Она не хотела разрывать контакт, остерегаясь, что её реальность растворится в воздухе, и девушка снова окажется своей кровати на вымокшей до нитки подушке. — Ты и правда дурак, Стас. Только я глупее.
— Разумнее тебя я ещё никого не видел, — воспротивился мужчина, касаясь ладонью сцепленных рук девушки. — А я дурак, который так и не смог отпустить тебя. Я даже не мог мириться с мыслью, что у тебя кто-то может быть.
— Почему? Разве у тебя не было подружек за все эти пять лет? — Её безразличный тон в голосе выдавал волнение. Она боялась услышать ответ.
— Не было. — Честно ответил Стас. — Они все мишура. Глаза, голос, запах, — все не то.
— И как же ты прожил все это время?
— Работа и мама, — вся моя жизнь. — Он пожал плечами, снимая шлем. Взъерошив волосы, его зеленые глаза уставились на девушку. — Самое сложное было жить в мире, где есть ты, но не видеть тебя. Я срывался, приезжал к тебе, наблюдал со стороны и возвращался в свой личный ад.
— Почему ты не рассказал мне об отце? — Она тоже сняла свой шлем, и ветер начал наводить свой порядок на её голове.
— Я хотел, но не мог, — Стас опустил голову. Стыд снова обуял голову мужчины. — Я боялся. Был последним трусом, который смотрел в твои глаза, а видел лишь его поступки.
— Я помню твои слова, Стас, — её голос был полон горечи. — Я тогда не понимала, почему ты так огорчен нашим будущим, но сейчас… — Она обронила тяжелый вздох. — Если бы ты просто мне все рассказал, не было бы этим пяти лет разлуки. Я не искала бы в каждом прохожем твой силуэт, не мучила бы себя мыслями о тебе и не бросалась бы в агонию адреналина. — Девушка расцепила ладони и похлопала на мотоциклу. — Это же из-за тебя. Эта чертова страсть к скорости и мотоциклам — то самое яркое воспоминание о тебе. Лиам часто мне говорил, что я слишком бешена и безбашена. Что с таким рвением я могла попасть только на тот свет. — Она улыбнулась и покачала головой. — Но знаешь, какое это чувство, когда ты летишь по трассе, стрелка спидометра дергается к запретной линии, а на экране триста километров в час. А в это время в твоей голове всплывают картинки из нашей с тобой жизни. Море, солнце, любовь, и мы едем на мотоцикле на треке, держась за руки.
— Знаю. — Прошептал Милославский. — Это чувство невесомости и страха. Это ощущение, что твоя жизнь только в твоих руках.
— И что ты на волоске от взлета.
Ладони девушки легли на грудь мужчины. Стас затаил дыхание, ощутив себя пугливой ланью. Его глаза проследили за действиями возлюбленной. Он открыл рот, ловя воздух, но задыхался. Ясения тоже не дышала. Она смотрела своими большими голубыми глазами в глаза Стаса и таяла. Он был не плодом её воображения, Милославский был более чем реален. Его ледяные руки обжигали кожу девушки до костей. Пробирала дрожь, а тяжелые веки наровили опустится в блаженстве звука его голоса и аромата парфюма. Он пах любовью, страстью и горечью вины. Но эта горечь была слаще меда, когда его ладони касались её шеи, когда медленно растягивали молнию на экипировки, впуская прохладный ночной воздух внутрь.
— Дай мне шанс, принцесса, — прошептал Стас. Мужчина скользил пальцами по её ключицам, вызывая волну мурашек. — Позволь мне восполнить ту пустоту, которую я оставил пять лет назад.
— Глупый, — Ясения все же поддалась соблазну и прикрыла глаза, запрокидывая назад голову. Прохладный воздух остужал разгоряченную кожу, но этого было недостаточно. Она была пьяна, как и её возлюбленный. — О каком шансе идет речь?
— Быть с тобой, — мужчина склонился к её манящей шее, касаясь сухими губами её бархатной кожи. — Целовать тебя, ласкать, любить… — Девушка улыбалась, а Стас продолжал свои медленные ласки. Он лизнул впадинку на шее, и она вздрогнула он резкого холода. — Хочу, чтобы твой голос будил меня по утрам, чтобы по нашему дому бегали маленькие ножки, чтобы кто-то такой же строптивый, как ты, кричал мне «папа», когда я приходил с работы.
— А ты уверен в этом? — Шептала Сенечка, ловя ртом воздух. Жар распалялся по телу, и она начала ерзать на мотоцикле. — Тебе всего лишь тридцать.
— Мужчина, который к тридцати годам утверждает, что ещё не нагулялся, — глупец. — Твердо произнёс он, отстраняясь от Ясении. Его пристальный взгляд вперился в лицо девушки. Она неспешно распахнула глаза и встретилась с зеленым лесом. Стас был серьезен. — Или он просто ещё не нашел ту, которая сведет его с ума.
— А ты, значит, нашел? — С иронией спросила Ясения, приближаясь к его лицу. — Нашел ту, от которой потерял голову?
— Нашел, — кивнул Стас, рывком притягивая Лукоянову к себе.
Их губы соприкоснулись, и они издали синхронный стон наслаждения. Этот поцелуй отличался от тех страстных и грубых ласк. Это было прощение и признание в любви. Медленный и ленивый, но в то же время яркий и разжигающий ещё больший пожар в телах. Признание Милославского было сродне помилованию на паперти. Он стоял последи эшафота с опущенной головой, с толстой веревкой на шее, моля о пощаде.
Ясения вцепилась руками в ворот его экипировки, углубляя поцелуй и притягивая ещё ближе. Милославский довольно промурлыкал что-то невнятное и подчинился. Его ладони легли на её бедра, сжимая в желании стать ещё ближе, чем они были сейчас. Губы горели от поцелуев, кожа под одеждой зудела от ставшей жесткой и неудобной ткани. Татуировка под сердцем впервые за долгое время холодела тело с приятным ощущением. Словно ветер гладил её ребра, а сердце отзывалось на эти ласки.
— Ну и где же ты её спрятала? — Ухмыльнувшись, закусил губу Стас. Он оторвался от губ девушки и стал водить взглядом по ее телу.
— А? — Туманные глаза нашли глаза любимого. Она была словно во сне. Темная ночь, его Ямаха и они, — разгоряченные и счастливые.
— Куда ты спрятала татуировки, принцесса? — Прошептал на ухо мужчина, вызывая новую волну мурашек.
Вместо ответа Сенька растегнула куртку, под которой, на его удивление, кроме нижнего белья ничего не было. Под лифом с левой стороны была витиеватыми линиями выведена надпись. Его большой палец проследил за каждой линией, а тело Ясении напряглось. Она не дышала, молча наблюдая за движениями мужчины. «Надежда», — чувство, жившее в её сердце все пять лет, да и оно светилось так, как светится нимб над головой святого.
— Я не знаю, что ты надумал в своей голове, — тихо бормотала девушка, до сих пор чувствуя руки мужчины на своем теле. — Но в моей жизни нет больше никакого другого мужчины, да мне и не нужен никто другой. — Их глаза встретились. Она улыбнулась, накрывая его ладонь своей. — Так что, какие вторые шансы, когда ты даже первый не исчерпал?
— Мне надо было ещё в ночь ареста отца забрать тебя к себе, — выпалил Стас. Его дыхание было неровным, рваные вздохи заполняли тишину леса.
— Ничего бы у тебя не получилось, — рассмеялась она. — Как бы ты прошел охрану?
— Я прошел охрану, — пожал плечами Милославский. — Стоял позади твоего дома и наблюдал за тобой. А ещё… — его горящие глаза улыбались, а чертики стали весело танцевать. Он наклонился к лицу Сенечки и заговорщицки заговорил. — А ещё ты очень мило пускала слюнки накануне мне на плечо, принцесса.
Её глаза превратились в блюдца. Она, не моргая, таращилась на Стаса, понимая, что рядом с ней тогда сидел не старый дедушка, и запах и прикосновения были не её бурной пьяной фантазией, — Стас был более чем реален. Это он ласкал её голову, шептал ласковые слова и убаюкивал во время турбулентности.
— Это был ты! — Громко воскликнула Ясения.
— Да, — рассмеялся Милославский. — Поменялся потом местами с дедулей, позади нас.
— Я все это время думала, что у меня едет крыша! — Девушка хлопнула ладонью по плечу Стаса. — Почему ты не сказал?
— Когда я был в Лондоне, ты даже не заметила, как наткнулась на меня. Ты веселилась в своей новой компании парней. Белобрысый этот был постоянно рядом. Я подумал, что мне не место там.
— Стас, — Тяжелый вздох, оброненный девушкой, эхом разнесся по лесу. — Думать, видимо, тебе вредно. Я сбежала от тебя, и ты это знаешь. Сбежала, потому что было больно, но это не значит, что меня надо было оставлять в этой агонии одну.
— Я люблю тебя, принцесса. И ты права, — он поцеловал тыльную сторону ладони девушки. — Думать вредно. Но что я ещё мог сделать для тебя? Ты меня видеть не желала.
— Дурак! — Крикнула она, снова цепляясь за его куртку и притягивая к себе ближе. — Я всегда хотела, чтобы ты приехал и объяснился. Чтобы сказал, что был не прав, чтобы доказал, что невиновен. Чтобы доказал, что все было по-настоящему!
— Все было по-настоящему, — ответил Милославский, соприкасаясь своим лбом ко лбу девушки. — Все. Я только пытался себя убедить, что действовал по плану отца, но на самом деле, я с самой первой нашей встречи завидовал Елисею и его счастью. Ты необыкновенная девушка, принцесса. — Он крепче сжал Ясению в объятиях. — И ты только моя. — Прорычал Стас, чувствуя, как от одного воспоминания о парне и о том, как он украдкой наблюдал за счастьем девушки, распаляется ревность.
— Я знаю, — прошептала она. — Я знаю это, Стас. Знаю сейчас, когда прожила с этими мыслями столько времени, когда смирилась даже с тем, что это был расчет и все равно была согласна любить тебя.
— Надевай шлем, любимая, — сдерживать чувства было невыносимо более. Стас рывком нацепил на себя шлем, завел мотор мотоцикла и понесся по ровной извилистой дороги в сторону своей квартиры.
Ясения держалась за талию мужчины. Её сердце громко глохотало в груди, а лицо было мокрым от слез. Она плакала от освобождения и счастья. От чувств, которые таила столько времени, убеждая себя, что ей не нужно было любви. Но любовь нужна всем. От этого ли мотылек всегда летит на свет огня, не боясь обжечь крылья? От этого ли одинокие киты всегда с тоской воют выплывая на свет? От того ли птицы погибают в одиночестве, потерявшие свою вторую половину?
Ясения чувствовала полет. Она разомкнула ладони, раскинув руки, как на распятии. Стас замедлился, понимая, что девушка хочет сделать. Ветер шептал ласковые слова, сердце замерло. По правую руку Сенечки растиралось ржаное поле, а по левую березовая роща. Постепенно стали появляться уличные фонари, которые создавали узоры из желтых линий. Девушка почувствовала легкость. Она стала пушинкой. Все эти годы её плечи были опущены от тяжелого бремя разлуки, но сейчас, её грудь легко вздымалась, а руки казались невесомыми. Она сама была невесомой. Была ветром. Тем самым ветром, который сейчас трепал её волосы, ласкал лицо и шептал нежности. Ясения была надеждой, счастьем и воплощением собственных грез.
Героиня романов, которые она читала по ночам. А Стас был тем самым главным героем, — темноволосый высокий красавец, со скверным характером и глупыми шутками. Стас был её идеалом. Был стержнем, который не давал сломаться. Стержнем, который она потеряла пять лет назад, и сейчас нашла. Она воспрянула. Ожила.
Настырность мужчины или её собственная глупость столкнула их? Как она могла воспротивиться собственной гордости? Как смогла плюнуть на слова отца и его угрозы любимому мужчине? Все просто. Когда дело касается любви, ни гордость, ни страх не имеют никакого значения. Есть только два человека, которые тонут в своих чувствах без шансов на спасение. Стас и Ясения утонули. Удивительно, но им двоим удалось два раза утонуть в одной и той же реке под названием «Надежда».
Расцветало. Солнце заявляло свои права на утро, когда входная дверь в квартиру-студию Стаса отворилась. Непрестанные поцелуи, смешанные голоса и стоны заполнили пустую квартиру, где Стас был только по ночам. Его дом был наполнен одиночеством. Стены давили своей серостью, кровать холодила сквозь простыни. Но сейчас, когда обнаженная спина девушки коснулась перин, Стасу не казалось это место камерой. Это было забвение. Любое место, куда попадала Ясения, становилось райским уголком.
Мужчина навис над тяжело дышавшей девушкой, разглядывая ее тело. Она повзрослела, но ее тело оставалось все таким же молодым и гибким. Бархатная кожа сияла под солнечными лучами, приоткрытые губы манили завладеть ими, но Стас медлил. Он запоминал каждый ее сантиметр. А может, вспоминал и пытался убедить себя в том, что упущенные годы всего лишь возможность заново с остротой прочувствовать эту жизнь, это мгновение, эту любовь. Его пальцы снова остановились около татуировки. Во рту пересохло, когда Сенечка отозвалась на прикосновение. Она изогнула спину, вытянула руки к его шее и буквально уронила мужчину на себя.
— Мне надоело ждать, — прорычала она, кусая его губы. Это заводило мужчину ещё больше.
— Веди, — прошептал Стас.
В миг девушка оказалась сверху. Она прокладывала дорожки из поцелуев от шеи, где от легкого прикосновения влажных губ дернулся кадык мужчины, ниже по напряженному прессу к бедрам. Она любила этого мужчину и всячески старалась выказать это в моменте. Стас шумно дышал, ему хотелось владеть ей сейчас, но он позволял девушке быть главной. Давал ей возможность отыграться за все упущенные годы. И Ясения не сдерживалась. Она творила чудеса с его телом, заставляя Стаса бормотать невнятные слова, признания в любви и мольбы о пощаде. Он едва сдерживался в желании продлить момент.
Это было самое прекрасное утро за его последние годы. Даже их страстный поцелуй после гонки был щепкой в груде бревен. Единство и любовь была в каждом жесте, вздохе и слове. Её нежные губы коснулись губ Стаса, когда их тела наполнились любовью и страстью. От долгой разлуки она вскрикнула от легкой боли, но тут же застонала от наслаждения. Сердце вырывалось наружу, руки цеплялись за кровать, а глаза закрывались, несмотря на протест девушки.
Это был их урок. Жизнь распорядилась так неспроста. Разлука и тоска — проверка на прочность. Они прошли проверку. Их тела идеально подходили друг другу. Голоса были самыми родными, а прикосновения будоражили хлеще любого энергетика. Любовь не сказка, любовь — работа. Страсть на душевой порыв, а эмоция, позволяющая зажигать звезды в глазах любящих. Ясения видела звезды сквозь прерывистое дыхания от накатывающегося удовольствия, и они стали лишь ярче, когда она упала на мягкие перина, укрытая тяжестью тела мужчины. Стас был то нежен, то груб. Он целовал, но крепко сжимал её волосы в своих руках. Он целовал её шею, а после оставлял следы от укусов. Мужчина сходил с ума, Ясения ему в этом не отставала.
Громкий стоны разносились по крохотной квартире, а после уставшие тела обмякли в объятиях друг друга. Лишь лихорадочное сердце и неровное дыхание говорили о том, что они живы, но уже находились в раю. Их собственный рай в стенах маленькой квартиры в центре Москвы. Милославский сжал в своих объятиях уставшую, но счастливую девушку, оставив поцелуй на её макушке. Закрыл глаза и заснул крепким сном. Таким, каким он не стал с августа того года, когда тень от струящегося красного платья возлюбленной испарилось в ночи.
— Я люблю тебя, Сенька, — прошептал Стас. — Так люблю, что плакать хочется.
— Ты спи, — она погладила его лицо ладонью, улыбаясь. Стас улыбался в ответ. — Я за тебя поплачу.
— Больше никаких слез, принцесса. Только улыбка.
Они проспали больше шести часов, отключив телефоны. Их никто не волновал. Были только Ясения и Станислав в этом огромной, полном зла и жестокости мире.
— Разумнее тебя я ещё никого не видел, — воспротивился мужчина, касаясь ладонью сцепленных рук девушки. — А я дурак, который так и не смог отпустить тебя. Я даже не мог мириться с мыслью, что у тебя кто-то может быть.
— Почему? Разве у тебя не было подружек за все эти пять лет? — Её безразличный тон в голосе выдавал волнение. Она боялась услышать ответ.
— Не было. — Честно ответил Стас. — Они все мишура. Глаза, голос, запах, — все не то.
— И как же ты прожил все это время?
— Работа и мама, — вся моя жизнь. — Он пожал плечами, снимая шлем. Взъерошив волосы, его зеленые глаза уставились на девушку. — Самое сложное было жить в мире, где есть ты, но не видеть тебя. Я срывался, приезжал к тебе, наблюдал со стороны и возвращался в свой личный ад.
— Почему ты не рассказал мне об отце? — Она тоже сняла свой шлем, и ветер начал наводить свой порядок на её голове.
— Я хотел, но не мог, — Стас опустил голову. Стыд снова обуял голову мужчины. — Я боялся. Был последним трусом, который смотрел в твои глаза, а видел лишь его поступки.
— Я помню твои слова, Стас, — её голос был полон горечи. — Я тогда не понимала, почему ты так огорчен нашим будущим, но сейчас… — Она обронила тяжелый вздох. — Если бы ты просто мне все рассказал, не было бы этим пяти лет разлуки. Я не искала бы в каждом прохожем твой силуэт, не мучила бы себя мыслями о тебе и не бросалась бы в агонию адреналина. — Девушка расцепила ладони и похлопала на мотоциклу. — Это же из-за тебя. Эта чертова страсть к скорости и мотоциклам — то самое яркое воспоминание о тебе. Лиам часто мне говорил, что я слишком бешена и безбашена. Что с таким рвением я могла попасть только на тот свет. — Она улыбнулась и покачала головой. — Но знаешь, какое это чувство, когда ты летишь по трассе, стрелка спидометра дергается к запретной линии, а на экране триста километров в час. А в это время в твоей голове всплывают картинки из нашей с тобой жизни. Море, солнце, любовь, и мы едем на мотоцикле на треке, держась за руки.
— Знаю. — Прошептал Милославский. — Это чувство невесомости и страха. Это ощущение, что твоя жизнь только в твоих руках.
— И что ты на волоске от взлета.
Ладони девушки легли на грудь мужчины. Стас затаил дыхание, ощутив себя пугливой ланью. Его глаза проследили за действиями возлюбленной. Он открыл рот, ловя воздух, но задыхался. Ясения тоже не дышала. Она смотрела своими большими голубыми глазами в глаза Стаса и таяла. Он был не плодом её воображения, Милославский был более чем реален. Его ледяные руки обжигали кожу девушки до костей. Пробирала дрожь, а тяжелые веки наровили опустится в блаженстве звука его голоса и аромата парфюма. Он пах любовью, страстью и горечью вины. Но эта горечь была слаще меда, когда его ладони касались её шеи, когда медленно растягивали молнию на экипировки, впуская прохладный ночной воздух внутрь.
— Дай мне шанс, принцесса, — прошептал Стас. Мужчина скользил пальцами по её ключицам, вызывая волну мурашек. — Позволь мне восполнить ту пустоту, которую я оставил пять лет назад.
— Глупый, — Ясения все же поддалась соблазну и прикрыла глаза, запрокидывая назад голову. Прохладный воздух остужал разгоряченную кожу, но этого было недостаточно. Она была пьяна, как и её возлюбленный. — О каком шансе идет речь?
— Быть с тобой, — мужчина склонился к её манящей шее, касаясь сухими губами её бархатной кожи. — Целовать тебя, ласкать, любить… — Девушка улыбалась, а Стас продолжал свои медленные ласки. Он лизнул впадинку на шее, и она вздрогнула он резкого холода. — Хочу, чтобы твой голос будил меня по утрам, чтобы по нашему дому бегали маленькие ножки, чтобы кто-то такой же строптивый, как ты, кричал мне «папа», когда я приходил с работы.
— А ты уверен в этом? — Шептала Сенечка, ловя ртом воздух. Жар распалялся по телу, и она начала ерзать на мотоцикле. — Тебе всего лишь тридцать.
— Мужчина, который к тридцати годам утверждает, что ещё не нагулялся, — глупец. — Твердо произнёс он, отстраняясь от Ясении. Его пристальный взгляд вперился в лицо девушки. Она неспешно распахнула глаза и встретилась с зеленым лесом. Стас был серьезен. — Или он просто ещё не нашел ту, которая сведет его с ума.
— А ты, значит, нашел? — С иронией спросила Ясения, приближаясь к его лицу. — Нашел ту, от которой потерял голову?
— Нашел, — кивнул Стас, рывком притягивая Лукоянову к себе.
Их губы соприкоснулись, и они издали синхронный стон наслаждения. Этот поцелуй отличался от тех страстных и грубых ласк. Это было прощение и признание в любви. Медленный и ленивый, но в то же время яркий и разжигающий ещё больший пожар в телах. Признание Милославского было сродне помилованию на паперти. Он стоял последи эшафота с опущенной головой, с толстой веревкой на шее, моля о пощаде.
Ясения вцепилась руками в ворот его экипировки, углубляя поцелуй и притягивая ещё ближе. Милославский довольно промурлыкал что-то невнятное и подчинился. Его ладони легли на её бедра, сжимая в желании стать ещё ближе, чем они были сейчас. Губы горели от поцелуев, кожа под одеждой зудела от ставшей жесткой и неудобной ткани. Татуировка под сердцем впервые за долгое время холодела тело с приятным ощущением. Словно ветер гладил её ребра, а сердце отзывалось на эти ласки.
— Ну и где же ты её спрятала? — Ухмыльнувшись, закусил губу Стас. Он оторвался от губ девушки и стал водить взглядом по ее телу.
— А? — Туманные глаза нашли глаза любимого. Она была словно во сне. Темная ночь, его Ямаха и они, — разгоряченные и счастливые.
— Куда ты спрятала татуировки, принцесса? — Прошептал на ухо мужчина, вызывая новую волну мурашек.
Вместо ответа Сенька растегнула куртку, под которой, на его удивление, кроме нижнего белья ничего не было. Под лифом с левой стороны была витиеватыми линиями выведена надпись. Его большой палец проследил за каждой линией, а тело Ясении напряглось. Она не дышала, молча наблюдая за движениями мужчины. «Надежда», — чувство, жившее в её сердце все пять лет, да и оно светилось так, как светится нимб над головой святого.
— Я не знаю, что ты надумал в своей голове, — тихо бормотала девушка, до сих пор чувствуя руки мужчины на своем теле. — Но в моей жизни нет больше никакого другого мужчины, да мне и не нужен никто другой. — Их глаза встретились. Она улыбнулась, накрывая его ладонь своей. — Так что, какие вторые шансы, когда ты даже первый не исчерпал?
— Мне надо было ещё в ночь ареста отца забрать тебя к себе, — выпалил Стас. Его дыхание было неровным, рваные вздохи заполняли тишину леса.
— Ничего бы у тебя не получилось, — рассмеялась она. — Как бы ты прошел охрану?
— Я прошел охрану, — пожал плечами Милославский. — Стоял позади твоего дома и наблюдал за тобой. А ещё… — его горящие глаза улыбались, а чертики стали весело танцевать. Он наклонился к лицу Сенечки и заговорщицки заговорил. — А ещё ты очень мило пускала слюнки накануне мне на плечо, принцесса.
Её глаза превратились в блюдца. Она, не моргая, таращилась на Стаса, понимая, что рядом с ней тогда сидел не старый дедушка, и запах и прикосновения были не её бурной пьяной фантазией, — Стас был более чем реален. Это он ласкал её голову, шептал ласковые слова и убаюкивал во время турбулентности.
— Это был ты! — Громко воскликнула Ясения.
— Да, — рассмеялся Милославский. — Поменялся потом местами с дедулей, позади нас.
— Я все это время думала, что у меня едет крыша! — Девушка хлопнула ладонью по плечу Стаса. — Почему ты не сказал?
— Когда я был в Лондоне, ты даже не заметила, как наткнулась на меня. Ты веселилась в своей новой компании парней. Белобрысый этот был постоянно рядом. Я подумал, что мне не место там.
— Стас, — Тяжелый вздох, оброненный девушкой, эхом разнесся по лесу. — Думать, видимо, тебе вредно. Я сбежала от тебя, и ты это знаешь. Сбежала, потому что было больно, но это не значит, что меня надо было оставлять в этой агонии одну.
— Я люблю тебя, принцесса. И ты права, — он поцеловал тыльную сторону ладони девушки. — Думать вредно. Но что я ещё мог сделать для тебя? Ты меня видеть не желала.
— Дурак! — Крикнула она, снова цепляясь за его куртку и притягивая к себе ближе. — Я всегда хотела, чтобы ты приехал и объяснился. Чтобы сказал, что был не прав, чтобы доказал, что невиновен. Чтобы доказал, что все было по-настоящему!
— Все было по-настоящему, — ответил Милославский, соприкасаясь своим лбом ко лбу девушки. — Все. Я только пытался себя убедить, что действовал по плану отца, но на самом деле, я с самой первой нашей встречи завидовал Елисею и его счастью. Ты необыкновенная девушка, принцесса. — Он крепче сжал Ясению в объятиях. — И ты только моя. — Прорычал Стас, чувствуя, как от одного воспоминания о парне и о том, как он украдкой наблюдал за счастьем девушки, распаляется ревность.
— Я знаю, — прошептала она. — Я знаю это, Стас. Знаю сейчас, когда прожила с этими мыслями столько времени, когда смирилась даже с тем, что это был расчет и все равно была согласна любить тебя.
— Надевай шлем, любимая, — сдерживать чувства было невыносимо более. Стас рывком нацепил на себя шлем, завел мотор мотоцикла и понесся по ровной извилистой дороги в сторону своей квартиры.
Ясения держалась за талию мужчины. Её сердце громко глохотало в груди, а лицо было мокрым от слез. Она плакала от освобождения и счастья. От чувств, которые таила столько времени, убеждая себя, что ей не нужно было любви. Но любовь нужна всем. От этого ли мотылек всегда летит на свет огня, не боясь обжечь крылья? От этого ли одинокие киты всегда с тоской воют выплывая на свет? От того ли птицы погибают в одиночестве, потерявшие свою вторую половину?
Ясения чувствовала полет. Она разомкнула ладони, раскинув руки, как на распятии. Стас замедлился, понимая, что девушка хочет сделать. Ветер шептал ласковые слова, сердце замерло. По правую руку Сенечки растиралось ржаное поле, а по левую березовая роща. Постепенно стали появляться уличные фонари, которые создавали узоры из желтых линий. Девушка почувствовала легкость. Она стала пушинкой. Все эти годы её плечи были опущены от тяжелого бремя разлуки, но сейчас, её грудь легко вздымалась, а руки казались невесомыми. Она сама была невесомой. Была ветром. Тем самым ветром, который сейчас трепал её волосы, ласкал лицо и шептал нежности. Ясения была надеждой, счастьем и воплощением собственных грез.
Героиня романов, которые она читала по ночам. А Стас был тем самым главным героем, — темноволосый высокий красавец, со скверным характером и глупыми шутками. Стас был её идеалом. Был стержнем, который не давал сломаться. Стержнем, который она потеряла пять лет назад, и сейчас нашла. Она воспрянула. Ожила.
Настырность мужчины или её собственная глупость столкнула их? Как она могла воспротивиться собственной гордости? Как смогла плюнуть на слова отца и его угрозы любимому мужчине? Все просто. Когда дело касается любви, ни гордость, ни страх не имеют никакого значения. Есть только два человека, которые тонут в своих чувствах без шансов на спасение. Стас и Ясения утонули. Удивительно, но им двоим удалось два раза утонуть в одной и той же реке под названием «Надежда».
Глава 51
Расцветало. Солнце заявляло свои права на утро, когда входная дверь в квартиру-студию Стаса отворилась. Непрестанные поцелуи, смешанные голоса и стоны заполнили пустую квартиру, где Стас был только по ночам. Его дом был наполнен одиночеством. Стены давили своей серостью, кровать холодила сквозь простыни. Но сейчас, когда обнаженная спина девушки коснулась перин, Стасу не казалось это место камерой. Это было забвение. Любое место, куда попадала Ясения, становилось райским уголком.
Мужчина навис над тяжело дышавшей девушкой, разглядывая ее тело. Она повзрослела, но ее тело оставалось все таким же молодым и гибким. Бархатная кожа сияла под солнечными лучами, приоткрытые губы манили завладеть ими, но Стас медлил. Он запоминал каждый ее сантиметр. А может, вспоминал и пытался убедить себя в том, что упущенные годы всего лишь возможность заново с остротой прочувствовать эту жизнь, это мгновение, эту любовь. Его пальцы снова остановились около татуировки. Во рту пересохло, когда Сенечка отозвалась на прикосновение. Она изогнула спину, вытянула руки к его шее и буквально уронила мужчину на себя.
— Мне надоело ждать, — прорычала она, кусая его губы. Это заводило мужчину ещё больше.
— Веди, — прошептал Стас.
В миг девушка оказалась сверху. Она прокладывала дорожки из поцелуев от шеи, где от легкого прикосновения влажных губ дернулся кадык мужчины, ниже по напряженному прессу к бедрам. Она любила этого мужчину и всячески старалась выказать это в моменте. Стас шумно дышал, ему хотелось владеть ей сейчас, но он позволял девушке быть главной. Давал ей возможность отыграться за все упущенные годы. И Ясения не сдерживалась. Она творила чудеса с его телом, заставляя Стаса бормотать невнятные слова, признания в любви и мольбы о пощаде. Он едва сдерживался в желании продлить момент.
Это было самое прекрасное утро за его последние годы. Даже их страстный поцелуй после гонки был щепкой в груде бревен. Единство и любовь была в каждом жесте, вздохе и слове. Её нежные губы коснулись губ Стаса, когда их тела наполнились любовью и страстью. От долгой разлуки она вскрикнула от легкой боли, но тут же застонала от наслаждения. Сердце вырывалось наружу, руки цеплялись за кровать, а глаза закрывались, несмотря на протест девушки.
Это был их урок. Жизнь распорядилась так неспроста. Разлука и тоска — проверка на прочность. Они прошли проверку. Их тела идеально подходили друг другу. Голоса были самыми родными, а прикосновения будоражили хлеще любого энергетика. Любовь не сказка, любовь — работа. Страсть на душевой порыв, а эмоция, позволяющая зажигать звезды в глазах любящих. Ясения видела звезды сквозь прерывистое дыхания от накатывающегося удовольствия, и они стали лишь ярче, когда она упала на мягкие перина, укрытая тяжестью тела мужчины. Стас был то нежен, то груб. Он целовал, но крепко сжимал её волосы в своих руках. Он целовал её шею, а после оставлял следы от укусов. Мужчина сходил с ума, Ясения ему в этом не отставала.
Громкий стоны разносились по крохотной квартире, а после уставшие тела обмякли в объятиях друг друга. Лишь лихорадочное сердце и неровное дыхание говорили о том, что они живы, но уже находились в раю. Их собственный рай в стенах маленькой квартиры в центре Москвы. Милославский сжал в своих объятиях уставшую, но счастливую девушку, оставив поцелуй на её макушке. Закрыл глаза и заснул крепким сном. Таким, каким он не стал с августа того года, когда тень от струящегося красного платья возлюбленной испарилось в ночи.
— Я люблю тебя, Сенька, — прошептал Стас. — Так люблю, что плакать хочется.
— Ты спи, — она погладила его лицо ладонью, улыбаясь. Стас улыбался в ответ. — Я за тебя поплачу.
— Больше никаких слез, принцесса. Только улыбка.
Они проспали больше шести часов, отключив телефоны. Их никто не волновал. Были только Ясения и Станислав в этом огромной, полном зла и жестокости мире.
