Что за странная упаковка? Провожу рукой по лицу, смывая остатки сна и, тяжко вздохнув, пытаюсь сесть. Медленно, шаг за шагом, переползаю в гостиную, поближе к Светлане. Она спешит навстречу:
- Куда ты сама?! С надрывом связки! Давай, помогу!
Она устраивает меня на диване и даже укрывает ноги одеялом. Уже скоро десять и Дорохина предлагает позавтракать. Я не отказываюсь, и через несколько минут Светлана возвращается с кухни, прихватив тарелку с нарезанными бутербродами и высокую чашку с чаем. Походу дела, пытаюсь выяснить, что со мной:
- Свет, а надрыв этой связки, это не очень опасно, а?
- Что, боишься, за тобой придется всю жизнь утку выносить?
- Свет, ну я же серьезно.
- Нет неопасно. А вот с Пригожиным миловаться весь вечер с бандажом на шее, очень может быть и с последствиями.
Испуганно таращу на нее глаза:
- С какими?
- Меня тут не было, свечку не держала. У меня и телефон был выключен.
- Типун тебе на язык!
В отместку, хмуро развожу руками:
- Телефон выключен… А если бы я тут кони двинула? Прикинь – ты приходишь, а здесь уже все, панихида!
Дорохина отмахивается от нарисованного кошмара:
- Да типун тебе на язык, ну…
И начинает мямлить, не глядя в мою сторону:
- Ну, как то надо было отдохнуть…, расслабиться.
Никогда не отключала, а тут отключила. Понимающе смотрю на нее – ясно от кого отдохнуть и расслабится – от меня. А тогда по-другому вопила, в объятиях своего Ильи – «Маша! Маша!». Светлана, когда ей нечего сказать в свою защиту, всегда поступает одинаково – переходит в наступление – тут же повышает голос:
- Или я не имею права?!
Прищурившись, ехидничаю:
- С Петровичем, да?
- Ну, Маш!
Значит, угадала. Парочка действительно друг в друге души не чает.
- Все, проехали. Давай свои бутерброды…
На столе начинает трезвонить ее мобильник, и Светка, кивнув, встает:
- Ешь.
Она хватает трубку и идет с ней на кухню ворковать со своим Ромео:
- Алло... Спасибо, хорошо…А у тебя?…Что-нибудь, случилось?… Так быстро, ну… Честно говоря, я тоже… А ты уверен, что не преувеличиваешь?
Перекосившись и сморщившись, тянусь за бутербродом в тарелке, но он слишком далеко и я лишь хлопаю ладонью по поверхности стола. До меня доносится очередная порция счастливого придыхания:
- Ты знаешь, у меня тоже такое ощущение, будто я знаю тебя сто лет… Ну, я это заметила… Надеюсь…
Демонстративно закатываю глаза к потолку: ах, любовь, любовь… Кто бы мог подумать – Дорохина и Федотов! Делаю новую попытку добраться до тарелки, но теряю равновесие и с грохотом сыплюсь на пол:
- Ой!
Не так уж все и печально, и больно. Зато отсюда легче добраться до бутерброда. Когда Дорохина заканчивает болтать и приходит в гостиную, ничего не слыша и не видя из-за своей эротической эйфории, я уже доедаю, сидя на полу, последний кусочек колбасы с сыром. Наткнувшись на раскинувшийся полевой стан, Дорохина возвращается от фантазий к реальности:
- О, господи! Ты что здесь делаешь?
- Не поверишь, я здесь живу.
Светка виновато усмехается, а я тяну к себе чашку с чаем и делаю большой глоток. В общем, первая половина дня проходит весело - я, как полагается больной, капризничаю, Дорохина, как полагается доброй сестре милосердия, кидается выполнять все мои пожелания.
Когда подруга уходит на свидание, появляется время поваляться на диване и поразмышлять о дальнейших планах. Особенно про Ромку и его бывшую. Что-то во всей этой семейной истории не сходится. Есть неясности, и они меня напрягают. Пытаюсь разложить известную мне информацию по полочкам.
Похоже, отправка Миланы в психушку не так однозначна, как представил в своем докладе Михалыч. Ну, например, почему женщина так самоуверенна? Почему в больнице безропотно ей отдали Ромку на домашнее содержание? У нее же нет на это прав или как? Если ее определили недееспособной через суд с психиатрической комиссией, то и обратно возвратиться в мир она может исключительно через суд. Опять же развод - тут такие варианты: либо они по-прежнему женаты, но расстались и живут порознь, что выглядит сомнительным, либо развелись по решению суда и той же психиатрической комиссии, после помещения в психушку, либо развелись еще до покушения на Ольгу Ивановну и почему-то продолжали жить гражданским браком. И еще есть один вариант, который вообще все запутывает - никакого покушения с психозом на самом деле не было. Она спряталась в лечебницу добровольно. Такая театральная постановка, о которой Серебров был в курсе...
Устраиваюсь с ноутбуком на придиванном модуле в гостиной и, склонившись к монитору, пытаюсь вытащить из интернета хоть какие-то ответы. Вглядываясь в строчки текста и прокручивая ссылки. То, что в них обнаруживается, лишь укрепляет меня в мысли, что с разводом не все так просто.
«Для начала следует инициировать судебный процесс о признании супруга недееспособным вследствие расстройства его психики. Исковое заявление придется подавать либо по месту жительства больного, либо по месту нахождения психиатрического заведения – если больной помещен туда для лечения. Готовясь к судебному разбирательству, судом назначается проведение судебно-психиатрической экспертизы. На основании экспертного заключения, составленного данной комиссией, суд решает вопрос о признании супруга недееспособным. Только имея на руках решение суда можно отправляться далее - в ЗАГС и писать заявление о разводе. В этом случае невзирая ни на какие условия (возражения второй стороны или наличие несовершеннолетних детей) брак будет расторгнут сотрудниками ЗАГСа».
То есть, если Роман действительно хотел развестись, он должен был через суд признать Лану недееспсобной? Так почему она так нахально ведет себя? Непонятно. И вообще – суд, психиатрические комиссии, признание недееспособности – это все не для Ромки, тут нужно твердо и долго гнуть свою линию, а не шашкой махать. Сомневаюсь, что он стал бы разводиться при таких сложностях. И если они все же разведены, значит, это произошло до психоза его благоверной.
И мы вновь возвращаемся к криминальной теме - если погром в квартире и записки с угрозами устроила Милана, вскрыв замок, то очень может быть, что подобное умение случалось с ней и раньше. Конечно, с женой уголовницей у Романа несходство характеров, кто бы спорил –вот и причина и для развода, и для пряток от правоохранительных органов.
Трезвон во входную дверь заставляет застонать и открыть глаза. Что такое? Заснула, что ли?
- Свет, ну ключ же есть, а?
Никакого сочувствия к страдающему человеку. Звонит и звонит.
- Ой, капец!
Приходится вставать и идти открывать. Видимо от лежания в неправильной позе, напряжение в шее переползло в голову и теперь она болит даже сильнее травмированного плеча. Тащусь через гостиную, сжав виски двумя руками, и ною:
- Капец, а-а-а... Да иду, я иду… Ох, давно мне так хреново не было… С-с-с…
Распахиваю, не глядя, дверь. Да что ж такое-то! Мягкова!
- Можно?
Как же хочется сказать «Нельзя!».
- Заходи.
Отступаю в сторону, морщась и держась за висок. Валентина, все-таки, заходит и прикрывает за собой дверь.
- Валь, только не говори, что ты по работе.
Мягкова с серьезным видом рушит мои последние надежды на спокойную жизнь:
- В какой-то степени!
Сжимаю несчастную мою голову обеими руками и в отчаянии буквально воплю:
- Ой, Валь!
И иду в гостиную.
- Давай в другой день, меня нет! Я на больничном.
Слышу, как она семенит позади меня и продолжает долдонить:
- Маш, я все понимаю, но дело в том, что я вчера случайно, в офисе, подслушала разговор Стужева с Болотной.
Плюхаюсь в кресло, и откидываюсь назад, закрыв глаза и запрокинув голову. Опять контра, что-то замышляет. Помереть и то не дадут спокойно.
- И что?
Мягкова усаживается напротив меня.
- И, по-моему, они хотят тебя серьезно подставить!
Наконец, до меня доходит, что речь идет о каких-то новых каверзах, и я сажусь прямо, держась за висок и шею:
- В смысле?
- Причем подставить, еще мягко сказано.
Мягко, твердо… Какой-то кисель. Не крутить головой:
- Валь, что-то я не очень понимаю.
- Ну, я услышала, как Саня разговаривал со Стасей.
- Я поняла, что Болек и Лелек... Что конкретно они говорили?
Щурю глаза, отгоняя боль, и пытаюсь разобраться с уровнем угрозы. Мягкова, чуть помедлив, выдает:
- Они говорили про какие-то бумаги.
Блин, так и буду из нее вытягивать в час по чайной ложке?
- Какие бумаги?
- Ну, я не все расслышала. Там было очень шумно.
Тихий ужас! Где там? И хоть бы два слова конкретики. От перенапряжения в мозгах впору получить короткое замыкание. Закрываю лицо руками и сгибаюсь со стоном пополам:
- О-о-ой!
Волосы спадают вперед, полностью скрывая лицо и руки. Вот так бы сидела и сидела.
- Мария Павловна, вы так не переживайте, их еще можно остановить.
Господи, какую же ахинею она несет… Кого остановить и за что? За бумагу в шумном месте? Со всхлипом выпрямляюсь, убирая волосы с лица:
- Да я не об этом, Валь. Мне хреново, понимаешь, видишь, я травмированная.
- Мария Павловна…
- Валь хватит выкать, а?
- Извини, я хотела тебя предупредить. Я звонила, ты трубку не берешь.
- Да, да, спасибо. Спасибо тебе Валюш.
Опираясь руками на подлокотники, с усилием отрываю седалище от кресла, обхожу стол и осторожно ползу к выходу - надеюсь, Мягкова поймет намек.
- Фу-у-у…
- Может, тебе помощь нужна?
- Не, Сейчас Светка придет, подруга.
Привалившись плечом к полкам, отделяющим гостиную от прихожей, стою спиной к Мягковой и жду, когда же она, наконец, свалит.
- Ну, я тогда пойду?
Тру висок.
- Да, да, конечно… Там, в офисе, все нормально?
- Да, все хорошо, не беспокойтесь.
- Угу…
Сжимаю голову руками, и у меня вырывается протяжный стон и вопль отчаяния:
- М-м-м-о-о-о-а-а-а…
Отсчитываю секунды до момента, когда хлопнет дверь, но вместо этого Валин голос раздается совсем рядом:
- Слушай, может у тебя сотрясение мозга?
- Ага… Наверно… Я сейчас себе чай зеленый заварю и полечусь
Мягкова интенсивно кивает, а потом заводит по новому кругу:
- Ну, я пойду?
Когда ж ты, наконец, уберешься?
- Да… Спасибо тебе Валь.
Чтобы уж наверняка, провожаю до самой двери. Мягкова снова тормозит:
- Я пойду?
Черт!
- Давай.
Открываю входную дверь, выпуская посетительницу.
- До свидания.
Уже в дверях Мягкова снова оборачивается и блеет:
- А, Мария Павловна…
Господи, я ее сейчас убью! Уперев одну руку в бок, другой тру висок и уже начинаю заводиться:
- Что?
- Вы у нас недавно в начальницах, но… Дело в том, что эти двое могут вам сильно напакостить.
А то я не знаю. Прислушиваюсь к себе, к пульсации в голове. Походу после Вали опять придется пить обезболевающие таблетки.
- Ой, я в курсе, спасибо Валь.
- Выздоравливайте, до свидания.
- Пока.
Тяну дверь на себя, пока гостья опять не начала свою волынку и, наконец, захлопываю у Мягковой перед носом. Какого хрена приперлась, так я и не поняла. Информации - ноль целых, шиш десятых. Наконец-то тишина. Уперев руки в бока, иду к кухне не переставая охать и охать...
- О-о-ох… А-а-а…
А потом и дальше - в спальню, валяться с мокрой тряпкой на лбу и пытаться разгадывать тайные замыслы злобных недругов.
***
К вечеру мне легчает, но не сильно. В дверь звонят, и я ползу в прихожую, посмотреть, кого это принесло. Вижу на экране домофона лицо Пригожина и, всплеснув руками, невольно делаю шаг назад:
- Блин!
Все ведь определилось – мы только друзья, и вот, снова-здорово. Сергей продолжает звонить и звонить. Делать нечего, приходится открывать – повернув ключ в замке, распахиваю дверь. Пригожин смущенно здоровается:
- Привет. Ты уже ходишь?
Со вздохом разворачиваюсь к нему спиной и плетусь назад на кухню, патетически взмахивая руками:
- Это не я, это мое привидение! Слушай, неужели, хотя бы на несколько дней нельзя оставить человека в покое, а?
Приваливаюсь спиной к стене возле кухонной стойки. Мне не видно из-за угла, что он там делает в прихожей. Слышу, как Сергей заходит внутрь квартиры, как закрывает дверь. Слышу приближающиеся шаги.
- М-м-м… Извини, Маш.
Он чем-то шелестит.
- Это, тебе!
Разворачиваюсь, словно робот, и почти окунаюсь носом в огромный букет цветов. Господи, только не это! Смотрю на букет и в голове только одна мысль - ну, почему, почему все несчастья именно на меня? Добить меня пришел? Все, Серега, успокойся, я уже растаяла и оценила твою заботу…. Со стоном откидываю голову назад, упираясь затылком в стену, а затем с нытьем и рычанием перекатываюсь, чтобы стукнуться о стену лбом:
- М-м-м…
Бью от бессилия кулаком о стену и могу сейчас только одно - хныкать и пускать сопли. Слышу, над ухом, растерянный голос Пригожина:
- Ты чего?
Мне себя ужасно жалко и я только хнычу, уткнувшись в стену.
- Да что случилось?
Да ничего не случилось. Мне тошно… Тошно… Физически и морально. У меня на шее и плече бандаж и это приносит массу дискомфорта, а мой любимый и единственный мужчина, оказался совсем не таким, как я себе воображала… Хотя, с другой стороны – именно он спас меня от Ильи и взял в минуту слабости все в свои руки! Поворачиваюсь к Сергею с несчастным видом и встречаю полный вопросов взгляд:
- Может, я чем-то обидел или…
- Мне плохо!
И очень хочется, чтобы кто-нибудь пожалел, взял на себя хоть часть безумного груза. Сама не знаю почему, делаю шаг к Пригожину и утыкаюсь носом ему в грудь. Слишком интимно, но ничего не могу с собой поделать. Чувствую, как он гладит меня по плечу свободной рукой, слышу его растерянный голос:
- Маш, ну… Ты чего, как маленькая… Ну, сейчас плохо, потом будет хорошо. Не всегда же будет плохо. Ну, что ты?
Твои бы слова, Серега, да богу в уши…и ужас в том, что никто не в силах мне ни помочь, ни успокоить… Все, надо взять себя в руки! Отстраняюсь:
- Слушай, не надо со мной разговаривать, как с маленькой девочкой, ладно?
Сунув руки в карманы, отхожу подальше в сторону. Кажется, он действительно не знает, как себя со мной вести.
- Ладно, извини, у меня это непроизвольно просто.
Стою, опершись седалищем на кухонный стол, спиной к Сергею, и ужасно недовольная своей слабостью. Раскиселилась как сопля. Не хочется признаваться себе, но последние дни здорово подорвали мою самоуверенность относительно Ромки и его антипода Пригожина. Сколько не говори «люблю-люблю», сомнений, что я хорошо знаю Сереброва, становится все больше и больше, как и недоверия… Пригожин , тем временем, продолжает гундеть в спину:
- Куда ты сама?! С надрывом связки! Давай, помогу!
Она устраивает меня на диване и даже укрывает ноги одеялом. Уже скоро десять и Дорохина предлагает позавтракать. Я не отказываюсь, и через несколько минут Светлана возвращается с кухни, прихватив тарелку с нарезанными бутербродами и высокую чашку с чаем. Походу дела, пытаюсь выяснить, что со мной:
- Свет, а надрыв этой связки, это не очень опасно, а?
- Что, боишься, за тобой придется всю жизнь утку выносить?
- Свет, ну я же серьезно.
- Нет неопасно. А вот с Пригожиным миловаться весь вечер с бандажом на шее, очень может быть и с последствиями.
Испуганно таращу на нее глаза:
- С какими?
- Меня тут не было, свечку не держала. У меня и телефон был выключен.
- Типун тебе на язык!
В отместку, хмуро развожу руками:
- Телефон выключен… А если бы я тут кони двинула? Прикинь – ты приходишь, а здесь уже все, панихида!
Дорохина отмахивается от нарисованного кошмара:
- Да типун тебе на язык, ну…
И начинает мямлить, не глядя в мою сторону:
- Ну, как то надо было отдохнуть…, расслабиться.
Никогда не отключала, а тут отключила. Понимающе смотрю на нее – ясно от кого отдохнуть и расслабится – от меня. А тогда по-другому вопила, в объятиях своего Ильи – «Маша! Маша!». Светлана, когда ей нечего сказать в свою защиту, всегда поступает одинаково – переходит в наступление – тут же повышает голос:
- Или я не имею права?!
Прищурившись, ехидничаю:
- С Петровичем, да?
- Ну, Маш!
Значит, угадала. Парочка действительно друг в друге души не чает.
- Все, проехали. Давай свои бутерброды…
На столе начинает трезвонить ее мобильник, и Светка, кивнув, встает:
- Ешь.
Она хватает трубку и идет с ней на кухню ворковать со своим Ромео:
- Алло... Спасибо, хорошо…А у тебя?…Что-нибудь, случилось?… Так быстро, ну… Честно говоря, я тоже… А ты уверен, что не преувеличиваешь?
Перекосившись и сморщившись, тянусь за бутербродом в тарелке, но он слишком далеко и я лишь хлопаю ладонью по поверхности стола. До меня доносится очередная порция счастливого придыхания:
- Ты знаешь, у меня тоже такое ощущение, будто я знаю тебя сто лет… Ну, я это заметила… Надеюсь…
Демонстративно закатываю глаза к потолку: ах, любовь, любовь… Кто бы мог подумать – Дорохина и Федотов! Делаю новую попытку добраться до тарелки, но теряю равновесие и с грохотом сыплюсь на пол:
- Ой!
Не так уж все и печально, и больно. Зато отсюда легче добраться до бутерброда. Когда Дорохина заканчивает болтать и приходит в гостиную, ничего не слыша и не видя из-за своей эротической эйфории, я уже доедаю, сидя на полу, последний кусочек колбасы с сыром. Наткнувшись на раскинувшийся полевой стан, Дорохина возвращается от фантазий к реальности:
- О, господи! Ты что здесь делаешь?
- Не поверишь, я здесь живу.
Светка виновато усмехается, а я тяну к себе чашку с чаем и делаю большой глоток. В общем, первая половина дня проходит весело - я, как полагается больной, капризничаю, Дорохина, как полагается доброй сестре милосердия, кидается выполнять все мои пожелания.
***
Когда подруга уходит на свидание, появляется время поваляться на диване и поразмышлять о дальнейших планах. Особенно про Ромку и его бывшую. Что-то во всей этой семейной истории не сходится. Есть неясности, и они меня напрягают. Пытаюсь разложить известную мне информацию по полочкам.
Похоже, отправка Миланы в психушку не так однозначна, как представил в своем докладе Михалыч. Ну, например, почему женщина так самоуверенна? Почему в больнице безропотно ей отдали Ромку на домашнее содержание? У нее же нет на это прав или как? Если ее определили недееспособной через суд с психиатрической комиссией, то и обратно возвратиться в мир она может исключительно через суд. Опять же развод - тут такие варианты: либо они по-прежнему женаты, но расстались и живут порознь, что выглядит сомнительным, либо развелись по решению суда и той же психиатрической комиссии, после помещения в психушку, либо развелись еще до покушения на Ольгу Ивановну и почему-то продолжали жить гражданским браком. И еще есть один вариант, который вообще все запутывает - никакого покушения с психозом на самом деле не было. Она спряталась в лечебницу добровольно. Такая театральная постановка, о которой Серебров был в курсе...
Устраиваюсь с ноутбуком на придиванном модуле в гостиной и, склонившись к монитору, пытаюсь вытащить из интернета хоть какие-то ответы. Вглядываясь в строчки текста и прокручивая ссылки. То, что в них обнаруживается, лишь укрепляет меня в мысли, что с разводом не все так просто.
«Для начала следует инициировать судебный процесс о признании супруга недееспособным вследствие расстройства его психики. Исковое заявление придется подавать либо по месту жительства больного, либо по месту нахождения психиатрического заведения – если больной помещен туда для лечения. Готовясь к судебному разбирательству, судом назначается проведение судебно-психиатрической экспертизы. На основании экспертного заключения, составленного данной комиссией, суд решает вопрос о признании супруга недееспособным. Только имея на руках решение суда можно отправляться далее - в ЗАГС и писать заявление о разводе. В этом случае невзирая ни на какие условия (возражения второй стороны или наличие несовершеннолетних детей) брак будет расторгнут сотрудниками ЗАГСа».
То есть, если Роман действительно хотел развестись, он должен был через суд признать Лану недееспсобной? Так почему она так нахально ведет себя? Непонятно. И вообще – суд, психиатрические комиссии, признание недееспособности – это все не для Ромки, тут нужно твердо и долго гнуть свою линию, а не шашкой махать. Сомневаюсь, что он стал бы разводиться при таких сложностях. И если они все же разведены, значит, это произошло до психоза его благоверной.
И мы вновь возвращаемся к криминальной теме - если погром в квартире и записки с угрозами устроила Милана, вскрыв замок, то очень может быть, что подобное умение случалось с ней и раньше. Конечно, с женой уголовницей у Романа несходство характеров, кто бы спорил –вот и причина и для развода, и для пряток от правоохранительных органов.
***
Трезвон во входную дверь заставляет застонать и открыть глаза. Что такое? Заснула, что ли?
- Свет, ну ключ же есть, а?
Никакого сочувствия к страдающему человеку. Звонит и звонит.
- Ой, капец!
Приходится вставать и идти открывать. Видимо от лежания в неправильной позе, напряжение в шее переползло в голову и теперь она болит даже сильнее травмированного плеча. Тащусь через гостиную, сжав виски двумя руками, и ною:
- Капец, а-а-а... Да иду, я иду… Ох, давно мне так хреново не было… С-с-с…
Распахиваю, не глядя, дверь. Да что ж такое-то! Мягкова!
- Можно?
Как же хочется сказать «Нельзя!».
- Заходи.
Отступаю в сторону, морщась и держась за висок. Валентина, все-таки, заходит и прикрывает за собой дверь.
- Валь, только не говори, что ты по работе.
Мягкова с серьезным видом рушит мои последние надежды на спокойную жизнь:
- В какой-то степени!
Сжимаю несчастную мою голову обеими руками и в отчаянии буквально воплю:
- Ой, Валь!
И иду в гостиную.
- Давай в другой день, меня нет! Я на больничном.
Слышу, как она семенит позади меня и продолжает долдонить:
- Маш, я все понимаю, но дело в том, что я вчера случайно, в офисе, подслушала разговор Стужева с Болотной.
Плюхаюсь в кресло, и откидываюсь назад, закрыв глаза и запрокинув голову. Опять контра, что-то замышляет. Помереть и то не дадут спокойно.
- И что?
Мягкова усаживается напротив меня.
- И, по-моему, они хотят тебя серьезно подставить!
Наконец, до меня доходит, что речь идет о каких-то новых каверзах, и я сажусь прямо, держась за висок и шею:
- В смысле?
- Причем подставить, еще мягко сказано.
Мягко, твердо… Какой-то кисель. Не крутить головой:
- Валь, что-то я не очень понимаю.
- Ну, я услышала, как Саня разговаривал со Стасей.
- Я поняла, что Болек и Лелек... Что конкретно они говорили?
Щурю глаза, отгоняя боль, и пытаюсь разобраться с уровнем угрозы. Мягкова, чуть помедлив, выдает:
- Они говорили про какие-то бумаги.
Блин, так и буду из нее вытягивать в час по чайной ложке?
- Какие бумаги?
- Ну, я не все расслышала. Там было очень шумно.
Тихий ужас! Где там? И хоть бы два слова конкретики. От перенапряжения в мозгах впору получить короткое замыкание. Закрываю лицо руками и сгибаюсь со стоном пополам:
- О-о-ой!
Волосы спадают вперед, полностью скрывая лицо и руки. Вот так бы сидела и сидела.
- Мария Павловна, вы так не переживайте, их еще можно остановить.
Господи, какую же ахинею она несет… Кого остановить и за что? За бумагу в шумном месте? Со всхлипом выпрямляюсь, убирая волосы с лица:
- Да я не об этом, Валь. Мне хреново, понимаешь, видишь, я травмированная.
- Мария Павловна…
- Валь хватит выкать, а?
- Извини, я хотела тебя предупредить. Я звонила, ты трубку не берешь.
- Да, да, спасибо. Спасибо тебе Валюш.
Опираясь руками на подлокотники, с усилием отрываю седалище от кресла, обхожу стол и осторожно ползу к выходу - надеюсь, Мягкова поймет намек.
- Фу-у-у…
- Может, тебе помощь нужна?
- Не, Сейчас Светка придет, подруга.
Привалившись плечом к полкам, отделяющим гостиную от прихожей, стою спиной к Мягковой и жду, когда же она, наконец, свалит.
- Ну, я тогда пойду?
Тру висок.
- Да, да, конечно… Там, в офисе, все нормально?
- Да, все хорошо, не беспокойтесь.
- Угу…
Сжимаю голову руками, и у меня вырывается протяжный стон и вопль отчаяния:
- М-м-м-о-о-о-а-а-а…
Отсчитываю секунды до момента, когда хлопнет дверь, но вместо этого Валин голос раздается совсем рядом:
- Слушай, может у тебя сотрясение мозга?
- Ага… Наверно… Я сейчас себе чай зеленый заварю и полечусь
Мягкова интенсивно кивает, а потом заводит по новому кругу:
- Ну, я пойду?
Когда ж ты, наконец, уберешься?
- Да… Спасибо тебе Валь.
Чтобы уж наверняка, провожаю до самой двери. Мягкова снова тормозит:
- Я пойду?
Черт!
- Давай.
Открываю входную дверь, выпуская посетительницу.
- До свидания.
Уже в дверях Мягкова снова оборачивается и блеет:
- А, Мария Павловна…
Господи, я ее сейчас убью! Уперев одну руку в бок, другой тру висок и уже начинаю заводиться:
- Что?
- Вы у нас недавно в начальницах, но… Дело в том, что эти двое могут вам сильно напакостить.
А то я не знаю. Прислушиваюсь к себе, к пульсации в голове. Походу после Вали опять придется пить обезболевающие таблетки.
- Ой, я в курсе, спасибо Валь.
- Выздоравливайте, до свидания.
- Пока.
Тяну дверь на себя, пока гостья опять не начала свою волынку и, наконец, захлопываю у Мягковой перед носом. Какого хрена приперлась, так я и не поняла. Информации - ноль целых, шиш десятых. Наконец-то тишина. Уперев руки в бока, иду к кухне не переставая охать и охать...
- О-о-ох… А-а-а…
А потом и дальше - в спальню, валяться с мокрой тряпкой на лбу и пытаться разгадывать тайные замыслы злобных недругов.
***
К вечеру мне легчает, но не сильно. В дверь звонят, и я ползу в прихожую, посмотреть, кого это принесло. Вижу на экране домофона лицо Пригожина и, всплеснув руками, невольно делаю шаг назад:
- Блин!
Все ведь определилось – мы только друзья, и вот, снова-здорово. Сергей продолжает звонить и звонить. Делать нечего, приходится открывать – повернув ключ в замке, распахиваю дверь. Пригожин смущенно здоровается:
- Привет. Ты уже ходишь?
Со вздохом разворачиваюсь к нему спиной и плетусь назад на кухню, патетически взмахивая руками:
- Это не я, это мое привидение! Слушай, неужели, хотя бы на несколько дней нельзя оставить человека в покое, а?
Приваливаюсь спиной к стене возле кухонной стойки. Мне не видно из-за угла, что он там делает в прихожей. Слышу, как Сергей заходит внутрь квартиры, как закрывает дверь. Слышу приближающиеся шаги.
- М-м-м… Извини, Маш.
Он чем-то шелестит.
- Это, тебе!
Разворачиваюсь, словно робот, и почти окунаюсь носом в огромный букет цветов. Господи, только не это! Смотрю на букет и в голове только одна мысль - ну, почему, почему все несчастья именно на меня? Добить меня пришел? Все, Серега, успокойся, я уже растаяла и оценила твою заботу…. Со стоном откидываю голову назад, упираясь затылком в стену, а затем с нытьем и рычанием перекатываюсь, чтобы стукнуться о стену лбом:
- М-м-м…
Бью от бессилия кулаком о стену и могу сейчас только одно - хныкать и пускать сопли. Слышу, над ухом, растерянный голос Пригожина:
- Ты чего?
Мне себя ужасно жалко и я только хнычу, уткнувшись в стену.
- Да что случилось?
Да ничего не случилось. Мне тошно… Тошно… Физически и морально. У меня на шее и плече бандаж и это приносит массу дискомфорта, а мой любимый и единственный мужчина, оказался совсем не таким, как я себе воображала… Хотя, с другой стороны – именно он спас меня от Ильи и взял в минуту слабости все в свои руки! Поворачиваюсь к Сергею с несчастным видом и встречаю полный вопросов взгляд:
- Может, я чем-то обидел или…
- Мне плохо!
И очень хочется, чтобы кто-нибудь пожалел, взял на себя хоть часть безумного груза. Сама не знаю почему, делаю шаг к Пригожину и утыкаюсь носом ему в грудь. Слишком интимно, но ничего не могу с собой поделать. Чувствую, как он гладит меня по плечу свободной рукой, слышу его растерянный голос:
- Маш, ну… Ты чего, как маленькая… Ну, сейчас плохо, потом будет хорошо. Не всегда же будет плохо. Ну, что ты?
Твои бы слова, Серега, да богу в уши…и ужас в том, что никто не в силах мне ни помочь, ни успокоить… Все, надо взять себя в руки! Отстраняюсь:
- Слушай, не надо со мной разговаривать, как с маленькой девочкой, ладно?
Сунув руки в карманы, отхожу подальше в сторону. Кажется, он действительно не знает, как себя со мной вести.
- Ладно, извини, у меня это непроизвольно просто.
Стою, опершись седалищем на кухонный стол, спиной к Сергею, и ужасно недовольная своей слабостью. Раскиселилась как сопля. Не хочется признаваться себе, но последние дни здорово подорвали мою самоуверенность относительно Ромки и его антипода Пригожина. Сколько не говори «люблю-люблю», сомнений, что я хорошо знаю Сереброва, становится все больше и больше, как и недоверия… Пригожин , тем временем, продолжает гундеть в спину:
