Когда моя жена улетела в Лондон, а я отправился в след за ней, я думал, что у нее на сердце был только один человек, — Елисей. Но именно ты показала мне правду. Если бы не твое упорство Пашки и Наденьки не было. Если бы ты тогда не заставила меня подняться с дивана, я бы никогда не смог показать, какой безграничной любовью может обладать человек. Спасибо тебе.
Но теперь послушай ты, своего старого доброго друга, я знаю, что произошло между тобой и Димой в дороге домой полгода назад. Мне Дима рассказал. Не злись на него.
Я могу ошибаться, но моя братская чуйка подсказывает, что твое сердце давно занято не Вороновым. А вот сможешь ты признаться в этом сама себе, уже второстепенный вопрос.
Запомни главное: пока ты убегаешь от самой себя, проблемы будут множатся. И, если тебя беспокоит, не нашел ни кого-то себе Дима, пока ты трескала блины у бабушки, то нет. Он по прежнему любит тебя».
Дима по прежнему меня любил. Улыбка тронула губы.
— Я иногда думаю, — голос Димы стал неожиданностью. Мужчина накинул мне на плечи свою куртку. Сам он был в одном пиджаке. Руки обвили талию, и я задержала дыхание. — Что было бы со мной, если бы ты всё-таки вышла за меня тогда.
— Ничего хорошего из этого не вышло бы. — Честно призналась я, слыша вздох друга. — Я тогда не смотрела на тебя твоими глазами.
Мужчина замер. Его уже холодные от мороза руки развернули меня лицом к себе. Карие глаза всматривались в лицо, а я только приподнимала уголки своих губ, позволяя мужчине найти все ответы на свои вопросы.
— Что изменилось, Каштаночка?
— Я, мои ожидания, моя вера… — я просто пожала плечами. Сердце издало один резкий удар.
— Но что изменило тебя? — Я плавилась под его взглядом. Жар опалил тело только об одном упоминании об одном единственном поцелуе. Коротком, полном боли и отчаяния и прощальном. Все изменилось в тот момент. Я изменилась в тот момент.
— Кто, — прошептала я, пряча глупую улыбку за воротником Димы. Аромат его парфюма, который раньше казался мне пресным, почему-то заставлял в наслаждении прикрывать глаза. — Твой подарок на день рождения, позволил мне многое понять.
Дима остолбенел. Его виноватый взгляд наблюдал за моим лицом, а я все дышала и дышала его воздухом. На морозе его духи казались ещё ярче. Сегодня Панов в очередной раз доказал мне, что ему важнее не собственные чувства, а моё счастье. Ради этого он привез Илью и Нику. Я умудрилась во всей какофонии звуков подслушать мужской разговор между двумя лучшими друзьями. Стас отчитывал Диму, как школьника, а тот лишь беспомощно мычал и твердил об одном и том же.
Если она до сих пор любит его, то должна понять это сейчас. Он — ее ахиллесова пята. — Твердил Дима, а я улыбалась, как девчонка.
Но ещё я осознала, что мои глубокие болезненные чувства к Илье были слабыми. Да, я буду всегда помнить те дни, которые дарили мне счастье. Наши споры, конкуренцию, танцы… Только исчерпав себя до дна, я поняла, что вся боль и обида ушли. Я слишком долго копошилась в собственных демонах, которые таились в темных коридорах. Слишком долго позволяла собственной жалости управлять жизнью. А когда Дима и мама отвернулись, меня пронзило током. Если даже Дима посчитал меня безнадежной, значит, я заигралась.
— Только я требую бонус.
Его карие глаза прищурились, видя, как я в предвкушении облизывала губы. Взгляд потемнел, а ладони, которые лениво бросили по изгибам талии остановились, пальцы крепче сжали ткань куртки. Я коснулась своей ладонью тыльной стороны ладони Панова, переплела пальцы, отдавая свое тепло. Мы скрылись от любопытных глаз друзей.
Стоя у старой сосны, я поднялась на цыпочки и легонько коснулась своими губами губ Димы. Мужчина сгреб меня в охапку, поворачиваясь спиной, словно закрывая от остального мира. Он быстро взял инициативу на себя. Я чувствовала путешествие рук мужчины по своей талии, едва стоя на ногах. Если бы не крепкие объятия мужчины, я бы уже давно рухнула. Сердце забилось сильно и часто. Тело с каждой секундой блаженства распалялось, и мне казалось, что от меня можно было уже прикуривать.
А Дима вел свою битву. Он рассказывал о нежности, которую я могла получить, о страсти, которая даже сквозь поцелуй обдавала жаром, о доверии и любви. Безответной любви, которая до сих пор верила в то, что её звездный час настанет. Я обвила руками шею Панова, пытаясь согреть и его и себя.
Очередной резкий и сильный стук сердца. Я оторвалась от его губ. Дыхание было сбивчивым, в голове отдавался пульс. Борода мужчины щекотала кожу. Я улыбалась, пока очередной стук не отрезвил меня. Отпрыгнув от мужчины, мои большие глаза уставились на Диму. Он улыбался.
Это глупое сердце оставалось спокойным полгода…
— Что с тобой?
— Я кое-что поняла. — Прошептала я, удерживая свою потянувшуюся руку к губам.
— И что? — Его вкрадчивый голос дурманил.
— Что мне пора домой.
Черт возьми! За полгода я обрела спокойствие, а второй в жизни поцелуй с Пановым заставил меня снова вспыхнуть, как спичка. Мне было страшно. Я думала, что желание поцеловать Диму было помутнением рассудка, но нет… я едва ли не стала раздевать его в лесу.
Я хотела покоя. Я была не готова утонуть снова…
— Таня! — Окликнул меня Дима, когда я вихрем ворвалась в ресторан, снимая на лету куртку и пряча свои раскрасневшиеся щеки и губы от глаз друзей.
Нельзя в одночасье ожить, если умерла полгода назад. Нельзя резко испытывать чувства к другому мужчине, когда заставляла думать себя, что остыла к бывшему. Нельзя влюбиться, не успев разлюбить.
Четыре месяца назад. Таня
— Это бесполезная трата времени, — бабушка хмурилась, видя, как я криво выводила линии на холсте. Я лишь закатила в ответ на её реплику глаза.
Это была моя пятая картина и кроме непонятных каракуль ничего не получалось, но я и в них находила смысл. Правда, красоту в этом видела только я.
Небольшой дачный домик в маленькой деревушке, который имел позади себя бескрайний простор березовой рощи, начал быстро остывать от минусовых температур за окном. Я куталась в теплый свитер, а на ногах надеты были шерстяные носки. Нос все равно оставался холодным.
Бабушка копошилась на кухне. Утром она испекла вкусные пирожки с капустой, и выкатилась с крохотной кухни, в точности, как мой кот. Дома было так уютно и спокойно, что я даже забыла о своей нужде в друзьях.
— Занялась бы чем полезным! Вот, Гальке в ДК требуется помощница.
— Твоя Галя- уборщица.
— А что, — пожилая женщина обернулась на меня, тыча половником. — Уборщица уже не профессия?
— Бабуль, деньги у меня есть. И их достаточно, чтобы прокормить и тебя и меня. — Я покачала головой. — И вообще, я завтра еду в Москву. Нужно квартиру продать.
— Квартира в Москве? — Бабушка притворно схватилась за сердце. Она всегда так делала, чтобы воззвать меня к совести. — Ты с ума сошла, деточка?
— Я не вернусь в Москву. — Я сжала в ладони кисточку и её перо оставило кляксу на запястье.
— Беда с тобой! — Причитала бабушка, но я её уже не слушала.
Она была права. Со мной что-то происходило неладное. И это что-то возникло, когда я получила звонок от покупателя. Не уверена, что было правильным решением назначить смотрины так скоро. Но деваться было уже не куда. В конце концов, я не увижу Илью. И от этого на душе становилось легче. Он не был для меня той больной мозолью, какой являлся долгий год. Сейчас все изменилось. Внутри не было шторма, но оставалась тоска по тем дням, когда я была счастлива.
Утром я уехала из деревни, наказав бабуле не перетруждаться. Она покивала головой, а через полчаса, когда я ехала по родному городу, оповестила меня о том, что во всю убирает желтые листья в огороде. Мне оставалось только беспомощно вздыхать. Пожилые люди — те же дети. Скажи ей нельзя падать в колодец, так она обязательно в него упадет.
Дорога далась мне легко. Я даже насладилась моментами пустых утренних дорог, скорости и громкой музыки в машине. Я могла дышать свободно, несмотря на то, что живот скручивался в тугой узел.
Я приехала на четыре часа раньше назначенной встречи. Квартира в Одинцово все ещё оставалась в моих владениях, и переждать несколько часов, зарядиться кофеином, слава богу, было где. Дом встретил меня горой пыли и холодом. Серые стены вызывали мороз по коже, хотя раньше мне нравилось.
Я не успела даже налить себе кофе, когда в дверь квартиры позвонили. Напряжение сковало тело. Кто мог знать, что я сейчас в Москве? Шаркая тапочка и по ламинату цвета асфальта, я подошла к двери и выглянула в глазок. На пороге стояли Ясения и Стас, и лица ребят казались недовольными.
— Если ты сейчас не откроешь, — угрожающе произнес друг, и я даже решила не дослушивать, впуская супружескую пару в свое ледяное королевство. — Привет, Таня.
— И вам не хворать. Не разувайтесь, здесь грязно.
— Ты продаешь квартиру? — Спросила Ясения, заходя на кухню. Ее руки были сложены на груди, которая пока девушка кормила грудью дочку, увеличилась в двое. — Зачем?
— А зачем она мне нужна, Сенька?
— То есть… — она пристально смотрела мне в лицо, от чего хотелось спрятать глаза. — На работу ты тоже не хочешь выходить?
— Таня, мы думали, ты любишь свою работу. — Вставил свои пять копеек Стас, и я сглотнула. Да, я любила свою работу, любила отель и всю сеть. Я любила эти странные благотворительные ужины и дурацкие конкурсы.
— Люблю, — сдавленно отозвалась я. — Но работать там больше не смогу.
— Таня, а конкурс? Мы же все поставили на тебя.
— Но не спросили, хочу ли я этого, — так же тихо отозвалась я. — Я люблю этот отель, ребят. Люблю вас и все, что меня окружало. Но сейчас это значит, что я разрешу себе жить прошлым. Я жила так год, и ничего из этого хорошего не вышло.
— Хорошо. — Ясения понимающе кивнула. — Тогда я попрошу тебя по-другому. — Девушка подошла ко мне, поднимая ладонями мою голову так, чтобы я смогла увидеть её шторм. — Прошу, возьми на себя некоторые обязанности. Работай удаленно. Я знаю, это тяжело, но сейчас только ты мне можешь помочь. Ты знаешь все от и до.
— Илья тоже хорошо может справится, — тихо ответила я, осознавая, как легко его имя слетело с моих губ. Я даже не поморщилась.
— Илья ушел. — Огорошила меня подруга. Стас хмыкнул. — Узнал, что ты больше не работаешь и то же уволился.
— Давно? — Спросила я. Ответил мне Стас.
— Два месяца назад. Он поехал в след за тобой, но не нашел тебя.
— Он не должен был ехать. — Я покачала головой. — У него семья, будет ребенок, мама в больнице. Нельзя так расставлять приоритеты.
— Он одержим тобой сейчас точно так же, как ты была одержима. — Милославский начал копошится в навесных ящиках. — У тебя есть что-нибудь перекусить?
— Ты ел час назад, — Ясения закатила глаза. — Куда в тебя вмещается?
— Я — кормящий отец. — Он обернулся через плечо и подмигнул жене. Я усмехнулась. — А вообще, Рыбакова, ты все сделала правильно. О, хлебцы. — Откусывая, от повернулся к нам лицом. — Я имею в виду разрыв с Вороновым. И ты хорошо держишься. Это даже пугает. — Он передернул плечами. — С тобой точно всё в порядке?
— Я просто больше не хочу бороться, — я пожала плечами. Я помнила тот день в больнице. Тогда я в миг оборвала ниточку, которая связывала нас. И это было больно, но лишь какое-то короткое время. Потом я просто приняла. — Я итак испортила жизнь всем этой своей слепой верой в нашу с Ильей любовь. А эта любовь оставила только шрамы. Всему свое время.
— Что-то ещё произошло с тобой, — задумчиво отозвалась подруга, отбирая у мужа пачку с хлебцами. — Хоть бы срок годности посмотрел.
— А что им буфет? — С набитым ртом отвечал Стас.
— Случилось. От меня отвернулись люди, которые поддерживали все это время. — Я вспомнила безумные глаза мамы, вспомнила Диму и его очередное признание. — И я перестала безоговорочно верить этому мужчине. Как Стас сказал, сердце само подскажет, лжет он или нет. И… — я вздохнула. — Моё сердце подсказало, что Дима был прав. Как и мама, вы и весь остальной мир.
— Хорошо, ты не хочешь возвращаться в Москву. Я понимаю, — Ясения вернулась к прошлой теме. — Илья уволился, и переехал к матери. — Я удивилась. — Что тебе сейчас мешает заниматься работой?
— Мне нужно время. — Прошептала я.
— Посмотри в глаза и скажи, что твой отъезд — это не побег от реальности.
Мои зеленые глаза уставились в голубые глаза подруги. Ясения хмурилась. А я растерялась. Побег от реальности? Я погрузилась в садоводство, рисование… я нашла отвлечение. Значило ли это, что я сбегаю? Чтобы это понять, мне необходимо встретиться с настоящим. С глазу на глаз поговорить с причиной моей душевной боли. Только, как бы не было странно, я не чувствовала той боли. Стало слишком тихо внутри.
— Не уверена, что это можно назвать побегом.
— Но?
— Но я ничего не чувствую. — Призналась я. — Слишком тихо.
— Я знаю, что может заставить тебя встряхнуться. — Супруги переглянулись. — Как ты думаешь, Дима посидит с Пашкой пару часов? — Спросила Ясения у мужа. Стас коварно улыбнулся.
— Если нет, я уверен, что ты и сама с этим справишься.
— О чем вы? — Я хлопала ресницами, пока друзья переглядывались и говорили о каком-то неизвестном мне плане.
Пока я занималась смотринами, где участие со мной принял Стас, Ясения уехала домой, чтобы освободить Розу Михайловну. Оказывается, бабушка и дедушка приехали на выписку внучки. Я тоже должна была там присутствовать, но обстоятельства сложились иначе. Так, уже два месяца мама Ясении попытается всячески помочь дочери.
Я не могу сказать, что не рада была видеть Милославского, но его поведение меня изрядно раздражало. Он крутился вокруг меня, постоянно вглядываясь в лицо и справляясь о моем самочувствии. А я была в порядке, пока он в конец меня не замучал.
— Квартира неплохая, — произнесла свой вердикт девушка лет тридцати пяти с яркими красными волосами. На нижней губе у неё висело кольцо. — Сейчас свяжусь со своим риелтором.
— Цена снижена из-за срочной необходимости в продаже, — попыталась заверить покупателя я. Стас покачал головой.
— Не вижу смысла в такой срочности, — прошептал он.
— А я вижу, — раздраженно процедила я сквозь зубы. Он закатил глаза. — Со мной все в порядке. — Дополнила.
— Мой риелтор приедет через пару часов. Мне нужно на работу, думаю, вы без меня справитесь.
— В любом случае, если что позвоним.
Мы попрощались с девушкой. Стас с любопытством разглядывал почти чужую квартиру. Он демонстративно вздыхал, словно ему было жаль расставаться с этим местом. Во мне же не было ни грамма разочарования. Я хотела избавиться навсегда от всех воспоминаний. Стереть в порошок всю боль, которая накрывала меня временами, когда заходило солнце.
— Все-таки я против продажи. Сдала бы в аренду.
Я одарила Милославского своим самым «доброжелательным» взглядом. Мужчина пожал плечами в ответ. Нет, как бы ни была дорога мне эта квартира, я не могла держаться за прошлое. Взгляд ещё раз скользнул по пространству. Занавешенные наполовину окна впускали солнечный свет, создавая блики на комоде и кровати. Мебель покрыта толстым слоем пыли, — я проводила уборку здесь около двух месяцев назад, когда в душе снова цвели розы и теплилась вера в нашу с Ильей любовь и возможность преодолеть все преграды. Я сглотнула. Воспоминания были свежими.
Комод цвета темного шоколада под солнечными лучами заставил меня остановить свой взор.
Но теперь послушай ты, своего старого доброго друга, я знаю, что произошло между тобой и Димой в дороге домой полгода назад. Мне Дима рассказал. Не злись на него.
Я могу ошибаться, но моя братская чуйка подсказывает, что твое сердце давно занято не Вороновым. А вот сможешь ты признаться в этом сама себе, уже второстепенный вопрос.
Запомни главное: пока ты убегаешь от самой себя, проблемы будут множатся. И, если тебя беспокоит, не нашел ни кого-то себе Дима, пока ты трескала блины у бабушки, то нет. Он по прежнему любит тебя».
Дима по прежнему меня любил. Улыбка тронула губы.
— Я иногда думаю, — голос Димы стал неожиданностью. Мужчина накинул мне на плечи свою куртку. Сам он был в одном пиджаке. Руки обвили талию, и я задержала дыхание. — Что было бы со мной, если бы ты всё-таки вышла за меня тогда.
— Ничего хорошего из этого не вышло бы. — Честно призналась я, слыша вздох друга. — Я тогда не смотрела на тебя твоими глазами.
Мужчина замер. Его уже холодные от мороза руки развернули меня лицом к себе. Карие глаза всматривались в лицо, а я только приподнимала уголки своих губ, позволяя мужчине найти все ответы на свои вопросы.
— Что изменилось, Каштаночка?
— Я, мои ожидания, моя вера… — я просто пожала плечами. Сердце издало один резкий удар.
— Но что изменило тебя? — Я плавилась под его взглядом. Жар опалил тело только об одном упоминании об одном единственном поцелуе. Коротком, полном боли и отчаяния и прощальном. Все изменилось в тот момент. Я изменилась в тот момент.
— Кто, — прошептала я, пряча глупую улыбку за воротником Димы. Аромат его парфюма, который раньше казался мне пресным, почему-то заставлял в наслаждении прикрывать глаза. — Твой подарок на день рождения, позволил мне многое понять.
Дима остолбенел. Его виноватый взгляд наблюдал за моим лицом, а я все дышала и дышала его воздухом. На морозе его духи казались ещё ярче. Сегодня Панов в очередной раз доказал мне, что ему важнее не собственные чувства, а моё счастье. Ради этого он привез Илью и Нику. Я умудрилась во всей какофонии звуков подслушать мужской разговор между двумя лучшими друзьями. Стас отчитывал Диму, как школьника, а тот лишь беспомощно мычал и твердил об одном и том же.
Если она до сих пор любит его, то должна понять это сейчас. Он — ее ахиллесова пята. — Твердил Дима, а я улыбалась, как девчонка.
Но ещё я осознала, что мои глубокие болезненные чувства к Илье были слабыми. Да, я буду всегда помнить те дни, которые дарили мне счастье. Наши споры, конкуренцию, танцы… Только исчерпав себя до дна, я поняла, что вся боль и обида ушли. Я слишком долго копошилась в собственных демонах, которые таились в темных коридорах. Слишком долго позволяла собственной жалости управлять жизнью. А когда Дима и мама отвернулись, меня пронзило током. Если даже Дима посчитал меня безнадежной, значит, я заигралась.
— Только я требую бонус.
Его карие глаза прищурились, видя, как я в предвкушении облизывала губы. Взгляд потемнел, а ладони, которые лениво бросили по изгибам талии остановились, пальцы крепче сжали ткань куртки. Я коснулась своей ладонью тыльной стороны ладони Панова, переплела пальцы, отдавая свое тепло. Мы скрылись от любопытных глаз друзей.
Стоя у старой сосны, я поднялась на цыпочки и легонько коснулась своими губами губ Димы. Мужчина сгреб меня в охапку, поворачиваясь спиной, словно закрывая от остального мира. Он быстро взял инициативу на себя. Я чувствовала путешествие рук мужчины по своей талии, едва стоя на ногах. Если бы не крепкие объятия мужчины, я бы уже давно рухнула. Сердце забилось сильно и часто. Тело с каждой секундой блаженства распалялось, и мне казалось, что от меня можно было уже прикуривать.
А Дима вел свою битву. Он рассказывал о нежности, которую я могла получить, о страсти, которая даже сквозь поцелуй обдавала жаром, о доверии и любви. Безответной любви, которая до сих пор верила в то, что её звездный час настанет. Я обвила руками шею Панова, пытаясь согреть и его и себя.
Очередной резкий и сильный стук сердца. Я оторвалась от его губ. Дыхание было сбивчивым, в голове отдавался пульс. Борода мужчины щекотала кожу. Я улыбалась, пока очередной стук не отрезвил меня. Отпрыгнув от мужчины, мои большие глаза уставились на Диму. Он улыбался.
Это глупое сердце оставалось спокойным полгода…
— Что с тобой?
— Я кое-что поняла. — Прошептала я, удерживая свою потянувшуюся руку к губам.
— И что? — Его вкрадчивый голос дурманил.
— Что мне пора домой.
Черт возьми! За полгода я обрела спокойствие, а второй в жизни поцелуй с Пановым заставил меня снова вспыхнуть, как спичка. Мне было страшно. Я думала, что желание поцеловать Диму было помутнением рассудка, но нет… я едва ли не стала раздевать его в лесу.
Я хотела покоя. Я была не готова утонуть снова…
— Таня! — Окликнул меня Дима, когда я вихрем ворвалась в ресторан, снимая на лету куртку и пряча свои раскрасневшиеся щеки и губы от глаз друзей.
Нельзя в одночасье ожить, если умерла полгода назад. Нельзя резко испытывать чувства к другому мужчине, когда заставляла думать себя, что остыла к бывшему. Нельзя влюбиться, не успев разлюбить.
Глава 36
Четыре месяца назад. Таня
— Это бесполезная трата времени, — бабушка хмурилась, видя, как я криво выводила линии на холсте. Я лишь закатила в ответ на её реплику глаза.
Это была моя пятая картина и кроме непонятных каракуль ничего не получалось, но я и в них находила смысл. Правда, красоту в этом видела только я.
Небольшой дачный домик в маленькой деревушке, который имел позади себя бескрайний простор березовой рощи, начал быстро остывать от минусовых температур за окном. Я куталась в теплый свитер, а на ногах надеты были шерстяные носки. Нос все равно оставался холодным.
Бабушка копошилась на кухне. Утром она испекла вкусные пирожки с капустой, и выкатилась с крохотной кухни, в точности, как мой кот. Дома было так уютно и спокойно, что я даже забыла о своей нужде в друзьях.
— Занялась бы чем полезным! Вот, Гальке в ДК требуется помощница.
— Твоя Галя- уборщица.
— А что, — пожилая женщина обернулась на меня, тыча половником. — Уборщица уже не профессия?
— Бабуль, деньги у меня есть. И их достаточно, чтобы прокормить и тебя и меня. — Я покачала головой. — И вообще, я завтра еду в Москву. Нужно квартиру продать.
— Квартира в Москве? — Бабушка притворно схватилась за сердце. Она всегда так делала, чтобы воззвать меня к совести. — Ты с ума сошла, деточка?
— Я не вернусь в Москву. — Я сжала в ладони кисточку и её перо оставило кляксу на запястье.
— Беда с тобой! — Причитала бабушка, но я её уже не слушала.
Она была права. Со мной что-то происходило неладное. И это что-то возникло, когда я получила звонок от покупателя. Не уверена, что было правильным решением назначить смотрины так скоро. Но деваться было уже не куда. В конце концов, я не увижу Илью. И от этого на душе становилось легче. Он не был для меня той больной мозолью, какой являлся долгий год. Сейчас все изменилось. Внутри не было шторма, но оставалась тоска по тем дням, когда я была счастлива.
Утром я уехала из деревни, наказав бабуле не перетруждаться. Она покивала головой, а через полчаса, когда я ехала по родному городу, оповестила меня о том, что во всю убирает желтые листья в огороде. Мне оставалось только беспомощно вздыхать. Пожилые люди — те же дети. Скажи ей нельзя падать в колодец, так она обязательно в него упадет.
Дорога далась мне легко. Я даже насладилась моментами пустых утренних дорог, скорости и громкой музыки в машине. Я могла дышать свободно, несмотря на то, что живот скручивался в тугой узел.
Я приехала на четыре часа раньше назначенной встречи. Квартира в Одинцово все ещё оставалась в моих владениях, и переждать несколько часов, зарядиться кофеином, слава богу, было где. Дом встретил меня горой пыли и холодом. Серые стены вызывали мороз по коже, хотя раньше мне нравилось.
Я не успела даже налить себе кофе, когда в дверь квартиры позвонили. Напряжение сковало тело. Кто мог знать, что я сейчас в Москве? Шаркая тапочка и по ламинату цвета асфальта, я подошла к двери и выглянула в глазок. На пороге стояли Ясения и Стас, и лица ребят казались недовольными.
— Если ты сейчас не откроешь, — угрожающе произнес друг, и я даже решила не дослушивать, впуская супружескую пару в свое ледяное королевство. — Привет, Таня.
— И вам не хворать. Не разувайтесь, здесь грязно.
— Ты продаешь квартиру? — Спросила Ясения, заходя на кухню. Ее руки были сложены на груди, которая пока девушка кормила грудью дочку, увеличилась в двое. — Зачем?
— А зачем она мне нужна, Сенька?
— То есть… — она пристально смотрела мне в лицо, от чего хотелось спрятать глаза. — На работу ты тоже не хочешь выходить?
— Таня, мы думали, ты любишь свою работу. — Вставил свои пять копеек Стас, и я сглотнула. Да, я любила свою работу, любила отель и всю сеть. Я любила эти странные благотворительные ужины и дурацкие конкурсы.
— Люблю, — сдавленно отозвалась я. — Но работать там больше не смогу.
— Таня, а конкурс? Мы же все поставили на тебя.
— Но не спросили, хочу ли я этого, — так же тихо отозвалась я. — Я люблю этот отель, ребят. Люблю вас и все, что меня окружало. Но сейчас это значит, что я разрешу себе жить прошлым. Я жила так год, и ничего из этого хорошего не вышло.
— Хорошо. — Ясения понимающе кивнула. — Тогда я попрошу тебя по-другому. — Девушка подошла ко мне, поднимая ладонями мою голову так, чтобы я смогла увидеть её шторм. — Прошу, возьми на себя некоторые обязанности. Работай удаленно. Я знаю, это тяжело, но сейчас только ты мне можешь помочь. Ты знаешь все от и до.
— Илья тоже хорошо может справится, — тихо ответила я, осознавая, как легко его имя слетело с моих губ. Я даже не поморщилась.
— Илья ушел. — Огорошила меня подруга. Стас хмыкнул. — Узнал, что ты больше не работаешь и то же уволился.
— Давно? — Спросила я. Ответил мне Стас.
— Два месяца назад. Он поехал в след за тобой, но не нашел тебя.
— Он не должен был ехать. — Я покачала головой. — У него семья, будет ребенок, мама в больнице. Нельзя так расставлять приоритеты.
— Он одержим тобой сейчас точно так же, как ты была одержима. — Милославский начал копошится в навесных ящиках. — У тебя есть что-нибудь перекусить?
— Ты ел час назад, — Ясения закатила глаза. — Куда в тебя вмещается?
— Я — кормящий отец. — Он обернулся через плечо и подмигнул жене. Я усмехнулась. — А вообще, Рыбакова, ты все сделала правильно. О, хлебцы. — Откусывая, от повернулся к нам лицом. — Я имею в виду разрыв с Вороновым. И ты хорошо держишься. Это даже пугает. — Он передернул плечами. — С тобой точно всё в порядке?
— Я просто больше не хочу бороться, — я пожала плечами. Я помнила тот день в больнице. Тогда я в миг оборвала ниточку, которая связывала нас. И это было больно, но лишь какое-то короткое время. Потом я просто приняла. — Я итак испортила жизнь всем этой своей слепой верой в нашу с Ильей любовь. А эта любовь оставила только шрамы. Всему свое время.
— Что-то ещё произошло с тобой, — задумчиво отозвалась подруга, отбирая у мужа пачку с хлебцами. — Хоть бы срок годности посмотрел.
— А что им буфет? — С набитым ртом отвечал Стас.
— Случилось. От меня отвернулись люди, которые поддерживали все это время. — Я вспомнила безумные глаза мамы, вспомнила Диму и его очередное признание. — И я перестала безоговорочно верить этому мужчине. Как Стас сказал, сердце само подскажет, лжет он или нет. И… — я вздохнула. — Моё сердце подсказало, что Дима был прав. Как и мама, вы и весь остальной мир.
— Хорошо, ты не хочешь возвращаться в Москву. Я понимаю, — Ясения вернулась к прошлой теме. — Илья уволился, и переехал к матери. — Я удивилась. — Что тебе сейчас мешает заниматься работой?
— Мне нужно время. — Прошептала я.
— Посмотри в глаза и скажи, что твой отъезд — это не побег от реальности.
Мои зеленые глаза уставились в голубые глаза подруги. Ясения хмурилась. А я растерялась. Побег от реальности? Я погрузилась в садоводство, рисование… я нашла отвлечение. Значило ли это, что я сбегаю? Чтобы это понять, мне необходимо встретиться с настоящим. С глазу на глаз поговорить с причиной моей душевной боли. Только, как бы не было странно, я не чувствовала той боли. Стало слишком тихо внутри.
— Не уверена, что это можно назвать побегом.
— Но?
— Но я ничего не чувствую. — Призналась я. — Слишком тихо.
— Я знаю, что может заставить тебя встряхнуться. — Супруги переглянулись. — Как ты думаешь, Дима посидит с Пашкой пару часов? — Спросила Ясения у мужа. Стас коварно улыбнулся.
— Если нет, я уверен, что ты и сама с этим справишься.
— О чем вы? — Я хлопала ресницами, пока друзья переглядывались и говорили о каком-то неизвестном мне плане.
Пока я занималась смотринами, где участие со мной принял Стас, Ясения уехала домой, чтобы освободить Розу Михайловну. Оказывается, бабушка и дедушка приехали на выписку внучки. Я тоже должна была там присутствовать, но обстоятельства сложились иначе. Так, уже два месяца мама Ясении попытается всячески помочь дочери.
Я не могу сказать, что не рада была видеть Милославского, но его поведение меня изрядно раздражало. Он крутился вокруг меня, постоянно вглядываясь в лицо и справляясь о моем самочувствии. А я была в порядке, пока он в конец меня не замучал.
— Квартира неплохая, — произнесла свой вердикт девушка лет тридцати пяти с яркими красными волосами. На нижней губе у неё висело кольцо. — Сейчас свяжусь со своим риелтором.
— Цена снижена из-за срочной необходимости в продаже, — попыталась заверить покупателя я. Стас покачал головой.
— Не вижу смысла в такой срочности, — прошептал он.
— А я вижу, — раздраженно процедила я сквозь зубы. Он закатил глаза. — Со мной все в порядке. — Дополнила.
— Мой риелтор приедет через пару часов. Мне нужно на работу, думаю, вы без меня справитесь.
— В любом случае, если что позвоним.
Мы попрощались с девушкой. Стас с любопытством разглядывал почти чужую квартиру. Он демонстративно вздыхал, словно ему было жаль расставаться с этим местом. Во мне же не было ни грамма разочарования. Я хотела избавиться навсегда от всех воспоминаний. Стереть в порошок всю боль, которая накрывала меня временами, когда заходило солнце.
— Все-таки я против продажи. Сдала бы в аренду.
Я одарила Милославского своим самым «доброжелательным» взглядом. Мужчина пожал плечами в ответ. Нет, как бы ни была дорога мне эта квартира, я не могла держаться за прошлое. Взгляд ещё раз скользнул по пространству. Занавешенные наполовину окна впускали солнечный свет, создавая блики на комоде и кровати. Мебель покрыта толстым слоем пыли, — я проводила уборку здесь около двух месяцев назад, когда в душе снова цвели розы и теплилась вера в нашу с Ильей любовь и возможность преодолеть все преграды. Я сглотнула. Воспоминания были свежими.
Комод цвета темного шоколада под солнечными лучами заставил меня остановить свой взор.
