Рядом с ней улыбался её муж, сунув свои ладони в карманы брюк, а напротив них сложил руки на груди Елисей. Его волосы отросли и теперь едва доходили до плеч. Такая прическа мужчина шла.
Я обратила внимание, что за столом сидели моя мама и Валентина Ивановна. Женщины о чем-то шептались. Но самым неожиданным человеком оказался не Елисей. Около пульта ди-джея стоял непривычный для таких морозов Лукас.
Когда Дима буквально ворвался в зал, все умолкли и с вопросом в глазах уставились на него. Лицо друга я не видела, но, видимо, его нахмуренные брови ввели гостей в заблуждение. Плечи подруги поникли.
— Я же сказала, — тихо отозвалась Ясения. — Она заперлась там, как улитка.
— Улитка, значит? — Возмутилась я и вышла из-за спины Панова. Лица просветлели, и первой мне на шею прыгнула Ясения. Она оглушила меня своим визгом. — Как видишь, не пришлось ждать Наденькиной свадьбы. — Я рассмеялась, увидев, как скривилось лицо Стаса. Став отцом дочери, он изменился до неузнаваемости.
— С днем рождения, моя душа! — Я вдыхала аромат ванили, и едва сдерживала слёзы.
Из цепких рук Филатовой меня вырвал её муж. Он так же сжал меня в тиски, приподнимая над полом и кружа. Я засмеялась. От Стаса пахло табаком и чем-то древесным. Он и его жена только одним ароматом возвращали меня в студенческие годы.
— С днем рождения, сестренка! — Сухие губы Милославского коснулись моей щеки. Наши глаза встретились, и я разглядела те же леса, в которых можно было плутать до бесконечности.
— И что же ты такого знаешь? — Прошептала я на ухо другу. Тот лишь хитро улыбнулся мне, буквально перебрасывая, как мячик в объятия Елисея. — Ненормальный!
— С днем рождения, грубиянка! — Елисей крепко обнял меня, а после на вытянутых руках, сжимая плечи, вглядывался в лицо. — Ты сильно изменилась, Таня.
— Ты тоже, — я дернула его за кончики волос, и он зажмурился, улыбаясь. — Я рада, что ты здесь!
— Принцесса! — низкий голос, слова которого лились на английском языке, донеслись до моих ушей, и я аж взвизгнула от удивления. — Я почти стал русским, пока тебя, как мышонка выманивали из норки!
Все рассмеялись. Я уткнулась носом в грудь Лукаса, все больше удивляясь тому, как возможно было собрать всех здесь. Ведь каждый разбежался по разным углам. Филатовы и Панов жили в Москве, и я могла ещё понять их присутствие, но Лукас и Елисей… на глаза стали наворачивать со слезы.
— Я кстати, выучил даже несколько слов! — Снова заговорил Лукас. — Эм… — он бросил взгляд на Стаса, который кивнул мужчине. Мне показалось, что хорошим словам мой друг научить не мог. — Водка, балалайка, — коряво по слогам проговорил друг, — и медведь… О, а ещё!
— Нет-нет, — тут же остановил его Стас, смеясь. Я прищурилась. — Эти слова потом расскажешь.
— Стааас, — протянула я, видя, как друг едва сдерживал себя, чтобы не загоготать. Дима тоже лукаво улыбался. — А когда ты успел научить его?
— Да так, — мужчина пожал плечами, — просто пытались выяснить, что понадобилось от тебя этому человеку. — Стас посмотрел на Диму.
— Ты тоже в этом замешан?
— Мне было любопытно. — Невинно моргая, Дима подарил мне самую милую свою улыбку. — И как оказалось, не зря.
— Лукас, — продолжая пристально вглядываться в карие глаза Панова, я спросила на английском, — а как ты очутился тут?
— Закончил дела в Барселоне и решил навестить тебя, — его тяжелая рука покоилась на моем плече. Наши мамы притихли и теперь наблюдали за сценой. — Приехал в отель, чтобы заселится и услышал твое имя. Рыбакова Татьяна… — Он нахмурился, вспоминая. — Да. Спросил у администратора о тебе, но приехать домой не успел. Меня атаковали они. — Он кивнул в сторону друзей. — Мы весь вечер разговаривали. Кстати, — Лукас уставился на меня серьезным взглядом. — Почему ты не позвонила и не сказала, что этот черт сделал?
— Мы все задаемся этим вопросом! — Моя мама отсалютовала мне бокалом с шампанским.
Что я могла сказать? Я лишь растерянно моргала, пока друзья наперебой спорили и смеялись. Пришло время принимать подарки. Лукас умудрился первым встать в очереди. Он вручил мне небольшую коробочку, внутри которой лежала цепочка с медальоном. Открыв полукруглое украшение, я увидела внутри красную розу. Сердце зашло. Я вспомнила татуировку Ильи, и его надпись начала жечь.
Следующей оказалась Ясения. Она вытолкнула из очереди смеющегося мужа, кладя на мои раскрытые ладони билеты. Два билета в Турцию.
— Думаю, попутчик найдется, — прошептала она. Я обратила внимание на дату вылета, — восемнадцатое мая. Да, определенно, за такое длительное время я разыщу себе компаньона.
Стас подарил мне рисунок от Пашки и что-то легкое в конверте.
— Надеюсь, деньги? — пошутила я. Стас закатил глаза.
— Года идут, а меркантильность не уменьшается. — Мы все рассмеялись. Я хотела открыть конверт, но теплые ладони мужчины накрыли пальцы. — Открой, когда будешь одна.
— Мне кто-нибудь даст поздравить мою дочь? — Все расступились. Мама обняла меня, и я вздрогнула от нахлынувших лавиной чувств. Сердце замерло, как и замерли слёзы, готовые вот-вот начать капать из глаз. — Я знаю, что совершала ошибки. Я пыталась быть сильной, но моя дочь оказалась сильнее меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я была зациклена на работе. Считала, что репутация превыше всего. — Она смахнула слезу. — Я больше не буду мешать твоему счастью. Если когда-нибудь ты захочешь снова построить свое счастье с тем, кому принадлежит твое сердце, я не буду мешать.
— А я буду! — Вставила свои пять копеек Ясения. — Будешь у нас, — она пальцем обвела зал, — благословения просить. Потому что снова терять подругу, я не намерена!
Мама подарила мне альбом. И я не смогла сдержать слез, когда на последней странице оказалась фотография меня и Пашки в последнюю нашу поездку. Она была снята издалека, но я отчетливо видела в отражении окна магазина игрушек силуэт отца. Папа, как бы сильно я не ненавидела его, всегда следил за мной.
Елисей извинился за банальный подарок. Он вручил мне флакон французских духов.
— Они не простые. — Пояснил друг. Смирнов поджал губы. — Их создала мама из своих садовых цветов. Когда я впервые ощутил этот аромат, я тут же подумал о тебе. В них есть дерзость и покорность.
Когда пришла очередь Димы, я почему-то сжалась. Забыла, что человеку необходимо дышать. Его добрый взгляд смотрел на меня без улыбки. Я искала в его глазах намек на чувства ко мне, несмотря на то, что я до сих пор сама себе не призналась, что тот поцелуй изменил меня.
— Когда я спрашивал тебя о мечтах, — я оказалась в миг в салоне автомобиля Панова. — Ты нагло солгала мне. — Его глаза прищурились, на губах появилась озорная улыбка. — Но это натолкнуло меня на мысль, что мечты могут изменится. — Он говорил, что его сердце свободно. А это значит, что уже даже не занято мной. — И, если быть окончательно честным, я не знал, что дарить тебе. Ты долгое время была закрытой книгой для меня. Но сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что, возможно, сглупил.
— О чем ты? — Мои большие зеленые глаза смотрели на друга, когда он же уставился стеклянным взглядом за спину. Я услышала стук каблуков. Сердце остановилось.
— Прости меня, Таня.
Воцарилась могильная тишина. Все семь пар глаз смотрели куда-то позади меня, а мне было страшно оборачиваться. Их лица сами говорили за себя. И я не была готова встретится с ним лицом к лицу.
Я медленно обернулась, встречаясь с большими карими глазами Ники. Смотреть на её спутника было невыносимо. Воспоминания обрушивались новой силой. Девушка выдавила из себя слабую улыбку. Я улыбнулась в ответ. Видеть девушку было радостью, ведь она не подкладывала мне свинью в лице ребёнка.
— Дикарка, — на выдохе произнес Илья, и я снова вздрогнула. Чего я боялась? Своих чувств? Пока я не посмотрю прошлому в глаза, я не узнаю, осталось ли что-то в сердце. Наши взгляды пересеклись. Я несколько раз моргнула, чтобы разглядеть лицо мужчины. Глаза те же, что и полгода назад. — С днем рождения, Таня.
Наши дни. Таня
— Ты просил посмотреть тот фильм.
Мы вышли на улицу. Я куталась в свою шубу, пряча розовые от мороза щеки. Куртка Ильи была распахнута. Глаза его смотрели вглубь хвойного леса, который окружал ресторан. Друг на друга мы не могли взглянуть.
Два месяца назад я смогла пересилить себя. Я досмотрела до конца тот фильм, который стал триггером в наших с Ильей отношениях. Слез не было. Да, и главная героиня уже казалась незнакомкой. Только песни вызывали во мне легкую улыбку. Это была ностальгия по тем ощущениям, которые вызывали мурашки. Концовка фильма тоже оказалась идентичной нашему с Ильей расставанию. После просмотра у меня не оставалось сомнений, — Воронов был автором. Хоть я и догадалась об этом ещё в самолете, когда вскрылась вся правда.
— Я давно поняла, что это ты был сценаристом. — На улице темнело, несмотря на то, что время едва доходило до четырех часов вечера. Уличный фонарь оставлял мое лицо в тени, но самого мужчину я видела отчетливо.
— Я не думал, что ты будешь его смотреть теперь. Да, и не уверен, что в этом был хоть какой-то смысл. — Он прикрыл глаза. — Он должен был соединить нас.
— Мы слишком сильно любили друг друга, забыв о том, что нужно ещё и доверять.
Наши глаза встретились. Он изобразил на своем лице грустную улыбку, а я поджала губы, чувствуя, как тихо и размеренно билось сердце. Больше не было скачек и ярких эмоций. И это меня удивляло.
— Надо было сразу тебе все рассказать, — его голова опустилась. — Я сильно провинился перед тобой.
— Нет, — я покачала головой. Снег падал на макушки и тут же таял. — Ты мне открыл глаза. Помнишь, я тебе говорила о том, что не хотела стать разлучницей или ещё чего похуже? — Илья взглянул на меня мутным взглядом. Его ладони сжались в кулаки. — Именно ею бы я и стала. Катя — жена. Мы с тобой прожили полгода, а сколько до этого встречались, даже когда ещё не признавали это, но уже любили. Но ты даже с Никой меня не познакомил.
— Когда я был с тобой, я забывал обо всех. Родители, сестра, друзья, работа… была только ты. — Он взъерошил свои волосы, — Да, и рассказывать было не о чем. Родители пили, сестра дула губы, что я не звонил ей.
— Ее Петр бьет, — сказала я, а Илья кивнул и улыбнулся.
— Уже нет. — Облегчение наполнило тело. — Она ушла от него, а перед этим я выместил на нём всю злость. — Его глаза пристально следили за моими эмоциями. — Ты стала другой.
— Я… — я запнулась. — Просто я поняла, что правда больше не люблю тебя. — Его ресницы подрагивали от напряжения. — Мы были обречены не судьбой, а собственной верой в слова других, а не в свое сердце. Я не виню тебя ни за ребенка, ни за измену. — Я коснулась запястья мужчины. Он перехватил мою ладонь, сжимая пальцами. — Я желаю тебе счастья.
— Не хочу отпускать тебя. Сейчас так же больно, как и полгода назад.
Я улыбнулась и свободной рукой погладила мужчину по щеке. Он прильнул к ней, как и раньше. Маленький и раненный львенок, который искал тепло и ласку. Вот каким он был. Со мной он нашел огонь, но тот спалил все вокруг и нас самих. Мы должны были искать пристанище, тихий остров, где ветер ласкал тело, а не надрывно сносил одежду.
— Как Катя?
— Родила сегодня ночью. — Я не скрывала радости. — Девочка. Таня. — Он прятал глаза, а я захохотала. — Прости. Но я не мог дать дочке другое имя. Ты всегда в моем сердце.
— Во сколько она родилась? — Спросила я, касаясь его плеча. Татуировка, которая кричала до встречи с ним, молчала.
— В час пятнадцать.
— Я тоже в это время родилась, — он вскинул брови и усмехнулся. — Как мама?
— Она не может ходить, но кризис миновал.
Мы молча смотрели друг в другу глаза. Это было прощание, я чувствовала. Сердце больше не кричало ни от боли, ни от любви. Да, где-то внутри моя маленькая Танечка, которая всю жизнь пыталась кому-то что-то доказать сейчас немного напугано выглядывала из своего укрытия. А взрослая и уставшая от состязаний Татьяна Анатольевна любовалась когда-то любимыми глазами. Ей хотелось покоя. Впервые за столько лет она не желала сгорать. Она хотела лежать на траве, плавать в размеренно текущей реке и наслаждаться жизнью.
— Я рада.
— У меня для тебя подарок, — тихо произнёс Илья. Он достал из нагрудного кармана небольшую книгу. Она была размером с его ладонь. «Дикарка». — Пусть наша история и закончилась не так, как я этого хотел, но ты всегда запечатана в моем сердце. Это вторая часть. Я отказался сдавать сценарий Адаму, но напечатал два экземпляра.
— Это очень ценный подарок, — я обронила пару слезинок на мягкий переплет. — Спасибо.
— Не отворачивайся от Ники. Она полюбила тебя. — Он усмехнулся и покачал головой. — Тебя сложно не полюбить.
— Илья, — он все так же смотрел на меня с любовью, но улыбка спала с лица. Не знала, что мужчина мог прочитать в моем взгляде. — Ты до сих пор остаешься для меня лучшим конкурентом. — Я сглотнула, потому что вдруг мир вокруг стал размытым. — Не отворачивайся от любви Кати, от малышки… и не переставай писать. У тебя талант.
— В чем смысл этих строк, если вдохновение потеряно?
Я была его вдохновением. А он был моей жизнью. Даже самый лучший человек на свете, самый родной и близкий в какой-то момент времени превращается в чужака. Я ждала его, несмотря на то, что сама же бежала от этого мужчины. Но он не пришел. В этот раз он не пришел.
— Ты не приезжал. — Произнесла я. — Меня искали все, кроме тебя.
— Я не смог. — Беспомощно отозвался он.
— Из-за мамы?
— Из-за собственных страхов.
— Когда-нибудь найдется женщина, ради которой ты не побоишься даже собственной смерти. — Он усмехнулся, качая головой.
— Я готов умереть ради тебя. — Возразил он. — Но ты была права: ты достойна счастья. А я это счастье тебе дать не могу.
— В любви нет слова «не могу», — я поджала губы, прижимая к груди книгу. — но мы с тобой забыли об этом. А сейчас уже нет никого смысла. Ты навсегда останешься в моём сердце, но возвращаться я не буду. В третий раз я не восстановлюсь.
— Не забывай только, что я всегда буду рад тебе.
Илья зашел в ресторан, а я осталась стоять на улице. Мне было спокойно, и я пугалась этого спокойствия больше, чем урагана. Если это было взрослением, то оно не придавало мне мужества. Оно истощило меня. Но и эмоции, которые я всегда испытывала при виде Воронова угасли. Он казался мне просто давним знакомым. Человеком, который будет иногда снится мне.
Этот день рождения стал для меня новой точкой отсчета. Я смотрела, как танцевали и смеялись гости, как часы нещадно приближались к закрытию ресторана, а желания расходиться не находилось. Я стояла на крыльце ресторана, смотрела на темную улицу и улыбалась. Воздух превращался в густую белую субстанцию, поднимаясь над головой и рассеиваясь при свете. Было хорошо. Голова чиста, мысли свежи, а сердце спокойно.
Я вытащила из кармана конверт, который мне передал Милославский. Внутри был листок бумаги формата А4, где размашистым мужским почерком буквы складывались в слова, а слова в предложения. Онемевшие от мороза ладони сжимали листок, а изо рта выходила ледяная дымка.
«Рыбакова, я пишу тебе это письмо, потому что не все могу сказать в слух. Ты стала мне родной, стала человеком, который в самый сложный для меня период неверия в собственные силы не давала раскиснуть.
Я обратила внимание, что за столом сидели моя мама и Валентина Ивановна. Женщины о чем-то шептались. Но самым неожиданным человеком оказался не Елисей. Около пульта ди-джея стоял непривычный для таких морозов Лукас.
Когда Дима буквально ворвался в зал, все умолкли и с вопросом в глазах уставились на него. Лицо друга я не видела, но, видимо, его нахмуренные брови ввели гостей в заблуждение. Плечи подруги поникли.
— Я же сказала, — тихо отозвалась Ясения. — Она заперлась там, как улитка.
— Улитка, значит? — Возмутилась я и вышла из-за спины Панова. Лица просветлели, и первой мне на шею прыгнула Ясения. Она оглушила меня своим визгом. — Как видишь, не пришлось ждать Наденькиной свадьбы. — Я рассмеялась, увидев, как скривилось лицо Стаса. Став отцом дочери, он изменился до неузнаваемости.
— С днем рождения, моя душа! — Я вдыхала аромат ванили, и едва сдерживала слёзы.
Из цепких рук Филатовой меня вырвал её муж. Он так же сжал меня в тиски, приподнимая над полом и кружа. Я засмеялась. От Стаса пахло табаком и чем-то древесным. Он и его жена только одним ароматом возвращали меня в студенческие годы.
— С днем рождения, сестренка! — Сухие губы Милославского коснулись моей щеки. Наши глаза встретились, и я разглядела те же леса, в которых можно было плутать до бесконечности.
— И что же ты такого знаешь? — Прошептала я на ухо другу. Тот лишь хитро улыбнулся мне, буквально перебрасывая, как мячик в объятия Елисея. — Ненормальный!
— С днем рождения, грубиянка! — Елисей крепко обнял меня, а после на вытянутых руках, сжимая плечи, вглядывался в лицо. — Ты сильно изменилась, Таня.
— Ты тоже, — я дернула его за кончики волос, и он зажмурился, улыбаясь. — Я рада, что ты здесь!
— Принцесса! — низкий голос, слова которого лились на английском языке, донеслись до моих ушей, и я аж взвизгнула от удивления. — Я почти стал русским, пока тебя, как мышонка выманивали из норки!
Все рассмеялись. Я уткнулась носом в грудь Лукаса, все больше удивляясь тому, как возможно было собрать всех здесь. Ведь каждый разбежался по разным углам. Филатовы и Панов жили в Москве, и я могла ещё понять их присутствие, но Лукас и Елисей… на глаза стали наворачивать со слезы.
— Я кстати, выучил даже несколько слов! — Снова заговорил Лукас. — Эм… — он бросил взгляд на Стаса, который кивнул мужчине. Мне показалось, что хорошим словам мой друг научить не мог. — Водка, балалайка, — коряво по слогам проговорил друг, — и медведь… О, а ещё!
— Нет-нет, — тут же остановил его Стас, смеясь. Я прищурилась. — Эти слова потом расскажешь.
— Стааас, — протянула я, видя, как друг едва сдерживал себя, чтобы не загоготать. Дима тоже лукаво улыбался. — А когда ты успел научить его?
— Да так, — мужчина пожал плечами, — просто пытались выяснить, что понадобилось от тебя этому человеку. — Стас посмотрел на Диму.
— Ты тоже в этом замешан?
— Мне было любопытно. — Невинно моргая, Дима подарил мне самую милую свою улыбку. — И как оказалось, не зря.
— Лукас, — продолжая пристально вглядываться в карие глаза Панова, я спросила на английском, — а как ты очутился тут?
— Закончил дела в Барселоне и решил навестить тебя, — его тяжелая рука покоилась на моем плече. Наши мамы притихли и теперь наблюдали за сценой. — Приехал в отель, чтобы заселится и услышал твое имя. Рыбакова Татьяна… — Он нахмурился, вспоминая. — Да. Спросил у администратора о тебе, но приехать домой не успел. Меня атаковали они. — Он кивнул в сторону друзей. — Мы весь вечер разговаривали. Кстати, — Лукас уставился на меня серьезным взглядом. — Почему ты не позвонила и не сказала, что этот черт сделал?
— Мы все задаемся этим вопросом! — Моя мама отсалютовала мне бокалом с шампанским.
Что я могла сказать? Я лишь растерянно моргала, пока друзья наперебой спорили и смеялись. Пришло время принимать подарки. Лукас умудрился первым встать в очереди. Он вручил мне небольшую коробочку, внутри которой лежала цепочка с медальоном. Открыв полукруглое украшение, я увидела внутри красную розу. Сердце зашло. Я вспомнила татуировку Ильи, и его надпись начала жечь.
Следующей оказалась Ясения. Она вытолкнула из очереди смеющегося мужа, кладя на мои раскрытые ладони билеты. Два билета в Турцию.
— Думаю, попутчик найдется, — прошептала она. Я обратила внимание на дату вылета, — восемнадцатое мая. Да, определенно, за такое длительное время я разыщу себе компаньона.
Стас подарил мне рисунок от Пашки и что-то легкое в конверте.
— Надеюсь, деньги? — пошутила я. Стас закатил глаза.
— Года идут, а меркантильность не уменьшается. — Мы все рассмеялись. Я хотела открыть конверт, но теплые ладони мужчины накрыли пальцы. — Открой, когда будешь одна.
— Мне кто-нибудь даст поздравить мою дочь? — Все расступились. Мама обняла меня, и я вздрогнула от нахлынувших лавиной чувств. Сердце замерло, как и замерли слёзы, готовые вот-вот начать капать из глаз. — Я знаю, что совершала ошибки. Я пыталась быть сильной, но моя дочь оказалась сильнее меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я была зациклена на работе. Считала, что репутация превыше всего. — Она смахнула слезу. — Я больше не буду мешать твоему счастью. Если когда-нибудь ты захочешь снова построить свое счастье с тем, кому принадлежит твое сердце, я не буду мешать.
— А я буду! — Вставила свои пять копеек Ясения. — Будешь у нас, — она пальцем обвела зал, — благословения просить. Потому что снова терять подругу, я не намерена!
Мама подарила мне альбом. И я не смогла сдержать слез, когда на последней странице оказалась фотография меня и Пашки в последнюю нашу поездку. Она была снята издалека, но я отчетливо видела в отражении окна магазина игрушек силуэт отца. Папа, как бы сильно я не ненавидела его, всегда следил за мной.
Елисей извинился за банальный подарок. Он вручил мне флакон французских духов.
— Они не простые. — Пояснил друг. Смирнов поджал губы. — Их создала мама из своих садовых цветов. Когда я впервые ощутил этот аромат, я тут же подумал о тебе. В них есть дерзость и покорность.
Когда пришла очередь Димы, я почему-то сжалась. Забыла, что человеку необходимо дышать. Его добрый взгляд смотрел на меня без улыбки. Я искала в его глазах намек на чувства ко мне, несмотря на то, что я до сих пор сама себе не призналась, что тот поцелуй изменил меня.
— Когда я спрашивал тебя о мечтах, — я оказалась в миг в салоне автомобиля Панова. — Ты нагло солгала мне. — Его глаза прищурились, на губах появилась озорная улыбка. — Но это натолкнуло меня на мысль, что мечты могут изменится. — Он говорил, что его сердце свободно. А это значит, что уже даже не занято мной. — И, если быть окончательно честным, я не знал, что дарить тебе. Ты долгое время была закрытой книгой для меня. Но сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что, возможно, сглупил.
— О чем ты? — Мои большие зеленые глаза смотрели на друга, когда он же уставился стеклянным взглядом за спину. Я услышала стук каблуков. Сердце остановилось.
— Прости меня, Таня.
Воцарилась могильная тишина. Все семь пар глаз смотрели куда-то позади меня, а мне было страшно оборачиваться. Их лица сами говорили за себя. И я не была готова встретится с ним лицом к лицу.
Я медленно обернулась, встречаясь с большими карими глазами Ники. Смотреть на её спутника было невыносимо. Воспоминания обрушивались новой силой. Девушка выдавила из себя слабую улыбку. Я улыбнулась в ответ. Видеть девушку было радостью, ведь она не подкладывала мне свинью в лице ребёнка.
— Дикарка, — на выдохе произнес Илья, и я снова вздрогнула. Чего я боялась? Своих чувств? Пока я не посмотрю прошлому в глаза, я не узнаю, осталось ли что-то в сердце. Наши взгляды пересеклись. Я несколько раз моргнула, чтобы разглядеть лицо мужчины. Глаза те же, что и полгода назад. — С днем рождения, Таня.
Глава 35
Наши дни. Таня
— Ты просил посмотреть тот фильм.
Мы вышли на улицу. Я куталась в свою шубу, пряча розовые от мороза щеки. Куртка Ильи была распахнута. Глаза его смотрели вглубь хвойного леса, который окружал ресторан. Друг на друга мы не могли взглянуть.
Два месяца назад я смогла пересилить себя. Я досмотрела до конца тот фильм, который стал триггером в наших с Ильей отношениях. Слез не было. Да, и главная героиня уже казалась незнакомкой. Только песни вызывали во мне легкую улыбку. Это была ностальгия по тем ощущениям, которые вызывали мурашки. Концовка фильма тоже оказалась идентичной нашему с Ильей расставанию. После просмотра у меня не оставалось сомнений, — Воронов был автором. Хоть я и догадалась об этом ещё в самолете, когда вскрылась вся правда.
— Я давно поняла, что это ты был сценаристом. — На улице темнело, несмотря на то, что время едва доходило до четырех часов вечера. Уличный фонарь оставлял мое лицо в тени, но самого мужчину я видела отчетливо.
— Я не думал, что ты будешь его смотреть теперь. Да, и не уверен, что в этом был хоть какой-то смысл. — Он прикрыл глаза. — Он должен был соединить нас.
— Мы слишком сильно любили друг друга, забыв о том, что нужно ещё и доверять.
Наши глаза встретились. Он изобразил на своем лице грустную улыбку, а я поджала губы, чувствуя, как тихо и размеренно билось сердце. Больше не было скачек и ярких эмоций. И это меня удивляло.
— Надо было сразу тебе все рассказать, — его голова опустилась. — Я сильно провинился перед тобой.
— Нет, — я покачала головой. Снег падал на макушки и тут же таял. — Ты мне открыл глаза. Помнишь, я тебе говорила о том, что не хотела стать разлучницей или ещё чего похуже? — Илья взглянул на меня мутным взглядом. Его ладони сжались в кулаки. — Именно ею бы я и стала. Катя — жена. Мы с тобой прожили полгода, а сколько до этого встречались, даже когда ещё не признавали это, но уже любили. Но ты даже с Никой меня не познакомил.
— Когда я был с тобой, я забывал обо всех. Родители, сестра, друзья, работа… была только ты. — Он взъерошил свои волосы, — Да, и рассказывать было не о чем. Родители пили, сестра дула губы, что я не звонил ей.
— Ее Петр бьет, — сказала я, а Илья кивнул и улыбнулся.
— Уже нет. — Облегчение наполнило тело. — Она ушла от него, а перед этим я выместил на нём всю злость. — Его глаза пристально следили за моими эмоциями. — Ты стала другой.
— Я… — я запнулась. — Просто я поняла, что правда больше не люблю тебя. — Его ресницы подрагивали от напряжения. — Мы были обречены не судьбой, а собственной верой в слова других, а не в свое сердце. Я не виню тебя ни за ребенка, ни за измену. — Я коснулась запястья мужчины. Он перехватил мою ладонь, сжимая пальцами. — Я желаю тебе счастья.
— Не хочу отпускать тебя. Сейчас так же больно, как и полгода назад.
Я улыбнулась и свободной рукой погладила мужчину по щеке. Он прильнул к ней, как и раньше. Маленький и раненный львенок, который искал тепло и ласку. Вот каким он был. Со мной он нашел огонь, но тот спалил все вокруг и нас самих. Мы должны были искать пристанище, тихий остров, где ветер ласкал тело, а не надрывно сносил одежду.
— Как Катя?
— Родила сегодня ночью. — Я не скрывала радости. — Девочка. Таня. — Он прятал глаза, а я захохотала. — Прости. Но я не мог дать дочке другое имя. Ты всегда в моем сердце.
— Во сколько она родилась? — Спросила я, касаясь его плеча. Татуировка, которая кричала до встречи с ним, молчала.
— В час пятнадцать.
— Я тоже в это время родилась, — он вскинул брови и усмехнулся. — Как мама?
— Она не может ходить, но кризис миновал.
Мы молча смотрели друг в другу глаза. Это было прощание, я чувствовала. Сердце больше не кричало ни от боли, ни от любви. Да, где-то внутри моя маленькая Танечка, которая всю жизнь пыталась кому-то что-то доказать сейчас немного напугано выглядывала из своего укрытия. А взрослая и уставшая от состязаний Татьяна Анатольевна любовалась когда-то любимыми глазами. Ей хотелось покоя. Впервые за столько лет она не желала сгорать. Она хотела лежать на траве, плавать в размеренно текущей реке и наслаждаться жизнью.
— Я рада.
— У меня для тебя подарок, — тихо произнёс Илья. Он достал из нагрудного кармана небольшую книгу. Она была размером с его ладонь. «Дикарка». — Пусть наша история и закончилась не так, как я этого хотел, но ты всегда запечатана в моем сердце. Это вторая часть. Я отказался сдавать сценарий Адаму, но напечатал два экземпляра.
— Это очень ценный подарок, — я обронила пару слезинок на мягкий переплет. — Спасибо.
— Не отворачивайся от Ники. Она полюбила тебя. — Он усмехнулся и покачал головой. — Тебя сложно не полюбить.
— Илья, — он все так же смотрел на меня с любовью, но улыбка спала с лица. Не знала, что мужчина мог прочитать в моем взгляде. — Ты до сих пор остаешься для меня лучшим конкурентом. — Я сглотнула, потому что вдруг мир вокруг стал размытым. — Не отворачивайся от любви Кати, от малышки… и не переставай писать. У тебя талант.
— В чем смысл этих строк, если вдохновение потеряно?
Я была его вдохновением. А он был моей жизнью. Даже самый лучший человек на свете, самый родной и близкий в какой-то момент времени превращается в чужака. Я ждала его, несмотря на то, что сама же бежала от этого мужчины. Но он не пришел. В этот раз он не пришел.
— Ты не приезжал. — Произнесла я. — Меня искали все, кроме тебя.
— Я не смог. — Беспомощно отозвался он.
— Из-за мамы?
— Из-за собственных страхов.
— Когда-нибудь найдется женщина, ради которой ты не побоишься даже собственной смерти. — Он усмехнулся, качая головой.
— Я готов умереть ради тебя. — Возразил он. — Но ты была права: ты достойна счастья. А я это счастье тебе дать не могу.
— В любви нет слова «не могу», — я поджала губы, прижимая к груди книгу. — но мы с тобой забыли об этом. А сейчас уже нет никого смысла. Ты навсегда останешься в моём сердце, но возвращаться я не буду. В третий раз я не восстановлюсь.
— Не забывай только, что я всегда буду рад тебе.
Илья зашел в ресторан, а я осталась стоять на улице. Мне было спокойно, и я пугалась этого спокойствия больше, чем урагана. Если это было взрослением, то оно не придавало мне мужества. Оно истощило меня. Но и эмоции, которые я всегда испытывала при виде Воронова угасли. Он казался мне просто давним знакомым. Человеком, который будет иногда снится мне.
Этот день рождения стал для меня новой точкой отсчета. Я смотрела, как танцевали и смеялись гости, как часы нещадно приближались к закрытию ресторана, а желания расходиться не находилось. Я стояла на крыльце ресторана, смотрела на темную улицу и улыбалась. Воздух превращался в густую белую субстанцию, поднимаясь над головой и рассеиваясь при свете. Было хорошо. Голова чиста, мысли свежи, а сердце спокойно.
Я вытащила из кармана конверт, который мне передал Милославский. Внутри был листок бумаги формата А4, где размашистым мужским почерком буквы складывались в слова, а слова в предложения. Онемевшие от мороза ладони сжимали листок, а изо рта выходила ледяная дымка.
«Рыбакова, я пишу тебе это письмо, потому что не все могу сказать в слух. Ты стала мне родной, стала человеком, который в самый сложный для меня период неверия в собственные силы не давала раскиснуть.
