Во дворе за оградой стоял умывальник и печь, сложенная из камней. В оконных проёмах горели жёлтые тусклые лампочки, и это было всё доступное освещение. Вокруг меня, живо жестикулируя, и споря друг с другом, шумели мужчины с бородами. Я ничего не понимал, но ясно было только то, что вместо привычного порядка, я попал в сущий хаос, и переводчик был прав – получать тут было нечего, только терять.
– Это ты в гражданскую оборону на север едешь? – подошёл ко мне рыжий парень, похожий на британца.
– Я.
– Садись в Хаммер! – показал он пальцем на потёртый внедорожник, стоящий чуть поодаль казармы. – Вместе поедем! Я тоже туда, деревни и города от нападений власти и бандитов защищать.
Дойдя до автомобиля, я заметил уже знакомые мне лица внутри салона. За рулём сидел старшина, нарекший меня Галебом, а рядом с ним любопытный парнишка с кудрявой головой. Рыжий солдат, в дальнейшем просто Рыжик, был, как и я, сержантом, приехавшим в Ирак чуть раньше и уже успевшим понять, что к чему. Он был родом из Англии, но в армию не прошёл из–за плоскостопия. Зато, владеющий арабским и учащий курдский, устроился контрактником и переводчиком одновременно.
– Готов забирать жизни? – с улыбкой спросил он меня, захлопнув за собой дверь Хаммера.
– Надеюсь, что в моём списке будет больше спасённых душ, чем отобранных!
– Миротворец что ли?
– Боюсь творить здесь мир уже поздно!
– Но именно так считают журналюги и гуманитарные слабаки, которых мы ещё и прикрываем.
– Каждый делает свою работу!
– А я вот не хочу погибнуть, защищая какого–то репортёра, наживающегося на войне.
– На ней наживаются все. И ты, и я в том числе.
– Да с чего вдруг?
– Мы – контрактники. Получаем деньги за то, что работаем здесь. Не было бы войны, не было бы и возможности заработать.
– Не могу понять, ты меркантильный или благородный? – саркастично оскалился он.
– Я просто честен сам перед собой.
– Да пошли ты эту честность куда подальше! Здесь война идёт и благородству не место! Не убивал никого ещё?
– Не приходилось, – качнул я головой.
– О, здесь придётся! Может, даже во вкус войдешь!
– Это вряд ли! Не я давал жизни, чтоб забирать их, как марки в коллекционный альбом.
– А как же террористы?
– Их тоже не я рожал!
– Будешь жалеть гадюк?
– Буду делать свою работу, а эмоции пошлю куда подальше, как ты и посоветовал.
Рыжик усмехнулся и, приподнявшись с сидения, полез в карман военных брюк.
– Куришь?
– Нет!
– Закуришь! – захихикал он с самокруткой в зубах и прикурил её.
– Именно на севере и зародились преступные группировки под предводительством иорданского бандита Аль–Заркави, работавшего на Аль–Каиду в Афганистане. Он пытает всех, кто неверен его позиции в исламе, и берёт в плен иностранцев, чтобы казнить или продать родным, – яростно вступил в разговор кудрявый парень.
– Я слышал о террористических атаках в Багдаде и других городах Ирака.
– А ещё на севере живут курды – самобытный народ. Совсем не такой, как мы, арабы. У них своя культура и их женщины не хотят покрывать волосы, как положено мусульманкам. Много лет курды сражаются за независимость своих земель. Там есть озеро Дукан, если повезет, может, увидишь в нём купающихся курдянок, – смущённым голосом закончил он пламенную речь.
– Ему просто курдские девушки нравятся! – захихикал Рыжик, а парнишка обернулся и в шутку замахнулся на него.
– Тебе сколько лет? – заинтересовался я его полу–взрослыми мыслями.
– Четырнадцать. Родные погибли в Багдаде. Хочу защищать другие семьи от всех врагов! Свою посмертную записку я уже написал! – гордо ответил подросток.
– Посмертную записку?
– Да, – подтвердил Рыжик. – Все мы пишем записки семьям, на случай, если нас убьют. А ты ещё не набросал ничего?
– Нет, родным армейский номер сообщат, случись что. А что люблю их, они итак знают.
– А что за номер? – спросил рыжеволосый сослуживец.
– 8469.
– Не запоминающийся. Если тебя бомбой уничтожит, то передать им не смогу. Лучше напиши записку, а я прочту! Слова запоминаются лучше, чем цифры, – он вытащил из нагрудного кармана помятый листок и огрызок карандаша.
Внезапно автомобиль остановился, и перед нами точно ниоткуда возникло двое иракских полицейских.
«Всем оружие на готовность!», – скомандовал старшина.
– Мы что, в полицейских стрелять будем? – шокировано спросил я Рыжика.
– Да подожди ты! – махнул он на меня рукой. – Заряжай пушку и вылезай из машины!
Осторожно и тихо обсуждал командир какие–то вопросы с полицейскими. Они же поглядывали на меня и Рыжика, и этот взгляд мне очень не нравился. Я чувствовал себя верблюдом, которого могут продать, и ощущение накала бегало по венам быстрее крови.
Молниеносно и резко командующий открыл огонь по полицейским, в секунду рухнувшим на землю.
«За машину! За машину!», – прокричал мне Рыжий, нацелившись куда–то в ночную даль.
Наступила пугающая и необычно длительная минута полной тишины, в которой ничего не понимая, я крепко сжимал свой автомат и пытался утихомирить взбесившееся дыхание. Адреналин бил в сердце горячими волнами, и голова была готова разорваться от резкого притока крови, пульсирующей в ней.
Яркие дульные вспышки и свист режущих пуль разорвали тьму и тишину. Выглянув из–за капота, я увидел четырёх мужчин, обезумевши бегущих на нас с диким криком. «В голову стреляй! Только не в тело!», – лихорадочно переводил команды старшины мой сослуживец.
Чуть растерявшись от беспорядочной суеты, я попытался прицелиться, стирая пот волнения, текущий по губам. Впервые попавший в перестрелку, в неясности и полумраке, я не успевал сфокусироваться на обозначенной цели и просто стрелял наугад при каждой искре из вражеского дула. Вскоре всё закончилось, но я не покидал позицию до тех пор, пока старшина не опустил мой автомат, похлопывая меня по плечу: «галеб!». Я сел на землю и, держась за сердце, колотящееся в груди, глубоко задышал.
– Чёртовы боевики! – прокомментировал случившееся взмокший Рыжик, с сознанием дела добивший ещё дышавших бандитов. – На одном пояс смертника был напялен. Хорошо пулей никто не задел!
– Они же были в форме полицейских? – спросил я его в недоумение.
– Продажные блюстители власти, сговорившиеся с исламистами. Хорошо, что тебя и меня приняли в «свои», – мотнул он головой в сторону командира, – иначе уже бы обменяли на амуницию.
Я облокотился на дверцу машины и попытался встать на «ватные» ноги. Это не было волнением и не было страхом, это было выплеском гормона стресса, никогда ранее не испытанным настолько сильно, и смешанным с осознанием того, что я только что стрелял в людей и, возможно, стал причиной смерти кого–то из них. Самым ироничным и подлым было чувство сладостного успокоения и радости от того, что на земле лежал не я. «Вот он закон жизни проверенный веками: либо ты кого–то, либо кто–то тебя!», – поразмыслил я.
– На, покури! – протянул мне Рыжик самокрутку.
– Как стало известно, что это наши враги? – закашлявшись от первой порции дыма, спросил я.
Сослуживец пожал плечами: «Они читают между строк на родном диалекте, а мы просто следуем их командам!».
«Здорово! – подытожил я сам про себя. – Моя жизнь зависит от людей, говорящих на языке, который я не понимаю!».
Табак, действительно, помог, успокоив тело и разум. Я делал долгие затяжки и наблюдал, как старшина достаёт предметы из карманов павших, и плюёт на посмертные записки, втирая их армейским сапогом в песок.
«Не буду ничего писать, – с горечью подумал я, – чтобы никто не плюнул в мою душу!».
Ирак – государство, расположенное в долине рек Тигр и Евфрат на юго–западе Азии – родина древних шумеров и вавилонян. Сегодня его территорию делят арабы и курды, а большая часть населения исповедует две ветви ислама – шиизм и суннизм, конфликтующие друг с другом из–за разногласий во мнение о том, кто есть приёмник пророка Мухаммеда.
В 1979 году к власти формально приходит амбициозный суннит из бедной семьи Саддам Хуссейн, который теснит и истребляет шиитов вместе с курдами. На его совести три войны и сотни казней мирных жителей. В 2003 году в Ирак вторгаются международные коалиционные войска во главе с США с целью восстановить демократию и изъять оружие массового поражения, наличие которого в дальнейшем не подтверждается. Саддам Хусейна арестовывают и в конце 2005 года предъявляют многочисленные обвинения, в том числе в геноциде курдов и убийствах шиитов. Вместе с этим меняется власть и к управлению государством приходят представители шиизма, что не нравится суннитам. По всей стране возникают оппозиционные движения и преступные банды. И хотя военная миссия коалиции по свержению тирана-Хуссейна выполнена, порядка не наступает. Напротив, страну охватывает гражданский раскол – воюют все со всеми, за власть, за религию, за свободу.
Февраль 2006. За четыре месяца до событий.
Последующие месяцы я, Рыжик, старшина и арабский подросток работали на севере страны в автономной области под названием Иракский Курдистан. Незадолго до моего приезда на Ближний Восток в конституцию Ирака были внесены серьёзные изменения в пользу этого региона, и нынче курды обладали собственными правительственными органами и личной армией «Пешмерга». Местные гордились своим вооружённым подразделением, проявившим сплоченность и отличную подготовку в процессе активного содействия США в свержение Саддамовского режима власти. На территории Иракского Курдистана были расположены немногочисленные бригады коалиции, однако мы, контрактники, не пересекались с ними. Нашей задачей было участвовать в защите государственных границ от любых неприятелей, особенно со стороны Сирии, откуда и «тянулись» боевики, а также – обучать местных солдат технике ведения боя, хотя, по мнению курдов, это они учили нас как воевать. Лично я находил процесс обучения взаимным, так как Западу всегда есть, чему поучится у Востока, и наоборот.
Именно эту тонкость и упустила международная военная коалиция, грубо насаждая собственную волю и игнорируя культурные тонкости населения Ирака. В результате освободительные амбиции европейцев стали всё больше походить на оккупационные, что вызвало мятежи по всей стране. На сторону повстанцев переходили многие: приверженцы Саддама Хусейна, мирные граждане несогласные с поведением американцев на территории Ирака, религиозные фанатики, террористические группировки. В конце концов, началась всеобщая война против коалиции.
На мой приезд в Ирак выпало время выборов в правление государством. Америка, считавшая Саддамовскую власть прогнившей и опасной, полностью распустила прежнее правительство, состоявшее из суннитов, и собрало новое из представителей шиизма. Это вызвало целую волну насилия, разногласий и хаоса в стране, и стало началом гражданской войны между суннитами и шиитами, убивающими друг друга при каждой на то возможности.
Несмотря на бесконечные нападки бандитских группировок, в Иракском Курдистане было спокойнее, чем в Багдаде и на юге страны. Пограничный взвод, состоявший из нас четверых и воинов «Пешмерга» двигался с запада, от Сирийской пустыни, на север к Армянскому нагорью, патрулируя границы день и ночь, уничтожая боевиков и собирая военное оружие павших в перестрелке. Убивать моей привычкой не стало, а вот защищаться – да. С неделями я смирился с ощущением смерти, витающей рядом всё время. Это странное чувство, похожее на уплотнение в воздухе. Его не видно и не слышно. Оно просто давит на плечи и душу тяжёлым грузом безысходности обстоятельств.
Наша миссия на этой стороне завершилась в феврале у границы с Турцией, где было приказано ждать указа о переводе в другую область страны. На время ожидания мы вчетвером поселились у взрослой курдской пары в одноэтажном каменном доме с железными ставнями и мощной металлической дверью. Внутри было всё необходимое – кухонька, спальные койки, платяные шкафы из фанеры и даже телевизор, антенну которого надо было постоянно перенастраивать, чтобы словить сигнал. Во дворе был туалет и душевая кабина. Владельцем дома был некий командир, ушедший в отставку из–за травмы ног, неплохо говорящий по–английски, что было редкостью для всего Ирака. Он жил с супругой и младшей дочерью в небольшой пристройке сбоку от дома. Ему мы отплачивали аренду и стоимость продуктов, из которых хозяйка готовила нам курдские обеды. Их сыновья входили в армию Пешмерга, а старшие дочери имели собственные семьи. Младшей же было около семнадцати, и семья активно подыскивала ей мужа в подарок на совершеннолетие. Уже не первый раз гостивший в этом доме, наш юный кудрявый солдат был вовсе не прочь стать ей супругом, но разница в возрасте и культурной принадлежности препятствовали их союзу.
Стояла зима и некоторыми вечерами я распивал с владельцем чай из самовара, сидя у железных ворот, окружающих двор. Вдалеке виднелись ступенчатые горы, покрытые снегом, и в сумерках проглядывались огоньки из лепных домиков, возведённых на их склонах. Февраль был тёплым, но снежным, а горячий напиток, распитый снаружи, доставлял нам особое удовольствие.
– Американцы кричат на весь мир о великой победе, – начал беседу хозяин дома, – но Саддам Хусейн сам проиграл всему миру, введя войска в Кувейт. В результате у иракцев не хватило боевой техники и людей, чтобы дать отпор иностранным войскам. Разве можно назвать победу, вооружённой до зубов коалиции, громкой?
– Вы говорите так, словно не желали поражения тирана, хотя курды присоединились к Америке сразу же!
– О, нет, нет! Режим Хуссейна терроризировал мой народ многие годы. Было уничтожено более 80–ти курдских деревень, а в селение Халаджба он уничтожил свыше 5000 человек с воздуха, применяя нервно–паралитический газ. Мы были рады помочь США. Я лишь говорю о том, что свергнуть власть, ещё не значит навести порядок в стране! А именно порядок и был бы победой, но посмотри, что творится!
– Да, я даже запутался, кто воюет с кем, и создаётся впечатление, что брат идёт против брата без разбора!
– Ты прав! Брат мусульманин воюет против брата мусульманина, а вместе они воюют против иностранцев! Коалиционные военные растерялись от всего происходящего и, под видом недостатка сил в Афганистане, бегут с иракских земель, поджав хвосты. А ведь мужчина, как говорят у нас курдов, рождается, чтобы быть убитым. Честь мужчины в том, чтобы не испугаться смерти, идти до конца, и повстанцы, в отличие от международных войск, именно так и поступают! Я уже не говорю о наших доблестных Пешмерга!
– Мужчина рождается, чтобы быть убитым…, – ухмыльнулся я. – А Вы правы! В Скандинавии у меня был друг полу–араб полу–курд. Он сбежал туда из Багдада во время атаки США, но впоследствии вернулся в Ирак, чтобы изгнать коалицию со своих земель, хотя военному дело был не обучен и знал, что едет на смерть. Такой вот порыв души – умереть за родные края!
– Скорее всего, ты найдешь его среди повстанцев, живым или мертвым.
– Это ты в гражданскую оборону на север едешь? – подошёл ко мне рыжий парень, похожий на британца.
– Я.
– Садись в Хаммер! – показал он пальцем на потёртый внедорожник, стоящий чуть поодаль казармы. – Вместе поедем! Я тоже туда, деревни и города от нападений власти и бандитов защищать.
Дойдя до автомобиля, я заметил уже знакомые мне лица внутри салона. За рулём сидел старшина, нарекший меня Галебом, а рядом с ним любопытный парнишка с кудрявой головой. Рыжий солдат, в дальнейшем просто Рыжик, был, как и я, сержантом, приехавшим в Ирак чуть раньше и уже успевшим понять, что к чему. Он был родом из Англии, но в армию не прошёл из–за плоскостопия. Зато, владеющий арабским и учащий курдский, устроился контрактником и переводчиком одновременно.
– Готов забирать жизни? – с улыбкой спросил он меня, захлопнув за собой дверь Хаммера.
– Надеюсь, что в моём списке будет больше спасённых душ, чем отобранных!
– Миротворец что ли?
– Боюсь творить здесь мир уже поздно!
– Но именно так считают журналюги и гуманитарные слабаки, которых мы ещё и прикрываем.
– Каждый делает свою работу!
– А я вот не хочу погибнуть, защищая какого–то репортёра, наживающегося на войне.
– На ней наживаются все. И ты, и я в том числе.
– Да с чего вдруг?
– Мы – контрактники. Получаем деньги за то, что работаем здесь. Не было бы войны, не было бы и возможности заработать.
– Не могу понять, ты меркантильный или благородный? – саркастично оскалился он.
– Я просто честен сам перед собой.
– Да пошли ты эту честность куда подальше! Здесь война идёт и благородству не место! Не убивал никого ещё?
– Не приходилось, – качнул я головой.
– О, здесь придётся! Может, даже во вкус войдешь!
– Это вряд ли! Не я давал жизни, чтоб забирать их, как марки в коллекционный альбом.
– А как же террористы?
– Их тоже не я рожал!
– Будешь жалеть гадюк?
– Буду делать свою работу, а эмоции пошлю куда подальше, как ты и посоветовал.
Рыжик усмехнулся и, приподнявшись с сидения, полез в карман военных брюк.
– Куришь?
– Нет!
– Закуришь! – захихикал он с самокруткой в зубах и прикурил её.
– Именно на севере и зародились преступные группировки под предводительством иорданского бандита Аль–Заркави, работавшего на Аль–Каиду в Афганистане. Он пытает всех, кто неверен его позиции в исламе, и берёт в плен иностранцев, чтобы казнить или продать родным, – яростно вступил в разговор кудрявый парень.
– Я слышал о террористических атаках в Багдаде и других городах Ирака.
– А ещё на севере живут курды – самобытный народ. Совсем не такой, как мы, арабы. У них своя культура и их женщины не хотят покрывать волосы, как положено мусульманкам. Много лет курды сражаются за независимость своих земель. Там есть озеро Дукан, если повезет, может, увидишь в нём купающихся курдянок, – смущённым голосом закончил он пламенную речь.
– Ему просто курдские девушки нравятся! – захихикал Рыжик, а парнишка обернулся и в шутку замахнулся на него.
– Тебе сколько лет? – заинтересовался я его полу–взрослыми мыслями.
– Четырнадцать. Родные погибли в Багдаде. Хочу защищать другие семьи от всех врагов! Свою посмертную записку я уже написал! – гордо ответил подросток.
– Посмертную записку?
– Да, – подтвердил Рыжик. – Все мы пишем записки семьям, на случай, если нас убьют. А ты ещё не набросал ничего?
– Нет, родным армейский номер сообщат, случись что. А что люблю их, они итак знают.
– А что за номер? – спросил рыжеволосый сослуживец.
– 8469.
– Не запоминающийся. Если тебя бомбой уничтожит, то передать им не смогу. Лучше напиши записку, а я прочту! Слова запоминаются лучше, чем цифры, – он вытащил из нагрудного кармана помятый листок и огрызок карандаша.
Внезапно автомобиль остановился, и перед нами точно ниоткуда возникло двое иракских полицейских.
«Всем оружие на готовность!», – скомандовал старшина.
– Мы что, в полицейских стрелять будем? – шокировано спросил я Рыжика.
– Да подожди ты! – махнул он на меня рукой. – Заряжай пушку и вылезай из машины!
Осторожно и тихо обсуждал командир какие–то вопросы с полицейскими. Они же поглядывали на меня и Рыжика, и этот взгляд мне очень не нравился. Я чувствовал себя верблюдом, которого могут продать, и ощущение накала бегало по венам быстрее крови.
Молниеносно и резко командующий открыл огонь по полицейским, в секунду рухнувшим на землю.
«За машину! За машину!», – прокричал мне Рыжий, нацелившись куда–то в ночную даль.
Наступила пугающая и необычно длительная минута полной тишины, в которой ничего не понимая, я крепко сжимал свой автомат и пытался утихомирить взбесившееся дыхание. Адреналин бил в сердце горячими волнами, и голова была готова разорваться от резкого притока крови, пульсирующей в ней.
Яркие дульные вспышки и свист режущих пуль разорвали тьму и тишину. Выглянув из–за капота, я увидел четырёх мужчин, обезумевши бегущих на нас с диким криком. «В голову стреляй! Только не в тело!», – лихорадочно переводил команды старшины мой сослуживец.
Чуть растерявшись от беспорядочной суеты, я попытался прицелиться, стирая пот волнения, текущий по губам. Впервые попавший в перестрелку, в неясности и полумраке, я не успевал сфокусироваться на обозначенной цели и просто стрелял наугад при каждой искре из вражеского дула. Вскоре всё закончилось, но я не покидал позицию до тех пор, пока старшина не опустил мой автомат, похлопывая меня по плечу: «галеб!». Я сел на землю и, держась за сердце, колотящееся в груди, глубоко задышал.
– Чёртовы боевики! – прокомментировал случившееся взмокший Рыжик, с сознанием дела добивший ещё дышавших бандитов. – На одном пояс смертника был напялен. Хорошо пулей никто не задел!
– Они же были в форме полицейских? – спросил я его в недоумение.
– Продажные блюстители власти, сговорившиеся с исламистами. Хорошо, что тебя и меня приняли в «свои», – мотнул он головой в сторону командира, – иначе уже бы обменяли на амуницию.
Я облокотился на дверцу машины и попытался встать на «ватные» ноги. Это не было волнением и не было страхом, это было выплеском гормона стресса, никогда ранее не испытанным настолько сильно, и смешанным с осознанием того, что я только что стрелял в людей и, возможно, стал причиной смерти кого–то из них. Самым ироничным и подлым было чувство сладостного успокоения и радости от того, что на земле лежал не я. «Вот он закон жизни проверенный веками: либо ты кого–то, либо кто–то тебя!», – поразмыслил я.
– На, покури! – протянул мне Рыжик самокрутку.
– Как стало известно, что это наши враги? – закашлявшись от первой порции дыма, спросил я.
Сослуживец пожал плечами: «Они читают между строк на родном диалекте, а мы просто следуем их командам!».
«Здорово! – подытожил я сам про себя. – Моя жизнь зависит от людей, говорящих на языке, который я не понимаю!».
Табак, действительно, помог, успокоив тело и разум. Я делал долгие затяжки и наблюдал, как старшина достаёт предметы из карманов павших, и плюёт на посмертные записки, втирая их армейским сапогом в песок.
«Не буду ничего писать, – с горечью подумал я, – чтобы никто не плюнул в мою душу!».
Глава 2. Гостеприимный хозяин
Ирак – государство, расположенное в долине рек Тигр и Евфрат на юго–западе Азии – родина древних шумеров и вавилонян. Сегодня его территорию делят арабы и курды, а большая часть населения исповедует две ветви ислама – шиизм и суннизм, конфликтующие друг с другом из–за разногласий во мнение о том, кто есть приёмник пророка Мухаммеда.
В 1979 году к власти формально приходит амбициозный суннит из бедной семьи Саддам Хуссейн, который теснит и истребляет шиитов вместе с курдами. На его совести три войны и сотни казней мирных жителей. В 2003 году в Ирак вторгаются международные коалиционные войска во главе с США с целью восстановить демократию и изъять оружие массового поражения, наличие которого в дальнейшем не подтверждается. Саддам Хусейна арестовывают и в конце 2005 года предъявляют многочисленные обвинения, в том числе в геноциде курдов и убийствах шиитов. Вместе с этим меняется власть и к управлению государством приходят представители шиизма, что не нравится суннитам. По всей стране возникают оппозиционные движения и преступные банды. И хотя военная миссия коалиции по свержению тирана-Хуссейна выполнена, порядка не наступает. Напротив, страну охватывает гражданский раскол – воюют все со всеми, за власть, за религию, за свободу.
Февраль 2006. За четыре месяца до событий.
Последующие месяцы я, Рыжик, старшина и арабский подросток работали на севере страны в автономной области под названием Иракский Курдистан. Незадолго до моего приезда на Ближний Восток в конституцию Ирака были внесены серьёзные изменения в пользу этого региона, и нынче курды обладали собственными правительственными органами и личной армией «Пешмерга». Местные гордились своим вооружённым подразделением, проявившим сплоченность и отличную подготовку в процессе активного содействия США в свержение Саддамовского режима власти. На территории Иракского Курдистана были расположены немногочисленные бригады коалиции, однако мы, контрактники, не пересекались с ними. Нашей задачей было участвовать в защите государственных границ от любых неприятелей, особенно со стороны Сирии, откуда и «тянулись» боевики, а также – обучать местных солдат технике ведения боя, хотя, по мнению курдов, это они учили нас как воевать. Лично я находил процесс обучения взаимным, так как Западу всегда есть, чему поучится у Востока, и наоборот.
Именно эту тонкость и упустила международная военная коалиция, грубо насаждая собственную волю и игнорируя культурные тонкости населения Ирака. В результате освободительные амбиции европейцев стали всё больше походить на оккупационные, что вызвало мятежи по всей стране. На сторону повстанцев переходили многие: приверженцы Саддама Хусейна, мирные граждане несогласные с поведением американцев на территории Ирака, религиозные фанатики, террористические группировки. В конце концов, началась всеобщая война против коалиции.
На мой приезд в Ирак выпало время выборов в правление государством. Америка, считавшая Саддамовскую власть прогнившей и опасной, полностью распустила прежнее правительство, состоявшее из суннитов, и собрало новое из представителей шиизма. Это вызвало целую волну насилия, разногласий и хаоса в стране, и стало началом гражданской войны между суннитами и шиитами, убивающими друг друга при каждой на то возможности.
Несмотря на бесконечные нападки бандитских группировок, в Иракском Курдистане было спокойнее, чем в Багдаде и на юге страны. Пограничный взвод, состоявший из нас четверых и воинов «Пешмерга» двигался с запада, от Сирийской пустыни, на север к Армянскому нагорью, патрулируя границы день и ночь, уничтожая боевиков и собирая военное оружие павших в перестрелке. Убивать моей привычкой не стало, а вот защищаться – да. С неделями я смирился с ощущением смерти, витающей рядом всё время. Это странное чувство, похожее на уплотнение в воздухе. Его не видно и не слышно. Оно просто давит на плечи и душу тяжёлым грузом безысходности обстоятельств.
Наша миссия на этой стороне завершилась в феврале у границы с Турцией, где было приказано ждать указа о переводе в другую область страны. На время ожидания мы вчетвером поселились у взрослой курдской пары в одноэтажном каменном доме с железными ставнями и мощной металлической дверью. Внутри было всё необходимое – кухонька, спальные койки, платяные шкафы из фанеры и даже телевизор, антенну которого надо было постоянно перенастраивать, чтобы словить сигнал. Во дворе был туалет и душевая кабина. Владельцем дома был некий командир, ушедший в отставку из–за травмы ног, неплохо говорящий по–английски, что было редкостью для всего Ирака. Он жил с супругой и младшей дочерью в небольшой пристройке сбоку от дома. Ему мы отплачивали аренду и стоимость продуктов, из которых хозяйка готовила нам курдские обеды. Их сыновья входили в армию Пешмерга, а старшие дочери имели собственные семьи. Младшей же было около семнадцати, и семья активно подыскивала ей мужа в подарок на совершеннолетие. Уже не первый раз гостивший в этом доме, наш юный кудрявый солдат был вовсе не прочь стать ей супругом, но разница в возрасте и культурной принадлежности препятствовали их союзу.
Стояла зима и некоторыми вечерами я распивал с владельцем чай из самовара, сидя у железных ворот, окружающих двор. Вдалеке виднелись ступенчатые горы, покрытые снегом, и в сумерках проглядывались огоньки из лепных домиков, возведённых на их склонах. Февраль был тёплым, но снежным, а горячий напиток, распитый снаружи, доставлял нам особое удовольствие.
– Американцы кричат на весь мир о великой победе, – начал беседу хозяин дома, – но Саддам Хусейн сам проиграл всему миру, введя войска в Кувейт. В результате у иракцев не хватило боевой техники и людей, чтобы дать отпор иностранным войскам. Разве можно назвать победу, вооружённой до зубов коалиции, громкой?
– Вы говорите так, словно не желали поражения тирана, хотя курды присоединились к Америке сразу же!
– О, нет, нет! Режим Хуссейна терроризировал мой народ многие годы. Было уничтожено более 80–ти курдских деревень, а в селение Халаджба он уничтожил свыше 5000 человек с воздуха, применяя нервно–паралитический газ. Мы были рады помочь США. Я лишь говорю о том, что свергнуть власть, ещё не значит навести порядок в стране! А именно порядок и был бы победой, но посмотри, что творится!
– Да, я даже запутался, кто воюет с кем, и создаётся впечатление, что брат идёт против брата без разбора!
– Ты прав! Брат мусульманин воюет против брата мусульманина, а вместе они воюют против иностранцев! Коалиционные военные растерялись от всего происходящего и, под видом недостатка сил в Афганистане, бегут с иракских земель, поджав хвосты. А ведь мужчина, как говорят у нас курдов, рождается, чтобы быть убитым. Честь мужчины в том, чтобы не испугаться смерти, идти до конца, и повстанцы, в отличие от международных войск, именно так и поступают! Я уже не говорю о наших доблестных Пешмерга!
– Мужчина рождается, чтобы быть убитым…, – ухмыльнулся я. – А Вы правы! В Скандинавии у меня был друг полу–араб полу–курд. Он сбежал туда из Багдада во время атаки США, но впоследствии вернулся в Ирак, чтобы изгнать коалицию со своих земель, хотя военному дело был не обучен и знал, что едет на смерть. Такой вот порыв души – умереть за родные края!
– Скорее всего, ты найдешь его среди повстанцев, живым или мертвым.
