Жеан не разлучался с бутылкой, рассказывал уморительные истории, горланил простонародные песни. Одна из них мне очень хорошо запомнилась и в скором времени пригодилась. Филипп тоже полюбил петь несколько фривольные куплеты. Увы, дурной пример кажется таким волнующим. И это касается не только несмышлёнышей. Итак, если убрать все шутки, многословие и прочую мишуру из речи Жеана, то получалось следующее. Жеан потерял родителей, когда был грудным младенцем. Достойная чета Фролло с детства готовила Клода к духовному званию. Мне это показалось странным. Ведь старшие сыновья обычно становятся военными, судейскими или придворными. Но Жеан то ли в шутку, то ли на полном серьёзе выдал, что Клода считали бастардом какого-то овернского графа. Не знаю, не знаю. Вот в родство жестокосердного священника с Игнасио Ортегой я бы больше поверила. Выходило, что Клод посвятил свою жизнь брату, который отплатил ему такой чёрной неблагодарностью. Жеан признавал, что далеко не все родители бывают такими любящими и заботливыми. У меня не укладывалось в голове, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые черты. Взять хотя бы Иерониму Пацци. При жизни Пьетро она выполняла все его прихоти, но после его смерти ни минуты не горевала по этому негодяю.
Когда Жеан был совсем крохой, его брат усыновил Квазимодо. В противном случае мальчика за его уродство ждал бы костёр. Добрые монахини решили сжечь уродливого ребёнка, посчитав его колдуном. Божьи люди! Что с них взять. Такие же высоконравственные и замечательные, как монахини из монастыря Святой Лючии во Флоренции. Этот поступок был достоин моего отца, Франческо Бельтрами. Но если мы с Хатун больше напоминали Ореста и Пилада, то отношение Жеана к Квазимодо можно сравнить с Этеоклом и Полинником или с Каином и Авелем. К счастью, до смертоубийства дело не дошло, но младший Фролло почти ненавидел воспитанника старшего брата. Нет, в детстве мальчики были дружны. Но на беду Жеана Клод определил его в коллеж Торши. Тут-то всё и началось. Другие школяры стали насмехаться над домашним мальчиком, говоря, что он брат колдуна, который продал свою душу Дьяволу. Дьяволом был Квазимодо. Жеан не растерялся и сумел сдружиться с былыми насмешниками. Он принялся глумиться над Квазимодо, чем вызвал вечное уважение и дружбу товарищей. И снова мне стало грустно. Несчастный звонарь не был виноват в своём уродстве. А Жеан поступил, как мой бывший поклонник, Лука Торнабуони, который отвернулся от меня при первой же опасности. Казалось, что прошлое преследует меня. Моё отношение к юному бездельнику было двойственным. Я не могла не пасть жертвой его обаяния (не поймите эту фразу превратно. Моё отношение к дерзкому хитрецу всегда было чисто дружеским). Но я понимала, что Жеан скорее всего дурной человек. Но мне, как и Эсмеральде, больше нравились весёлые грешники, чем угрюмые праведники. Но в жизни мало людей, подобных Кьяре Альбицци. К тому же Жеан неосознанно ревновал брата к Квазимодо. Перед приятелями он высмеивал Клода и Квазимодо, а в душе бесился. Эта черта была общей у братьев Фролло. Для меня это казалось глупостью, но иногда молодые люди бывают такими непоследовательными. Жеан громил таверны, бил посуду, спал с легкодоступными женщинами (при этом внешность его любовниц не имела никакого значения), задирал преподавателей, дрался со всеми подряд. Если его и не исключили из коллежа, то только благодаря влиянию архидьякона Жозасского. Воистину этот человек был всемогущим.
Оказалось, что Квазимодо за похищение Эсмеральды выпороли и приковали к позорному столбу. Жеан сам присутствовал на вынесении приговора. У школяра была самая настоящая страсть к судебным процессам. Ему там было намного веселее, чем в коллеже. За всё время, что он жил у нас, нерадивый ученик отлучался куда угодно, но только не в учебное заведение. Меня неприятно поразило, что опять судья не стал разбираться. К тому же мэтр Флориан Барбедьен страдал некой тугоухостью. Со слов Жеана ситуация вышла презабавная. Глухой судит глухого. Но мне было не до смеха. Сколько таких людей становились жертвой судебной системы. Мне вспомнилась история матери Эстебана и то, как добрые флорентийцы чуть не расправились с Хатун и Карло Пацци. Рено дю Амель тоже подкупал свидетелей. Зато такие люди как Рено, убивший новорождённого внука, и несостоявшийся убийца Феба, кто бы он ни был, выходили сухими из воды. Эстебан совершил самосуд над доносчиком, из-за которого казнили его мать. Если бы Клод не был братом Жеана, то я бы через него договорилась с головорезами Двора Чудес. Я бы заплатила им кругленькую сумму за убийство священника. Вы ужасаетесь моей кровожадности? Но я давно утратила веру в человеческое правосудие. То, что поведал Жеан о судах над простолюдинами, только укрепило мою решимость. Но я была не до конца уверена в виновности Клода. Ведь я должна иметь на руках неоспоримые доказательства прежде, чем приговорить человека. Чем тогда я буду лучше мэтра Флориана Барбедьена и прокурора Шармолю? В образ любящего брата и спасителя уродливого малыша как-то не вписывался изувер, похититель и палач. Хотя кто знает, может быть у Игнасио Ортеги была незаконная любящая и любимая семья? Я ведь ничего не знала о фанатичном испанце. Деметриос тоже был любящим братом, что не помешало ему цинично использовать меня и шантажировать жизнью любимого человека. Хатун предала меня из-за любви к недостойному человеку, хотя до этого у меня не находилось причин сомневаться в её преданности. Пьер де Бревай, что бы он там ни говорил, не родился злодеем. А мать Маддалена? До моего заточения эта женщина казалась мне достойной и добродетельной. Увы, я уже не была наивной простушкой, для которой вселенской трагедией становилось отсутствие нужного платья. Я повидала множество людей, но с таким сталкивалась впервые.
Жеан присутствовал на экзекуции Квазимодо и глумился над преступником. Этим же занималась и остальная толпа. Но потом появился тот самый братец Клод, который не пожелал даже взглянуть на своего приёмного сына. Истязуемый захотел пить, но никто не подал ему воды. Один из приятелей Жеана кинул в лицо горбуну тряпку. Накануне Квазимодо чем-то обидел его. Меня поразило, что именно Эсмеральда пришла на помощь своему похитителю. Почему эти люди, считающие себя христианами, не пожелали напоить страждущего? Некогда я поступила почти так же. Тогда я была беременна Филиппом и со дня на день ожидала разрешения от бремени. Увидев пленника, я, единственная из толпы, решила напоить его вином, чтобы поддержать его силы. Пленником оказался Матье де Прам, оруженосец моего супруга. Скажу как на исповеди, если бы на его месте был Пьетро Пацци, Игнасио Ортега или Лука Торнабуони, то я бы и пальцем не пошевелила бы. Скорее всего, я посмеялась бы с иными присутствующими. Жестоко? Да. Зато честно. Но Эсмеральда обладала более сострадательным сердцем, чем любая из нас. Эта маленькая язычница оказалась лучшей христианкой, чем все мы. Ведь она следовала заветам Христа и подставила вторую щёку, когда пришла на помощь своему похитителю. И не забыла другое библейское правило: «Возлюби своего ближнего, как самого себя». Я готова только преклонить колени перед этой уличной плясуньей. Я бы так не поступила. Если бы на моих глазах вешали бы Иерониму Пацци, то я бы смеялась. А вот Жеан меня изрядно разочаровал глумлением над Квазимодо. При воспоминании о былом моё настроение нередко портилось. Внезапно в мою голову пришла следующая идея. А что, если история повторяется? Некогда по приказу Иеронимы Пацци меня похитили из монастыря, чтобы передать в распутные руки его безумного сына. Скажу только, что мне повезло меньше, чем Святой Агнессе Римской. Хотя это с какой стороны посмотреть? Я всё же осталась жива. Жива останется и Эсмеральда. А вот злодеям не повезло встретить меня на своём пути. Что же везение не может продолжаться бесконечно.
Не мог ли ужасный горбун снова влюбиться в черноволосую красавицу? Пьетро и Квазимодо обладали уродливой внешностью и не имели друзей. У Пьетро были собаки, у Квазимодо — колокола. Дальше Квазимодо решает похитить понравившуюся ему девушку. Папаша Фролло не стал отмазывать сыночка от наказания. Но родственникам преступников свойственно во всём обвинять жертв. Мол, мой сын невинный. Его совратила коварная плясунья. Как в той басне Эзопа: «Хоть ты и ловок оправдываться, а всё-таки я тебя съем!». Думаю, что после милосердия Эсмеральды Квазимодо ещё больше влюбился в прекрасную и сострадательную девушку. Но чувства оскорблённого приёмного отца оказались совсем иными. Вот он и написал донос на девушку. Хотя надо обладать изумительной логикой, чтобы отговаривать прокурора давать ход доносу и в этот же день попытаться убить Феба и подставить Эсмеральду. Лучше бы прочитал брату лекцию о преимуществе трезвого образа жизни перед гулянками. Да и что должно быть в голове у уважаемого человека, чтобы идти к своднице Фалурдель?
Последний вопрос я задала вслух.
— Вы всё ещё подозреваете моего брата? — укоризненно покачал головой Жеан.
— Мне просто непонятно, как убийца оказался в доме этой старухи.
— Как? Разве я вам не сказал?
— Нет.
— Ну они пришли вдвоём.
— Простите, Жеан, ну мы с вами взрослые люди и знаем, чем занимаются люди на свиданиях.
От моих слов Жеан расцвёл, как майский ландыш. Кому в шестнадцать лет не хочется казаться более взрослым и значительным?
— Ну, видите ли, Фьора, (в последние дни я отбросила церемонии и разрешила школяру звать меня по имени) дело в том, что Феб был пьян. К тому же у него не всегда получается с первого раза, особенно, когда выпьет. Ну вы понимаете, о чём я. Иногда мы ходили вместе к Фалурдель, чтобы я перехватил инициативу. Он поглядит на нас и готов к новым подвигам на амурном фронте. Но тот случай был совсем особым. Он мне даже прошептал на ухо, что сегодня он будет наслаждаться любовью красотки единолично. Но в дальнейшем он пообещал поделиться. Он вообще-то не отличается жадностью. Я ещё подумал, что он слишком налегает на вино и уверен в своих силах. Ведь Эсмеральда была слишком неопытна. Продажные девки могут по-всякому взбодрить своих любовников. А она скорее всего и не поняла бы, что от неё требуется. Думаю, что в ту ночь она по-любому ушла бы нетронутая.
Я порадовалась, что при нашем разговоре не присутствует Леонарда. У старой девы покраснели бы уши от этих скабрезностей. Я не представляю как бы отреагировала, если бы в нашу брачную ночь Филипп привёл Матье де Прама. Нет, я слышала, что такие неприятности случаются со старцами. Хотя тот же Кампобассо и в шестьдесят лет отличался редкостным пылом. Зато этот дурень хвастался, что превзойдёт его в постели. Хотя чему я удивляюсь, если один горбун превратился в банду разбойников. Как он вообще собирается спать с невинной Флёр-де-Лис? Хотя может на трезвую голову и остальные части тела у него не происходят осечки. Но если знаешь за собой такую особенность, зачем напиваться перед свиданием? А Жеан-то каков? Всех с потрохами сдал.
— Но неужели он мог привести на свидание первого встречного? — все ещё сомневалась я.
— Об этом мы узнаем только после свадьбы. Преизрядная невеста мне достанется, — усмехнулся Жеан, — чуть не переспала с моим приятелем. Замужем за бестолковым поэтом. Мой брат написал донос на мою будущую жену. А ещё я отбил невесту у Квазимодо и любовницу у Феба. Ай да я.
— Как замужем? — удивилась я. Это совсем не входило в мои планы.
— Этот брак считается недействительным. Вы не были шестого января на мистерии?
— Нет.
— Ученик моего брата написал скучнейшую мистерию. Но я умудрился её сорвать.
— Я смотрю, что друзья брата не пользуются вашим особым расположением, — усмехнулась я.
— Да какие друзья? Вот у меня много друзей. А у Клода нет друзей. Хотя, — тут Жеан погрустнел, — все мои приятели не стоят и доброго слова. Вы не думайте. Обычно я не бываю столь откровенным даже с друзьями. Что-то есть в вас такое, что располагает к откровенности. Я с того момента, как стал школяром, не чувствовал себя так уютно. Как прекрасно возвращаться домой, где тебя ждут добрые слова, вкусный ужин, сладкое вино, а не попрёки и брань. Если бы не мои выходки, то Клод бы забыл о моём существовании. Я уже не знаю, что нового придумать. В последнее время он стал ещё более отчуждённым. Зато он помнит обо мне каждый день. Ведь на меня постоянно жалуются. Вот недавно я отколотил школяра из другого коллежа и разорвал на нём рубаху. Ну и забыл это происшествие. А братец обо всём помнит. Он и говорит мне на латинском языке: в жалобе написано, разорвали рубаху. А я не очень прилежный ученик. Говорю ему: «Подумаешь, плащ». Так братец Клод ругался из-за знания латыни больше, чем из-за драки. Это как раз было в тот день, когда… — в голосе Жеана послышались еле сдерживаемые рыдания. На меня этот монолог произвёл неизгладимое впечатление. Я видела перед собой несчастного заброшенного ребёнка. Пусть Жеан и был всего на семь лет младше меня, но я ощутила почти материнскую нежность. Но он сдержал желание разреветься. Вместо этого школяр взволнованно проговорил, сжимая мою руку.
— Ну не мог так Клод поступить. Понимаешь, просто не мог. Он в тот день казался таким спокойным и бесстрастным. Всё было как обычно. Мы препирались. Он учил меня жизни. Пытался объяснить, что меня ждёт печальное будущее. Ну временами говорил ерунду, но он всегда отличался от окружающих. Нормальные священники пьют вино, тискают красоток, шутят, имеют детей, ведут обычную жизнь. Для них Бог только прикрытие. А Клод верит в Бога. И вот так спокойно пойти и зарезать человека, как курицу. Я бы ещё это мог сделать, но не он.
Я решила ответить откровенностью на откровенность этого заблудшего барашка и поведала ему про Марино Бетти.
— Но у вашего управляющего хотя бы имелась причина. Хотя сколько лет было Иерониме?
— Тридцать пять.
— Почти ровесница моего братца. Мог бы ваш управляющий найти себе кого помоложе.
— А что ты сам ухаживаешь за Удардой? Ей тоже около тридцати пяти.
— Её муж является присяжным библиотекарем университета. Позлить такого филина. Лучшего нельзя и желать.
— Так что с мужем Эсмеральды? — решила я вернуться к интересующему меня вопросу.
— Да ничего. Этот бездарь считает себя вторым Гомером, а над его мистерией можно заснуть. Если у кого-нибудь из ваших домочадцев возникнет бессонница, то не надо тратиться на снадобья лекаря. Пригласите Гренгуара. Вот уж до него мне далеко. Знаете, что самое смешное? Этот заурядный рифмоплёт даже не узнал меня, когда встретил во Дворе Чудес. Иначе он бы даже не стал разговаривать со своим злым гением.
— А как получилось, что Эсмеральда стала его женой?
— Да какой женой? Они живут как брат и сестра. Об этом всем известно. Бродяги хотели его повесить. Поэты — мечтательный народ. Он забрёл на их территорию. А чужаков там не любят. Я-то там почти полноправный житель. Иногда даже подумывал туда уйти назло братцу Клоду. Но теперь я отобью девушку у его драгоценного Квазимодо, чтобы ему было ещё больнее.
Слова Жеана оказались пророческими. Но ни он, ни я не могли предположить, насколько больнее будет архидьякону при этом известии.
Когда Жеан был совсем крохой, его брат усыновил Квазимодо. В противном случае мальчика за его уродство ждал бы костёр. Добрые монахини решили сжечь уродливого ребёнка, посчитав его колдуном. Божьи люди! Что с них взять. Такие же высоконравственные и замечательные, как монахини из монастыря Святой Лючии во Флоренции. Этот поступок был достоин моего отца, Франческо Бельтрами. Но если мы с Хатун больше напоминали Ореста и Пилада, то отношение Жеана к Квазимодо можно сравнить с Этеоклом и Полинником или с Каином и Авелем. К счастью, до смертоубийства дело не дошло, но младший Фролло почти ненавидел воспитанника старшего брата. Нет, в детстве мальчики были дружны. Но на беду Жеана Клод определил его в коллеж Торши. Тут-то всё и началось. Другие школяры стали насмехаться над домашним мальчиком, говоря, что он брат колдуна, который продал свою душу Дьяволу. Дьяволом был Квазимодо. Жеан не растерялся и сумел сдружиться с былыми насмешниками. Он принялся глумиться над Квазимодо, чем вызвал вечное уважение и дружбу товарищей. И снова мне стало грустно. Несчастный звонарь не был виноват в своём уродстве. А Жеан поступил, как мой бывший поклонник, Лука Торнабуони, который отвернулся от меня при первой же опасности. Казалось, что прошлое преследует меня. Моё отношение к юному бездельнику было двойственным. Я не могла не пасть жертвой его обаяния (не поймите эту фразу превратно. Моё отношение к дерзкому хитрецу всегда было чисто дружеским). Но я понимала, что Жеан скорее всего дурной человек. Но мне, как и Эсмеральде, больше нравились весёлые грешники, чем угрюмые праведники. Но в жизни мало людей, подобных Кьяре Альбицци. К тому же Жеан неосознанно ревновал брата к Квазимодо. Перед приятелями он высмеивал Клода и Квазимодо, а в душе бесился. Эта черта была общей у братьев Фролло. Для меня это казалось глупостью, но иногда молодые люди бывают такими непоследовательными. Жеан громил таверны, бил посуду, спал с легкодоступными женщинами (при этом внешность его любовниц не имела никакого значения), задирал преподавателей, дрался со всеми подряд. Если его и не исключили из коллежа, то только благодаря влиянию архидьякона Жозасского. Воистину этот человек был всемогущим.
Оказалось, что Квазимодо за похищение Эсмеральды выпороли и приковали к позорному столбу. Жеан сам присутствовал на вынесении приговора. У школяра была самая настоящая страсть к судебным процессам. Ему там было намного веселее, чем в коллеже. За всё время, что он жил у нас, нерадивый ученик отлучался куда угодно, но только не в учебное заведение. Меня неприятно поразило, что опять судья не стал разбираться. К тому же мэтр Флориан Барбедьен страдал некой тугоухостью. Со слов Жеана ситуация вышла презабавная. Глухой судит глухого. Но мне было не до смеха. Сколько таких людей становились жертвой судебной системы. Мне вспомнилась история матери Эстебана и то, как добрые флорентийцы чуть не расправились с Хатун и Карло Пацци. Рено дю Амель тоже подкупал свидетелей. Зато такие люди как Рено, убивший новорождённого внука, и несостоявшийся убийца Феба, кто бы он ни был, выходили сухими из воды. Эстебан совершил самосуд над доносчиком, из-за которого казнили его мать. Если бы Клод не был братом Жеана, то я бы через него договорилась с головорезами Двора Чудес. Я бы заплатила им кругленькую сумму за убийство священника. Вы ужасаетесь моей кровожадности? Но я давно утратила веру в человеческое правосудие. То, что поведал Жеан о судах над простолюдинами, только укрепило мою решимость. Но я была не до конца уверена в виновности Клода. Ведь я должна иметь на руках неоспоримые доказательства прежде, чем приговорить человека. Чем тогда я буду лучше мэтра Флориана Барбедьена и прокурора Шармолю? В образ любящего брата и спасителя уродливого малыша как-то не вписывался изувер, похититель и палач. Хотя кто знает, может быть у Игнасио Ортеги была незаконная любящая и любимая семья? Я ведь ничего не знала о фанатичном испанце. Деметриос тоже был любящим братом, что не помешало ему цинично использовать меня и шантажировать жизнью любимого человека. Хатун предала меня из-за любви к недостойному человеку, хотя до этого у меня не находилось причин сомневаться в её преданности. Пьер де Бревай, что бы он там ни говорил, не родился злодеем. А мать Маддалена? До моего заточения эта женщина казалась мне достойной и добродетельной. Увы, я уже не была наивной простушкой, для которой вселенской трагедией становилось отсутствие нужного платья. Я повидала множество людей, но с таким сталкивалась впервые.
Жеан присутствовал на экзекуции Квазимодо и глумился над преступником. Этим же занималась и остальная толпа. Но потом появился тот самый братец Клод, который не пожелал даже взглянуть на своего приёмного сына. Истязуемый захотел пить, но никто не подал ему воды. Один из приятелей Жеана кинул в лицо горбуну тряпку. Накануне Квазимодо чем-то обидел его. Меня поразило, что именно Эсмеральда пришла на помощь своему похитителю. Почему эти люди, считающие себя христианами, не пожелали напоить страждущего? Некогда я поступила почти так же. Тогда я была беременна Филиппом и со дня на день ожидала разрешения от бремени. Увидев пленника, я, единственная из толпы, решила напоить его вином, чтобы поддержать его силы. Пленником оказался Матье де Прам, оруженосец моего супруга. Скажу как на исповеди, если бы на его месте был Пьетро Пацци, Игнасио Ортега или Лука Торнабуони, то я бы и пальцем не пошевелила бы. Скорее всего, я посмеялась бы с иными присутствующими. Жестоко? Да. Зато честно. Но Эсмеральда обладала более сострадательным сердцем, чем любая из нас. Эта маленькая язычница оказалась лучшей христианкой, чем все мы. Ведь она следовала заветам Христа и подставила вторую щёку, когда пришла на помощь своему похитителю. И не забыла другое библейское правило: «Возлюби своего ближнего, как самого себя». Я готова только преклонить колени перед этой уличной плясуньей. Я бы так не поступила. Если бы на моих глазах вешали бы Иерониму Пацци, то я бы смеялась. А вот Жеан меня изрядно разочаровал глумлением над Квазимодо. При воспоминании о былом моё настроение нередко портилось. Внезапно в мою голову пришла следующая идея. А что, если история повторяется? Некогда по приказу Иеронимы Пацци меня похитили из монастыря, чтобы передать в распутные руки его безумного сына. Скажу только, что мне повезло меньше, чем Святой Агнессе Римской. Хотя это с какой стороны посмотреть? Я всё же осталась жива. Жива останется и Эсмеральда. А вот злодеям не повезло встретить меня на своём пути. Что же везение не может продолжаться бесконечно.
Не мог ли ужасный горбун снова влюбиться в черноволосую красавицу? Пьетро и Квазимодо обладали уродливой внешностью и не имели друзей. У Пьетро были собаки, у Квазимодо — колокола. Дальше Квазимодо решает похитить понравившуюся ему девушку. Папаша Фролло не стал отмазывать сыночка от наказания. Но родственникам преступников свойственно во всём обвинять жертв. Мол, мой сын невинный. Его совратила коварная плясунья. Как в той басне Эзопа: «Хоть ты и ловок оправдываться, а всё-таки я тебя съем!». Думаю, что после милосердия Эсмеральды Квазимодо ещё больше влюбился в прекрасную и сострадательную девушку. Но чувства оскорблённого приёмного отца оказались совсем иными. Вот он и написал донос на девушку. Хотя надо обладать изумительной логикой, чтобы отговаривать прокурора давать ход доносу и в этот же день попытаться убить Феба и подставить Эсмеральду. Лучше бы прочитал брату лекцию о преимуществе трезвого образа жизни перед гулянками. Да и что должно быть в голове у уважаемого человека, чтобы идти к своднице Фалурдель?
Последний вопрос я задала вслух.
— Вы всё ещё подозреваете моего брата? — укоризненно покачал головой Жеан.
— Мне просто непонятно, как убийца оказался в доме этой старухи.
— Как? Разве я вам не сказал?
— Нет.
— Ну они пришли вдвоём.
— Простите, Жеан, ну мы с вами взрослые люди и знаем, чем занимаются люди на свиданиях.
От моих слов Жеан расцвёл, как майский ландыш. Кому в шестнадцать лет не хочется казаться более взрослым и значительным?
— Ну, видите ли, Фьора, (в последние дни я отбросила церемонии и разрешила школяру звать меня по имени) дело в том, что Феб был пьян. К тому же у него не всегда получается с первого раза, особенно, когда выпьет. Ну вы понимаете, о чём я. Иногда мы ходили вместе к Фалурдель, чтобы я перехватил инициативу. Он поглядит на нас и готов к новым подвигам на амурном фронте. Но тот случай был совсем особым. Он мне даже прошептал на ухо, что сегодня он будет наслаждаться любовью красотки единолично. Но в дальнейшем он пообещал поделиться. Он вообще-то не отличается жадностью. Я ещё подумал, что он слишком налегает на вино и уверен в своих силах. Ведь Эсмеральда была слишком неопытна. Продажные девки могут по-всякому взбодрить своих любовников. А она скорее всего и не поняла бы, что от неё требуется. Думаю, что в ту ночь она по-любому ушла бы нетронутая.
Я порадовалась, что при нашем разговоре не присутствует Леонарда. У старой девы покраснели бы уши от этих скабрезностей. Я не представляю как бы отреагировала, если бы в нашу брачную ночь Филипп привёл Матье де Прама. Нет, я слышала, что такие неприятности случаются со старцами. Хотя тот же Кампобассо и в шестьдесят лет отличался редкостным пылом. Зато этот дурень хвастался, что превзойдёт его в постели. Хотя чему я удивляюсь, если один горбун превратился в банду разбойников. Как он вообще собирается спать с невинной Флёр-де-Лис? Хотя может на трезвую голову и остальные части тела у него не происходят осечки. Но если знаешь за собой такую особенность, зачем напиваться перед свиданием? А Жеан-то каков? Всех с потрохами сдал.
— Но неужели он мог привести на свидание первого встречного? — все ещё сомневалась я.
— Об этом мы узнаем только после свадьбы. Преизрядная невеста мне достанется, — усмехнулся Жеан, — чуть не переспала с моим приятелем. Замужем за бестолковым поэтом. Мой брат написал донос на мою будущую жену. А ещё я отбил невесту у Квазимодо и любовницу у Феба. Ай да я.
— Как замужем? — удивилась я. Это совсем не входило в мои планы.
— Этот брак считается недействительным. Вы не были шестого января на мистерии?
— Нет.
— Ученик моего брата написал скучнейшую мистерию. Но я умудрился её сорвать.
— Я смотрю, что друзья брата не пользуются вашим особым расположением, — усмехнулась я.
— Да какие друзья? Вот у меня много друзей. А у Клода нет друзей. Хотя, — тут Жеан погрустнел, — все мои приятели не стоят и доброго слова. Вы не думайте. Обычно я не бываю столь откровенным даже с друзьями. Что-то есть в вас такое, что располагает к откровенности. Я с того момента, как стал школяром, не чувствовал себя так уютно. Как прекрасно возвращаться домой, где тебя ждут добрые слова, вкусный ужин, сладкое вино, а не попрёки и брань. Если бы не мои выходки, то Клод бы забыл о моём существовании. Я уже не знаю, что нового придумать. В последнее время он стал ещё более отчуждённым. Зато он помнит обо мне каждый день. Ведь на меня постоянно жалуются. Вот недавно я отколотил школяра из другого коллежа и разорвал на нём рубаху. Ну и забыл это происшествие. А братец обо всём помнит. Он и говорит мне на латинском языке: в жалобе написано, разорвали рубаху. А я не очень прилежный ученик. Говорю ему: «Подумаешь, плащ». Так братец Клод ругался из-за знания латыни больше, чем из-за драки. Это как раз было в тот день, когда… — в голосе Жеана послышались еле сдерживаемые рыдания. На меня этот монолог произвёл неизгладимое впечатление. Я видела перед собой несчастного заброшенного ребёнка. Пусть Жеан и был всего на семь лет младше меня, но я ощутила почти материнскую нежность. Но он сдержал желание разреветься. Вместо этого школяр взволнованно проговорил, сжимая мою руку.
— Ну не мог так Клод поступить. Понимаешь, просто не мог. Он в тот день казался таким спокойным и бесстрастным. Всё было как обычно. Мы препирались. Он учил меня жизни. Пытался объяснить, что меня ждёт печальное будущее. Ну временами говорил ерунду, но он всегда отличался от окружающих. Нормальные священники пьют вино, тискают красоток, шутят, имеют детей, ведут обычную жизнь. Для них Бог только прикрытие. А Клод верит в Бога. И вот так спокойно пойти и зарезать человека, как курицу. Я бы ещё это мог сделать, но не он.
Я решила ответить откровенностью на откровенность этого заблудшего барашка и поведала ему про Марино Бетти.
— Но у вашего управляющего хотя бы имелась причина. Хотя сколько лет было Иерониме?
— Тридцать пять.
— Почти ровесница моего братца. Мог бы ваш управляющий найти себе кого помоложе.
— А что ты сам ухаживаешь за Удардой? Ей тоже около тридцати пяти.
— Её муж является присяжным библиотекарем университета. Позлить такого филина. Лучшего нельзя и желать.
— Так что с мужем Эсмеральды? — решила я вернуться к интересующему меня вопросу.
— Да ничего. Этот бездарь считает себя вторым Гомером, а над его мистерией можно заснуть. Если у кого-нибудь из ваших домочадцев возникнет бессонница, то не надо тратиться на снадобья лекаря. Пригласите Гренгуара. Вот уж до него мне далеко. Знаете, что самое смешное? Этот заурядный рифмоплёт даже не узнал меня, когда встретил во Дворе Чудес. Иначе он бы даже не стал разговаривать со своим злым гением.
— А как получилось, что Эсмеральда стала его женой?
— Да какой женой? Они живут как брат и сестра. Об этом всем известно. Бродяги хотели его повесить. Поэты — мечтательный народ. Он забрёл на их территорию. А чужаков там не любят. Я-то там почти полноправный житель. Иногда даже подумывал туда уйти назло братцу Клоду. Но теперь я отобью девушку у его драгоценного Квазимодо, чтобы ему было ещё больнее.
Слова Жеана оказались пророческими. Но ни он, ни я не могли предположить, насколько больнее будет архидьякону при этом известии.
