Скоро уже совсем должно было стемнеть. Времени собрать выживших оставалось слишком мало. Было принято решение забрать Тосая и убраться, как можно скорее, на теплый и приятный восток. В Шаогунь.
Прямо перед тем, как уснуть, у Такендо странно кольнуло в сердце. Будто некий шут вонзил свою предательскую иглу, подкравшись сзади. Он вскочил с лежанки и сдавил руками больное место. Из его глаз текли слезы, но он не шумел, не издавал и звука. Незачем будить Ооноке. Выбравшись на свежий воздух, он вцепился взглядом в звездное небо. Ему казалось, что мерцающие огоньки поют ему песнь, которую он не мог услышать. Чтобы разгадать их слова, ему надо было стать сильнее. Ему нужно было во многом еще разобраться.
Без сил бороться с накатившей усталостью, он лег прямо в разноцветную траву и прямо так и заснул. Разбудил его встревоженный Ооноке, уже ранним утром.
— Что случилось, Такендо?
— Мой отец умер. Звезды поют прощальную песнь… — бредил тот.
Его окутал жар, глаза не реагировали на свет. Ноги его почернели от голени до пят. Он их не чувствовал. Только странная боль и ночное небо заполнили его голову.
— Это похоже на некроз, Такендо! Ты потеряешь ноги или умрешь… — слова Ооноке перестали долетать до его сознания, и он отключился вновь, не в силах что-либо сказать.
Восходящее солнце уже касалось треугольных верхушек пагоды. На молитвенных башнях уже тушили костры. Люди ходили по улицам и собирали упавшие воздушные фонари. Празднование перерождения жар-птицы подошло к концу. В небольшом, огороженном алхимическими закрученными растениями, домике, сидел на коврике в позе лотоса и дышал парами трилистника старый тощий господин. Его восьмилетняя ученица была в соседней комнатке, при помощи дистиллятора вытягивала эссенцию ночного стебля, чтобы смешать впоследствии снадобье от ночных кошмаров и головной боли. Утреннее зелье хорошо помогает устранить последствия бурной ночи. Старик готовился собрать сумму, как раз после праздников. В конце дыхательной терапии старик откашлялся и сплюнул чернеющую слякоть в заранее приготовленную миску.
— Кимико! — сипящим голосом позвал старик.
— Да, мастер? — тут же подбежала девочка.
— Все приготовила?
— Да. — поклонилась та.
— Молодец, девочка. К завтрашнему вечеру мы соберем очень много денег… — потирая руки с хитрой улыбочкой, говорил тот.
— Рада вам услужить, мастер. — кланялась она.
В ухоженную входную дверь, украшенную серебряными узорами в виде растений, кто-то начал колотить.
— Кого Меврона принесла? — нервно гукнул старик.
— Открыть?
— Я сам, девочка, сам. — подбираясь к двери на своих корявых варикозных ногах, отвечал он.
На пороге стоял низкого роста мальчик, закутанный с головы до ног в плотные черные обмотки. Его рука была перемотана пропитанной кровью белой тканью.
— Мастер Такеяка, мне нужна ваша помощь! — заявил мальчик.
— Чего надо? — нетерпеливо спросил старик.
— Там мальчик, мальчик десяти лет. У него некроз нижних конечностей! Помогите, молю!
В его маленьких глазках мастер видел не страх, но искреннее сочувствие.
— Где мальчик?
— Сейчас! — оттолкнувшись от боковой оградки, он ухватился за навес, подтянулся, забрался на крышу.
— Э-э, куда полез? — злился ему в след старик.
Через несколько секунд тот мягко спрыгнул обратно к порогу с пацаном у себя на плечах. Такеяку удивило, как тихо мальчик выполнял все свои движения. Он без разрешения протиснулся в дом, нашел длинный ровный обеденный стол и положил его туда, потом повернулся к закрывающему дверь мастеру и сказал:
— Помогите ему. Смотрите. — указывал он на ноги Такендо, — Некроз?
— Не спеши, пацан. Дай поближе посмотрю. — отталкивал его в сторону мастер.
Ооноке смотрел по сторонам, изучал дом Такеяки. Всюду были навалены толстые учебники, везде было алхимическое оборудование, чистое, будто только что его протирали влажной тряпочкой. Идеальная чистота. Такая для Ооноке была в новинку. Никогда прежде он не видал таких отмытых половиц, как здесь. В углу гостиной комнаты он приметил массивный, вылитый из стали сундук с увесистым замком. Рядом с ним стояла, притаившись, красивая девочка с черными, до плеч, волосами. Лицо ее было идеально четкое, аккуратные брови, ровный, с маленьким изгибом, нос, маленькие пухлые губки, а глаза, как у лисицы, с острыми углами, были красного цвета с треугольными оттенками голубого в каждом.
— Когда он потерял сознание… ему было очень больно? Он кричал? — уточнял старик.
— Нет… Он бредил, а потом просто уснул. Но это же некроз, да? Я уже видел такое.
— Мне кажется, это что-то другое… Слышал о дьявольском море? Хотя… ты еще слишком мал, чтобы…
— Слышал. Вы думаете он заболел… — задумался Ооноке.
— Не заболел! — брякнул по-старикански тот, — Он проклят! Мальчик, увы, не жилец.
— Проклят? Вы хотите сказать, что не можете ему помочь? — взволновался мальчик.
— Судьбою ему, видимо, было это уготовано… С рождения еще… — рассуждал вслух старик.
— Не сможете, мастер Такеяка? — настойчивее повторил он.
— Разве что вот это средство. Оно ему поможет. — мастер взял с полочки баночку с окрашенной в темно-синий этикеткой.
— Эссенция рудника? Не смешно, старик. — озлобился мальчик.
— Я могу лишь облегчить его муки. — подытожил тот.
— Могу ли я доверить его вам и отлучиться? Максимум на один день.
— Зачем мне это тело? А если он умрет раньше? Что мне прикажешь одному его закапывать, что ли?
— Я вам заплачу.
— Откуда у такого оборванца деньги?! — гудел мастер, затем успокоился, немного подумал и добавил, — Сколько?
— Одну тысячу кан. Разом. Завтра. — со всей серьезностью говорил оборванец.
Старик засмеялся, козыряя беззубой челюстью, затем сказал:
— Не верю! Бред же, тысяча кан! У тебя! Ну, бред же? — непонятно с кем продолжал разговаривать старик, глядя в другую сторону.
— Мастер. — подала голосок девочка в углу.
— А? — отозвался тот.
— Помогите им, пожалуйста. — подкупая грустными красивыми глазками, просила она.
— Но, как же… Задаром?
— Он сказал, что заплатит вам тысячу кан.
— Да нет у него таких денег, посмотри на него!
— Если нет, найдет позже, мастер. Дайте ему шанс спасти друга.
— Не спасти его, не спасти! Проклятия так просто не снимаются! — продолжал причитать старик, а девочка в то время махала Ооноке ручкой, это мол, иди, я договорюсь, не теряй времени.
Так он и сделал.
Все фонарики, что смогли найти, уже собрали. Солнце уже вовсю ласкало своим теплом работающих на плантациях людей. Город циркулировал жителями, процветала торговля, рыночные улицы были забиты. Шаогунь был центром всей экономической системы восточной империи, ее сердцем, желанным куском пирога для всякого чужого правителя.
Жители Шаогуня мало в чем нуждались, все работали и получали примерно одинаково, а цены на товары были низкие, из-за их количества. Ооноке передвигался по волнам крыш, игнорируя тем самым толпы людей внизу. Он знал человека, который мог ему помочь, знал, где ему взять столько кан.
Такендо никогда ничего подобного прежде не видел. Он понимал, что это сон, но он был настолько реален, что он ощущал дуновение ветра, биение своего сердца. Он стоял на выходе из горной пещеры, стоял у обрыва и смотрел на всю степную долину. Это точно были не восточные имперские земли, — слишком отличалась почва, растительность. Таких высоких гор у них тоже не было. Внизу, у подножья, пылала деревня, состоящая в основном из соломенных хат. Он видел поджигателей, видел, как несколько человек уже забирались на тропу, поднимались ближе к пещере.
Такендо вернулся в каменное логово. Оно было не особо большое, никуда не выводило, не таило в себе никаких ценностей. Посреди логова, на небольшом гладком камне, сидел неизвестный человек спиной к входу. Его волосы были связаны в короткий конский хвост, за спиной была стандартных размеров катана, которая чем-то отличалась от большинства, но чем именно, он не мог разглядеть. Ему просто так казалось. Человек сидел без движения, подобно его отцу во время ритуалов. Левая рука его, в темноте пещеры, представлялась ему какой-то странной, какой-то неправильной.
Поджигатели были все ближе, Такендо боялся, хоть он и не понимал, почему. Человек на камне немного повернул голову в сторону выхода. Такендо показалось, что он увидел его, но, похоже, просто показалось. Лицо его было странно знакомо, хоть он ничего почти и не видел. Один только глаз он видел отчетливо. Светящийся в темноте холодным синим светом глаз, обжигающий его разум. Он заставлял его уснуть здесь, в пещере, и проснуться где-то там, далеко отсюда, там, где Такендо когда-то существовал. В памяти уже почти ничего не осталось…
И чем ближе был сон, тем ближе…
— Мастер! Проснулся, мастер!
Мальчик лежал там же, на длинном столе. Под голову ему подложили пуховую подушку. Чернота проползла по ногам вверх, тонкими концами своими касаясь груди. Он проснулся. Открыл глаза и смотрел на красивую девочку, которая стояла, склонившись прямо над его лицом. Ему нравились ее милые и необычные красно-синие глаза.
— Проснулся?! — послышалось стариканское ворчание из соседней комнаты, — Что он там? Еще не кричит?! Может, бубнит какие-нибудь бредни?! — продолжал он, копошась, вставая с кровати.
— Нет, молчит и улыбается, мастер! — отвечала Кимико.
— Улыбается? Что за ерунда? Похоже, сошел он с ума, девочка! Не подходи к нему, Кимико, не рискуй глазками! — кряхтел старик.
— Мастер, по-моему, ему лучше…
— Как?! — встрепенулся тот, подбегая к мальчику короткими шажками.
Чернота, что до того распространялась, теперь шла на спад, быстро тускнея.
— Это сделал тот закутанный мальчик, мастер? — спросила она.
— Если это он, то я даже не знаю, не представляю, как ему это удалось… Он ушел только минут двадцать назад, не больше! Еще даже болиглав не заварился!
— Где… Ооноке? — проговорил лежащий на столе Такендо.
— Ооноке? Наверное, это этот мальчик… Он побежал куда-то, чтобы тебе помочь. — отвечала девочка.
— А где я?
— В алхимической лавке известного на всем востоке мастера Такеяки, — гения зельеварения. — гордо сказал он, а после короткой паузы в конце, добавил, — Ты мне должен тысячу кан.
Течение времени клонилось к вечеру. Ооноке выбрался из затягивающего Шаогуня и уже двигался по лесной чаще, срезая путь максимально опасными путями, самыми короткими. И вот, наконец, тяжело дыша, не чувствуя отбитых в кровь стоп, он добрался до цели. Священное место Кау’якл’на. Круг из стоячих продолговатых валунов, в центре которого лежал идеальный камень квадратной формы. Местные говорят, что это подарок Модсдаля — бога-кузнеца, создателя рек, океанов и каменных скал. Никто этот камень трогать не смел, а ярые блюстители веры периодически патрулировали по ближайшим лесам с целью выявить возможную для квадратного камня опасность и, с опасностью этой, расправиться. За одним из валунов находился скрытый люк, уводящий прямым спуском под землю. Там, внизу, царствовала тьма. Никакого освещения. Члены ордена "Черной руки" были обучены существовать в пустоте. Слившись с ней, они двигались подобно призракам, утратившим плоть. Им не нужны были глаза, им нужны были только инстинкты.
— Ооноке… Зачем вернулся? — прошептала пустота.
Мальчик сразу припал лбом к холодному полу и ответил:
— Сёкан Гретт, сыну Сёкана Кенрюсая нужна помощь. Он проклят, умирает.
— Сын Кенрюсая проклят? Почему я должен спасать его? Кенрюсай мертв, Ооноке, твой долг перед ним более не имеет силы. Его сын более не имеет для тебя значения.
— Но, Сёкан Гретт, он…
— Ты забылся, Сотё Ооноке? — жестко подавил голосок того.
— Нет, я верен ордену, Сёкан Гретт…
— Мальчишка более не твоя забота. Я рад, что ты пришел сам. Я был готов отправлять за тобой твоего Икана.
— Вы уверены, что он мертв? — переводил тему тот.
— Да. Наши Рикуси видели, как сжигали его тело.
— Кто его убил?
— "Белая гарда"… Один из них. Когда до наших ушей долетит его имя — он умрет, как и гласит кодекс. Ты будешь готов наказать убийцу своего бывшего Сёкана? — угрожающим голосом возвышал себя Грэтт.
— Куда орден поведет меня, туда я и пойду, Сёкан Грэтт. — повиновался мальчик.
— Можешь встать.
Ооноке осторожно принял вертикальное положение.
— Идем во тьму, Ооноке. Теперь у тебя будут другие задачи.
— Повинуюсь, Сёкан Гретт. — отвечал тот, проходя мимо нового лидера змеи дальше, вглубь поглощенного пустотой коридора.
— Твой друг обещал вернуться завтра, в то же время, максимум. — говорила девочка, сидя перед Такендо на коленях.
Он сделал еще глоток горячего лилового чая. По телу растекалось приятное чувство расслабления. В легкие оседал согревающий сгусток.
— Мастер говорит, что много этого чая пить нам еще нельзя.
— Он алкогольный? — спросил мальчик.
— Ты знаешь, что это?
— Знаю. Отец учил меня алхимии, как и твой тебя.
— Он мне не отец. Он мой учитель. Мастер Такеяка.
— А где твои родители?
Девочка отвела глаза и легко задрожала. Ей явно было неприятно говорить на эту тему.
— Извини…
— Ничего. Все хорошо, я почти привыкла.
— У меня тоже больше никого нет. Мой отец умер вчера от рук предателей.
— Ой, это ужасно! Мне очень жаль! — распереживалась она.
— Не надо. Не успокаивай меня. Мой отец учил меня быть сильным. И я буду…
— Хорошо… я поняла. — склонив голову, сказала девочка.
— Как тебя зовут?
— Я Кимико. Как зовут тебя?
— Такендо.
Кимико засмущалась. Он увидел это в выражении ее лица.
— Что с тобой случилось? — спросила вдруг она.
— Я не знаю. Я почувствовал боль в сердце, а затем уснул. Я видел странный сон, я чувствовал его, не просто видел. Я верю, что дух моего отца таким образом сообщил мне, что я должен делать.
— И что же ты должен?
— Уничтожить всех поджигателей… — чтобы не испугать девочку, сказал мягче тот.
— Хм-м… — задумалась она.
Старик спал и очень громко храпел. По прекращению такого рычания сразу можно было понять, проснулся он или нет.
Мальчик смотрел через тонкое горизонтальное отверстие, служащее для постоянного проветривания, на царствующую в небе луну.
— Ой, пока я не забыла, нужно заняться ночными стеблями! Надо закончить до утра! Спи, Такендо, завтра еще поговорим. — Кимико в спешке собрала все на поднос и ушла к себе в комнатку.
Такендо остался один наедине с глотком лилового чая и пробирающимся к нему лунным светом. Только сейчас мальчик вспомнил о своей катане. Он понял, что безоружен. Нельзя позорить уроки отца!
— Где моя катана? — напряженно спросил у себя мальчик и сразу понял, что потерял ее навсегда.
К утру эссенции были готовы, и старик, полный радости, стоял на улице и во всю продавал утреннее зелье. Шесть кан за пузырек, и к обеду у него уже было под восемьсот кан. Оставалось восемь пузырьков, но людей, желающих его приобрести, видимо, не осталось. Мастер вернулся в дом, Кимико занесла переносную лавку во двор, подмела участок от скопившегося во время торговли мусора, затем вернулась и подала Такендо горячий суп из свежей оленины. Старик уплетал рисовую лапшу с красным перцем, а взглядом сверлил паренька.
— Твой друг, Ооноке, пообещал мне за тебя тысячу кан… — пробурчал, пережевывая, тот.
— Я сам заплачу вам, не беспокойтесь. Однако, сейчас мне нужно будет уйти.
***
Прямо перед тем, как уснуть, у Такендо странно кольнуло в сердце. Будто некий шут вонзил свою предательскую иглу, подкравшись сзади. Он вскочил с лежанки и сдавил руками больное место. Из его глаз текли слезы, но он не шумел, не издавал и звука. Незачем будить Ооноке. Выбравшись на свежий воздух, он вцепился взглядом в звездное небо. Ему казалось, что мерцающие огоньки поют ему песнь, которую он не мог услышать. Чтобы разгадать их слова, ему надо было стать сильнее. Ему нужно было во многом еще разобраться.
Без сил бороться с накатившей усталостью, он лег прямо в разноцветную траву и прямо так и заснул. Разбудил его встревоженный Ооноке, уже ранним утром.
— Что случилось, Такендо?
— Мой отец умер. Звезды поют прощальную песнь… — бредил тот.
Его окутал жар, глаза не реагировали на свет. Ноги его почернели от голени до пят. Он их не чувствовал. Только странная боль и ночное небо заполнили его голову.
— Это похоже на некроз, Такендо! Ты потеряешь ноги или умрешь… — слова Ооноке перестали долетать до его сознания, и он отключился вновь, не в силах что-либо сказать.
***
Восходящее солнце уже касалось треугольных верхушек пагоды. На молитвенных башнях уже тушили костры. Люди ходили по улицам и собирали упавшие воздушные фонари. Празднование перерождения жар-птицы подошло к концу. В небольшом, огороженном алхимическими закрученными растениями, домике, сидел на коврике в позе лотоса и дышал парами трилистника старый тощий господин. Его восьмилетняя ученица была в соседней комнатке, при помощи дистиллятора вытягивала эссенцию ночного стебля, чтобы смешать впоследствии снадобье от ночных кошмаров и головной боли. Утреннее зелье хорошо помогает устранить последствия бурной ночи. Старик готовился собрать сумму, как раз после праздников. В конце дыхательной терапии старик откашлялся и сплюнул чернеющую слякоть в заранее приготовленную миску.
— Кимико! — сипящим голосом позвал старик.
— Да, мастер? — тут же подбежала девочка.
— Все приготовила?
— Да. — поклонилась та.
— Молодец, девочка. К завтрашнему вечеру мы соберем очень много денег… — потирая руки с хитрой улыбочкой, говорил тот.
— Рада вам услужить, мастер. — кланялась она.
В ухоженную входную дверь, украшенную серебряными узорами в виде растений, кто-то начал колотить.
— Кого Меврона принесла? — нервно гукнул старик.
— Открыть?
— Я сам, девочка, сам. — подбираясь к двери на своих корявых варикозных ногах, отвечал он.
На пороге стоял низкого роста мальчик, закутанный с головы до ног в плотные черные обмотки. Его рука была перемотана пропитанной кровью белой тканью.
— Мастер Такеяка, мне нужна ваша помощь! — заявил мальчик.
— Чего надо? — нетерпеливо спросил старик.
— Там мальчик, мальчик десяти лет. У него некроз нижних конечностей! Помогите, молю!
В его маленьких глазках мастер видел не страх, но искреннее сочувствие.
— Где мальчик?
— Сейчас! — оттолкнувшись от боковой оградки, он ухватился за навес, подтянулся, забрался на крышу.
— Э-э, куда полез? — злился ему в след старик.
Через несколько секунд тот мягко спрыгнул обратно к порогу с пацаном у себя на плечах. Такеяку удивило, как тихо мальчик выполнял все свои движения. Он без разрешения протиснулся в дом, нашел длинный ровный обеденный стол и положил его туда, потом повернулся к закрывающему дверь мастеру и сказал:
— Помогите ему. Смотрите. — указывал он на ноги Такендо, — Некроз?
— Не спеши, пацан. Дай поближе посмотрю. — отталкивал его в сторону мастер.
Ооноке смотрел по сторонам, изучал дом Такеяки. Всюду были навалены толстые учебники, везде было алхимическое оборудование, чистое, будто только что его протирали влажной тряпочкой. Идеальная чистота. Такая для Ооноке была в новинку. Никогда прежде он не видал таких отмытых половиц, как здесь. В углу гостиной комнаты он приметил массивный, вылитый из стали сундук с увесистым замком. Рядом с ним стояла, притаившись, красивая девочка с черными, до плеч, волосами. Лицо ее было идеально четкое, аккуратные брови, ровный, с маленьким изгибом, нос, маленькие пухлые губки, а глаза, как у лисицы, с острыми углами, были красного цвета с треугольными оттенками голубого в каждом.
— Когда он потерял сознание… ему было очень больно? Он кричал? — уточнял старик.
— Нет… Он бредил, а потом просто уснул. Но это же некроз, да? Я уже видел такое.
— Мне кажется, это что-то другое… Слышал о дьявольском море? Хотя… ты еще слишком мал, чтобы…
— Слышал. Вы думаете он заболел… — задумался Ооноке.
— Не заболел! — брякнул по-старикански тот, — Он проклят! Мальчик, увы, не жилец.
— Проклят? Вы хотите сказать, что не можете ему помочь? — взволновался мальчик.
— Судьбою ему, видимо, было это уготовано… С рождения еще… — рассуждал вслух старик.
— Не сможете, мастер Такеяка? — настойчивее повторил он.
— Разве что вот это средство. Оно ему поможет. — мастер взял с полочки баночку с окрашенной в темно-синий этикеткой.
— Эссенция рудника? Не смешно, старик. — озлобился мальчик.
— Я могу лишь облегчить его муки. — подытожил тот.
— Могу ли я доверить его вам и отлучиться? Максимум на один день.
— Зачем мне это тело? А если он умрет раньше? Что мне прикажешь одному его закапывать, что ли?
— Я вам заплачу.
— Откуда у такого оборванца деньги?! — гудел мастер, затем успокоился, немного подумал и добавил, — Сколько?
— Одну тысячу кан. Разом. Завтра. — со всей серьезностью говорил оборванец.
Старик засмеялся, козыряя беззубой челюстью, затем сказал:
— Не верю! Бред же, тысяча кан! У тебя! Ну, бред же? — непонятно с кем продолжал разговаривать старик, глядя в другую сторону.
— Мастер. — подала голосок девочка в углу.
— А? — отозвался тот.
— Помогите им, пожалуйста. — подкупая грустными красивыми глазками, просила она.
— Но, как же… Задаром?
— Он сказал, что заплатит вам тысячу кан.
— Да нет у него таких денег, посмотри на него!
— Если нет, найдет позже, мастер. Дайте ему шанс спасти друга.
— Не спасти его, не спасти! Проклятия так просто не снимаются! — продолжал причитать старик, а девочка в то время махала Ооноке ручкой, это мол, иди, я договорюсь, не теряй времени.
Так он и сделал.
Все фонарики, что смогли найти, уже собрали. Солнце уже вовсю ласкало своим теплом работающих на плантациях людей. Город циркулировал жителями, процветала торговля, рыночные улицы были забиты. Шаогунь был центром всей экономической системы восточной империи, ее сердцем, желанным куском пирога для всякого чужого правителя.
Жители Шаогуня мало в чем нуждались, все работали и получали примерно одинаково, а цены на товары были низкие, из-за их количества. Ооноке передвигался по волнам крыш, игнорируя тем самым толпы людей внизу. Он знал человека, который мог ему помочь, знал, где ему взять столько кан.
***
Такендо никогда ничего подобного прежде не видел. Он понимал, что это сон, но он был настолько реален, что он ощущал дуновение ветра, биение своего сердца. Он стоял на выходе из горной пещеры, стоял у обрыва и смотрел на всю степную долину. Это точно были не восточные имперские земли, — слишком отличалась почва, растительность. Таких высоких гор у них тоже не было. Внизу, у подножья, пылала деревня, состоящая в основном из соломенных хат. Он видел поджигателей, видел, как несколько человек уже забирались на тропу, поднимались ближе к пещере.
Такендо вернулся в каменное логово. Оно было не особо большое, никуда не выводило, не таило в себе никаких ценностей. Посреди логова, на небольшом гладком камне, сидел неизвестный человек спиной к входу. Его волосы были связаны в короткий конский хвост, за спиной была стандартных размеров катана, которая чем-то отличалась от большинства, но чем именно, он не мог разглядеть. Ему просто так казалось. Человек сидел без движения, подобно его отцу во время ритуалов. Левая рука его, в темноте пещеры, представлялась ему какой-то странной, какой-то неправильной.
Поджигатели были все ближе, Такендо боялся, хоть он и не понимал, почему. Человек на камне немного повернул голову в сторону выхода. Такендо показалось, что он увидел его, но, похоже, просто показалось. Лицо его было странно знакомо, хоть он ничего почти и не видел. Один только глаз он видел отчетливо. Светящийся в темноте холодным синим светом глаз, обжигающий его разум. Он заставлял его уснуть здесь, в пещере, и проснуться где-то там, далеко отсюда, там, где Такендо когда-то существовал. В памяти уже почти ничего не осталось…
И чем ближе был сон, тем ближе…
***
— Мастер! Проснулся, мастер!
Мальчик лежал там же, на длинном столе. Под голову ему подложили пуховую подушку. Чернота проползла по ногам вверх, тонкими концами своими касаясь груди. Он проснулся. Открыл глаза и смотрел на красивую девочку, которая стояла, склонившись прямо над его лицом. Ему нравились ее милые и необычные красно-синие глаза.
— Проснулся?! — послышалось стариканское ворчание из соседней комнаты, — Что он там? Еще не кричит?! Может, бубнит какие-нибудь бредни?! — продолжал он, копошась, вставая с кровати.
— Нет, молчит и улыбается, мастер! — отвечала Кимико.
— Улыбается? Что за ерунда? Похоже, сошел он с ума, девочка! Не подходи к нему, Кимико, не рискуй глазками! — кряхтел старик.
— Мастер, по-моему, ему лучше…
— Как?! — встрепенулся тот, подбегая к мальчику короткими шажками.
Чернота, что до того распространялась, теперь шла на спад, быстро тускнея.
— Это сделал тот закутанный мальчик, мастер? — спросила она.
— Если это он, то я даже не знаю, не представляю, как ему это удалось… Он ушел только минут двадцать назад, не больше! Еще даже болиглав не заварился!
— Где… Ооноке? — проговорил лежащий на столе Такендо.
— Ооноке? Наверное, это этот мальчик… Он побежал куда-то, чтобы тебе помочь. — отвечала девочка.
— А где я?
— В алхимической лавке известного на всем востоке мастера Такеяки, — гения зельеварения. — гордо сказал он, а после короткой паузы в конце, добавил, — Ты мне должен тысячу кан.
***
Течение времени клонилось к вечеру. Ооноке выбрался из затягивающего Шаогуня и уже двигался по лесной чаще, срезая путь максимально опасными путями, самыми короткими. И вот, наконец, тяжело дыша, не чувствуя отбитых в кровь стоп, он добрался до цели. Священное место Кау’якл’на. Круг из стоячих продолговатых валунов, в центре которого лежал идеальный камень квадратной формы. Местные говорят, что это подарок Модсдаля — бога-кузнеца, создателя рек, океанов и каменных скал. Никто этот камень трогать не смел, а ярые блюстители веры периодически патрулировали по ближайшим лесам с целью выявить возможную для квадратного камня опасность и, с опасностью этой, расправиться. За одним из валунов находился скрытый люк, уводящий прямым спуском под землю. Там, внизу, царствовала тьма. Никакого освещения. Члены ордена "Черной руки" были обучены существовать в пустоте. Слившись с ней, они двигались подобно призракам, утратившим плоть. Им не нужны были глаза, им нужны были только инстинкты.
— Ооноке… Зачем вернулся? — прошептала пустота.
Мальчик сразу припал лбом к холодному полу и ответил:
— Сёкан Гретт, сыну Сёкана Кенрюсая нужна помощь. Он проклят, умирает.
— Сын Кенрюсая проклят? Почему я должен спасать его? Кенрюсай мертв, Ооноке, твой долг перед ним более не имеет силы. Его сын более не имеет для тебя значения.
— Но, Сёкан Гретт, он…
— Ты забылся, Сотё Ооноке? — жестко подавил голосок того.
— Нет, я верен ордену, Сёкан Гретт…
— Мальчишка более не твоя забота. Я рад, что ты пришел сам. Я был готов отправлять за тобой твоего Икана.
— Вы уверены, что он мертв? — переводил тему тот.
— Да. Наши Рикуси видели, как сжигали его тело.
— Кто его убил?
— "Белая гарда"… Один из них. Когда до наших ушей долетит его имя — он умрет, как и гласит кодекс. Ты будешь готов наказать убийцу своего бывшего Сёкана? — угрожающим голосом возвышал себя Грэтт.
— Куда орден поведет меня, туда я и пойду, Сёкан Грэтт. — повиновался мальчик.
— Можешь встать.
Ооноке осторожно принял вертикальное положение.
— Идем во тьму, Ооноке. Теперь у тебя будут другие задачи.
— Повинуюсь, Сёкан Гретт. — отвечал тот, проходя мимо нового лидера змеи дальше, вглубь поглощенного пустотой коридора.
***
— Твой друг обещал вернуться завтра, в то же время, максимум. — говорила девочка, сидя перед Такендо на коленях.
Он сделал еще глоток горячего лилового чая. По телу растекалось приятное чувство расслабления. В легкие оседал согревающий сгусток.
— Мастер говорит, что много этого чая пить нам еще нельзя.
— Он алкогольный? — спросил мальчик.
— Ты знаешь, что это?
— Знаю. Отец учил меня алхимии, как и твой тебя.
— Он мне не отец. Он мой учитель. Мастер Такеяка.
— А где твои родители?
Девочка отвела глаза и легко задрожала. Ей явно было неприятно говорить на эту тему.
— Извини…
— Ничего. Все хорошо, я почти привыкла.
— У меня тоже больше никого нет. Мой отец умер вчера от рук предателей.
— Ой, это ужасно! Мне очень жаль! — распереживалась она.
— Не надо. Не успокаивай меня. Мой отец учил меня быть сильным. И я буду…
— Хорошо… я поняла. — склонив голову, сказала девочка.
— Как тебя зовут?
— Я Кимико. Как зовут тебя?
— Такендо.
Кимико засмущалась. Он увидел это в выражении ее лица.
— Что с тобой случилось? — спросила вдруг она.
— Я не знаю. Я почувствовал боль в сердце, а затем уснул. Я видел странный сон, я чувствовал его, не просто видел. Я верю, что дух моего отца таким образом сообщил мне, что я должен делать.
— И что же ты должен?
— Уничтожить всех поджигателей… — чтобы не испугать девочку, сказал мягче тот.
— Хм-м… — задумалась она.
Старик спал и очень громко храпел. По прекращению такого рычания сразу можно было понять, проснулся он или нет.
Мальчик смотрел через тонкое горизонтальное отверстие, служащее для постоянного проветривания, на царствующую в небе луну.
— Ой, пока я не забыла, нужно заняться ночными стеблями! Надо закончить до утра! Спи, Такендо, завтра еще поговорим. — Кимико в спешке собрала все на поднос и ушла к себе в комнатку.
Такендо остался один наедине с глотком лилового чая и пробирающимся к нему лунным светом. Только сейчас мальчик вспомнил о своей катане. Он понял, что безоружен. Нельзя позорить уроки отца!
— Где моя катана? — напряженно спросил у себя мальчик и сразу понял, что потерял ее навсегда.
К утру эссенции были готовы, и старик, полный радости, стоял на улице и во всю продавал утреннее зелье. Шесть кан за пузырек, и к обеду у него уже было под восемьсот кан. Оставалось восемь пузырьков, но людей, желающих его приобрести, видимо, не осталось. Мастер вернулся в дом, Кимико занесла переносную лавку во двор, подмела участок от скопившегося во время торговли мусора, затем вернулась и подала Такендо горячий суп из свежей оленины. Старик уплетал рисовую лапшу с красным перцем, а взглядом сверлил паренька.
— Твой друг, Ооноке, пообещал мне за тебя тысячу кан… — пробурчал, пережевывая, тот.
— Я сам заплачу вам, не беспокойтесь. Однако, сейчас мне нужно будет уйти.
