Никто не учил её, как вести себя с землянами. Однако кое-что о землянах она слышала. Что они жестоки и необузданны, что любят убивать, и не просто так, а мучительными способами. Желания капитана полностью подтвердили эти слухи. Но потом он почему-то передумал. И только теперь, спустя семь дней, до девушки дошло: он пошутил.
Земляне постоянно шутили. Нарочно говорили неправду и смеялись этому. Эйзза неплохо знала хантский, но разговаривать с ними было трудно: слова вроде знакомые, а смысла не понять. Они и меж собой так же разговаривали. Злыми они не были, просто чужими и странными. Ещё более непостижимыми, чем шитанн или ба.
– Не знаю, Стейрр, – вздохнула она. – А зачем нам домой? Пока мы ходили в космос, наши родные прожили жизни и умерли. К кому возвращаться?
Домой Эйззе не хотелось. Она смутно понимала, что когда-нибудь придёт пора оставить космос, выйти замуж, рожать детей… Когда – она не задумывалась. Думать – дело шитанн. Хирра Ччайкар всё устроил бы, подобрал бы ей хорошего мужа. Он не бывал особенно нежен, не читал ей стихов, но он был из её клана, он отвечал за неё, он не бросил бы её на произвол судьбы.
– Красавица, – позвал один из землян, – отдай бутылку! Мы тоже хотим. – И засмеялся.
Они всё время смеялись. Похоже, разговор с кетреййи сам по себе казался им забавным. Эйзза подошла, налила вино в его стакан.
Компания землян, к которой они прибились, начала служить в десанте не так давно. Все молодые, чуть старше кетреййи, а некоторые даже младше. Раньше, по рассказам и картинкам, Эйзза представляла себе землян на одно лицо: хмурые, лопоухие, сероволосые. А они оказались совсем разными, как и шитанн с кетреййи. Среди них были светлокожие, как сумеречники, и тёмные, как жители дневной стороны; с большими глазами, как у закатных кланов, и узкоглазые, как уроженцы полуденной зоны. Только прически у всех одинаковые: короткие стрижки одного образца. На Земле нет настоящих кланов.
Полёт протекал спокойно, и бойцы скучали, от нечего делать играя в азартные игры и смотря видео. Земляне пытались научить кетреййи играть в карты, но быстро отступились.
– А вы-то во что играете, когда скучно? – спросил самый дотошный из землян, плечистый и скуластый Бадма.
– Ну, кто дальше плюнет, – начал перечислять Асст, – в какой руке ключ, как веревку развязать…
Земляне посмеялись и перестали звать их в игру. Оставалось смотреть фильмы. Фильмы были красивые, с впечатляющей музыкой, будящей в душе противоречивые чувства, но Эйзза почти ничего из них не понимала. За редким исключением – как, например, сегодня. Голографическая девушка-землянка занималась любовью то с одним, то с другим голографическим мужчиной, а один раз – с женщиной. Вот это было совершенно понятно. Кетреййи оживились, даже молчаливый Анцелл прокомментировал происходящее:
– Тот, второй блондин всё делает неправильно. Не доставит он девушке удовольствия.
– Что он говорит? – заинтересовался Бадма.
Эйзза перевела, и земляне, как обычно, рассмеялись.
– Пусть покажет, как правильно, – подмигнул бледнолицый Стефан. – Девушка у нас есть.
– Где у вас девушка? – недоумённо спросил Асст. Среди бойцов были только мужчины.
– А вот же, Эйзза, – подсказал Стефан.
И Эйзза, и Анцелл, и остальные кетреййи воззрились на него округлёнными глазами.
– Что вы! – пролепетала Эйзза. – Ему со мной нельзя. Мы ведь одной расы.
Как такое могло прийти землянам в голову? Наверное, они не понимают. Они думают совсем по-другому, каким-то иным способом.
– Странные у вас обычаи, – промолвил Стефан. – Как правило, всё наоборот. Некоторые цивилизации даже запрещают секс с представителями чужих рас.
Вот это как раз странно, подумала Эйзза. Что тут может быть плохого?
– А как вы тогда детей рожаете? – вмешался Бадма. – У кетреййи с шитанн или ба не может быть детей, разве не так?
– Детей заводят в браке, – объяснила девушка. – А брак заключают внутри расы. Но если кетреййи не женаты, они не занимаются любовью друг с другом.
– А с вампирами, значит, можно? – фыркнул кто-то на заднем плане. – Держу пари, именно вампиры это дурацкое правило придумали.
– Почему? – спросил въедливый Бадма, проигнорировав реплику.
Эйзза беспомощно подняла глаза к потолку. Кетреййи трудно отвечать на вопрос «почему». Их этому почти и не учат. Простейшие причинно-следственные связи: упадёшь с высоты – убьёшься, съешь несъедобное – отравишься, не более того. Важнее выучить, что можно и что нельзя. Память у кетреййи неплохая. А вот логика – не очень.
Девушка всё же попыталась ответить, припомнив то, что ей известно.
– У двух кетреййи может получиться ребёнок. А если они не подходят друг другу как родители? При заключении брака это проверяется. Не должно быть больных детей, или с плохой наследственностью, или плохо обеспеченных, или рождённых не вовремя.
– Держу пари, – фыркнул всё тот же голос, – уж вампиры-то, в отличие от этих глупых милашек, знают, что такое контрацепция. Трахаются, небось, друг с другом без зазрения совести.
Земляне заулыбались.
– Неправда! – обиделась Эйзза. – Шитанн соблюдают те же правила, и ещё строже. Им даже влюбляться в своих нельзя. Несчастная любовь опасна для их душевного равновесия.
– Обоссаться, – протянул голос. – Чувствительные кровососы! Несчастная любовь полезна для выработки характера.
– Вам, может, и полезна! – вскинулась Эйзза. – А у шитанн характер и так хорош. Да, они чувствительные, нежные, ранимые… И они любят нас!
– А мы – их, – мрачно добавил Стейрр, уловив, о чём речь. – Будете оскорблять шитанн – в морду дадим.
Анцелл и Асст кивнули. Никто из землян не засмеялся. Странно.
– Нас больше, – вкрадчиво заметил Стефан.
– Мы не умеем считать, землянин, – криво усмехнулся Стейрр и стянул косички, торчащие в разные стороны, резинкой на затылке. Кажется, это была шутка: кетреййи всё-таки учили считать в пределах пары десятков. – Но мы хорошо знаем, кому обязаны тем, что умеем. Нам всё равно, сколько вас.
Анцелл сгрёб Эйззу себе за спину, расправил плечи, заслоняя её. Асст давно был готов к драке. Повисло молчание, нарушаемое только сладкими стонами не выключенной голограммы.
Бадма и Стефан переглянулись и с непонятным выражением посмотрели в левый угол – туда, откуда доносился язвительный голос. Справа поднялся со своего места чернокожий офицер, подошёл, раздвинув своих здоровенных подчинённых, встал перед кетреййи. Он и сам был не меньше, уступая Бадме разве что в плечах, но превосходя в росте.
– Вы молодцы, ребята, – сказал он негромко. – И девочка ваша – умница. Кое-кому из нас тоже не мешало бы получше помнить, чем и кому они обязаны. – Он на секунду обернулся и смерил кого-то невидимого уничтожающим взглядом. – Успокойтесь, никто не хотел вас обидеть. Вилис неудачно пошутил.
Эйзза передёрнула плечиками. К некоторым вещам она, наверное, никогда не привыкнет. Например, к шуткам землян.
– Мир? – предложил офицер, протягивая руку.
Кетреййи заколебались. Они просто не знали, что означает этот жест. Но Эйзза уже видела, как поступают земляне. Она вылезла вперёд из-за спины Анцелла и вложила свою ладошку в громадную жилистую лапу.
Приготовившийся к крепкому пожатию офицер моргнул и остановился в последний момент, чтобы не раздавить хрупкую ручку девчонки. Хмыкнув, он поднёс её ладонь к губам и аккуратно поцеловал.
– Давайте фильм смотреть. – Он кивнул на голограмму. – Много интересного пропустили. – Глаза его вдруг стали хитрыми и весёлыми. – Расскажешь мне, Эйзза, что та девица делает неправильно? Похоже, вы, кетреййи, удивительно хорошо в этом разбираетесь.
Польщённая Эйзза согласно уселась рядом с ним и стала комментировать действие. Земляне смеялись, но она не обращала внимания. Хохочут – значит, всё в порядке, драки не будет.
Солнце отражалось от ледяных вершин, и они сияли ослепительно-белым светом. Воздух был холодным, а солнце – горячим. Салиму всегда поражал этот контраст, характерный для горной Европы. Ко всему можно привыкнуть, но она не успела: ей нечасто приходилось бывать в этом регионе, вполне благополучном и не требующем пристального внимания. В основном она приезжала сюда не по делам, или не только по делам. Вот и сейчас она взяла с собой сыновей. Старшему уже двадцать, и говорят, что он вылитый отец в молодости. Королём Фархаду не стать, ведь у него полно сводных братьев, но это и к лучшему: власть – не удовольствие, а тяжкий труд и огромная ответственность. Салима знала это по себе и не желала своим детям такой судьбы. Порывистому юноше власть была бы в тягость, ему подавай романтику космоса… Младшему, Фахиму – семнадцать. В этом возрасте её брат получил власть, толком не понимая, как ею распорядиться, и едва всё не испортил, попытавшись поссориться с её мужем. Салиме отрадно было думать, что сын уже проницательнее брата, лучше разбирается в мировых тенденциях, и невыносимо горько, что она не смогла сделать из Фейсала мудрого и самодостаточного правителя.
– У тебя прекрасные сыновья, – промолвила блондинка с аккуратно уложенными в пучок волосами, примерно одних лет с Салимой. Она помешивала чай в фарфоровой чашечке, глядя в окно на двух парней в ярких горнолыжных комбинезонах, наперегонки мчащихся по склону.
Этот живописный уголок в Альпах не был курортом. Сюда не заезжали посторонние, не заглядывали любопытные туристы. Небольшое частное владение, предназначенное для отдыха важных персон. На несколько километров вокруг – никого, кроме двух ребят, с гиканьем носящихся по окрестностям на лыжах, двух подруг, сидящих в уютном охотничьем домике за чайным столом, да двух отрядов их личной охраны, ненавязчиво бдящих.
Салима вытянула ноги поближе к камину и ответила собеседнице:
– У них был прекрасный отец.
Подруга молчаливо улыбнулась. Король Саллах был ворчливым и скупым стариком, этаким Кощеем, впрочем, достаточно хватким, чтобы не потерять трон во время нефтяных пожаров и сохранить приемлемый уровень жизни своих подданных. Именно за последнее Салима его искренне уважала и любила. Но она, Оливия, ни за что не вышла бы замуж за пожилого брюзгу.
Оливия дружила с Салимой с детства. Они учились в одной школе, и годы, прошедшие с тех пор, не создали между ними не стены, ни пропасти, как часто бывает. Ныне леди Оливия Гринхилл стояла во главе Евросоюза и проводила больше времени в Брюсселе, чем в родном графстве. Детей она не родила, все свои силы отдав политике, и порой белой завистью завидовала Салиме, которая как-то умудрилась успеть в жизни всё. Может быть, именно оттого, что Оливия целенаправленно работала над карьерой, стремясь вверх, а Салима регалий не искала, считая главным для себя иное, жизнь же раз за разом взваливала на её плечи бремя власти.
Она собиралась растить детей, а её теребили приглашениями работать в ООН. Конечно, Саллах ворчал! Не на неё, любимую молодую жену, а на тех, кто не хочет оставить её в покое. «Нечего перекладывать свои проблемы на чужую жену», – заявил он однажды во всеуслышание перед голокамерами. Политика съела её юность, и теперь она хотела пожить для семьи.
А потом случился кризис в Африке. Она помнила, как Фернандо Лопес, тогдашний глава ООН, приезжал в Эр-Рияд лично и просил её помочь. Они не хотят никого слушать, говорил Лопес, они не впускают на свои территории представителей ООН. Всё началось с землетрясения, сотрясшего южную часть континента. Тысячи погибших, десятки тысяч потерявших кров… Но всё бы улеглось, если бы землетрясение не сдвинуло пласты урановой смолки в горах, выступающих естественной границей трёх государств. Вдруг оказалось, что, согласно данным спутниковой навигации, месторождение переехало через границу, из одной страны – в две других. Вопрос не уладить миром, считал Лопес, только не в этом котле из отчаяния, жадности, зависти, взаимных обид, только не теперь, когда многие потеряли всё, когда людям не за что держаться, кроме автомата. Он всерьёз беспокоился о том, чтобы эта война не стала ядерной. «Вы справитесь, я знаю».
Держа на руках смеющегося Фахима – мальчик не понимал, о какой беде говорит с матерью чужой дядя, он просто радовался подаренной гостем пластмассовой орбитальной станции, – она подняла бровь:
– Если я стану работать на ООН, меня туда, как вы говорите, не впустят. Если же отправлюсь решать эту проблему с силами моего мужа или брата, Аравию обвинят во вторжении.
– Вы можете поехать, как частное лицо.
Она чуть не рассмеялась. Частное лицо! Сказал бы ещё, как туристка.
Лопес разругался вдрызг с её мужем, сгоряча пообещавшим отозвать из ООН представителя Аравии, но своего добился. Салима дрогнула. Не смогла равнодушно слушать о том, что творится вокруг рудника Комба. Фархаду было пять, а Фахиму два года, когда она оставила детей на старшую жену и улетела. Фархаду было шесть, а Фахиму три, когда она вернулась. Война в Южной Африке так и не разразилась, города отстроили. Вместо того, чтобы делить месторождение, Салима правдами и неправдами заставила заинтересованные стороны объединиться. Лопес приезжал благодарить, помирился с Саллахом и рассказал о новой проблеме. С тех пор и покатилось…
Фархаду было девять, а Фахиму шесть, когда Фернандо Лопес ушёл в отставку и обратился ко всем жителям Земли с просьбой голосовать за неё.
– Шайтан! – раздался за окном огорчённый вопль, и Салима отвлеклась от воспоминаний. Ругался Фахим, сломавший лыжу. Она покачала головой и вернулась к горячему чаю.
– Не пойдёшь к сыну? – удивилась Оливия. – Ему, наверное, нужна помощь.
Салима пожала плечами.
– Лыжа – не нога, и Фахим не ребёнок. Молодой мужчина справится с этой мелочью без мамочки. Надеюсь, кто-нибудь из телохранителей объяснит ему, что поминать шайтана на всю округу, рискуя вызвать лавину, неразумно.
Оливия задумчиво побарабанила по чашке.
– Скажи мне по секрету, Салима: война скоро?
– Какая война? – Мимика, отработанная годами, была безупречна. О том, что удивление наиграно, могла догадаться лишь близкая подруга.
– Война с шитанн.
Салима покачала чашечку в руках.
– Почему ты думаешь, что мы намерены с ними воевать?
– Салима, я не слепая, – улыбнулась Оливия. – Более того: то, что я вижу, как правило, воспринимаю адекватно. Когда я смотрю в зеркало, то наблюдаю не сказочную красавицу, а располневшую стерву, которой недолго до старости. Когда я вижу, что у границ сектора неспокойно, и в это самое время мы усиливаем ГС-флот, несмотря на прорехи в финансах, мне становится ясно: быть войне.
Салима кивнула. Подруга никогда не была дурой.
– Дальше, – поощрила она. – Почему Шшерский Рай?
– А кто ещё? – Оливия всплеснула руками. – Рай – наш потенциальный противник уже более тысячи лет.
– Почему? – с интересом спросила Салима. Не то чтобы она была несогласна…
– Скажешь тоже! – фыркнула Оливия. – Они подходят на эту роль уж тем, что их планета ближе всех.
– Достойная причина, чтобы быть добрыми соседями, – пряча веселье, заметила Салима.
…Просто она любила подразнить собеседника.
– Все беды как раз от добрых соседей, – заявила Оливия. – Которым непременно надо сунуть нос в твой амбар на предмет того, что плохо лежит. А уж такие добряки, как шитанн… Они же спят и видят, как превратить Землю в большой донорский пункт. Они – наши естественные враги.
– Однако уже тысячу лет они к нам не суются, – как бы задумчиво проговорила Салима. – Крепко по носу получили.
Земляне постоянно шутили. Нарочно говорили неправду и смеялись этому. Эйзза неплохо знала хантский, но разговаривать с ними было трудно: слова вроде знакомые, а смысла не понять. Они и меж собой так же разговаривали. Злыми они не были, просто чужими и странными. Ещё более непостижимыми, чем шитанн или ба.
– Не знаю, Стейрр, – вздохнула она. – А зачем нам домой? Пока мы ходили в космос, наши родные прожили жизни и умерли. К кому возвращаться?
Домой Эйззе не хотелось. Она смутно понимала, что когда-нибудь придёт пора оставить космос, выйти замуж, рожать детей… Когда – она не задумывалась. Думать – дело шитанн. Хирра Ччайкар всё устроил бы, подобрал бы ей хорошего мужа. Он не бывал особенно нежен, не читал ей стихов, но он был из её клана, он отвечал за неё, он не бросил бы её на произвол судьбы.
– Красавица, – позвал один из землян, – отдай бутылку! Мы тоже хотим. – И засмеялся.
Они всё время смеялись. Похоже, разговор с кетреййи сам по себе казался им забавным. Эйзза подошла, налила вино в его стакан.
Компания землян, к которой они прибились, начала служить в десанте не так давно. Все молодые, чуть старше кетреййи, а некоторые даже младше. Раньше, по рассказам и картинкам, Эйзза представляла себе землян на одно лицо: хмурые, лопоухие, сероволосые. А они оказались совсем разными, как и шитанн с кетреййи. Среди них были светлокожие, как сумеречники, и тёмные, как жители дневной стороны; с большими глазами, как у закатных кланов, и узкоглазые, как уроженцы полуденной зоны. Только прически у всех одинаковые: короткие стрижки одного образца. На Земле нет настоящих кланов.
Полёт протекал спокойно, и бойцы скучали, от нечего делать играя в азартные игры и смотря видео. Земляне пытались научить кетреййи играть в карты, но быстро отступились.
– А вы-то во что играете, когда скучно? – спросил самый дотошный из землян, плечистый и скуластый Бадма.
– Ну, кто дальше плюнет, – начал перечислять Асст, – в какой руке ключ, как веревку развязать…
Земляне посмеялись и перестали звать их в игру. Оставалось смотреть фильмы. Фильмы были красивые, с впечатляющей музыкой, будящей в душе противоречивые чувства, но Эйзза почти ничего из них не понимала. За редким исключением – как, например, сегодня. Голографическая девушка-землянка занималась любовью то с одним, то с другим голографическим мужчиной, а один раз – с женщиной. Вот это было совершенно понятно. Кетреййи оживились, даже молчаливый Анцелл прокомментировал происходящее:
– Тот, второй блондин всё делает неправильно. Не доставит он девушке удовольствия.
– Что он говорит? – заинтересовался Бадма.
Эйзза перевела, и земляне, как обычно, рассмеялись.
– Пусть покажет, как правильно, – подмигнул бледнолицый Стефан. – Девушка у нас есть.
– Где у вас девушка? – недоумённо спросил Асст. Среди бойцов были только мужчины.
– А вот же, Эйзза, – подсказал Стефан.
И Эйзза, и Анцелл, и остальные кетреййи воззрились на него округлёнными глазами.
– Что вы! – пролепетала Эйзза. – Ему со мной нельзя. Мы ведь одной расы.
Как такое могло прийти землянам в голову? Наверное, они не понимают. Они думают совсем по-другому, каким-то иным способом.
– Странные у вас обычаи, – промолвил Стефан. – Как правило, всё наоборот. Некоторые цивилизации даже запрещают секс с представителями чужих рас.
Вот это как раз странно, подумала Эйзза. Что тут может быть плохого?
– А как вы тогда детей рожаете? – вмешался Бадма. – У кетреййи с шитанн или ба не может быть детей, разве не так?
– Детей заводят в браке, – объяснила девушка. – А брак заключают внутри расы. Но если кетреййи не женаты, они не занимаются любовью друг с другом.
– А с вампирами, значит, можно? – фыркнул кто-то на заднем плане. – Держу пари, именно вампиры это дурацкое правило придумали.
– Почему? – спросил въедливый Бадма, проигнорировав реплику.
Эйзза беспомощно подняла глаза к потолку. Кетреййи трудно отвечать на вопрос «почему». Их этому почти и не учат. Простейшие причинно-следственные связи: упадёшь с высоты – убьёшься, съешь несъедобное – отравишься, не более того. Важнее выучить, что можно и что нельзя. Память у кетреййи неплохая. А вот логика – не очень.
Девушка всё же попыталась ответить, припомнив то, что ей известно.
– У двух кетреййи может получиться ребёнок. А если они не подходят друг другу как родители? При заключении брака это проверяется. Не должно быть больных детей, или с плохой наследственностью, или плохо обеспеченных, или рождённых не вовремя.
– Держу пари, – фыркнул всё тот же голос, – уж вампиры-то, в отличие от этих глупых милашек, знают, что такое контрацепция. Трахаются, небось, друг с другом без зазрения совести.
Земляне заулыбались.
– Неправда! – обиделась Эйзза. – Шитанн соблюдают те же правила, и ещё строже. Им даже влюбляться в своих нельзя. Несчастная любовь опасна для их душевного равновесия.
– Обоссаться, – протянул голос. – Чувствительные кровососы! Несчастная любовь полезна для выработки характера.
– Вам, может, и полезна! – вскинулась Эйзза. – А у шитанн характер и так хорош. Да, они чувствительные, нежные, ранимые… И они любят нас!
– А мы – их, – мрачно добавил Стейрр, уловив, о чём речь. – Будете оскорблять шитанн – в морду дадим.
Анцелл и Асст кивнули. Никто из землян не засмеялся. Странно.
– Нас больше, – вкрадчиво заметил Стефан.
– Мы не умеем считать, землянин, – криво усмехнулся Стейрр и стянул косички, торчащие в разные стороны, резинкой на затылке. Кажется, это была шутка: кетреййи всё-таки учили считать в пределах пары десятков. – Но мы хорошо знаем, кому обязаны тем, что умеем. Нам всё равно, сколько вас.
Анцелл сгрёб Эйззу себе за спину, расправил плечи, заслоняя её. Асст давно был готов к драке. Повисло молчание, нарушаемое только сладкими стонами не выключенной голограммы.
Бадма и Стефан переглянулись и с непонятным выражением посмотрели в левый угол – туда, откуда доносился язвительный голос. Справа поднялся со своего места чернокожий офицер, подошёл, раздвинув своих здоровенных подчинённых, встал перед кетреййи. Он и сам был не меньше, уступая Бадме разве что в плечах, но превосходя в росте.
– Вы молодцы, ребята, – сказал он негромко. – И девочка ваша – умница. Кое-кому из нас тоже не мешало бы получше помнить, чем и кому они обязаны. – Он на секунду обернулся и смерил кого-то невидимого уничтожающим взглядом. – Успокойтесь, никто не хотел вас обидеть. Вилис неудачно пошутил.
Эйзза передёрнула плечиками. К некоторым вещам она, наверное, никогда не привыкнет. Например, к шуткам землян.
– Мир? – предложил офицер, протягивая руку.
Кетреййи заколебались. Они просто не знали, что означает этот жест. Но Эйзза уже видела, как поступают земляне. Она вылезла вперёд из-за спины Анцелла и вложила свою ладошку в громадную жилистую лапу.
Приготовившийся к крепкому пожатию офицер моргнул и остановился в последний момент, чтобы не раздавить хрупкую ручку девчонки. Хмыкнув, он поднёс её ладонь к губам и аккуратно поцеловал.
– Давайте фильм смотреть. – Он кивнул на голограмму. – Много интересного пропустили. – Глаза его вдруг стали хитрыми и весёлыми. – Расскажешь мне, Эйзза, что та девица делает неправильно? Похоже, вы, кетреййи, удивительно хорошо в этом разбираетесь.
Польщённая Эйзза согласно уселась рядом с ним и стала комментировать действие. Земляне смеялись, но она не обращала внимания. Хохочут – значит, всё в порядке, драки не будет.
Солнце отражалось от ледяных вершин, и они сияли ослепительно-белым светом. Воздух был холодным, а солнце – горячим. Салиму всегда поражал этот контраст, характерный для горной Европы. Ко всему можно привыкнуть, но она не успела: ей нечасто приходилось бывать в этом регионе, вполне благополучном и не требующем пристального внимания. В основном она приезжала сюда не по делам, или не только по делам. Вот и сейчас она взяла с собой сыновей. Старшему уже двадцать, и говорят, что он вылитый отец в молодости. Королём Фархаду не стать, ведь у него полно сводных братьев, но это и к лучшему: власть – не удовольствие, а тяжкий труд и огромная ответственность. Салима знала это по себе и не желала своим детям такой судьбы. Порывистому юноше власть была бы в тягость, ему подавай романтику космоса… Младшему, Фахиму – семнадцать. В этом возрасте её брат получил власть, толком не понимая, как ею распорядиться, и едва всё не испортил, попытавшись поссориться с её мужем. Салиме отрадно было думать, что сын уже проницательнее брата, лучше разбирается в мировых тенденциях, и невыносимо горько, что она не смогла сделать из Фейсала мудрого и самодостаточного правителя.
– У тебя прекрасные сыновья, – промолвила блондинка с аккуратно уложенными в пучок волосами, примерно одних лет с Салимой. Она помешивала чай в фарфоровой чашечке, глядя в окно на двух парней в ярких горнолыжных комбинезонах, наперегонки мчащихся по склону.
Этот живописный уголок в Альпах не был курортом. Сюда не заезжали посторонние, не заглядывали любопытные туристы. Небольшое частное владение, предназначенное для отдыха важных персон. На несколько километров вокруг – никого, кроме двух ребят, с гиканьем носящихся по окрестностям на лыжах, двух подруг, сидящих в уютном охотничьем домике за чайным столом, да двух отрядов их личной охраны, ненавязчиво бдящих.
Салима вытянула ноги поближе к камину и ответила собеседнице:
– У них был прекрасный отец.
Подруга молчаливо улыбнулась. Король Саллах был ворчливым и скупым стариком, этаким Кощеем, впрочем, достаточно хватким, чтобы не потерять трон во время нефтяных пожаров и сохранить приемлемый уровень жизни своих подданных. Именно за последнее Салима его искренне уважала и любила. Но она, Оливия, ни за что не вышла бы замуж за пожилого брюзгу.
Оливия дружила с Салимой с детства. Они учились в одной школе, и годы, прошедшие с тех пор, не создали между ними не стены, ни пропасти, как часто бывает. Ныне леди Оливия Гринхилл стояла во главе Евросоюза и проводила больше времени в Брюсселе, чем в родном графстве. Детей она не родила, все свои силы отдав политике, и порой белой завистью завидовала Салиме, которая как-то умудрилась успеть в жизни всё. Может быть, именно оттого, что Оливия целенаправленно работала над карьерой, стремясь вверх, а Салима регалий не искала, считая главным для себя иное, жизнь же раз за разом взваливала на её плечи бремя власти.
Она собиралась растить детей, а её теребили приглашениями работать в ООН. Конечно, Саллах ворчал! Не на неё, любимую молодую жену, а на тех, кто не хочет оставить её в покое. «Нечего перекладывать свои проблемы на чужую жену», – заявил он однажды во всеуслышание перед голокамерами. Политика съела её юность, и теперь она хотела пожить для семьи.
А потом случился кризис в Африке. Она помнила, как Фернандо Лопес, тогдашний глава ООН, приезжал в Эр-Рияд лично и просил её помочь. Они не хотят никого слушать, говорил Лопес, они не впускают на свои территории представителей ООН. Всё началось с землетрясения, сотрясшего южную часть континента. Тысячи погибших, десятки тысяч потерявших кров… Но всё бы улеглось, если бы землетрясение не сдвинуло пласты урановой смолки в горах, выступающих естественной границей трёх государств. Вдруг оказалось, что, согласно данным спутниковой навигации, месторождение переехало через границу, из одной страны – в две других. Вопрос не уладить миром, считал Лопес, только не в этом котле из отчаяния, жадности, зависти, взаимных обид, только не теперь, когда многие потеряли всё, когда людям не за что держаться, кроме автомата. Он всерьёз беспокоился о том, чтобы эта война не стала ядерной. «Вы справитесь, я знаю».
Держа на руках смеющегося Фахима – мальчик не понимал, о какой беде говорит с матерью чужой дядя, он просто радовался подаренной гостем пластмассовой орбитальной станции, – она подняла бровь:
– Если я стану работать на ООН, меня туда, как вы говорите, не впустят. Если же отправлюсь решать эту проблему с силами моего мужа или брата, Аравию обвинят во вторжении.
– Вы можете поехать, как частное лицо.
Она чуть не рассмеялась. Частное лицо! Сказал бы ещё, как туристка.
Лопес разругался вдрызг с её мужем, сгоряча пообещавшим отозвать из ООН представителя Аравии, но своего добился. Салима дрогнула. Не смогла равнодушно слушать о том, что творится вокруг рудника Комба. Фархаду было пять, а Фахиму два года, когда она оставила детей на старшую жену и улетела. Фархаду было шесть, а Фахиму три, когда она вернулась. Война в Южной Африке так и не разразилась, города отстроили. Вместо того, чтобы делить месторождение, Салима правдами и неправдами заставила заинтересованные стороны объединиться. Лопес приезжал благодарить, помирился с Саллахом и рассказал о новой проблеме. С тех пор и покатилось…
Фархаду было девять, а Фахиму шесть, когда Фернандо Лопес ушёл в отставку и обратился ко всем жителям Земли с просьбой голосовать за неё.
– Шайтан! – раздался за окном огорчённый вопль, и Салима отвлеклась от воспоминаний. Ругался Фахим, сломавший лыжу. Она покачала головой и вернулась к горячему чаю.
– Не пойдёшь к сыну? – удивилась Оливия. – Ему, наверное, нужна помощь.
Салима пожала плечами.
– Лыжа – не нога, и Фахим не ребёнок. Молодой мужчина справится с этой мелочью без мамочки. Надеюсь, кто-нибудь из телохранителей объяснит ему, что поминать шайтана на всю округу, рискуя вызвать лавину, неразумно.
Оливия задумчиво побарабанила по чашке.
– Скажи мне по секрету, Салима: война скоро?
– Какая война? – Мимика, отработанная годами, была безупречна. О том, что удивление наиграно, могла догадаться лишь близкая подруга.
– Война с шитанн.
Салима покачала чашечку в руках.
– Почему ты думаешь, что мы намерены с ними воевать?
– Салима, я не слепая, – улыбнулась Оливия. – Более того: то, что я вижу, как правило, воспринимаю адекватно. Когда я смотрю в зеркало, то наблюдаю не сказочную красавицу, а располневшую стерву, которой недолго до старости. Когда я вижу, что у границ сектора неспокойно, и в это самое время мы усиливаем ГС-флот, несмотря на прорехи в финансах, мне становится ясно: быть войне.
Салима кивнула. Подруга никогда не была дурой.
– Дальше, – поощрила она. – Почему Шшерский Рай?
– А кто ещё? – Оливия всплеснула руками. – Рай – наш потенциальный противник уже более тысячи лет.
– Почему? – с интересом спросила Салима. Не то чтобы она была несогласна…
– Скажешь тоже! – фыркнула Оливия. – Они подходят на эту роль уж тем, что их планета ближе всех.
– Достойная причина, чтобы быть добрыми соседями, – пряча веселье, заметила Салима.
…Просто она любила подразнить собеседника.
– Все беды как раз от добрых соседей, – заявила Оливия. – Которым непременно надо сунуть нос в твой амбар на предмет того, что плохо лежит. А уж такие добряки, как шитанн… Они же спят и видят, как превратить Землю в большой донорский пункт. Они – наши естественные враги.
– Однако уже тысячу лет они к нам не суются, – как бы задумчиво проговорила Салима. – Крепко по носу получили.
