– Тебе-то что бояться? – грубовато усмехнулась Тереза. – Он твой муж. Он будет тебя любить. Как умеет, – добавила она скептически. – Пусть боятся другие! Он тебя никому в обиду не даст.
Скорее сам обидит. Но Лику ее слова чуть успокоили. Она вытерла слезы и даже почти не дрожала, когда Хэнк, с удовлетворением отставив чашку и попрощавшись, властно взял ее за руку и вывел за дверь.
Надо уходить
Перед подъездом двадцатиэтажки с эмблемой Брачной Компании остановилась голубая машина-полуавтомат. Бролинь и Невин с трудом вытащили оттуда злую синеволосую иррийку со связанными руками.
– Зохен знает что! – выругался Бролинь. – С тех пор как мы летаем на Ирру, нам зверски не везет. Ноги моей большое не будет на этой планете!
– Да бросьте, – легкомысленно сказал его молодой компаньон. – Наше дело – доставить товар. Мы его доставим. А что она кусается – это уже не наша забота. Мы поставляем сырой материал, а господин Ильтен пусть сам его обрабатывает.
Конечно, Невину легко рассуждать! Не его же она укусила в самое чувствительное место.
– Надо ее развязать, – напомнил Невин, медля и не нажимая на звонок.
– Вот вы и развязывайте, – огрызнулся Бролинь. – Да держите покрепче.
Невин с сомнением взглянул на недовольную пленницу, погрозил ей кулаком и, аккуратно перерезав веревки, тут же схватил ее сзади за плечо, упреждая любое непредусмотренное движение. Бролинь, разумеется, подстраховал, сцапав женщину за второе плечо. Ворчит старший напарник много, но действует надежно.
Бролинь вдавил кнопку звонка. Камера ожила, и в ней возникло изображение диспетчера. Ильтен смотрел, как всегда, свысока. Бролинь его не любил. Невин не знал, за что, но на всякий случай недолюбливал тоже.
Дверь перед ними открылась, и Ильтен брезгливо оглядел иррийку. Проклятому диспетчеру вечно не нравились женщины, поставляемые их командой. Бролиня это бесило. Неужели они в здравом уме и твердой памяти выбирают худших? Зохенов Ильтен просто предвзят.
В конце коридора, возле санузла, мелькнула женская фигура. Само по себе ничего удивительного, у диспетчера постоянно какие-то женщины, гнездо у них тут. Но Бролинь вдруг застыл. Он узнал ее.
– Так себе невеста, – вынес вердикт Ильтен. – Красота сомнительна, а характер несомненен. Что-то вас тянет на странное, господа.
Невин скрипнул зубами. Молодому человеку было обидно. Но Бролинь промолчал. Недолго тебе глумиться осталось, думал он, вежливо кланяясь на прощание и пряча квитанцию и расчетную карту в карман. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Это она, – утвердительно произнес Бролинь, когда за ним сомкнулась дверь лифта.
– Кто? – не понял Невин.
– Бабу у Ильтена видели? – осведомился он.
– Ну… да. – Невин припомнил неясный силуэт: темные, коротковатые для женщины волосы, брюки… Неотесанная еще, видать.
– Я сам привез ее с Ирру, – сказал Бролинь. – Мы с Кодесом привезли. Нам втерли, будто она умерла оттого, что мы с ней жестоко обращались. Компенсацию стрясли – все, что Компания нам за нее заплатила, плюс моральный ущерб. А эта дрянь, выходит, живехонька! Я не я, если это не Ильтен провернул. Нас подставил, бабу списал и теперь с ней развлекается!
– И что делать? – тревожно спросил Невин.
– Ехать к руководству, – многообещающе процедил Бролинь.
Три часа – глубокая ночь. Ветер выл между решетками балкона. Тереза ворочалась и бормотала во сне. Ей снились бои на Ирру. Идет бой, она склоняется над пси-установкой, пытаясь связаться с командованием… Вдруг на нее нападают сзади. Это не иррийцы. Тиквийцы! Крики на незнакомом языке, кровавые цветы, распускающиеся при попадании пуль на телах, стремительно становящихся мертвыми… Оскал врага, блеск ножа, с отвратительным хрупаньем входящего в живот, карусель звездного неба над головой, ускоряющая вращение…
Тереза вынырнула из карусели, отдышалась, вытерла пот со лба. Дурацкая планета, и сны дурацкие!
Сны Рино Ильтена были спокойны. Что может быть уютнее, чем завернуться в одеяло и зарыться в подушку, когда за окном гудит ветер? Разве что делать это на собственной кровати, а не на диване в рабочем кабинете. Ильтен улыбался во сне, потому что именно это ему и снилось. И Тереза…
И тут раздался звонок – зловещий, резкий. Тереза приподнялась на кровати, зябко кутаясь в одеяло, шепотом выругалась. Кого черт принес?
Ильтен вздрогнул, когда звонок вырвал его из сладких грез. Он проморгался, плохо соображая спросонья. Конечно, никакой Терезы рядом не было, Звонок настойчиво повторился, и Ильтен торопливо натянул брюки. Привычно включил камеру, но камера показывала лишь снег помех. Внезапно снаружи заколотили прямо в дверь.
– Открывайте! Служба охраны безопасности!
Ильтен обмер. Не иначе, кто-то настучал про Терезу. Чтобы поговорить с потенциальным свидетелем или предъявить обвинение в использовании клумбы вместо туалета, посреди ночи в дом не ломятся. Что делать? Разве только изображать невинность, пока не припрут к стенке.
Ильтен отпер замок. Собственная рука казалась ему деревянной.
– Господин Ильтен? – осведомился старший из троих нежданных посетителей в форме службы охраны безопасности. Пока еще внешне любезно, но холодно.
– Он самый, – подтвердил Ильтен. – И это мой дом. Показать документы?
– Нет нужды. – Тот покачал головой и протянул бумагу с печатью. Ордер на обыск.
Как ведут себя ни в чем предосудительном не замешанные обыватели, когда им предъявляют ордер на обыск? Не паникуют, нет: они ведь чисты перед законом. Но и не кивают невозмутимо. Невозмутимость противоестественна, если тебя будят среди ночи и учиняют обыск.
– В чем дело? – возмущенно произнес Ильтен. – Я буду жаловаться!
– После обыска, – отрезал старший охранник безопасности.
– Но в чем я, по-вашему, виноват? Вы не можете врываться сюда без серьезных оснований!
– У нас есть ордер, – напомнил безопасник. – Хотите знать, почему он был выписан? Потому что к нам поступил сигнал, господин Ильтен. Вы незаконно укрываете у себя женщину, которую украли у Брачной Компании.
Он отодвинул хозяина плечом с дороги и прошел в кабинет. Два сопровождающих последовали за ним.
Вот зохен! Это конец. Они найдут Терезу. И никакое кольцо ее не защитит: они-то прекрасно знают, что она не жена ни ему, ни кому-либо другому. Хоть бы она не стала драться! Тогда безопасники просто попользуются ею, прежде чем арестовать его и упечь на каторгу. Но эта ошпаренная на всю голову женщина, за будущее которой он переживал больше, чем за печальное свое, непременно будет драться. И тогда…
– Включите свет, – потребовал старший.
Его подчиненные переворошили постель Ильтена, хотя было ясно, что там никого нет, заглянули под кровать, залезли за компьютерный стол, неаккуратно отодвинув его, пошарили за занавесками. Велели открыть сейф с документацией Компании. Зачем? Явно для психологического давления: и зохену ясно, что женщину в нем спрятать невозможно, даже в расчлененном виде.
– Откройте ту комнату, господин Ильтен, – велел старший, убедившись, что в кабинете никого нет.
Спальня Терезы – а прежде его, Ильтена, спальня – не была заперта. Но безопасник хотел, чтобы он открыл ее сам. Вряд ли опасался, что женщина встретит его ударом кинжала или тяжелого табурета, хотя именно этого можно было бы ждать от такой женщины, как Тереза. Скорее очередная демонстрация власти.
Ильтен повернул дверную ручку. Рука заметно подрагивала.
Широкая кровать была пуста. Один из легавых, белобрысый, по знаку старшего понюхал подушку.
– На этой кровати спала женщина, – доложил он.
Ильтен скрипнул зубами. И бесполезно отпираться, что это его спальня и он сам тут спал: вряд ли натасканные ищейки спутают женский запах с мужским.
– Чистосердечное признание облегчает наказание, – заметил старший.
– Мне не в чем признаваться! – Ильтен добавил в голос истерических ноток. Впрочем, сильно стараться ему не пришлось: внутреннее состояние было на грани истерики. – Здесь спала женщина, да! Одна из невест. Вчера я передал ее жениху, господину Кнору, можете проверить квитанции. – Это было правдой, еще один жених вчера стал счастливым мужем, вот только спала его невеста с Ильтеном в кабинете. – Может, я и неряха, что вовремя не убрал постель, но не арестовывать же за это!
Старший хмыкнул. Тем временем двое его подчиненных порылись под кроватью, выпотрошили шкаф.
– Здесь никого нет, господин начальник.
– Балкон, – распорядился тот.
У Ильтена все сжалось внутри. И верно, где же быть Терезе, если не на балконе? Теперь – точно конец.
– Откройте, господин Ильтен, – приказал старший.
Он подошел к балконной двери, мучительно затоптался на месте. Есть в этом какое-то изощренное издевательство: заставлять его самого сдать Терезу.
– Открывайте, я сказал! Она ведь там, да? – усмехнулся старший.
Ильтен молча распахнул балконную дверь. Все равно ведь откроют. Скрутят его и откроют сами.
На балконе было пусто. Старший безопасник смутился. Двое остальных стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Где она, зохен вас побери? – Разочарованный старший шагнул к Ильтену и затряс его за воротник халата.
А вот это было большой ошибкой.
– Уберите руки! – рявкнул Ильтен. – Насилие над законопослушным гражданином вам даром не пройдет! Врываться ночью в квартиру честного человека – это вам не воров ловить! Я потребую компенсации. Завтра же на стол вашего начальства ляжет жалоба!
Безопасник резко выпустил Ильтена и даже отошел на шаг. Понял, что ситуация не в его пользу. Может, донос был и ложным – всякое между людьми случается из зависти и мести. В квартире нет никакой бабы, вел себя этот Ильтен совсем не так, как боящийся разоблачения преступник. Нервно, разумеется – но какой обыватель не занервничает, когда к нему явятся с обыском? И не заискивал, не пытался оправдываться – наоборот, возмущался. Опять же, в пределах рамок: ни оскорбление власти не пришьешь, ни неповиновение, ни тем паче сопротивление. А он, получается, превысил полномочия. Не стоило этого типа за воротник хватать, ох, не стоило.
– Жалоба – это лишнее, господин Ильтен, – произнес он совсем иным тоном, чем до сих пор говорил с подозреваемым. – Давайте не будем плодить бюрократию. Работа у нас и без того тяжелая, – и вынул из кармана полутысячную бумажку для вящего убеждения.
– Вы что, думаете, взятка мне дороже чести и спокойствия? – Глаза Ильтена гневно сузились.
Он присовокупил еще одну бумажку.
– Ну да, верно. – Ильтен смягчился. – Работа у вас впрямь нелегкая, но кто-то же должен ее делать. Почему бы и не вы? Мне не будет выгоды, если вас уволят.
Уловив слово «выгода», безопасник убедился в правильности выбранного способа действий и добавил третью бумажку.
– Не смею вас задерживать, господа. – Ильтен убрал деньги в комод и глазами указал посрамленным охранникам безопасности на входную дверь. – Я хотел бы поспать остаток ночи.
Дурные сны – к паскудной яви. Тереза с замиранием сердца прислушивалась к голосам, раздававшимся из коридора. Так и есть, легавые приперлись по ее душу! Она вспомнила, что говорил Ильтен о службе охраны безопасности. О том, что произойдет, если все вскроется. Ну уж нет!
Она откинула одеяло, рванулась к балкону и повернула ручку, молясь про себя, чтобы она не заскрипела. В лицо ударил холодный ветер. Тереза вышагнула на балкон и плотно закрыла за собой дверь. Ветер выстудил нервный пот, бесстыдно забрался под ночнушку. В соседней комнате вспыхнул свет, задвигались силуэты. Рано или поздно легавые доберутся и до балкона. Тут не отсидишься.
Тереза перегнулась через перила и тревожно всмотрелась в ночь. Вверх или вниз, вот в чем вопрос. Вниз – проще, и пространства для маневра хоть отбавляй, коли она доберется до земли. Но добраться вряд ли получится. Тринадцатый этаж, будем реалистами. Преодолеть более двух-трех этажей – задача для супермена. Она застрянет на чьем-нибудь балконе, и безопасники, если они не совсем тупые, посмотрят вниз и ее увидят. А вот посмотрев вверх, увидеть ее будет затруднительно, пол-то у балкона непрозрачный.
Тереза судорожно вздохнула. Даже страховки никакой, кроме ночнушки. Она решительно стянула ее, не обращая внимания на холод, и забросила наверх, не выпуская из рук, словно невод. Подол за что-то зацепился. Гвоздь, угол какой-нибудь выставленной из комнаты мебели, просто неровность? Размышлять некогда. Придерживаясь за ночнушку – скорее символ страховки, чем реальное подспорье, – она закинула ногу на перила, аккуратно выпрямилась, с трудом балансируя на злом ветру. Нащупала сверху прут ограды, уцепилась за него обеими руками, подтянулась. Резким толчком выбросила вверх и вбок ногу, и ступня, обдирая кожу о сталь и бетон, нащупала опору.
В результате нескольких попыток, едва не отчаявшись и чуть не сорвавшись, она втащила себя на чужой балкон. Наверняка на прутьях и перекрытиях остались следы ее крови, но ночью темно – заметить не должны. Впрочем, на рациональное мышление не было сил. Она забилась в угол, где пронизывающее дуновение ветра ощущалось на малую толику меньше, скорчилась и закуталась в обрывки ночнушки. Ободранная кожа на конечностях и животе нещадно саднила. Холод и страх выжимали из глаз слезы, выстывающие на ветру.
Хлопнула балконная дверь внизу, послышались хозяйские голоса безопасников. Внезапно их интонация кардинально сменилась. Вот уже Ильтен повысил голос, вот заговорили о взятке… Вторгшиеся вымелись с позором, их машина унеслась, озаряя окрестности светом фар, а Тереза все дрожала, свернувшись в клубочек.
Я же замерзну так насмерть, осенило вдруг ее. Она пошевелила закоченевшими пальцами. Пальцы онемели. Болело в ушах от ветра. Она с трудом поднялась и тяжело запрыгала, разогревая кровь. От одной мысли, чтобы снова снять ночнушку и использовать ее как страховку, лязгали зубы.
Тереза пересилила страх и слабость. Когда конечности обрели чувствительность, она свесила ноги с перил, нащупывая пальцами опору внизу – перила тринадцатого этажа. Снова накатил страх: если она потеряет опору, то будет верная смерть. Но когда она давала волю страху? Она загнала его глубоко-глубоко в подсознание и, цепляясь за каждый выступ, сползла вниз. Это было легче, чем лезть вверх, но она была уже совершенно вымотана.
Балконная дверь не поддалась – заперто. В комнате было темно. Снова толкнулся страх, теперь уже иной: а что, если Ильтена все же арестовали и увезли, и она останется на этом застуженном балконе, пока не окоченеет окончательно? Она замолотила в стекло.
Когда дверь за ночными гостями закрылась, моральные силы покинули Ильтена. Он тяжело привалился к стене. Сердце тихонько попискивало, не веря, что пронесло. Психология, конечно, психологией, но если бы безопасники обнаружили Терезу, никакое знание психологии не помогло бы.
А кстати, где она?
Он трижды обыскал все комнаты, кухню, ванную, туалет. Даже лифтовый холл и балкон. Никого. Да и на что он надеялся – если уж зохеновы ищейки тут все прочесали? Зохен, куда же она провалилась?!
Не став греть чайник и не пользуясь чашкой, он влил себе в рот холодную заварку, чтобы прийти в себя. Как и где искать Терезу? Хоть пиши в службу охраны безопасности заявление на розыск! Но именно этого он не может себе позволить.
И в этот момент зазвенело бьющееся стекло.
Скорее сам обидит. Но Лику ее слова чуть успокоили. Она вытерла слезы и даже почти не дрожала, когда Хэнк, с удовлетворением отставив чашку и попрощавшись, властно взял ее за руку и вывел за дверь.
Надо уходить
Перед подъездом двадцатиэтажки с эмблемой Брачной Компании остановилась голубая машина-полуавтомат. Бролинь и Невин с трудом вытащили оттуда злую синеволосую иррийку со связанными руками.
– Зохен знает что! – выругался Бролинь. – С тех пор как мы летаем на Ирру, нам зверски не везет. Ноги моей большое не будет на этой планете!
– Да бросьте, – легкомысленно сказал его молодой компаньон. – Наше дело – доставить товар. Мы его доставим. А что она кусается – это уже не наша забота. Мы поставляем сырой материал, а господин Ильтен пусть сам его обрабатывает.
Конечно, Невину легко рассуждать! Не его же она укусила в самое чувствительное место.
– Надо ее развязать, – напомнил Невин, медля и не нажимая на звонок.
– Вот вы и развязывайте, – огрызнулся Бролинь. – Да держите покрепче.
Невин с сомнением взглянул на недовольную пленницу, погрозил ей кулаком и, аккуратно перерезав веревки, тут же схватил ее сзади за плечо, упреждая любое непредусмотренное движение. Бролинь, разумеется, подстраховал, сцапав женщину за второе плечо. Ворчит старший напарник много, но действует надежно.
Бролинь вдавил кнопку звонка. Камера ожила, и в ней возникло изображение диспетчера. Ильтен смотрел, как всегда, свысока. Бролинь его не любил. Невин не знал, за что, но на всякий случай недолюбливал тоже.
Дверь перед ними открылась, и Ильтен брезгливо оглядел иррийку. Проклятому диспетчеру вечно не нравились женщины, поставляемые их командой. Бролиня это бесило. Неужели они в здравом уме и твердой памяти выбирают худших? Зохенов Ильтен просто предвзят.
В конце коридора, возле санузла, мелькнула женская фигура. Само по себе ничего удивительного, у диспетчера постоянно какие-то женщины, гнездо у них тут. Но Бролинь вдруг застыл. Он узнал ее.
– Так себе невеста, – вынес вердикт Ильтен. – Красота сомнительна, а характер несомненен. Что-то вас тянет на странное, господа.
Невин скрипнул зубами. Молодому человеку было обидно. Но Бролинь промолчал. Недолго тебе глумиться осталось, думал он, вежливо кланяясь на прощание и пряча квитанцию и расчетную карту в карман. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Это она, – утвердительно произнес Бролинь, когда за ним сомкнулась дверь лифта.
– Кто? – не понял Невин.
– Бабу у Ильтена видели? – осведомился он.
– Ну… да. – Невин припомнил неясный силуэт: темные, коротковатые для женщины волосы, брюки… Неотесанная еще, видать.
– Я сам привез ее с Ирру, – сказал Бролинь. – Мы с Кодесом привезли. Нам втерли, будто она умерла оттого, что мы с ней жестоко обращались. Компенсацию стрясли – все, что Компания нам за нее заплатила, плюс моральный ущерб. А эта дрянь, выходит, живехонька! Я не я, если это не Ильтен провернул. Нас подставил, бабу списал и теперь с ней развлекается!
– И что делать? – тревожно спросил Невин.
– Ехать к руководству, – многообещающе процедил Бролинь.
Три часа – глубокая ночь. Ветер выл между решетками балкона. Тереза ворочалась и бормотала во сне. Ей снились бои на Ирру. Идет бой, она склоняется над пси-установкой, пытаясь связаться с командованием… Вдруг на нее нападают сзади. Это не иррийцы. Тиквийцы! Крики на незнакомом языке, кровавые цветы, распускающиеся при попадании пуль на телах, стремительно становящихся мертвыми… Оскал врага, блеск ножа, с отвратительным хрупаньем входящего в живот, карусель звездного неба над головой, ускоряющая вращение…
Тереза вынырнула из карусели, отдышалась, вытерла пот со лба. Дурацкая планета, и сны дурацкие!
Сны Рино Ильтена были спокойны. Что может быть уютнее, чем завернуться в одеяло и зарыться в подушку, когда за окном гудит ветер? Разве что делать это на собственной кровати, а не на диване в рабочем кабинете. Ильтен улыбался во сне, потому что именно это ему и снилось. И Тереза…
И тут раздался звонок – зловещий, резкий. Тереза приподнялась на кровати, зябко кутаясь в одеяло, шепотом выругалась. Кого черт принес?
Ильтен вздрогнул, когда звонок вырвал его из сладких грез. Он проморгался, плохо соображая спросонья. Конечно, никакой Терезы рядом не было, Звонок настойчиво повторился, и Ильтен торопливо натянул брюки. Привычно включил камеру, но камера показывала лишь снег помех. Внезапно снаружи заколотили прямо в дверь.
– Открывайте! Служба охраны безопасности!
Ильтен обмер. Не иначе, кто-то настучал про Терезу. Чтобы поговорить с потенциальным свидетелем или предъявить обвинение в использовании клумбы вместо туалета, посреди ночи в дом не ломятся. Что делать? Разве только изображать невинность, пока не припрут к стенке.
Ильтен отпер замок. Собственная рука казалась ему деревянной.
– Господин Ильтен? – осведомился старший из троих нежданных посетителей в форме службы охраны безопасности. Пока еще внешне любезно, но холодно.
– Он самый, – подтвердил Ильтен. – И это мой дом. Показать документы?
– Нет нужды. – Тот покачал головой и протянул бумагу с печатью. Ордер на обыск.
Как ведут себя ни в чем предосудительном не замешанные обыватели, когда им предъявляют ордер на обыск? Не паникуют, нет: они ведь чисты перед законом. Но и не кивают невозмутимо. Невозмутимость противоестественна, если тебя будят среди ночи и учиняют обыск.
– В чем дело? – возмущенно произнес Ильтен. – Я буду жаловаться!
– После обыска, – отрезал старший охранник безопасности.
– Но в чем я, по-вашему, виноват? Вы не можете врываться сюда без серьезных оснований!
– У нас есть ордер, – напомнил безопасник. – Хотите знать, почему он был выписан? Потому что к нам поступил сигнал, господин Ильтен. Вы незаконно укрываете у себя женщину, которую украли у Брачной Компании.
Он отодвинул хозяина плечом с дороги и прошел в кабинет. Два сопровождающих последовали за ним.
Вот зохен! Это конец. Они найдут Терезу. И никакое кольцо ее не защитит: они-то прекрасно знают, что она не жена ни ему, ни кому-либо другому. Хоть бы она не стала драться! Тогда безопасники просто попользуются ею, прежде чем арестовать его и упечь на каторгу. Но эта ошпаренная на всю голову женщина, за будущее которой он переживал больше, чем за печальное свое, непременно будет драться. И тогда…
– Включите свет, – потребовал старший.
Его подчиненные переворошили постель Ильтена, хотя было ясно, что там никого нет, заглянули под кровать, залезли за компьютерный стол, неаккуратно отодвинув его, пошарили за занавесками. Велели открыть сейф с документацией Компании. Зачем? Явно для психологического давления: и зохену ясно, что женщину в нем спрятать невозможно, даже в расчлененном виде.
– Откройте ту комнату, господин Ильтен, – велел старший, убедившись, что в кабинете никого нет.
Спальня Терезы – а прежде его, Ильтена, спальня – не была заперта. Но безопасник хотел, чтобы он открыл ее сам. Вряд ли опасался, что женщина встретит его ударом кинжала или тяжелого табурета, хотя именно этого можно было бы ждать от такой женщины, как Тереза. Скорее очередная демонстрация власти.
Ильтен повернул дверную ручку. Рука заметно подрагивала.
Широкая кровать была пуста. Один из легавых, белобрысый, по знаку старшего понюхал подушку.
– На этой кровати спала женщина, – доложил он.
Ильтен скрипнул зубами. И бесполезно отпираться, что это его спальня и он сам тут спал: вряд ли натасканные ищейки спутают женский запах с мужским.
– Чистосердечное признание облегчает наказание, – заметил старший.
– Мне не в чем признаваться! – Ильтен добавил в голос истерических ноток. Впрочем, сильно стараться ему не пришлось: внутреннее состояние было на грани истерики. – Здесь спала женщина, да! Одна из невест. Вчера я передал ее жениху, господину Кнору, можете проверить квитанции. – Это было правдой, еще один жених вчера стал счастливым мужем, вот только спала его невеста с Ильтеном в кабинете. – Может, я и неряха, что вовремя не убрал постель, но не арестовывать же за это!
Старший хмыкнул. Тем временем двое его подчиненных порылись под кроватью, выпотрошили шкаф.
– Здесь никого нет, господин начальник.
– Балкон, – распорядился тот.
У Ильтена все сжалось внутри. И верно, где же быть Терезе, если не на балконе? Теперь – точно конец.
– Откройте, господин Ильтен, – приказал старший.
Он подошел к балконной двери, мучительно затоптался на месте. Есть в этом какое-то изощренное издевательство: заставлять его самого сдать Терезу.
– Открывайте, я сказал! Она ведь там, да? – усмехнулся старший.
Ильтен молча распахнул балконную дверь. Все равно ведь откроют. Скрутят его и откроют сами.
На балконе было пусто. Старший безопасник смутился. Двое остальных стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Где она, зохен вас побери? – Разочарованный старший шагнул к Ильтену и затряс его за воротник халата.
А вот это было большой ошибкой.
– Уберите руки! – рявкнул Ильтен. – Насилие над законопослушным гражданином вам даром не пройдет! Врываться ночью в квартиру честного человека – это вам не воров ловить! Я потребую компенсации. Завтра же на стол вашего начальства ляжет жалоба!
Безопасник резко выпустил Ильтена и даже отошел на шаг. Понял, что ситуация не в его пользу. Может, донос был и ложным – всякое между людьми случается из зависти и мести. В квартире нет никакой бабы, вел себя этот Ильтен совсем не так, как боящийся разоблачения преступник. Нервно, разумеется – но какой обыватель не занервничает, когда к нему явятся с обыском? И не заискивал, не пытался оправдываться – наоборот, возмущался. Опять же, в пределах рамок: ни оскорбление власти не пришьешь, ни неповиновение, ни тем паче сопротивление. А он, получается, превысил полномочия. Не стоило этого типа за воротник хватать, ох, не стоило.
– Жалоба – это лишнее, господин Ильтен, – произнес он совсем иным тоном, чем до сих пор говорил с подозреваемым. – Давайте не будем плодить бюрократию. Работа у нас и без того тяжелая, – и вынул из кармана полутысячную бумажку для вящего убеждения.
– Вы что, думаете, взятка мне дороже чести и спокойствия? – Глаза Ильтена гневно сузились.
Он присовокупил еще одну бумажку.
– Ну да, верно. – Ильтен смягчился. – Работа у вас впрямь нелегкая, но кто-то же должен ее делать. Почему бы и не вы? Мне не будет выгоды, если вас уволят.
Уловив слово «выгода», безопасник убедился в правильности выбранного способа действий и добавил третью бумажку.
– Не смею вас задерживать, господа. – Ильтен убрал деньги в комод и глазами указал посрамленным охранникам безопасности на входную дверь. – Я хотел бы поспать остаток ночи.
Дурные сны – к паскудной яви. Тереза с замиранием сердца прислушивалась к голосам, раздававшимся из коридора. Так и есть, легавые приперлись по ее душу! Она вспомнила, что говорил Ильтен о службе охраны безопасности. О том, что произойдет, если все вскроется. Ну уж нет!
Она откинула одеяло, рванулась к балкону и повернула ручку, молясь про себя, чтобы она не заскрипела. В лицо ударил холодный ветер. Тереза вышагнула на балкон и плотно закрыла за собой дверь. Ветер выстудил нервный пот, бесстыдно забрался под ночнушку. В соседней комнате вспыхнул свет, задвигались силуэты. Рано или поздно легавые доберутся и до балкона. Тут не отсидишься.
Тереза перегнулась через перила и тревожно всмотрелась в ночь. Вверх или вниз, вот в чем вопрос. Вниз – проще, и пространства для маневра хоть отбавляй, коли она доберется до земли. Но добраться вряд ли получится. Тринадцатый этаж, будем реалистами. Преодолеть более двух-трех этажей – задача для супермена. Она застрянет на чьем-нибудь балконе, и безопасники, если они не совсем тупые, посмотрят вниз и ее увидят. А вот посмотрев вверх, увидеть ее будет затруднительно, пол-то у балкона непрозрачный.
Тереза судорожно вздохнула. Даже страховки никакой, кроме ночнушки. Она решительно стянула ее, не обращая внимания на холод, и забросила наверх, не выпуская из рук, словно невод. Подол за что-то зацепился. Гвоздь, угол какой-нибудь выставленной из комнаты мебели, просто неровность? Размышлять некогда. Придерживаясь за ночнушку – скорее символ страховки, чем реальное подспорье, – она закинула ногу на перила, аккуратно выпрямилась, с трудом балансируя на злом ветру. Нащупала сверху прут ограды, уцепилась за него обеими руками, подтянулась. Резким толчком выбросила вверх и вбок ногу, и ступня, обдирая кожу о сталь и бетон, нащупала опору.
В результате нескольких попыток, едва не отчаявшись и чуть не сорвавшись, она втащила себя на чужой балкон. Наверняка на прутьях и перекрытиях остались следы ее крови, но ночью темно – заметить не должны. Впрочем, на рациональное мышление не было сил. Она забилась в угол, где пронизывающее дуновение ветра ощущалось на малую толику меньше, скорчилась и закуталась в обрывки ночнушки. Ободранная кожа на конечностях и животе нещадно саднила. Холод и страх выжимали из глаз слезы, выстывающие на ветру.
Хлопнула балконная дверь внизу, послышались хозяйские голоса безопасников. Внезапно их интонация кардинально сменилась. Вот уже Ильтен повысил голос, вот заговорили о взятке… Вторгшиеся вымелись с позором, их машина унеслась, озаряя окрестности светом фар, а Тереза все дрожала, свернувшись в клубочек.
Я же замерзну так насмерть, осенило вдруг ее. Она пошевелила закоченевшими пальцами. Пальцы онемели. Болело в ушах от ветра. Она с трудом поднялась и тяжело запрыгала, разогревая кровь. От одной мысли, чтобы снова снять ночнушку и использовать ее как страховку, лязгали зубы.
Тереза пересилила страх и слабость. Когда конечности обрели чувствительность, она свесила ноги с перил, нащупывая пальцами опору внизу – перила тринадцатого этажа. Снова накатил страх: если она потеряет опору, то будет верная смерть. Но когда она давала волю страху? Она загнала его глубоко-глубоко в подсознание и, цепляясь за каждый выступ, сползла вниз. Это было легче, чем лезть вверх, но она была уже совершенно вымотана.
Балконная дверь не поддалась – заперто. В комнате было темно. Снова толкнулся страх, теперь уже иной: а что, если Ильтена все же арестовали и увезли, и она останется на этом застуженном балконе, пока не окоченеет окончательно? Она замолотила в стекло.
Когда дверь за ночными гостями закрылась, моральные силы покинули Ильтена. Он тяжело привалился к стене. Сердце тихонько попискивало, не веря, что пронесло. Психология, конечно, психологией, но если бы безопасники обнаружили Терезу, никакое знание психологии не помогло бы.
А кстати, где она?
Он трижды обыскал все комнаты, кухню, ванную, туалет. Даже лифтовый холл и балкон. Никого. Да и на что он надеялся – если уж зохеновы ищейки тут все прочесали? Зохен, куда же она провалилась?!
Не став греть чайник и не пользуясь чашкой, он влил себе в рот холодную заварку, чтобы прийти в себя. Как и где искать Терезу? Хоть пиши в службу охраны безопасности заявление на розыск! Но именно этого он не может себе позволить.
И в этот момент зазвенело бьющееся стекло.
