один раз выехала на ужин к Одилии, где не застала ни Франца-Ульриха, ни мадам де Бриссак, посему вечер для нее прошел довольно спокойно, учитывая, что Одилия не отходила от нее ни на шаг, то и дело заводя беседу о чем-нибудь.
На неделе Ровена намеревалась сопровождать тетушку на скрипичный концерт, так как в их края должен был приехать один знаменитый скрипач. Он стал широко известен в Англии своим мастерством и путешествовал из графства в графство, демонстрируя свои таланты. Он должен был выступать в одном из залов Ассамблеи.
Каждый местный житель, который только мог похвастаться тонким вкусом и любовью к музыке уже точно знал, где проведет вечер пятницы. А приезд знаменитости стал главной темой обсуждения во всех слоях общества. Когда вечер концерта наступил, площадь Ассамблеи вся наполнилась экипажами, колясками и пешими прохожими. Вокруг царила суета и оживление.
Ровена взяла под руку тетушку, чтобы не заблудиться в толпе, так как в Нижних Залах собралось столько гостей, что дамам пришлось почти проталкиваться сквозь всю эту толпу в Верхние залы, где была организована сцена для музыкантов.
— Я слышала, — начала одна из подруг тетушки Беркли, — левая рука мистера Олдриджа бесподобна. Он выделывает ей совершенно невообразимые пиццикато. Мой друг слышал один раз, как он играет “Дьявольские трели” Тартини и был совершенно покорен его двойными трелями и быстрыми пассажами, которые удавались ему с удивительной легкостью.
— Ну что ж, — вымолвила тетушка Элизабет, — надеюсь, нам посчастливиться сегодня вечером стать свидетелями чего-нибудь невообразимо техничного. Как хорошо, что мистер Пунц смог раздобыть нам прелестные места. Вы же знаете, как трудно было достать билеты?
— Верно, если бы герцогиня Беррийская находилась сейчас в Беркшире, мы бы на концерт уже не попали, — прошептала мадам Уитклиф.
— Ах, сколько здесь народу, — буркнула тетушка Элизабет, стараясь обогнуть компанию молодых и крикливых юношей, — как бы мне не помяли платье. Как там мое перо, дорогая? На месте ли оно? А заколка? — осведомилась она у Ровены.
— Все прекрасно, мадам, не переживайте. В вашем облике ничего не изменилось с тех пор, как вы вошли сюда.
— Ой, я, кажется, оставила только что половину порции румян на чьем-то плече. Посмотрите, мои щеки теперь разного цвета?
Ровена вздохнула и снова нагнулась к тетушке.
— Тут так жарко, что ваше лицо теперь все под цвет румян, посему разницы никакой не видно.
Мадам Беркли бросила на племянницу оскорбленный взгляд, обе тетушкины подруги тоже казались недовольны репликой. Сбоку Валентина прыснула от смеха, но вовремя сдержалась. Однако тетушка предпочла обойти замечание Ровены и продолжила:
— Осторожно дорогая, держитесь ко мне поближе, кто-нибудь непременно зацепит вашу кружевную накидку, я очень того боюсь. Если на ней появится затяжка, будет очень грустно.
Таким образом вся компания старательно продвигалась по направлению к Верхним Залам, переживая за целостность и сохранность своих туалетов и, одновременно, обсуждая мистера Олдриджа.
Наконец гости добрались до зала и уселись ближе к сцене на мягкие кресла. Ровена оглядывалась вокруг, разглядывая дам.
В зал набилось столько народу, что быстро стало душно. Кроме того, размеры залы не смогли вместить всех желающих и управляющему музыкальным вечером пришлось распорядиться, чтобы распахнули двери на большой балкон. Так в залу проникало больше свежего воздуха, и таким образом еще расширялось пространство в угоду тем, кому не хватило места в зале и кто вынужден был слушать конерт стоя, заняв весь пятачек между стульями и балконом.
Дамы нетерпеливо обмахивались веерами, переговаривались и бросали на сцену выжидательные взоры. Мужчины ерзали на стульях, некоторые промакивали взмокшие лбы платками.
Наконец концертмейстер объявил о начале музыкального вечера. Полилась музыка.
Ровена, заинтригованная славой мистера Олдриджа, вся обратилась в слух, жадно следя бегом его пальцев. Через тридцать минут игры от быстроты, сухости и механичности, с какой виртуоз отчеканивал звуки, у нее начала гудеть голова. По залу то и дело прокатывались удивленные и одобрительные возгласы.
Все же вечер выдался такой жаркий, что даже распахнутые балконные двери не могли спасти положение. Однако публика, поглощенная техникой исполнения скрипача вся обратилась в зрение и слух. Ну а те, кто не блистал великими познаниями в музыке, делали все, чтобы скрыть свое невежество под маской напускной заинтересованности. Находились и такие, кто уже прикорнул, опустив голову себе на грудь.
К концу первого часа механическая виртуозность, быстрота пассажей и вышколенность всех скрипичных приемов так надоела Ровене, что она заскучала. Она не любила такую музыку и предпочитала простоту, но душевность деревенской скрипки, скрипке мистера Олдриджа. Как казалось ей, любое произведение, сыгранное с душой и трогательностью, могло бы затмить самую тонкую техничность. Ни разу за этот час ни одна мурашка не пробежала по ее коже, ни разу она не задержала дыхания от восхищения. И пусть этот Генри Олдридж признан по всей Англии, она решила для себя, что на его месте бы пожертвовала некоторыми приемами исполнения ради душевности музыки.
Она вспоминала, как в прошлом году на ярмарке в праздник Святого Варфоломея услышала одного бродячего скрипача, который то и дело ошибался, играя свое произведение. Конечно же, у него не было такой впечатляющей растяжки пальцев левой руки, но зато он играл так проникновенно! Каждая нота жила отдельно и срывалась со струн завершенная и наполненная глубоким смыслом. Тот скрипач не собрал вокруг себя такого количества зрителей, но те, кто останавливался послушать его, не замечали, как подносили к глазам носовые платки или рукава камзола и смахивали набегающие слезинки.
В конце концов Ровена осторожно осматривая зал, пришла к выводу о том, как удачно разместилась и может ненадолго исчезнуть не беспокоя почти никого. Объявив тетушке о своей головной боли, она поднялась с места, желая направиться на балкон и подышать свежим воздухом.
Ей пришлось тем не менее пробираться через расположившихся в боковых проходах зрителей. Они были поглощены музыкой и не сразу желали сдвинуться с места. Но вскоре преодолев это препятствие, уже изрядно уставшая, с возникшей легкой одышкой Ровена оказалась перед другим препятствием, не обратив на него внимание ранее. Все пространство до балкона занимали зеваки. Они так плотно стояли друг к другу, что девушка не знала, с какой стороны лучше было бы обогнуть эту гору.
Она обернулась назад, где в мягких креслах вальяжно восседали важные гости, в том числе и ее друзья. Но теперь не считала приемлемым вернуться туда, так как, во-первых, она уже проделала большой путь, во-вторых, понимала, что совсем не выдержит еще один час концерта. Вздохнув, Ровена принялась пробираться сквозь толпу, то и дело извиняясь.
Вскоре она оказалась где-то посередине и уже перестала видеть не только балконные двери, но и музыкантов. Она смотрела строго перед собой, стараясь пробраться вперед, вглядываясь в каждый прорех между людьми, с целью увидеть там спасительное пространство из ночи и свежего воздуха. Ровена уже почти выбилась из сил и начала было ругать себя за необдуманное предприятие, ей казалось, будто она продвигается со скоростью улитки или не продвигается вообще. Вдруг дорогу ей перегородил высокий мужчина, он тоже пробирался сквозь толпу в сторону балкона, но делал это как-то медленно и то и дело останавливался.
Она наткнулась на него, когда он поравнялся с ней. Потом тут же через пару шагов снова чуть не налетела на него, когда он вдруг резко остановился. За его широкой спиной Ровена не видела ровным счетом ничего. Ей это надоело, и она настойчиво протиснулась вперед, желая обогнуть нерешительного зрителя. Поравнявшись с мужчиной с тем, чтобы наконец опередить его, ей пришлось немного столкнуть его с пути.
— Вы?! Какая встреча... — вдруг услышала Ровена знакомый голос. Подняв голову вверх, она вздрогнула и покраснела. Это оказался герцог Оттавский. Он теперь смотрел на нее сверху вниз, стараясь побороть удивление.
Ровена испугалась, а затем и растерялась, подумав, что он наверняка предположил, будто она преследует его.
— Боже мой, простите, ради бога. Я и представить не могла, что это вы. Я вас даже не заметила. Но я вовсе и не думала преследовать вас!
Она постаралась отлепиться от герцога, насколько это позволяла сдавливающая их со всех сторон толпа, вызвав недовольные кряхтения где-то позади. Ровена чувствовала легкий аромат чисто выстиранного сюртука, а прохладное дыхание Франца то и дело щекотало ее кожу.
— В любом случае, — протараторила она в смущении, — я уже собиралась уходить.
Ровена поклонилась как могла и развернулась, чтобы как можно скорее пойти в обратном направлении. Но только она собралась делать шаг, как услышала позади:
— Подождите! — она почувствовала холодную ладонь на своем огаленном предплечье. Вздрогнув от неожиданности, Ровена обернулась. Жар хлынул к ее лицу, она устремила на герцога испуганный взгляд. Тот одернул руку неожиданно быстро, сам почему-то испугавшись своего жеста.
— Я охотно вам верю.— тут же возобновил он речь. — В зале столько народу, что мы не могли бы никак увидеть друг друга. Но вы, кажется, направлялись на балкон. Почему же теперь двигаетесь в обратном направлении?
Ровена смутилась, не зная, какой ответ дать.
— Я...я… Мне стало не по себе и я решила подышать свежим воздухом, но теперь уже все хорошо. Я, пожалуй, вернусь на место.
Ровена снова сделала движение в сторону, опустив голову от смущения, чувствуя, как ее щеки жжет румянец. Но следующая фраза герцога удержала ее на месте.
— Если эта толпа внушает вам такое спокойствие и комфорт, что вам сразу в ней полегчало, по сравнению с теми прекрасными креслами, которые вы только что покинули, то я очень удивлюсь необычности устройства вашей психической системы.
И действительно, было бы странно сейчас, уже почти достигнув цели, пуститься в обратную дорогу. Кроме того, Ровена поняла, в какой глупой ситуации оказалась, видя усмешку герцога. Ей следовало бы промолчать. Зрители вокруг, терпевшие поначалу болтовню пары начали уже терять терпение и принялись шикать на них.
— Пойдемте, я проведу вас. — наконец позвал Франц, видя замешательство Ровены. — Все же вы держали путь к балкону. Тут осталось всего пару шагов. Нелепо было бы сейчас повернуть назад.
Он встал к ней боком и оградил ее от давящей со всех сторон толпы так, чтобы она смогла пройти не портя себе наряд.
Действительно, толпа через пару шагов резко кончилась и перед ними открылось огромное свободное пространство балкона и звездное небо над головами.
— Благодарю вас, было очень любезно помочь мне проделать остаток этого непростого пути.
— Не стоит, я и сам сюда направлялся. В зале сделалось слишком жарко.
Воцарилась пауза. Ровена удивленно приподняла брови на слова герцога, подумав, насколько действительность расходится с его словами: руки его хранили ледяной холод. Возможно, у него были проблемы с кровообращением. Но девушка, открыв было рот, чтобы заметить ему эту странность, мудро решила в последний момент сохранить молчание. Так как ей показалось, что, во-первых, это не ее дело, а во-вторых, герцог, скорее всего, не захочет обсуждать с ней свое здоровье. Также она то и дело робела. Возможно, сейчас Франц захочет побыть один и ей следует попрощаться с ним — такие мысли крутились в ее голове в данный момент.
Она не знала, как лучше бы было себя повести и подбирала в голове фразы. Но к ее облегчению он заговорил первый.
— Итак, могу я поинтересоваться, что привело вас сюда? Только ли духота? Кстати, мне очень жаль, что вам придется услышать об этом из моих уст, так как обычно я стараюсь делать только комплименты, но, кажется, у меня нет выбора. — с каждой фразой герцога выражение лица Ровены делалось все более испуганным. Он выдержал театральную паузу, пока бедняжка терялась в догадках, что он ей выдаст на этот раз. — На вашей кружевной накидке появилась большая затяжка.
— Ах, боже мой, но где же? — Ровена принялась осматривать свои плечи, стараясь заглянуть на спину. — Тетушка на мне живого места не оставит за неосторожность.
— Вот затяжка. — показал герцог на длинную шелковую нить на уровне плеча, — Ее надо спрятать, иначе ваша накидка рискует быть безнадежно испорченной. Я вижу у вас талант уметь портить свой туалет.
Ровена вскинула вопросительный взор на герцога, стараясь понять упрек это или шутка, так как подметила, что он, видимо, очень любит использовать свой статус, чтобы говорить все, что вздумается вполне безнаказанно. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, оно выражало совершенное бесстрастие с первого момента их встречи в зале и до сих пор. В конце концов, это было не так важно, так как в ней вдруг взыграло негодование.
— Вовсе нет! Вы же сами видели сколько там народу! — выпалила она.
— Так что вас привело на балкон? — сменил герцог тему, — Не боитесь ли вы пропустить такую прекрасную возможность услышать местного виртуоза? Как вы находите его?
Ровена, замешкавшись, подумала, что если она скажет правду, то может показаться невеждой, совсем не разбирающейся в музыке. И раз бо?льшая часть общества поет скрипачу дифирамбы, то и ей не следовало бы выделяться новизной мнения.
— Он очень даже недурен. Его техника прекрасно отточена. Даже один мой знакомый как-то раз услышал “Дьявольские трели” Тартини в исполнении господина Олдриджа и был поражен.
— Так значит он вам все-таки понравился? — не унимался герцог, не сводя темных гипнотических глаз с лица девушки, проникая в самую ее душу.
Та зарделась, начав корить себя за то, что пошла наперекор себе и своим убеждениям, сказав неправду, так как имела тенденцию сохранять свое мнение при любых обстоятельствах, не желая потворствовать вкусу общества и его привычкам, но тут почему-то изменила себе и теперь чувствовала себя крайне глупо.
— Если честно, мне более по нраву деревенские мелодии, исполненные с душой и наполненные глубочайшим смыслом. Хоть они и просты, но в них есть свое очарование, присущее простоте и широте крестьянской души. Однако из-за частых ошибок и недостатка техники их мелодии у некоторых ценителей музыки могут вызывать головную боль.
Ровена запнулась, чувствуя на себе всю тяжесть взгляда герцога. Тот молчал как назло и не обнаруживал на лице никаких эмоций. Неизвестно, какие мысли бродили в его голове и что он теперь думал о девушке из знатной семьи, которая предпочитает деревенские мотивы виртуозности вышколенных мастеров.
— Так значит вам не понравилось? — приподняв одну бровь вновь осведомился он.
Ровена набрала в легкие воздуха, теребя веер от волнения.
— Не то чтобы не понравилось, он силен с технической стороны...
— Вы только сказали, что предпочитаете простоту деревенских мотивов техничности мастера. Соответственно, я делаю вывод, что именно по этой причине вы и оказались на балконе? А значит вам не понравилось, верно?
— Ну, в общем-то, вы правы. — совсем тихо вымолвила Ровена — Вы, наверное, уверены в отсутствии у меня вкуса, но это вовсе не так. Просто...
На неделе Ровена намеревалась сопровождать тетушку на скрипичный концерт, так как в их края должен был приехать один знаменитый скрипач. Он стал широко известен в Англии своим мастерством и путешествовал из графства в графство, демонстрируя свои таланты. Он должен был выступать в одном из залов Ассамблеи.
Каждый местный житель, который только мог похвастаться тонким вкусом и любовью к музыке уже точно знал, где проведет вечер пятницы. А приезд знаменитости стал главной темой обсуждения во всех слоях общества. Когда вечер концерта наступил, площадь Ассамблеи вся наполнилась экипажами, колясками и пешими прохожими. Вокруг царила суета и оживление.
Ровена взяла под руку тетушку, чтобы не заблудиться в толпе, так как в Нижних Залах собралось столько гостей, что дамам пришлось почти проталкиваться сквозь всю эту толпу в Верхние залы, где была организована сцена для музыкантов.
— Я слышала, — начала одна из подруг тетушки Беркли, — левая рука мистера Олдриджа бесподобна. Он выделывает ей совершенно невообразимые пиццикато. Мой друг слышал один раз, как он играет “Дьявольские трели” Тартини и был совершенно покорен его двойными трелями и быстрыми пассажами, которые удавались ему с удивительной легкостью.
— Ну что ж, — вымолвила тетушка Элизабет, — надеюсь, нам посчастливиться сегодня вечером стать свидетелями чего-нибудь невообразимо техничного. Как хорошо, что мистер Пунц смог раздобыть нам прелестные места. Вы же знаете, как трудно было достать билеты?
— Верно, если бы герцогиня Беррийская находилась сейчас в Беркшире, мы бы на концерт уже не попали, — прошептала мадам Уитклиф.
— Ах, сколько здесь народу, — буркнула тетушка Элизабет, стараясь обогнуть компанию молодых и крикливых юношей, — как бы мне не помяли платье. Как там мое перо, дорогая? На месте ли оно? А заколка? — осведомилась она у Ровены.
— Все прекрасно, мадам, не переживайте. В вашем облике ничего не изменилось с тех пор, как вы вошли сюда.
— Ой, я, кажется, оставила только что половину порции румян на чьем-то плече. Посмотрите, мои щеки теперь разного цвета?
Ровена вздохнула и снова нагнулась к тетушке.
— Тут так жарко, что ваше лицо теперь все под цвет румян, посему разницы никакой не видно.
Мадам Беркли бросила на племянницу оскорбленный взгляд, обе тетушкины подруги тоже казались недовольны репликой. Сбоку Валентина прыснула от смеха, но вовремя сдержалась. Однако тетушка предпочла обойти замечание Ровены и продолжила:
— Осторожно дорогая, держитесь ко мне поближе, кто-нибудь непременно зацепит вашу кружевную накидку, я очень того боюсь. Если на ней появится затяжка, будет очень грустно.
Таким образом вся компания старательно продвигалась по направлению к Верхним Залам, переживая за целостность и сохранность своих туалетов и, одновременно, обсуждая мистера Олдриджа.
Наконец гости добрались до зала и уселись ближе к сцене на мягкие кресла. Ровена оглядывалась вокруг, разглядывая дам.
В зал набилось столько народу, что быстро стало душно. Кроме того, размеры залы не смогли вместить всех желающих и управляющему музыкальным вечером пришлось распорядиться, чтобы распахнули двери на большой балкон. Так в залу проникало больше свежего воздуха, и таким образом еще расширялось пространство в угоду тем, кому не хватило места в зале и кто вынужден был слушать конерт стоя, заняв весь пятачек между стульями и балконом.
Дамы нетерпеливо обмахивались веерами, переговаривались и бросали на сцену выжидательные взоры. Мужчины ерзали на стульях, некоторые промакивали взмокшие лбы платками.
Наконец концертмейстер объявил о начале музыкального вечера. Полилась музыка.
Ровена, заинтригованная славой мистера Олдриджа, вся обратилась в слух, жадно следя бегом его пальцев. Через тридцать минут игры от быстроты, сухости и механичности, с какой виртуоз отчеканивал звуки, у нее начала гудеть голова. По залу то и дело прокатывались удивленные и одобрительные возгласы.
Все же вечер выдался такой жаркий, что даже распахнутые балконные двери не могли спасти положение. Однако публика, поглощенная техникой исполнения скрипача вся обратилась в зрение и слух. Ну а те, кто не блистал великими познаниями в музыке, делали все, чтобы скрыть свое невежество под маской напускной заинтересованности. Находились и такие, кто уже прикорнул, опустив голову себе на грудь.
К концу первого часа механическая виртуозность, быстрота пассажей и вышколенность всех скрипичных приемов так надоела Ровене, что она заскучала. Она не любила такую музыку и предпочитала простоту, но душевность деревенской скрипки, скрипке мистера Олдриджа. Как казалось ей, любое произведение, сыгранное с душой и трогательностью, могло бы затмить самую тонкую техничность. Ни разу за этот час ни одна мурашка не пробежала по ее коже, ни разу она не задержала дыхания от восхищения. И пусть этот Генри Олдридж признан по всей Англии, она решила для себя, что на его месте бы пожертвовала некоторыми приемами исполнения ради душевности музыки.
Она вспоминала, как в прошлом году на ярмарке в праздник Святого Варфоломея услышала одного бродячего скрипача, который то и дело ошибался, играя свое произведение. Конечно же, у него не было такой впечатляющей растяжки пальцев левой руки, но зато он играл так проникновенно! Каждая нота жила отдельно и срывалась со струн завершенная и наполненная глубоким смыслом. Тот скрипач не собрал вокруг себя такого количества зрителей, но те, кто останавливался послушать его, не замечали, как подносили к глазам носовые платки или рукава камзола и смахивали набегающие слезинки.
В конце концов Ровена осторожно осматривая зал, пришла к выводу о том, как удачно разместилась и может ненадолго исчезнуть не беспокоя почти никого. Объявив тетушке о своей головной боли, она поднялась с места, желая направиться на балкон и подышать свежим воздухом.
Ей пришлось тем не менее пробираться через расположившихся в боковых проходах зрителей. Они были поглощены музыкой и не сразу желали сдвинуться с места. Но вскоре преодолев это препятствие, уже изрядно уставшая, с возникшей легкой одышкой Ровена оказалась перед другим препятствием, не обратив на него внимание ранее. Все пространство до балкона занимали зеваки. Они так плотно стояли друг к другу, что девушка не знала, с какой стороны лучше было бы обогнуть эту гору.
Она обернулась назад, где в мягких креслах вальяжно восседали важные гости, в том числе и ее друзья. Но теперь не считала приемлемым вернуться туда, так как, во-первых, она уже проделала большой путь, во-вторых, понимала, что совсем не выдержит еще один час концерта. Вздохнув, Ровена принялась пробираться сквозь толпу, то и дело извиняясь.
Вскоре она оказалась где-то посередине и уже перестала видеть не только балконные двери, но и музыкантов. Она смотрела строго перед собой, стараясь пробраться вперед, вглядываясь в каждый прорех между людьми, с целью увидеть там спасительное пространство из ночи и свежего воздуха. Ровена уже почти выбилась из сил и начала было ругать себя за необдуманное предприятие, ей казалось, будто она продвигается со скоростью улитки или не продвигается вообще. Вдруг дорогу ей перегородил высокий мужчина, он тоже пробирался сквозь толпу в сторону балкона, но делал это как-то медленно и то и дело останавливался.
Она наткнулась на него, когда он поравнялся с ней. Потом тут же через пару шагов снова чуть не налетела на него, когда он вдруг резко остановился. За его широкой спиной Ровена не видела ровным счетом ничего. Ей это надоело, и она настойчиво протиснулась вперед, желая обогнуть нерешительного зрителя. Поравнявшись с мужчиной с тем, чтобы наконец опередить его, ей пришлось немного столкнуть его с пути.
— Вы?! Какая встреча... — вдруг услышала Ровена знакомый голос. Подняв голову вверх, она вздрогнула и покраснела. Это оказался герцог Оттавский. Он теперь смотрел на нее сверху вниз, стараясь побороть удивление.
Ровена испугалась, а затем и растерялась, подумав, что он наверняка предположил, будто она преследует его.
— Боже мой, простите, ради бога. Я и представить не могла, что это вы. Я вас даже не заметила. Но я вовсе и не думала преследовать вас!
Она постаралась отлепиться от герцога, насколько это позволяла сдавливающая их со всех сторон толпа, вызвав недовольные кряхтения где-то позади. Ровена чувствовала легкий аромат чисто выстиранного сюртука, а прохладное дыхание Франца то и дело щекотало ее кожу.
— В любом случае, — протараторила она в смущении, — я уже собиралась уходить.
Ровена поклонилась как могла и развернулась, чтобы как можно скорее пойти в обратном направлении. Но только она собралась делать шаг, как услышала позади:
— Подождите! — она почувствовала холодную ладонь на своем огаленном предплечье. Вздрогнув от неожиданности, Ровена обернулась. Жар хлынул к ее лицу, она устремила на герцога испуганный взгляд. Тот одернул руку неожиданно быстро, сам почему-то испугавшись своего жеста.
— Я охотно вам верю.— тут же возобновил он речь. — В зале столько народу, что мы не могли бы никак увидеть друг друга. Но вы, кажется, направлялись на балкон. Почему же теперь двигаетесь в обратном направлении?
Ровена смутилась, не зная, какой ответ дать.
— Я...я… Мне стало не по себе и я решила подышать свежим воздухом, но теперь уже все хорошо. Я, пожалуй, вернусь на место.
Ровена снова сделала движение в сторону, опустив голову от смущения, чувствуя, как ее щеки жжет румянец. Но следующая фраза герцога удержала ее на месте.
— Если эта толпа внушает вам такое спокойствие и комфорт, что вам сразу в ней полегчало, по сравнению с теми прекрасными креслами, которые вы только что покинули, то я очень удивлюсь необычности устройства вашей психической системы.
И действительно, было бы странно сейчас, уже почти достигнув цели, пуститься в обратную дорогу. Кроме того, Ровена поняла, в какой глупой ситуации оказалась, видя усмешку герцога. Ей следовало бы промолчать. Зрители вокруг, терпевшие поначалу болтовню пары начали уже терять терпение и принялись шикать на них.
— Пойдемте, я проведу вас. — наконец позвал Франц, видя замешательство Ровены. — Все же вы держали путь к балкону. Тут осталось всего пару шагов. Нелепо было бы сейчас повернуть назад.
Он встал к ней боком и оградил ее от давящей со всех сторон толпы так, чтобы она смогла пройти не портя себе наряд.
Действительно, толпа через пару шагов резко кончилась и перед ними открылось огромное свободное пространство балкона и звездное небо над головами.
— Благодарю вас, было очень любезно помочь мне проделать остаток этого непростого пути.
— Не стоит, я и сам сюда направлялся. В зале сделалось слишком жарко.
Воцарилась пауза. Ровена удивленно приподняла брови на слова герцога, подумав, насколько действительность расходится с его словами: руки его хранили ледяной холод. Возможно, у него были проблемы с кровообращением. Но девушка, открыв было рот, чтобы заметить ему эту странность, мудро решила в последний момент сохранить молчание. Так как ей показалось, что, во-первых, это не ее дело, а во-вторых, герцог, скорее всего, не захочет обсуждать с ней свое здоровье. Также она то и дело робела. Возможно, сейчас Франц захочет побыть один и ей следует попрощаться с ним — такие мысли крутились в ее голове в данный момент.
Она не знала, как лучше бы было себя повести и подбирала в голове фразы. Но к ее облегчению он заговорил первый.
— Итак, могу я поинтересоваться, что привело вас сюда? Только ли духота? Кстати, мне очень жаль, что вам придется услышать об этом из моих уст, так как обычно я стараюсь делать только комплименты, но, кажется, у меня нет выбора. — с каждой фразой герцога выражение лица Ровены делалось все более испуганным. Он выдержал театральную паузу, пока бедняжка терялась в догадках, что он ей выдаст на этот раз. — На вашей кружевной накидке появилась большая затяжка.
— Ах, боже мой, но где же? — Ровена принялась осматривать свои плечи, стараясь заглянуть на спину. — Тетушка на мне живого места не оставит за неосторожность.
— Вот затяжка. — показал герцог на длинную шелковую нить на уровне плеча, — Ее надо спрятать, иначе ваша накидка рискует быть безнадежно испорченной. Я вижу у вас талант уметь портить свой туалет.
Ровена вскинула вопросительный взор на герцога, стараясь понять упрек это или шутка, так как подметила, что он, видимо, очень любит использовать свой статус, чтобы говорить все, что вздумается вполне безнаказанно. На лице мужчины не дрогнул ни один мускул, оно выражало совершенное бесстрастие с первого момента их встречи в зале и до сих пор. В конце концов, это было не так важно, так как в ней вдруг взыграло негодование.
— Вовсе нет! Вы же сами видели сколько там народу! — выпалила она.
— Так что вас привело на балкон? — сменил герцог тему, — Не боитесь ли вы пропустить такую прекрасную возможность услышать местного виртуоза? Как вы находите его?
Ровена, замешкавшись, подумала, что если она скажет правду, то может показаться невеждой, совсем не разбирающейся в музыке. И раз бо?льшая часть общества поет скрипачу дифирамбы, то и ей не следовало бы выделяться новизной мнения.
— Он очень даже недурен. Его техника прекрасно отточена. Даже один мой знакомый как-то раз услышал “Дьявольские трели” Тартини в исполнении господина Олдриджа и был поражен.
— Так значит он вам все-таки понравился? — не унимался герцог, не сводя темных гипнотических глаз с лица девушки, проникая в самую ее душу.
Та зарделась, начав корить себя за то, что пошла наперекор себе и своим убеждениям, сказав неправду, так как имела тенденцию сохранять свое мнение при любых обстоятельствах, не желая потворствовать вкусу общества и его привычкам, но тут почему-то изменила себе и теперь чувствовала себя крайне глупо.
— Если честно, мне более по нраву деревенские мелодии, исполненные с душой и наполненные глубочайшим смыслом. Хоть они и просты, но в них есть свое очарование, присущее простоте и широте крестьянской души. Однако из-за частых ошибок и недостатка техники их мелодии у некоторых ценителей музыки могут вызывать головную боль.
Ровена запнулась, чувствуя на себе всю тяжесть взгляда герцога. Тот молчал как назло и не обнаруживал на лице никаких эмоций. Неизвестно, какие мысли бродили в его голове и что он теперь думал о девушке из знатной семьи, которая предпочитает деревенские мотивы виртуозности вышколенных мастеров.
— Так значит вам не понравилось? — приподняв одну бровь вновь осведомился он.
Ровена набрала в легкие воздуха, теребя веер от волнения.
— Не то чтобы не понравилось, он силен с технической стороны...
— Вы только сказали, что предпочитаете простоту деревенских мотивов техничности мастера. Соответственно, я делаю вывод, что именно по этой причине вы и оказались на балконе? А значит вам не понравилось, верно?
— Ну, в общем-то, вы правы. — совсем тихо вымолвила Ровена — Вы, наверное, уверены в отсутствии у меня вкуса, но это вовсе не так. Просто...
