— Я не дам тебе сесть за руль. — Упирался Дима.
— Что ж, — встрял между нашим спором сотрудник ДПС. — Милые бранятся, только тешатся. Счастливого пути!
Мы тронулись в дальнейший путь. Я, насупившись, наблюдала за быстро сменяющимися картинками. В салоне было тихо, только звук соприкосновения шин об асфальт заполняли напряженную тишину. Дима сосредоточенно вел свой автомобиль, постукивая указательными пальцами по деревянному рулю.
Нас сочли супружеской парой. Впрочем, любой бы так подумал, увидев мужчину и женщину, и ребёнка на заднем сидении. Панов бросал на меня короткие взгляды, лицо его не выдавало эмоций, но я чувствовала, что он тоже размышлял о словах полицейского. Как бы сильно я на противилась, перестать думать о Диме, кольце и наших матерях я не могла.
— Долго будешь дуться? — Спросил вдруг Панов. Я ему не ответила. — Я со стеной разговариваю? — Я продолжала молчать. Разговаривать не хотелось, да и причин для обид не было, — нервы от скорой встречи с мамой сдавали. — Таня?
— Я не дуюсь, — соврала я.
— Ты не знаешь, как теперь со мной общаться, да? — Вид из окна меня уже мало интересовал. Я во все глаза уставилась на спутника. — Думаешь, что виновата в разрыве помолвки?
— Ты ещё скажи, что ты не винишь меня. — Я хмыкнула, прекрасно понимая, что именно это он сейчас и скажет.
— Лгать не буду, — на его лице появилась озорная улыбка. — Я злюсь на тебя. Но в том, что я сейчас оказался в глубокой душевной яме, виноват я. Только я.
— Но я давала тебе надежду.
— Ты мне не давала её. — Дима заехал на платную дорогу. — Это я с самого первого вечера, когда тебя увидел, верил, что ты посмотришь на меня другими глазами. Так, как ты смотришь на Воронова. Я верил, и в моменте позволил себе мечтать. А когда ты согласилась выйти замуж, я потерял голову. — Мужчина разгонялся, временами посматривая в зеркало заднего вида. Крестник спал крепким сном. — Ты была так близко ко мне, буквально разделила со мной кровать. Я чувствовал твой запах и таял. Я не мог поверить, что ты рядом. Даже зная, что ты все это делаешь в отместку Илье. А когда на премьере ты посмотрела на меня, а после нашла глазами его… я уже тогда все понял, — мои мечты навсегда останутся мечтами. Таким взглядом ты могла смотреть только на него.
— Таким, это каким? — В ушах бил пульс. Дима впервые без доли иронии делился со мной тем, что происходило у него на душе.
— Ты смотрела на него с нежностью и любовью. Даже спустя год, спустя боль и предательство. А потом ты утром просишь разорвать помолвку.
— Никто не защищен от душевных терзаний. А наше сердце не выбирает кого любить, а кого ненавидеть.
— Сердце всегда выбирает любовь, а вот ненавистью прикрывается разум. — Мужчина усмехнулся. — Знаешь, Каштаночка, я бы с большим удовольствием ненавидел тебя, но такое просто невозможно. На тебя можно злиться, но никак не ненавидеть. Поэтому я выбрал любить тебя.
Ответить было нечего. Извиняться в очередной раз уже казалось глупостью, рассуждать о любви не приемлемо, когда сердце мужчины горело от любви к той, которая не могла разделить это чувство. Возможно, Дима был бы хорошим мужем, отцом. И он заслуживал лучшего.
Я снова отвернулась к окну. Сумерки сгущались над длинной дорогой, на лобовом стекле появлялись маленькие капельки дождя, в салоне ощущался прохладный воздух от сплит-системы. Я задремала. Сквозь сон я слышала обрывки фраз, но не могла понять, — это причуды разума или реальность. «Я не об этом тебя просил», — голос был Димы. Слова вылетали из его уст с гортанными звуками, будто бы он рычал в трубку, — «Мне не нужна твоя жалость. И тем более я не желаю, чтобы кто-то пострадал от этого. Подписывай контракт, Лех, я приеду и разберусь. Да, с ней. А что ещё мне оставалось? Я расскажу всё, как есть». Голос стих, но открыть глаза я так и не смогла. Сон поглотил меня.
— Танечка, — пальцы мужчины коснулись моего лица, и я вздрогнула, распахнув глаза. Сонливость улетучилась в миг. Дима убрал руку. — Ты спи, только скажи, где смесь лежит?
— Пашка проснулся? — Я резко выпрямилась. Мальчишка на заднем сидении властно требовал наполнить его растущий желудок. И как только я не услышала его плач? — Я сейчас покормлю.
Отстегнув ремень безопасности, я выпорхнула из салона автомобиля. На улице было темно, и часы на приборной панели машины уведомил меня, что близилась полночь. Мы стояли на обочине центральной трассы. Мимо нас проносились лихачи, неподалеку, где-то в двухстах метров примостилась фура, очевидно, чтобы переночевать. Я отворила заднюю дверцу, вытащила мальчика из детского кресла. Его подгузник был полным.
Расправившись с дурнопахнущим подгузником, я переодела крестника и передала его подошедшему к нам Панову. Он наблюдал за нами из-за моей спины. Руки его спрятаны в карманы спортивных штанов, а на лице отображалось любопытство.
— Сейчас смесь разведу, — пока я рылась в сумке, мои глаза наблюдали за мужской компанией. Дима качал малыша, пока тот хихикал и пытался сунуть ему свои маленькие пальчики в рот. Я скрыла улыбку. Определенно, когда-нибудь Дима станет хорошим отцом. Поймав мой взгляд, он улыбнулся.
— Как там дела?
— Почти все, — я трясла бутылочку, размешивая смесь. Успела похвалить себя, что додумалась налить кипяток в термос. — Давай этого разбойника сюда.
Мужчина покорно передал мне ребенка, дождавшись, когда я удобно усядутся на заднем сидении кожаного салона. Пашка, увидев в моих руках бутылочку, громко вскрикнул, схватил ладошками пластик, выбрасывая соску изо рта.
Мы долго смотрели друг другу в глаза. Казалось, что в пустыне Панова я даже смогла разглядеть поземку. Я же не могла перестать задаваться вопросом, почему в его присутствии мне было спокойно. Может, играла роль долгая дружба и поддержка Димы, а может, я просто перестала после нашего разговора искать подоплеки в каждом его слове. Дима был прекрасным человеком, и я много раз жалела, что моё сердце почему-то выбрало скачки, а не покой. Ведь я знала, чтобы ни произошло, этот человек никогда меня не бросит.
— Ты будешь хорошей матерью, — Обронил Дима, касаясь лбом крыши автомобиля. Его карие глаза приковали меня к сидению. Взгляд упал на мальчика, который с упоением лакомился молоком. Пальцы убрали прилипшие волосы со лба. — Я в этом уверен.
— Ты звонил Стасу? — Ясении сейчас явно было не до кого. Дима кивнул, и я успокоилась. — Как они там?
— Перевели в палату, Надя с ними. Стас отказывается отходить от жены даже на минуту. Так что, — он подарил мне ласковую улыбку. — Мы все сделали правильно.
— Надо позвонить Розе Михайловне, — я гладила румяные щечки крестника, и чувствовала, как тяжесть его тела казалась мне пушинкой. Накрыло такое умиротворение и любовь ко всему миру. — Или Сергею Геннадьевичу. — Взглянула на часы. — Сделаем это завтра.
Рука Димы потянулась к моему лицу. Я замерла. Что-то слишком интимное, слишком личное. Я сделала вдох, услышав аромат его одеколона. Сердце так сильно ударило, что я вздрогнула. Удивление накрыло разум: мне нравился его запах. Он был чуть сладковатый, но приятный. Можно было уловить нотки еловых елок и свежести. Уголок губ мужчины приподнялся, и он вместо того, чтобы коснуться моей кожи, как я была уверена, он хотел сделать, погладил шелковые волосы мальчишки. А я ощутила странное чувство разочарования.
— Простите! — Наш безмолвный разговор глаз перебил громкий женский голос. Вскоре рядом с Димой выросла женщина в белоснежном костюме из легкой ткани, напоминающий жатку. Лица я не видела, но голос казался знакомым. Я нахмурилась. — У меня машина не заводится. Можно попросить вас посмотреть?
Дима перевел взгляд на меня, в моих глазах читалось смятение. Время было позднее, и кто знал, что хранила на уме эта девушка. Верить, к сожалению, нельзя никому. А верить людям на дороге нельзя было и в средневековье.
— Пойду проверю, — произнёс он, и мои брови ещё больше опустились к переносице. — Я быстро.
— Будь осторожен.
— Что вы, — в поле зрения показалась белокурая голова девушки. Лицо то же было знакомым. Откуда я её могла знать, в голову никак не приходило. — С вашим мужем все будет в порядке. — Она улыбнулась. Я вскинула брови, понимая, как мы с Димой выглядели со стороны. — Просто мне кровь из носу надо быть завтра в Нижнем Новгороде. У меня сделка.
— А где ваша машина?
— В метре от вас. — Она указала пальцем позади нас. — Моя белая ласточка. Служила мне верой и правдой уже больше двух лет. А тут начал движок барахлить, но заехать в сервис совсем не было времени.
Я переложила уснувшего ребёнка в кресло, пристегнула и вышла из машины. Увидев автомобиль девушки, я пошатнулась, найдя опору ладонью за крышу внедорожника. Белая Ауди, белокурая девушка, профессию которой, я казалось, знаю. Я ещё раз всмотрелась на карие глаза девушки.
— Вы, случайно, не риелтор из Твери?
Девушка вскинула брови, улыбка стала шире.
— А вы подруга хозяина этой машины? — Она указала пальчиком в сторону своей белой малышки.
— Имя, не помню, к сожалению.
— Ника, — она протянула мне ладонь. Я пожала её.
— Таня.
— Очень приятно. Вы в Нижний? — Я кивнула. — Я не была в этом городе с момента покупки машины. — Ее взгляд упал на комочек, посасывающий собственный большой палец. — Какой хорошенький! Сколько ему?
— Два года будет через пару месяцев.
— Какая прелесть! — К нам возвращался Дима. Лицо его было озадаченным. Он вытирал салфеткой руки. — Это счастье, — быть родителями. Я пока, к сожалению, не обзавелась собственными. Но уж лучше так, чем как мой брат.
Девушка тяжело вздохнула. Дима вопросительно уставился на нас. Ночь не позволяла в полной мере разглядеть эмоции на лицах.
— Что с вашим братом?
— Твоим, — перебила меня Ника. — Ненавижу формальности. На работе хватает. — Она взглянула на Панова, и я заметила румянец на её щеках. Дружелюбие растворилось. — Мой брат — придурок, — она издала смешок. — Любит одну, а ребёнка ждёт от другой.
— Не хочу прерывать вас, — подал голос Дима. Его взгляд прошелся по моему лицу, и заметив перемену настроения, усмехнулся, а после перешел к большим глазам Ники. — Двигатель, кажется, сдох. Нужно на эвакуаторе в сервис везти.
— Черт! — Девушка прислонила ладонь по лбу. Её плечи опустились. — Что теперь делать? Мне в девять утра нужно уже быть на Горького.
— Можем подвезти вас, — предложил Панов. Глаза девушки блеснули в темноте. — Но машину все равно нужно будет отвести.
— У тебя есть трос? — Спросила я. Дима нахмурился и полез в багажник. Пока мужчина ковырялся в множестве пакетов, что-то бурча себе под нос, я снова посмотрела на не такую уже веселую спутницу. — Может, попробуем дотащить. — Моя ладонь легла на её плечо. — Не беспокойся. — Она кивнула.
— Если бы братик жил сейчас в Москве, мне было бы проще. — Она снова вздохнула, и из ее глаз начали падать соленые капли. Я оторопела. Она всхлипнула раз, за тем другой, а после закрыла ладонями лицо. — Что за год такой? — Взвыла она.
— Знаешь, — мои руки коснулись ее макушки, Ника тут же прильнула к моей груди. Мы с девушкой были одного роста. Она положила свою голову на плечо, и я ощутила, как намокала серая футболка. Дима вскинул голову и удивился, увидев рыдающую попутчицу. На вопросительный взгляд я едва заметно покачала головой. — Я тоже задаюсь этим вопросом. Не год, а проверка на прочность.
— С начала Петя… Потом мама… а теперь ещё эта машина!
Я усадила Нику за заднее сидение, бросая короткие взгляды на ребёнка. Он спал крепко, — дорога его утомила. Девушка приняла салфетку, вытерла черные от туши дорожки. Ее бледная кожа покрылась красными пятнами, а нос увеличился в размерах.
— Если тебе будет легче, расскажи. — Наши ладони лежали друг на друге, согревая. Она казалась ледяной. — Обычно случайным попутчикам проще выложить всю жизнь.
— Ты уже не случайная. — Уголок её губ приподнялся. — Да и я терпеть не могу жаловаться. Это только Петя вечно ноет, как девчонка.
— Мужчины — это большие мальчики. Делай скидку. — Девушка тихо рассмеялась.
— Петя… он не работает уже несколько месяцев, но это пол беды. Он стал агрессивным. — Я нахмурилась. Ненавидела мужиков, которые пользовались преимуществом собственной силы. — Я из-за этого стала брать заказы из других городов. Чтобы быть подальше от него.
— Почему ты не расскажешь обо всем брату?
— У этого идиота проблем побольше, — она посмотрела своими карими глазами в мои. Эти глаза были знакомыми, словно я уже давно с ними породнилась. Да и Нику, казалось, что я уже знаю давным-давно. — Он запутался. С начала пропал на целый год, потом я узнала о свадьбе, а потом о беременности его жены.
— Это же хорошие новости. — Я склонила голову набок, разглядывая девушку.
— Для него нет. — Она поджала губы, глядя за расхаживающим перед машиной Димой. Мужчина выжидал, когда настанет покой в салоне. Он не был любителем женских слез. Особенно после того, как почти год наблюдал за моими слезами. — Он подал на развод. И этот развод ему был нужен, как воздух. По крайней мере, он так думает. Я же не верю, что можно легко женится на одной, если кричишь о любви к другой. — Она покачала головой. — Естественно, он не смог ужиться с ней. Объявил о разводе, снова встретился с той, которую любит, и вроде бы все шло неплохо. А тут появляется его жена и говорит такие вещи. А зная наше прошлое… ему тяжело отказаться от ребенка, потому что наши родители практически отказались от нас.
— Если он на ней женился, значит, любил. — Мои доводы вызывали у спутницы улыбку.
— Он никогда ее не любил. Она казалась ему отвлечением. К тому же, он не простит ей, что… — Ника пристально вглядывалась в моё лицо. А мне казалось, что я знаю эту девушку слишком долго. — Она ходила за братом по пятам. Много раз пыталась поцеловать, но он держался. Братик любил свою девушку, но однажды… Считаешь ли ты поцелуй изменой? — Позади нас громко хлопнула крышка багажника. Я вздрогнула, бросая взгляд на ребёнка. Дима обогнал машину, облокотился на капот спиной к нам.
— Это измена. — Я подумала над тем, смогла бы ли я жить, зная, что желанные мои губы касались бы другой женщины. Я передернула плечами. — Я даже не знаю, смогла бы простить это.
— Вот и брат потерялся. Когда это случилось, он долго не находил себе места. И не смог простить жену за такую пакость. А дело было все в собственном чувстве вины. Особенно, после того, как она заявилась к нашей матери и рассказала обо всем. Она едва может ходить, и женщина была ни сном, ни духом о свадьбе сына. И вообще, мне кажется эта девушка та ещё темная лошадка.
— И что теперь?
— Теперь? — Она пожала плечами. — Он все равно с ней разведется. Будет помогать. Сейчас на кону стоит нечто важное. Его любовь. — Она ласково улыбнулась. Было понятно, — Вероника очень любила своего брата. — Понимаешь, мой брат упертый и заносчивый, но очень ранимый. Когда ему было двенадцать, он начал писать стихи. Потом бросил, когда исполнилось шестнадцать. Времена были не те. Приходилось и учится и работать. У нас был друг, — Адам, — он имел страсть к режиссуре. Но в нашем родном городе, несмотря на всю его красоту и обширность, ему было не вздохнуть. Банда, в которой он состоял вынудила бежать парня. Впрочем, как и нас.
— Лихие девяностые? — Она грустно улыбнулась.
— Что ж, — встрял между нашим спором сотрудник ДПС. — Милые бранятся, только тешатся. Счастливого пути!
Мы тронулись в дальнейший путь. Я, насупившись, наблюдала за быстро сменяющимися картинками. В салоне было тихо, только звук соприкосновения шин об асфальт заполняли напряженную тишину. Дима сосредоточенно вел свой автомобиль, постукивая указательными пальцами по деревянному рулю.
Нас сочли супружеской парой. Впрочем, любой бы так подумал, увидев мужчину и женщину, и ребёнка на заднем сидении. Панов бросал на меня короткие взгляды, лицо его не выдавало эмоций, но я чувствовала, что он тоже размышлял о словах полицейского. Как бы сильно я на противилась, перестать думать о Диме, кольце и наших матерях я не могла.
— Долго будешь дуться? — Спросил вдруг Панов. Я ему не ответила. — Я со стеной разговариваю? — Я продолжала молчать. Разговаривать не хотелось, да и причин для обид не было, — нервы от скорой встречи с мамой сдавали. — Таня?
— Я не дуюсь, — соврала я.
— Ты не знаешь, как теперь со мной общаться, да? — Вид из окна меня уже мало интересовал. Я во все глаза уставилась на спутника. — Думаешь, что виновата в разрыве помолвки?
— Ты ещё скажи, что ты не винишь меня. — Я хмыкнула, прекрасно понимая, что именно это он сейчас и скажет.
— Лгать не буду, — на его лице появилась озорная улыбка. — Я злюсь на тебя. Но в том, что я сейчас оказался в глубокой душевной яме, виноват я. Только я.
— Но я давала тебе надежду.
— Ты мне не давала её. — Дима заехал на платную дорогу. — Это я с самого первого вечера, когда тебя увидел, верил, что ты посмотришь на меня другими глазами. Так, как ты смотришь на Воронова. Я верил, и в моменте позволил себе мечтать. А когда ты согласилась выйти замуж, я потерял голову. — Мужчина разгонялся, временами посматривая в зеркало заднего вида. Крестник спал крепким сном. — Ты была так близко ко мне, буквально разделила со мной кровать. Я чувствовал твой запах и таял. Я не мог поверить, что ты рядом. Даже зная, что ты все это делаешь в отместку Илье. А когда на премьере ты посмотрела на меня, а после нашла глазами его… я уже тогда все понял, — мои мечты навсегда останутся мечтами. Таким взглядом ты могла смотреть только на него.
— Таким, это каким? — В ушах бил пульс. Дима впервые без доли иронии делился со мной тем, что происходило у него на душе.
— Ты смотрела на него с нежностью и любовью. Даже спустя год, спустя боль и предательство. А потом ты утром просишь разорвать помолвку.
— Никто не защищен от душевных терзаний. А наше сердце не выбирает кого любить, а кого ненавидеть.
— Сердце всегда выбирает любовь, а вот ненавистью прикрывается разум. — Мужчина усмехнулся. — Знаешь, Каштаночка, я бы с большим удовольствием ненавидел тебя, но такое просто невозможно. На тебя можно злиться, но никак не ненавидеть. Поэтому я выбрал любить тебя.
Ответить было нечего. Извиняться в очередной раз уже казалось глупостью, рассуждать о любви не приемлемо, когда сердце мужчины горело от любви к той, которая не могла разделить это чувство. Возможно, Дима был бы хорошим мужем, отцом. И он заслуживал лучшего.
Я снова отвернулась к окну. Сумерки сгущались над длинной дорогой, на лобовом стекле появлялись маленькие капельки дождя, в салоне ощущался прохладный воздух от сплит-системы. Я задремала. Сквозь сон я слышала обрывки фраз, но не могла понять, — это причуды разума или реальность. «Я не об этом тебя просил», — голос был Димы. Слова вылетали из его уст с гортанными звуками, будто бы он рычал в трубку, — «Мне не нужна твоя жалость. И тем более я не желаю, чтобы кто-то пострадал от этого. Подписывай контракт, Лех, я приеду и разберусь. Да, с ней. А что ещё мне оставалось? Я расскажу всё, как есть». Голос стих, но открыть глаза я так и не смогла. Сон поглотил меня.
— Танечка, — пальцы мужчины коснулись моего лица, и я вздрогнула, распахнув глаза. Сонливость улетучилась в миг. Дима убрал руку. — Ты спи, только скажи, где смесь лежит?
— Пашка проснулся? — Я резко выпрямилась. Мальчишка на заднем сидении властно требовал наполнить его растущий желудок. И как только я не услышала его плач? — Я сейчас покормлю.
Отстегнув ремень безопасности, я выпорхнула из салона автомобиля. На улице было темно, и часы на приборной панели машины уведомил меня, что близилась полночь. Мы стояли на обочине центральной трассы. Мимо нас проносились лихачи, неподалеку, где-то в двухстах метров примостилась фура, очевидно, чтобы переночевать. Я отворила заднюю дверцу, вытащила мальчика из детского кресла. Его подгузник был полным.
Расправившись с дурнопахнущим подгузником, я переодела крестника и передала его подошедшему к нам Панову. Он наблюдал за нами из-за моей спины. Руки его спрятаны в карманы спортивных штанов, а на лице отображалось любопытство.
— Сейчас смесь разведу, — пока я рылась в сумке, мои глаза наблюдали за мужской компанией. Дима качал малыша, пока тот хихикал и пытался сунуть ему свои маленькие пальчики в рот. Я скрыла улыбку. Определенно, когда-нибудь Дима станет хорошим отцом. Поймав мой взгляд, он улыбнулся.
— Как там дела?
— Почти все, — я трясла бутылочку, размешивая смесь. Успела похвалить себя, что додумалась налить кипяток в термос. — Давай этого разбойника сюда.
Мужчина покорно передал мне ребенка, дождавшись, когда я удобно усядутся на заднем сидении кожаного салона. Пашка, увидев в моих руках бутылочку, громко вскрикнул, схватил ладошками пластик, выбрасывая соску изо рта.
Мы долго смотрели друг другу в глаза. Казалось, что в пустыне Панова я даже смогла разглядеть поземку. Я же не могла перестать задаваться вопросом, почему в его присутствии мне было спокойно. Может, играла роль долгая дружба и поддержка Димы, а может, я просто перестала после нашего разговора искать подоплеки в каждом его слове. Дима был прекрасным человеком, и я много раз жалела, что моё сердце почему-то выбрало скачки, а не покой. Ведь я знала, чтобы ни произошло, этот человек никогда меня не бросит.
— Ты будешь хорошей матерью, — Обронил Дима, касаясь лбом крыши автомобиля. Его карие глаза приковали меня к сидению. Взгляд упал на мальчика, который с упоением лакомился молоком. Пальцы убрали прилипшие волосы со лба. — Я в этом уверен.
— Ты звонил Стасу? — Ясении сейчас явно было не до кого. Дима кивнул, и я успокоилась. — Как они там?
— Перевели в палату, Надя с ними. Стас отказывается отходить от жены даже на минуту. Так что, — он подарил мне ласковую улыбку. — Мы все сделали правильно.
— Надо позвонить Розе Михайловне, — я гладила румяные щечки крестника, и чувствовала, как тяжесть его тела казалась мне пушинкой. Накрыло такое умиротворение и любовь ко всему миру. — Или Сергею Геннадьевичу. — Взглянула на часы. — Сделаем это завтра.
Рука Димы потянулась к моему лицу. Я замерла. Что-то слишком интимное, слишком личное. Я сделала вдох, услышав аромат его одеколона. Сердце так сильно ударило, что я вздрогнула. Удивление накрыло разум: мне нравился его запах. Он был чуть сладковатый, но приятный. Можно было уловить нотки еловых елок и свежести. Уголок губ мужчины приподнялся, и он вместо того, чтобы коснуться моей кожи, как я была уверена, он хотел сделать, погладил шелковые волосы мальчишки. А я ощутила странное чувство разочарования.
— Простите! — Наш безмолвный разговор глаз перебил громкий женский голос. Вскоре рядом с Димой выросла женщина в белоснежном костюме из легкой ткани, напоминающий жатку. Лица я не видела, но голос казался знакомым. Я нахмурилась. — У меня машина не заводится. Можно попросить вас посмотреть?
Дима перевел взгляд на меня, в моих глазах читалось смятение. Время было позднее, и кто знал, что хранила на уме эта девушка. Верить, к сожалению, нельзя никому. А верить людям на дороге нельзя было и в средневековье.
— Пойду проверю, — произнёс он, и мои брови ещё больше опустились к переносице. — Я быстро.
— Будь осторожен.
— Что вы, — в поле зрения показалась белокурая голова девушки. Лицо то же было знакомым. Откуда я её могла знать, в голову никак не приходило. — С вашим мужем все будет в порядке. — Она улыбнулась. Я вскинула брови, понимая, как мы с Димой выглядели со стороны. — Просто мне кровь из носу надо быть завтра в Нижнем Новгороде. У меня сделка.
— А где ваша машина?
— В метре от вас. — Она указала пальцем позади нас. — Моя белая ласточка. Служила мне верой и правдой уже больше двух лет. А тут начал движок барахлить, но заехать в сервис совсем не было времени.
Я переложила уснувшего ребёнка в кресло, пристегнула и вышла из машины. Увидев автомобиль девушки, я пошатнулась, найдя опору ладонью за крышу внедорожника. Белая Ауди, белокурая девушка, профессию которой, я казалось, знаю. Я ещё раз всмотрелась на карие глаза девушки.
— Вы, случайно, не риелтор из Твери?
Девушка вскинула брови, улыбка стала шире.
— А вы подруга хозяина этой машины? — Она указала пальчиком в сторону своей белой малышки.
— Имя, не помню, к сожалению.
— Ника, — она протянула мне ладонь. Я пожала её.
— Таня.
— Очень приятно. Вы в Нижний? — Я кивнула. — Я не была в этом городе с момента покупки машины. — Ее взгляд упал на комочек, посасывающий собственный большой палец. — Какой хорошенький! Сколько ему?
— Два года будет через пару месяцев.
— Какая прелесть! — К нам возвращался Дима. Лицо его было озадаченным. Он вытирал салфеткой руки. — Это счастье, — быть родителями. Я пока, к сожалению, не обзавелась собственными. Но уж лучше так, чем как мой брат.
Девушка тяжело вздохнула. Дима вопросительно уставился на нас. Ночь не позволяла в полной мере разглядеть эмоции на лицах.
— Что с вашим братом?
— Твоим, — перебила меня Ника. — Ненавижу формальности. На работе хватает. — Она взглянула на Панова, и я заметила румянец на её щеках. Дружелюбие растворилось. — Мой брат — придурок, — она издала смешок. — Любит одну, а ребёнка ждёт от другой.
— Не хочу прерывать вас, — подал голос Дима. Его взгляд прошелся по моему лицу, и заметив перемену настроения, усмехнулся, а после перешел к большим глазам Ники. — Двигатель, кажется, сдох. Нужно на эвакуаторе в сервис везти.
— Черт! — Девушка прислонила ладонь по лбу. Её плечи опустились. — Что теперь делать? Мне в девять утра нужно уже быть на Горького.
— Можем подвезти вас, — предложил Панов. Глаза девушки блеснули в темноте. — Но машину все равно нужно будет отвести.
— У тебя есть трос? — Спросила я. Дима нахмурился и полез в багажник. Пока мужчина ковырялся в множестве пакетов, что-то бурча себе под нос, я снова посмотрела на не такую уже веселую спутницу. — Может, попробуем дотащить. — Моя ладонь легла на её плечо. — Не беспокойся. — Она кивнула.
— Если бы братик жил сейчас в Москве, мне было бы проще. — Она снова вздохнула, и из ее глаз начали падать соленые капли. Я оторопела. Она всхлипнула раз, за тем другой, а после закрыла ладонями лицо. — Что за год такой? — Взвыла она.
— Знаешь, — мои руки коснулись ее макушки, Ника тут же прильнула к моей груди. Мы с девушкой были одного роста. Она положила свою голову на плечо, и я ощутила, как намокала серая футболка. Дима вскинул голову и удивился, увидев рыдающую попутчицу. На вопросительный взгляд я едва заметно покачала головой. — Я тоже задаюсь этим вопросом. Не год, а проверка на прочность.
— С начала Петя… Потом мама… а теперь ещё эта машина!
Я усадила Нику за заднее сидение, бросая короткие взгляды на ребёнка. Он спал крепко, — дорога его утомила. Девушка приняла салфетку, вытерла черные от туши дорожки. Ее бледная кожа покрылась красными пятнами, а нос увеличился в размерах.
— Если тебе будет легче, расскажи. — Наши ладони лежали друг на друге, согревая. Она казалась ледяной. — Обычно случайным попутчикам проще выложить всю жизнь.
— Ты уже не случайная. — Уголок её губ приподнялся. — Да и я терпеть не могу жаловаться. Это только Петя вечно ноет, как девчонка.
— Мужчины — это большие мальчики. Делай скидку. — Девушка тихо рассмеялась.
— Петя… он не работает уже несколько месяцев, но это пол беды. Он стал агрессивным. — Я нахмурилась. Ненавидела мужиков, которые пользовались преимуществом собственной силы. — Я из-за этого стала брать заказы из других городов. Чтобы быть подальше от него.
— Почему ты не расскажешь обо всем брату?
— У этого идиота проблем побольше, — она посмотрела своими карими глазами в мои. Эти глаза были знакомыми, словно я уже давно с ними породнилась. Да и Нику, казалось, что я уже знаю давным-давно. — Он запутался. С начала пропал на целый год, потом я узнала о свадьбе, а потом о беременности его жены.
— Это же хорошие новости. — Я склонила голову набок, разглядывая девушку.
— Для него нет. — Она поджала губы, глядя за расхаживающим перед машиной Димой. Мужчина выжидал, когда настанет покой в салоне. Он не был любителем женских слез. Особенно после того, как почти год наблюдал за моими слезами. — Он подал на развод. И этот развод ему был нужен, как воздух. По крайней мере, он так думает. Я же не верю, что можно легко женится на одной, если кричишь о любви к другой. — Она покачала головой. — Естественно, он не смог ужиться с ней. Объявил о разводе, снова встретился с той, которую любит, и вроде бы все шло неплохо. А тут появляется его жена и говорит такие вещи. А зная наше прошлое… ему тяжело отказаться от ребенка, потому что наши родители практически отказались от нас.
— Если он на ней женился, значит, любил. — Мои доводы вызывали у спутницы улыбку.
— Он никогда ее не любил. Она казалась ему отвлечением. К тому же, он не простит ей, что… — Ника пристально вглядывалась в моё лицо. А мне казалось, что я знаю эту девушку слишком долго. — Она ходила за братом по пятам. Много раз пыталась поцеловать, но он держался. Братик любил свою девушку, но однажды… Считаешь ли ты поцелуй изменой? — Позади нас громко хлопнула крышка багажника. Я вздрогнула, бросая взгляд на ребёнка. Дима обогнал машину, облокотился на капот спиной к нам.
— Это измена. — Я подумала над тем, смогла бы ли я жить, зная, что желанные мои губы касались бы другой женщины. Я передернула плечами. — Я даже не знаю, смогла бы простить это.
— Вот и брат потерялся. Когда это случилось, он долго не находил себе места. И не смог простить жену за такую пакость. А дело было все в собственном чувстве вины. Особенно, после того, как она заявилась к нашей матери и рассказала обо всем. Она едва может ходить, и женщина была ни сном, ни духом о свадьбе сына. И вообще, мне кажется эта девушка та ещё темная лошадка.
— И что теперь?
— Теперь? — Она пожала плечами. — Он все равно с ней разведется. Будет помогать. Сейчас на кону стоит нечто важное. Его любовь. — Она ласково улыбнулась. Было понятно, — Вероника очень любила своего брата. — Понимаешь, мой брат упертый и заносчивый, но очень ранимый. Когда ему было двенадцать, он начал писать стихи. Потом бросил, когда исполнилось шестнадцать. Времена были не те. Приходилось и учится и работать. У нас был друг, — Адам, — он имел страсть к режиссуре. Но в нашем родном городе, несмотря на всю его красоту и обширность, ему было не вздохнуть. Банда, в которой он состоял вынудила бежать парня. Впрочем, как и нас.
— Лихие девяностые? — Она грустно улыбнулась.
