Он с трудом дождался окончания этого кошмарного мероприятия, с каждой минутой всё сильнее мечтая лишь об одном — как можно скорее вернуться на тихую, скромную заимку Лизы, подальше от этих лицемерных людей, их пустых, бессмысленных разговоров, оценивающих, холодных взглядов и удушающей атмосферы. В тишине заимки он мог дышать полной грудью, мог хотя бы попытаться забыть ужасы войны, заглушить эхо взрывов и крики товарищей, преследовавшие его в кошмарах. Там пахло свежескошенным сеном и полевыми цветами, а здесь — приторным ароматом дорогих духов, маскирующих гниль.
Драка, которую с пьяным остервенением устроили его отец, лорд Дорсет, с лицом, побагровевшим от выпитого вина и гнева, и двоюродный брат Себастьян, всегда завидовавший его положению и финансовому благополучию, стала для Эрика последней каплей, переполнившей чашу терпения, и без того подорванного войной и бесконечным давлением со стороны семьи.
Себастьян, будучи навеселе, набросился на отца с обвинениями в том, что тот «продал наследство ради крестьянки», а отец в ответ обвинил Себастьяна в том, что он «жалкий паразит, живущий за чужой счёт». Гнев, клокочущий внутри, словно раскалённая лава, едва не вырвался наружу, грозя испепелить всё вокруг, но он сдержался, собрав воедино остатки самообладания, выкованного в огне сражений. С помощью нескольких верных друзей, настоящих боевых товарищей, с которыми его связывала кровь и общее горе, он взял зарвавшихся родственников под руки, силой оттащил их от столов, уставленных дорогим вином и изысканными закусками, и вывел из поместья, приказав дворецкому, невозмутимо наблюдавшему за происходящим, немедленно отправить их домой. В тот момент, глядя на их пьяные и злобные лица, искажённые гримасой ненависти и презрения, Эрик окончательно решил разорвать эти прогнившие, отравленные отношения с семьёй раз и навсегда. Эта династия, погрязшая в интригах, бесконечной погоне за властью и деньгами, больше не будет его семьёй. Он больше не позволит им топить его в болоте собственных амбиций и пороков. Он уже достаточно поплатился за то, что родился Дорсетом.
Достали! Довели его до белого каления. Он чувствовал себя загнанным в угол зверем. Изысканные манеры, вечные упрёки, попытки контролировать каждый его шаг, каждое его решение о покупке лошади или выборе вина, каждое его слово — всё это душило его, словно удавка, не давало вздохнуть полной грудью, не позволяло почувствовать себя свободным.
Он солдат, вернувшийся с войны, из ада, где смерть была обыденностью, с незаживающей раной в душе, с посттравматическим синдромом, требующим полного спокойствия, душевного равновесия и нормальных, здоровых отношений с любимой женщиной. Ему нужна тишина, уединение, возможность залечить раны, зализать шрамы, а не постоянные склоки и интриги за его спиной, подлые шепотки и критические взгляды. Ему нужна Лиза, её нежность, тепло и бесконечное понимание, её искренняя любовь, а не всё это — фальшивое золото, пустые обещания, лицемерные улыбки, показная роскошь и удушающий консерватизм. Он больше не позволит своей семье, этим бездушным куклам, разрушать его жизнь, отравлять его душу. Хватит. С него довольно. Он выберет свой собственный путь, даже если этот путь будет пролегать через бурелом и тернии, даже если ему придётся столкнуться с непониманием и осуждением. Он выберет Лизу и ту тихую, скромную жизнь, о которой так давно мечтал, где будут царить любовь, взаимопонимание и покой. Он выберет счастье, пусть и вдали от блеска и мишуры высшего общества. Он выберет жизнь, а не эту пыльную, прогнившую маску аристократа. Он выбрал Лизу.
Пять дней спустя.
Лес затих, словно предчувствуя беду. Тяжёлую, неотвратимую, словно исполинская лавина, приближение которой ощущалось с каждой секундой. Слухи об ужасной засухе и пожарах, охвативших соседние регионы, достигли и этих мест, и теперь, когда над лесом нависла зловещая тишина, стало ясно: беда не обойдёт стороной. Даже вездесущая мошкара, обычно не дающая покоя и лезущая везде, куда только можно и нельзя, на этот раз притихла, словно разделяя гнетущее настроение.
Казалось, что сам воздух вибрирует в ожидании первого удара молнии, предвещающего бурю, которая превратит этот лес в пепелище. Предчувствие катастрофы сгущалось с каждой секундой, словно густой туман, застилающий разум и сковывающий движения. В тишине можно было расслышать едва уловимый шёпот ветра, который, казалось, предупреждал, умолял о спасении, но было уже слишком поздно. Земля иссохла, словно старая рана, готовая вспыхнуть от малейшей искры. Казалось, судьба была предрешена.
Солнце, обычно щедрое на тепло и свет, скрылось за плотной завесой пепельных облаков, принесённых ветром с юга, и лес погрузился в зловещий полумрак. Деревья, вековые свидетели множества перемен, стояли неподвижно, словно окаменевшие, их ветви тянулись к небу в безмолвной мольбе, словно взывая к высшим силам, которым, казалось, уже нет дела до их участи. Ни пения птиц, ни шелеста листвы — только давящая, звенящая тишина, прерываемая лишь редкими тревожными криками одиноких животных, чувствующих запах гари и приближение неизбежного, словно колокола, звонящие по ушедшей жизни. Эти крики разносились по лесу, усиливая чувство обречённости и безысходности.
Под ногами хрустела сухая листва, эхом отдаваясь в мёртвой тишине, словно шаги призрака, бродящего по опустевшим землям. Запах прелой земли, обычно бодрящий и живой, теперь отдавал сыростью и гнилью, смешиваясь с горьким запахом дыма, словно сама природа готовилась к смерти в огне. Давление в воздухе ощущалось физически, сдавливая грудь и затрудняя дыхание, словно невидимая рука сжимала лёгкие, лишая их кислорода и наполняя гарью. В каждом шорохе, в каждой тени мерещилась опасность, подстерегающая за углом, готовая вспыхнуть и поглотить всё вокруг.
Неизвестность висела в воздухе, как тяжёлый меч, готовый обрушиться в любой момент. Будет ли это огненный смерч, сметающий всё на своём пути? Или медленное, мучительное выгорание, оставляющее после себя лишь пепел и воспоминания? Ответ где-то рядом, в этой зловещей тишине, но узнать его — значит встретиться лицом к лицу с самой смертью. И лес, затаив дыхание, ждал. Он ждал, зная, что за этой паузой последует неизбежный удар, который изменит всё навсегда, оставив лишь руины и воспоминания о былом великолепии. И в этом ожидании было больше страха, чем в самой смерти.
Всё шло не так. Как всегда. С самого утра день покатился под откос, словно сошедший с рельсов вагон, набирая скорость крушения. Будильник, предательски решивший помолчать, лишил Лизу драгоценных минут сна, оставив её в тягостном полусонном состоянии, словно после кошмара. Кофе, словно взбесившийся зверь, выплеснулся через край, оставив липкий след на кухонном столе, и едкий запах гари заполнил всю кухню, подчёркивая её раздражение. Любимая шёлковая блузка, та самая, которая всегда поднимала настроение, мгновенно преображая её и придавая уверенности, оказалась безнадежно помятой, словно её всю ночь жестоко скручивали, превращая в тряпку. А пробка по дороге на работу, казалось, нарочно испытывала её терпение, словно злой гений, заставляя стрелку спидометра застывать в мучительном ожидании, пожирая драгоценные минуты, отпущенные на то, чтобы не опоздать на важную встречу. А теперь ещё и это…
Лиза, уже на грани отчаяния, с ощущением, что её приговорили к вечным мукам, достала из кармана смятый лист бумаги и внимательно вчиталась в размашистый, нарочито небрежный почерк, которым он был исписан. Это была записка. Не обычная записка с напоминанием о покупках или телефонном звонке. Это был тщательно составленный список, почти как чек-лист секретного агента, её спасательный круг в этом хаосе, островок надежды в бушующем море проблем. Она надеялась, что, шаг за шагом следуя за ним, сможет хоть как-то обуздать эту безумную череду неудач, взять ситуацию под контроль, ухватиться хоть за какую-то стабильность, как альпинист за тонкую верёвку на отвесной скале. Но даже при ярком дневном свете, проникавшем сквозь запотевшее окно автобуса, строки казались какими-то нелепыми, оторванными от реальности — наивными мечтами, записанными в идеальном, но совершенно недостижимом мире. Они напоминали ей о том, какой она когда-то была — оптимистичной, целеустремлённой, верящей в лучшее. Эта Лиза казалась сейчас призраком из прошлой жизни. Похоже, даже её тщательно продуманный план, на который она возлагала столько надежд, с треском провалился, утягивая её на самое дно этого неудачного дня, словно тяжёлый якорь.
Что же ей теперь делать? Бросить всё и просто сдаться, уступив давлению обстоятельств, позволить волнам проблем накрыть её с головой? Или найти в себе силы, сбросить оковы отчаяния и придумать что-то новое, разработать план «Б», а может, даже «В» и «Г»? В глубине души мелькнула робкая искра надежды — а вдруг, вопреки всему, она сможет выкарабкаться? Вдруг этот день ещё не потерян?
Лиза огляделась по сторонам. В автобусе было полно сонных, уставших лиц. Каждый, вероятно, боролся со своими личными неудачами и проблемами. Кто-то хмурился, глядя в окно, кто-то угрюмо читал газету, кто-то, закрыв глаза, пытался хоть немного вздремнуть. Она почувствовала себя немного менее одинокой в своем несчастье. Ведь у каждого бывают такие дни, не так ли?
Вдруг её взгляд упал на маленькую девочку, сидевшую рядом с матерью. Девочка увлечённо рисовала что-то в альбоме цветными карандашами. В её глазах светились неподдельный энтузиазм и радость. Лиза невольно улыбнулась. Неужели ребёнок знал что-то такое, чего не знала она?
Она снова взглянула на список в своей руке. Он действительно казался наивным и нереалистичным. Там было что-то вроде: «1. Проснуться с улыбкой. 2. Выпить чашку ароматного кофе, наслаждаясь каждым глотком. 3. Надеть любимую блузку и почувствовать себя королевой.» Лиза усмехнулась. Конечно, сейчас это казалось невозможным. Но что, если… Что, если она перепишет этот список? Что, если она адаптирует его к текущей ситуации, к этому хаотичному, неудачному дню?
По мере того как она писала, настроение ее постепенно улучшалось. Она почувствовала, как груз отчаяния немного ослабел. Новый список был неидеальным, но он был реальным, достижимым. Он давал ей возможность действовать, а не просто плыть по течению.
День всё ещё был полон сюрпризов, но теперь она чувствовала себя готовой к ним. У неё был план. А если план не сработает, у неё будут планы «Б», «В» и даже «Г». Главное — не сдаваться. Главное — помнить, что даже после самой тёмной ночи всегда наступает рассвет. И, может быть, этот рассвет уже совсем близко. Она улыбнулась, вспомнив девочку с карандашами в автобусе. Возможно, именно сейчас стоило начать рисовать свою собственную, новую реальность. С новыми цветами и новыми надеждами.
Помолвка с Эриком стала для неё чем-то необыкновенным, словно распахнулась дверь в новую, яркую жизнь, полную надежд и обещаний. Долгие годы она мечтала об этом моменте, и вот он наконец настал. Она утонула в вихре предсвадебных хлопот, с головой погрузившись в приятные заботы: выбирала тончайшие кружева шантильи для платья, представляя, как они будут струиться по её фигуре в день свадьбы, перебирала десятки вариантов свадебного торта, от классического "Птичьего молока" до экстравагантного шоколадного с малиной, составляла бесконечный список гостей, тщательно вычеркивая забытые фамилии и боясь кого-нибудь обидеть, и представляла себе будущее, озаренное любовью Эрика, где они вместе будут строить свой уютный, наполненный теплом и смехом мир, где будут звучать голоса детей и по вечерам они будут сидеть у камина, читая друг другу книги.
Даже отвратительная выходка отца её жениха, прозвучавшая как гром среди ясного неба, о котором она предпочла не вспоминать, не смогла надолго омрачить её настроение. Она отмахнулась от неприятного осадка, словно от назойливой мухи, жужжащей над ухом, решив, что не позволит чужой злобе и предрассудкам испортить её счастье, украсть у неё радость предвкушения. Она просто обязана быть счастливой, назло всем, кто сомневался в её праве на это счастье! Она докажет, что достойна Эрика, что их любовь сильнее любых преград.
Поёжившись, словно пытаясь стряхнуть с себя последние воспоминания о неприятном разговоре с будущим свёкром, обжигающем холодом его слов, она снова обратила внимание на короткую записку, лежащую у неё на ладони. Бумага по краям пожелтела от времени, стала хрупкой и ломкой, а чернила слегка расплылись под воздействием влаги, возможно, когда-то она плакала над этими словами. Несколько секунд она внимательно перечитывала неровные, торопливые строчки, слова, нацарапанные словно впопыхах, полные отчаяния и боли. Затем, тяжело вздохнув, она скомкала записку в маленький шарик, который тут же разгладился, словно его расправили невидимые пальцы, и сунула его обратно в карман старого потертого пальто, купленного ею еще в студенческие годы. Оно пахло дождем и дымом костра, воспоминаниями о беззаботной молодости.
Тут же, словно повинуясь невидимой силе, какому-то непреодолимому внутреннему побуждению, она вытащила другую, более старую записку. Эта была написана твёрдым, уверенным мужским почерком, каждая буква была словно высечена из камня резцом скульптора. Чёткие, прямые линии, словно марширующие солдаты, говорили о решительном характере автора, о его непоколебимой воле. Этот почерк выдавал в его обладателе сильного, волевого мужчину, привыкшего командовать и добиваться своего, не боящегося брать на себя ответственность и защищать тех, кто ему дорог. В нём чувствовалась какая-то скрытая сила, словно за сдержанностью каждой буквы таилась неукротимая страсть.
Интересно, о чём писал этот таинственный мужчина, чей почерк говорил о нём больше, чем любое признание? Может быть, о любви, о надежде, о мечтах, которые они когда-то разделяли? И почему его записка так важна для неё, что она хранит её, несмотря на предстоящую свадьбу, как самую ценную реликвию, словно талисман, оберегающий её от бед? Что связывало её с этим человеком, чьё имя она боится произнести вслух, и почему воспоминания о нём всплывают в её памяти именно сейчас, в самый ответственный момент её жизни, словно напоминая ей о сделанном когда-то выборе? Был ли этот выбор правильным? И не совершает ли она сейчас ошибку, идя под венец с Эриком? Эти вопросы терзали её душу, подобно острым осколкам разбитого зеркала, отражая в себе прошлое, которое она так старалась забыть.
Она тут же встряхнулась, словно сбрасывая с себя липкое, душное наваждение. Как будто вынырнула из мутного омута, где темнота пыталась поглотить её. Мгновение назад её окутывала зыбкая пелена сомнений, нашептывая предательские слова о возможной ошибке. Голос, похожий на эхо прошлых разочарований, утверждал, что счастье не для неё, что она его не заслуживает. Словно тёмная тягучая патока, эти мысли сковывали её, лишая воли и радости предвкушения. Она видела размытые картины прошлых неудач, болезненные обрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала. Слышала отголоски разочарований, едкие слова бывших возлюбленных, и они пытались убедить её, что счастье в её жизни — лишь мимолетная иллюзия, мираж в пустыне. Но нет, она не позволит этим призракам прошлого завладеть ею. Нет. Она не совершает никакой ошибки, собираясь под венец с Эриком.
Драка, которую с пьяным остервенением устроили его отец, лорд Дорсет, с лицом, побагровевшим от выпитого вина и гнева, и двоюродный брат Себастьян, всегда завидовавший его положению и финансовому благополучию, стала для Эрика последней каплей, переполнившей чашу терпения, и без того подорванного войной и бесконечным давлением со стороны семьи.
Себастьян, будучи навеселе, набросился на отца с обвинениями в том, что тот «продал наследство ради крестьянки», а отец в ответ обвинил Себастьяна в том, что он «жалкий паразит, живущий за чужой счёт». Гнев, клокочущий внутри, словно раскалённая лава, едва не вырвался наружу, грозя испепелить всё вокруг, но он сдержался, собрав воедино остатки самообладания, выкованного в огне сражений. С помощью нескольких верных друзей, настоящих боевых товарищей, с которыми его связывала кровь и общее горе, он взял зарвавшихся родственников под руки, силой оттащил их от столов, уставленных дорогим вином и изысканными закусками, и вывел из поместья, приказав дворецкому, невозмутимо наблюдавшему за происходящим, немедленно отправить их домой. В тот момент, глядя на их пьяные и злобные лица, искажённые гримасой ненависти и презрения, Эрик окончательно решил разорвать эти прогнившие, отравленные отношения с семьёй раз и навсегда. Эта династия, погрязшая в интригах, бесконечной погоне за властью и деньгами, больше не будет его семьёй. Он больше не позволит им топить его в болоте собственных амбиций и пороков. Он уже достаточно поплатился за то, что родился Дорсетом.
Достали! Довели его до белого каления. Он чувствовал себя загнанным в угол зверем. Изысканные манеры, вечные упрёки, попытки контролировать каждый его шаг, каждое его решение о покупке лошади или выборе вина, каждое его слово — всё это душило его, словно удавка, не давало вздохнуть полной грудью, не позволяло почувствовать себя свободным.
Он солдат, вернувшийся с войны, из ада, где смерть была обыденностью, с незаживающей раной в душе, с посттравматическим синдромом, требующим полного спокойствия, душевного равновесия и нормальных, здоровых отношений с любимой женщиной. Ему нужна тишина, уединение, возможность залечить раны, зализать шрамы, а не постоянные склоки и интриги за его спиной, подлые шепотки и критические взгляды. Ему нужна Лиза, её нежность, тепло и бесконечное понимание, её искренняя любовь, а не всё это — фальшивое золото, пустые обещания, лицемерные улыбки, показная роскошь и удушающий консерватизм. Он больше не позволит своей семье, этим бездушным куклам, разрушать его жизнь, отравлять его душу. Хватит. С него довольно. Он выберет свой собственный путь, даже если этот путь будет пролегать через бурелом и тернии, даже если ему придётся столкнуться с непониманием и осуждением. Он выберет Лизу и ту тихую, скромную жизнь, о которой так давно мечтал, где будут царить любовь, взаимопонимание и покой. Он выберет счастье, пусть и вдали от блеска и мишуры высшего общества. Он выберет жизнь, а не эту пыльную, прогнившую маску аристократа. Он выбрал Лизу.
***
Пять дней спустя.
Лес затих, словно предчувствуя беду. Тяжёлую, неотвратимую, словно исполинская лавина, приближение которой ощущалось с каждой секундой. Слухи об ужасной засухе и пожарах, охвативших соседние регионы, достигли и этих мест, и теперь, когда над лесом нависла зловещая тишина, стало ясно: беда не обойдёт стороной. Даже вездесущая мошкара, обычно не дающая покоя и лезущая везде, куда только можно и нельзя, на этот раз притихла, словно разделяя гнетущее настроение.
Казалось, что сам воздух вибрирует в ожидании первого удара молнии, предвещающего бурю, которая превратит этот лес в пепелище. Предчувствие катастрофы сгущалось с каждой секундой, словно густой туман, застилающий разум и сковывающий движения. В тишине можно было расслышать едва уловимый шёпот ветра, который, казалось, предупреждал, умолял о спасении, но было уже слишком поздно. Земля иссохла, словно старая рана, готовая вспыхнуть от малейшей искры. Казалось, судьба была предрешена.
Солнце, обычно щедрое на тепло и свет, скрылось за плотной завесой пепельных облаков, принесённых ветром с юга, и лес погрузился в зловещий полумрак. Деревья, вековые свидетели множества перемен, стояли неподвижно, словно окаменевшие, их ветви тянулись к небу в безмолвной мольбе, словно взывая к высшим силам, которым, казалось, уже нет дела до их участи. Ни пения птиц, ни шелеста листвы — только давящая, звенящая тишина, прерываемая лишь редкими тревожными криками одиноких животных, чувствующих запах гари и приближение неизбежного, словно колокола, звонящие по ушедшей жизни. Эти крики разносились по лесу, усиливая чувство обречённости и безысходности.
Под ногами хрустела сухая листва, эхом отдаваясь в мёртвой тишине, словно шаги призрака, бродящего по опустевшим землям. Запах прелой земли, обычно бодрящий и живой, теперь отдавал сыростью и гнилью, смешиваясь с горьким запахом дыма, словно сама природа готовилась к смерти в огне. Давление в воздухе ощущалось физически, сдавливая грудь и затрудняя дыхание, словно невидимая рука сжимала лёгкие, лишая их кислорода и наполняя гарью. В каждом шорохе, в каждой тени мерещилась опасность, подстерегающая за углом, готовая вспыхнуть и поглотить всё вокруг.
Неизвестность висела в воздухе, как тяжёлый меч, готовый обрушиться в любой момент. Будет ли это огненный смерч, сметающий всё на своём пути? Или медленное, мучительное выгорание, оставляющее после себя лишь пепел и воспоминания? Ответ где-то рядом, в этой зловещей тишине, но узнать его — значит встретиться лицом к лицу с самой смертью. И лес, затаив дыхание, ждал. Он ждал, зная, что за этой паузой последует неизбежный удар, который изменит всё навсегда, оставив лишь руины и воспоминания о былом великолепии. И в этом ожидании было больше страха, чем в самой смерти.
Всё шло не так. Как всегда. С самого утра день покатился под откос, словно сошедший с рельсов вагон, набирая скорость крушения. Будильник, предательски решивший помолчать, лишил Лизу драгоценных минут сна, оставив её в тягостном полусонном состоянии, словно после кошмара. Кофе, словно взбесившийся зверь, выплеснулся через край, оставив липкий след на кухонном столе, и едкий запах гари заполнил всю кухню, подчёркивая её раздражение. Любимая шёлковая блузка, та самая, которая всегда поднимала настроение, мгновенно преображая её и придавая уверенности, оказалась безнадежно помятой, словно её всю ночь жестоко скручивали, превращая в тряпку. А пробка по дороге на работу, казалось, нарочно испытывала её терпение, словно злой гений, заставляя стрелку спидометра застывать в мучительном ожидании, пожирая драгоценные минуты, отпущенные на то, чтобы не опоздать на важную встречу. А теперь ещё и это…
Лиза, уже на грани отчаяния, с ощущением, что её приговорили к вечным мукам, достала из кармана смятый лист бумаги и внимательно вчиталась в размашистый, нарочито небрежный почерк, которым он был исписан. Это была записка. Не обычная записка с напоминанием о покупках или телефонном звонке. Это был тщательно составленный список, почти как чек-лист секретного агента, её спасательный круг в этом хаосе, островок надежды в бушующем море проблем. Она надеялась, что, шаг за шагом следуя за ним, сможет хоть как-то обуздать эту безумную череду неудач, взять ситуацию под контроль, ухватиться хоть за какую-то стабильность, как альпинист за тонкую верёвку на отвесной скале. Но даже при ярком дневном свете, проникавшем сквозь запотевшее окно автобуса, строки казались какими-то нелепыми, оторванными от реальности — наивными мечтами, записанными в идеальном, но совершенно недостижимом мире. Они напоминали ей о том, какой она когда-то была — оптимистичной, целеустремлённой, верящей в лучшее. Эта Лиза казалась сейчас призраком из прошлой жизни. Похоже, даже её тщательно продуманный план, на который она возлагала столько надежд, с треском провалился, утягивая её на самое дно этого неудачного дня, словно тяжёлый якорь.
Что же ей теперь делать? Бросить всё и просто сдаться, уступив давлению обстоятельств, позволить волнам проблем накрыть её с головой? Или найти в себе силы, сбросить оковы отчаяния и придумать что-то новое, разработать план «Б», а может, даже «В» и «Г»? В глубине души мелькнула робкая искра надежды — а вдруг, вопреки всему, она сможет выкарабкаться? Вдруг этот день ещё не потерян?
Лиза огляделась по сторонам. В автобусе было полно сонных, уставших лиц. Каждый, вероятно, боролся со своими личными неудачами и проблемами. Кто-то хмурился, глядя в окно, кто-то угрюмо читал газету, кто-то, закрыв глаза, пытался хоть немного вздремнуть. Она почувствовала себя немного менее одинокой в своем несчастье. Ведь у каждого бывают такие дни, не так ли?
Вдруг её взгляд упал на маленькую девочку, сидевшую рядом с матерью. Девочка увлечённо рисовала что-то в альбоме цветными карандашами. В её глазах светились неподдельный энтузиазм и радость. Лиза невольно улыбнулась. Неужели ребёнок знал что-то такое, чего не знала она?
Она снова взглянула на список в своей руке. Он действительно казался наивным и нереалистичным. Там было что-то вроде: «1. Проснуться с улыбкой. 2. Выпить чашку ароматного кофе, наслаждаясь каждым глотком. 3. Надеть любимую блузку и почувствовать себя королевой.» Лиза усмехнулась. Конечно, сейчас это казалось невозможным. Но что, если… Что, если она перепишет этот список? Что, если она адаптирует его к текущей ситуации, к этому хаотичному, неудачному дню?
По мере того как она писала, настроение ее постепенно улучшалось. Она почувствовала, как груз отчаяния немного ослабел. Новый список был неидеальным, но он был реальным, достижимым. Он давал ей возможность действовать, а не просто плыть по течению.
День всё ещё был полон сюрпризов, но теперь она чувствовала себя готовой к ним. У неё был план. А если план не сработает, у неё будут планы «Б», «В» и даже «Г». Главное — не сдаваться. Главное — помнить, что даже после самой тёмной ночи всегда наступает рассвет. И, может быть, этот рассвет уже совсем близко. Она улыбнулась, вспомнив девочку с карандашами в автобусе. Возможно, именно сейчас стоило начать рисовать свою собственную, новую реальность. С новыми цветами и новыми надеждами.
Помолвка с Эриком стала для неё чем-то необыкновенным, словно распахнулась дверь в новую, яркую жизнь, полную надежд и обещаний. Долгие годы она мечтала об этом моменте, и вот он наконец настал. Она утонула в вихре предсвадебных хлопот, с головой погрузившись в приятные заботы: выбирала тончайшие кружева шантильи для платья, представляя, как они будут струиться по её фигуре в день свадьбы, перебирала десятки вариантов свадебного торта, от классического "Птичьего молока" до экстравагантного шоколадного с малиной, составляла бесконечный список гостей, тщательно вычеркивая забытые фамилии и боясь кого-нибудь обидеть, и представляла себе будущее, озаренное любовью Эрика, где они вместе будут строить свой уютный, наполненный теплом и смехом мир, где будут звучать голоса детей и по вечерам они будут сидеть у камина, читая друг другу книги.
Даже отвратительная выходка отца её жениха, прозвучавшая как гром среди ясного неба, о котором она предпочла не вспоминать, не смогла надолго омрачить её настроение. Она отмахнулась от неприятного осадка, словно от назойливой мухи, жужжащей над ухом, решив, что не позволит чужой злобе и предрассудкам испортить её счастье, украсть у неё радость предвкушения. Она просто обязана быть счастливой, назло всем, кто сомневался в её праве на это счастье! Она докажет, что достойна Эрика, что их любовь сильнее любых преград.
Поёжившись, словно пытаясь стряхнуть с себя последние воспоминания о неприятном разговоре с будущим свёкром, обжигающем холодом его слов, она снова обратила внимание на короткую записку, лежащую у неё на ладони. Бумага по краям пожелтела от времени, стала хрупкой и ломкой, а чернила слегка расплылись под воздействием влаги, возможно, когда-то она плакала над этими словами. Несколько секунд она внимательно перечитывала неровные, торопливые строчки, слова, нацарапанные словно впопыхах, полные отчаяния и боли. Затем, тяжело вздохнув, она скомкала записку в маленький шарик, который тут же разгладился, словно его расправили невидимые пальцы, и сунула его обратно в карман старого потертого пальто, купленного ею еще в студенческие годы. Оно пахло дождем и дымом костра, воспоминаниями о беззаботной молодости.
Тут же, словно повинуясь невидимой силе, какому-то непреодолимому внутреннему побуждению, она вытащила другую, более старую записку. Эта была написана твёрдым, уверенным мужским почерком, каждая буква была словно высечена из камня резцом скульптора. Чёткие, прямые линии, словно марширующие солдаты, говорили о решительном характере автора, о его непоколебимой воле. Этот почерк выдавал в его обладателе сильного, волевого мужчину, привыкшего командовать и добиваться своего, не боящегося брать на себя ответственность и защищать тех, кто ему дорог. В нём чувствовалась какая-то скрытая сила, словно за сдержанностью каждой буквы таилась неукротимая страсть.
Интересно, о чём писал этот таинственный мужчина, чей почерк говорил о нём больше, чем любое признание? Может быть, о любви, о надежде, о мечтах, которые они когда-то разделяли? И почему его записка так важна для неё, что она хранит её, несмотря на предстоящую свадьбу, как самую ценную реликвию, словно талисман, оберегающий её от бед? Что связывало её с этим человеком, чьё имя она боится произнести вслух, и почему воспоминания о нём всплывают в её памяти именно сейчас, в самый ответственный момент её жизни, словно напоминая ей о сделанном когда-то выборе? Был ли этот выбор правильным? И не совершает ли она сейчас ошибку, идя под венец с Эриком? Эти вопросы терзали её душу, подобно острым осколкам разбитого зеркала, отражая в себе прошлое, которое она так старалась забыть.
Она тут же встряхнулась, словно сбрасывая с себя липкое, душное наваждение. Как будто вынырнула из мутного омута, где темнота пыталась поглотить её. Мгновение назад её окутывала зыбкая пелена сомнений, нашептывая предательские слова о возможной ошибке. Голос, похожий на эхо прошлых разочарований, утверждал, что счастье не для неё, что она его не заслуживает. Словно тёмная тягучая патока, эти мысли сковывали её, лишая воли и радости предвкушения. Она видела размытые картины прошлых неудач, болезненные обрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала. Слышала отголоски разочарований, едкие слова бывших возлюбленных, и они пытались убедить её, что счастье в её жизни — лишь мимолетная иллюзия, мираж в пустыне. Но нет, она не позволит этим призракам прошлого завладеть ею. Нет. Она не совершает никакой ошибки, собираясь под венец с Эриком.
