- Ты же понимаешь, телефон такая штука, - Глеб едва ли не перед носом кота потряс телефоном, - которая может разрядиться. И пока Аня бегает по делам, ей негде его зарядить. Может забыть дома. Может его потерять. Самое неприятное – его попросту могут украсть. Так что панику поднимать преждевременно.
Харитон тревожно внимал словам покровителя. Его уши, и без того не по-кошачьи длинные, еще больше стали напоминать локаторы.
Глеб налил себе коньяку и попытался абстрагироваться, поверить самому себе, что проблема в телефоне. Однако удавалось это ему плохо. Чтобы рука не тянулась позвонить, собственный аппарат он положил перед телевизором. Однако невольно продолжал гипнотизировать его, снова и снова возвращая взгляд на тонкий, черно-глянцевый кусок пластмассы, от которого сейчас зависело все.
Что бы ни случилось, он найдет ее. Один звонок ребятам в Интерпол – и телефон бравого Скоробини будет у него. Юноша не откажется по-молодецки сгонять к Анне и напомнить, что в России о ней беспокоятся.
Погруженный в раздумья, он отвлекся на минуту и едва не подпрыгнул от неожиданности. Взревела сирена, возвещая о получении сообщения.
Фух. Глеб облегченно вздохнул. Выждав, пока сердце сделает несколько ударов, неторопливо поднялся. Улыбаясь, он начал строить обиженно-укоряющие фразы, призванные донести до Анны Викторовны всю степень его беспокойства и огорчения от ее безответственности.
Как мало нужно для счастья влюбленному человеку – несколько слов, без открытых постороннему глазу «сантиментов» типа «ЛюблюНиМагу», но с внутренним теплом, видимым лишь двоим. Свой код доступа. Доступа к сердцу, к душе, код, который невозможно подобрать непосвященному.
Аня. Глеб хотел расцеловать телефон, ставший связующей ниточкой между ними. Постеснялся кота – не поймет, засомневается в его психическом здоровье, а то и заревнует…
Открыв смс-ку, Глеб уставился на текст, отказываясь понимать написанное. Словно под мощнейшим напором невидимого насоса вся кровь из тела ринулась в голову. В один момент она переполнила все крупные сосуды и мельчайшие капилляры, грозя разорвать их и уничтожить святая святых осознанной жизни человека - его мозг, превратив его в бесформенное месиво. Тем самым освободить бессмертную душу из тела, которому без разума и души тоже уже ничего не светит. «Так, наверно, выглядит смерть», - безразлично подумал мужчина. Теперь он понял людей, которые искали смерти, не находя в себе сил для жизни.
«Глеб! Прости, если сможешь. Я выхожу замуж. Все было ошибкой».
Способность мыслить, которая не до конца была уничтожена, отчаянно пыталась найти неповрежденное место и остановить процесс саморазрушения. Обрывки виденных картинок пытались достучаться до сознания, и Глеб безразлично позволил им быть. Сейчас он вспомнил шаблонное действие из кинофильмов – швырять телефон о стену или о пол, получив травмирующую информацию. Вспомнил лица актеров, искаженные гневом, яростью, и понял, что этого желания у него просто нет. Нет эмоций. Просто пустота. Просто небытие.
Он бессильно опустился на пол, опершись спиной о шкаф, и вперил взгляд в пространство.
Харитон, испугавшись вида хозяина, осторожно сполз с кресла. Боком, словно опасаясь, приблизился к Глебу, лег на пол, положив голову на лапы и максимально громко, насколько позволяло еще не выздоровевшее кошачье горло, жалобно мяукнул. Как мог, он выразил готовность разделить его боль.
Несокрушимый Штольцев, выходивший из воды сухим и сумевший выбраться из множества передряг с минимальными потерями, сейчас был просто раздавлен одной короткой смс-кой. Он не хотел ничего анализировать, размышлять о том, как попал в болезненную, даже патологическую зависимость от чувств и эмоций. Он просто сидел и позволял самым диковинным мыслям, как в калейдоскопе, сменять друг друга. Пришло в голову сравнение с Летучим Голландцем – корабль мертвецов, никем и ничем не управляемый. Таким кораблем он себя сейчас и ощущал – человек без души, тело без желания жить.
Трудно сказать, сколько просидели рядом друг с другом кот и человек, но животное первым осознало, что пол - не лучшее место для времяпровождения.
Осторожно он еще ближе подполз к мужчине и несколько раз искренне лизнул его руку.
Тут только, казалось, Штольцев заметил его. Он убрал руку.
- Перестань. Аня не приедет, - бесцветным голосом сказал он. - Все было ошибкой. Все. Я ей не нужен. Ты ей не нужен. Понимаешь, не.. ну – жен…
Харитон был умным котом. И хотя человечьему языку не был обучен, но причинно-следственные связи прекрасно мог устанавливать. Он знал, что многие люди таскают с собой такие плоские штучки, (называют телефоном) и разговаривают с ними, а из них еще доносятся голоса. И что самое интересное – эти самые штучки еще и капризные – иногда не хотят разговаривать, и тогда люди злятся, нервничают… Смешные! В порядке вещей, когда дети разговаривают с игрушками. А тут взрослые! И еще такое значение им придают. Вон Глеб Платоныч даже не разговаривал, а просто ждал, когда засветится его телефон и становился сразу таким счастливым, каким он выглядел только с Аней. И сейчас ринулся к нему с блаженным, чуть ли не придурковатым видом, и вдруг весь изменился в лице, осел на пол, будто его под дых ударили. Стало понятно, что это связано с Аней.
Харитон почувствовал, что опять наступают трудные времена. Слова, сказанные таким чужим голосом и адресованные ему, убранная рука в ответ на его ласку, несомненно, могли означать одно: он больше не нужен. И от бесславной смерти на помойке его отделяет не так уж много. Осталось только Глебу Платонычу встать и, открыв дверь, вышвырнуть его за шкирку за порог.
С тоской он оглядел квартиру, к миске решил уже не подходить, чтоб не травить душу, и мужественно, не дожидаясь грубого пинка, с печально опущенным хвостом пошел к входной двери, пытаясь сморгнуть накатившиеся горькие слезы.
Штольцев, как ни поглощен был собственной болью, с удивлением проводил взглядом кота. Тот, миновав свое кресло, направился в коридор.
Глеб поднялся и отправился следом. Кот, сидевший у двери, подняв на него скорбный взгляд, будто говорил: «Ну, давай, не тяни».
«Не умер», - подумал Штольцев, потому что при виде этого покорного безграничного отчаяния, застывшего на сморщенной мордочке, у него сжалось сердце и в груди потеплело, словно солнечный лучик осветил беспросветную тьму.
- Ты, что, решил, что я тебя выгоню? - Глеб укоризненно посмотрел на собрата по несчастью и впервые, не по необходимости, а в приливе нежности, взял на руки упругую, горячую тушку.
- Пошли брат. Жизнь продолжается. И сказке в ней не место.
Понимая, что сегодня уснуть не удастся, он занял кресло Харитона, а его самого оставил у себя на коленях, чем, надо сказать, немало шокировал кота.
Глеб подсознательно чувствовал, что есть что-то, что не может пробиться через пелену боли и что оно очень важное. Но крушение всех надежд – это тяжелое испытание. И очень редко кому удается в такие моменты сохранить ясную голову и способность логически мыслить. Поэтому сейчас он старательно гнал от себя мысли об Анне, пытаясь в уме рассчитать очередные премиальные сотрудникам, потом переключаясь на незавершенные дела, скопившиеся в конторе. Подумал о предстоящем неприятно-необходимом разговоре с Ниной.
Лишь под утро он на какой-то час отключился от расчетов и размышлений, провалившись в тревожную полудрему. О том, что он уснул, свидетельствовало оставшееся смутное ощущение, что происходило что-то страшное и не здесь. Он не мог вспомнить сон, но то, что привиделось нечто удущающе тягостное, сомнений не было.
С больной головой он собрался на работу. Сев в машину, повернул ключ зажигания и замер, затаив дыхание…На панели лежали очки Анны.
Теперь уже никакие расчеты незакрытые дела не смогли сдержать воспоминаний, хлынувших, словно бешеный поток воды, прорвавшей плотину.
….Он лечит ее ногу. Взгляд, решивший все. Она украдкой рассматривает его во время купания. Объятия, которые едва не сорвали стоп-кран, удерживавший его в рамках дозволенного.
Она обожгла руку. Он захватил ее в плен своих рук и, едва сдерживая дрожь, целует ее волосы…
Самая лучшая в мире мышка, бросившая Анну в его объятия… Безумная страсть….
Ее слова…
«Глеб Платоныч! Поверьте, если бы у меня был выбор…», «Я просто чувствую себя в безопасности. И мое «Вы» этому свидетельство».
Она ни разу не сказала ему – «ты», она даже Глебом не называла!
Голова, и без того распухшая от переживаний, теперь окончательно завела карусель, на которой мысли наезжали одна на другую.
Писала не она. Почему? Здесь два варианта. Первый. Она, действительно, передумала, но сама написать не могла решиться и перепоручила кому-то. Второй. Кто-то - Кирилл или предусмотрительная мама - украл телефон и послал смс без ее ведома.
Сообразить, как зовут причину нежелания выходить замуж, дело пары минут. Находясь под бдительным оком одного мужчины без возможности контактировать еще с кем-нибудь, она просто физически не могла увлечься никем другим... Кроме как нанятым за хорошие деньги телохранителем…
Если вчера будущее было покрыто беспросветным мраком отчаяния, то сегодня сквозь разорванные новыми соображениями тучи забрезжили голубые клочки надежды…
Действовать нужно незамедлительно. Неизвестно, как там разворачиваются события, а неизвестность, как известно, напрягает. Усмехнувшись каламбуру, он набрал номер друга.
- Сан Саныч! Свяжись с нашим интерполовцем Адамсом, пусть порысачит в благодарность за оказанную услугу. Задача плевая – найти человека, служащего в муниципальной полиции Милана. Антонио Скоробини.
По затянувшемуся молчанию стало понятно, что Рогозин ждет дальнейших пояснений.
- Мне нужно узнать, почему Анна не отвечает на звонки, - нехотя признался Штольцев.
- Глеб, не хочу тебя расстраивать, но обычно если не отвечают, то значит, не хотят. И Интерпол поднимать по тревоге неразумно,- состорожничал Рогозин, словно опасаясь добить хрустальную мечту вчерашнего прагматика,
- Допускаю. Но с ее телефона пришла смс-ка, которую писала не она.
- Тогда понял, - информация об смс-ке для Рогозина была достаточно весомой причиной для действия.
И буквально через час Штольцев, чувствующий себя не совсем в своей тарелке из-за не очень теплых воспоминаний о взаимодействии, наступив на гордыню, беседовал с другом Анны.
- Buongiorno, синьор Антонио, - исчерпав весь запас итальянского, Глеб перешел на русский, обрисовав проблему.- Я надеюсь, наш прошлый, не очень теплый диалог не повлияет на объективность вашего ответа? Вы же не хотите Анне навредить?! Я опасаюсь, что за нее кто-то другой принял решение. И возможно, не поставив ее в известность.
- У меня нет к вам претензий. Вы выполняли свою работу. Я все выясню, - вежливо ответил юноша, спихнув с души Штольцева небольшой булыжник.
Через пару часов раздался звонок, которого так ждал и одновременно боялся Глеб.
- Глеб Платоныч! Я беседовал с экономкой Анны, и она сказала, что синьорина отправилась в Рим на последнюю примерку свадебного наряда. Мне жаль, но, по-видимому, ваши опасения напрасны.
- Благодарю вас, - еле выдавил из себя Штольцев. О том, до какой степени ему было жаль, можно судить по жалобно хрустнувшему карандашу, который одно движение пальцев превратило в несколько жалких огрызков.
«Вот теперь все», - отрешенно подумал он. Устало поднявшись из-за стола, на автопилоте убрал документы в сейф и направился домой. Не было сил даже оставить распоряжения.
«И нет ни слов, ни музыки, ни сил..» Что главное в этой песне, вдруг пришедшей на ум? А, конечно «В такие дни я был с собой в разлуке» Вот оно. … Сколько времени ему придется быть с собой в разлуке. Сколько пройдет дней, чтоб залатать зияющую дыру в душе, обрамленную рваными краями? А раз края такие, то очевидно, что гладко, бесследно, уже не зарастут. Будет уродливый рубец, который отпугнет всех, кто решится приблизиться.
Он сейчас напьется. Вдрызг. В хлам. В лохмотья и во все остальные возможные «В».
Войдя в квартиру, он медленно, словно это были последние его действия в этой жизни, разделся, принял душ, надел майку с домашними брюками. Предусмотрительно отключил телефон. Рогозин, разумеется, не будет зубоскалить по поводу сбежавшей невесты, но что-либо говорить не было ни сил, ни желания.
Утонувший в болезненном безразличии ко всему, он даже не сказал Харитону «привет». Жизнь будет. Но будет другая жизнь.
Усевшись в кресло, Глеб залпом, как лекарство, принял первые две дозы. Душа настолько онемела, что он не почувствовал ни привычной теплоты, ни малейшего расслабления. Сигареты. Может, тандем дыма и жидкого огня как-то оживят?
Только четвертый бокал начал оправдывать надежды. Боль вытащила острое лезвие из сердца и перебралась куда-то под лопатки.
*****
Щелкнула открываемая дверь. И без того встревоженный Харитон, с нервно подрагивающим хвостом, направился в прихожую.
Второй раз в жизни он пожалел, что родился, скажем так, без шубки. Первый раз, когда чуть не погиб от холода во время ливня с градом под мусорным бачком, и второй – сейчас. При всем желании он не мог угрожающе поднять шерсть дыбом по причине ее полного отсутствия.
Не снимая туфель на высоком каблуке, чужая женщина, не обратив на кота никакого внимания, впорхнула в комнату.
Мгновенно оценив выигрышность ситуации, она сбавила шаг и, уже не торопясь, ненавязчиво привлекая к себе взгляд хозяина, подошла к нему.
- Ни-нель, - констатировал факт тот.
- Здравствуй, Глеб! Я присяду?
Женщина, будившая в нем столько раз азарт и страсть, начала медленно, с прямой спиной, будто опускаясь не в кресло, а на мужское достоинство, садиться.
Это делала она безупречно. Нина в совершенстве владела искусством соблазнения. И если она задалась целью произвести эффект, от нее нельзя было оторвать глаз. Даже столовыми приборами она умудрялась пользоваться так, что у наблюдающего за ней возникала необходимость сглотнуть предательский комок.
Ее движения, жесты были такими завораживающими и возбуждающими, что все великие гетеры и гейши, вместе взятые, приняли бы в свои ряды без вступительных экзаменов.
Зацепив взгляд Глеба, она уже не отпускала его, заставляя непроизвольно любоваться собой.
Однако, когда до конца первого акта, а конкретно до контакта с креслом оставалось сантиметров двадцать, она взвизгнула и подскочила, уже не думая о производимом эффекте. Сначала разъяренное шипение, а затем острые когти, вонзившиеся в туго обтянутую алым шелком попу, резко нарушили ее планы.
- Глеб! Что это? - Нина близка была к истерике.
- Нина! Не что, а кто. Это Харитон…, - немного помедлив, словно не решаясь озвучить то, что уже стало непреложным фактом, - мой кот.
Еще вчера он мог сказать – кот Ани. Он суеверно подумал, может как-то сам и повлиял на ход событий.
Харитон тревожно внимал словам покровителя. Его уши, и без того не по-кошачьи длинные, еще больше стали напоминать локаторы.
Глеб налил себе коньяку и попытался абстрагироваться, поверить самому себе, что проблема в телефоне. Однако удавалось это ему плохо. Чтобы рука не тянулась позвонить, собственный аппарат он положил перед телевизором. Однако невольно продолжал гипнотизировать его, снова и снова возвращая взгляд на тонкий, черно-глянцевый кусок пластмассы, от которого сейчас зависело все.
Что бы ни случилось, он найдет ее. Один звонок ребятам в Интерпол – и телефон бравого Скоробини будет у него. Юноша не откажется по-молодецки сгонять к Анне и напомнить, что в России о ней беспокоятся.
Погруженный в раздумья, он отвлекся на минуту и едва не подпрыгнул от неожиданности. Взревела сирена, возвещая о получении сообщения.
Фух. Глеб облегченно вздохнул. Выждав, пока сердце сделает несколько ударов, неторопливо поднялся. Улыбаясь, он начал строить обиженно-укоряющие фразы, призванные донести до Анны Викторовны всю степень его беспокойства и огорчения от ее безответственности.
Как мало нужно для счастья влюбленному человеку – несколько слов, без открытых постороннему глазу «сантиментов» типа «ЛюблюНиМагу», но с внутренним теплом, видимым лишь двоим. Свой код доступа. Доступа к сердцу, к душе, код, который невозможно подобрать непосвященному.
Аня. Глеб хотел расцеловать телефон, ставший связующей ниточкой между ними. Постеснялся кота – не поймет, засомневается в его психическом здоровье, а то и заревнует…
Открыв смс-ку, Глеб уставился на текст, отказываясь понимать написанное. Словно под мощнейшим напором невидимого насоса вся кровь из тела ринулась в голову. В один момент она переполнила все крупные сосуды и мельчайшие капилляры, грозя разорвать их и уничтожить святая святых осознанной жизни человека - его мозг, превратив его в бесформенное месиво. Тем самым освободить бессмертную душу из тела, которому без разума и души тоже уже ничего не светит. «Так, наверно, выглядит смерть», - безразлично подумал мужчина. Теперь он понял людей, которые искали смерти, не находя в себе сил для жизни.
«Глеб! Прости, если сможешь. Я выхожу замуж. Все было ошибкой».
Способность мыслить, которая не до конца была уничтожена, отчаянно пыталась найти неповрежденное место и остановить процесс саморазрушения. Обрывки виденных картинок пытались достучаться до сознания, и Глеб безразлично позволил им быть. Сейчас он вспомнил шаблонное действие из кинофильмов – швырять телефон о стену или о пол, получив травмирующую информацию. Вспомнил лица актеров, искаженные гневом, яростью, и понял, что этого желания у него просто нет. Нет эмоций. Просто пустота. Просто небытие.
Он бессильно опустился на пол, опершись спиной о шкаф, и вперил взгляд в пространство.
Харитон, испугавшись вида хозяина, осторожно сполз с кресла. Боком, словно опасаясь, приблизился к Глебу, лег на пол, положив голову на лапы и максимально громко, насколько позволяло еще не выздоровевшее кошачье горло, жалобно мяукнул. Как мог, он выразил готовность разделить его боль.
Несокрушимый Штольцев, выходивший из воды сухим и сумевший выбраться из множества передряг с минимальными потерями, сейчас был просто раздавлен одной короткой смс-кой. Он не хотел ничего анализировать, размышлять о том, как попал в болезненную, даже патологическую зависимость от чувств и эмоций. Он просто сидел и позволял самым диковинным мыслям, как в калейдоскопе, сменять друг друга. Пришло в голову сравнение с Летучим Голландцем – корабль мертвецов, никем и ничем не управляемый. Таким кораблем он себя сейчас и ощущал – человек без души, тело без желания жить.
Трудно сказать, сколько просидели рядом друг с другом кот и человек, но животное первым осознало, что пол - не лучшее место для времяпровождения.
Осторожно он еще ближе подполз к мужчине и несколько раз искренне лизнул его руку.
Тут только, казалось, Штольцев заметил его. Он убрал руку.
- Перестань. Аня не приедет, - бесцветным голосом сказал он. - Все было ошибкой. Все. Я ей не нужен. Ты ей не нужен. Понимаешь, не.. ну – жен…
Харитон был умным котом. И хотя человечьему языку не был обучен, но причинно-следственные связи прекрасно мог устанавливать. Он знал, что многие люди таскают с собой такие плоские штучки, (называют телефоном) и разговаривают с ними, а из них еще доносятся голоса. И что самое интересное – эти самые штучки еще и капризные – иногда не хотят разговаривать, и тогда люди злятся, нервничают… Смешные! В порядке вещей, когда дети разговаривают с игрушками. А тут взрослые! И еще такое значение им придают. Вон Глеб Платоныч даже не разговаривал, а просто ждал, когда засветится его телефон и становился сразу таким счастливым, каким он выглядел только с Аней. И сейчас ринулся к нему с блаженным, чуть ли не придурковатым видом, и вдруг весь изменился в лице, осел на пол, будто его под дых ударили. Стало понятно, что это связано с Аней.
Харитон почувствовал, что опять наступают трудные времена. Слова, сказанные таким чужим голосом и адресованные ему, убранная рука в ответ на его ласку, несомненно, могли означать одно: он больше не нужен. И от бесславной смерти на помойке его отделяет не так уж много. Осталось только Глебу Платонычу встать и, открыв дверь, вышвырнуть его за шкирку за порог.
С тоской он оглядел квартиру, к миске решил уже не подходить, чтоб не травить душу, и мужественно, не дожидаясь грубого пинка, с печально опущенным хвостом пошел к входной двери, пытаясь сморгнуть накатившиеся горькие слезы.
Штольцев, как ни поглощен был собственной болью, с удивлением проводил взглядом кота. Тот, миновав свое кресло, направился в коридор.
Глеб поднялся и отправился следом. Кот, сидевший у двери, подняв на него скорбный взгляд, будто говорил: «Ну, давай, не тяни».
«Не умер», - подумал Штольцев, потому что при виде этого покорного безграничного отчаяния, застывшего на сморщенной мордочке, у него сжалось сердце и в груди потеплело, словно солнечный лучик осветил беспросветную тьму.
- Ты, что, решил, что я тебя выгоню? - Глеб укоризненно посмотрел на собрата по несчастью и впервые, не по необходимости, а в приливе нежности, взял на руки упругую, горячую тушку.
- Пошли брат. Жизнь продолжается. И сказке в ней не место.
Понимая, что сегодня уснуть не удастся, он занял кресло Харитона, а его самого оставил у себя на коленях, чем, надо сказать, немало шокировал кота.
Глеб подсознательно чувствовал, что есть что-то, что не может пробиться через пелену боли и что оно очень важное. Но крушение всех надежд – это тяжелое испытание. И очень редко кому удается в такие моменты сохранить ясную голову и способность логически мыслить. Поэтому сейчас он старательно гнал от себя мысли об Анне, пытаясь в уме рассчитать очередные премиальные сотрудникам, потом переключаясь на незавершенные дела, скопившиеся в конторе. Подумал о предстоящем неприятно-необходимом разговоре с Ниной.
Лишь под утро он на какой-то час отключился от расчетов и размышлений, провалившись в тревожную полудрему. О том, что он уснул, свидетельствовало оставшееся смутное ощущение, что происходило что-то страшное и не здесь. Он не мог вспомнить сон, но то, что привиделось нечто удущающе тягостное, сомнений не было.
С больной головой он собрался на работу. Сев в машину, повернул ключ зажигания и замер, затаив дыхание…На панели лежали очки Анны.
Теперь уже никакие расчеты незакрытые дела не смогли сдержать воспоминаний, хлынувших, словно бешеный поток воды, прорвавшей плотину.
….Он лечит ее ногу. Взгляд, решивший все. Она украдкой рассматривает его во время купания. Объятия, которые едва не сорвали стоп-кран, удерживавший его в рамках дозволенного.
Она обожгла руку. Он захватил ее в плен своих рук и, едва сдерживая дрожь, целует ее волосы…
Самая лучшая в мире мышка, бросившая Анну в его объятия… Безумная страсть….
Ее слова…
«Глеб Платоныч! Поверьте, если бы у меня был выбор…», «Я просто чувствую себя в безопасности. И мое «Вы» этому свидетельство».
Она ни разу не сказала ему – «ты», она даже Глебом не называла!
Голова, и без того распухшая от переживаний, теперь окончательно завела карусель, на которой мысли наезжали одна на другую.
Писала не она. Почему? Здесь два варианта. Первый. Она, действительно, передумала, но сама написать не могла решиться и перепоручила кому-то. Второй. Кто-то - Кирилл или предусмотрительная мама - украл телефон и послал смс без ее ведома.
Сообразить, как зовут причину нежелания выходить замуж, дело пары минут. Находясь под бдительным оком одного мужчины без возможности контактировать еще с кем-нибудь, она просто физически не могла увлечься никем другим... Кроме как нанятым за хорошие деньги телохранителем…
Если вчера будущее было покрыто беспросветным мраком отчаяния, то сегодня сквозь разорванные новыми соображениями тучи забрезжили голубые клочки надежды…
Действовать нужно незамедлительно. Неизвестно, как там разворачиваются события, а неизвестность, как известно, напрягает. Усмехнувшись каламбуру, он набрал номер друга.
- Сан Саныч! Свяжись с нашим интерполовцем Адамсом, пусть порысачит в благодарность за оказанную услугу. Задача плевая – найти человека, служащего в муниципальной полиции Милана. Антонио Скоробини.
По затянувшемуся молчанию стало понятно, что Рогозин ждет дальнейших пояснений.
- Мне нужно узнать, почему Анна не отвечает на звонки, - нехотя признался Штольцев.
- Глеб, не хочу тебя расстраивать, но обычно если не отвечают, то значит, не хотят. И Интерпол поднимать по тревоге неразумно,- состорожничал Рогозин, словно опасаясь добить хрустальную мечту вчерашнего прагматика,
- Допускаю. Но с ее телефона пришла смс-ка, которую писала не она.
- Тогда понял, - информация об смс-ке для Рогозина была достаточно весомой причиной для действия.
И буквально через час Штольцев, чувствующий себя не совсем в своей тарелке из-за не очень теплых воспоминаний о взаимодействии, наступив на гордыню, беседовал с другом Анны.
- Buongiorno, синьор Антонио, - исчерпав весь запас итальянского, Глеб перешел на русский, обрисовав проблему.- Я надеюсь, наш прошлый, не очень теплый диалог не повлияет на объективность вашего ответа? Вы же не хотите Анне навредить?! Я опасаюсь, что за нее кто-то другой принял решение. И возможно, не поставив ее в известность.
- У меня нет к вам претензий. Вы выполняли свою работу. Я все выясню, - вежливо ответил юноша, спихнув с души Штольцева небольшой булыжник.
Через пару часов раздался звонок, которого так ждал и одновременно боялся Глеб.
- Глеб Платоныч! Я беседовал с экономкой Анны, и она сказала, что синьорина отправилась в Рим на последнюю примерку свадебного наряда. Мне жаль, но, по-видимому, ваши опасения напрасны.
- Благодарю вас, - еле выдавил из себя Штольцев. О том, до какой степени ему было жаль, можно судить по жалобно хрустнувшему карандашу, который одно движение пальцев превратило в несколько жалких огрызков.
«Вот теперь все», - отрешенно подумал он. Устало поднявшись из-за стола, на автопилоте убрал документы в сейф и направился домой. Не было сил даже оставить распоряжения.
«И нет ни слов, ни музыки, ни сил..» Что главное в этой песне, вдруг пришедшей на ум? А, конечно «В такие дни я был с собой в разлуке» Вот оно. … Сколько времени ему придется быть с собой в разлуке. Сколько пройдет дней, чтоб залатать зияющую дыру в душе, обрамленную рваными краями? А раз края такие, то очевидно, что гладко, бесследно, уже не зарастут. Будет уродливый рубец, который отпугнет всех, кто решится приблизиться.
Он сейчас напьется. Вдрызг. В хлам. В лохмотья и во все остальные возможные «В».
ГЛАВА17
Войдя в квартиру, он медленно, словно это были последние его действия в этой жизни, разделся, принял душ, надел майку с домашними брюками. Предусмотрительно отключил телефон. Рогозин, разумеется, не будет зубоскалить по поводу сбежавшей невесты, но что-либо говорить не было ни сил, ни желания.
Утонувший в болезненном безразличии ко всему, он даже не сказал Харитону «привет». Жизнь будет. Но будет другая жизнь.
Усевшись в кресло, Глеб залпом, как лекарство, принял первые две дозы. Душа настолько онемела, что он не почувствовал ни привычной теплоты, ни малейшего расслабления. Сигареты. Может, тандем дыма и жидкого огня как-то оживят?
Только четвертый бокал начал оправдывать надежды. Боль вытащила острое лезвие из сердца и перебралась куда-то под лопатки.
*****
Щелкнула открываемая дверь. И без того встревоженный Харитон, с нервно подрагивающим хвостом, направился в прихожую.
Второй раз в жизни он пожалел, что родился, скажем так, без шубки. Первый раз, когда чуть не погиб от холода во время ливня с градом под мусорным бачком, и второй – сейчас. При всем желании он не мог угрожающе поднять шерсть дыбом по причине ее полного отсутствия.
Не снимая туфель на высоком каблуке, чужая женщина, не обратив на кота никакого внимания, впорхнула в комнату.
Мгновенно оценив выигрышность ситуации, она сбавила шаг и, уже не торопясь, ненавязчиво привлекая к себе взгляд хозяина, подошла к нему.
- Ни-нель, - констатировал факт тот.
- Здравствуй, Глеб! Я присяду?
Женщина, будившая в нем столько раз азарт и страсть, начала медленно, с прямой спиной, будто опускаясь не в кресло, а на мужское достоинство, садиться.
Это делала она безупречно. Нина в совершенстве владела искусством соблазнения. И если она задалась целью произвести эффект, от нее нельзя было оторвать глаз. Даже столовыми приборами она умудрялась пользоваться так, что у наблюдающего за ней возникала необходимость сглотнуть предательский комок.
Ее движения, жесты были такими завораживающими и возбуждающими, что все великие гетеры и гейши, вместе взятые, приняли бы в свои ряды без вступительных экзаменов.
Зацепив взгляд Глеба, она уже не отпускала его, заставляя непроизвольно любоваться собой.
Однако, когда до конца первого акта, а конкретно до контакта с креслом оставалось сантиметров двадцать, она взвизгнула и подскочила, уже не думая о производимом эффекте. Сначала разъяренное шипение, а затем острые когти, вонзившиеся в туго обтянутую алым шелком попу, резко нарушили ее планы.
- Глеб! Что это? - Нина близка была к истерике.
- Нина! Не что, а кто. Это Харитон…, - немного помедлив, словно не решаясь озвучить то, что уже стало непреложным фактом, - мой кот.
Еще вчера он мог сказать – кот Ани. Он суеверно подумал, может как-то сам и повлиял на ход событий.
