— Госпожа, прошу прощения, но тут неотложное дело, — затараторила девушка, — к вам пожаловал ваш кузен, Пьетро Пацци. Он срочно требует вас, этот человек настроен очень решительно.
— Беда не приходит одна, — пробормотала Леонарда.
Светло-серые глаза Фьоры заблестели, словно драгоценные камни. На устах появилась лукавая улыбка.
— Я приму моего кузена, — высокомерно бросила она, — только сначала переоденусь. Не годится встречать в неподходящем наряде такого высокого гостя.
Пьетро Пацци прождал больше часа. За это время он осушил бутыль кьянти. Пьетро не был пылким поклонником Бахуса, но расшатанные нервы требовали успокоения. Внезапно взгляд горбуна сфокусировался на карандашном наброске, висевшем на стене. Это было лицо Иеронимы, только вместо искусно осветлённых кудрей её голову украшал клубок змей. Пьетро был возмущён до предела. Вот какую страсть питает Фьора к его матери. В этот момент в стену, рядом с его плечом вонзился кинжал.
— Добрый день, кузен. Прости, что так долго заставила ждать. Но мы, женщины, любим встречать противника во всеоружии, — раздался мелодичный голос Фьоры.
Пьетро был так поражён, что не успел испугаться. Теперь его маленькие чёрные глаза впились в изящную фигурку. Платье из алого шёлка подчёркивало изгибы совершенного тела и бесстыдно обнажали высокую округлую грудь. В изящных руках было ещё четыре кинжала прекрасной работы.
— Ты что, ошалела? Ты могла убить меня?
— Милый Пьетро, неужели ты думаешь, что у меня поднимется рука на сына любимой женщины?
— И ты так бессовестно заявляешь об этой порочной связи? — изумился Пьетро Пацци.
— Мне кажется, что ты мог бы проявить побольше почтения к своей новой мачехе или отчиму. Зависит от позы.
— Фьора, я не узнаю тебя, — пробормотал кузен.
— Почему? Разве я не красива? Все уверяют, что этот алый шёлк и рубиновая подвеска изумительно сочетаются с моими цыганскими волосами.
— Я пришёл для того, чтобы поговорить с тобой.
— Так говори.
— Твоя связь с моей матерью просто возмутительна.
— Это ещё почему? — изумилась Фьора, — мы дарим наслаждение и радость друг другу. Платон утверждает, что то, что доставляет удовольствие, полезно повторять два, а то и три раза!
— Ты не лучше грязной девки из таверны. Избавь меня от этих позорных подробностей.
— Примитивный ты человек, Пьетро. Я пытаюсь познакомить тебя с античной философией, а ты сопротивляешься, как... Как невинная дева, которую ведут на заклание дракону… Или на ложе к насильнику. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, кузен. Не так ли?
— Как ты смеешь, тварь, — воскликнул Пьетро, забывшись.
— Смею, потому что знаю о преступлениях твоей семейки. Ах, святой Пьетро беспокоится о добродетели маменьки, которую с её, заметь, согласия поваляла вся челядь поместья Монтуги. А вот наш управляющий Марино не повёлся на её прелести. Не потому ли его закололи? — Фьора уже не владела собой. — А скажи, дражайший Пьетро, как быть с добродетелью девушек, над которыми ты надругался? Они были невинны и не хотели становиться твоими любовницами. У них были свои планы на жизнь. Знаешь ли ты, что чувствуют женщины и девушки, чью жизнь сломали в угоду твоим капризам?
Фьора поняла, что хватила лишку, когда лицо горбуна исказилось. Она отступила в сторону и невольно перекрестилась. В этот момент Пьетро был ужасен. Его лицо было ещё больше обезображено нервным тиком. Белые зубы скалились в чудовищной гримасе.
— Я удовлетворю твоё любопытство, красотка. Ты узнаешь, что чувствуют мои наложницы.
Одним прыжком Пьетро преодолел разделяющее их расстояние. Фьора упала от оглушительной пощёчины. Она попыталась ударить его кинжалом, но Пьетро выбил оружие из её рук. Фьора вцепилась зубами в его руку. Новая пощёчина опрокинула её на пол. Но в этот миг сам Пьетро издал крик и повалился на пол.
— Неплохо метаешь ножи для новичка, красотка. Но с такими волками надо держать ухо востро.Так можно потерять не только честь, но и саму жизнь, — раздался насмешливый чуть хриплый голос.
— Гвидо, как ты здесь оказался?
— Так же, как оказывается любой спаситель невинной девицы, принесённой в жертву дракону. По воле счастливого случая.
— Ты слышал наш разговор?
— Само собой. Ты превосходно держалась, красотка. Только почему ты называешь свои волосы цыганскими? — с любопытством спросил высокий, смуглый, темноволосый мужчина. Его лицо было бы слащаво красивым, если бы не шрам, шедший от скулы до подбородка.
— О, это у меня с детства. Тетя Иеронима, — тут голос девушки дрогнул, — сказала, что я некрасивая, как цыганка, и без приданого не один мужчина не пожелает меня.
— Твоя тётя не только поразительно глупа, но и слепа. А может просто завистлива. Конечно, среди цыганок попадается много вполне утешных, но им далеко до твоей красоты и грации. Впрочем, ты не раз слышала восхваления своей красоте.
— Последний раз мою красоту и талант художницы восхвалял бывший погонщик мулов, надеявшийся прибрать к рукам богатство моего отца, — с горечью отозвалась девушка.
— Не думай о грустном, красотка. В твоей жизни ещё встретится тот, кто тебе нужен. Кстати, никогда не думал, что буду петь мадригал женской красоте у трупа. Так что ты можешь гордиться своей прелестью, лишившей покоя старого разбойника.
Фьора невольно улыбнулась. У Гвидо было много талантов. Именно он учил её метать кинжалы. Фьора представляла бандитов иначе. Но главный талант Гвидо, по мнению дочери Франческо Бельтрами, заключался в способности пошутить в самой безнадёжной ситуации.
— Ты знаешь, что тебе грозит за убийство моего кузена?
— А как же. Братья Медичи перед всей Флоренцией объявят благодарность за поимку насильника и убийцы.
— Убийцы?
— Об этом я поведаю потом. Сейчас же я последую примеру Клеопатры. Придётся обездолить ваш бедный дом на один ковёр. Кстати, если ты помнишь, сегодня ночью мы пойдём вершить правосудие.
— Да, я помню. Спасибо тебе за всё.
— До скорой встречи. А пока пойду подкармливать рыбу. Надеюсь, рыба не отравится.
Прода от 25.09.2025, 13:17
Богатый на события день подходил к концу. Фьора в сопровождении Бьянки и двух бандитов проследовала к кварталу Санто-Спирито, находившемуся за рекой Арно. Сердце Фьоры колотилось с неимоверной силой. Сегодня она сама станет преступницей, вынесет приговор другой женщине, а Гвидо и его бравые подельники станут исполнителями её воли.
Но деятельная натура Фьоры не могла мириться с несправедливостью, она была готова мчаться на помощь к обездоленным, страдающим и незаслуженно обиженным. Юная флорентийка понимала, что этим поступком обрекает свою бессмертную душу на вечные муки, но она не могла погасить костёр мести и негодования в своём мятежном сердце. Хотя в последнее время Фьора совершила много грехов.
Влюбившись и доверившись недостойному человеку, она стала блудницей, после она не сожалела о смерти своего обольстителя, но ей было жаль невинного ребёнка. Множество ночей девушки было омрачено кошмарами. Она видела во сне свою маленькую нерождённую дочь. Но Фьора была уверена, что если бы неизвестный благодетель не оборвал никчёмную жизнь Марино, то её бы рука не дрогнула покарать корыстолюбивого обольстителя.
Золото… Сколько подлостей и преступлений совершается в мире ради обладания никчёмными монетами. Фьора могла понять бедняка, укравшего деньги, чтобы прокормить семью. Она могла понять девушек, торгующих своими телами, чтобы не умереть от голода и лишений. Но своим разумением Фьора не могла понять и без того зажиточных людей, наживающихся на чужом горе.
«Чем богаче человек, тем жаднее», — любила повторять воспитательница Кьяры, упитанная Коломба.
Но Франческо Бельтрами опровергал это умозаключение. Он проявлял щедрость ко всем знакомым, попавшим в беду или затруднительное положение. Громадное сердце Франческо было полно благородства и величия. Франческо помогал даже незнакомым людям.
А вот Гвидо между делом поведал о своей родной тёте Элеоноре. Эта бесчеловечная женщина происходила из благородной флорентийской фамилии, которую Гвидо наотрез отказался назвать. Брат Элеоноры, Андреа, обладал горячим характером, но добрым сердцем. Андреа был щедрым человеком, верным другом и любовником. Андреа мог быть злопамятным, но имел в целом отходчивый характер. Андреа полюбил простую девушку Лауру и женился на ней. Мать Андреа и Элеоноры была жадной, но разумной женщиной. Она не стала проклинать сына за неравный брак, но к невестке и внукам относилась прохладно. Жизнь Гвидо и его сестры Анджелы не была лёгкой. Отец частенько срывался на других людях, орал, топал ногами и бил дорогую посуду. Но Андреа прислушивался к желаниям своих детей. Юный Гвидо не желал проливать кровь на войне, его интересовали науки, литература и изящная словесность. Он два года проучился в Болонском университете.
Но Андреа спас тонущих рыбаков, простудился и умер. После его смерти ушлая Элеонора признала брак брата недействительным и отобрала у племянников отцовское наследство. Очень редко тётушка кидала подачки, гордясь своей щедростью. Последняя подачка была кинута вскоре после смерти Лауры. У женщины было больное сердце, она прожила два года после смерти человека, которого и на смертном одре называла своим мужем. Гвидо и его сестру Анджелу называли бастардами, от них отвернулись все знакомые. Благодаря своему незавершённому образованию и красноречию Гвидо худо-бедно зарабатывал. Когда он, переступив через гордость, обратился за помощью к тёте, то получил унизительный отказ.
— Я уже помогла вам, когда хоронили вашу непутёвую мамочку. Я не могу постоянно кидать деньги в пропасть.
Фьора была потрясена жестокостью, алчностью и несправедливостью этой женщины. Причём женщина не считала деньги, потраченные на наряды, дорогие яства, украшения и развлечения. Её дочери также вели праздную жизнь.
Возможно, Гвидо проникся к Фьоре, потому что Иеронима и Элеонора были ягодами одного поля. А сестра Гвидо, Анджела, тяжело переносила падение из роскоши в нищету. Вскоре сестра Гвидо завела себе одного обеспеченного любовника, затем другого, третьего. По глупости и наивности девица попала в сети Пиппы.
Гвидо пытался поговорить со сводницей по-доброму. Но он добился только насмешек. Тогда Гвидо с парой дружков попытался напасть на бордель.
Но юноша чуть не скончался от побоев брата Пиппы. Тогда Гвидо решил ступить на преступный путь. Через год он через своих соратников по ремеслу попытался выкупить Анджелу, но сводня сообщила, что девушка скончалась от дурной болезни.
После этого Гвидо пустился во все тяжкие.
— Быстро ты подоспела, краса всей Флоренции, — раздался знакомый хриплый голос.
— Ты меня спутал с Симонеттой Веспуччи.
— Отнюдь нет. Прекрасная Симонетта не осмелилась бы прийти сюда.
Фьора осмотрелась. На доме была вывеска с красным фонарём. Приют услады и низких страстей флорентийцев располагался позади дома торговца свечами.
Бандиты довольно быстро взломали дверь и пробрались в дом. Навстречу им выбежал массивный детина и несколько стражников. Стражниками занялись пятеро сильных бандитов. А нож, который метнул Гвидо, оборвал жизнь брата сводницы.
— Слишком лёгкая смерть для мерзавца, достойного эшафота, — прошептала Бьянка.
— Главное, что он на пути в ад, — ответил Гвидо. — Увы, я никогда не умел мучить людей. Но сейчас я попробую.
Угроза в голосе бандита не напугала, а ободрила Фьору. Она почувствовала себя частью стихии, готовой разрушить зло.
Переступив через труп злодея, Фьора смело пошла дальше.
— Ребята, никакого насилия над женщинами. Им и так здорово досталось. Иначе… — Гвидо выразительно провёл ребром ладони по своей смуглой шее.
Ребята согласно кивнули. Они были дисциплинированными людьми, к тому же женщины у них были довольно часто, а вот сорвать такой куш, как золото сводницы, удавалось редко.
И тут выбежала растрёпанная, мужеподобная женщина.
— Кто посмел? Вы все будете повешены!
Но воры, убийцы и нищие постоянно рисковали своей шеей. Поэтому угроза Пиппы их даже не разозлила, а очень сильно рассмешила.
— О да. Но сегодня твоя очередь, — засмеялся нищий Бернардино.
Бьянка, завидев бывшую мучительницу, по привычке затаилась. Только её пальцы, вцепившиеся в запястье Фьоры, и дрожь указывали, как сильно напугана эта обычно смелая и остроумная женщина.
Сама Фьора была поражена видом сводни. Эта женщина не удосужилась расчесать свою рыжую гриву, зато платье на ней было из самого лучшего шёлка. Гвидо втащил Вираго в комнату.
— Золота нету! — раздался истерический голос сводницы. — Можете хоть все по очереди надругаться надо мной.
— А ты, Пиппа, не меняешься. Не нужно мне твое золото. А насчёт надругаться, можешь быть спокойна. Твоя добродетель останется при тебе.
— Гвидо, ты живой? — изумилась Пиппа.
— Нет, я призрак, посланный Дьяволом, чьей подручной ты была до сегодняшнего дня. В аду жуткий беспорядок. Вот и меня послали за тобой.
— Боже мой, — простонала сводница.
Наконец Фьора пришла в себя. То, что Пиппа упомянула Бога в таком месте, свидетельствовало о её внутреннем волнении.
— Я пришла, чтобы задать тебе вопрос. Тебя не мучает совесть за сломанные судьбы?
— Какие сломанные судьбы? Я прекрасно подбираю девочек. Все они красотки на загляденье. Хоть сейчас вызывай живописца рисовать их прекрасные тела. А которые самые красивые и умелые, находят покровителей.
Внезапно Фьора ощутила резкую усталость и внутреннее опустошение. Второй раз за сегодняшний день она пытается поговорить с человеком, сломавшим судьбы невинных девушек. И в обоих случаях эти выродки уверены в своей правоте.
Девушка, воспитанная на еретической античной философии, поняла мудрость Иисуса Христа: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».
Бесполезно объяснять таким людям их скотство и проповедовать философию добра и любви к ближним.
— По-хорошему, Пиппа, тебе надо залить в твою ненасытную утробу расплавленное золото, — раздался неумолимый голос Гвидо, — но я сделаю проще.
Дальше Фьора и Бьянка стали свидетелями ожесточённой борьбы великанши и разбойника. Бьянка была близка к обмороку, Фьора сжала в руке подсвечник, чтобы в критический момент прийти Гвидо на помощь. Но помощь не потребовалась. Гвидо одолел великаншу и достал свой кинжал.
— Нет, — раздался крик Пиппы, — ты должен знать, что твоя сестра…
— Ах, ты вспомнила о моей сестре, дрянь. Пусть это будет последним твоим воспоминанием, — с этими словами он перерезал горло отчаянно сопротивляющейся женщине.
После этого Гвидо вышел не оборачиваясь. Фьора и Бьянка последовали за ним.
Девушки были напуганы. Они не верили в освобождение от тирании великанши.
— Я тут это, — смущённо произнёс бородатый Маттео, — ну, в общем, угомонил одного ретивого парня. Он хотел бежать за стражей. Ну я немного приложил его, ну и не рассчитал силы. Вроде крепкий был, а потом упал, стал стонать и Богу душу отдал. А Розарио, гад такой, заворачивал себе рулоны тканей и драгоценности, будто в первый раз такую диковинку увидел.
