- Хватит с ним объясняться, ваше высочество, - раздался чей-то глумливый бас. - На вилы его и в костёр!
Ватага деревенских вояк заревела, точно стадо одичавших буйволов. Кое-кто из них обнажил кривые сабли и принялся резать ими воздух.
- На дыбу его! Смерть подонку! - вопили десятки глоток.
- Нет и ещё раз нет! - с трудом перекричал их Сарнияр. - Мы не дикари, чтобы убивать без суда и следствия. У нас есть законный владыка. Когда он вернётся в Румайлу, сам решит его судьбу. А пока препроводите моего дядю в тюрьму и предоставьте ему самую удобную камеру.
Сарнияр вздрогнул, когда его колена коснулась чья-то тёплая рука.
- Я горжусь вами, - с восхищением произнёс Рахим, - вы приняли мудрое и справедливое решение.
Муселима схватили под мышки и без тени почтения поволокли по тюремному плацу. Он отчаянно отбивался и голосил на всю округу:
- Керим! Где ты, мой мальчик? Ко мне, мой сладкий! Я не пойду в тюрьму без тебя!
- Нет, я не могу этого слушать. - Сарнияр спешился и, отстранив Рахима, подступил к обезумевшему родственнику.
- Заткнись, ублюдок! - прорычал он и, не сдержавшись, врезал по его мерзкой роже. - Ты совратил несчастного ребёнка, а теперь хочешь, чтобы он разделил с тобой твою печальную участь? Не дождёшься, гнида! Я пощадил твою жалкую жизнь, но потворствовать твоим паскудным прихотям не намерен. Ещё раз пикнешь, и тебя спустят в самый глубокий каземат этого гостеприимного заведения.
Муселим в страхе примолк, и его утащили в тюрьму под дружное улюлюканье толпы. Сарнияр устало привалился к плечу Рахима.
- Подумать только, что эта похотливая свинья уродилась в нашей добродетельной семье. Мне стыдно, что я одной с ним крови, друг мой.
- Успокойтесь, - отвечал Рахим, - царствование его закончилось. Теперь вы вознаградите всех, кто был им обижен.
- Да услышит тебя Аллах, - улыбнулся Сарнияр, - ещё неизвестно, что он оставил нам после себя.
- У меня ничего не получается, Ходжа, - пожаловался Сарнияр Хусейну, заглянув к нему под вечер, после утомительного заседания в диване.
Солидный пожилой мужчина с чуть заметной проседью в густых каштановых волосах оторвал голову от книги, лежавшей у него на коленях, и с улыбкой посмотрел на своего воспитанника.
- О чём вы, дитя моё? - спросил он.
- У меня не получается управлять страной, - объяснил Сарнияр. - Я ничего не понимаю в финансах и налогообложении. Не могу разобраться в донесениях, которые мне присылают из казначейства. Мне приходится вслепую подмахивать бумаги, чтобы не расписаться в своём невежестве.
Хусейн глубоко вздохнул и отложил книгу.
- Вспомните, дитя моё, - сказал он, - сколько я внушал вам, что ученье - это свет, который поможет вам пробиться в жизни. Однако вы пренебрегли и моими советами, и науками.
- Я рос в такое смутное время, - воскликнул Сарнияр. - Моё отрочество прошло в борьбе за выживание. У меня не оставалось ни времени, ни сил корпеть над учебниками. А теперь уже слишком поздно. В моём возрасте садиться за парту просто смешно.
- Что ж, вы так и останетесь неучем? - нахмурился Хусейн.
- Найдутся люди, которые исполнят всё за меня.
- А сами вы, чем намерены заняться?
- Хочу освоить новейшие боевые искусства.
- Выходит, снова готовитесь к войне? Но в этом, слава Аллаху, нужда миновала. Сейчас мирное время, и надо заниматься мирным трудом.
- Если нет войны, её можно разжечь, - самоуверенно заявил Сарнияр.
- Во имя Аллаха, дитя моё, не говорите таких слов. Ваш батюшка будет недоволен мной, когда вернётся из Индии. Вы должны честно исполнять свои обязанности регента в его отсутствие.
- Но я ничего не понимаю в них, Ходжа. И к тому же дядя Муселим практически разорил страну за время своего варварского правления. Всё так запущено, что даже самым образованным из наших учёных голов не справиться с дядиным «наследством». Я не могу, поверьте мне, не могу.
- НО ВЫ ДОЛЖНЫ! - непререкаемым тоном возразил Хусейн. - Вы обязаны хотя бы попытаться.
Ничего не ответив, Сарнияр выбежал из комнаты наставника и припустил в свои покои. Притворив за собой дверь, он достал из ниши большую шкатулку чёрного дерева, выстланную изнутри серебристым шёлком, и забрался с ней на диван. В этой старенькой шкатулке с облупившимся местами лаком хранился семейный архив, который он обожал перебирать, особенно по вечерам. Царевич достал наугад письмо отца, присланное им в прошлом году из Индии.
«Наше неустойчивое положение при дворе Акбара, - писал царь Аль-Шукрейн, - порождает немало злоречивых толков. Родство между нами незначительное, и нам пришлось для поддержания престижа объявить о помолвке нашего третьего сына Зигфара с дочерью Акбара принцессой Раминан. В противном случае его придворные потеряют к нам последнее уважение. Акбар предложил это из жалости, но не думаю, что он всерьёз расположен отдать обожаемое чадо за отрока, примечательного лишь своей прекрасной наружностью. К слову, юная принцесса превосходит его своей красотой, а уж заносчивостью и подавно. Девчонка чересчур задирает нос и всё из-за потворства Акбара, который балует свою любимицу сверх меры. Однажды он даже позволил ей позировать христианскому художнику, прибывшему к его двору в составе очередной заморской делегации.
Его империя буквально кишит европейцами; в своё время здесь обосновались португальцы, а теперь к его богатствам подбираются и жители туманного Альбиона, стремясь вывезти из Индии как можно больше золота и слоновой кости. Между нами говоря, Акбар неспособен твёрдо держать в руках бразды империи. Львиную долю своего бюджета он тратит на строительство новых резиденций, но это не крепости, а просто дворцы, утопающие в зелёных насаждениях. О том, как легко их захватить и разграбить, не хочу даже упоминать. Я рта лишний раз не раскрою, помня о своём унизительном положении. Впрочем, при таком богатстве он может себе позволить любую блажь».
Сарнияр дочитал письмо до конца и принялся за другое.
« Наш сын Зигфар пытается ухаживать за своей юной невестой, таскает за ней игрушки и книжки, ловит для неё бабочек, словом, ведёт себя, как влюблённый дурачок. А вчера я оказался случайным свидетелем совсем не детской сцены ревности. Зигфар подкараулил принцессу в саду и учинил ей разнос за то, что она кокетничала с учеником художника. Похоже, что он чересчур серьёзно воспринимает их помолвку. А юная проказница смеётся ему в лицо, чем доводит его всякий раз до истерики. Мои дети стараются с ней подружиться, но она воротит от них свой маленький носик. Девчонка развита не по годам и уже сейчас доставляет кучу хлопот своим родителям. Оба сбились с ног в поисках лучших учителей, дабы воспитать из своего чада ходячую премудрость. На мой взгляд, девочке незачем забивать голову наукой, которая вряд ли пригодится ей в замужней жизни, а родительское тщеславие должно иметь определённые границы. Но я держу при себе своё мнение, помня о том, что мы чужаки в этой стране и нежеланные гости».
- Ну, вот опять, - расстроился Сарнияр, - каждое письмо отца пронизано горечью и стыдом за своё зависимое положение.
Он с досадой убрал письмо назад в шкатулку и достал самое последнее, присланное в ответ на своё сообщение о том, что дядя Муса надёжно заперт в тюрьме.
« Сын мой, у меня нет слов!!! Не знаю, как благодарить судьбу за это чудо. Признаюсь, что не принимал всерьёз твои намерения скинуть моего брата, изложенные во многих посланиях, считая тебя слишком юным для подобной авантюры. Ты - гордость и свет очей моих, мой мальчик! Султан Акбар шлёт тебе свои поздравления. Ты даже не представляешь, насколько возрос наш престиж в его стране после известия о развенчании Муселима. Но ты написал, что мы разорены, а посему мне придётся ещё задержаться здесь, дабы предпринять кое-что для поправки наших дел.
Зигфар закатил безобразную истерику, не желая расставаться со своей суженой. Пришлось объяснить ему, ради чего был придуман этот ловкий ход. А султан Акбар сказал, что теперь скорее отдал бы свою дочь за его старшего брата-героя, не будь она сущим ребёнком. Но, похоже, все наши увещевания влетели твоему брату в одно ухо, а из другого вылетели. Он никак не хотел верить тому, что его помолвка была ненастоящая. Очень надеюсь, что его увлечение принцессой в скором времени пройдёт».
- В каждом письме отец упоминает о дочери Великого Могола, - с удивлением обнаружил Сарнияр. - Чем объяснить его повышенный интерес к этому избалованному созданию? Что обозначают эти слова «предпринять кое-что для поправки наших дел»? Уж не задумал ли он устроить мою свадьбу с принцессой Раминан? Конечно, султан позаботится о том, чтобы семья его зятя ни в чём не нуждалась. Какая гадость! Неужели отцу не надоело собирать крошки с чужого стола, и он намерен до конца жизни пользоваться его щедротами?
В эту минуту в дверь кто-то постучал.
- Кто там? - спросил Сарнияр с ноткой недовольства в голосе.
Дверь открылась, и в комнату с поклоном вошёл Рахим.
- Я искал вас, ваше высочество. Чем вы тут занимались?
- Пересматривал свой архив. Меня тревожит, почему отец до сих пор не вернулся. Ума не приложу, что могло задержать его в Индии.
Рахим молча взял письмо из рук царевича и положил его обратно в шкатулку.
- И вы пытались найти ответ на этот вопрос в его письмах? - с отечески-покровительственной улыбкой погладил он юношу по плечу. - Давайте-ка лучше прогуляемся за ворота. Там вас ожидает приятный сюрприз.
Молодые люди спустились во двор, битком набитый стражей, и, пробившись через толпу, выбрались за ворота дворца. Здесь царевич также обнаружил большое скопление придворных и челяди. Глаза всех собравшихся были прикованы к дворцовой площади, запруженной городскими зеваками.
Сарнияр на голову возвышался над этим человеческим морем и сразу разглядел в конце площади группу всадников, вслед за которыми медленно катились закрытые пароконные повозки. Сердце его учащённо забилось в груди, когда в голове процессии он приметил высокого статного мужчину лет сорока пяти, гарцующего на вороном коне.
- Это ваш батюшка, - шепнул Рахим. - Я узнал его.
- Отец! - вскрикнул Сарнияр и бросился навстречу кавалькаде.
Аль-Шукрейн молодцевато спрыгнул с коня и заключил сына в объятия.
- Мой дорогой мальчик! - повторял он. - Мой дорогой мальчик!
Следом за царём спешились немногочисленные придворные, разделившие с ним тяготы изгнания. Дверцы повозок распахнулись, и на мостовую высыпали детишки, сопровождаемые строго одетой женщиной с серым от пыли и усталости лицом. Её фигура, несмотря на частые роды, прекрасно сохранилась. На голове у неё была тёмная повязка, свисающие концы которой прикрывали нижнюю часть лица. Она держала за руку свою младшую дочь, прелестную девочку лет шести-семи. Стоявшая рядом няня прижимала к пышной груди плачущего младенца. Из последней повозки выбрались ещё три женщины, плотно закутанные в тёмные покрывала, но Сарнияр не удостоил их вниманием, решив, что это прислужницы матери.
Двое других детей: мальчик лет девяти и девочка лет двенадцати робко жались к юбкам царицы Хафизы. Сарнияр с любопытством оглядывал своих младшеньких, легко угадывая их по возрасту. Самый старший из группы - Малек Амиран, родившийся у царской четы в ещё относительно спокойные времена, надменно держался в стороне от сестёр и братьев. Сарнияр с трудом припоминал своего товарища по играм; сейчас ему, должно быть, лет пятнадцать-шестнадцать. Над верхней губой у него уже пробивались усики, и всё его хмурое неулыбчивое лицо было покрыто лёгким юношеским пушком. Он неприязненно косился на Сарнияра, испытывая к нему почти враждебные чувства. Причина их была ясна: он родился вторым у родителей, был ближе к трону, чем младшие братья, но между ним и троном стоял его старший, первородный брат.
Мальчишка помладше был, безусловно, Зигфар. Его легко было узнать по орлиному носу, изогнутым лукам бровей и прекрасным оленьим глазам, затенённым длинными бархатными ресницами. Он тоже смотрел на брата волчонком, его взгляд словно бы говорил: «Из-за тебя меня разлучили с принцессой». Сарнияр почему-то почувствовал себя виноватым, как будто действительно отнял у одного из братьев трон, а у другого невесту, и решил, несмотря на разницу в возрасте, поближе сойтись с ними обоими.
Обе царевны отчуждённо поглядывали на Сарнияра, однако меньшая, Марджин всё же приветливо улыбнулась, когда он провёл ладонью по её темноволосой головке. С другой сестрой, царевной Сухейлой он потерпел сокрушительную неудачу. После того, как он поцеловал её, девчонка повернулась к нему спиной и демонстративно вытерла щеку рукавом.
Словно бы в награду за недружелюбие детей на юношу пролился щедрый ливень материнской любви. Царица Хафиза завладела им и долго не отпускала от себя, осыпая поцелуями, которые были обильно сдобрены слезами и вздохами. Когда он, наконец, освободился от её благоухающих амброй объятий, дворцовая площадь уже почти опустела. Толпы горожан, повозки, всадники - всё исчезло, как по волшебству.
Увлекаемый людским потоком, Сарнияр оказался в тронном зале один на один с отцом, который сгорал от желания познакомиться с ним поближе.
- Наконец-то мы одни, сынок! - воскликнул Аль-Шукрейн, усаживая его на ступеньку трона. - Дай мне, как следует наглядеться на тебя. О Аллах, как же ты возмужал! Я думал увидеть юношу, а вижу взрослого мужчину.
Ватага деревенских вояк заревела, точно стадо одичавших буйволов. Кое-кто из них обнажил кривые сабли и принялся резать ими воздух.
- На дыбу его! Смерть подонку! - вопили десятки глоток.
- Нет и ещё раз нет! - с трудом перекричал их Сарнияр. - Мы не дикари, чтобы убивать без суда и следствия. У нас есть законный владыка. Когда он вернётся в Румайлу, сам решит его судьбу. А пока препроводите моего дядю в тюрьму и предоставьте ему самую удобную камеру.
Сарнияр вздрогнул, когда его колена коснулась чья-то тёплая рука.
- Я горжусь вами, - с восхищением произнёс Рахим, - вы приняли мудрое и справедливое решение.
Муселима схватили под мышки и без тени почтения поволокли по тюремному плацу. Он отчаянно отбивался и голосил на всю округу:
- Керим! Где ты, мой мальчик? Ко мне, мой сладкий! Я не пойду в тюрьму без тебя!
- Нет, я не могу этого слушать. - Сарнияр спешился и, отстранив Рахима, подступил к обезумевшему родственнику.
- Заткнись, ублюдок! - прорычал он и, не сдержавшись, врезал по его мерзкой роже. - Ты совратил несчастного ребёнка, а теперь хочешь, чтобы он разделил с тобой твою печальную участь? Не дождёшься, гнида! Я пощадил твою жалкую жизнь, но потворствовать твоим паскудным прихотям не намерен. Ещё раз пикнешь, и тебя спустят в самый глубокий каземат этого гостеприимного заведения.
Муселим в страхе примолк, и его утащили в тюрьму под дружное улюлюканье толпы. Сарнияр устало привалился к плечу Рахима.
- Подумать только, что эта похотливая свинья уродилась в нашей добродетельной семье. Мне стыдно, что я одной с ним крови, друг мой.
- Успокойтесь, - отвечал Рахим, - царствование его закончилось. Теперь вы вознаградите всех, кто был им обижен.
- Да услышит тебя Аллах, - улыбнулся Сарнияр, - ещё неизвестно, что он оставил нам после себя.
Глава 2. Знакомство с семьёй.
- У меня ничего не получается, Ходжа, - пожаловался Сарнияр Хусейну, заглянув к нему под вечер, после утомительного заседания в диване.
Солидный пожилой мужчина с чуть заметной проседью в густых каштановых волосах оторвал голову от книги, лежавшей у него на коленях, и с улыбкой посмотрел на своего воспитанника.
- О чём вы, дитя моё? - спросил он.
- У меня не получается управлять страной, - объяснил Сарнияр. - Я ничего не понимаю в финансах и налогообложении. Не могу разобраться в донесениях, которые мне присылают из казначейства. Мне приходится вслепую подмахивать бумаги, чтобы не расписаться в своём невежестве.
Хусейн глубоко вздохнул и отложил книгу.
- Вспомните, дитя моё, - сказал он, - сколько я внушал вам, что ученье - это свет, который поможет вам пробиться в жизни. Однако вы пренебрегли и моими советами, и науками.
- Я рос в такое смутное время, - воскликнул Сарнияр. - Моё отрочество прошло в борьбе за выживание. У меня не оставалось ни времени, ни сил корпеть над учебниками. А теперь уже слишком поздно. В моём возрасте садиться за парту просто смешно.
- Что ж, вы так и останетесь неучем? - нахмурился Хусейн.
- Найдутся люди, которые исполнят всё за меня.
- А сами вы, чем намерены заняться?
- Хочу освоить новейшие боевые искусства.
- Выходит, снова готовитесь к войне? Но в этом, слава Аллаху, нужда миновала. Сейчас мирное время, и надо заниматься мирным трудом.
- Если нет войны, её можно разжечь, - самоуверенно заявил Сарнияр.
- Во имя Аллаха, дитя моё, не говорите таких слов. Ваш батюшка будет недоволен мной, когда вернётся из Индии. Вы должны честно исполнять свои обязанности регента в его отсутствие.
- Но я ничего не понимаю в них, Ходжа. И к тому же дядя Муселим практически разорил страну за время своего варварского правления. Всё так запущено, что даже самым образованным из наших учёных голов не справиться с дядиным «наследством». Я не могу, поверьте мне, не могу.
- НО ВЫ ДОЛЖНЫ! - непререкаемым тоном возразил Хусейн. - Вы обязаны хотя бы попытаться.
Ничего не ответив, Сарнияр выбежал из комнаты наставника и припустил в свои покои. Притворив за собой дверь, он достал из ниши большую шкатулку чёрного дерева, выстланную изнутри серебристым шёлком, и забрался с ней на диван. В этой старенькой шкатулке с облупившимся местами лаком хранился семейный архив, который он обожал перебирать, особенно по вечерам. Царевич достал наугад письмо отца, присланное им в прошлом году из Индии.
«Наше неустойчивое положение при дворе Акбара, - писал царь Аль-Шукрейн, - порождает немало злоречивых толков. Родство между нами незначительное, и нам пришлось для поддержания престижа объявить о помолвке нашего третьего сына Зигфара с дочерью Акбара принцессой Раминан. В противном случае его придворные потеряют к нам последнее уважение. Акбар предложил это из жалости, но не думаю, что он всерьёз расположен отдать обожаемое чадо за отрока, примечательного лишь своей прекрасной наружностью. К слову, юная принцесса превосходит его своей красотой, а уж заносчивостью и подавно. Девчонка чересчур задирает нос и всё из-за потворства Акбара, который балует свою любимицу сверх меры. Однажды он даже позволил ей позировать христианскому художнику, прибывшему к его двору в составе очередной заморской делегации.
Его империя буквально кишит европейцами; в своё время здесь обосновались португальцы, а теперь к его богатствам подбираются и жители туманного Альбиона, стремясь вывезти из Индии как можно больше золота и слоновой кости. Между нами говоря, Акбар неспособен твёрдо держать в руках бразды империи. Львиную долю своего бюджета он тратит на строительство новых резиденций, но это не крепости, а просто дворцы, утопающие в зелёных насаждениях. О том, как легко их захватить и разграбить, не хочу даже упоминать. Я рта лишний раз не раскрою, помня о своём унизительном положении. Впрочем, при таком богатстве он может себе позволить любую блажь».
Сарнияр дочитал письмо до конца и принялся за другое.
« Наш сын Зигфар пытается ухаживать за своей юной невестой, таскает за ней игрушки и книжки, ловит для неё бабочек, словом, ведёт себя, как влюблённый дурачок. А вчера я оказался случайным свидетелем совсем не детской сцены ревности. Зигфар подкараулил принцессу в саду и учинил ей разнос за то, что она кокетничала с учеником художника. Похоже, что он чересчур серьёзно воспринимает их помолвку. А юная проказница смеётся ему в лицо, чем доводит его всякий раз до истерики. Мои дети стараются с ней подружиться, но она воротит от них свой маленький носик. Девчонка развита не по годам и уже сейчас доставляет кучу хлопот своим родителям. Оба сбились с ног в поисках лучших учителей, дабы воспитать из своего чада ходячую премудрость. На мой взгляд, девочке незачем забивать голову наукой, которая вряд ли пригодится ей в замужней жизни, а родительское тщеславие должно иметь определённые границы. Но я держу при себе своё мнение, помня о том, что мы чужаки в этой стране и нежеланные гости».
- Ну, вот опять, - расстроился Сарнияр, - каждое письмо отца пронизано горечью и стыдом за своё зависимое положение.
Он с досадой убрал письмо назад в шкатулку и достал самое последнее, присланное в ответ на своё сообщение о том, что дядя Муса надёжно заперт в тюрьме.
« Сын мой, у меня нет слов!!! Не знаю, как благодарить судьбу за это чудо. Признаюсь, что не принимал всерьёз твои намерения скинуть моего брата, изложенные во многих посланиях, считая тебя слишком юным для подобной авантюры. Ты - гордость и свет очей моих, мой мальчик! Султан Акбар шлёт тебе свои поздравления. Ты даже не представляешь, насколько возрос наш престиж в его стране после известия о развенчании Муселима. Но ты написал, что мы разорены, а посему мне придётся ещё задержаться здесь, дабы предпринять кое-что для поправки наших дел.
Зигфар закатил безобразную истерику, не желая расставаться со своей суженой. Пришлось объяснить ему, ради чего был придуман этот ловкий ход. А султан Акбар сказал, что теперь скорее отдал бы свою дочь за его старшего брата-героя, не будь она сущим ребёнком. Но, похоже, все наши увещевания влетели твоему брату в одно ухо, а из другого вылетели. Он никак не хотел верить тому, что его помолвка была ненастоящая. Очень надеюсь, что его увлечение принцессой в скором времени пройдёт».
- В каждом письме отец упоминает о дочери Великого Могола, - с удивлением обнаружил Сарнияр. - Чем объяснить его повышенный интерес к этому избалованному созданию? Что обозначают эти слова «предпринять кое-что для поправки наших дел»? Уж не задумал ли он устроить мою свадьбу с принцессой Раминан? Конечно, султан позаботится о том, чтобы семья его зятя ни в чём не нуждалась. Какая гадость! Неужели отцу не надоело собирать крошки с чужого стола, и он намерен до конца жизни пользоваться его щедротами?
В эту минуту в дверь кто-то постучал.
Прода от 05.05.2022, 14:37
- Кто там? - спросил Сарнияр с ноткой недовольства в голосе.
Дверь открылась, и в комнату с поклоном вошёл Рахим.
- Я искал вас, ваше высочество. Чем вы тут занимались?
- Пересматривал свой архив. Меня тревожит, почему отец до сих пор не вернулся. Ума не приложу, что могло задержать его в Индии.
Рахим молча взял письмо из рук царевича и положил его обратно в шкатулку.
- И вы пытались найти ответ на этот вопрос в его письмах? - с отечески-покровительственной улыбкой погладил он юношу по плечу. - Давайте-ка лучше прогуляемся за ворота. Там вас ожидает приятный сюрприз.
Молодые люди спустились во двор, битком набитый стражей, и, пробившись через толпу, выбрались за ворота дворца. Здесь царевич также обнаружил большое скопление придворных и челяди. Глаза всех собравшихся были прикованы к дворцовой площади, запруженной городскими зеваками.
Сарнияр на голову возвышался над этим человеческим морем и сразу разглядел в конце площади группу всадников, вслед за которыми медленно катились закрытые пароконные повозки. Сердце его учащённо забилось в груди, когда в голове процессии он приметил высокого статного мужчину лет сорока пяти, гарцующего на вороном коне.
- Это ваш батюшка, - шепнул Рахим. - Я узнал его.
- Отец! - вскрикнул Сарнияр и бросился навстречу кавалькаде.
Аль-Шукрейн молодцевато спрыгнул с коня и заключил сына в объятия.
- Мой дорогой мальчик! - повторял он. - Мой дорогой мальчик!
Следом за царём спешились немногочисленные придворные, разделившие с ним тяготы изгнания. Дверцы повозок распахнулись, и на мостовую высыпали детишки, сопровождаемые строго одетой женщиной с серым от пыли и усталости лицом. Её фигура, несмотря на частые роды, прекрасно сохранилась. На голове у неё была тёмная повязка, свисающие концы которой прикрывали нижнюю часть лица. Она держала за руку свою младшую дочь, прелестную девочку лет шести-семи. Стоявшая рядом няня прижимала к пышной груди плачущего младенца. Из последней повозки выбрались ещё три женщины, плотно закутанные в тёмные покрывала, но Сарнияр не удостоил их вниманием, решив, что это прислужницы матери.
Двое других детей: мальчик лет девяти и девочка лет двенадцати робко жались к юбкам царицы Хафизы. Сарнияр с любопытством оглядывал своих младшеньких, легко угадывая их по возрасту. Самый старший из группы - Малек Амиран, родившийся у царской четы в ещё относительно спокойные времена, надменно держался в стороне от сестёр и братьев. Сарнияр с трудом припоминал своего товарища по играм; сейчас ему, должно быть, лет пятнадцать-шестнадцать. Над верхней губой у него уже пробивались усики, и всё его хмурое неулыбчивое лицо было покрыто лёгким юношеским пушком. Он неприязненно косился на Сарнияра, испытывая к нему почти враждебные чувства. Причина их была ясна: он родился вторым у родителей, был ближе к трону, чем младшие братья, но между ним и троном стоял его старший, первородный брат.
Мальчишка помладше был, безусловно, Зигфар. Его легко было узнать по орлиному носу, изогнутым лукам бровей и прекрасным оленьим глазам, затенённым длинными бархатными ресницами. Он тоже смотрел на брата волчонком, его взгляд словно бы говорил: «Из-за тебя меня разлучили с принцессой». Сарнияр почему-то почувствовал себя виноватым, как будто действительно отнял у одного из братьев трон, а у другого невесту, и решил, несмотря на разницу в возрасте, поближе сойтись с ними обоими.
Обе царевны отчуждённо поглядывали на Сарнияра, однако меньшая, Марджин всё же приветливо улыбнулась, когда он провёл ладонью по её темноволосой головке. С другой сестрой, царевной Сухейлой он потерпел сокрушительную неудачу. После того, как он поцеловал её, девчонка повернулась к нему спиной и демонстративно вытерла щеку рукавом.
Словно бы в награду за недружелюбие детей на юношу пролился щедрый ливень материнской любви. Царица Хафиза завладела им и долго не отпускала от себя, осыпая поцелуями, которые были обильно сдобрены слезами и вздохами. Когда он, наконец, освободился от её благоухающих амброй объятий, дворцовая площадь уже почти опустела. Толпы горожан, повозки, всадники - всё исчезло, как по волшебству.
Увлекаемый людским потоком, Сарнияр оказался в тронном зале один на один с отцом, который сгорал от желания познакомиться с ним поближе.
- Наконец-то мы одни, сынок! - воскликнул Аль-Шукрейн, усаживая его на ступеньку трона. - Дай мне, как следует наглядеться на тебя. О Аллах, как же ты возмужал! Я думал увидеть юношу, а вижу взрослого мужчину.
