ПРОЛОГ
Фуцзай, несмотря на прозвище, вытянул короткую соломинку. Никто не хотел спускаться в темницу, и он меньше всех, — так и не решил, кого боится сильнее: призраков или живых узников. Но короткая соломинка это короткая соломинка. Повздыхав, он поставил на поднос деревянные миски с рисовой кашей, и, кое-как открыв плечом замшелую дверь, спустился в темноту.
Темнота пахла сыростью, шуршала лапками мокриц. Фуцзай кое-как, одной рукой, откупорил трубку с тлеющим мхом и зажёг стоящую на столике лампу. Сразу сделалось ещё страшнее: тени вытянулись, заплясали, сбивая с толку.
Он свернул в коридор и, не оглядываясь, проскользнул мимо первой пустой камеры, второй… но возле третьей замедлил шаг: любопытство пересилило. В ней давно валялась старая канга, и друзья рассказывали, что в полнолуние на ней проступают пятна крови, а сейчас как раз было полнолуние.
Тихо-тихо, стараясь не шуметь и не расплескать кашу, он прокрался в камеру...
Никаких кровавых следов не было. Просто рассохшаяся деревяшка валялась среди мышиного помёта и гнилой соломы.
Фуцзай тихонько, вздохнул, сам не зная, разочарованно или с облегчением, отвернулся... И нос к носу столкнулся с демоном.
Он уже понял, что на самом деле это шиму, просто ее волосы в беспорядке, а на лице потёки крови, но крик было не остановить.
Шиму даже не моргнула. В полутьме ее глаза казались черными омутами.
— Фуцзай, — хрипло произнесла она, когда он замолчал. — Что ты здесь делаешь?
— Я... — он даже не задумался сразу, почему шиму так выглядит, и что случилось. Только испугался, вдруг ему правда нельзя здесь быть. — Матушка-наставница, я принёс обед...
Шиму удивленно взглянула на него, будто он сказал что-то странное.
— Больше не нужно. Иди.
Фуцзай кивнул и засеменил к выходу так быстро, как мог. Что это? Что теперь делать? Бежать к шисюнам? К учителю? А если они знают... Знают что? Что шиму сделала?
Он обернулся, пытаясь рассмотреть, понять...
И замер.
Шиму брела по коридору, пошатываясь, словно пьяная, а в руке у нее покачивалось что-то похожее на ком водорослей…
Голова с всклокоченными чёрными волосами. Из бледной шеи всё ещё сочилась капельками кровь, пятная пол.
Новый крик застыл у Фуцзая в горле. Чья... Кто...
Что-то светлое запуталось в чёрных волосах, и, не удержавшись, выпало, звякнуло о камень: нефритовая шпилька с навершием в виде пенящийся волны, совсем как у...
Фуцзай уронил поднос и опрометью выбежал из темницы.
— Учитель! — истошно заорал он на бегу, не помня, где искать учителя, надеясь, что хоть кто-то откликнется. — Учитель! Шиму... Шиму обезумела!
ГЛАВА 1
Ветер пробежал по траве, и трава зашептала: "Шэ Юэ… Шэ Юэ…"
Луна раздвинула тучи, ее белый луч, посеребрив луг, выхватил из тьмы оленя. Грациозный зверь то взлетал над землёй, то падал, переходил в галоп, и снова взлетал, пытаясь уйти от преследователей. Трое волков гнали его, упорно, молча, и как бы высоко он ни взмывал, как бы далеко ни прыгал, — не отставали ни на шаг.
В нём не было страха, только отчаяние — он знал, что всё кончено, но упорно пытался сбежать, только бы им не пришлось убивать его, только бы трава не обагрилась кровью, ведь если хоть один вонзит клыки, ничего уже нельзя будет исправить…
Но волкам было всё равно. Да они и не могли повернуть назад: или убьют его или погибнут сами.
Шэ Юэ знала их мысли, потому что была одновременно оленем, и волками, и шелестящей травой. Из-под земли, из воздуха она рванулась чтобы помочь, защитить…
Но олень споткнулся, подломились тонкие передние ноги, и в этот миг чёрный волк прыгнул ему на круп, оскалив клыки.
Облако закрыло луну, словно та в ужасе заслонилась рукавом. Олень запрокинул голову, издав последний трубный крик…
— Юэ!
Юэ…
Шэ Юэ открыла глаза и снова стала собой, хоть и не сразу.
Нет никакого оленя, нет волков. Она в своих комнатах, в поместье Серебряного ручья. Сегодня у клана Шэ день поминовения, и раз солнце высоко, значит, матушка с минуты на минуту придёт будить её.
Вскочить и одеться бы побыстрее, но кошмар не отпускал. Зачем всё это, если олень погиб…
К счастью, вошла матушка с водой для умывания.
— Неужели опять волки? — спросила она вместо того чтобы пожелать доброго утра.
Шэ Юэ кивнула.
— Они опять загрызли оленя.
— Ты так кричала, что переполошила весь дом! Девушке не пристало издавать такие звуки. — Матушка легонько щёлкнула её по лбу. — Немедленно одевайся, иначе старший брат тебя отругает.
—Сон опять повторился… Может, это что-то значит? Это точно что-то значит… Может, это отец пытается мне что-то рассказать? Может, это он — олень? — Шэ Юэ поёжилась, но выбралась из-под одеяла. Старший брат и вправду мог разгневаться, в день поминовения он всегда тревожился обо всём сильнее обычного.
— Что это ты придумала? Я и так могу растолковать твои сны! — мама принялась распутывать её растрепавшиеся за ночь волосы. — Ты глупый оленёнок, который бежит от замужества, а волки — это женихи. И страшно тебе было, потому что ты боишься отпустить рукав старшего брата и повзрослеть наконец. Ещё один год прошёл… что мне сегодня рассказать отцу? Что я снова была тебе плохой матерью?
— Значит, выйти замуж это всё равно что угодить к волку в пасть? — Шэ Юэ надула губы. — Тогда я точно не хочу!
— Я так не говорила!
— Нет, ты только что сказала, что я милый оленёнок, а ужасные волки так и хотят меня загрызть!
Она тут же получила гребнем по макушке.
— Глупая дочь! Замужество — это лучшее, что может случиться с девушкой. Я никогда не жалела о том, что вышла замуж.
— Даже… в тот день? — Шэ Юэ обернулась, чтобы лучше видеть мамино лицо, но мама взяла её за щёки и повернула обратно.
— Не мешай, не то будешь причёсываться сама. — Мама вздохнула. — Даже в тот день. Я проклинала наших врагов и желала им смерти, но никогда… никогда не жалела, что вошла в семью Шэ.
«Тот день», день смерти отца, Шэ Юэ запомнила плохо: она была ещё слишком мала и пряталась в подвале, крепко обнимая младшего братца Янь-яня.
Братец хныкал, снаружи доносились голоса, крики, лязг мечей… Но, кажется, потом они оба, наплакавшись, заснули. А когда проснулись, вокруг стояла тишина. С тех пор Шэ Юэ ненавидела тишину. Если не пели птицы, она начинала петь сама, или бормотать под нос. Младшие ученики прозвали её за это Сестрицей Болтушкой, ну и пусть! К счастью, в усадьбе Серебряного ручья она редко оставалась одна.
— Сестрица! — донеслось из-за двери. — Ты не спишь? Просыпайся! Я принёс тебе поесть!
Младший братец протиснулся в комнату с подносом в руках и едва увернулся от летящей подушки.
— Ай! Яньянь, уходи! Я даже не оделась! Не стыдно тебе?!
— Но я только оставлю… я даже не смотрю!
— Янь-янь, — мама строго покачала головой. — Ты у нас хорошенький, как девочка, но всё же в женские покои тебе путь заказан. Поставь поднос и уходи. А ты, А-Юэ, ешь быстрее, пока я тебя причёсываю.
Яньянь потупился и с поклоном поставил поднос на пол.
— Да, матушка. Но разве это женские покои? Это же хлев поросёнка!
— Ах ты…
Он и вправду был хорошенький. Шэ Юэ обожала расчёсывать его длинные волосы, ложащиеся волнами. И голубые с серебром одеяния школы шли ему куда больше, чем ей.
Она всеми тремя братьями гордилась: они были высокие, стройные красавцы, лучше всех, но даже в детстве никто из них не был таким же миленьким как Яньянь, её маленький юэбин!
Шэ Юэ бросила в него ещё одну подушку, чтобы показать, как сильно любит, но Яньянь уже скрылся за дверью.
***
Если бы не мама, она ни за что не успела бы вовремя, хотя и не носила сложных причёсок и нарядов, — только воткнула любимую шпильку с орхидеей и закуталась наспех в голубое ханьфу с простой серебряной вышивкой. Один из немногих дорогих нарядов, которые не продали.
Подбирая подол, чтобы не запачкать его травой, она взбежала на холм, где, открытые всем ветрам, возвышались могильные камни дедушки, отца и старших учеников.
Братья уже хлопотали вокруг: средний братец Юй раскладывал фрукты, старший, Цзюэ, раскуривал благовония. Яньянь старался сохранять благочестивый вид и не путаться под ногами.
— Видел бы тебя отец… — вздохнул старший братец Цзюэ, поправляя Шэ Юэ волосы, выбившиеся на бегу. — Ты даже на встречу с ним опоздать умудрилась. Поблагодари матушку, что не дала тебе опозориться!
По блеску в его глазах Шэ Юэ понимала, что он подшучивает, но по опыту знала, как легко этот блеск может смениться настоящими молниями.
— Отец был бы недоволен, но дедушка всегда говорил, что самый красивый цветок распускается позже всех. Не ругай сестрицу, ради него, — средний брат улыбнулся, и у Шэ Юэ сжалось сердце. Если братец Цзюэ походил на матушку высокими скулами и фениксовыми глазами, то Юй был вылитый отец, разве что тощий, и борода у него не росла. Сегодня смотреть на него было особенно тяжело.
— Будет вам, — матушка встала на колени, потянув Юэ и Яньяня за собой. — Поприветствуйте старших, дети, поведайте им, как живёте. Да не утомляйте их болтовнёй!
Старший братец первым поклонился камням.
— Отец… — ему тяжело было говорить, и Шэ Юэ едва не взяла его за рукав. — Сегодня исполняется десять лет с тех пор как Агатовый владыка подло убил тебя. Демоны с Агатовой горы думали, что смогут уничтожить клан Шэ и школу Серебряного ручья. Но вот ещё год прошёл, а мы всё живы. Мы все стараемся, отец! И матушка, и братец Юй, и сестрица Юэ, и братец Янь.
— В этом году к нам пришли двое новых учеников! — вмешался Яньянь, но братец Юй приложил палец к губам.
Старший братец Цзюэ снова поклонился.
— Мы будем стараться лучше, отец. Мы возродим клан Шэ и умножим славу нашей школы, даже без Зеркала глубин! Обещание, которое ты взял с меня перед смертью, я выполню!
Он полил камень вином из кувшина и умолк, коснувшись лбом земли.
Шэ Юэ склонилась вместе с остальными, мысленно обратившись к отцу. Выйди он сейчас из-за камня, она рассказала бы ему о всяких глупостях: сколько светлячков и сверчков они с Яньянем поймали летом, какие техники она освоила, и как у неё всё не выходит удар «лосось идёт против течения». Рассказала бы про всё на свете…
Но мёртвых негоже беспокоить такими мелочами, поэтому она просто повторила мысленно слова старшего брата: «мы возродим клан Шэ и умножим славу нашей школы, отец».
Подняв голову, она заметила ещё одного человека, замершего в поклоне. Его спину покрывала грубая дорожная одежда, волосы над загорелой шеей были закручены в небрежный пучок. Меч и соломенная шляпа лежали рядом.
Даже не видя лица, Шэ Юэ без труда узнала его и едва дотерпела до конца церемонии.
— Шисюн!.. Вэй-шисюн! — прошептала она, но шисюн даже не повернул головы.
После того как рассеялся дым от поминальных денег, братец Цзюэ сам подошёл к нему и помог подняться.
— Брат Чжоу. Ты вернулся.
Чжоу Вэйянь сжал его руку и поклонился.
— Мой господин. Второй господин. Шиму. Я не мог пропустить этот день. Простите мой оскорбительный внешний вид.
Он наверное и вправду очень торопился: лицо заросло щетиной, и глаза глядели устало.
— Вид ученика, спешащего домой, никогда бы не оскорбил твоего учителя. — Матушка улыбнулась ему. — Идём, тебе нужно поесть и отдохнуть.
— Шиму. — Чжоу Вэйянь поклонился снова. — Этот ученик просит прощения за свою грубость. Но прежде мне нужно поговорить с господином.
Братец Цзюэ мрачно кивнул.
— Тогда поговорим в моём кабинете.
— Шисюн! Шисюн! — не выдержала Шэ Юэ. — А со мной ты не будешь здороваться?
Чжоу Вэйянь устало улыбнулся.
— Пока я не переоденусь и не умоюсь с дороги, считай меня не шисюном, а незнакомым бродягой.
Они с братцем Цзюэ удалились в кабинет, скрытый среди павлоний. У Шэ Юэ не было в тех местах никаких дел, но всё-таки она прокралась к дверям с букетиком лекарственных трав. Как бы невзначай. Делая вид, что просто собиралась готовить для шисюна питьё, восстанавливающее силы .
— На обратном пути из Цзяннани я доставил ваше послание о будущем турнире в школу Северного ветра. Попытался доставить.
В щёлку Шэ Юэ было видно, как Чжоу Вэйянь стоит, напряжённо сжимая шляпу.
— Что значит «попытался»? — спросил Шэ Цзюэ, сев у стола, под отцовским любимым свитком с горным пейзажем.
— Школы Северного ветра больше не существует. Я прибыл туда в разгар резни. Если кто-то и выжил, мне об этом не известно. Я ушёл незамеченным и поспешил домой.
Шэ Цзюэ замер.
— Снова Агатовый владыка?
— Я видел лишь его воинов.
— Второй набег за десять лет… неужели они собрали столько сил? Школа Северного ветра многочисленна, их усадьба — настоящая крепость, так как же…
Чжоу Вэйянь отвернулся.
— Возможно, они использовали Зеркало глубин.
Братец Цзюэ вздрогнул как от боли.
— Нет… Дядя Жуань-цзы был названным братом отца… Он не мог погибнуть от реликвии, которую создал наш клан. Небо не настолько жестоко! К тому же, я уверен, — нечистые существа не могут разбудить Зеркало.
Чжоу Вэйянь подошёл к нему и положил руку на плечо.
— Мой господин… Послушайте своего Вэйяня, которого однажды называли старшим братом. Южные школы ответили мне согласием. Соседние школы тоже давно ждали турнир и хотят померяться силами. Покажем им карту подземелий Агатовой горы — и готово: если их не поведёт честь, значит жадность возьмёт верх. Цзянху объединится, вместе мы раз и навсегда свергнем Агатового владыку. Час клана Шэ придёт.
— Час клана Шэ придёт. Но что, если никто не согласится? — Братец Цзюэ взглянул на него снизу вверх. — Что, если мы вновь останемся одни?
Чжоу Вэйянь крепче сжал его плечо.
— Тогда я снова проникну в те подземелья, и снова, и снова, столько раз сколько потребуется! И сам верну Зеркало глубин!
— Нет, ты и так слишком много сделал. Эта карта — плод твоей безумной храбрости, но никто тебя о ней не просил! Знаешь, как тяжело нам каждый раз ждать твоего возвращения? У матушки прибавляется седых волос, сестрицу Юэ мучают кошмары. Юй и вовсе не спит, только и делает что гадает. — Шэ Цзюэ похлопал его по руке. — Нет, пришла пора другим рискнуть. Отдохни, брат.
Чжоу Вэйянь поклонился и вышел. Шэ Юэ едва успела отскочить за дерево.
Шисюн прошёл мимо неё, погружённый в свои мысли, но остановился.
— Тебе нужно работать над своей маскировкой.
— Шисю-юн! — Шэ Юэ вышла из-за дерева, надутая. — Почему ты вечно надо мной смеёшься?
Чжоу Вэйянь тепло улыбнулся.
— Потому что ты смешная. Будешь корчить рожи, никогда не выйдешь замуж.
— Я не хочу замуж! Почему все только об этом и твердят! Я хочу всегда жить дома, с матушкой и с братьями… и с тобой, шисюн! — Шэ Юэ схватила Чжоу Вэйяня за рукав. — Скажи что так и будет!
Она не поняла, почему шисюн отвернулся вдруг, печальный.
— Нет. Этого не будет. Тебе уже семнадцать, однажды ты покинешь меня… и свою семью. Учитель хотел бы этого. Прошёл ещё год, но его желание всё не исполняется, поэтому все так беспокоятся о твоей судьбе, шимэй. Не волнуйся, у тебя будет заботливый муж, мы в Цзянху всегда поддерживаем друг друга.
— Если это так… почему ты не помог дяде Жуань-цзы? —Шэ Юэ не хотела огорчать его, вопрос вырвался сам собой.
