Со всей дипломатичностью, которая внезапно в нем обнаружилась, Сергей вел себя с Маргаритой Владиславовной вежливо и почтительно. И она бы в этом не призналась, но он сражал ее своим обаянием наповал.
С легкостью и одновременно серьезностью он заполнял время, которое они с Викой проводили с ней за столом, разговорами о хозяйственных делах и починках в той мере, в какой он в этом что-то смыслил. Сергей разглагольствовал о необходимости образования всех сортов, о пользе училищ и производства реальных вещей. В почтенной, но и в меру ироничной манере отзывался об интеллектуальном труде, к нише которого принадлежал сам. В целом он держался просто, отбрасывая свою тягу ко всему необычному и вычурному, включая его излюбленные шуточки.
Лишь один раз он шокировал Виолеттину маму до колик в животе. Когда они вдвоем с Викой промокли по дороге к ней в гости под дождем, Маргарита заставила его снять рубашку, чтобы просушить ее в ванной. И онемела от вида татуировки на его плече.
Сергей уж и позабыл о ней, зная, что, когда нужно, татуировка всегда прикрыта рубашкой или хотя бы чуть более длинным рукавом футболки.
«Это я поспорил, - объяснил он Вике, когда впервые они вдвоем пили с утра кофе у него на кухне. – На пятом курсе ко мне привязалась кличка Владимир Красно Солнышко. Из-за моей башки, которая якобы похожа на солнышко, хотя она и не красная совсем. Меня это бесило, и мне сказали, что прекратят так называть, только если я сделаю себе татуировку в виде солнца. Я и сделал…»
- Я сделал, когда в армии служил, - соврал Сергей и прикусил язык. – Нет, я не служил, Маргарита Владиславовна. Так, ошибка молодости. Вы все понимаете. Глупый был.
На самом деле он не променял бы ее и на тысячу долларов, так как тайно гордился тем, что сотворил с собой. К тому же татуировка немало нравилась Вике, поскольку – он это чувствовал и почти знал – придавала его небрежной преподавательской натуре дополнительный налет мужественности.
Но даже татуировка не смогла сбросить с него ореол, которым он вскоре оброс в глазах Викиной матери. Она благоволила ему гораздо больше, чем собственной дочери. С ним она бывала ласкова и называла его «Сереженька». Вика ничего подобного от нее не видела, Сергей думал, что никогда, даже в младенчестве.
Но Маргарита не знала, что в нем ее отношение рождает презрение. Он не понимал, как мать может не любить свое дитя, особенно такое прелестное и безропотное, каким была Вика.
Ему казалось, что «старушка» готова была его усыновить, но он бы предпочел остаться со своей не в меру заботливой мамой, нежели оказаться с той, которая всю жизнь делала несчастной его Вику. А он это сознавал гораздо лучше последней. И два недополучивших любви ребенка: она, взаправду не слышавшая хорошего слова, и он, из-за своей чересчур сложной натуры отвергавший любовь в чисто бытовом смысле, если она не была заправлена высоким в его понимании духовным наполнением, - они стали еще чуточку ближе.
В конце апреля Сергей уговорил Вику переехать к нему окончательно. Его влияние на ее маму дало свои плоды: та не стала препятствовать.
Сергей и Виолетта начали свою жизнь во взаимопонимании, органичные, как две ветви одного дерева.
В институт он приходил на занятия, заседания и иные неведомые собрания. Дома проверял работы – листки летели, писал от руки или печатал собственные работы, читал научные статьи и монографии.
Она отбывала рабочий день в столовой, приходила и наводила уют, готовила. В выходные они гуляли или зависали дома. Это было время счастья.
Самое серьезное испытание настигло пару сразу после летней сессии. Жара и длительный прием экзаменов в душных аудиториях дали о себе знать.
Они проводили время в постели. Обоюдная страсть их не убавилась, обогатившись теперь особым пониманием и знанием друг друга.
Раньше Сергей и не подозревал, что женщины могут одаривать его теплотой и что они вообще могут быть человечными. Почти все его кратковременные подруги были гордыми, очень красивыми, однако отстраненными и, в сущности, холодными.
Нет, пыла-то в них хватало, но лишь утихал взаимный порыв, как вновь – расстояние и позиция требовательного наблюдателя. Либо игрока. Ах, эти нелепые игры…
С Викой он, словно первобытный человек, оказывался в жаре пещерного очага и впервые в жизни чувствовал себя нужным. Она обладала всепоглощающей добротой и принятием. Ее не способны были оттолкнуть от него ни его глупые и экстремальные шутки, ни бурчание себе под нос, когда он обдумывал какую-то идею и не замечал никого вокруг, ни удивительная способность научных работников в этой задумчивости совершать бессознательные бытовые акции, типа хранения трубки радиотелефона в холодильнике.
Сергею никогда не удавалось проникнуть в женскую голову. И, глядя на ее хорошенькие слегка вьющиеся волосы, он вопрошал, что же за мысли обитают в ее мозгу и что рождает то участие и преданность, о необходимости для себя которых он раньше и не думал. А сейчас вдруг понял, что их-то он больше всего и желал получить от женщины.
Этот же вечер выдался особенно бурным. Вика, прикрыв глаза, пыталась восстановить дыхание, а Сергей внезапно почувствовал, что и мешки ему было бы сегодня таскать легче, чем...
Он перевернулся на бок. Нет, не может быть. Только не это, только не сейчас!
Сергей и думать забыл, что у него со здоровьем что-то не в порядке. Долго чувствовал себя хорошо и потому решил, что так будет всегда, и вот…
- Что-то не так? – Виолетта приподнялась, прикрываясь одеялом и озабоченно вглядываясь в его лицо.
- Вика, встань, набери «03». Оденься и дай мне одежду… Пожалуйста, - проговорил он негромко.
Она не сразу поняла, а когда он повторил и пояснил, что ему очень плохо, бросилась к телефону. Дрожащими руками и дрожащим голосом она исполнила все, что требовалось, повторив подсказанные ей фразы. Затем вмиг оказалась рядом с ним.
- Тихо, - попросил он. – Футболку дай… Встреть их… Черт, чертова корвалола нет...
Голос его звучал слабо, и он жестко ругался, от чего Виолетту еще сильнее затрясло. Пару раз в жизни ей приходилось вызывать скорую, но она никак не ожидала, что это понадобится делать сегодня, когда она была счастлива во власти любви.
Слезы катились у нее по щекам, зуб на зуб не попадал. Сергей не смотрел на нее, сосредоточенно прикрывая глаза и тихо вдыхая. Вика проникла во все уголки его жизни, кроме одного. У него не было никаких лекарств, кроме анальгина, корвалол давно перевелся. Он вдруг криво усмехнулся, и она в испуге дернулась.
Бригада скорой действовала бодро. Сначала врач выяснил, какие у больного симптомы. Мелочно отругав Вику за то, что она даже валидола дать ему не могла, велел медбрату снять кардиограмму. Долгие минуты были потрачены на сосредоточенный осмотр кривых линий. Затем Сергею вкатили болезненный укол.
Потом начались долгие записи.
- С какого возраста диагноз, говорите? Та-ак… Но тут… скорее, нервны сдали. Поэтому пульс скаканул. Ничего серьезного.
Нервы?!.. Вот те раз!.. Что за непрофессиональные недоучки!.. Сергей готов был встать и вступить с медиками в драку. Хотя лучше бы с самим собой…
Через долгие минуты, которые расплывались перед глазами и ползли по стенам вверх, бумаги были спрятаны, а медработники встали.
- Отдыхать и не баловаться. Воздерживаться несколько дней от нагрузок, - врач многозначительно посмотрел на Вику, как будто понял, что спровоцировало вызов скорой, и словно она была инициатором и единственной виновницей произошедшего. – И все придет в норму. Барышня, да вас бы обоих подкормить на эти деньги, может, здоровее станете. Но спасибо, - он принял купюру, которую протянула ему по указанию Сергея готовая провалиться под землю Виолетта. - В поликлинику мы передадим. Не плачьте, все обойдется с Вашим мужем.
Она уже не плакала, она просто сникла и посерела. Захлопнув дверь, вернулась к Сергею. Предложила чаю. Неуверенно засобиралась в дежурную аптеку.
- Я завтра останусь с тобой…
- Не надо, у меня свободный день. Черт, Вика, перестань!.. – он огрызнулся на новую реплику, а она промолчала, словно огретая обухом. - Я посплю и все, - он сбавил громкость, но не извинился. - За аптеку спасибо… Бумажку, на которой лекарства записала, не забудь.
Утром она ушла в университет, а он едва попрощался, промямлив, что «в порядке». И тут же уснул. Или притворился, что спит.
Для Виолетты произошедшее стало ударом, хотя она и старалась скрыть это в себе.
Она до безумия и зеленых чертиков испугалась, что потеряет его. В глазах у нее стояло его бледное перекошенное страхом лицо, врачи скорой, аптека в сумерках… У нее не укладывалось в голове, как он мог промолчать о своем состоянии, когда они уже столько встречались, а теперь еще и жили вместе. Почему не предупредил, что ему нужна особенная забота и осторожность, даже лекарств не имел под рукой?..
Она не знала, что сейчас Сергей убил бы ее, если бы она произнесла такие слова: «состояние», «забота», «осторожность». Он бы пришел в ярость, какую она и вообразить себе не могла. Как не могла и подумать, что подобные фразы годами точили как червяки его представление о своей личности, превращая его самого в груду хлама.
Это же был ее Сережа - добрый, умный и бесконечно любимый ею человек, лучший из всех людей, кого она знала, - разве мог что-то поменять открывшийся ей страшный факт?..
Но для него это меняло все. Он никогда не говорил ей об этом, и она даже теперь по неопытности не могла догадаться сама, что ему пришлось вытерпеть в этой жизни.
Он рассказывал об аспирантстких передрягах, о том, как вышел из них с честью и должностью, и она сочувствовала ему и безмерно гордилась. Но он никогда не упоминал, что было у него в душе во время и после приступов, переезда от родителей и окончания института. Бездна его души оказалась от нее скрытой и теперь появилась внезапно и без его согласия.
- Почему ты мне не сказал ничего? – спросила она ласково, но он сделал вид, что не слышит, и она оставила эту тему.
Конечно, в некоторые мгновения она страшилась, что ничего не придет в норму, что все слишком серьезно. Задавалась вопросом о том, как должна вести себя с ним и по какой дорожке теперь пойдет их совместная жизнь.
Но ее нежность побеждала, и она кружила вокруг него, пыталась гладить по плечам и подкармливать чем-то, что он любит, забывала дурноту, которая подкатывала к ней самой от страха.
А он, казалось, пребывал в другом королевстве. Прошло несколько дней, а их времяпрепровождение все еще состояло из его молчания, а также из отстраненного от объятий сна на разных сторонах кровати.
Вика не знала, попытаться ли с ним поговорить. Но с горечью подумала, что она резко стала ему безразлична. Он теперь ее почти не слушал. А когда слушал, то отвечал с холодком или даже со злобой.
Учебный год подошел к концу, у Сергея оставалось совсем немного дел в университете. Он не стал засиживаться на больничном и после выходных вышел на работу. Какие-то полторы недели и начнется длинный преподавательский отпуск. Но разве это могло его обрадовать?..
Сергей оказался не готов к вызову, который бросила в него, как ядро, жизнь. Все, чего он достиг, кем он являлся, вдруг разбилось в пух и прах, как это бывало раньше. И он уже не был сильным, умным и цветущим мужчиной, готовым нести свою возлюбленную на руках по всей извилистой дороге жизни. Он стал больным испуганным, калекой, которому хотелось убежать на край света и спрятаться. А лучше – скомкать и выбросить все то, что свидетельствовало о его унижении.
Кто не мечтает иногда полетать на дьявольской метле, как Булгаковская Маргарита? Свежо и хорошо, и пробок почти нет, если вылететь на шабаш заранее.
Вот и Сергей никогда себя не осуждал за свои лихие похождения. Мир его не понимает, а ему необходимо забыться и развеяться. Он же был всегда свободным человеком, и его дело, как ему прожить свою жизнь.
В своем сознании он глубоко ценил дружбу и верность и никогда не допустил бы мысли о том, что можно попрать дорогого человека, как это, например, сделала его родная мамаша.
Тем не менее Вика словно отступила теперь для него на задний план, и он уже не раздумывал, что будет с ней, если она узнает, что он второй день засиживается с Аллой допоздна на безлюдной кафедре.
Самое плохое, что у него имелось в мозгах, это, однако, пока была выпивка, которую они позаимствовали из общих запасов – достаточно дорогой коньяк. Она закусывали конфетами и лимоном, прозябавшим в холодильнике. Говорили обо всем. И даже смеялись, как в прежние времена. Она ни о чем не знала. И то был лучший подарок.
Он пришел домой, когда Вика уже лежала в кровати, отвернувшись к стене. Тихо, как ему казалось, разделся, и забрался к ней. Она почувствовала, что он целует ее в шею, прижимаясь к ее спине.
- Где ты был?..
Она спросила без намека на сонливость. Так, что будь он трезв, то понял бы: она лежала и ждала его, а мысли последних дней разгрызали ее мозг и размывали внутренности.
Но ему было тяжело объясняться. Страсть завладела им, изрядное количество выпитого изгнало его страхи, и он хотел лишь близости с ней.
- Иди ко мне…
- Ты выпил?.. Боже, Сережа, тебе же сказали пока воздержаться!
Две ее фразы наконец вскрыли нарыв.
- Это все, что тебя интересует, да?!
Он немедленно встал с кровати. И даже половину того, что он говорил, ни он, ни Вика потом не отважились бы повторить.
- За кого ты меня держишь, за старика?!.. Что тебе от меня еще нужно?! Чего я тебе не дал?!! Я, по-твоему, ребенок, чтобы отчитываться перед тобой, как перед матерью?!.. Я, по-твоему, и сексом заняться не могу, чтобы не сдохнуть?!..
Он кричал и кричал, сваливая все в одну кучу. И такая жестокость была у него в глазах, когда он смотрел на Вику, губы которой тряслись, а по лицу катились ручьи слез.
Он был словно одержимый, будто за него боролись все демоны ада.
Она вскочила с одеяла:
- Я уезжаю к матери!..
- Стой!..
Он схватил ее за руку и жестко выругался, что не оставило для нее ни капли от Сергея, которого она знала.
- Отпусти меня! Отпусти меня немедленно!..
Она рыдала так, что, казалось, ее удар хватит. А он стиснул ее в руках, не готовый отдать кому-то другому.
- Ну все, хватит… Не нужно, - произнес он.
Ярость его поутихла. Он ослабил железные объятия, и Вика в изнеможении опустилась на диван.
- Я же пришел к тебе, - произнес он и увидел ее затравленный взгляд.
- Где ты пропадаешь столько времени?..
- На работе…
- Ты был с ней, да?
Как просто было соврать. Но Сергей почувствовал, что не сможет удержать это в себе.
Догадки, которые начали мучить Вику сегодня, вылились в реальный кошмар.
Она поднялась, и от нее в полумраке комнаты, освещаемой лишь доносящимися из коридора лучами лампы, повеяло такой решимостью, что Сергей испугался.
- Я ухожу.
- Но ничего же не было! Мы просто болтали.
Но в ее глазах, исстрадавшейся, раздавленной его нынешним к ней отношением, он словно уже совершил измену.
- С твоей бывшей… С ней, а не со мной ты хочешь быть!..
- Не хочу я этого… - промямлил он. Ее голос дрогнул злобой и обидой, и он вдруг понял, насколько скверно с ней обошелся.
Сергей не нашел ничего лучше, чем сжать ее снова обеими руками. И слова его потекли таким трезвым и сильным потоком, что она не могла от них отгородиться.
С легкостью и одновременно серьезностью он заполнял время, которое они с Викой проводили с ней за столом, разговорами о хозяйственных делах и починках в той мере, в какой он в этом что-то смыслил. Сергей разглагольствовал о необходимости образования всех сортов, о пользе училищ и производства реальных вещей. В почтенной, но и в меру ироничной манере отзывался об интеллектуальном труде, к нише которого принадлежал сам. В целом он держался просто, отбрасывая свою тягу ко всему необычному и вычурному, включая его излюбленные шуточки.
Лишь один раз он шокировал Виолеттину маму до колик в животе. Когда они вдвоем с Викой промокли по дороге к ней в гости под дождем, Маргарита заставила его снять рубашку, чтобы просушить ее в ванной. И онемела от вида татуировки на его плече.
Сергей уж и позабыл о ней, зная, что, когда нужно, татуировка всегда прикрыта рубашкой или хотя бы чуть более длинным рукавом футболки.
«Это я поспорил, - объяснил он Вике, когда впервые они вдвоем пили с утра кофе у него на кухне. – На пятом курсе ко мне привязалась кличка Владимир Красно Солнышко. Из-за моей башки, которая якобы похожа на солнышко, хотя она и не красная совсем. Меня это бесило, и мне сказали, что прекратят так называть, только если я сделаю себе татуировку в виде солнца. Я и сделал…»
- Я сделал, когда в армии служил, - соврал Сергей и прикусил язык. – Нет, я не служил, Маргарита Владиславовна. Так, ошибка молодости. Вы все понимаете. Глупый был.
На самом деле он не променял бы ее и на тысячу долларов, так как тайно гордился тем, что сотворил с собой. К тому же татуировка немало нравилась Вике, поскольку – он это чувствовал и почти знал – придавала его небрежной преподавательской натуре дополнительный налет мужественности.
Но даже татуировка не смогла сбросить с него ореол, которым он вскоре оброс в глазах Викиной матери. Она благоволила ему гораздо больше, чем собственной дочери. С ним она бывала ласкова и называла его «Сереженька». Вика ничего подобного от нее не видела, Сергей думал, что никогда, даже в младенчестве.
Но Маргарита не знала, что в нем ее отношение рождает презрение. Он не понимал, как мать может не любить свое дитя, особенно такое прелестное и безропотное, каким была Вика.
Ему казалось, что «старушка» готова была его усыновить, но он бы предпочел остаться со своей не в меру заботливой мамой, нежели оказаться с той, которая всю жизнь делала несчастной его Вику. А он это сознавал гораздо лучше последней. И два недополучивших любви ребенка: она, взаправду не слышавшая хорошего слова, и он, из-за своей чересчур сложной натуры отвергавший любовь в чисто бытовом смысле, если она не была заправлена высоким в его понимании духовным наполнением, - они стали еще чуточку ближе.
В конце апреля Сергей уговорил Вику переехать к нему окончательно. Его влияние на ее маму дало свои плоды: та не стала препятствовать.
Сергей и Виолетта начали свою жизнь во взаимопонимании, органичные, как две ветви одного дерева.
В институт он приходил на занятия, заседания и иные неведомые собрания. Дома проверял работы – листки летели, писал от руки или печатал собственные работы, читал научные статьи и монографии.
Она отбывала рабочий день в столовой, приходила и наводила уют, готовила. В выходные они гуляли или зависали дома. Это было время счастья.
Глава 27. Крушение империи
Самое серьезное испытание настигло пару сразу после летней сессии. Жара и длительный прием экзаменов в душных аудиториях дали о себе знать.
Они проводили время в постели. Обоюдная страсть их не убавилась, обогатившись теперь особым пониманием и знанием друг друга.
Раньше Сергей и не подозревал, что женщины могут одаривать его теплотой и что они вообще могут быть человечными. Почти все его кратковременные подруги были гордыми, очень красивыми, однако отстраненными и, в сущности, холодными.
Нет, пыла-то в них хватало, но лишь утихал взаимный порыв, как вновь – расстояние и позиция требовательного наблюдателя. Либо игрока. Ах, эти нелепые игры…
С Викой он, словно первобытный человек, оказывался в жаре пещерного очага и впервые в жизни чувствовал себя нужным. Она обладала всепоглощающей добротой и принятием. Ее не способны были оттолкнуть от него ни его глупые и экстремальные шутки, ни бурчание себе под нос, когда он обдумывал какую-то идею и не замечал никого вокруг, ни удивительная способность научных работников в этой задумчивости совершать бессознательные бытовые акции, типа хранения трубки радиотелефона в холодильнике.
Сергею никогда не удавалось проникнуть в женскую голову. И, глядя на ее хорошенькие слегка вьющиеся волосы, он вопрошал, что же за мысли обитают в ее мозгу и что рождает то участие и преданность, о необходимости для себя которых он раньше и не думал. А сейчас вдруг понял, что их-то он больше всего и желал получить от женщины.
Этот же вечер выдался особенно бурным. Вика, прикрыв глаза, пыталась восстановить дыхание, а Сергей внезапно почувствовал, что и мешки ему было бы сегодня таскать легче, чем...
Он перевернулся на бок. Нет, не может быть. Только не это, только не сейчас!
Сергей и думать забыл, что у него со здоровьем что-то не в порядке. Долго чувствовал себя хорошо и потому решил, что так будет всегда, и вот…
- Что-то не так? – Виолетта приподнялась, прикрываясь одеялом и озабоченно вглядываясь в его лицо.
- Вика, встань, набери «03». Оденься и дай мне одежду… Пожалуйста, - проговорил он негромко.
Она не сразу поняла, а когда он повторил и пояснил, что ему очень плохо, бросилась к телефону. Дрожащими руками и дрожащим голосом она исполнила все, что требовалось, повторив подсказанные ей фразы. Затем вмиг оказалась рядом с ним.
- Тихо, - попросил он. – Футболку дай… Встреть их… Черт, чертова корвалола нет...
Голос его звучал слабо, и он жестко ругался, от чего Виолетту еще сильнее затрясло. Пару раз в жизни ей приходилось вызывать скорую, но она никак не ожидала, что это понадобится делать сегодня, когда она была счастлива во власти любви.
Слезы катились у нее по щекам, зуб на зуб не попадал. Сергей не смотрел на нее, сосредоточенно прикрывая глаза и тихо вдыхая. Вика проникла во все уголки его жизни, кроме одного. У него не было никаких лекарств, кроме анальгина, корвалол давно перевелся. Он вдруг криво усмехнулся, и она в испуге дернулась.
Бригада скорой действовала бодро. Сначала врач выяснил, какие у больного симптомы. Мелочно отругав Вику за то, что она даже валидола дать ему не могла, велел медбрату снять кардиограмму. Долгие минуты были потрачены на сосредоточенный осмотр кривых линий. Затем Сергею вкатили болезненный укол.
Потом начались долгие записи.
- С какого возраста диагноз, говорите? Та-ак… Но тут… скорее, нервны сдали. Поэтому пульс скаканул. Ничего серьезного.
Нервы?!.. Вот те раз!.. Что за непрофессиональные недоучки!.. Сергей готов был встать и вступить с медиками в драку. Хотя лучше бы с самим собой…
Через долгие минуты, которые расплывались перед глазами и ползли по стенам вверх, бумаги были спрятаны, а медработники встали.
- Отдыхать и не баловаться. Воздерживаться несколько дней от нагрузок, - врач многозначительно посмотрел на Вику, как будто понял, что спровоцировало вызов скорой, и словно она была инициатором и единственной виновницей произошедшего. – И все придет в норму. Барышня, да вас бы обоих подкормить на эти деньги, может, здоровее станете. Но спасибо, - он принял купюру, которую протянула ему по указанию Сергея готовая провалиться под землю Виолетта. - В поликлинику мы передадим. Не плачьте, все обойдется с Вашим мужем.
Она уже не плакала, она просто сникла и посерела. Захлопнув дверь, вернулась к Сергею. Предложила чаю. Неуверенно засобиралась в дежурную аптеку.
- Я завтра останусь с тобой…
- Не надо, у меня свободный день. Черт, Вика, перестань!.. – он огрызнулся на новую реплику, а она промолчала, словно огретая обухом. - Я посплю и все, - он сбавил громкость, но не извинился. - За аптеку спасибо… Бумажку, на которой лекарства записала, не забудь.
Утром она ушла в университет, а он едва попрощался, промямлив, что «в порядке». И тут же уснул. Или притворился, что спит.
Для Виолетты произошедшее стало ударом, хотя она и старалась скрыть это в себе.
Она до безумия и зеленых чертиков испугалась, что потеряет его. В глазах у нее стояло его бледное перекошенное страхом лицо, врачи скорой, аптека в сумерках… У нее не укладывалось в голове, как он мог промолчать о своем состоянии, когда они уже столько встречались, а теперь еще и жили вместе. Почему не предупредил, что ему нужна особенная забота и осторожность, даже лекарств не имел под рукой?..
Она не знала, что сейчас Сергей убил бы ее, если бы она произнесла такие слова: «состояние», «забота», «осторожность». Он бы пришел в ярость, какую она и вообразить себе не могла. Как не могла и подумать, что подобные фразы годами точили как червяки его представление о своей личности, превращая его самого в груду хлама.
Это же был ее Сережа - добрый, умный и бесконечно любимый ею человек, лучший из всех людей, кого она знала, - разве мог что-то поменять открывшийся ей страшный факт?..
Но для него это меняло все. Он никогда не говорил ей об этом, и она даже теперь по неопытности не могла догадаться сама, что ему пришлось вытерпеть в этой жизни.
Он рассказывал об аспирантстких передрягах, о том, как вышел из них с честью и должностью, и она сочувствовала ему и безмерно гордилась. Но он никогда не упоминал, что было у него в душе во время и после приступов, переезда от родителей и окончания института. Бездна его души оказалась от нее скрытой и теперь появилась внезапно и без его согласия.
- Почему ты мне не сказал ничего? – спросила она ласково, но он сделал вид, что не слышит, и она оставила эту тему.
Конечно, в некоторые мгновения она страшилась, что ничего не придет в норму, что все слишком серьезно. Задавалась вопросом о том, как должна вести себя с ним и по какой дорожке теперь пойдет их совместная жизнь.
Но ее нежность побеждала, и она кружила вокруг него, пыталась гладить по плечам и подкармливать чем-то, что он любит, забывала дурноту, которая подкатывала к ней самой от страха.
А он, казалось, пребывал в другом королевстве. Прошло несколько дней, а их времяпрепровождение все еще состояло из его молчания, а также из отстраненного от объятий сна на разных сторонах кровати.
Вика не знала, попытаться ли с ним поговорить. Но с горечью подумала, что она резко стала ему безразлична. Он теперь ее почти не слушал. А когда слушал, то отвечал с холодком или даже со злобой.
Учебный год подошел к концу, у Сергея оставалось совсем немного дел в университете. Он не стал засиживаться на больничном и после выходных вышел на работу. Какие-то полторы недели и начнется длинный преподавательский отпуск. Но разве это могло его обрадовать?..
Сергей оказался не готов к вызову, который бросила в него, как ядро, жизнь. Все, чего он достиг, кем он являлся, вдруг разбилось в пух и прах, как это бывало раньше. И он уже не был сильным, умным и цветущим мужчиной, готовым нести свою возлюбленную на руках по всей извилистой дороге жизни. Он стал больным испуганным, калекой, которому хотелось убежать на край света и спрятаться. А лучше – скомкать и выбросить все то, что свидетельствовало о его унижении.
Кто не мечтает иногда полетать на дьявольской метле, как Булгаковская Маргарита? Свежо и хорошо, и пробок почти нет, если вылететь на шабаш заранее.
Вот и Сергей никогда себя не осуждал за свои лихие похождения. Мир его не понимает, а ему необходимо забыться и развеяться. Он же был всегда свободным человеком, и его дело, как ему прожить свою жизнь.
В своем сознании он глубоко ценил дружбу и верность и никогда не допустил бы мысли о том, что можно попрать дорогого человека, как это, например, сделала его родная мамаша.
Тем не менее Вика словно отступила теперь для него на задний план, и он уже не раздумывал, что будет с ней, если она узнает, что он второй день засиживается с Аллой допоздна на безлюдной кафедре.
Самое плохое, что у него имелось в мозгах, это, однако, пока была выпивка, которую они позаимствовали из общих запасов – достаточно дорогой коньяк. Она закусывали конфетами и лимоном, прозябавшим в холодильнике. Говорили обо всем. И даже смеялись, как в прежние времена. Она ни о чем не знала. И то был лучший подарок.
Он пришел домой, когда Вика уже лежала в кровати, отвернувшись к стене. Тихо, как ему казалось, разделся, и забрался к ней. Она почувствовала, что он целует ее в шею, прижимаясь к ее спине.
- Где ты был?..
Она спросила без намека на сонливость. Так, что будь он трезв, то понял бы: она лежала и ждала его, а мысли последних дней разгрызали ее мозг и размывали внутренности.
Но ему было тяжело объясняться. Страсть завладела им, изрядное количество выпитого изгнало его страхи, и он хотел лишь близости с ней.
- Иди ко мне…
- Ты выпил?.. Боже, Сережа, тебе же сказали пока воздержаться!
Две ее фразы наконец вскрыли нарыв.
- Это все, что тебя интересует, да?!
Он немедленно встал с кровати. И даже половину того, что он говорил, ни он, ни Вика потом не отважились бы повторить.
- За кого ты меня держишь, за старика?!.. Что тебе от меня еще нужно?! Чего я тебе не дал?!! Я, по-твоему, ребенок, чтобы отчитываться перед тобой, как перед матерью?!.. Я, по-твоему, и сексом заняться не могу, чтобы не сдохнуть?!..
Он кричал и кричал, сваливая все в одну кучу. И такая жестокость была у него в глазах, когда он смотрел на Вику, губы которой тряслись, а по лицу катились ручьи слез.
Он был словно одержимый, будто за него боролись все демоны ада.
Она вскочила с одеяла:
- Я уезжаю к матери!..
- Стой!..
Он схватил ее за руку и жестко выругался, что не оставило для нее ни капли от Сергея, которого она знала.
- Отпусти меня! Отпусти меня немедленно!..
Она рыдала так, что, казалось, ее удар хватит. А он стиснул ее в руках, не готовый отдать кому-то другому.
- Ну все, хватит… Не нужно, - произнес он.
Ярость его поутихла. Он ослабил железные объятия, и Вика в изнеможении опустилась на диван.
- Я же пришел к тебе, - произнес он и увидел ее затравленный взгляд.
- Где ты пропадаешь столько времени?..
- На работе…
- Ты был с ней, да?
Как просто было соврать. Но Сергей почувствовал, что не сможет удержать это в себе.
Догадки, которые начали мучить Вику сегодня, вылились в реальный кошмар.
Она поднялась, и от нее в полумраке комнаты, освещаемой лишь доносящимися из коридора лучами лампы, повеяло такой решимостью, что Сергей испугался.
- Я ухожу.
- Но ничего же не было! Мы просто болтали.
Но в ее глазах, исстрадавшейся, раздавленной его нынешним к ней отношением, он словно уже совершил измену.
- С твоей бывшей… С ней, а не со мной ты хочешь быть!..
- Не хочу я этого… - промямлил он. Ее голос дрогнул злобой и обидой, и он вдруг понял, насколько скверно с ней обошелся.
Сергей не нашел ничего лучше, чем сжать ее снова обеими руками. И слова его потекли таким трезвым и сильным потоком, что она не могла от них отгородиться.
