотя и мягко, но с оттенком пренебрежительности, что насторожило молодую герцогиню. Она трепетной душой, чувствуя неладное, обеспокоенно спросила, боясь услышать самое страшное, хотя и была готова ко всему:
--Что, опять, натворил этот проклятый деспот, дочка?
Юная девушка, уже заметно уставшая от бесконечных жестоких выходок с домогательствами отчима, тяжело вздохнула, и, облокотившись изящной спиной о спинку удобного мягкого кресла, обитого тёмно-зелёным бархатом, иронично усмехнулась:
--Всего лишь, в очередной раз пытался убить моего возлюбленного! Бедный Эдвард уже изрядно измождён его постоянными нападками на него. Про желание утопить моё детище «Титаник», которое превратилось уже в идею fix, я вообще молчу!
Великая княжна выдержала короткую паузу, но лишь для того, чтобы позволить матери, мысленно переварить, сказанное ею. Девушка сделала небольшой глоток приятной прохладной молочной жидкости с ананасовым сиропом, но приобретя, наконец, чрезвычайную серьёзность красивого лица, обратилась к герцогине с вразумительной просьбой, сочетающей в себе лёгкую, но хорошо ощутимую, угрозу:
--Угомоните уже, наконец, своего мужа, маменька, иначе это придётся сделать мне и волчьей стае! Только, предупреждаю вас сразу о том, что, тогда, ни о каком милосердии не будет идти и речи! Он узнает, что я больше не та наивная, глупая и смазливая маленькая дурочка, какой барон меня до сих пор считает! Может, тогда он поймёт, что ради благополучия и безопасности моих семей, пассажиров, любимого мужчины и вояжа, я стану жестокой! Только моя жестокость будет справедливой. Барон должен знать о том, что моё терпение лопнуло.
Между женщинами воцарилось длительное, и очень мрачное молчание, во время которого каждая из них думала о своём, не обращая никакого внимания на, проигрываемые, находящимися в ресторане, судовыми музыкантами, лирические мелодии, которые были облачены в чёрные хорошо накрахмаленные, фраки.
Юная девушка понимала, что дорогая маменька сама страдает от жестоких чудачеств мужа, не позволяющего ей, начать личную жизнь с чистого листа. Она, искренне сочувствуя герцогине, душевно посоветовала, чем снова привлекла к себе её внимание:
--Как я помню, вы в юности были неравнодушны к герцогу Кристобалю Бредфорду. Могу, даже заверить вас в том, что он до сих пор неравнодушен к вам. Может, стоит присмотреться к нему и дать вам обоим ещё один шанс на то, чтобы быть вместе. Ведь мы плывём на прекрасном корабле, обстановка которого сама способствует романтическим отношениям! Не думайте о последствиях и о будущем! Будьте счастливы и живите сегодняшним днём!
Произнеся эти заботливые слова, юная девушка снова замолчала и с нежной задумчивостью посмотрела в сторону великолепной лестницы, тем самым, позволяя матери, хорошенько обдумать её мудрый и даже немного смелый совет. Ведь женщины знали о том, что герцог женат и отдыхает в круизе со своей семьёй. Вот только любил, ли он супругу так, как когда-то любил свою милую Вики? Это знало лишь одно его горячее сердце и больше никто. Оставалось только догадываться и надеяться на то, что любовь до сих пор пылала в нём. Её необходимо было разжечь. Только как это сделать так осторожно и, чтобы никому не причинить невыносимую душевную боль? Юная Великая княжна и герцогиня Виктория не знали, пока ход их мыслей, случайно ни нарушило появление герцога Кристобаля Бедфорда, одетого в деловой серый костюм и коричневое пальто, которое тот нёс в мужественных руках. Герцог плавно спустился с мраморных ступенек, заметив герцогиню Викторию Браэртон с прекрасной, очень юной дочерью, принцессой Ореолой Британской.
Они удобно сидели в мягких креслах за свободным столиком, залитые тёплыми, но, дерзко проникающими сквозь арочные окна, яркими солнечными лучами. Молодые женщины о чём-то тихо друг с другом разговаривали, при этом их красивые лица озарялись весёлой жизнерадостной улыбкой. Она была очень искренней и даже душевной, что, лишь придавало им природного очарования. Их весёлый беззаботный смех напоминал собой звук журчания ручья, при этом в ясных бирюзовых глазах женщин отчётливо читалась романтическая задумчивость. Только так продлилось не долго. Вскоре их беззаботность исчезла, сменившись внимательностью и заинтересованностью в госте.
Юная Великая княжна даже перестала веселиться и: либо о чём-то, внезапно спохватившись, либо специально, грациозно вышла из-за стола, и, почтительно поклонившись горячо любимой матери, со словами, в которые вложила всю свою гордость, смешанную с важностью:
--Ну, что, же, дорогая матушка, ставляю вас на вашего доброго знакомого, а сама пойду немного прогуляюсь по палубе! Вдруг, встречу там моего Государя с Его милыми детками!—с царственным изяществом покинула белоснежный « итальянский ресторан», слегка придерживая руками в светлых гипюровых перчатках, полы роскошного атласного платья с преобладанием в нём золотой парчи и кружева. Юная девушка невольно обдала матушку приятной прохладой, разбавленной мягким ягодным ароматом любимых духов, и, не обращая внимания на, длинные шелковистые распущенные волосы, имеющие цвет старого золота, которые колыхались при каждом шаге своей очень юной прекрасной владелицы, сопровождаемой преданными, очень молоденькими, но, весьма, смышлёными и бойкими фрейлинами, исполняющими при ней ещё и обязанности охранниц.
Виктория проводила дорогую дочь мягким горячо любящим взглядом, во время которого внимательно проследила за тем, как та грациозно приблизилась к герцогу, и, обменявшись с ним парой доброжелательных фраз, царственно принялась подниматься по ступенькам, погружённая в романтические мысли. При этом трепетное сердце и нежную душу юной девушки переполняло искренней радостью за матушку. Соблазнительные алые, словно лепестки роз, губы её плавно расплылись в счастливой улыбке. Девушка добилась своего и, теперь, в душе, праздновала первую победу над деспотичностью развратного отчима.
--Ну, что же, осталось дело за небольшим, заключить его в Тауэр!—довольная собой и со вздохом огромного облегчения заключила юная девушка, остановившись на ступеньке и игриво обмахиваясь веером из золотого кружева с лёгким перламутром.
Только торжество её продлилось не долго из-за того, что, в эту самую минуту к ней вальяжно спустился сам барон Джон Браэртон. Он, оценивающе, оглядев её с головы до ног так, словно она была товаром на базаре, а он покупателем, брезгливо обронил, тем самым намереваясь, унизить её:
--До сих пор продолжаешь строить из себя Императрицу Всея Руси, властительницу людских судеб?! Не понимаю, что в тебе мужики нашли и почему продолжают ценить, словно ты самый ценный бриллиант! По-моему, ты обычная дешёвка, стекляшка, девка на одну ночь!
Девушке с большим трудом удалось сохранить невозмутимость и царственное достоинство, хотя гнев и закипал в ней. Сделав над собой усилие, она с вызовом посмотрела на обидчика и чуть слышно спросила немного томным, даже хрипловатым голосом:
--Раз уж вы называете меня постельной утехой на одну ночь. Тогда, уважаемый барон, ответьте мне, вот на такой вопрос. Почему наш дорогой капитан Смит души во мне не чает и продолжает с трепетным волнением в голосе объясняться мне в любви при каждом нашем романтическом свидании? Может быть из-за того, что я творю с ним в постели такие чудеса, о которых вы даже не смеете и мечтать!?
Говоря эти искренне вызывающие слова, юная девушка, явно потешалась над ненавистным отчимом. Она видела то, как он весь, позеленев то, ли от злости с брезгливостью, то, ли от зависти к более удачливому сопернику, небрежно и с явной угрозой бросив ей:
