– Боже, прости, я не хотел! – прикрыл он локтем глаза.
– Убирайся отсюда!
– Принцесса, я не знаю, что на меня нашло! Я сорвался!
– Пошел вон из моей спальни! – ударила я рукой по его тяжело дышавшей груди.
Министр сполз с кровати на колени и стал целовать мои бедра.
– Прости, прости, прости! Какой же я дурак! – раскаивался он и, кажется, что это было искренне, да только поздно.
– Я не желаю тебя видеть.
– Этого никогда, никогда больше не повторится! – умолял он всё ещё стоя на коленях, у сидевшей на краю постели меня.
– Уходи, – спокойным голосом сказала я.
– Ну, неужели ты не можешь просто забыть про этот неприятный эпизод?
– У тебя приступы гнева, министр, неконтролируемые, и я начинаю бояться их. Прошу, покинь эту квартиру!
– Своего мужа ты бы не прогнала, так ведь? – вновь в одночасье разозлился он.
– Майор не стал бы делать то, что только что пытался ты!
– Он тебя бил! Ты, видимо, забыла.
– Я помню всё. Если ты, правда, не хочешь ранить меня ещё сильней, то попрощаемся на этот вечер.
Разъярённый и взвинченный своим же прегрешением, он схватил одежду и, выйдя в гостиную, стал одеваться второпях. Я не вышла к нему и, обернувшись в одеяло, уткнулась в подушку лицом. Горечь – вот то, что я ощущала. Горечь с глубокой печалью.
Чиновник покинул квартиру, в порыве злости хлопнув дверью, и меня прорвало на дикий стон души и на скупую, равнодушную к нему, слезу.
Наутро я как обычно собралась в академию и, попрощавшись со своими милыми питомцами, покинула квартиру. Выйдя на улицу, я испытала шок. У подъезда толпились люди с камерами и микрофонами – журналисты, как я поняла спустя пару минут, когда они окружили меня, толкаясь и отшвыривая друг друга подальше.
«Это правда, что Вас засудила свекровь? Она дала взятку судье? Майор–юрист спала с Вашим мужем? Он знал о сговоре свекрови? Майор прикрывал свою мать? Как Вы живёте с этим? Почему не развелись с офицером? Каково быть любовницей министра?» – вопросы сыпались со всех сторон, а я, ужасно напугавшись, пыталась зайти обратно в подъезд.
Меня тянули за руки, протягивали микрофон, кричали что–то вслед. С трудом, сама не зная как, я забежала в дом. Пережившая сильный испуг от неожиданного нападения прессы, я схватилась за перила лестницы и, наклонившись вперёд, порывисто задышала. Ритм сердца был настолько ускорен, что я слышала его биение в груди. «Господи, Боже! Господи!», – пыталась я успокоиться. В голове мелькали тысячи мыслей: что скажет майор? Как это повлияет на слушание? Откуда пошла утечка? Неужто, за этим стоит адвокат? Чуть усмирив взлетевший пульс, я поднялась в свою квартиру и плюхнулась на пол под дверью. Лесси и девочка–доберман рванули ко мне из гостиной, и в знак поддержки стали тереться головой о мои плечи.
«Всё хорошо, мои малышки. Всё хорошо!», – холодная от ледяного пота, твердила я самой себе и им. Встав на дрожащие от стресса ноги, я добралась до телефона. Майору звонить мне было страшно, и я набрала номер министра.
– Здесь под окном... у подъезда... здесь... их целый рой..., – заикалась я, не совладев с волнением.
– Что случилось, Принцесса? – испуганно спросил чиновник.
– Журналисты узнали о сговоре майора–юриста, судьи и свекрови. Они караулят меня у выхода из дома, – собравшись с мыслями, объяснила я.
– Не бойся! Я сейчас приеду! – бросил он трубку, и я зажмурила глаза, а после бросилась к окну. Внизу по–прежнему кишела пресса, всё больше привлекая взоры прохожих и вызывая любопытство у соседей.
Через двадцать минута машина министра подъехала к подъезду. Он вышел из неё, и тут же был захвачен в плен роем назойливых «ос». Я приоткрыла окно, чтобы слышать происходящее внизу.
«Я вызвал полицию! Убирайтесь отсюда! Пошли все прочь!», – громко твердил министр, не отвечая на вопросы журналистов, которые смешались в какофонию из выкриков и бормотанья.
«Скажите, а пострадавшая – жена майора и Ваша любовница? У вас любовный треугольник? Что Вы скажете на то, что её подставила свекровь?», – громче всех задала свои вопросы одна из репортёров.
«Боже, – схватилась я за голову, – только огласки нашей с чиновником связи мне не хватало! Я же всё ещё замужем! Теперь я публично объявлена гулящей, а мой муж – рогоносцем. В «шоколаде» только чиновник: влиятельный мужчина с юной любовницей».
– Проясним раз и навсегда! Она – моя женщина, которая находится в процессе затянувшегося развода. Никаких пошлых намеков в её адрес я не потерплю! – по–мужски защитил меня министр, и мне стало чуть спокойнее за собственную честь.
– Как давно вы вместе? – ослепил его вспышкой репортёр жёлтой прессы.
– Мы сошлись, когда она уже была свободна от супруга.
– Выходит, она бросила мужа, мать которого упекла её в тюрьму?
– С супругом она рассталась давно! Причины разлада мне неизвестны.
– А почему они ещё женаты?
– У майора спросите, а нас оставьте в покое! Полиция в пути! Расходитесь! – агрессивно прокладывая путь к подъезду, закончил чиновник своё интервью.
Через пару секунд к дому подошло несколько полицейских нарядов, и журналисты вместе с зеваками тотчас рассосались. Я выдохнула, и бросилась к двери.
– Любимая, – крепко обнял меня спаситель.
– Я так испугалась! Всё это было столь неожиданно, – прижалась я к его груди и разрыдалась.
– Ну, что ты, что ты! Я здесь, и всё хорошо. Они разбежались кто–куда.
– Спасибо, что защитил меня, отвечая на их гадкие вопросы!
– Я сказал чистую правду: никто не посмеет тебя оскорблять, пока я рядом!
– Теперь твоя дочка узнает о нашей связи из газет!
– Как ты верно заметила, мне давно пора было открыть ей правду. Не волнуйся! Она девочка умная, и всё поймёт.
– Хорошо, – сквозь всхлипы ответила я и ещё крепче прижалась к груди министра. Обида за вчерашний вечер затмилась пережитым стрессом и чувством благодарности за то, что поддержал. Конечно, в глубине души я ясно понимала, что чиновник ловко обратил произошедшее в свою выгоду, и доказал мне, что может быть героем не худшим, чем майор. Однако это было мне неважно!
«Давай–ка мятного чая тебе заварю! Побудешь дома, успокоишься и отдохнёшь!», – предложил он и повёл меня на кухню.
В ушах по–прежнему стоял гул голосов, оглушивший меня на улице, а перед глазами мелькали наглые и въедливые лица репортёров. Я всё ещё не отошла от их касаний, окружения, кольца, в которое меня взяли. Я не на шутку перенервничала, лейтенант, но самым страшным представлялось мне последствие их действий. Я понимала, что майор будет взбешен, узнав, что честь его семьи теперь подорвана. Несмотря на защиту министра, моя репутация, как женщины меж двух влиятельных мужчин, не меньше находилась под угрозой. Все эти мысли холодили кровь. Я уселась на кухне, поджав под себя замёрзшие ноги, а чиновник накрыл мне плечи лёгким пледом. Я молча попивала чай и грела руки об чашку. Ни о каких занятиях я уже думать не могла.
– Послушай, Принцесса, мне надо встретиться с адвокатом и разузнать причину случившегося.
– Ты тоже думаешь, что это он открыл всю правду прессе?
– А кто ещё? Он чересчур амбициозен и эмоционален. Предчувствуя проигрыш, он сыграл последней картой, ослушавшись нас.
– И как теперь быть?
– Успокоиться. Всё, что не делается – к лучшему! Скорей всего, благодаря его спонтанной выходке, ты выиграешь разбирательство в суде.
– Но майор...
– Подумай о себе. Того, что случилось уже не изменишь.
Министр встал из–за стола и поцелуем покровителя коснулся моих грустных губ.
– Отдыхай! Я отругаю адвоката и вернусь.
– Я не хочу видеть его в зале суда.
– Не будь ребёнком! Дело надо завершить твоей победой, а после ты забудешь этот ад и адвоката вместе с ним.
– Я поеду в центр кинологии и расскажу всю правду супругу. Не хочу, чтоб он узнал всё из газет.
– Мне поехать с тобой? Твой муж неадекватен и может сорваться на тебя.
– Не стоит. Я справлюсь сама.
– Как скажешь, Принцесса, но будь осторожна, – покинул квартиру чиновник.
Я просидела на кухне до самого обеда. Глядела вдаль на пасмурное небо и сбросившие всю листву деревья. Серый невзрачный день и настроение было таким же мрачным.
Приехав в центр кинологии я набрала побольше воздуха в грудь и поднялась по лестнице, на сложный разговор с майором.
В приёмной сидела Отвёртка, взглянувшая на меня победным взглядом, и я поняла, что муж уже всё знает.
– Он у себя? – качнула я головой в сторону закрытой двери майорского кабинета.
– Закрылся там со своим адвокатом и с нетерпеньем ждёт тебя, – злорадно улыбнулась она.
Легонько постучав, я приоткрыла дверь к супругу и тихо вошла.
Он вскочил с кожаного кресла и подошёл ко мне со свёрнутой в трубку газетой в руке. Было сложно не догадаться, что в ней уже успели напечатать сплетню дня.
– Что это такое? – тряс он скандальным выпуском у моих глаз, готовый взорваться вулканом. Я опустила голова, сглотнув слюну волнения и страха. – Я тебя спрашиваю, что это?
От жуткого переживания я не могла найти слова и просто стояла в углу кабинета, понурив голову.
– Что это, я спросил? – ударил меня муж газетой по плечу.
– Я не знаю. Сговор просочился в прессу и наши отношения с министром вместе с ним.
– Плевать мне на вашу связь! Почему в срочном выпуске имя моей матери? – кричал он, давя на меня своим тоном и напирающим телом.
– Это мой адвокат. Мы проигрывали дело, и он решил...
– Он решил? – не дослушав моих оправданий, возмутился майор. – Почему у вас решает юрист, а не ты? Я же ни раз предупреждал, что имя мамы не должно светиться в прессе! Не для того ли ты наняла судебного журналиста, предоставив ему эксклюзив на весь материал? Я, итак, рисковал, позволив тебе обвинить её в сговоре в зале суда, но это не должно было выйти за его двери!
– Да, это так, но что мне делать, если юрист ослушался меня? Прости, майор, пожалуйста, прости.
– Сядь за стол! – приказал мне муж, но я замешкалась.
– Сядь за стол я сказал, сейчас же! – снова стукнул он меня газетой по плечу и, испугавшись я исполнила его волю. Руки, ноги и челюсть дрожали. Я посмотрела на адвоката, – того самого, который должен был вести моё дело. Он глядел на меня недовольным и осуждающим взглядом зрелого мужчины, который бы такого не допустил:
– Ваш юрист известен в нашем мире, как скандальный человек, ни чем не брезгующий ради победы.
Не зная, что ответить я опустила голову.
Майор уселся в кресло напротив.
– Что вы предлагаете? – виновато спросила я адвоката.
– Уже поздно что–либо предпринимать. Мы обсудили Ваше слушание с майором, и единственным выходом успокоить прессу и не допустить лишних сплетен и наговоров, будет собрать пресс–конференцию после суда и спокойно объявить итоги разбирательства, какими бы они не были.
– И что мне сказать про свекровь репортёрам?
– Я повторю: «каким бы не был итог суда» – что суд решит, то и скажете!
– Скорее всего мы не сможем доказать причастность матери мужа к делу, как и участие майора–юриста с судьёй. Предположу, что накажут только Пехотинца, обозначив ревность и месть за мотив подброса наркотиков.
Адвокат с майором переглянулись друг с другом серьёзными взглядами.
Я понимала, что такой результат был выгоден мужу, и что после суда я должна была официально заявить, что свекровь была не при чём. Иначе мне было не видать должности руководителя по развитию бренда, да и отношения с майором были бы вконец испорчены.
– Вердикт ещё не вынесен. У вас есть несколько косвенных доказательств, которые в своей совокупности могут быть рассмотрены судом, как веские: денежные переводы, совершенные непосредственно перед тем, как Вас осудили, и признание Пехотинца, которое завтра он просто обязан повторить в суде. Кроме того майор–юрист и судья уже получили срок за схожие преступления, а это не мало значит.
– Но не моя свекровь! На её причастность указывает лишь единично переведенная майору–юристу сумма денег, а это мало что доказывает.
– Моя мать уже мертва! – взбесился майор. – Что за одержимость мстить той, которой нет на этом свете?
Я снова промолчала, не желая раздражать супруга ещё больше.
– Не стоит отчаиваться раньше времени, – смягчил обстановку адвокат.
– Мне очень больно и обидно, что те, кто засадил меня в тюрьму, выйдут сухими из воды. Я бы хотела им мести любым возможным способом, но я не причастна к сплетням в газете.
– На пресс–конференции после суда должны присутствовать Вы со своим журналистом, я с майором и министров юрист, который должен будет принести официальные извинения за этот шум. Если сие не случится, я подам на него в суд за клевету на моего клиента и его семью, – сказал адвокат.
– Чем Вы докажете, что мой адвокат стоит за оглаской? – поинтересовалась я, ничего не имея против такого развития событий.
– У меня есть свои связи в среде журналистов. Поверьте, мне донесут на того, кто стоит за утечкой информации, и если это Ваш юрист, то он заплатит за содеянное.
Я понятливо кивнула в ответ.
«Теперь иди работать, раз приехала! Нам надо обсудить кое–какие детали наедине с адвокатом», – грозным тоном скомандовал муж, и я ушла.
Весь оставшийся день моё настроение было отвратительным, пока не позвонил судебный журналист.
– Простите, я Вам сама должна была набрать и извиниться за утечку информации.
– Меня она не тревожит, ведь только я буду присутствовать завтра на слушание, и только я ходил к обвиняемым вместе с Вами. Эксклюзив по–прежнему за мной.
– Тогда зачем Вы звоните?
– Я пришёл к выводу, что Ваш адвокат не учёл главную слабость судьи, – её дочь.
– Я не стану вмешивать в дело больную женщину.
– Я просто подумал, что всё имущество судьи приказано конфисковать, а деньги на благотворительном счету быстро закончатся, тем более, что те средства, которые переводились на него в качестве взяток, будут изъяты. Предложите ей сделку завтра перед слушанием: если сознается в том, что приняла деньги от майора–юриста, её накажут за взяточничество и неправосудной вердикт, вынесенный вам. Помимо добавленного срока, ей выпишут штраф, который Вы получите в компенсацию за моральный ущерб. Пообещайте ей письменно, что внесёте эти деньги в фонд на лечение её дочери и схожих больных. Думаю, ради своего ребенка, она пойдёт на сделку с Вами.
– А это мысль! Я непременно воспользуюсь Вашим советом!
– Удачи! – положил он трубку, а я вдохновилась шансом на хоть какое–то признание.
И вот настало утро следующего дня – дня судебного процесса по моему вопросу. Я обвиняла свекровь, майора–юриста, судью и Пехотинца в преступном сговоре, который был осуществлён путем подброса мне наркотиков, шантажа и взяточничества.
Не доверяя больше адвокату, я одна подъехала к суду раньше времени и попросила прокурора о встрече с судьёй, которую, как и других обвиняемых доставили в здание утром. Свидание с ней мне разрешили в присутствие охраны.
– Послушай, девочка, я же уже сказала, что не пойду на сделку! Мне не в чем признаваться. Все деньги, поступавшие в благотворительный фонд, были добровольными вложениями граждан страны.
