- Зачем?
- Да потому, что урод!
Не я, конечно, а он. Дежурный стучит по своим часам, и я прерываю свой поток обвинений:
- Слушай Свет, короче, у меня тут с документами засада...
Натуженно хихикаю.
- Прикинь – не могу найти!
- Почему? Какие документы?
- Да потому, что корова! Стужев, придурок.
- Маш, я вообще не врубаюсь. Ты что не можешь нормально говорить?
Конечно, не могу, нетрудно догадаться.
- Ну, а что делать Свет! Может быть, ты заглянула бы ко мне, там?… Э-э-э, посмотрела бы…
- Тебе что паспорт привезти?
- Да хоть что-нибудь, Свет! Любую бумажку с фотографией.
- Подожди секундочку не отключайся. Сейчас…
Это можно. Косясь на дежурного, продолжаю трендеть всякую галиматью.
- Они у меня там, в шкафчике лежат. Там такая сумочка …, э-э-э…, коричневая… Ну, увидишь там на полочке.
Кажется, лейтенант сейчас взвоет. А что? Хотел блондинку - получай.
- Маша, в общем, паспорт я пока не нашла.
Я тут же подхватываю:
- А если паспорта там нет, то можешь привезти любой другой документ.
- Ну, какой любой другой документ? Где я его тебе возьму? Рожу, что ли?
- Кстати да, неплохая идея! Все, давай мы ждем.
Вешаю трубку, смотрю ясными глазами на дежурного и нервно вздыхаю. Одна надежда на Светку. Небрежно махаю рукой:
- Все, сейчас все будет.
- Надеюсь. Сысоев! Веди сюда второго.
5-2
Ромаша
Спустя несколько минут Саня усаживается со мной рядом. Ну, у него и видок! Лейтенант берется за ручку и кладет перед собой бланк.
- Заполним протокол. Фамилия, имя, отчество.
- Мария Филатова.
Дежурный устало на меня смотрит:
- Значит так, или вы меня не понимаете, или я плохо говорю по-русски.
Повторяю еще раз - имя, отчество полностью.
Буквально читаю его главную мысль «Вот тупая баба».
- Мария Павловна Фи-ла-то-ва! Через «и».
В кабинет вновь заглядывает Сысоев.
- Разрешите?
Дежурный на него вопросительно смотрит, и я почему-то напрягаюсь.
- Так! Филатовых, как грязи, только они практически все мужчины.
- И что, Марии Павловны нет?
Я с испугом смотрю на сержанта и жду своего приговора.
- Почему, есть одна.
Вздыхаю с облегчением. Все-таки, нашлась, слава богу
- Ну?
- Но ей восемьдесят три года.
Стужев, крысеныш, тут же выдает:
- Так это она и есть, только подкрасилась!
Но мне сейчас не до шуток и я огрызаюсь:
- На себя посмотри.
Лейтенант болтовню пресекает:
- Александр Антонович, замолчите.
Стужев показывает жестом, что зашивает себе иголкой рот и умолкает.
Сысоев отдает все принесенные бумаги дежурному и тот выжидающе смотрит в мою сторону:
- Мария Павловна.
- Я вас слушаю.
- Как вы можете мне объяснить, что вас нет ни в одной базе данных?
Сашок тут же вставляет свои пять копеек:
- Вот именно!
Дежурный на него тут же цыкает, и Стужев затыкается:
- Извините.
Лучшая защита - нападение и я нападаю:
- Откуда я знаю! Это же ваша база данных, а не моя. Позвоните в компанию, вам там скажут.
Видимо, они тоже не слишком доверяют своим базам и лейтенант, вылезая из-за своего стола командует:
- Сысоев, на секундочку.
Они отходят к окну и о чем-то тихо переговариваются. Я весь на нервах – пользуюсь передышкой и перевожу дух, склонив голову вниз и приглаживая растрепавшиеся волосы.
- Фу-у-ух
Сашок цедит сквозь зубы:
- Ну и откуда ты взялась?
- С Альфа Центавры.
- Все равно не успокоюсь, пока не выясню, что вы с Серебровым замутили.
Вот дерьмо, ни минуты не дает расслабиться.
- А, товарищ лейтенант, он опять ко мне пристает!
Дежурный, отдуваясь, возвращается к столу.
- Стужев Александр Антонович.
- Да, я!
Мы с Сашком поднимаемся со своих мест.
Милиционер возвращает ему пропуск и вдруг заявляет:
- Вы свободны.
- Спасибо.
Радости Стужева нет предела. Смотрю с надеждой на молоденького Сысоева - он как-то ко мне более благосклонно расположен.
- А я?
Дежурный устало качает головой.
- А вы, пока, нет.
Походу меня так и сгноят в этих застенках. Саня ехидно напутствует.
- Удачи.
И выходит.
Через пять минут я уже снова в родном обезьяннике. Сажусь на свободное место, как раз около давешней знакомой. Чувствую к ней какую-то близость - оба были мужиками, оба стали бабами. Только все равно не понимаю – почему добровольно? Неужели кому-то плохо быть мужчиной? Посидев и поразмышляв, с полчасика, спрашиваю:
- Слушай! И зачем тебе вот это вот надо было?
- Что?
- Ну, женщиной стать.
- Не знаю. Никогда себя мужиком не чувствовала.
Наверно, как я, женщиной, только наоборот. Наверно можно и из женщины мужчину сделать?
- А… Дорого это все стоит?
- Что?
- Ну, операция.
К нашей решетке снова подходит Сысоев.
- Мария Филатова, на выход.
То на вход, то на выход, посидеть спокойно не дадут. Моя новая подруга тоже подает голос:
- Слушай, хватит уже комсомолку на допросы таскать!
Сысоев строг:
- Посиди и помолчи.
- Нет, вы видели, как он с женщинами разговаривает!
- Слушай, тупиковая ветвь эволюции, я говорю - посиди и помолчи, да… Филатова, давай собирайся, за тобой пришли уже.
Светка пришла! Радость моя. Мы с «ветвью эволюции» поднимаемся со скамейки… Оба или обе – без разницы. Она мне говорит:
- Ну, что, Мария, удачи тебе, счастливо.
- Спасибо. И тебе.
Мне вдруг хочется как-то поддержать эту превращенную девочку. Ей также тяжело по жизни, как и мне, может даже еще тяжелей.
- Слушай!
Снимаю с себя нитку длинных красных бус, и вешаю ей на шею.
- На-ка, вот тебе, на память.
- Спасибо... А мне тебе дать нечего.
- Подаришь, когда выйдешь.
- ОК, заметано! Здесь в ментовке есть мои координаты.
- Счастливо.
- Счастливо!
Иду на выход, оборачиваюсь и киваю остающимся страдалицам:
- Пока, девочки.
Сысоев снова ведет меня в знакомый кабинет. В комнате дежурного одиноко стоит Дорохина, коей и передают меня с рук на руки, вместе с сумкой, подобранной на газоне. Проверять здесь на месте, что же там осталось, нет желания – хочется побыстрее на свободу, как говориться - с чистой совестью. На прощание, улыбающийся сержантик просит Свету не забыть о ее обещании. Ого, у них уже общие тайны? Может быть свидание? Торопимся выбраться на улицу. Здесь сыро и накрапывает дождик. Порывшись, вынимаю из сумки зонт.
- Фу-у-у… Свет, я, может, сейчас глупость сморожу.
Открываю зонт и прячу под ним и себя, и Дорохину.
- Валяй!
Мы спускаемся с пандуса и идем под зонтиком к автостоянке:
- Ну, как-то чище стал воздух в Москве, тебе не кажется?
- Кажется. Только ты полной грудью не дыши, а то сейчас самый час пик.
Мы останавливаемся возле машин.
- Ну, я серьезно! У меня даже аппетит какой-то разыгрался, такой прямо нездоровый. Сейчас в суши - барчик какой-нибудь бы завалила. И наелись бы сушей, что б торчало из ушей!
- Уа, юмористка. Слушай, я на звание шеф - повара конечно не претендую, но у нас же в духовке целая сковородка мяса!
Столь радостное известие можно только приветствовать и я поднимаю вверх большой палец.
- Во-о-о! Класс!
Светка вдруг тормозит:
- Слушай!
- Чего?
- Я забыла выключить, черт!
Она кидается к своей машине и лезет на водительское место. Эх, только губу раскатаешь и сразу облом. Складываю зонт и иду к пассажирскому месту:
- Блин, черт! Дорохина, ну, что ты, как всегда. Ну, елы - палы, а?
Со вздохом усаживаемся по местам и пристегиваемся ремнями.
Пока добираемся до квартиры, на улице уже начинают спускаться сумерки. Очередной рабочий день закончен и хоть бы чего полезного было сделано… А все из-за этого раздолбая Стужева. Дорохина сразу кидается на кухню, принюхиваясь. Спрашиваю:
- Сгорело, да?
Оставив сумку в коридоре, тащусь вслед за ней и пристраиваюсь на стуле возле кухонного стола, уперев ноги в нижнюю перекладину. Смотрю, как Дорохина зависает возле открытой духовки. Походу никакой катастрофы нет, можно было и не лететь по проспекту, как сборище Шумахеров. Эта мысль вызывает у меня усмешку.
- Чего ты смеешься?
- Да я вспомнила рожу мужика, которого мы обогнали на светофоре.
Света закрывает духовку и лезет, хмыкая, в холодильник.
- А ты чего?
- Слушай, я мясо, оказывается, даже из холодильника не вынула.
- А, ну, зашибись, поели.
- Да.
Нет, оставлять такое событие без празднества ну никак нельзя. Узник, можно сказать, на свободу вышел, и что? Гуляй рванина!
- Слушай, Свет. Я все придумала! Завтра мы с тобой берем отгулы и занимаемся ерундой целый день!
- В смысле? Какой ерундой?
- Ну, в смысле там всякой ерундой. Шопинг, чревоугодие, снова шопинг, чревоугодие. В общем, праздник кошелька.
- Я бы с радостью Маш, но завтра у нас может быть совсем другая ерунда.
В смысле я уже не я или что день грядущий нам готовит?
- А, ну да, ну да…
- Угу. Кстати, где слова благодарности?
За что? За то, что оставила меня без ужина? В камере сейчас наверно похлебку дают… Вскакиваю со своего места:
- Сейчас!
- Ну-ка.
Бегу к книжному шкафу и через минуту возвращаюсь с увесистым томом русского словаря. Кладу его перед Дорохиной. Она с недоумением на меня смотрит:
- Это что?
- Словарь. Там все слова благодарности. Какие хочешь – выбирай!
- Вот, наглость!
- Слушай, мы жрать сегодня будем или нет?
Светка тычет в меня своей фигой:
- Вот тебе, жрать!
И лезет в холодильник:
- Пельмени будешь?
Сержант Васильев.
Время прореагировать на сигнал и проверить подозрительный адрес, находится только к среде. Можно было бы отложить и на потом, но не хотелось краснеть и врать Свешникову про чрезмерную занятость. Поднявшись пешком на третий этаж, жму несколько раз на кнопку звонка. Тревожную трель прерывает чей-то глухой спор за дверью и наступает затишье. Кто-то громким шепотом бурчит:
- Тихо!
Слышаться шаги и снова тот же голос:
- Так, Руслан, ты помнишь, да? Если это любопытные соседи, у нас с Романом любовь с засосом и даже не ссорились.
Мужской голос с легким акцентом откликается:
- Да, помню, помню.
- Все, давай, открывай, а я сейчас в порядок лицо приведу.
Быстрые легкие шаги удаляются, и щелкает замок. Передо мной сухощавый мужичок слегка кавказской внешности.
- Гражданка Сереброва здесь проживает?
- Да, а в чем дело?
- А вы ей кем приходитесь?
- Хороший знакомый.
- Ну, так я могу ее увидеть?
К нам спешит женщина с недовольным лицом.
- Я Сереброва. В чем дело.
- Сержант Васильев. Это ваша квартира?
- Мы ее снимаем.
- «Мы» это с кем?
Мужчина и женщина переглядываются, и я пытаюсь надавить:
- Вам знаком гражданин Серебров Роман Данилович?
- Да это мой муж.
Мужчина с женщиной снова переглядываются и она добавляет:
- Бывший.
- И он сейчас?
- Да, здесь.
- Тоже проживает?
Удивленно качаю головой – странные отношения у этой троицы.
- Могу я с ним переговорить?
- Он… Он болеет… Спит.
- Жаль. Его обязательно надо опросить. Поступило заявление от гражданки Серебровой Ольги Ивановны по розыску пропавшего ее сына.
Милана с кривой улыбкой шипит:
- Старуха впала в маразм. Можете выбросить это заявление в ведро!
Смотрю в папку:
- Есть еще заявление от невесты Романа Даниловича, гражданки Филатовой.
В глазах женщины появляется явно нездоровый блеск, и она беззвучно ругается. Предотвращая новые агрессивные выпады, достаю из папки повестку и отдаю ее мужчине, стоящему ко мне ближе.
- Когда гражданин Серебров проснется, ну или поправится, пусть зайдет к нам в отделение, оформим протокол и закроем заявление по розыску.
- Но он сильно болен.
- Хорошо, следователь с врачом и понятыми придут сюда сами. Не волнуйтесь, процедура будет недолгой.
Кроме адреса, и герба на конверте ничего нет, и мужчина передает его своей подруге:
- Давай открывай. Это тебе.
Вскрыв пакет, та извлекает повестку с вписанной фамилией «Серебров Р.Д.». Голос Миланы срывается, и в нем скользят истеричные нотки:
- Хорошо, мы ему передадим!
Хозяева угрюмо замолкают, и я покидаю их:
- До свидания.
Когда дверь захлопывается, за ней слышатся какие-то выкрики и звон посуды.
Ромаша
После ужина усталость берет свое, телек смотреть неохота и мы со Светкой разбредаемся по комнатам. Быстренько переодеваюсь в любимую пижамку и залезаю на кровать - поваляться и полистать журналы. Что-то у меня, в отличие от дрыхнущей Дорохиной, ни в одном глазу. Спальня тонет в полумраке одинокой лампы на тумбочке, я полулежу поперек постели, опираясь на локоть и поджав ноги, передо мной пара-тройка номеров левого гламура.
Неожиданный звонок мобильника заставляет удивленно посмотреть на его дисплей - кто это в такое время? Высвечивается «Пригожин» и я прикладываю трубку к уху:
- Алло.
- Маш, привет. Ты извини, что так поздно. Ты как сама?
- Сносно.
- Да, денек у тебя был еще тот.
Значит он в курсе? Быстро сплетни разлетаются. Пытаюсь отшутиться:
- Все нужно в жизни попробовать.
Я ему в красках живописую приключения в обезьяннике, он тоже со смешком начинает рассказывать, как Петрович пытался дать взятку милиционеру, а потом пришлось отдать эти деньги Ксюше. Он вдруг замолкает, хотя напоминание о присутствии Федотовой заставляет меня напрячься в ожидании продолжения. Помявшись, Пригожин переключается на Катюшу. Мне о себе рассказывать больше нечего, и я с радостью поддерживаю эту тему, выслушивая смешные воспоминания о детстве девочки. Время летит незаметно, я уже и чай успел дважды заварить и попить. Походу Сереге наболело выговориться – столько подробностей о дочери, об Елизавете Степановне, и даже о бывшей жене… Смотрю на часы – ого, уже полшестого… Рассказ об отношениях с женой Пригожин завершает словами:
- Ну, вот. А потом было так больно, что месяц ни с кем не разговаривал.
Разговоры о бывших женах и любовницах меня мало интересуют. Но Серегу жалко. А еще жальче Катюшу. Вот как так можно бросить маленького ребенка и укатить за границу? У меня в очередной раз кипит электрочайник, и я говорю в трубку:
- Кстати Сергей, ты знаешь, сколько мы уже болтаем?
- Ух ты, еклмн... Слушай, Петрович мне телефон выключит к чертовой матери.
Усмехаюсь:
- Я ему скажу, что мы обсуждали с тобой концепцию нового проекта.
Наливаю в чашку с пакетиком кипяток. Надеюсь это последняя ночная заварка сегодня.
- Слушай, я тебя перебила. Извини, ты что-то говорил.
- А… Да… Я говорил, что… Было настолько больно и противно… И я поклялся себе, что больше никогда ни в кого не буду влюбляться. Более того, даже не буду вызывать повода.
Я не очень вслушиваюсь в его стенания по поводу жены, и что она там еще натворила, но стараюсь поддержать:
- Да потому, что урод!
Не я, конечно, а он. Дежурный стучит по своим часам, и я прерываю свой поток обвинений:
- Слушай Свет, короче, у меня тут с документами засада...
Натуженно хихикаю.
- Прикинь – не могу найти!
- Почему? Какие документы?
- Да потому, что корова! Стужев, придурок.
- Маш, я вообще не врубаюсь. Ты что не можешь нормально говорить?
Конечно, не могу, нетрудно догадаться.
- Ну, а что делать Свет! Может быть, ты заглянула бы ко мне, там?… Э-э-э, посмотрела бы…
- Тебе что паспорт привезти?
- Да хоть что-нибудь, Свет! Любую бумажку с фотографией.
- Подожди секундочку не отключайся. Сейчас…
Это можно. Косясь на дежурного, продолжаю трендеть всякую галиматью.
- Они у меня там, в шкафчике лежат. Там такая сумочка …, э-э-э…, коричневая… Ну, увидишь там на полочке.
Кажется, лейтенант сейчас взвоет. А что? Хотел блондинку - получай.
- Маша, в общем, паспорт я пока не нашла.
Я тут же подхватываю:
- А если паспорта там нет, то можешь привезти любой другой документ.
- Ну, какой любой другой документ? Где я его тебе возьму? Рожу, что ли?
- Кстати да, неплохая идея! Все, давай мы ждем.
Вешаю трубку, смотрю ясными глазами на дежурного и нервно вздыхаю. Одна надежда на Светку. Небрежно махаю рукой:
- Все, сейчас все будет.
- Надеюсь. Сысоев! Веди сюда второго.
5-2
Ромаша
Спустя несколько минут Саня усаживается со мной рядом. Ну, у него и видок! Лейтенант берется за ручку и кладет перед собой бланк.
- Заполним протокол. Фамилия, имя, отчество.
- Мария Филатова.
Дежурный устало на меня смотрит:
- Значит так, или вы меня не понимаете, или я плохо говорю по-русски.
Повторяю еще раз - имя, отчество полностью.
Буквально читаю его главную мысль «Вот тупая баба».
- Мария Павловна Фи-ла-то-ва! Через «и».
В кабинет вновь заглядывает Сысоев.
- Разрешите?
Дежурный на него вопросительно смотрит, и я почему-то напрягаюсь.
- Так! Филатовых, как грязи, только они практически все мужчины.
- И что, Марии Павловны нет?
Я с испугом смотрю на сержанта и жду своего приговора.
- Почему, есть одна.
Вздыхаю с облегчением. Все-таки, нашлась, слава богу
- Ну?
- Но ей восемьдесят три года.
Стужев, крысеныш, тут же выдает:
- Так это она и есть, только подкрасилась!
Но мне сейчас не до шуток и я огрызаюсь:
- На себя посмотри.
Лейтенант болтовню пресекает:
- Александр Антонович, замолчите.
Стужев показывает жестом, что зашивает себе иголкой рот и умолкает.
Сысоев отдает все принесенные бумаги дежурному и тот выжидающе смотрит в мою сторону:
- Мария Павловна.
- Я вас слушаю.
- Как вы можете мне объяснить, что вас нет ни в одной базе данных?
Сашок тут же вставляет свои пять копеек:
- Вот именно!
Дежурный на него тут же цыкает, и Стужев затыкается:
- Извините.
Лучшая защита - нападение и я нападаю:
- Откуда я знаю! Это же ваша база данных, а не моя. Позвоните в компанию, вам там скажут.
Видимо, они тоже не слишком доверяют своим базам и лейтенант, вылезая из-за своего стола командует:
- Сысоев, на секундочку.
Они отходят к окну и о чем-то тихо переговариваются. Я весь на нервах – пользуюсь передышкой и перевожу дух, склонив голову вниз и приглаживая растрепавшиеся волосы.
- Фу-у-ух
Сашок цедит сквозь зубы:
- Ну и откуда ты взялась?
- С Альфа Центавры.
- Все равно не успокоюсь, пока не выясню, что вы с Серебровым замутили.
Вот дерьмо, ни минуты не дает расслабиться.
- А, товарищ лейтенант, он опять ко мне пристает!
Дежурный, отдуваясь, возвращается к столу.
- Стужев Александр Антонович.
- Да, я!
Мы с Сашком поднимаемся со своих мест.
Милиционер возвращает ему пропуск и вдруг заявляет:
- Вы свободны.
- Спасибо.
Радости Стужева нет предела. Смотрю с надеждой на молоденького Сысоева - он как-то ко мне более благосклонно расположен.
- А я?
Дежурный устало качает головой.
- А вы, пока, нет.
Походу меня так и сгноят в этих застенках. Саня ехидно напутствует.
- Удачи.
И выходит.
***
Через пять минут я уже снова в родном обезьяннике. Сажусь на свободное место, как раз около давешней знакомой. Чувствую к ней какую-то близость - оба были мужиками, оба стали бабами. Только все равно не понимаю – почему добровольно? Неужели кому-то плохо быть мужчиной? Посидев и поразмышляв, с полчасика, спрашиваю:
- Слушай! И зачем тебе вот это вот надо было?
- Что?
- Ну, женщиной стать.
- Не знаю. Никогда себя мужиком не чувствовала.
Наверно, как я, женщиной, только наоборот. Наверно можно и из женщины мужчину сделать?
- А… Дорого это все стоит?
- Что?
- Ну, операция.
К нашей решетке снова подходит Сысоев.
- Мария Филатова, на выход.
То на вход, то на выход, посидеть спокойно не дадут. Моя новая подруга тоже подает голос:
- Слушай, хватит уже комсомолку на допросы таскать!
Сысоев строг:
- Посиди и помолчи.
- Нет, вы видели, как он с женщинами разговаривает!
- Слушай, тупиковая ветвь эволюции, я говорю - посиди и помолчи, да… Филатова, давай собирайся, за тобой пришли уже.
Светка пришла! Радость моя. Мы с «ветвью эволюции» поднимаемся со скамейки… Оба или обе – без разницы. Она мне говорит:
- Ну, что, Мария, удачи тебе, счастливо.
- Спасибо. И тебе.
Мне вдруг хочется как-то поддержать эту превращенную девочку. Ей также тяжело по жизни, как и мне, может даже еще тяжелей.
- Слушай!
Снимаю с себя нитку длинных красных бус, и вешаю ей на шею.
- На-ка, вот тебе, на память.
- Спасибо... А мне тебе дать нечего.
- Подаришь, когда выйдешь.
- ОК, заметано! Здесь в ментовке есть мои координаты.
- Счастливо.
- Счастливо!
Иду на выход, оборачиваюсь и киваю остающимся страдалицам:
- Пока, девочки.
***
Сысоев снова ведет меня в знакомый кабинет. В комнате дежурного одиноко стоит Дорохина, коей и передают меня с рук на руки, вместе с сумкой, подобранной на газоне. Проверять здесь на месте, что же там осталось, нет желания – хочется побыстрее на свободу, как говориться - с чистой совестью. На прощание, улыбающийся сержантик просит Свету не забыть о ее обещании. Ого, у них уже общие тайны? Может быть свидание? Торопимся выбраться на улицу. Здесь сыро и накрапывает дождик. Порывшись, вынимаю из сумки зонт.
- Фу-у-у… Свет, я, может, сейчас глупость сморожу.
Открываю зонт и прячу под ним и себя, и Дорохину.
- Валяй!
Мы спускаемся с пандуса и идем под зонтиком к автостоянке:
- Ну, как-то чище стал воздух в Москве, тебе не кажется?
- Кажется. Только ты полной грудью не дыши, а то сейчас самый час пик.
Мы останавливаемся возле машин.
- Ну, я серьезно! У меня даже аппетит какой-то разыгрался, такой прямо нездоровый. Сейчас в суши - барчик какой-нибудь бы завалила. И наелись бы сушей, что б торчало из ушей!
- Уа, юмористка. Слушай, я на звание шеф - повара конечно не претендую, но у нас же в духовке целая сковородка мяса!
Столь радостное известие можно только приветствовать и я поднимаю вверх большой палец.
- Во-о-о! Класс!
Светка вдруг тормозит:
- Слушай!
- Чего?
- Я забыла выключить, черт!
Она кидается к своей машине и лезет на водительское место. Эх, только губу раскатаешь и сразу облом. Складываю зонт и иду к пассажирскому месту:
- Блин, черт! Дорохина, ну, что ты, как всегда. Ну, елы - палы, а?
Со вздохом усаживаемся по местам и пристегиваемся ремнями.
***
Пока добираемся до квартиры, на улице уже начинают спускаться сумерки. Очередной рабочий день закончен и хоть бы чего полезного было сделано… А все из-за этого раздолбая Стужева. Дорохина сразу кидается на кухню, принюхиваясь. Спрашиваю:
- Сгорело, да?
Оставив сумку в коридоре, тащусь вслед за ней и пристраиваюсь на стуле возле кухонного стола, уперев ноги в нижнюю перекладину. Смотрю, как Дорохина зависает возле открытой духовки. Походу никакой катастрофы нет, можно было и не лететь по проспекту, как сборище Шумахеров. Эта мысль вызывает у меня усмешку.
- Чего ты смеешься?
- Да я вспомнила рожу мужика, которого мы обогнали на светофоре.
Света закрывает духовку и лезет, хмыкая, в холодильник.
- А ты чего?
- Слушай, я мясо, оказывается, даже из холодильника не вынула.
- А, ну, зашибись, поели.
- Да.
Нет, оставлять такое событие без празднества ну никак нельзя. Узник, можно сказать, на свободу вышел, и что? Гуляй рванина!
- Слушай, Свет. Я все придумала! Завтра мы с тобой берем отгулы и занимаемся ерундой целый день!
- В смысле? Какой ерундой?
- Ну, в смысле там всякой ерундой. Шопинг, чревоугодие, снова шопинг, чревоугодие. В общем, праздник кошелька.
- Я бы с радостью Маш, но завтра у нас может быть совсем другая ерунда.
В смысле я уже не я или что день грядущий нам готовит?
- А, ну да, ну да…
- Угу. Кстати, где слова благодарности?
За что? За то, что оставила меня без ужина? В камере сейчас наверно похлебку дают… Вскакиваю со своего места:
- Сейчас!
- Ну-ка.
Бегу к книжному шкафу и через минуту возвращаюсь с увесистым томом русского словаря. Кладу его перед Дорохиной. Она с недоумением на меня смотрит:
- Это что?
- Словарь. Там все слова благодарности. Какие хочешь – выбирай!
- Вот, наглость!
- Слушай, мы жрать сегодня будем или нет?
Светка тычет в меня своей фигой:
- Вот тебе, жрать!
И лезет в холодильник:
- Пельмени будешь?
Сержант Васильев.
Время прореагировать на сигнал и проверить подозрительный адрес, находится только к среде. Можно было бы отложить и на потом, но не хотелось краснеть и врать Свешникову про чрезмерную занятость. Поднявшись пешком на третий этаж, жму несколько раз на кнопку звонка. Тревожную трель прерывает чей-то глухой спор за дверью и наступает затишье. Кто-то громким шепотом бурчит:
- Тихо!
Слышаться шаги и снова тот же голос:
- Так, Руслан, ты помнишь, да? Если это любопытные соседи, у нас с Романом любовь с засосом и даже не ссорились.
Мужской голос с легким акцентом откликается:
- Да, помню, помню.
- Все, давай, открывай, а я сейчас в порядок лицо приведу.
Быстрые легкие шаги удаляются, и щелкает замок. Передо мной сухощавый мужичок слегка кавказской внешности.
- Гражданка Сереброва здесь проживает?
- Да, а в чем дело?
- А вы ей кем приходитесь?
- Хороший знакомый.
- Ну, так я могу ее увидеть?
К нам спешит женщина с недовольным лицом.
- Я Сереброва. В чем дело.
- Сержант Васильев. Это ваша квартира?
- Мы ее снимаем.
- «Мы» это с кем?
Мужчина и женщина переглядываются, и я пытаюсь надавить:
- Вам знаком гражданин Серебров Роман Данилович?
- Да это мой муж.
Мужчина с женщиной снова переглядываются и она добавляет:
- Бывший.
- И он сейчас?
- Да, здесь.
- Тоже проживает?
Удивленно качаю головой – странные отношения у этой троицы.
- Могу я с ним переговорить?
- Он… Он болеет… Спит.
- Жаль. Его обязательно надо опросить. Поступило заявление от гражданки Серебровой Ольги Ивановны по розыску пропавшего ее сына.
Милана с кривой улыбкой шипит:
- Старуха впала в маразм. Можете выбросить это заявление в ведро!
Смотрю в папку:
- Есть еще заявление от невесты Романа Даниловича, гражданки Филатовой.
В глазах женщины появляется явно нездоровый блеск, и она беззвучно ругается. Предотвращая новые агрессивные выпады, достаю из папки повестку и отдаю ее мужчине, стоящему ко мне ближе.
- Когда гражданин Серебров проснется, ну или поправится, пусть зайдет к нам в отделение, оформим протокол и закроем заявление по розыску.
- Но он сильно болен.
- Хорошо, следователь с врачом и понятыми придут сюда сами. Не волнуйтесь, процедура будет недолгой.
Кроме адреса, и герба на конверте ничего нет, и мужчина передает его своей подруге:
- Давай открывай. Это тебе.
Вскрыв пакет, та извлекает повестку с вписанной фамилией «Серебров Р.Д.». Голос Миланы срывается, и в нем скользят истеричные нотки:
- Хорошо, мы ему передадим!
Хозяева угрюмо замолкают, и я покидаю их:
- До свидания.
Когда дверь захлопывается, за ней слышатся какие-то выкрики и звон посуды.
Ромаша
После ужина усталость берет свое, телек смотреть неохота и мы со Светкой разбредаемся по комнатам. Быстренько переодеваюсь в любимую пижамку и залезаю на кровать - поваляться и полистать журналы. Что-то у меня, в отличие от дрыхнущей Дорохиной, ни в одном глазу. Спальня тонет в полумраке одинокой лампы на тумбочке, я полулежу поперек постели, опираясь на локоть и поджав ноги, передо мной пара-тройка номеров левого гламура.
Неожиданный звонок мобильника заставляет удивленно посмотреть на его дисплей - кто это в такое время? Высвечивается «Пригожин» и я прикладываю трубку к уху:
- Алло.
- Маш, привет. Ты извини, что так поздно. Ты как сама?
- Сносно.
- Да, денек у тебя был еще тот.
Значит он в курсе? Быстро сплетни разлетаются. Пытаюсь отшутиться:
- Все нужно в жизни попробовать.
Я ему в красках живописую приключения в обезьяннике, он тоже со смешком начинает рассказывать, как Петрович пытался дать взятку милиционеру, а потом пришлось отдать эти деньги Ксюше. Он вдруг замолкает, хотя напоминание о присутствии Федотовой заставляет меня напрячься в ожидании продолжения. Помявшись, Пригожин переключается на Катюшу. Мне о себе рассказывать больше нечего, и я с радостью поддерживаю эту тему, выслушивая смешные воспоминания о детстве девочки. Время летит незаметно, я уже и чай успел дважды заварить и попить. Походу Сереге наболело выговориться – столько подробностей о дочери, об Елизавете Степановне, и даже о бывшей жене… Смотрю на часы – ого, уже полшестого… Рассказ об отношениях с женой Пригожин завершает словами:
- Ну, вот. А потом было так больно, что месяц ни с кем не разговаривал.
Разговоры о бывших женах и любовницах меня мало интересуют. Но Серегу жалко. А еще жальче Катюшу. Вот как так можно бросить маленького ребенка и укатить за границу? У меня в очередной раз кипит электрочайник, и я говорю в трубку:
- Кстати Сергей, ты знаешь, сколько мы уже болтаем?
- Ух ты, еклмн... Слушай, Петрович мне телефон выключит к чертовой матери.
Усмехаюсь:
- Я ему скажу, что мы обсуждали с тобой концепцию нового проекта.
Наливаю в чашку с пакетиком кипяток. Надеюсь это последняя ночная заварка сегодня.
- Слушай, я тебя перебила. Извини, ты что-то говорил.
- А… Да… Я говорил, что… Было настолько больно и противно… И я поклялся себе, что больше никогда ни в кого не буду влюбляться. Более того, даже не буду вызывать повода.
Я не очень вслушиваюсь в его стенания по поводу жены, и что она там еще натворила, но стараюсь поддержать:
