– Меня–то пригласишь? – заулыбался я.
– Свидетелем будешь!
– О, так выпьем за это! – прижал я руку к сердцу в благодарность за предоставленную другом честь.
– Выпьем! – опустошил он рюмку, повторив мой жест.
– Ну, а вы как расстались? Девичьи слёзы и твои обещания вечно любить? – спросил товарищ.
– Если бы! Я проболтался ей про Калеба.
– А ты собирался его скрывать?
– Нет, конечно! Просто моё общение с Рарошей было насколько редким и коротким, что до ребёнка речь не доходила. Я не успел рассказать ей, что с матерью сына просто дружил, что мы не вместе, что я просто борюсь за отцовское право видеть малыша. И получилось так, что известие о сыне свалилось на любимую спонтанным снежным комом, который сбил её с ног. Она не поверила, что я зачал Калеба до знакомства с ней, и решила, что я ей солгал о том, что одинок.
– Друг, ты прости, но у тебя и при ней начальница была. Как мужик, я тебя прекрасно понимаю: тело молодое, гормоны играют, физиология требует. И пока Рароша морочила тебе голову безответными звонками и играми в «найди меня», ты отвлёкся на майора. Могу понять и твою возлюбленную: она же женщина, а они предпочитают смотреть на жизнь через призму сказки. Однако сути это не меняет! Вы с ней изначально разными путями шли! Бог выбрал Рароше иного супруга, и свадьба их состоялась, несмотря на то, что ты приехал сюда и сумел её найти! Даже то, что о Калебе ты рассказал ей невпопад, является знаком судьбы! Небеса дают тебе подсказки о том, что идя за девчонкой, ты ступаешь против ветра. Тебе в другую сторону, брат!
– Я всё равно буду бороться за любовь! Против судьбы, небес и Бога!
– Тогда ты глупец!
– Нет! Я – влюбленный мужчина!
– За любовь! – поднял рюмку товарищ.
– За любовь! – чокнулся я с ним перед тем, как покинуть кухню и лечь спать.
Вскоре наступило время возвращаться домой. Поблагодарив за всё гостеприимную пару, я покинул их квартиру, а через пару часов оставил за густыми облаками и суетливую красавицу–Москву.
По возвращению в Скандинавию, я забросил домой чемодан и отправился к съёмной квартире подруги. Найти её новый адрес было не сложно, ведь счёт на алименты оплачиваемый мной, содержал детальные данные матери ребёнка.
Первое, что бросилось в глаза – дорогой район столицы с посуточным съёмом недвижимости за кругленькую сумму. Временно пожить в этом квартале могли себе позволить дипломаты, политики, звёзды эстрады, возможно, мой отец, но точно не моя подруга. «Проматывает дом родителя, возомнив, что сказочно богата!», – огорчённо покачал я головой, ожидая лифт. Я купил цветы, конфеты и конструктор для Калеба, и очень надеялся на то, что подруга разрешит мне свидание с сыном. Открывшая мне дверь, она приняла подарки, но на порог меня впустить отказалась.
– Я пришёл спокойно обсудить твою новую идею о переезде в Америку, – начал я разговор выдержанным тоном.
– Это не идея и не прихоть! Это моё решение! – положила она руку на косяк дверного проёма, пафосно встав в позу уверенной в себе особы.
– Пусть так! Давай мы наконец–то «закопаем топор войны» и сядем поговорить, как взрослые люди?
– Это не я начала войну, а ты, озабоченный своей начальницей и угрожавший мне социальными службами по той лишь причине, что позвонила ей однажды утром, чтоб сообщить причину твоего отсутствия на рабочем месте.
– Оправдываться не стану! Сама должна понимать, что была не права!
– Ну, раз не права, то и говорить нам не о чем.
– Я понял, ты хочешь, чтобы я прощения попросил. Желательно на коленях и с полным раскаяньем в глазах!
– Было бы очень уместно, но, судя по твоему сарказму, ты не за этим пришёл.
– Я пришёл, чтоб сохранить общение с сыном. Ты хочешь увезти его, а я желаю обговорить детали.
– Ему не нужен отец, которого нет рядом! Ты платишь мне копеечные алименты, а от Калеба вовсе отказался! Уехал неясно куда, не предупредив ни меня, ни социальные службы! Тебя весь месяц не было и соц. работник это, между прочим, учёл.
– Слушай сюда, – начал я раздражаться, – ты получала из моего кармана деньги равные полноценной зарплате, пока не потащилась в суд обвинить меня в агрессии на почве ПТСР и лишить свиданиям с сыном. Ты сама виновата во всём, что не сложилось между нами, потеряв моё доверие и перейдя грань терпимости к твоим истерикам и капризам. Это ты разорвала связь между отцом и ребёнком, и сама осталась с теми алиментами, которые суд и порешил. Впусти меня в квартиру, пока окончательно не испортила то малое расположение, что у меня к тебе осталось!
– Я не желаю выслушивать твои упрёки и нападки в светлом помещение с очищенной энергетикой! – махнула подруга рукой, точно отгоняя назойливую мошку.
– Ладно, не буду портить тебе атмосферу наигранной духовности! Хочешь говорить здесь, давай поговорим! Зачем тебе в Америку? Что ты там делать собираешься?
– Это тебя не касается! – властно ответила подруга, гордо задравши нос.
– Касается. Ты с моим ребёнком улетаешь, и вообще–то, на осуществление твоей бредовой американской мечты нужно моё разрешение на выезд Калеба.
– Уже не нужно! Твой отец мне его дал!
– В смысле?
– Когда ты оказался в плену, он добился официальной доверенности на оформление твоих документов взамен тебя, которая действительна на год. Именно так у тебя и появился новый паспорт. А ты думал он его с неба взял?
– При чём тут это?
– Ах, ты не учел? – стервозно захихикала она. – А при том, что доверенность, действительная до августа, даёт твоему папе право расписываться за тебя на бумагах, в случае твоего отсутствия в государственных учреждениях.
Ошеломлённый, я растерялся, пытаясь осмыслить сказанное подругой:
– Но я же был здесь.
– Тебя не было в стране, когда я подавала прошение о разрешение на выезд Калеба. После твоих пропущенных звонков и бесполезных бесед с твоим родителем, я обратилась с этим вопросом в социальные службы. Они помогли мне оформить справку с «пера» твоего отца.
– Но папа не имеет права решать вопросы о моём сыне, тем более о его постоянном месте жительства заграницей. Я дееспособный и все учреждения осведомлены о том, что я вернулся домой с Ирака.
– Мы живем в бюрократической стране. Есть доверенность – есть право! Человеческий фактор им не важен!
– Что за бред ты несёшь? – негодовал я.
– Слушай, у меня есть разрешение и мы улетаем. Билеты куплены и вещи собраны.
За спиной бывшей подруги появился Калеб, проснувшийся от шума нашего спора. Протёрший сонные глазки, он увидел меня и подбежал ближе с радостным: «папа!».
«Папа уже уходит!», – резко захлопнула она дверь прямо перед моим носом.
Мне защемило сердце при виде сына. Стоявший всего лишь в паре шагов от него, я ощутил, как сильно заскучал по малышу. За недели разлуки я отвык от общения с ним, и теперь захотел наверстать всё упущенное, несмотря на запреты о встречах тет–а–тет. Мои, итак расшатанные нервы, сдали, и я вскипел злостью на подругу:
– Впусти меня!
– Уходи! – закричала она, успокаивая истерику ничего не понявшего Калеба.
«Папа! Папа!», – звал он меня, пытавшегося вломиться в квартиру.
«Дай попрощаться с сыном! Открой, сейчас же!», – не успокаивался я, и, поняв, что дверь не выломать, залупил по ней ладонью.
На шум из соседней квартиры вышел мужчина. Типичный представитель Скандинавии: тонкокостный и высокий, он с минуту смотрел на меня недовольными светлыми глазами, после чего сделал шаг вперед, пытаясь разобраться в проблеме и разрешить её мирным путём:
– Что случилось? Почему Вы бьётесь в дверь? Что Вам нужно? – начал он с водопада вопросов, отвечать на которые, у меня не было ни времени, ни желания, ни терпения.
«Он агрессивный и у него запрет на встречи с сыном!», – закричала ему подруга из–за двери.
– Я сейчас полицию вызову! – угрожающе вытаращил он на меня голубые «буравчики».
– Иди к себе и не лезь в чужую жизнь! – развернул я за плечо хорошего соседа и честного гражданина, и втолкнул обратно в его же квартиру.
– Я звоню в полицию! – ошарашенный, выкрикнул он напоследок и поспешно захлопнул дверь.
«Папа!», – всё ещё рыдал Калеб, но по отдалившемуся звуку голоса, я понял, что подруга отвела его куда–то в дальнюю комнату.
«Дай сыну увидеть отца!», – полушепотом вымолвил я и, расстроенный, прислонился лбом к двери. Простояв так с пару минут, я резко очнулся, испытав ярость на своего родителя, сподвигшую меня отправиться к нему на работу.
Папа сидел в кабинете, перелистывая дела пациентов, когда разгневанный, я ворвался в его кабинет. Посмотрев на меня поверх оправы очков, он закрыл папку с бумагами, демонстрируя мне свою готовность к диалогу.
– Как ты мог дать разрешение на выезд моего сына? Моего! Я же сказал, что приеду и сам решу этот вопрос!
– Успокойся, пока голову не повело и ты не переключился!
– Да ты достал обучать меня, как жить, как мыслить, как действовать! Как ты посмел решать за меня судьбу Калеба? И как тебе вообще это удалось? Я никогда не поверю, что одной доверенности хватило, чтоб государственные службы обошли стороной меня, и доказать это я точно сумею!
– Я пока ещё не последний человек в этой стране, и у меня есть связи и смекалка! Такой ответ тебя устроит? Или из детской обиды на папу пойдёшь заявление писать в прокуратуру?
– Никто не имеет права принимать за меня решения, отец, ты понял меня? – сквозь стиснутые зубы, сказал я родителю.
– Уважаю! И обещаю больше так не поступать!
– Зачем ты дал согласие на выезд внука? – по–прежнему сердитый «пытал» я отца.
– За тем, что эта дрянь не перестала бы трепать тебе нервы!
– С ней уедет мой сын! – прикрикнул я на родителя.
– Ты тоже мой сын! – не выдержав напора, «взорвался» отец и, бросив ручку о папку, встал с кресла. – Твоя подруга – никчемная дура, с которой тебе было весело, когда ты был юн. Не по годам, нет! Юн по жизненному опыту, юн душой. После службы ты вырос, возмужал, повзрослел ментально, а она осталась на том же уровне! У девки один ветер в голове: не работает, не пытается даже устроиться! Хочет жить за счёт других, но даже это у неё не получается, потому что мозгов не хватает! Растранжирит «бабки» отца и вернётся обратно! Кому она там нужна и кто её там будет содержать? Подумай сам!
– Она в США недвижимость вздумала приобретать, ты же сам говорит!
– Сынок, недвижимость – не игрушки! Её надо содержать, оплачивать, холить! И семью надо кормить, и себя поддерживать в форме! Как твоя подруга справится с этим? – положил папа руку на моё плечо. – Дай ей возможность повыпендриваться! Когда силы иссякнут, сама прибежит с повинной! Мы это уже обсуждали с тобой.
– Папа, её извинения мне не нужны, но там мой ребенок, понимаешь?
– Понимаю, но знаешь, как поступают взрослые мужчины? Позволяют женщине наиграться. Она же знает, что ты любишь Калеба, и держит им тебя на крючке. Ради блага своего же сына – не позволяй ему быть приманкой! Когда подруга поймёт, что ты не клюешь, то и сама рыбачить перестанет, и в малыше увидит человека, а не прикормку для желанной рыбки! Подумай над моими словами!
Речь отца и правда проникла в мою голову и потушила гневное пламя взрывного сердца.
– Ты хоть знаешь, когда у неё самолёт? – спросил я его, успокоившись.
– Не знаю и знать не хочу, и тебе не советую узнавать! Послушай совет зрелого человека: научись сдерживать эмоции и выжидать. А сейчас поезжай к нам домой! Жена накормит, напоит с дороги! С сёстрами повидаешься! – похлопал он меня по спине.
– Я к себе поеду. Высплюсь.
– Будь по–твоему! – папа сел обратно в кресло и вновь открыл недосмотренную папку, тем самым завершив беседу.
В почтовом ящике меня ждала куча бесплатных газет, флаеров и рекламы, собравшихся за время моего отсутствия в столице. Среди них завалялось письмо от Министерства обороны, в котором мне, прошедшему Ирак, предлагали трёхлетнее обучение на офицера в специальные силы Скандинавии, ответственные за выполнение нестандартных задач за пределами страны, таких, как обеспечение безопасности данных для разведывательных групп или освобождение заложников, являвшихся гражданами Королевства. «Где ж вы раньше были, когда я в плену сидел?», – бросил я приглашение к куче других журналов и писем.
Нервозность после встречи с подругой не отпускала меня, и нужен был глоток чего–то сладкого, доброго, обнадеживающего. Я позвонил Рароше в робкой надежде, что она остыла и готова выслушать меня, но, увы, длинные гудки, участившие сердцебиение, остались без ответа. Я горько сглотнул и упрекнул себя в заведомо проваленной идее. Удивительно, но через несколько минут раздался звонок, а на экране высветился номер перезванивающей любимой.
– Алло! – радостно ответил я, и пульс взлетел так высоко, что в одночасье сбил дыхание.
– Галеб, мне восемнадцать, я – взрослая, замужняя женщина, – строгим тоном начала она, – да и ты, как выяснилось, мужчина несвободный. Прошу, не тревожь меня звонками!
– Рарочка, я никогда не состоял в любовных отношениях с матерью сына. У нас случилась интимная ночь, и она забеременела.
– Интимная ночь и никаких отношений? Как и со мной, видимо...
– Я люблю тебя больше жизни! А она для меня ничего не значит! Иногда так получается, что люди спят друг с другом по ошибке, по юности, из интереса, но без любви, понимаешь?
– Не понимаю. Наверное, я слишком глупенькая для этого.
– Это было до тебя!
– Уже не важно! Я вышла замуж, и моя мораль иная! Она запрещает мне изменять супругу, по любви или без неё. Теперь я принадлежу ему и умоляю тебя позабыть обо мне навсегда.
– Но ты обещала, что разведёшься с ним! А теперь что? Понравилось, что он тебя купил? – взыграла во мне ревность, разбавленная вредностью и злобой к ситуации.
– Тогда я не знала, что у тебя есть сын и другая жизнь. Тогда, я глупо полагала, что твоя жизнь – это я.
– Так оно и есть, Рароша! – искренне вымолвил я.
– Я понимаю, что отдавшись тебе, а не мужу, я поступила не достойно восточной девушки и моё поведение можно счесть за гулящее. Но сейчас я очень хочу исправить свою ошибку и быть преданной ему всегда. Если ты хоть немного уважаешь меня, не унижай звонками или попытками встречи, ведь так ты заставляешь меня чувствовать себя блудницей.
– Что ты такое говоришь? – сжалось моё сердце, полное жалости, любви и сожаления.
– Прощай! – дрожащим голосом сказала она и положила трубку.
«Да, прям сразу на душе стало легче! – с сарказмом подвёл я итоги звонка и всего произошедшего. – Ни сына, ни любимой женщины! Я лишился всех, ради кого выжил в Ираке, и остался снова я один».
Глава 26. Спастись от недуга
Моя боль — это только моя боль. Она никогда и никого не интересовала, так всегда было и так всегда будет. Она останется только со мной
© Иар Эльтеррус
Разговор с Рарошей стал для меня настоящим ударом в самое сердце. Последующие дни и недели она не отвечала на звонки, а под конец жаркого лета и вовсе сменила номер телефона. Денег на поездку в Москву у меня не было. Я вернулся к работе пиццайоло в итальянский ресторан, но зарплаты хватало лишь на оплату квартиры и покупку продуктов для пропитания.
