образовался вакуум, наполненный лишь биением ее собственного сердца. Шум ветра в ветвях деревьев, щебетание птиц, даже тиканье настенных часов в гостиной — все исчезло, уступив место тихой, трепетной надежде.
На пороге стоял Эрик. Высокий и статный, он словно вобрал в себя всю силу и надёжность этого мира. Солнце, пробиваясь сквозь переплетённую листву винограда, щедро обвивающего деревянную веранду, играло в его волосах, придавая им золотистый блеск, словно он был героем древней легенды. В одной руке он держал трогательный букетик ромашек и крошечных хризантем, перевязанный простой бечёвкой, словно только что сорванный на лугу. Эти простые полевые цветы с их нераспустившимися бутонами и хрупкими лепестками в своей наивной красоте говорили больше, чем самый дорогой букет из шикарного цветочного магазина, переполненного экзотическими орхидеями и надменными розами. Они были символом искренности, простоты и той неувядающей любви, которая росла между ними. В другой руке она держала плетёную корзинку, прикрытую клетчатым полотенцем в деревенском стиле, из-под которого виднелись очертания каких-то фруктов или овощей. Возможно, это были сочные персики, налитые солнцем и сорванные с дерева в саду его матери, или хрустящие огурчики с пупырышками и свежим запахом земли, выращенные его собственными руками, с любовью и заботой.
Смущённая улыбка мужчины, трогательная и неловкая, робко пробивалась сквозь морщинки у губ, а опущенный в пол взгляд, словно у провинившегося мальчишки, заставил сердце женщины забиться быстрее, отбивая чечётку где-то в районе горла, наполняя его сладостным волнением. Он словно боялся поднять глаза и увидеть в них разочарование, усталость или упрёк за поздний приход, хотя в глазах Лизы плескалось лишь обожание, безусловная любовь и радостное предвкушение вечера, проведённого вместе.
В этот момент она почувствовала себя юной девушкой, робко идущей на первое свидание и с замиранием сердца поправляющей непослушную прядь волос, а не зрелой женщиной, уверенно и терпеливо ожидающей мужа с работы. Те годы, что они прожили вместе, с их радостями и печалями, взлётами и падениями, словно испарились в этот миг, оставив лишь ту робкую влюблённую девчонку с широко раскрытыми глазами и наивной верой в чудо, которая когда-то впервые увидела Эрика, стоящего у школьных ворот, и потеряла голову, утонув в омуте его голубых глаз. В воздухе витала какая-то особая магия, созданная не роскошным ужином, любовно приготовленным Лизой, и тщательной подготовкой к встрече, а той невидимой нитью, сотканной из общих воспоминаний, переживаний и надежд, которая крепко связывала их сердца, несмотря на все превратности судьбы. И в этот момент Лиза поняла, что любовь, как хорошее вино, с годами становится только крепче, насыщеннее и благороднее, приобретая новые оттенки и грани, даря больше тепла и истинного наслаждения. Это была любовь, проверенная временем, закаленная трудностями и освещенная взаимным уважением и пониманием. И она знала, что этот вечер будет особенным.
Военная форма невероятно шла ему. Форменная рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы, плотно облегала рельефный торс и широкие плечи Эрика, подчеркивая его атлетическую фигуру. Ткань, казалось, едва сдерживала мощь мышц, играющих под ней при каждом движении, — напряжение чувствовалось даже сквозь плотный материал. Женщине до мучительного зуда в ладонях хотелось провести ими по его груди, ощутить под пальцами твердость пресса, почувствовать каждый мускул этого проработанного, тренированного тела. Она представляла, как скользит пальцами по горячей коже, ощущая жар и твердость под ладонями, как он вздрагивает от ее прикосновений, и от этой мысли по ее телу разливается жар предвкушения.
Такого Лиза не ощущала с тех пор, как погиб Михай. С тех пор она похоронила не только любимого человека, но и собственную чувственность, заперев ее глубоко внутри, словно замуровав в темном склепе. Она и забыла, что значит желать мужчину до дрожи в коленках, до той самой эйфории и одновременно волнения, когда в животе порхают бабочки, а сердце бешено стучит в такт нарастающему возбуждению, отзываясь гулким эхом в ушах. Вид Эрика пробудил давно забытые ощущения, заставив ее почувствовать себя живой и желанной. Это было словно воскрешение, возвращение к жизни той части ее самой, которая умерла вместе с Михаем. Словно пепел, покрывавший тлеющие угли ее женственности, вдруг развеялся, позволив жаркому пламени разгореться вновь.
Ее взгляд невольно скользил по его лицу, отмечая волевой подбородок, прямой нос и темные пронзительные глаза, в глубине которых, как ей казалось, таилась необъяснимая грусть. Она представляла, какие истории хранятся в этих глазах, какие бури он пережил. Ей захотелось узнать его, понять, разделить с ним его бремя, если оно у него было.
Это было одновременно пугающе, потому что она чувствовала себя предательницей памяти о Михае, и невероятно захватывающе, словно она заново открывала для себя мир, полный ощущений и возможностей. Внутри теплилась робкая надежда, что она всё ещё способна на любовь, страсть, на жизнь, полную чувств. Но страх — парализующий, сковывающий — тянул её обратно в привычное состояние апатии и одиночества. Он нашептывал ей о боли, о разочаровании, о том, что она недостойна счастья. Она не знала, сможет ли пересилить себя и позволить себе быть счастливой.
И всё же желание, пробуждённое видом Эрика, было слишком сильным, чтобы его просто игнорировать. Оно тянуло её к нему, как мотылька к пламени свечи, несмотря на опасность обжечься. Она знала, что ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, понять, чего она на самом деле хочет. Но одно она знала точно: Эрик пробудил в ней что-то, что она считала мёртвым, и теперь ей нужно было выяснить, что с этим делать дальше. Возможно, это просто мимолетное влечение, а возможно, начало чего-то большего. Но она не могла просто отвернуться и сделать вид, что ничего не произошло. Слишком долго она жила в тени прошлого, и теперь, когда забрезжил луч света, она должна была хотя бы попытаться прикоснуться к нему.
Эрик ворвался в тишину прихожей с единственным словом: «Привет», — которое прозвучало так жадно, словно он долго его сдерживал. Это было не просто приветствие, а скорее признание, обнажающее его нетерпение и долгожданное предвкушение. Его глаза, тёмные и блестящие от невысказанных желаний, пригвоздили Лизу к месту, словно магнитом. Его взгляд скользил по ее лицу, словно голодный путник, впервые увидевший воду, задерживаясь на изгибе губ с таким явным нетерпением, что Лизе стало не по себе, но в то же время волнующе приятно. В его взгляде пульсировало желание, которое словно прорывалось сквозь все приличия, словно плотина, готовая рухнуть под напором накопившейся страсти, готовой затопить их обоих. Она видела в нем не только влечение, но и уязвимость, тоску, словно он нуждался в ней так же сильно, как и она в нем.
- Привет. Проходи. Я ждала тебя, — слова сорвались с губ Лизы почти шёпотом, словно она боялась спугнуть что-то хрупкое, разрушить мимолетное, долгожданное чудо.
Она чувствовала себя немного виноватой за то, что заставила его так долго ждать. Она отступила вглубь прихожей, неосознанно пропуская его внутрь, позволяя ему вторгнуться не только в её пространство, но и в её сердце, которое уже давно принадлежало ему. Её щёки вспыхнули румянцем, словно от лёгкого мороза, выдавая её с головой, и она опустила взгляд, стараясь скрыть бурю эмоций, внезапно поднявшуюся внутри.
Волнение обжигало кожу, заставляя сердце трепетать, как пойманную птицу, бьющуюся в тесной клетке груди. Ей казалось, что он слышит этот бешеный ритм, этот отчаянный стук, выдающий ее истинные чувства. Она чувствовала себя обнаженной под его взглядом, но не от стыда, а скорее от предвкушения.
Эрик переступил порог, вторгаясь в её личное пространство, и замер в небольшой прихожей, словно зверь, осматривающий свою добычу, но в его взгляде не было хищности, скорее восхищение и нежность. Его взгляд, острый и внимательный, скользнул по стенам, по простому коврику у двери, по зеркалу в резной раме, словно он был здесь впервые, хотя это было далеко не так. Казалось, он что-то искал, какой-то намёк на то, что она чувствует, на то, что происходит у неё внутри, подтверждение его надежд и желаний.
Он поставил на пол плетёную корзинку, наполненную сочными, спелыми фруктами, словно подношение богине, и положил на старенькую тумбочку букет нежных кремовых роз, которые, казалось, контрастировали с его напряжённым видом, с тем внутренним пожаром, который она в нём чувствовала. Розы источали тонкий, пьянящий аромат, который, казалось, заполнял всю комнату, усиливая её волнение, словно запах обещания страсти и нежности.
Не дав Лизе прийти в себя, Эрик резко развернулся и обхватил ее руками, притянув к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Крепкие объятия сковали ее, прижали к его груди так сильно, что она почти физически ощутила биение его сердца, такое же бешеное, как и ее собственное. Горячее дыхание обожгло ее шею, вызывая дрожь, пробегающую по всему телу, словно электрический ток, высвобождая целую лавину ощущений. Она замерла, растерявшись от этой внезапной и ошеломляющей близости, от этой неудержимой волны его присутствия. Мир сузился до размеров его объятий, до запаха его кожи, до ощущения его тепла, до звука его дыхания.
Сердце бешено колотилось в груди, отбивая ритм, словно барабанная дробь, заглушающая все остальные звуки. Она попыталась ответить на объятие, поднять руки, чтобы обнять его за шею, но скованность, вызванная неожиданностью и волнением, удерживала её в плену. Она не могла расслабиться, не могла полностью отдаться этому моменту, словно боялась, что он исчезнет, как сон, или что она недостаточно хороша для него. Она не могла понять, чего он на самом деле хочет, чего ждёт от неё, какое место она занимает в его жизни. Внутри боролись страх и желание, как две дикие кошки, и она не знала, кто победит, кто одержит верх над её чувствами. Страх нашептывал ей об осторожности, о возможных разочарованиях, о боли, а желание кричало, призывая отдаться этому моменту, забыть обо всём на свете, довериться ему. Она зажмурилась, пытаясь подавить бурю эмоций, и почувствовала, как его руки крепче сжимают её в объятиях, словно он тоже боролся с собой, сдерживая порыв, словно боялся спугнуть её своей напористостью. В этом объятии было не только желание, но и мольба, надежда на взаимность.
По ее телу пробежала дрожь, словно от ледяного ветра, хотя в комнате было тепло. Это было предвкушение, сладкое и волнующее, когда он коснулся губами нежной кожи ее шеи. Сначала легкие, словно случайные, прикосновения, как перышко, скользящее по коже, но в них уже чувствовалась искра желания. Они быстро перешли в уверенные, жадные поцелуи, оставляя горячий, влажный след на ее нежной коже. Лиза непроизвольно содрогнулась, выгибаясь навстречу его ласкам, как цветок к солнцу. Ее сердце бешено колотилось, отбивая ритм страсти. Дрожащие от волнения руки обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в его волосы, притягивая его ближе, нуждаясь в большем тепле, в большем контакте.
Она чувствовала его жаркое дыхание, обжигающее ее кожу, словно летнее солнце, и каждая клеточка ее тела отзывалась на это прикосновение, взрываясь новой волной желания, словно фейерверк. Поцелуи скользили вверх, от шеи к мочке уха, вызывая трепетные мурашки, бегущие по спине. Она застонала тихо, почти неслышно, и, наконец, его губы коснулись ее губ. Она ответила ему с той же жадностью, с тем же голодом, чувствуя, как их языки сплетаются в страстном танце, изучая друг друга, пробуя друг друга на вкус. В этом безмолвном диалоге читалось всё: нежность, страсть, невысказанное, но ощутимое признание в любви, обещание близости и полная отдача. Она чувствовала, как все её сомнения и страхи растворяются в этом пламени.
Он медленно опустил ее на мягкую постель, не прерывая поцелуев, словно боясь разрушить этот хрупкий момент. Ее спина коснулась шелковистых простыней, и она почувствовала, как ее тело расслабляется, доверяя ему. Каждый его жест был полон трепета и желания, которые отражались в ней, как в зеркале. Лиза чувствовала, как пламя страсти разгорается в ней все сильнее, сжигая остатки смущения, словно сухую траву, и оставляя лишь чистое, ничем не прикрытое, животное желание. Заглянув в его горящие глаза, полные обожания и страсти, она поняла, что этот вечер будет принадлежать только им двоим. Вечер, сотканный из страсти, любви и обещания незабываемого наслаждения.
Медленно и бережно, словно прикасаясь к драгоценности, он начал освобождать ее от одежды. Легкая шелковая блузка соскользнула с плеч, обнажив ключицы, джинсы упали на пол, глухо ударившись о ковер, и каждый его жест сопровождался затаенным вздохом с ее стороны, вздохом предвкушения и волнения. Когда его руки касались ее кожи, горячие и уверенные, ее тело вздрагивало в предвкушении, словно натянутая струна, готовая зазвучать. Уязвимая, но в то же время бесконечно защищенная в его объятиях, она безоговорочно доверяла ему, зная, что он никогда не причинит ей боли.
Оставшись лишь в тонком кружевном белье, едва скрывавшем ее наготу, она почувствовала его горячее дыхание на своей груди, словно легкий ветерок. Он целовал ее нежно и трепетно, лаская каждый изгиб ее тела, словно изучая незнакомую, но прекрасную карту. Лиза утонула в чувственном омуте, где не было ничего, кроме них двоих, их желаний, их ритма дыхания, их взаимной любви. Она отдавалась ему без остатка, позволяя ему владеть своим телом и душой, зная, что он будет оберегать их. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй усиливали это пьянящее чувство, заставляя забыть обо всём на свете, обо всех проблемах и заботах.
Он приблизился к самому сокровенному месту, и ее тело напряглось в предвкушении нового взрыва страсти, словно перед прыжком в бездну. Закрыв глаза, она полностью отдалась ему, позволяя проникнуть в самые потаенные уголки своей души, растворяясь в его прикосновениях, как сахар в горячем чае.
Вместе они достигли неистовой вершины наслаждения, и Лизе показалось, что вся её сущность наполнилась светом и теплом, словно она взлетела к звёздам. Они лежали, прижавшись друг к другу, мокрые от пота, не в силах разомкнуть объятия, не желая отпускать это ощущение единства, эту необъяснимую связь.
Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, словно языки пламени, ласкающие ее кожу, оставляющие легкий ожог, напоминающий о близости солнца. Мурашки побежали по ее телу, как стая встревоженных муравьев, реагируя на его близость, каждая клеточка ее кожи пульсировала в унисон с его присутствием. «Прости, детка, но я не смогу остановиться», — прорычал он ей на ухо, его голос был низким, хриплым, словно предупреждение дикого зверя, обещание необузданной страсти. Его пальцы, горячие и нетерпеливые, скользнули под прохладную ткань ее шелкового платья, обжигая ее тело каждым прикосновением, словно клеймо, оставляющее след на чистом холсте, след, который она не сможет забыть. Она невольно вздрогнула, и тихий вздох, словно лепесток, сорвался с ее губ, выдавая ее волнение, ее тайные желания, которые она так долго скрывала даже от самой себя, похороненные под толстым слоем приличий.
На пороге стоял Эрик. Высокий и статный, он словно вобрал в себя всю силу и надёжность этого мира. Солнце, пробиваясь сквозь переплетённую листву винограда, щедро обвивающего деревянную веранду, играло в его волосах, придавая им золотистый блеск, словно он был героем древней легенды. В одной руке он держал трогательный букетик ромашек и крошечных хризантем, перевязанный простой бечёвкой, словно только что сорванный на лугу. Эти простые полевые цветы с их нераспустившимися бутонами и хрупкими лепестками в своей наивной красоте говорили больше, чем самый дорогой букет из шикарного цветочного магазина, переполненного экзотическими орхидеями и надменными розами. Они были символом искренности, простоты и той неувядающей любви, которая росла между ними. В другой руке она держала плетёную корзинку, прикрытую клетчатым полотенцем в деревенском стиле, из-под которого виднелись очертания каких-то фруктов или овощей. Возможно, это были сочные персики, налитые солнцем и сорванные с дерева в саду его матери, или хрустящие огурчики с пупырышками и свежим запахом земли, выращенные его собственными руками, с любовью и заботой.
Смущённая улыбка мужчины, трогательная и неловкая, робко пробивалась сквозь морщинки у губ, а опущенный в пол взгляд, словно у провинившегося мальчишки, заставил сердце женщины забиться быстрее, отбивая чечётку где-то в районе горла, наполняя его сладостным волнением. Он словно боялся поднять глаза и увидеть в них разочарование, усталость или упрёк за поздний приход, хотя в глазах Лизы плескалось лишь обожание, безусловная любовь и радостное предвкушение вечера, проведённого вместе.
В этот момент она почувствовала себя юной девушкой, робко идущей на первое свидание и с замиранием сердца поправляющей непослушную прядь волос, а не зрелой женщиной, уверенно и терпеливо ожидающей мужа с работы. Те годы, что они прожили вместе, с их радостями и печалями, взлётами и падениями, словно испарились в этот миг, оставив лишь ту робкую влюблённую девчонку с широко раскрытыми глазами и наивной верой в чудо, которая когда-то впервые увидела Эрика, стоящего у школьных ворот, и потеряла голову, утонув в омуте его голубых глаз. В воздухе витала какая-то особая магия, созданная не роскошным ужином, любовно приготовленным Лизой, и тщательной подготовкой к встрече, а той невидимой нитью, сотканной из общих воспоминаний, переживаний и надежд, которая крепко связывала их сердца, несмотря на все превратности судьбы. И в этот момент Лиза поняла, что любовь, как хорошее вино, с годами становится только крепче, насыщеннее и благороднее, приобретая новые оттенки и грани, даря больше тепла и истинного наслаждения. Это была любовь, проверенная временем, закаленная трудностями и освещенная взаимным уважением и пониманием. И она знала, что этот вечер будет особенным.
Военная форма невероятно шла ему. Форменная рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы, плотно облегала рельефный торс и широкие плечи Эрика, подчеркивая его атлетическую фигуру. Ткань, казалось, едва сдерживала мощь мышц, играющих под ней при каждом движении, — напряжение чувствовалось даже сквозь плотный материал. Женщине до мучительного зуда в ладонях хотелось провести ими по его груди, ощутить под пальцами твердость пресса, почувствовать каждый мускул этого проработанного, тренированного тела. Она представляла, как скользит пальцами по горячей коже, ощущая жар и твердость под ладонями, как он вздрагивает от ее прикосновений, и от этой мысли по ее телу разливается жар предвкушения.
Такого Лиза не ощущала с тех пор, как погиб Михай. С тех пор она похоронила не только любимого человека, но и собственную чувственность, заперев ее глубоко внутри, словно замуровав в темном склепе. Она и забыла, что значит желать мужчину до дрожи в коленках, до той самой эйфории и одновременно волнения, когда в животе порхают бабочки, а сердце бешено стучит в такт нарастающему возбуждению, отзываясь гулким эхом в ушах. Вид Эрика пробудил давно забытые ощущения, заставив ее почувствовать себя живой и желанной. Это было словно воскрешение, возвращение к жизни той части ее самой, которая умерла вместе с Михаем. Словно пепел, покрывавший тлеющие угли ее женственности, вдруг развеялся, позволив жаркому пламени разгореться вновь.
Ее взгляд невольно скользил по его лицу, отмечая волевой подбородок, прямой нос и темные пронзительные глаза, в глубине которых, как ей казалось, таилась необъяснимая грусть. Она представляла, какие истории хранятся в этих глазах, какие бури он пережил. Ей захотелось узнать его, понять, разделить с ним его бремя, если оно у него было.
Это было одновременно пугающе, потому что она чувствовала себя предательницей памяти о Михае, и невероятно захватывающе, словно она заново открывала для себя мир, полный ощущений и возможностей. Внутри теплилась робкая надежда, что она всё ещё способна на любовь, страсть, на жизнь, полную чувств. Но страх — парализующий, сковывающий — тянул её обратно в привычное состояние апатии и одиночества. Он нашептывал ей о боли, о разочаровании, о том, что она недостойна счастья. Она не знала, сможет ли пересилить себя и позволить себе быть счастливой.
И всё же желание, пробуждённое видом Эрика, было слишком сильным, чтобы его просто игнорировать. Оно тянуло её к нему, как мотылька к пламени свечи, несмотря на опасность обжечься. Она знала, что ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, понять, чего она на самом деле хочет. Но одно она знала точно: Эрик пробудил в ней что-то, что она считала мёртвым, и теперь ей нужно было выяснить, что с этим делать дальше. Возможно, это просто мимолетное влечение, а возможно, начало чего-то большего. Но она не могла просто отвернуться и сделать вид, что ничего не произошло. Слишком долго она жила в тени прошлого, и теперь, когда забрезжил луч света, она должна была хотя бы попытаться прикоснуться к нему.
Эрик ворвался в тишину прихожей с единственным словом: «Привет», — которое прозвучало так жадно, словно он долго его сдерживал. Это было не просто приветствие, а скорее признание, обнажающее его нетерпение и долгожданное предвкушение. Его глаза, тёмные и блестящие от невысказанных желаний, пригвоздили Лизу к месту, словно магнитом. Его взгляд скользил по ее лицу, словно голодный путник, впервые увидевший воду, задерживаясь на изгибе губ с таким явным нетерпением, что Лизе стало не по себе, но в то же время волнующе приятно. В его взгляде пульсировало желание, которое словно прорывалось сквозь все приличия, словно плотина, готовая рухнуть под напором накопившейся страсти, готовой затопить их обоих. Она видела в нем не только влечение, но и уязвимость, тоску, словно он нуждался в ней так же сильно, как и она в нем.
- Привет. Проходи. Я ждала тебя, — слова сорвались с губ Лизы почти шёпотом, словно она боялась спугнуть что-то хрупкое, разрушить мимолетное, долгожданное чудо.
Она чувствовала себя немного виноватой за то, что заставила его так долго ждать. Она отступила вглубь прихожей, неосознанно пропуская его внутрь, позволяя ему вторгнуться не только в её пространство, но и в её сердце, которое уже давно принадлежало ему. Её щёки вспыхнули румянцем, словно от лёгкого мороза, выдавая её с головой, и она опустила взгляд, стараясь скрыть бурю эмоций, внезапно поднявшуюся внутри.
Волнение обжигало кожу, заставляя сердце трепетать, как пойманную птицу, бьющуюся в тесной клетке груди. Ей казалось, что он слышит этот бешеный ритм, этот отчаянный стук, выдающий ее истинные чувства. Она чувствовала себя обнаженной под его взглядом, но не от стыда, а скорее от предвкушения.
Эрик переступил порог, вторгаясь в её личное пространство, и замер в небольшой прихожей, словно зверь, осматривающий свою добычу, но в его взгляде не было хищности, скорее восхищение и нежность. Его взгляд, острый и внимательный, скользнул по стенам, по простому коврику у двери, по зеркалу в резной раме, словно он был здесь впервые, хотя это было далеко не так. Казалось, он что-то искал, какой-то намёк на то, что она чувствует, на то, что происходит у неё внутри, подтверждение его надежд и желаний.
Он поставил на пол плетёную корзинку, наполненную сочными, спелыми фруктами, словно подношение богине, и положил на старенькую тумбочку букет нежных кремовых роз, которые, казалось, контрастировали с его напряжённым видом, с тем внутренним пожаром, который она в нём чувствовала. Розы источали тонкий, пьянящий аромат, который, казалось, заполнял всю комнату, усиливая её волнение, словно запах обещания страсти и нежности.
Не дав Лизе прийти в себя, Эрик резко развернулся и обхватил ее руками, притянув к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Крепкие объятия сковали ее, прижали к его груди так сильно, что она почти физически ощутила биение его сердца, такое же бешеное, как и ее собственное. Горячее дыхание обожгло ее шею, вызывая дрожь, пробегающую по всему телу, словно электрический ток, высвобождая целую лавину ощущений. Она замерла, растерявшись от этой внезапной и ошеломляющей близости, от этой неудержимой волны его присутствия. Мир сузился до размеров его объятий, до запаха его кожи, до ощущения его тепла, до звука его дыхания.
Сердце бешено колотилось в груди, отбивая ритм, словно барабанная дробь, заглушающая все остальные звуки. Она попыталась ответить на объятие, поднять руки, чтобы обнять его за шею, но скованность, вызванная неожиданностью и волнением, удерживала её в плену. Она не могла расслабиться, не могла полностью отдаться этому моменту, словно боялась, что он исчезнет, как сон, или что она недостаточно хороша для него. Она не могла понять, чего он на самом деле хочет, чего ждёт от неё, какое место она занимает в его жизни. Внутри боролись страх и желание, как две дикие кошки, и она не знала, кто победит, кто одержит верх над её чувствами. Страх нашептывал ей об осторожности, о возможных разочарованиях, о боли, а желание кричало, призывая отдаться этому моменту, забыть обо всём на свете, довериться ему. Она зажмурилась, пытаясь подавить бурю эмоций, и почувствовала, как его руки крепче сжимают её в объятиях, словно он тоже боролся с собой, сдерживая порыв, словно боялся спугнуть её своей напористостью. В этом объятии было не только желание, но и мольба, надежда на взаимность.
По ее телу пробежала дрожь, словно от ледяного ветра, хотя в комнате было тепло. Это было предвкушение, сладкое и волнующее, когда он коснулся губами нежной кожи ее шеи. Сначала легкие, словно случайные, прикосновения, как перышко, скользящее по коже, но в них уже чувствовалась искра желания. Они быстро перешли в уверенные, жадные поцелуи, оставляя горячий, влажный след на ее нежной коже. Лиза непроизвольно содрогнулась, выгибаясь навстречу его ласкам, как цветок к солнцу. Ее сердце бешено колотилось, отбивая ритм страсти. Дрожащие от волнения руки обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в его волосы, притягивая его ближе, нуждаясь в большем тепле, в большем контакте.
Она чувствовала его жаркое дыхание, обжигающее ее кожу, словно летнее солнце, и каждая клеточка ее тела отзывалась на это прикосновение, взрываясь новой волной желания, словно фейерверк. Поцелуи скользили вверх, от шеи к мочке уха, вызывая трепетные мурашки, бегущие по спине. Она застонала тихо, почти неслышно, и, наконец, его губы коснулись ее губ. Она ответила ему с той же жадностью, с тем же голодом, чувствуя, как их языки сплетаются в страстном танце, изучая друг друга, пробуя друг друга на вкус. В этом безмолвном диалоге читалось всё: нежность, страсть, невысказанное, но ощутимое признание в любви, обещание близости и полная отдача. Она чувствовала, как все её сомнения и страхи растворяются в этом пламени.
Он медленно опустил ее на мягкую постель, не прерывая поцелуев, словно боясь разрушить этот хрупкий момент. Ее спина коснулась шелковистых простыней, и она почувствовала, как ее тело расслабляется, доверяя ему. Каждый его жест был полон трепета и желания, которые отражались в ней, как в зеркале. Лиза чувствовала, как пламя страсти разгорается в ней все сильнее, сжигая остатки смущения, словно сухую траву, и оставляя лишь чистое, ничем не прикрытое, животное желание. Заглянув в его горящие глаза, полные обожания и страсти, она поняла, что этот вечер будет принадлежать только им двоим. Вечер, сотканный из страсти, любви и обещания незабываемого наслаждения.
Медленно и бережно, словно прикасаясь к драгоценности, он начал освобождать ее от одежды. Легкая шелковая блузка соскользнула с плеч, обнажив ключицы, джинсы упали на пол, глухо ударившись о ковер, и каждый его жест сопровождался затаенным вздохом с ее стороны, вздохом предвкушения и волнения. Когда его руки касались ее кожи, горячие и уверенные, ее тело вздрагивало в предвкушении, словно натянутая струна, готовая зазвучать. Уязвимая, но в то же время бесконечно защищенная в его объятиях, она безоговорочно доверяла ему, зная, что он никогда не причинит ей боли.
Оставшись лишь в тонком кружевном белье, едва скрывавшем ее наготу, она почувствовала его горячее дыхание на своей груди, словно легкий ветерок. Он целовал ее нежно и трепетно, лаская каждый изгиб ее тела, словно изучая незнакомую, но прекрасную карту. Лиза утонула в чувственном омуте, где не было ничего, кроме них двоих, их желаний, их ритма дыхания, их взаимной любви. Она отдавалась ему без остатка, позволяя ему владеть своим телом и душой, зная, что он будет оберегать их. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй усиливали это пьянящее чувство, заставляя забыть обо всём на свете, обо всех проблемах и заботах.
Он приблизился к самому сокровенному месту, и ее тело напряглось в предвкушении нового взрыва страсти, словно перед прыжком в бездну. Закрыв глаза, она полностью отдалась ему, позволяя проникнуть в самые потаенные уголки своей души, растворяясь в его прикосновениях, как сахар в горячем чае.
Вместе они достигли неистовой вершины наслаждения, и Лизе показалось, что вся её сущность наполнилась светом и теплом, словно она взлетела к звёздам. Они лежали, прижавшись друг к другу, мокрые от пота, не в силах разомкнуть объятия, не желая отпускать это ощущение единства, эту необъяснимую связь.
Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, словно языки пламени, ласкающие ее кожу, оставляющие легкий ожог, напоминающий о близости солнца. Мурашки побежали по ее телу, как стая встревоженных муравьев, реагируя на его близость, каждая клеточка ее кожи пульсировала в унисон с его присутствием. «Прости, детка, но я не смогу остановиться», — прорычал он ей на ухо, его голос был низким, хриплым, словно предупреждение дикого зверя, обещание необузданной страсти. Его пальцы, горячие и нетерпеливые, скользнули под прохладную ткань ее шелкового платья, обжигая ее тело каждым прикосновением, словно клеймо, оставляющее след на чистом холсте, след, который она не сможет забыть. Она невольно вздрогнула, и тихий вздох, словно лепесток, сорвался с ее губ, выдавая ее волнение, ее тайные желания, которые она так долго скрывала даже от самой себя, похороненные под толстым слоем приличий.
